Текст книги "Игра или страсть?"
Автор книги: Элизабет Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Глава 3
Три дня спустя Марион сидела в ослепительном бальном зале Фанни, оркестр настраивал инструменты для следующего танца. Взгляд ее то и дело скользил к высокой, широкоплечей фигуре Брэнда Гамильтона. Он беседовал с кузеном Реджи, и она знала, что они обсуждают какой-нибудь спорный вопрос последнего билля. С недавних пор она, под стать Фебе, занималась подслушиванием, и, насколько могла судить, политическую позицию мистера Гамильтона можно было охарактеризовать как антимонархическую и антирелигиозную. Он был против всего, за что ратовал ее отец.
И тем не менее все говорили, что он далеко пойдет в политике, если решит избрать это поприще. Странно.
Ее размышления были прерваны, когда компаньонка леди Анны Босквелл наклонилась и прошептала:
– Оркестр собирается играть вальс. Было бы не совсем прилично для такой юной девушки, как леди Эмили, танцевать вальс.
– Спасибо за предупреждение, мисс Барни, – сердечно отозвалась Марион, хотя в душе испытывала раздражение. Мисс Барни считала себя арбитром хороших манер и всегда находила какой-нибудь изъян в поведении той или иной юной барышни. Но самое противное – это что мисс Барни всегда оказывалась права.
Марион встала и взяла трость. Казалось такой глупостью пользоваться тростью, когда всего лишь ушиблены пальцы. Она почти не чувствовала боли, пока не наступала на ногу, но от малейшего давления колено подгибалось, поэтому без трости было не обойтись.
Сделав шаг, Марион поморщилась. В любом случае она доберется до Эмили разве что к концу вальса. Но тут она увидела, что Брэнд Гамильтон лавирует среди пар, направляясь к Эмили и ее партнеру. Он кивнул Марион, показывая, что понимает ее затруднение и берет задачу на себя. Он с легкостью увел из танцевального круга смеющуюся, флиртующую Эмили, которая явно наслаждалась избытком мужского внимания. К Марион подошла Фанни.
– Вижу, вам обоим пришла в голову одна и та же мысль, – заметила она. – Слава Богу, Брэнд прекрасно знает правила приличия. Молодые незамужние девушки считаются легкомысленными, если танцуют вальс, еще не будучи представленными ко двору. Эти глупые правила – своеобразное испытание для нас.
Кузина Фанни, похоже, забыла, что Эмили никогда не будет представлена ко двору. Они не могут себе этого позволить.
Марион улыбнулась кузине, понимая, что та не столько выискивает недостатки, сколько сопереживает. Фанни приходилась двоюродной сестрой отцу и была гораздо старше Марион. У них с Реджи было два сына возраста Эмили, которые в настоящее время учились в университете. Самой же привлекательной чертой в глазах Марион было то, что Фанни испытывала глубокую привязанность к трем осиротевшим кузинам, которых не видела с рождения Фебы.
– Красив, правда? – сказала Фанни, наблюдавшая за Брэндом Гамильтоном.
Марион не стала притворяться:
– Может быть. Фанни рассмеялась:
– Вот уж в самом деле комплимент! Уверена, что очень многие из присутствующих дам думают так же, как и я. Будь я лет на десять помоложе, дала бы им сто очков вперед.
– Если бы ты выглядела еще моложе, – сказала Марион, – то дала бы сто очков вперед даже таким, как Эмили.
Она, конечно, преувеличивала, но фигура у Фанни действительно была крепкой и гибкой, кожа сияла здоровьем, а в темных локонах не было ни единого седого волоска.
– Смотри, – выдохнула Фанни. – Прибыл Эллиот Койн.
Марион послушно взглянула и увидела мужчину лет тридцати пяти, достаточно красивого, держащегося легко и непринужденно.
– Кто такой Эллиот Койн? – поинтересовалась она.
– Кандидат на предстоящие выборы, соперник Брэнда.
К нему почти тут же подошла высокая черноволосая девушка чуть за двадцать, одетая в воздушный, развевающийся муслин. Они представляли собой прекрасную пару.
