Текст книги "Милая любовь (СИ)"
Автор книги: Елизавета Горская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
отвечаю.
– Что я тебе сделала? Почему ты так со мной?
– Ты действительно хочешь об этом поговорить? – зло усмехнулся Темный. – А кто
всячески меня избегал? Играл в кошки-мышки со мной, словно я чертов идиот и
ничего не понимаю? Ты же любишь меня, а рассталась со мной, потому что мать
твоя на тебя надавила. У меня мозгов, конечно, поменьше, чем у тебя, но я знаю
сколько будет дважды два...
– Ничего ты не знаешь! – закричала я. – Я ненавижу тебя! Вот почему мы
расстались! Ты – подлый соблазнитель. Думаешь почему я предложила роль
предполагаемого возлюбленного тебе? Да потому, что любой другой уважающий
себя и других парень на твоем месте послал бы меня куда подальше. Только ты
готов играть чужими чувствами! Тебе плевать на эти самые чувства! Ведь это
своего рода победа – переспать с дочерью директрисы, пусть она и не в твоем вкусе
и выглядит как мышь серая...
На последних словах я больно ударилась носом об спинку кресла. Машина резко
затормозила, а у меня перед глазами заплясали звездочки.
– Кто учил тебя водить? – заорала я, схватившись за нос. – Я же не пристегнута!
Темный резко развернулся и, грубо схватив меня за плечо, приблизил свое
перекошенное от злобы лицо.
– Еще раз из твоего гребаного рта вылетит что-нибудь подобное, и я за себя не
ручаюсь. Ты меня знаешь – я слов на ветер не бросаю.
Я сжала челюсти, так что заскрипели зубы.
– Ты меня поняла? – угрожающе прорычал он. – Ни слова.
– Не-на-ви-жу! – упрямо процедила я и тут же пожалела о своих словах.
Темный выскочил из машины, распахнул дверь и выволок меня наружу. Я
закричала, но он тут же зажал мне рот ладонью, а затем накрыл его губами.
Пытавшиеся оттолкнуть его руки он грубо завел мне за спину, в результате чего я
оказалась в своеобразной клетке. Задыхаясь под натиском жадных губ Темного, я
ломала голову, как бы деликатнее с ним расправиться. Неожиданно я
почувствовала, как терзающие меня губы стали нежными и ласкающими, в голове
образовалась каша – я в одно мгновение потеряла способность здраво мыслить.
– Темный, – насмешливо произнесла я, когда его губы скользнули ниже и стали
покрывать поцелуями шею, – разве это наказание? Ты лишний раз доказываешь
мою правоту. Ты кобель, Темный. Кобелем и по...
– Заткнись! – прорычал он в мои губы, вновь накрывая их своими. – Дура ты,
Милка, раз думаешь, что мне от тебя нужен только секс, – хрипло пробормотал он,
прерывая поцелуй. – Я же жить без тебя не могу... С ума схожу, когда тебя нет
рядом... Извелся уже весь, гадая, как сделать тебя вновь своей... К учителю этому
твоему ревную безумно... Мила, вернись ко мне. Мне больше никто не нужен,
кроме тебя...
– Эй, да у тебя горячка, наверное. Ты бредишь, да? Что за вздор ты несешь?
– Я люблю тебя, Мила, – встряхнул меня за плечи Темный. – Я хочу... быть с
тобой...
– А знаешь, чего хочу я? Чтобы ты и все, тебе подобные, оставили меня в покое!
Мне никто не нужен! Ни ты, ни учитель, к которому ты меня приревновал. Никто!
– Хорошо, – неожиданно серьезно произнес Темный. – Пусть будет по-твоему. Я
оставлю тебя в покое. И пальцем больше не трону. Но наступит время – и ты сама
приползешь ко мне. На коленях.
– И ты примешь меня? – насмешливо вздернула я бровь.
– А это будет зависеть от того, буду ли я еще любить тебя...
Разговор с Темным не выходил у меня из головы все утро.
Он это серьезно? Неужели Темный на самом деле меня любит? Как-то с трудом
верилось, что ценности этого альфонса в раз переменились. Ведь какая ему от меня
выгода? Алла Викторовна из-за меня отличником его не сделает и диплом
красный не подарит и на прогулы его глаза не закроет. Да и денег у меня нет. И
внешностью моей он не очарован, в чем сам чистосердечно признался накануне.
