Текст книги "Не тяни леопарда за хвост"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Воскресным утром я повезла детей в церковь Св. Маргариты, что в Вестминстере, где службу вел архидьякон Фредерик Фармер – один из самых почитаемых в графстве проповедников. Детки исчерпали запас моего терпения задолго до начала службы, так что надежда оставалась только на отца Фредерика. Тема проповеди – «Братская любовь» – не могла должным образом не подействовать на моих малолетних спутников.

Виолетта превзошла себя. Когда от истерических воплей дрогнули стены, я бросилась из нашей спальни на второй этаж, в полной уверенности, что Рамсес преподнес барышне мумифицированную крысу или в лучшем случае отбеленную тысячелетиями кость из своей египетской коллекции. Ничего подобного! В детской меня встретили бледная, до смерти запуганная нянька и опухшая от злых слез Виолетта. Пританцовывая на груде цветастых оборочек, девчонка вопила во все горло:

– Гадкие! О-о-о... гадкие! Старые! Мятые!

Насчет «мятых» она попала в точку. Утюжка ногами одежду не украшает. Признаться, после этого эпизода у меня опустились руки. Виолетта неисправима. Даже моих сил не хватит, чтобы выбить из нее материнскую дурь.

Ни у драчунов, ни у нашей плаксы служба успеха не имела. Барышня весь обратный путь оплакивала свои «гадкие» наряды, а Рамсес обозвал Перси распроклятым экскрементом.

– Ты где этого набрался, Рамсес? – Моему возмущению не было предела. – Откуда тебе известно это слово?

– В путеводителе по Лондону прочитал, мамочка. В соответствии с твоими рекомендациями я приступил к расширению кругозора. На третьей странице путеводителя говорится, что «верхний пласт почвы под Стрэндом состоит из красно-желтого грунта в смеси с экскрементами». Поскольку я никогда не упускаю случая пополнить свой словарный запас, то обратился к словарю. Тебе будет интересно узнать, мамочка...

Рамсеса я до конца дня отправила в его комнату. Перси и Виолетту – после минутного раздумья – тоже. Несправедливо, конечно, но иного способа сохранить собственный рассудок не было.

Эмерсон улизнул, оставив записку с туманным обещанием вернуться после шести. Я провела несколько часов уединения в библиотеке за чтением «Истории Древнего Египта» (профессор поработал на славу, но без кое-каких исправлений все же не обошлось), а затем насладилась чаем (одна!) в нашей уютной тихой спальне.

Автор манускрипта не задержался. Вскоре после назначенного часа в коридоре раздались знакомые шаги, дверь со знакомым треском распахнулась, но Эмерсон почему-то застрял на пороге.

– Из-за чего сыр-бор, миссис Уотсон? Ну донес я этот таз, и что с того? Вы только взгляните на эту девчушку: котенок и то больше. Нужно было лакея послать!

– Да, профессор, но она сама предложила...

– Похвально. Но неразумно. Дайте-ка сюда... будьте любезны... в сторонку...

Из глубины коридора донесся топот. Запыхавшийся Гаргори затормозил у самой двери.

– Профессор! Вам пакет, сэр! Только что принес посыльный!

– Ну и что мне прикажете делать? Видите, таз с водой держу. Отдайте миссис Эмерсон.

С тазом в вытянутых руках Эмерсон прошествовал в ванную.

– Привет, Пибоди!

– Добрый вечер, дорогой.

Плеск, грохот, проклятия. Мокрый, но чрезвычайно довольный собой, Эмерсон вернулся в комнату.

Миссис Уотсон удалилась, удрученно качая головой. Сконфуженная горничная прошмыгнула мимо нас и скрылась в ванной; Гаргори с достоинством протянул мне серебряный поднос. Я даже залюбовалась. Недурственный был бы дворецкий, если бы не сияющая на круглой физиономии широченная улыбка. Еще одна чистая душа пала жертвой профессорского обаяния.

