Текст книги "Линия судьбы"

Автор книги: Элла Уорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Но Реймонд, подойдя к столу, остановился.

– Глэдис, я бы хотел, чтобы сегодня рядом со мной сидела Долли, – сказал он тоном, не терпящим возражений.

Глэдис повернулась к нему с перекошенным от злобы лицом.

– Но она тебе не жена, Рей! Я по праву должна сидеть здесь!

– Моя гостья будет сидеть там, где я считаю нужным. И я хочу, чтобы Долли сегодня заняла место Клод. Будь добра, пересядь.

Это прозвучало как приказ, и было совершенно очевидно, что Реймонд отдает себе отчет, какую бурю он породил своим заявлением. Но он не собирался отступать.

Долли показалось, что она уловила мгновенную вспышку ненависти в глазах Глэдис, направленных на брата. Обычное ли это соперничество между братом и сестрой? Или, может быть, ревность? Но скандала, который повис в воздухе, не произошло. Глэдис, пожав плечами, освободила злосчастный стул, пересев на соседний, поближе к Эдит.

– Я не понимаю тебя, Рей, – усмехнулась она. – Если бы я была на месте Долли, то мне было бы неловко сидеть там, где обычно сидела Клод.

Долли замерла. Удар пришелся прямо в сердце.

– А я счел бы это за честь, и, насколько мне известно, сестра моей жены достойна ее, – возразил Реймонд, с подчеркнутой любезностью усаживая Долли, прежде чем занять свое место во главе стола. Окинув с улыбкой всех присутствующих, он опустился на свой стул. – И прошу запомнить: Долли есть Долли и так будет всегда. Она это она, не тень ее сестры. – Улыбка коснулась Долли, и в ней было такое неприкрытое восхищение и одобрение, что она с трудом выдержала его взгляд.

Была ли она пешкой в какой-то сложной игре? Или он не соображает, что говорит? Долли терялась в догадках, но в этот момент очень кстати появился дворецкий в сопровождении двух горничных, которые начали хлопотать у стола и наливать вино в бокалы. На первое подали суп из спаржи, к нему хрустящие теплые булочки и сливочное масло, кусочками нарезанное и лежащее во льду.

Долли не решилась разломить булочку, боясь накрошить на столе. Не хватало еще привлечь критические взгляды. И тут Глэдис заметила:

– Возможно, Долли даже не знает, насколько сильно похожа на свою сестру. Клод никогда не прикасалась к булочкам, – добавила она, фальшиво улыбнувшись, затем вонзила острые зубы в белый мякиш.

– Просто я хочу начать с супа, а уж потом… – небрежно заметила Долли. – Думаю, у каждого свои привычки в еде.

Казалось бы, такая роскошная обстановка должна сдерживать людей, делать их вежливыми и предупредительными, но, по-видимому, здесь царили другие порядки.

С супом было покончено, и у мужчин завязалась беседа о качествах вин. Люсиль набралась смелости и забросала Долли вопросами о ее работе. Таким образом, время между первым и вторым прошло вполне сносно и никто не заметил, как опять появилась троица слуг и торжественно водрузила на стол главное блюдо. Как объяснил Реймонд, это оказалось местной достопримечательностью – антрекот с луком-шалотом, выдержанный в красном вине с приправами, а на гарнир овощи, приготовленные на пару.

Долли расточала похвалы искусным кулинарам, искоса поглядывая на Глэдис, которая хоть и сосредоточилась на еде, но наверняка припасла груду язвительных замечаний, готовая воспроизвести их в удобный момент. Касалось ли это Мэриан или было частью давнего глубокого антагонизма по отношению к старшему брату, Долли пока не знала, но вот то, что Глэдис приложила руку к несчастью Клод, почти не вызывало сомнений. И это заставило Долли приготовиться к бою.

Тарелки были незаметно убраны, и на столе появились разные сорта сыров и фрукты. Никто не торопился покидать столовую, и тогда Глэдис открыла огонь, изображая невинное любопытство.