– А это, – продолжала Фанни, – его невеста леди Вероника, наследница маркиза Хоува. Эллиот имеет основания гордиться ею. Из леди Вероники выйдет отличная жена для члена парламента.
– В самом деле? – Марион была заинтересована. – Откуда ты знаешь?
Фанни усмехнулась:
– У нее надлежащее происхождение и большие связи. Она станет для него настоящим благом. – Фанни поцокала языком. – Брэнду будет трудно с ним тягаться.
– Значит, это уже решено? Что он выставляет свою кандидатуру на выборы?
– Реджи рассчитывает на это. Не то чтобы нам не нравился Эллиот, но в нем нет напористости Брэнда. Я должна поприветствовать их.
С легкой улыбкой Фанни покинула Марион и обошла танцевальный круг. К новым гостям подошел и ее муж. Реджи Райт был светловолосым, и вблизи можно было заметить, что его волосы щедро посеребрены сединой. Марион он ужасно нравился. Как и Фанни, он был добросердечным и принимал живое участие в судьбе трех кузин жены.
Она не могла не испытывать легкой зависти. Реджи и Фанни выглядели довольными друг другом и своим окружением. Марион не сомневалась, что Реджи выбрал Фанни в жены не потому, что у нее было надлежащее происхождение или надлежащие связи, и не из-за того, что она могла способствовать его карьере. У них была такая любовь, о которой большинство пар могут только мечтать. А что же имеет она?
То, что хочет иметь, подумала Марион с оттенком вызова. Коттедж в Лонгбери и сестер, которых любит больше всего на свете, и ничего другого ей не нужно.
Хотя Марион и держалась ближе к вдовам, в стороне от танцевального круга, вниманием ее не обделяли. Лорд Денисон был все время рядом и знакомил ее с массой людей, чьи имена она тут же забывала. Ей нравился лорд Денисон и легкий флирт с ним, но ее не обманешь. Она понимала, что он ищет ее общества не по собственной инициативе, и подозревала, что это кузен Реджи попросил его об этом.
Мистер Гамильтон тоже не забывал ее, но он редко пропускал танец, ведь мужчина, имеющий виды на место в парламенте, не может позволить себе упустить любую малейшую возможность приобрести друзей или завоевать голоса.
Марион не могла дойти до столовой, но Эмили пообещала принести ей ужин. Эш Денисон собрался сопровождать ее, когда какая-то восхитительная красавица с рыжими волосами и в облегающем алом платье налетела на них, словно коршун. Бриллианты на шее прекрасной экзотической хищной птицы с глазами-буравчиками были великолепны.
Лорд Денисон вскочил на ноги:
– Джулия! Какой сюрприз!
Судя по голосу, он был потрясен, и Марион даже немного пожалела его: наверное, никто не хотел бы оказаться на его месте. В воздухе запахло ссорой любовников, и Марион стало ужасно весело. Потом она увидела, что эти глаза-буравчики направлены на нее, и автоматически потянулась за тростью.
– Марион, – сказал Денисон, – э… позвольте вам представить миссис Милфорд. Миссис Джулию Милфорд.
Марион не пыталась подняться, лишь слегка склонила голову в приветствии.
– Здравствуйте, миссис Милфорд, – сказала она. – Как видите, я немного нездорова, иначе приветствовала бы вас должным образом.
– О, ради Бога, не извиняйтесь. – Джулия Милфорд показала идеальный ряд жемчужных зубов. – Я слышала о том, что с вами случилось. – На ее лице отразилось легкое сочувствие. – Вы ушибли правую ногу, верно?
– Нет, левую.
И тут миссис Милфорд совершила немыслимое. Вполне намеренно она наступила на ушибленные пальцы Марион. Марион закричала бы, но боль была такой мучительной, что она могла только хватать ртом воздух. Слезы брызнули из глаз и потекли по щекам.
Эш схватил хищницу и оттащил в сторону.
– Ведите себя прилично, Джулия! – прорычал он, слегка встряхнув красавицу.
Он крепко взял ее за локоть и потащил к двери. Если б у Марион были силы, она бы догнала и огрела эту бесстыжую дуру тростью. Еще никогда она не была так зла.