Чем больше я об этом думала, тем меньше понимала Темного. С чего вдруг он
воспылал ко мне такой всепоглощающей любовью? Да еще секс ему не нужен. Это
уж совсем в голове не укладывалось. Может проверить? Устроить ему спектакль -
бедрами перед его носом повилять, ресницами похлопать. Почему бы и нет? Давно
я по-настоящему не веселилась. А тут – обвести вокруг пальца самого Темного!
Идея эта меня заворожила. Над ее осуществлением я ломала голову всю
геометрию, затем английский, а после уроков отправилась в бутик женской
одежды – за новыми шмотками.
Темный сказал, что я одеваюсь как пацанка. Прямо, обидно, но справедливо.
Дилеммы "что сегодня надеть?" передо мной никогда не стояло. Одевала первое
попавшееся под руку – в основном, это были джинсы-бойфренды, рубашки какие-
нибудь, футболки. Юбок в моем гардеробе не наблюдалось лет с десяти. Одно-
единственное платье – бирюзовое, с короткой пышной юбкой и сеточкой вместо
рукавов, купленное на первое свидание с Темным, – так ни разу не надевалось и
пылилось на самой верхней полке моего шкафа. Первое, что я сделала, вернувшись
с шопинга – напялила это самое платье и покрутилась с кислым видом перед
зеркалом. Ноги для такого прикида у меня кривоваты, зато как выгодно
подчеркивается небольшая, но вполне себе аппетитная грудь, тонкая талия и
округлая попка. К платью я купила черные сапоги на шпильке и миленький
бежевый жакетик с огромной розой на лацкане. Для первого раза сойдет.
Так. Теперь нужно позвонить Темному и пригласить его куда-нибудь выпить...
– Да? – раздался на том конце провода женский голос.
– Темный?
– Вам Темного? А он сейчас занят. Сказать вам чем? – Раздался противный
визгливый смех, от которого меня чуть не вырвало, на заднем фоне ему вторил
хриплый голос Темного. – Ему что-то передать?
– Да. – Я закусила губу, сдерживая рыдание. – Передайте ему, что... он лживый
засранец и что та, что собиралась приползти к нему на коленях, желает ему
приятно провести время.
– Мила? – пораженно уставился на меня Арсений Валерьевич, когда я заявилась к
нему разряженная, надушенная и еле сдерживающаяся, чтобы не совершить
какую-нибудь глупость. – По какому случаю...
– По тому самому, – резко перебила я его, доставая пудреницу и малюя губы
бесцветным блеском. – Вы, кажется, собирались меня куда-то отвезти?
– Смотря, какие у вас намерения, – строго произнес учитель, по своему
обыкновения скрестив на груди руки. – Если у вас в планах выместить на ком-то
злобу, то...
– Простите, – я швырнула пудреницу в сумочку и уселась прямо на ступеньках
школьного крыльца. – Мне жаль, что я вас вечно подвожу. Жаль, что вам
приходится терпеть мой скверный характер, нянчиться со мной, когда у вас своих
дел хватает... Вы вовсе не обязаны выслушивать весь этот бред, что я несу... И
вообще вам свою личную жизнь устраивать нужно, а не помогать таким идиоткам,
как я...
– Сегодня не ваш день, верно? – присел рядом Арсений Валерьевич.
– Да уж, – буркнула я. – Еще шпильки эти... И как только девушки ходят в этом
безобразии? Ноги болят так, словно я пробежала целый марафон...
– Сочувствую, – улыбнулся учитель. – Я мог бы предложить вам поменяться
обувью, но боюсь, что... в шпильках я буду выглядеть не очень.
– Ага, – прыснула я. – И в раз растеряете весь свой авторитет. Да и фасончик ваших
ботинок сейчас не в моде.
– Да? – вздернул брови Арсений Валерьевич. – А мне сказали, что в этом сезоне это
самый писк.
– Вас обманули.
Арсений Валерьевич поднялся со ступенек и, отряхнувшись, протянул мне руку.
– Идем?
– Идем, – улыбнулась я, вставая на ноги. – Чур, вы платите за такси.
Целую неделю я гадала над тем, куда же Арсений Валерьевич собрался меня
отвезти. Я перебрала все возможные варианты – от библиотеки и выставки картин
Пикассо до пиццерии и стриптиз-клуба, – но я и представить себе не могла, что
окажусь... в доме ребенка.
– Это шутка? – схватила я учителя за рукав, когда наконец-то до меня дошло, где я
нахожусь.