– Спасибо, Гаргори. – Я взяла с подноса перевязанный и запечатанный пакет.

Эмерсон рухнул в кресло рядом со мной и задрал ноги на каминную решетку.

– О-о! – блаженно выдохнул он. – Дома-то как славно, Пибоди! Особенно без... я хотел сказать... где дети?

Пришлось объяснить. Пополнение отпрыском словарного запаса папочку развеселило.

– Так и сказал?! – Эмерсон зашелся в хохоте. – Экс... ха-ха-ха!... кремент?! Ей-богу, Пибоди, могло быть и хуже! А в целом как день прошел?

– В целом неплохо. Ну а ты что скажешь, дорогой? Где пропадал?

– Прогулялся... Заглянул к Баджу...

– К мистеру Баджу? Боже правый, но зачем? Общих дел у вас нет, а светские визиты не в твоем духе.

– Ха-ха! Он тоже удивился. Ты только представь, Пибоди, этот чертов идиот...

– Эмерсон! – Я скосила глаза на дверь в ванную.

– А! Девочка еще там? Какого... что она там делает?

– Надеюсь, как всегда, готовит ванну. И вытирает после тебя лужи. Не отвлекайся. Речь шла о мистере Бадже. Что тебя к нему привело?

– Я предложил развернуть мумию.

– Развер... Дьявольщина! Это еще зачем?!

– Пибоди-и-и! Ай-ай-ай! – Профессор с коварной ухмылкой кивнул на дверь в ванную. – Превосходная идея! Додумался, пока... гулял по парку. Угу, точно. Пока гулял по Гайд-парку. Видишь ли, дорогая моя Пибоди... вчерашний спектакль, к счастью, закончился удачно. А если бы произошла трагедия? Всеобщая истерия достигла такого уровня... Да, кстати! Ты знаешь, что один из твоих друзей-щелкоперов состряпал статейку о психе в леопардовой шкуре? Якобы «жрец» в прошлой жизни был возлюбленным принцессы. Эх, жаль, опоздал я... Хотел ведь продать эту идею. Озолотились бы!

– Не паясничай, дорогой, умоляю. Ты уходишь от темы.

– Точно, ухожу, – беззаботно согласился Эмерсон. – Так вот... Мне пришло в голову, что пора бы положить конец всей этой галиматье, пока никто не пострадал. Для музея в подобных представлениях тоже ничего хорошего нет.

– В этом ты прав, Эмерсон. Хотелось бы только узнать, при чем здесь процедура – малоприятная, между прочим, – раздевания Хенутмехит?

– Это же очевидно, Пибоди! Откроем саркофаг; прочитаем надписи на внутренней стороне крышки – если они там есть; обнажим, с позволения сказать, иссохшую плоть и жуткий оскал египетской леди. Уж тебе-то известно, Пибоди, что самые распрекрасные мумии красотой все равно не блещут. Вот вам и конец сказке о прелестной принцессе. А вдруг у нее половины зубов не хватает? Никаким романтическим чувствам не выдержать встречи с престарелой беззубой леди.

Я тоже пристроила ноги на решетке и взяла руку Эмерсона в свою.

– Ах, дорогой! Тысячу раз говорила и еще столько же повторю! Широта твоего интеллекта сравнима лишь с глубиной твоего же знания человеческой натуры! Блестяще, Эмерсон! Просто блестяще!

Мужчины тщеславны; комплименты они любят не меньше, чем дамы, уж поверьте моему опыту, читатель. Любимый расплылся в улыбке и в благодарность приложился губами к моей руке.

Правда, я подозревала, что супруг со мной не до конца откровенен. Человеколюбие, возможно, и главная, но наверняка не единственная причина его желания лишить одежд древнеегипетскую леди. Ради даже самой завалящей пирамиды я, к примеру, готова хоть на край света пешком идти. Эмерсон к мумиям относится куда спокойнее, но он их все-таки любит... Никогда мне не забыть одну из наших первых встреч и ту нежность, с которой профессор слой за слоем снимал обертки с вот такой же мумии. Стоит ли добавлять, что увлечение нашего отпрыска досталось ему именно от папочки?