Разумеется, понятно, что спровоцировало выходку миссис Милфорд. Женщина приревновала ее, и совершенно напрасно. Эш Денисон увлечен Марион не больше, чем она им. Но если б даже и так, что с того? Хищнице место в клетке.
Она только-только отдышалась, когда в поле зрения появился Брэнд Гамильтон с двумя тарелками еды. Неожиданная сцена, последовавшая за этим, заставила Марион позабыть о больных пальцах. Джулия Милфорд вырвалась из рук Эша и подскочила к Брэнду. У него хватило сообразительности отдать тарелки Эшу, прежде чем мегера залепила ему звонкую пощечину. Марион невольно поморщилась. Она оглядела бальный зал. Глаза всех присутствующих были прикованы к троице. Высоко вскинув голову, миссис Милфорд выплыла из бального зала. Брэнд Гамильтон забрал тарелки у друга и направился к Марион.
Теперь она поняла. Объектом ревности Джулии Милфорд был не Эш Денисон, а Брэнд Гамильтон. Очевидно, миссис Милфорд – брошенная любовница. И не менее очевидно, что она приняла Марион за свою соперницу.
Другие мысли завертелись в голове Марион: мужчина с амбициями Брэнда Гамильтона не станет связывать себя с такой мегерой, как Джулия Милфорд. Он выберет такую, которая будет достойна положения жены политика; такую, которую примет высшее общество.
Подойдя, Брэнд сказал:
– У вас опять этот взгляд. Она была холодна как лед.
– Какой взгляд?
– Который скрывает то, что вы на самом деле думаете. Вот, это для вас. – Он протянул ей тарелку. – Я сказал Эмили, что принесу вам ужин. Было жаль отрывать девушку от ее друзей.
Когда он сел рядом, Марион посмотрела на тарелку: тартинки с омарами, картофельные слойки, жареные овощи и тонкие ломтики ветчины и грудинки. У нее возникло дикое желание вывалить все это ему на колени.
– Я прошу прощения за сцену с миссис Милфорд. Что она вам сказала?
Его небрежное извинение еще больше разозлило Марион.
– Она наступила мне на ногу, – ответила она, подражая его небрежному тону.
– Ох! – вырвалось у него, однако на лице играла улыбка.
«Ох»? И это все, что он может сказать?
– Если б я знал, что она здесь, – продолжал он, – я бы не подпустил ее к вам. Я думал, она в Париже.
Марион прохладно улыбнулась:
– Теперь я понимаю. Избавившись от миссис Милфорд, вы имеете больше шансов получить поддержку на выборах.
Что-то промелькнуло в его глазах, не то раздражение, не то гнев, но быстро исчезло, и он холодно взглянул на нее:
– Что вы имеете в виду?
– Да будет вам, мистер Гамильтон, я же не наивная девочка. Не думаю, что темперамент такой женщины, как миссис Милфорд, принес бы пользу вашей карьере. С другой стороны, общество кого-нибудь вроде меня возвысит вас в глазах света.
– Вспомните, что это Джулия наступила вам на ногу, а не я, – сказал он. – Что до моего возвышения в глазах света, то каким образом это связано с женщинами?
– Ну, возьмите леди Веронику и мистера Койна. – Она попыталась придать голосу игривости. – Доверие к нему возросло с тех пор, как он обручился с ней, во всяком случае, так мне дали понять. А почему бы и нет? У нее отличное происхождение и связи. Впрочем, к несчастью для вас, леди Вероника уже занята.
Он повернул голову и взглянул на нее с любопытством:
– Марион, вы хотите сказать, что вы свободны? Это что, брачное предложение?
Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Э… ну что ж, я рада, что одному из нас весело.
– Нет, нет, ваше предложение имеет свои плюсы. Вы действительно повысите мои шансы на выборах. Вы из хорошей семьи, леди до кончиков ногтей, умеете расположить к себе людей. С другой стороны, я богатый человек и не скупой. Вы и ваши сестры ни в чем не будете нуждаться. Но полагаю, вы уже подумали об этом.
– Вы прекрасно знаете, что я не делаю вам предложение, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
Он не обратил внимания на ее протест.
– Я должен серьезно обдумать этот вопрос. Собственное оружие обернулось против нее. Поделом ей за то, что вздумала скрещивать шпаги с бывалым фехтовальщиком.