– Долли не рассказала нам, – начала она, разламывая сочный персик, – как случилось, что, приехав в Париж, она остановилась именно в том отеле, где обычно живет Реймонд?

– Меня всегда изумляло, насколько тесен мир, когда он сталкивает людей, которые и не подозревают о возможной встрече, – сказала Долли, прежде чем ответить на вопрос. – Я просто решила остановиться в Париже по пути в Женеву. В этот отель меня привело сентиментальное воспоминание. Мои приёмные родители рассказывали, что провели там свой медовый месяц.

– Женева? – переспросила Глэдис удивленным тоном. – Если бы вы поехали туда, вместо того чтобы приезжать к детям, то, возможно, нашли бы то, что искали.

Долли вздрогнула, но сдержалась. Она не могла доказать, что ее сестра мертва, и не имела ни малейшего желания открываться перед этой женщиной, чтобы та посмеялась над ней.

– Реймонд рассказывал мне, что его запросы не дали положительных результатов.

– Совершенно верно, – беззаботно заметила Глэдис. – К тому же я уверена, что вы скорее могли бы столкнуться с Клод где-нибудь в Америке, куда она сбежала со своим американцем.

Долли напряглась. Она ни за что не позволит, чтобы оклеветали ее сестру! Все ее существо восставало против этого. Она повернулась к Глэдис и взглянула ей прямо в глаза.

– Ни вам, ни кому другому не удастся убедить меня, что моя сестра могла бросить детей и сбежать с любовником, – заявила она, еле сдерживая гнев.

– О, милочка, какая наивность! – усмехнулась Глэдис. – Вы напоминаете мне Клод, она тоже была неспособна посмотреть фактам в лицо!

– О каких фактах вы говорите, Глэдис? О тех, которыми вы ее пичкали? – Слова, продиктованные инстинктивным желанием защитить сестру, слетели с ее языка, прежде чем она успела подумать.

Глэдис повернулась к Реймонду.

– Что такое? Она хочет обвинить всех нас в том, что натворила ее сестра?

– А что конкретно сделала моя сестра? – с вызовом спросила Долли, игнорируя формальную вежливость.

Презрительный взгляд коснулся ее, потом вновь остановился на Реймонде.

– Только не говори мне, что ты не рассказывал ей!

– Долли уверена, что ее сестра ни в чем не виновата, – холодно заметил он.

– Ах вот как? Удобная позиция! – рассмеялась Глэдис. – Тогда как она объяснит ее выходку с американцем?

– А ты уверена, что сама видела, как они уехали вместе? – поинтересовался Реймонд, и его тихий вкрадчивый голос заставил Долли вздрогнуть.

Этот вопрос был задан неспроста, в нем таилась какая-то загадка. Долли еще не могла разгадать какая, но чувствовала, что это так.

Его сестра, скомкав салфетку, со злостью швырнула ее на стол.

– Я уже говорила тебе, что да.

– И он был твоим другом, правда? Это ты пригласила его сюда вместе с Мэриан?

Мысли Долли лихорадочно теснили друг друга. Неужели Реймонд предполагает возможность какого-то скрытого заговора: Глэдис, Мэриан и тот американец… и все против Клод? Глэдис пожала плечами.

– Вовсе не друг, просто приятель…

– Которого ты в глаза не видела с тех пор?

– Если бы видела, то сказала тебе.

– О да, конечно… – Он не стал продолжать, тем самым породив сомнение в ее словах. Потом, помолчав, добавил: – Напоминаю, Долли не участвовала в том, что произошло с Клод.

– Тогда зачем она ворошит прошлое? – быстро последовала ответная реплика.

В течение нескольких секунд атмосфера накалилась до предела, и Долли интуитивно почувствовала, что ее бедная сестра имела в лице Глэдис злейшего врага.