– К тому же ты получишь превосходный шанс прочитать лекцию о древнеегипетских проклятиях, – добавила я. – И объяснить народу, что их просто не существовало.

– Угу, – помрачнел мой дорогой супруг. – Объяснил бы, если в меня допустили к мумии.

– То есть? Бадж отверг твой план?

– О нет! План-то он как раз одобрил! Твои слова повторил, Пибоди. Блестяще, говорит...

– Так почему...

– Потому, дорогая моя Пибоди, что чертов... э-э... отъявленный сукин... э-э... негодяй решил нагреть ручонки на моей идее!

– Ах ты бедный мой, бедный... Так старался... Послушай! Какой смысл в этой процедуре, если ее будет проводить Бадж? Он не способен сделать выводы – определить возраст, пол... и все такое.

– Сказал, что пригласит какого-то профессоришку из соседнего медицинского колледжа. – Эмерсон скрипнул зубами.

– Может, еще передумает.

Мрачная морщинка между бровей разгладилась, и любимый раскатистый смех согрел мне душу.

– Знаю я тебя, Пибоди! Не смей даже думать! Я запрещаю... слышишь?... запрещаю ходить на поклон к Баджу и просить его передумать.

– Но я всего лишь...

– ...хотела как лучше для меня. Знаю, дорогая моя Пибоди! И ценю твою заботу. Бадж, по-моему, уже передумал. Перед самым моим уходом произошло... ха-ха-ха! Странная штука...

– А именно?

Эмерсон поерзал в кресле, откинул голову на спинку.

– Настоящее представление, ей-богу! Вообрази... Бадж сидит за столом и, как обычно, несет ахинею. Твой покорный слуга меряет шагами кабинет...

– ...поливая директора...

– ...пытаясь поддерживать светскую беседу. Стук в дверь. Входит охранник с пакетом. Бадж хватается за свой дурацкий нож – тот самый, который он якобы добыл на раскопках гробницы в Асьюте, – и перерезает бечевки. Бледнеет. Зеленеет... Потеряв дар речи, в ужасе таращится на...

Драматическое повествование меня захватило.

– Отрезанное человеческое ухо? Мумифицированный член?

– Ч-что? – Эмерсон и сам потерял дар речи. – Пардон, Пибоди... И какой же именно, позволь поинтересоваться, орган человеческого тела ты имеешь в виду?

– Ступню или кисть – какой же еще?

– А-а! Не угадала. Баджу преподнесли всего лишь древнюю статуэтку. Однако напутала-то его не сама ушебти, а приложенная к ней записка.

– Вот как? И что же там...

– Понятия не имею. Бадж не дал мне ни на послание взглянуть, ни на ушебти. Я, конечно, преувеличил... гм... самую малость. Но он был напуган, Пибоди! Ха-ха-ха! Еще как напуган!

Мне было не до веселья.

– Послушай-ка, Эмерсон...

– Да, Пибоди?

– Тот пакет, что принес Гаргори...

– Дьявольщина! – Профессор подпрыгнул в кресле. – Где он?!! Что ты с ним сделала, Пибоди?!! Вот черт! Мне эта штуковина сразу показалась знакомой!

– Оглянись, дорогой. Пакет на столике.

– Ага! – Вместо того чтобы по обыкновению рвануть за бечевки и разодрать бумагу, Эмерсон принялся вертеть пакет в руках. – Точно такой же... – бормотал он. – Коричневая оберточная бумага, адрес написан черной тушью... печатными буквами... плохо очищенным пером... писал мужчина... не без некоторого образования...

Это уж чересчур. Век бы мне не видеть, что там в пакете, но и выслушивать необоснованные домыслы...

– Не сочиняй, Эмерсон! С чего вдруг ты решил, что писал мужчина? Да еще и образованный?!