– Что, простите? – непонимающе нахмурился учитель.
– Что мы здесь делаем?
– Если вы не возражаете, я проведу вам мини-экскурсию. Покажу что да как,
познакомлю с детьми...
– С детьми? Я не хочу ни с кем знакомиться. Тем более... здесь.
– Почему? – обернулся ко мне учитель. Лицо его было непроницаемым, лишь на
скулах задвигались желваки. – Чем это место отличается от всех остальных?
– Вы должны были предупредить меня, куда мы едим, – зашептала я, заметив
направлявшуюся к нам женщину в белом халате.
– Если бы я предупредил, вы бы поехали? – вздернул одну бровь Арсений
Валерьевич, глаза его при этом странно сверкали.
– Нет...
– Арсений Валерьевич! – протянула учителю руку подошедшая женщина. – Рада
вас видеть!
– Здравствуйте, Людмила Анатольевна, – ответил ей легким рукопожатием
учитель. – Познакомьтесь, это Мила.
– Здравствуйте, Мила, – кивнула Людмила Анатольевна. – Вы впервые у нас?
– Да, – натянуто улыбнулась я.
– Хотите навестить кого-то определенного? – спросила она, по-доброму
улыбнувшись.
Что?
– Да, – вмешался Арсений Валерьевич. – Мы бы хотели зайти к Маше с Сашей.
– Конечно. Следуйте за мной.
Мы прошли по длинному коридору, увешанному детским рисунками и
поделками, и зашли в небольшую светлую комнату, где на ковре, лежа на животе и
бултыхая ногами в воздухе, что-то увлеченно рисовали мальчик с девочкой. Они
одновременно вскинули свои светловолосые головки и, радостно завизжав,
кинулись к Арсению Валерьевичу, который тут же подхватил их обоих на руки и
закружил по комнате, а когда они принялись наперебой рассказывать ему что
приключилось с ними за последние несколько дней, внимательно их слушал, лишь
кивая в определенные моменты головой.
– А это кто? – спросила девочка, заметив стоящую в дверях меня. – Васа зена?
– Нет, – засмеялся учитель и отпустил детвору на пол. – Познакомьтесь, это Мила.
Мила, это Маша, – указал он на девочку с огромными голубыми глазами, – и Саша,
– мальчик с торчащими в разные стороны вихрами протянул мне маленькую,
выпачканную в красках ладошку, которую я осторожно пожала.
– Привет, – улыбнулась я. – Как поживаете?
– Холосо, – ответила Маша серьезно. – Ты лубис его?
– Что? – не поняла я.
– Маша, – потрепал девочку по макушке Арсений Валерьевич, – что за нескромные
вопросы?
– Ты лубис его? – повторила свой вопрос Маша, не спуская с меня глаз.
– Кого?
– Его? – показала пальчиком на Арсения Валерьевича девочка.
– Да, люблю, – улыбнулась я и встретилась глазами с учителем – он улыбнулся мне
в ответ.
– А тебе сколько лет? – спросил подошедший ко мне Саша.
– Шестнадцать.
– Ты маленькая, – сделал вывод мальчик, – а Алсений Валельевич больсой. И у
него больсое селдце. А у тебя какое селдце?
– Не знаю, – серьезно произнесла я.
– Сашок, – позвал его Арсений Валерьевич, – покажи, где твой плюшевый Мишка.
Ты же потерял его вчера, да?
Мальчик жалобно выпятил нижнюю губу.
– Он усол, – захныкал он, вытирая кулочками катящиеся по пухлым щечкам
слезы.
– Кто ушел, мой хороший? – мягко спросил Арсений Валерьевич, опускаясь перед
ним на корточки.
– Миска.
– Он не мог уйти. Он же так любит тебя.
– Нет, – замотал головой мальчик. – Он усол. Как мама...
Я закусила губу.
– Он, наверное, заблудился, – вдруг услышала я свой голос. – Он ведь любит гулять
в лесу?
– Да, – закивал мальчик.
– Он же у тебя лакомится исключительно малиной, да?
– И медом, – вытаращил на меня свои глазенки Саша.
– Ну вот! Видишь! Твой Мишка ушел в лес за медом и заблудился. Ты хорошо ему
кричал?
Мальчик отрицательно покачал головой, с все большим интересом наблюдая за
мной.
– Давай ему покричим?
– Давай, – протянул мне ладошку Саша.