Веселость исчезла из его глаз, и он проговорил серьезно:
– Но вначале я хотел бы узнать о Дэвиде.
Ее желудок тревожно затрепыхался. Был только один способ удовлетворить любопытство такого человека – рассказать ту часть правды, которую она может рассказать.
– Дэвид, – спокойно ответила она, – был моим женихом, когда я была в возрасте Эмили. Он говорил, что не может без меня жить, но бросил у алтаря. Видите ли, он нашел новую любовь, без которой не мог жить.
– Мне очень жаль.
– Не стоит. Мое сердце не было разбито. Я пережила. После довольно продолжительного молчания Брэнд сказал:
– И тем не менее это его имя вы назвали, когда пришли в себя после падения.
Пульс скакнул. Ну почему Брэнд никак не оставит ее в покое?
– Да, – отозвалась Марион. – Сама не понимаю почему. – Она надеялась, что ее голос звучит убедительно. – Возможно, в глубине души я все еще немного люблю его.
Он наклонился к ней:
– Вы обманщица, Марион Дейн. Вы не страдаете от утерянной любви.
Она стиснула зубы.
– Откуда вы знаете?
Под ее озадаченным взглядом он забрал у нее тарелку, затем обнял Марион за талию и поцеловал. Подобного безрассудства от мужчины, чью бровь пересекает такой убедительный шрам, следовало ожидать.
Поцелуй оказался не таким, какого она ожидала. Он не заставлял ее подчиняться. Он умолял ее нежнейшим движением губ на губах.
Когда он отстранился, она растерянно заморгала. Его глаза улыбались.
– Нам обоим это не давало покоя, не так ли? Что ж, теперь мы знаем.
Он начал легко и непринужденно рассказывать об устройстве своей конюшни и последних приобретениях. В конце концов и она, поборов смущение, смогла вставить что-то членораздельное. Марион весь вечер чувствовала завуалированные взгляды, бросаемые в их сторону.
К тому времени, когда она отправилась в постель, дела шли хуже некуда. Все только и говорили о сцене, устроенной миссис Милфорд, и о поцелуе, который уже превратился в страстные объятия.
К ней в комнату влетела Эмили.
– Это правда, Марион? – Ее темные глаза плясали. – Ты помолвлена с мистером Гамильтоном? Все говорят об этом.
– Значит, всем надо проверить голову! – парировала Марион. А о Брэнде Гамильтоне вообще отказалась говорить.
Она лежала в темноте, с открытыми глазами, мысли кружились. Она не может позволить себе влюбиться в Брэнда Гамильтона.
Ей было знакомо предательство и сердечная боль, но она смогла оставить их в прошлом. Теперь она уже не юная девушка – она сильная и опытная женщина, имеющая на попечении двух сестер. В ее жизни нет места мужчине, тем паче такому, как Брэнд Гамильтон.
Марион выбросила из головы все мысли о Гамильтоне и сосредоточилась на неприятной, однако необходимой встрече, которую назначила на завтрашнее утро. Она отправится в книжный магазин Хэтчарда на Пиккадилли, а когда выйдет оттуда, Дэвид навсегда исчезнет из ее жизни. С этой счастливой мыслью она погрузилась в сон.
Наблюдатель под портиком церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер отступил в тень, когда последняя карета отъехала от дверей дома Реджинальда Райта. Бал закончился. Все гости разъехались по домам, а слуги закрывали на засовы окна и двери. Леди Марион Дейн, удалившаяся в свою комнату на ночь, недосягаема.
Но будут и другие возможности добраться до нее, если не в Лондоне, то по дороге в Лонгбери или в самом Лонгбери. Деревня – не город. Там она не всегда будет в окружении людей. Он не питал к ней ни ненависти, ни неприязни, но боялся того вреда, который она может причинить. Если она станет держать рот на замке, все будет хорошо. Однако для всех было бы лучше, если б она не возвращалась в Лонгбери.