– Реймонд прав, – послышался негромкий властный голос Эдит, – Долли не имеет отношения к тому, что здесь когда-то случилось. Это несправедливо…

– Но это так интересно, маман, – возразил Реймонд все тем же вкрадчивым тоном. – Кое-кто может подумать, что Глэдис была обиженной стороной в этой истории. – Его взгляд, казалось, пригвоздил сестру к стулу. – Странно, но я не могу припомнить, чтобы ты переживала тогда, Глэдис, хотя бы из-за меня.

– Мы все переживали из-за абсолютной неспособности Клод выполнять роль жены, – воскликнула Глэдис, и ее глаза вспыхнули недобрым блеском. – Но, слава Богу, ты благополучно избавился от нее. И что же? Опять собираешься повторить ту же ошибку? – Она скосила глаза на Долли.

– «Благополучно избавился»? – Долли слышала свой голос и не узнавала его, таким странно высоким он был. Она потянулась со стула и смотрела на женщину, сидящую подле нее, сверху вниз. Слова Реймонда сами собой соскочили у нее с языка: – Бессердечное, бесстыжее существо! Моя сестра была больна и нуждалась в поддержке, а вы говорите «благополучно избавился». Вы пошли еще дальше, стараясь отделаться от нее, и вконец разрушили ее психику, создавая невыносимые условия существования…

– Ах вот как? Значит, я виновата? Виновата во всем, что с ней произошло? Вы ничего не знаете о Клод, ее преследовали неудачи, сплошные неудачи, за что бы она ни бралась! Единственное, что ей удалось, – это ее побег!

– Глэдис… – прорычал Реймонд и резко встал с места.

– Взгляни в лицо фактам, Рей…

– Это я и намереваюсь сделать. Поверь мне, я готов. – Слова застревали у него в горле. – Например, тот факт, что сегодня наконец нашли автомобиль Клод.

Известие шоком поразило всех присутствующих, и они как по команде повернулись в его сторону.

Реймонд молчал, не комментируя сказанное. Он обошел стол, остановился за Жаком и Люсиль, безжалостно целясь словами в сестру.

– Автомобиль сорвался с обрыва два года назад. Расследованием установлен день несчастного случая, и именно в этот день моя жена уехала отсюда в Женеву. – Реймонд сделал пару шагов и, остановившись за спиной Эдит, положил руки ей на плечи. – Странно, что моя жена не сочла нужным сообщить вам, куда она уезжает. Не правда ли, маман? Или вы скрыли этот факт?

Эдит Дадье нервно передернула плечами, словно старалась освободиться от рук сына, и невнятно промямлила:

– А… да, что-то такое припоминаю… Но Глэдис сказала…

Рей перебил ее, подошел к сестре и склонился к ее уху.

– А как тебе такой факт? Клод была в машине одна, там не было твоего американского друга, Глэдис. И вообще никого не было. – Он отошел от сестры и, подойдя к Долли, положил ей руки на плечи. – Клод вовсе не сбежала. Она уехала, чтобы отыскать одного человека, потому что чувствовала, что только он сможет помочь ей. И этим человеком была ее сестра, в гибель которой она никогда не верила. И оказалась права! – Он сильно сжал ее плечи, не оставляя сомнений в своей поддержке. Потом с вызовом продолжил: – И последний факт. Перед вами точная копия моей жены и позвольте мне сказать вам, что Долли будет здесь так долго и так часто, как того пожелает. И с детьми она будет проводить столько времени, сколько захочет, потому что это единственная вещь, которую я могу сделать для Клод, и это то, чего она наверняка бы хотела.

11

Молчание тянулось бесконечно долго. Клод умерла. Она была не виновна в тех преступлениях, что ей приписывали, а только стремилась найти поддержку, которую не могла обрести в этих стенах.

Подтверждение ее внутреннего предчувствия не вызывало у Долли ни радости, ни триумфа. Лишь бесконечное чувство печали.

– Почему машину нашли только сейчас, Реймонд? – тихо спросил Жак.