Я присела возле него на корточки и взяла его ладошку в свою.
– Миша! – позвала я громко. – Аууу!
– Аууу! – повторил за мной Арсений Валерьевич.
– Аууу! – вторили ему Саша с Машей.
– Ой! – ударила я себя по лбу. – Совсем забыла! Он наверное уснул.
– Уснуль? – удивленно повторил мальчик.
– Ну да! Медведи же всегда уходят в зимнюю спячку. Спят. И тогда их лучше не
беспокоить. А вот когда твой Миша выспится как следует, он тут же к тебе
вернется. Вот увидишь! Еще и малинкой угостит.
– И медом? – заулыбался во весь рот Саша.
– И медом, – потрепала я его по макушке. – Он же любит тебя.
– Спасибо, – неожиданно произнес Арсений Валерьевич, когда мы сидели в
столовой и ели запеканку вместе с Сашей и Машей и еще с около тридцатью
детьми того же возраста.
– За что? – спросила я с полным ртом. – Свою порцию компота я вам не обещала.
Арсений Валерьевич улыбнулся.
– Вы мастерски помогли мне с этим медведем. Не знаю, что бы я делал без вас...
– Придумали бы более оригинальную историю, – шепотом произнесла я,
наклоняясь к нему ближе. – Это была чистой воды импровизация.
– Да уж, – усмехнулся Арсений Валерьевич, пододвигая к себе стакан с компотом. -
Вы – спец по придумыванию разных историй.
– А... что с их родителями? – задала я мучивший меня все это время вопрос. – Они
живы?
Улыбка слетела с губ учителя. Задумчивая складка пролегла между бровей.
– Не знаю, – произнес он тихо. – Я пытался разыскать их...
– Вы?
– Да. До того, как решил... усыновить их.
Я даже рот открыла от удивления.
– Усыновить? Вы хотите усыновить их? Но...
– Да, – грустно усмехнулся Арсений Валерьевич. – Существует много "но". Одному
мне их не дадут.
– И... как вы поступите? – тихо спросила я. – Ведь детям нужна мать.
– Я уже решаю этот вопрос, – улыбнулся учитель одними губами.
– И как? Успешно?
– Пока не очень, – искренне ответил он. – Кажется, мы вновь начинаем говорить о
моей личной жизни, – заметил он, с улыбкой посмотрев на меня. – Вы готовы
ответить на мои вопросы?
– Только не начинайте! – засмеялась я, выставив перед собой раскрытые ладони. -
Опять этот ваш жуткий психоанализ?
– О чем вы? – невинно осведомился учитель. – Я лишь интересуюсь вашим
мнением.
– Окей, – сдалась я. – Задавайте.
– Так быстро? – забавно округлил глаза учитель. – И никаких долгих
препирательств, ругани и прочего?
– Не такая уж я скандалистка, – решила вступиться я за себя. – Я лишь защищаю
свое личное пространство, в которое вхожи лишь очень близкие люди...
– Например? – вздернул одну бровь Арсений Валерьевич.
– Э... – я закатила глаза. – Ну...
– Серьезно? Нет ни одной близкой подруги? Парня?
– Ромка из 11 "Б", – нашлась я.
– Да? – удивился учитель. – Не знал, что вы дружите.
– Мы с ним почти как брат и сестра. Вместе ходили в детский сад, играли в одном
дворе...
– И что он говорит о вашем... кхм... мировоззрении?
– Эй! Вы считаете, я – чудачка?
– Я этого не говорил. Я лишь пытаюсь понять, почему вы такая...
– Неуравновешенная?
– Нет...
– Закомплексованная?
– Нет...
– Уродка?
– Вы считаете себя уродкой? – нахмурился учитель, глядя на меня. – Вы это
серьезно?
– Ну... Вообще-то я не особо на этом заморачиваюсь...
– Что именно вы считаете в себе неидеальным? – изобразил учитель в воздухе
кавычки.
– Э... А это действительно так важно обсуждать? – поинтересовалась я, пытаясь
прикрыть юбкой голые колени.
– Ноги? – проследил за моими действиями учитель. – И что в них не так? – спросил
он, без стеснения разглядывая мои острые коленки.
– Они же тощие, – краснея, пробормотала я. – И кривые...
– Хм... – задумался учитель. – По мне – так очень красивые стройные ножки.
– Это в вас говорит учитель или?..
– Учитель, Мила, – засмеялся Арсений Валерьевич. – Я для вас прежде всего
учитель. Даже не думайте разглядеть во мне мужчину.