Глава 4
Марион вошла в комнату и резко остановилась. Несколько дней минуло со дня того злополучного поцелуя, и вот сегодня впервые она встретилась лицом к лицу с мужчиной, позволившим себе подобную вольность. Мистер Гамильтон сидел за столом, склонив голову над одной из тетрадок Фебы. Он еще не видел Марион, и она едва не поддалась соблазну ретироваться. Это было ребячеством, и она быстро взяла себя в руки. Он друг Реджи. Она не может вечно избегать его.
Не поднимая головы и не поворачиваясь, он сказал: – Теперь уже поздно убегать, Марион. Я знаю, что вы здесь. – Он поднялся, глаза его светились веселостью.
Эта его веселость и не давала ей покоя. У него были самые выразительные глаза, которые она когда-либо видела. Один взгляд мог заставить ее вспыхнуть, или связать ей язык, или заставить скрипеть зубами. Он знал, как играть с ней, и она решительно настроилась не подыгрывать ему.
– Мистер Гамильтон, – проговорила она; присев в реверансе. – А где остальные?
Планировалось поехать в Ричмонд-парк на пикник. Это делалось в основном ради Фебы, чтобы она хоть чуть-чуть подышала свежим воздухом. Никто не сказал, что Гамильтон едете ними.
– Они уехали вперед, – ответил Брэнд. – А вы с Фебой едете со мной. Феба скажет нам, когда подадут карету.
– И Фанни не предупредила меня? – ахнула Марион.
До Ричмонда путь неблизкий, и мысль о том, что придется провести с Брэндом столько времени вместе, приводила ее в смятение. Кроме того, это лишь подольет масла в огонь сплетников. Фанни должна это понимать. Неужели она пытается свести их? С этим у нее ничего не выйдет.
– Фанни просто дипломатична, – пояснил Брэнд. – Она знает, что я должен принести извинения. Вы выслушаете меня?
Она заколебалась, и он положил руки на спинку соседнего стула.
– Почему бы вам не присесть, Марион?
Это был скорее приказ, чем предложение. Ее внимание снова привлек дуэльный шрам через левую бровь. Он напомнил ей о том, что следует быть осторожнее.
Она села на стул, а он прошел к окну. Он двигается как фехтовальщик, подумала Марион, изящно, рационально. Интересно, знает ли он, как эффектно выглядит в этом облегающем темном сюртуке и бежевых брюках?
Брэнд внезапно повернулся:
– Как ваши пальцы? Она отвела взгляд.
– Спасибо, лучше.
Он сел на стул рядом с ней.
– Фанни сказала мне, что вы ходили в магазин Хэтчарда на следующий день после бала. – Почему он заговорил об этом? – Нашли что-нибудь интересное?
– Нет. Я была недолго. Нога разболелась. Он кивнул и улыбнулся:
– Больше никаких неприятностей не произошло?
Он заговаривает обо всем, о чем она не хочет говорить. Что ему известно? Почему он такой любопытный?
– Абсолютно никаких. – Ее голос звучал твердо. – Мистер Гамильтон, я правильно расслышала? Вы говорили что-то насчет извинения?
Он небрежно пожал плечами.
– Я приближаюсь к этому. Поверьте, я совсем не хотел смутить вас. Прошу прощения, что поцеловал вас на виду у всех.
Извинение не ахти какое, но волшебные слова были произнесены, и Марион была рада покончить с этим. Она уже начала подниматься, когда он спросил:
– Почему вы не ударили меня?
Она снова села. Почему? Потому что была потрясена и заворожена. Она думала о том поцелуе днем и ночью. Его вкус все еще ощущался на губах; кончики пальцев до сих пор чувствовали железную крепость его мускулов. Его нежность, его страсть, его…
Марион сглотнула.
– Потому что вы застигли меня врасплох. Мне и в голову не могло прийти, что мужчина, имеющий виды на место в парламенте, будет вести себя столь безрассудно. Что подумают ваши коллеги?
Он озорно улыбнулся:
– О, они аплодируют. Они полагают, что я заявил свои права на графскую дочь, пока кто-нибудь не увел вас у меня из-под носа – ну, я же пытаюсь увеличить свои шансы на выборах. Другие, однако, считают, что я легко отделался. Большинство женщин потребовали бы предложения руки и сердца после такой публичной демонстрации чувств. Теперь он насмехается над ней.