– Неделю назад на том самом месте произошла автомобильная авария. Ограждение было неисправно. И тогда-то и нашли автомобиль Клод. По имеющимся признакам было установлено, что это ее машина. Автомобиль лежал глубоко в воде и не был виден с дороги.

Как просто все разрешилось. Даже Долли понимала, что неизвестность истерзала душу Реймонда, сумев поколебать его доверие по отношению к жене. Сколь бы горькой ни была правда, но это всегда лучше…

Дыхание Реймонда коснулось ее уха, она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, его голос отдавался болью в ее сердце.

– Долли сказала мне, где искать. Она пережила сильное психическое потрясение в тот день, когда Клод уехала отсюда. Именно она навела меня на мысль, что автомобиль упал в воду, назвала время. Оставалось только определить место, где это могло случиться.

– Как необычно! – прошептала Люсиль.

– А не подсказали ли ей неведомые силы, что случилось с приятелем Клод, я имею в виду того американца? – Глэдис скептически приподняла тонкие брови.

Что? Слова Глэдис вывели Долли из состояния глубокой задумчивости. Неужели она не ослышалась, неужели даже сейчас эта женщина способна на злую шутку? Она взглянула в лицо сестре Реймонда и кроме злости и коварства не могла ничего отыскать в нем. Коварство, которое разрушило покой Клод, питая ее нежную душу низменными страстями и слухами. Долли встречала подобный тип людей и раньше. Этакие шутники – как она про себя окрестила их, – которые веселятся, насмехаясь над несчастьями других. Она всегда остерегалась общения с подобными милыми вампирами, а если и случалось, то отвечала на их подлые выходки смехом. Не случайно Реймонд заметил, что у нее бойцовский характер и она в состоянии оградить себя от подобных вещей. Но сегодня ей было не до смеха: перед глазами у нее отчетливо стоял образ Клод. Она видела ее в машине, и рядом не было никого…

– Что касается американца, – сказал Реймонд, глядя на сестру, – то это ведь только с твоих слов мы знаем, что Клод уехала с ним. Но его не оказалось в машине.

– Может, она высадила его по дороге, – не долго думая ответила Глэдис, и ее глаза сверкнули в настойчивом желании во что бы то ни стало обрисовать Клод в черном свете.

– Не могу поверить, что они были любовниками. – Реймонд покачал головой. – Как ты ни пыталась убедить меня.

Да, шутники обычно чудесным образом жонглируют чужими судьбами.

– Напрасно. Это ответ на вопрос, почему она не хотела спать с тобой, – зло отрезала Глэдис.

Хитрость и коварство.

– О, теперь я склонен думать, что это скорее потому, что ты внушала ей мысль, будто мы с Мэриан любовники, – возразил Рей.

Конечно. Совершенный образец уничтожения.

– Пытаешься выгородить себя, братец? – рассмеялась Глэдис.

– Нет, просто хочу выяснить, почему моя женитьба потерпела фиаско. И прихожу к выводу, что дело тут не во мне и не в Клод. Что ты скажешь по этому поводу, маман?

Мать и дочь стоят друг друга.

Красивое лицо Эдит, казалось, постарело на несколько лет. Она устало покачала головой.

– Только то, что, если Клод умерла, я глубоко сожалею о ее смерти, Реймонд.

Полное отсутствие привычной злобы. Что бы это могло значить?

– Что ж, а я не сожалею и не скрываю этого, – презрительно заявила Глэдис. – Потому что все это сплошное лицемерие и притворство.

– Но послушай… – пытался протестовать Жак.

Она отмахнулась от него, продолжая атаку на другого брата.

– И тебя, Реймонд, это касается особенно. Все дело в том, что тебе не дает покоя появление точной копии Клод, и как это ни цинично, но тебя бы больше устроило, если бы оригинал на самом деле оказался мертвым.

Долли замерла. Самое ужасное, что в этом мерзком обвинении была крупица правды, которая пульсировала в каждой клеточке ее тела и от которой замирала душа и сердце билось часто-часто…

– Глэдис… – Эдит попыталась остановить дочь.