– Почерк определенно мужской – размашистый и резкий. Насчет образования... слишком долго объяснять, Пибоди. Есть способы, есть.

– Что за чушь! – возмутилась я.

– Ладно... Из упаковки мы больше ничего не узнаем, – задумчиво протянул новоявленный сыщик. – Развернем осторожненько... вот так... Ха! Так я и думал!

– Что там?! Эмерсон, что?!!

– Картонная коробочка.

– О-ох... Оставь свои шуточки, дорогой! За тебя же волнуюсь!

– Извини, Пибоди. Не подумал. Так... Коробочка как коробочка. Никаких особых примет. Разве что... – Он принюхался. – Чуть заметный запах табака. Хорошего табака. Эх, Пибоди... Были же денечки, когда и я...

– Если ты сию же секунду не откроешь эту чертову коробку, Эмерсон, я завизжу!

– Трубка здорово подстегивает мыслительный процесс. Нехорошо, Пибоди. Тем, кто мнит себя великим детективом, визжать не положено. Терпение, Пибоди, терпение. Здесь могут скрываться самые неожиданные ключи к разгад...

Выхватив коробку из рук мужа, я сдернула крышку, швырнула на пол приличный ком ваты, утрамбованной сверху, и уставилась на...

– Шавабти!!!

– Не верещи, Пибоди, – ледяным тоном посоветовал Эмерсон. – И нечего махать руками. Это фаянс. Уронишь – разлетится вдребезги.

Фигурки «шавабти» (или «ушебти», как произносит Уолтер и многие другие ученые) являют собой пример сугубо практичного отношения древних египтян к жизни после смерти. В загробном мире ушебти должны были исполнять все желания умершего и делать за него всю тяжелую работу – пахать, сеять, рыть каналы в пустыне и т.д. Изготовленные из чего угодно – фаянса, камня, позолоченного дерева, – статуэтки не различались лишь формой, всегда изображая мумифицированное тело человека. В богатой гробнице археологи находили десятки, а то и сотни этих крошечных загробных слуг.

Ушебти, присланная неведомым «благожелателем», оказалась исключением из правил. Мне еще не приходилось видеть статуэтки в царственном одеянии и со скипетрами в руках. Вязь миниатюрных иероглифов, по-видимому, означала имя владельца, но я не стала тратить время на расшифровку.

– Бадж такую же получил?

– Похожую. Точнее сказать не могу: он же мне рассмотреть не дал. – Эмерсон вытащил из коробка узкую, мелко исписанную бумажную полоску. – Так-так... А ты говоришь, Пибоди, что древнеегипетских проклятий не существует. Взгляни-ка!

Взглянуть-то несложно. Прочитать – вот проблема. От недоброго предчувствия у меня тряслись руки.

– "На любого, кто проникнет в мою гробницу, я обрушусь как на цыпленка..."

– Обрушусь? Для такого текста, Пибоди, ты выбрала слишком игривый тон. Позволю себе предложить более точный перевод... Скажем, «нападу». Или хотя бы «наброшусь», но никак не...

– Ради бога, помолчи! Ты еще не слышал самого страшного: «... а Эмерсон, Отец Проклятий... УМРЕТ!»

* * *

Отзвуки жуткого пророчества еще звенели в ушах, когда грянул металлический гром, словно кто-то рядом ударил в цимбалы. Я так и подпрыгнула; Эмерсон весело фыркнул. Горничная с пустым тазом в руках, звякая плохо пригнанной крышкой, бочком просеменила вдоль стенки и юркнула за дверь.

– Читать нужно было потише, Пибоди! До смерти девочку напугала.

– Совсем о ней забыла. Но ты-то, Эмерсон! Откуда такое хладнокровие?! Это же откровенная угроза... предсказание смерти... или... хуже того...

– Хуже ничего быть не может, – небрежно бросил профессор. Он заблуждался, но не в моих интересах было напоминать, ему недавнюю встречу с Гением Преступлений, когда смерть казалась мне счастливым исходом.