– Это довольно сложно, – скривилась я, – если учесть, что мужское в вас так ярко
выражено.
– Не понял?
– Ну... Ваша внешность... – я смущенно замолчала. – Она просто кричит о том, что
вы мужчина. Вы ходите в тренажерный зал?
– Нет, – как-то рассеянно ответил он. – Бегаю по утрам, иногда катаюсь на
велосипеде...
– Арсений Валерьевич, – позвала его одна из воспитательниц – довольно
симпатичная хрупкая блондинка, весь ужин не спускавшая с учителя
восторженных глаз, – можно вас на минутку?
– Да, конечно.
С каким-то смешанным чувством я наблюдала за тем, как девушка – на вид ей
было лет двадцать пять, не больше – о чем-то воодушевленно рассказывает
Арсению Валерьевичу, бурно жестикулируя и очаровательно улыбаясь, а тот,
склонив на бок голову, внимательно ее слушает. Вот он рассмеялся, обнажив в
улыбке ровные белые зубы, в уголках глаз стали заметны лучики морщинок, и мне
вдруг захотелось схватить его за руку и увести оттуда, подальше от всех этих
охотниц за его телом и сердцем. Ему нужна другая женщина – умопомрачительно
красивая, такая же умная, как и он, забавная, добрая... сексуальная...
Черт! Да он флиртует с ней. Я заметила, как взгляд Арсения Валерьевича
спустился на ее губы. Интересно, о чем он в этот момент думает? Представляет ли
он ее голой?
Я тряхнула волосами и отвернулась. Две перепачканные в сахарной пудре
мордашки восхищенно глядели на меня. Я помахала им рукой. Маша с Сашей
заливисто рассмеялись и, подбежав ко мне, вскарабкались на скамейку, на которой
я сидела.
– Вкусно? – спросила я, показав взглядом на посыпанную сахарной пудрой
булочку в руке Саши.
– Ага, – кивнул мальчик и протянул булочку мне. – Ня!
– Ты это мне, Саша? – спросила я, скрывая за улыбкой слезы. – А как же ты?
– Я уже объелся, – заулыбался малыш. – И Маса тоже.
Он посмотрел на сестренку, и та также протянула мне свою половинку булочки.
– Ой, Машенька, спасибо. И тебе, Саш, спасибо.
Я запихала булочку в рот и, глотая слезы, хлебнула компота. Застрявший в горле
ком никак не рассасывался. Я закусила губу.
– Алсений Валельевич лубит Светлану Александловну, – восхищенно произнесла
Маша, во все глаза глядя на учителя и его собеседницу.
– Нет! – упрямо замотал головкой Саша. – Он лубит Милу, – показал он пальчиком
на меня.
– Почему? – вопросительно посмотрела на брата Маша. – Она чужая и маленькая.
– Она доблая. И... она знает, где Миса.
– А вы знаете, где наса мама? – ни с того ни с сего спросила Маша.
Я запаниковала.
– Э... Я... Дело в том, что...
– Нет, Маша, – опустился рядом с нами Арсений Валерьевич. – К сожалению, Мила
не знает, где ваша мама.
Я вздрогнула при звуке его голоса, обернулась и встретилась с все понимающим
взглядом учителя.
Это было невыносимо!
Почувствовав, что вот-вот разрыдаюсь, я поспешно попрощалась с малышами,
выбежала из столовой, преодолела длиннющий коридор и, оказавшись на улице,
опустилась на ступеньки возле входа в здание. Меня колотило крупной дрожью.
Да что со мной такое? Где мое привычное хладнокровие? Эти мальчик с девочкой
словно вывернули мою душу наизнанку и заставили чувствовать то, что я упорно
пыталась спрятать далеко-далеко в подсознании.
– Мила? – тронул меня за плечо Арсений Валерьевич. – С вами все в порядке?
– Нет! – вспылила я. – Не в порядке! Что за хрень вы устроили? Зачем вы меня
сюда притащили? Это что, попытка разжалобить меня? Сделать другой? Хотите
вытащить наружу все то дерьмо, что во мне накопилось? Но для начала нужно
было спросить меня – хочу я этого или нет! Я не подопытный кролик, чтобы вы
испытывали на мне свои чертовы методики. Или вы таким образом завоевываете
любовь этих детей? Притащили меня, чтобы развлечь их, а заодно и себя?