– Мне нужно найти Фебу и посмотреть, тепло ли она одета.
Он некрепко схватил ее за запястье. На лице не осталось и следа веселости.
– Никто не винит вас за тот поцелуй, Марион. Все знают, что вы наивны и целомудренны. Вина на мне.
Ее голос был сух и холоден:
– Но вас оправдывает то, что вы – мужчина. Подумаешь, грехи молодости.
Брэнд расхохотался.
– Марион, невинный поцелуй на глазах у свидетелей едва ли можно назвать грехом молодости.
– Он не будет выглядеть таким уж невинным, если нас увидят вместе в вашей карете с одной лишь Фебой в качестве дуэньи.
Не успел он ответить, как дверь распахнулась и вошла Феба.
– Карета леди Бетьюн прибыла! – закричала она. – Марион, это открытая карета. Давай побыстрее! Может, мы еще догоним остальных.
Марион вопросительно взглянула на Брэнда:
– Леди Бетьюн?
– И бабушка Эша, – добавил он и предложил ей свою руку. – Джентльмену приходится заботиться о своей репутации. – С широкой улыбкой он вывел ее из комнаты.
Как и следовало ожидать, в карете Марион вела беседу только с женщинами. Она упорно избегала его взгляда. Он же не мог отвести от нее глаз.
За последнюю неделю он узнал о ней гораздо больше. Почувствовав, что на горизонте замаячило предложение о браке, Фанни была весьма откровенна всякий раз, когда он заговаривал о Марион. Эмили была любимым ребенком, поведала она ему, а когда Диана умерла, Марион заняла место матери. Нельзя сказать, что Диана была плохой матерью, но до замужества Диана Ганн работала платной компаньонкой, и Марион выносила на себе тяжесть материнской неуверенности. После того как отец Марион унаследовал титул и они переехали в Кесвик, Диана растила дочь в ужасной строгости, заставляя соблюдать все правила поведения. Спустя девять лет, когда родилась Эмили, Диане уже нечего было доказывать, и она предоставляла своим младшим дочерям ту свободу, которой никогда не было у Марион.
Насколько Брэнд понимал, беда Марион заключалась в том, что в свои двадцать семь она считала себя старой девой и все ее надежды и чаяния были сосредоточены на сестрах. В некотором смысле они были даже похожи. И в нем, и в ней таилось нечто, что они не позволяли видеть другим.
Брэнд не был уверен, что поступил очень мудро, поцеловав ее. Но тем не менее он сделал это и пробился сквозь ее скорлупу, обнаружив хрупкость, которая потрясла его. В ней было столько самопожертвования и столько желания, столько невинности и столько страсти!
Что делало эту женщину такой непохожей на других? Что делало его таким безрассудным с ней рядом?
Он уже узнавал настроение Марион по тому, как менялось ее дыхание и опускались ресницы. Но лишь глядя в ее глаза, он мог сказать, что она чувствует.
Это он предложил поехать в Ричмонд, услышав от Фанни, что Марион почти не выходит из дома после того бала, отговариваясь тем, что неловко чувствует себя с тростью.
Неужели злые языки вынуждают ее сторониться людей? Ему было все равно, что сплетники болтают о нем, лишь бы ее оставили в покое. Она не должна прятаться, словно совершила что-то постыдное. Ей надо научиться не обращать внимания на клеветников. Интересно, зачем она ездила в магазин Хэтчарда? Она пробыла там всего несколько минут.
Размышления о магазине Хэтчарда и книгах навели его на одну мысль, и, когда в разговоре возникла пауза, он обратился к Фебе:
– Пока мы ждали прибытия кареты, я заглянул в одну из твоих тетрадей. На обложке написано: «Семейная история», но там ничего нет, кроме родословного дерева.
– Это потому, – объяснила Феба, – что про мою семью почти нечего писать. Мы такие скучные.
Леди Бетьюн рассмеялась:
– Благодари за это судьбу. Родословная моей семьи, к примеру, изобилует пиратами и авантюристами. Мы избегаем упоминать о них в высшем свете.
– Правда? – просияла Феба. – Как здорово! Папа был единственным мужчиной в нашей семье, и хотя я очень его люблю, нет ни одной истории, которую я могла бы написать о нем.