– Никакие роскошные платья от самого что ни на есть знаменитого дизайнера не могут сделать из потаскушки леди! Так было с Клод, и то же самое касается и ее…

Рука Реймонда лежала на правом плече Долли, но ничто не могло помешать ее левой руке. Она взлетела вверх и опустилась на щеку Глэдис, и Долли даже не успела сообразить, что она делает. Пощечина произвела на присутствующих действие разорвавшейся бомбы. Все оторопели. Казалось, воздух звенел от ненависти, справедливой ненависти, а потом полились слова, полные сердечной боли.

– Моя сестра умерла. А вы… – Взгляд Долли остановился на женщине, которая так бессовестно, так грубо оскорбила сестру и ее саму, затем коснулся каждого из сидящих за столом… – Вы все…

Она оттолкнула Реймонда. Она хотела остаться одна. Совершенно одна.

– Вы были рядом с моей сестрой, чего я была лишена почти всю свою жизнь. И кто из вас выслушал ее? Кто из вас позаботился о ней? Кто хотя бы заметил, что ей плохо? Кто предложил ей помощь? – Слезы хлынули из глаз Долли. – Она умерла. И теперь я никогда не узнаю ее. И все, что вы можете делать, это спорить, кто виноват!

Сквозь слезы она смутно видела Глэдис, потирающую щеку, и не испытала сожаления… никакого сожаления. Что значит одна пощечина по сравнению с тысячью мелких незаметных укусов?

Она повернулась к ним спиной, стремясь поскорее уйти, чтобы не видеть эти лица.

– Долли… – послышался глубокий бархатный баритон, и Реймонд протянул к ней руки.

Ее сердце сжалось, но она покачала головой.

– Ты должен был сначала сказать мне… Ты использовал меня.

Эдит поднялась.

– День откровений, – сказала она тяжело, как будто это все утомило ее.

Мне больше не о чем говорить с ними. С этой мыслью Долли бросилась прочь из столовой, минуя семейный салон, вверх по лестнице, в полумрак коридоров. Она точно не знала, как пройти в ее комнату, вернее в комнату Клод. Но какой-то внутренний инстинкт безошибочно вел ее. Она держалась за перила, ноги не слушались ее… Наконец она нашла нужную дверь и, открыв ее, оказалась в спасительном замкнутом пространстве.

К чему вся эта роскошь вокруг? Какое утешение находила Клод в свои одинокие часы, которые ей суждено было проводить здесь? Как часто смотрела она на свое отражение в зеркале, что стояло на туалетном столе, и разговаривала сама с собой о той глубокой тоске по своей потерянной половине… Дороти… Дороти…

Воображение рисовало настолько живую картину, болью отзываясь в сердце, что Долли машинально подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Слезы высохли, дав выход новой волне эмоций. Любовь и горькое чувство потери заполнили ее душу.

Прости! Прости, что опоздала! Я не буду плакать и сделаю для тебя все! Все, что смогу… Я сильная, я справлюсь! Я сделаю все, Клод. Я потребую уважения для нас обоих.

Глэдис не удастся помешать мне остаться здесь с твоими детьми. Я останусь и сделаю для них все, что в моих силах.

И если потребуется бороться за это право, я готова. Я не боюсь никого, даже Эдит…

Мэриан никогда не получит Реймонда. Подумать только, лучшая подруга Глэдис! Нет, я никогда не позволю им победить тебя!

А что касается Реймонда…

Ясное осознание собственной правоты вдруг перешло в болезненную нерешительность.

Почему он заставил меня пережить все это? Это хорошо или плохо?

Стук в дверь прервал водоворот мыслей и чувств. Кому еще потребовалось беспокоить ее? Ах, Боже мой, неужели непонятно, что она не хочет видеть никого, не желает разговаривать ни с кем, тем более не собирается извиняться за свое поведение. Пусть думают, что хотят, и говорят, что хотят, ей все равно! Но слышать она этого не желает!