– Мила, остановитесь, – обхватил Арсений Валерьевич меня за плечи. – Я не хотел
ничего подобного. Я лишь... пытался помочь вам отвлечься. Смерть отца
подкосила вас, лишила стимула любить и дарить добро людям. Хотите верьте,
хотите – нет, но я чувствовал тоже самое, когда умерла Женя. Я возненавидел весь
мир. Стал черствым сухарем, презирающим все и вся. Я думал, что больше никогда
не полюблю. Но однажды, благодаря очень хорошим людям, я оказался здесь,
среди этих детей. И я вдруг понял, что этим беззащитным существам еще хуже,
чем мне. И что мир – это больше, чем я и мои страдания. Оказалось, что я еще
нужен кому-то, что я не бесполезен, что со смертью любимой девушки жизнь не
закончилась. И я... начал действовать. Я победил эгоиста, который сидел во мне
все это время. Любовь – вот что делает нас людьми. Я убеждаюсь в этом каждый
раз, когда вижу счастливые улыбки этих брошенных детей, слышу их радостный
смех... Я надеялся, что вы почувствуете нечто похожее. Мне жаль, что я... вновь
причинил вам боль.
– Вы не виноваты, – опустила я голову. – Я действительно испытала все, о чем вы
сейчас говорили. Наверное... мне нужно время, чтобы все хорошенько обдумать и
понять, кто я на самом деле – черствая эгоистка или... девушка, утешающая
малышей, потерявших плюшевых мишек.
Я увидела, как разгладились черты на хмуром лице Арсения Валерьевича. Он
улыбнулся и, вдруг притянув меня к себе, обнял.
– Вы не возражаете? – услышала я его насмешливый голос. – Я просто не могу по-
другому выражать свои чувства.
– Я очень даже за, – уткнулась я носом в его грудь. – Тем более, что это кое-что
подтверждает.
– Что именно? – отстранился учитель.
– Что вы в меня влюблены, – насмешливо изогнула я бровь.
6
– Как обстоят дела с оценками? – поинтересовалась мама на следующее утро,
разливая в большие глиняные кружки кофе. – Арсений Валерьевич по-прежнему
занимается с тобой?
– Да. – Я сделала глоток свежесваренного ароматного напитка. – Ты была права
насчет него. Он потрясающий!
– Даже так? – как-то странно посмотрела на меня мама. – Ты ничего не хочешь мне
сказать?
– Нет. А что, должна?
– Вы вчера с ним ездили куда-то. Я видела, как ты выходила из такси, – добавила
она, заметив мою приподнятую бровь. – Где вы были?
– Да так, – небрежно бросила я. – Арсений Валерьевич решил показать мне мир.
– Мир? – нахмурилась мама. – А поконкретнее?
– Мы ездили на выставку картин, – выпалила я первое, что пришло на ум.
– Какого художника? – поинтересовалась мама с видом знатока, коим она и
являлась на самом деле.
– Молодого и креативного. Ты вряд ли его знаешь.
– Мила, скажи честно, я должна беспокоиться за тебя или у тебя все под
контролем?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты слишком много времени проводишь с Арсением Валерьевичем...
– Мама! – воскликнула я изумленно. – Мы просто занимаемся! Если мы не будем
проводить время вместе, как же я смогу наверстать все, что упустила за последние
два года? Мама, все хорошо, – поспешила я успокоить ее. – Не беспокойся за меня.
– Точно?
– Точно, – улыбнулась я. – Подай мне, пожалуйста, вон тот тост. И джем. Спасибо.
Уж очень противоречивые чувства я испытывала после нашей поездки в дом
ребенка, чтобы разобраться в них вот так сразу. Но один вывод я все же сделала:
Арсений Валерьевич с каждым занятием переставал быть для меня просто
учителем. Любила ли я его? Вряд ли. Но я по-настоящему восхищалась им. Он был
потрясающим собеседником – умным, эрудированным, тактичным, с прекрасным
чувством юмора. Мне было жутко интересно с ним общаться, узнавать от него что-
то новое. Но за свою болтливость я все же поплатилась. С тех пор, как я в шутку
намекнула, что Арсений Валерьевич испытывает ко мне какие-то чувства, мы
перестали говорить на отвлеченные темы, тем более не затрагивали личное – все
сугубо по делу. Однажды я попыталась узнать у него, как дела у Маши с Сашей, на
что Арсений Валерьевич ответил чрезвычайно односложно и тут же ловко
перепрыгнул на другую тему.