– Хотела бы я сказать то же самое о своем внуке, – вставила бабушка Эша Денисона, и все рассмеялись.
– На твоем месте, – продолжала леди Бетьюн, – я бы поостереглась копаться в семейной истории. Никогда не знаешь, на какую тайну наткнешься. Любой семье есть что скрывать.
Леди Бетьюн, подумал Брэнд, облекла его мысли в слова, но вряд ли они остановят Фебу. Как раз наоборот.
– Я уверена, – подала голос Марион, – что у Лонгбери интересная история, Феба. Возможно, ты могла бы ее написать.
Брэнд погрузился в раздумья. Немного поразмыслив, он отбросил мысль, что Феба может подвергать себя опасности, описывая историю семьи. Она же не знает, что спрашивать, да и Марион наверняка не позволит своей младшей сестре досаждать людям вопросами.
Это Марион рискует, возвращаясь в Лонгбери, если такой риск вообще существует. Он все еще не пришел к определенному мнению на этот счет.
Солнце светило ярко, легкий ветерок был пропитан запахом травы и деревьев; воздух наполняло веселье. Марион прекрасно проводила время. Никто не бросал на нее косых взглядов, и Брэнд вел себя как безупречный джентльмен, в одинаковой степени уделяя внимание всем присутствующим. Эш Денисон приехал в двухколесном экипаже и катал в нем всех дам. Феба была в восторге, и хотя невозможно было уговорить ее сесть верхом на лошадь, она с удовольствием гладила животных и кормила их морковкой.
Эмили тоже была в своей стихии. Эш Денисон, душа общества, сделал ее объектом своего внимания – головокружительное переживание для восемнадцатилетней девушки. Марион не обращала внимания на этот легкий флирт. Их визит к кузине Фанни подходил к концу. Через несколько дней они отправятся в Лонгбери. Эмили осталось недолго развлекаться.
Марион наблюдала за Брэндом из-под полуопущенных ресниц. Она позволила ему подобраться к ней слишком близко, вернее, он сумел пробиться сквозь ее защитный слой. Он понятия не имеет, что она совсем не та, на ком он мог бы жениться.
Ее взгляд попал в ловушку его пристального взгляда, и, оставив Фанни, Брэнд направился к ней. Марион отругала себя за неосторожность. Витая в облаках, она сидела на скамейке одна, вместо того чтобы держаться поближе к двум грозным дуэньям, которые бродили бог знает где.
Он сел рядом.
– Я пришел попрощаться. Это должно положить конец сплетням. Тем более что за все это время мы не обменялись и парой слов. Когда люди увидят, что я уезжаю, то подумают, что между нами все кончено.
– Вы возвращаетесь в Лондон?
Он указал на грума, который держал под уздцы двух лошадей:
– Верхом. С остальными я уже попрощался. А завтра я уезжаю в Брайтон, так что, вероятно, мы увидимся не скоро.
Марион знала, что поездка в Брайтон связана с выборами, но его слова расстроили ее. Она не рассчитывала на такое быстрое расставание.
Брэнд встал и склонился над ее рукой.
– Марион, – мягко проговорил он, – если вы будете так на меня смотреть, я могу не устоять перед соблазном снова поцеловать вас.
Она вырвала свою руку и поспешно отвела глаза.
– Счастливого пути, мистер Гамильтон.
Он засмеялся и пошел прочь. Она смотрела ему вслед, пока они с грумом не скрылись за деревьями.
Назначенный день отъезда, казалось, не хотел наступать. Сильный ветер, бушевавший всю ночь, не разогнал туч. Дождь лил не переставая, и пришлось зажечь свечи, чтобы рассеять мрак.
Такой день, по мнению Фанни, не годился для путешествия.
– Только подумай, – сказала она, – что будет, если реки выйдут из берегов. Лонгбери может оказаться отрезанным, и тогда вам придется торчать на каком-то захудалом постоялом дворе среди неотесанных грубиянов. Я считаю, вам надо остаться, пока погода не наладится.
Они упаковывали сундуки в спальне Марион. Нога больше не болела, и, разговаривая, Марион быстро сновала по комнате, собирая книги и всякие мелочи.