Дверь открылась.

Реймонд вошел в комнату.

Она резко повернулась и, преодолевая внутренний страх от его появления, бросила с вызовом:

– Я не приглашала тебя.

– Я сомневался, нашла ли ты дорогу, – мирно произнес он.

– Как видишь, нашла.

Он молча захлопнул дверь за своей спиной.

– Мне позвонили по поводу автомобиля, когда я уже собирался спуститься вниз. Я хотел рассказать тебе сразу после ужина. Извини, что не сделал этого. Глэдис спровоцировала меня…

– Это соответствовало твоей цели. – Долли пожала плечами.

– Я не ожидал, что дойдет до прямой атаки.

– Ты знаешь, не очень-то приятно ощущать себя мишенью. Я тоже способна постоять за себя.

– Не думаю, чтобы у кого-то остались сомнения на этот счет, Долли, – сказал он мягко. – Твоя внутренняя сила невероятна.

Румянец смущения окрасил ее щеки. Она зашла слишком далеко?

– Вы вынудили меня. Вы все! – с болью в голосе воскликнула она.

– Нет, не все, – мягко поправил ее Рей. – Жак всегда прекрасно относился к Клод, хотя в последнее время они редко виделись. Он ухаживал за Люсиль, а она едва знала Клод. Они женаты всего немногим больше года.

– Значит, я была к ним несправедлива. – Она прикрыла глаза и покачала головой, ругая себя за свою опрометчивость.

– Ничего, они все понимают.

– Чтобы я кому-то давала пощечину! Такого не было в моей жизни ни разу, – бросила она ему, в ужасе от той перемены, что произошла с ней. – Что вы за люди?

– Мы оба оскорбили твое чувство собственного достоинства, Долли, и это оскорбление перекинулось и на Клод. Ты сделала, что должна была сделать, защищая себя и свою сестру.

Перекинулось на Клод…

Она задрожала. Он так хорошо понимает ее? Так хорошо?

Внезапно он оказался позади нее. Его руки мягко гладили ее обнаженные плечи. От его прикосновений тепло разливалось по ее телу, тысячи электрических разрядов заставляли кровь бежать быстрее, а сама она становилась податливой и невесомой… Отчаянно защищаясь, она вцепилась в крохотную вечернюю сумочку, которую прижимала к груди, словно маленький щит.

– Ты любил ее, Реймонд? – Слова давались ей с трудом.

Последовало несколько ударов сердца, прежде чем он ответил, и она поежилась, когда его пальцы впились в ее кожу.

– Да. Любил. Но не достаточно… Теперь я знаю это.

Она услышала горькое сожаление в его голосе, но промолчала. Он отпустил ее и двинулся вдоль комнаты, мучительно вспоминая что-то известное только ему одному. Долли застыла на месте с сумочкой, прижатой к груди, наблюдая за ним в зеркале и интуитивно догадываясь, что она для него связующее звено с жизнью, которую он делил с ее сестрой.

– Она была такая красивая… но вместе с тем как невинный ребенок… не от мира сего. Ты понимаешь? – Он остановился около постели, погладив шелк подушки. – Это приводило меня в замешательство. Я хотел сделать ее жизнь безопасной, положить весь мир к ее ногам…

Он глубоко вздохнул и отошел от постели, качая головой.

– Я идеализировал ее, и это не привело ни к чему хорошему. Я потерял ее, потому что искал в ней то, чего в ней на самом деле не было.

Он говорил правду. Долли не сомневалась в этом. Конфликт между иллюзией и реальностью вещь не такая уж редкая.

А он тем временем продолжал вспоминать свои другие неудачи.

– Тот последний год после рождения Лилиан она перестала спать со мной, и я не мог ничего поделать. Она все больше и больше отдалялась от меня, замыкаясь в себе. – Он внезапно пересек комнату, направляясь к двери, ведущей на его половину, и широко распахнул ее. – Говорю тебе, Долли, моя дверь была открыта для нее. Это не я запер ее на ключ.