Хм. И кто меня за язык тянул? А ведь я лишь хотела увидеть его реакцию на мои
провокационные слова, в результате чего натолкнулась на нахмуренные брови и
маску вместо лица. По дороге домой мы практически не разговаривали. Арсений
Валерьевич проследил, чтобы я вошла в подъезд, и только после этого велел
таксисту ехать дальше. Я в этот момент вышла на улицу и наблюдала, как машина
скрылась за поворотом.
Сумбур в голове необходимо было упорядочить, и я решила позвонить Ромке.
– Как дела? – поинтересовался первым делом Ромка, после чего ему пришлось
выслушать сбивчивый рассказ о бедных сиротках, учителе и запутанном клубке
вместо мозга.
– У тебя – что ни день, то приключение! – восхитился Ромка. – Вы целовались?
– Что? – едва не подавилась я жвачкой. – Ты меня внимательно слушал? Он всего
лишь обнял меня...
– А он делал попытку поцеловать тебя? – продолжал насмешничать Ромка.
– Я кладу трубку, – предупредила я сквозь зубы.
– Хорошо-хорошо. Не целовал и ладно. И по какому вопросу ты хочешь услышать
мое мнение?
– Как думаешь, Ром, я... влюбилась? – смущенно спросила я.
Уж Ромка знает меня, как никто другой. Он должен заметить в моем поведении
даже мельчайший намек на влюбленность или что-то в этом роде.
– Не думаю, – немного подумав, ответил Ромка. – Но велика вероятность, что очень
скоро это произойдет.
– И что мне делать? – простонала я. – Я еще после Темного не отошла. Не уверена,
что потяну безответную любовь к учителю.
– Откажись от занятий, – дал резонный совет Ромка.
– Не могу. У меня с матерью договоренность, что я исправлю оценки. А русский и
литература у нее в приоритете.
– Еще и с Катькой поспорила, – сокрушенно напомнил Ромка. – О чем ты думала,
подруга? Без потерь тебе не выпутаться. В любом случае, тебе придется от чего-то
отказаться.
– Ты прав, – согласилась я с его словами. – Я должна сказать Катьке, что
проиграла...
– И выплатить ей тысячу долларов? Ты в своем уме?
– А что мне еще остается?
– Подтянуться по предметам, соблазнить учителя и... жить с разбитым сердцем.
Я закусила губу. Пари с Катькой теперь не казалось такой уж хорошей идеей. Но
выбора у меня не было. Иначе я потеряю все: возможность учиться в мастерской
Марининой, долгожданную самостоятельную жизнь... Да и где взять тысячу
долларов, чтобы расплатиться с Катькой?
Выходит, я оказалась загнана в угол – и всему виной мое безудержное желание
жить отдельно от матери, стать независимой...
Что ж, за независимость испокон веков приходилось бороться. Такова плата за
свободу. И я готова была ее заплатить. Но действовать необходимо решительно.
Второго шанса у меня не будет. Или сейчас – или никогда.
В это утро я минут двадцать крутилась перед зеркалом, примеряя то одно, то
другое. В итоге остановилась на новой джинсовой мини-юбке, белоснежном
пуловере и бежевых замшевых сапожках. Вид обтянутых белыми колготками ног
уверенности не прибавил. И как только девчонки ходят в подобном? Но
переодеваться уже не было времени, и я выскочила на улицу, впопыхах запихав в
ранец блеск для губ и тушь. Я была, что называется, во всеоружии.
Мое приподнятое настроение не испортило даже сочинение по литературе. Я
строчила в тетрадке, искоса поглядывая на странно задумчивого Арсения
Валерьевича. Встретившись со мной взглядом, он поспешно отвел глаза.
Хм. Что-то тут не так.
Я дождалась, пока все сдадут тетради и выйдут из класса, по-кошачьи плавно
поднялась со своего места и, соблазнительно виляя бедрами, подошла к столу
учителя.
– Арсений Валерьевич, – с придыханием произнесла я, облокотившись о стол
руками.
– Да, Мила? – поднял голову учитель.
– У меня к вам предложение.
Скользнув по мне взглядом сверху вниз, Арсений Валерьевич неожиданно
нахмурился и вновь склонился над журналом.
– Слушаю вас, Мила.
Я разочарованно закусила губу. Такого я не ожидала. Но отступать не в моих
правилах.