– Я же из Озерного края. Если бы я боялась какого-то дождя, то вообще бы никуда не ездила. А когда мы устроимся, вы должны навестить нас. Лонгбери не так далеко. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала наше пребывание здесь таким незабываемым. Лонгбери покажется очень скучным после Лондона.
– Тогда зачем торопиться с отъездом? Сезон еще не закончился. Надо только чуть-чуть потерпеть, и, возможно, результат удивит тебя. Ты, должно быть, знаешь, – сказала Фанни, – что я думаю о тебе и мистере Гамильтоне. Нет. Не перебивай меня. Я набралась смелости и намерена поговорить с тобой так, словно ты моя дочь. – Она тяжко вздохнула, затем быстро продолжила: – Ты ведь убегаешь не из-за Джулии Милфорд? Реджи сказал мне, что этот роман окончен. Марион, разве ты не знаешь, что нет на свете такого мужчины, который не сожалел бы о некоторых моментах своего прошлого?
В глазах Марион заискрилось веселье.
– Если мужчина сожалеет о миссис Милфорд, то он, должно быть, глупец. Нет, послушай меня, Фанни. Я знаю, что ты думаешь, но ты ошибаешься. Мистер Гамильтон не собирается жениться на мне. Он поддерживает дружеские отношения с нашей семьей лишь потому, что был близким другом моей тети.
– Но он же поцеловал тебя!
– Это не имеет никакого значения. Он баллотируется в парламент. Он будет у всех на виду. А меня ты знаешь. Я предпочитаю тихую жизнь. В кругу газетчиков и политиков я буду словно рыба, выброшенная из воды.
– Не скромничай! Ты была бы для него одним из главных козырей на выборах.
Разговор был прерван Эмили, позвавшей их из холла:
– Марион, поторопись. Почтовая карета ждет нас, и форейторы теряют терпение.
– Иду, – отозвалась Марион и поспешила вниз по лестнице.
Реджи ждал их внизу. Он вопросительно взглянул на жену.
Фанни покачала головой:
– Не могу убедить ее остаться. В Озерном крае они привыкли к такой погоде.
– Остаться?! – в смятении воскликнула Феба. – Ты же обещала, что мы поедем в Лонгбери сегодня, Марион!
Марион критически оглядела младшую сестру. Та была одета не так тепло, как хотелось бы Марион, но она просто сказала:
– Я не передумала, но где твой дорожный плед?
– Я положила его в карету, – сказала Эмили.
– Не забывайте, – напомнил Реджи, – что на пути много хороших почтовых станций. Не колеблясь, прерывайте свое путешествие, если погода ухудшится. Лонгбери никуда не денется.
Фанни и Реджи попрощались с сестрами Дейн, и карета тронулась в путь.
– Почему ты так расстроилась? – спросил Реджи, когда они вернулись в дом.
– Я думала р Брэнде, – печально ответила Фанни, – надеялась… ну, что они с Марион поженятся. Но если он будет жить в Лондоне, а Марион – в Лонгбери, ничего не выйдет.
Реджи обнял жену за плечи.
– Брэнд не вернется в Лондон, по крайней мере не сейчас. Он устраивает свою штаб-квартиру в Лонгбери, в доме, оставленном ему его дедом. Ведь наш избирательный округ находится там.
Потрясенная Фанни резко остановилась:
– Не думаю, что Марион знает об этом. Реджи улыбнулся:
– Скоро узнает.
Марион протерла запотевшее окно кареты. Дождь лил не переставая, до Лонгбери предстоял еще далекий путь, а все почтовые станции, которые они проезжали, были переполнены людьми, желающими получить ночлег. На последней станции им сказали, что мест нет. Если и на следующей не будет, возможно, придется умолять какого-нибудь крестьянина пустить их на ночлег.
Эта мысль напомнила Марион мамины слова, которые она говорила отцу во время их прошлой поездки в Лонгбери: «Если наследующей станции нас не возьмут, Пенн, придется просить какого-нибудь доброго человека пустить нас на ночлег».
Пенн – прозвище отца, сокращенно от титула – Пенрит. На самом деле его звали Джордж, но никто не называл его так, даже мама.