И не Клод, печально подумала она.

Он вновь подошел к ней, нервно жестикулируя. Мужчина, загнанный в угол, который оказался не в состоянии отстоять свои права.

– Она не хотела спать со мной. Избегала моей близости. Даже детей она использовала как преграду между нами, стремясь всячески отгородиться от меня, причем ее глаза смотрели на меня с постоянным упреком. Словно обвиняли меня в том, что я запер ее в золотую клетку. Мне казалось, что ее тяготит вся наша жизнь, что она томится, что ненавидит этот дом… – Его хриплый голос срывался, и, когда он подошел ближе, его волнение передалось Долли. – Все время она смотрела на меня так, как смотрела ты несколько минут назад, когда я попытался отодвинуть невидимый барьер.

Он взял сумочку из рук Долли и отбросил ее в сторону.

– Я хотел заключить ее в свои объятия и разбить сопротивление.

Он сопровождал свои слова действиями, только вместо Клод в его руках оказалась Долли. Одной рукой он обнимал ее за талию, другой гладил ей волосы.

– Я хотел рассеять все сомнения и страхи и вернуть ее доверие.

Его глаза жгли ее.

– Но вокруг нее всегда существовала эта аура хрупкости, и я отступал, снова и снова уговаривая себя подождать…

Его рука прошлась по ее щеке, спустилась к подбородку.

– Ты говорила о том, что Клод нуждалась в моей поддержке. А обо мне ты подумала, Долли?

Она молчала, не зная, что ответить. Хотя ответ был очевиден. То, что она чувствовала, заключалось в ней, наполняло каждую ее клеточку.

– Потом появилась ты, – продолжал он, и его негромкий голос звучал с гипнотизирующей силой. Его пальцы медленно двигались по контуру ее губ. – Другая Клод… Клод, пробудившая во мне те чувства, о которых я и мечтать не смел. И с того дня я только и думаю об этом… Как долго я ждал этого момента, как мучительно долго… Я не могу больше ждать!

Он провел тыльной стороной ладони по ее скуле, и его пальцы вновь углубились в ее волосы, потом рука его легла на затылок, легонько притягивая голову ближе, и она и охнуть не успела, как ее губы оказались рядом с его жаждущим ртом. И тогда он поцеловал ее нетерпеливо, жадно, страстно, вкладывая в этот поцелуй все долгие годы отчаяния и надежды.

И она отвечала ему, полная трепетного желания узнать правду о нем, о себе, презрев все мыслимые барьеры и всем своим существом отдаваясь той силе, которая заполнила ее.

Поцелуя было явно недостаточно, и они оба прекрасно сознавали это. Реймонд все крепче сжимал ее в объятиях, и Долли не сопротивлялась; наоборот, упивалась откровенной демонстрацией его мужской силы и внутренне ликовала от сознания своей торжествующей женственности. Кровь стучала в висках, дыхание становилось все прерывистее, объятия все мучительнее в своей безысходности…

Он оторвался от ее рта и прошелся серией поцелуев вниз по шее, задержавшись на тоненькой пульсирующей жилке у самого основания, заставляя сердце Долли биться сильнее. Его сердце колотилось в унисон с ее сердцем, и Долли хотелось, чтобы оно билось только для нее, страдало только по ней и умирало только вместе с ней.

Захватив губами бретельку ее платья, Рей потянул ее вниз, и, когда его взору открылась грудь с розовыми бутонами сосков, он задохнулся от восхищения, со стоном припав к ним губами. Она ослабила узел его галстука, расстегнула пуговицы рубашки…

Он поднял голову. Его глаза горели лихорадочным блеском, и она прочла в их сверкающей глубине немой вопрос. И тогда ее ресницы опустились, и она чуть-чуть вздохнула, соглашаясь…

Властным движением он подхватил ее на руки.

– Не здесь… – прошептал он и, прижимая ее к груди, быстро пошел к двери, разделяющей комнаты.