– Я бы хотела повидать Сашу и Машу. Мы могли бы...
– Нет, Мила, – резко перебил учитель. – Это невозможно.
– Почему? – сглотнула я.
– Потому что та поездка была ошибкой. Я позволил себе слишком многое в
отношении вас. Больше такого не повториться.
– Но... что предосудительного в том, чтобы вновь навестить этих очаровательных
малышей? Они меня уже знают. Я могу почитать им что-нибудь...
– Мила, еще раз повторяю: мы никуда больше с вами не поедим. Ни в дом
ребенка, ни куда-либо еще. А теперь извините меня, мне нужно работать. Оценки
за сочинение я оглашу на следующем уроке.
Словно в ступоре я наблюдала за тем, как он своим ровным каллиграфическим
почерком выводит в журнале оценки, перелистывает длинными пальцами
страницы, как при этом слегка морщит лоб или трет переносицу, и чувствуя, как
глубоко внутри во мне растет раздражение.
– Да кем вы себя возомнили? – не выдержала я, стукнув по столу ладошкой. -
Сначала вы лезете мне в душу, задаете дурацкие вопросы, пытаясь нарисовать для
себя мой психологический портрет, а когда я наконец иду вам на встречу, вы вот
так просто отталкиваете меня? В этом заключается ваша методика?
– Мила, – устало произнес Арсений Валерьевич, – мне жаль, что все выглядит
именно так. Но у меня были чистые намерения. Порой желание помочь вылезает
боком. И я еще раз убедился в этом на вашем примере. Теперь вы возомнили обо
мне... черт знает что. Я устал что-либо доказывать вам...
– Не нужно ничего доказывать, – уже более спокойно произнесла я. – Я знаю, что...
вы никогда меня не полюбите. Это была шутка. Простите, что я поставила вас в
неловкое положение.
– Вы ни в чем не виноваты, Мила. И давайте закроем эту тему. Мы никогда не
сможем стать даже друзьями. Поэтому... лучше будет, если все останется, как есть.
Я позанимаюсь с вами до конца этой четверти. Думаю, этого будет достаточно,
чтобы вы подтянули хвосты и исправили оценки. А с нового года я перехожу в
другую школу. И мы вряд ли с вами больше увидимся.
Я замерла. Жутко засосало под ложечкой, стало трудно дышать. Я посмотрела на
свою руку – она дрожала.
– Вы уходите... из-за меня?
Арсений Валерьевич улыбнулся. Лучше бы он этого не делал – при виде его
улыбки я почувствовала странную, щемящую боль внутри, в горле образовался
тугой комок.
– Нет, Мила. Я собирался уходить еще в начале этого учебного года, но тут Сашка
приболел, и вы попросили о дополнительных занятиях... В общем, я замотался и
не успел уладить все дела...
– Поэтому вы отказали мне в самом начале?
– Да.
Знала бы я об этом тогда, не спорила бы с Катькой и не ломала бы сейчас голову,
как охмурить учителя или где взять тысячу баксов в случае неудачи. Черт. Если бы
я могла повернуть время вспять...
– Надеюсь, вам понравится в новой школе, – попыталась улыбнуться я.
– Я тоже на это надеюсь, – тепло улыбнулся мне Арсений Валерьевич.
7
Кусая губы, я сидела в парке на лавочке и пыталась собрать блуждающие мысли в
кучу.
Арсений Валерьевич уходит в другую школу. Чувства, которые я испытывала по
этому поводу, тут же отмела в сторону. Это теперь не имело никакого значения.
Моими действиями должен руководить один лишь голый расчет. Сроки
сжимались. Я должна что-то придумать, чтобы соблазнить его до того, как он
уйдет.
В голову приходили идеи одна хуже другой. В итоге у меня было ощущение, что
вместо мозга у меня шар для боулинга – такой же тяжелый и тупой. Кажется, мне
нужно выпить. Или даже напиться. Иначе я просто сойду с ума.
В баре на углу было многолюдно. Я уселась за барную стойку и заказала
"отвертку". После второго коктейля жизнь не казалась такой уж паршивой, а после
третьего... нарисовался Темный. Будь он неладен!
– Привет, солнышко, – шепнул он мне на ушко и расплылся в ехидничайшей
улыбочке. – Рад тебя видеть.
– Аг-га.
Черт. Язык заплетается. Быстро как-то.
– В-вали-ка ты, Т-темный, – пихнула я его кулачком в грудь. – Не мешай н-