Где-то в глубине своего воспаленного сознания Долли понимала, что он прав – в его комнате никто не помешает им, никакие тени прошлого не потревожат их. Он хотел унести Долли из комнаты Клод, где проходила ее печальная одинокая жизнь.

За дверью стояла кромешная тьма. Он опустил ее на постель. Прохладный шелк ознобом прошелся по ее разгоряченной коже, но его руки тут же завладели ее телом, и она забыла обо всем на свете. Он склонился над ней, продолжая осыпать ее лицо, шею, плечи, грудь поцелуями, в то время как его руки быстро и ловко раздевали ее.

Нетерпеливым движением он потянул наверх шелк ее платья, и все, что было под ним, включая чулки и туфли, полетело на пол. Потом одним коротким движением он расстегнул ремень своих брюк и, опустившись на локоть, на секунду склонился над ней.

– Долли… Долли…

Глаза привыкли к темноте и теперь в лунном свете, просачивающемся сквозь шторы на окнах, уже различали все предметы в комнате, которые казались таинственными и нереальными. Ее кожа отливала перламутром, глаза были прикрыты, золотые волосы ореолом разметались по подушке, но во всей ее позе читалось такое страстное желание, что не оставалось сомнений: она готова принять его и раствориться в нем.

Его дыхание было быстрым и хриплым, ее – легким и почти неслышным. Она потянулась и провела кончиками пальцев вдоль его спины, от плеча и ниже, ощущая каждую впадинку, каждую выпуклость, каждый изгиб его сильного мускулистого тела. Ее ухо уловило ряд звуков: тихий потаенный стон, переходящий в низкий хрип и достигший сладострастной силы, когда он овладел ею одним быстрым решительным движением. Потрясенная, она услышала свой собственный крик. Но это был не звук, а слово, и это слово было: «да». Безумный пронзительный всплеск наслаждения, спазмом прокатившегося по ее телу.

Ее ноги ослабли, медленно опустились с его бедер. Испытываемое ощущение было невероятным… Она не могла отказать себе в желании как можно дольше длить удовольствие и не спешить.

Он неожиданно понял ее и сделал паузу, достаточно долгую, для того чтобы окончательно снять с себя остатки одежды. И она была благодарна ему за это. Наконец-то они были совершенно голыми, и теперь ничто не мешало им чувствовать близость друг друга, ничто не разделяло их. Обхватив руками ее податливые бедра, он взял другой ритм. Последовала быстрая, сладкая серия ударов, которую Долли поощряла и поддерживала, изгибаясь и выворачиваясь. Иногда он останавливался и склонялся над ней, чтобы поцеловать нежно и чувственно, наслаждаясь вкусом того, что она дарила ему, а может быть, благодаря за то, с какой страстью она делала это…

Но все же необходимость дойти до высшей точки наслаждения захватила их обоих, и они с безумной одержимостью устремились к достижению того, что сулило им абсолютное освобождение и блаженство.

Их дыхание смешалось, тела двигались в едином ритме, его горячие губы иногда касались ее губ, бессвязно произнося какие-то слова. Время остановилось, и страсть несла их с неудержимой силой… Наконец слияние разразилось бурным взрывом чувственности, опустошив их полностью…

Казалось, ничего больше произойти не может, но только не для Реймонда. И Долли не могла отказать ему… Вынужденная узнать и испытать все, покоряясь его власти… Два обнаженных тела, распростертых на королевской постели в бликах голубоватого лунного света… Это было похоже на мечту, на танец для двоих, где вел мужчина, а женщина только следовала, вторя ему. Он не произносил ни слова. Она тоже. Только тихие вздохи и стоны нарушали тишину… И лишь когда мечта медленно погрузилась в сон, танец прекратился.

Была ли в нем вся полнота?

Будет ли он иметь продолжение?

Значит ли это нечто большее, чем просто дань моменту?

Вопросы не нарушали сон Долли.

Они подождут, пока она проснется.