– Прошу прощения, мамочка. Прошу прощения, папочка...

Нашел время!

– Как ты посмел выйти из своей комнаты! – возмутилась я. – Немедленно...

– Знаю, мамочка. Теоретически я нарушил твой приказ. Однако, учитывая, что мы с папочкой не виделись с самого утра, я посчитал возможным спуститься и случайно услышал донесшееся из-за двери вашей комнаты предсказание...

– Не мог ты его услышать, если только не подслушивал у замочной скважины!

– Будет тебе, Пибоди. В кои-то веки можно и послабление дать. – Эмерсон улыбнулся. Рамсес, не спуская с папочки глаз, осторожненько ступил через порог. В белоснежной ночной сорочке, босоногий, он выглядел такой невинной милой крохой...

– Ну что ж... – протянула я. А милая кроха только этого и дожидалась. Вмиг перелетев через комнату, Рамсес устроился на ковре у папочкиных ног на манер индийских йогов. Стоит ли добавлять, что болтал он при этом без умолку:

– Полагаю, мамочка, что беспокойство за папочку извиняет мое пренебрежение к твоему приказу. В иных обстоятельствах я, разумеется, не позволил бы себе...

– Не о чем беспокоиться, мальчик мой. Вздор и ерунда. – Эмерсон любовно потрепал черные кудри сыночка. – Очередная шутка нашего безумца – только и всего.

– Не будет ли с моей стороны бесцеремонностью попросить тебя, папочка...

– Чего уж там, Эмерсон! Пусть посмотрит. Не отстанет же, пока не увидит собственными глазами.

Папочка вручил Рамсесу коробку. Ушебти особого интереса не вызвала.

– Неплохой экземпляр, – отметил юный египтолог и сосредоточился на записке. Ненадолго. – Итак... – протянул он, наморщив гладкий лобик, – думаю, не ошибусь, если выскажу версию, что мы имеем дело с двумя текстами различного происхождения, первый из которых, если мне не изменяет память, найден в фиванской гробнице времен Девятнадцатой династии. Второй же, как вам, разумеется, известно, является выдержкой из так называемого «проклятия мертвых», примеры которого встречаются...

– Нам это, разумеется, известно, – вставил Эмерсон.

– Что же касается орфографии, – продолжал Рамсес, – не побоюсь заявить, что автор записки следует правилам египетского правописания, изложенным мистером Баджем. На мой взгляд, употребление листа камыша при написании имени Эмерсон совершенно неоправданно...

– А на мой взгляд, – не выдержала я, – ты слишком спокоен для человека, якобы преисполненного тревоги за жизнь своего отца!

– Уверяю тебя, мамочка, внешние проявления не отражают глубину моего беспокойства. Гм... Пожалуй, это вся информация, которую мы можем получить из записки. Добавлю лишь, что ее написал человек не без некоторого образования...

– Ничего себе! – воскликнула я.

– ...и плохо очищенным пером. Положение не так серьезно, как я думал, мамочка. Поскольку мистер Бадж получил такую же ушебти, мы можем сделать вывод, что преступные намерения автора записки не направлены исключительно на папочку. Любопытно было бы узнать, не стал ли еще кто-нибудь из египтологов или сотрудников Британского музея жертвой...

– Верно, мальчик мой. – Какое счастье, что сыночку время от времени требуется передышка. Эмерсон удачно воспользовался паузой. – Говорил же я тебе, Пибоди, что это всего лишь очередная дурацкая шутка. Одно цепляется за другое – и пошло-поехало! Газетчики подняли шумиху, раззадорили еще какого-нибудь психа, вот он и решил принять участие...

– Не сомневаюсь, что...

– Отправляйся наверх, Рамсес.

– Да, мамочка. Благодарю тебя за снисхождение к моему...

– Сию секунду, Рамсес!

Ну наконец-то. Сыночек поцеловал нас и удалился, прихватив с собой ушебти.

– Пусть возьмет, – махнул рукой родитель. – Малыш переживает. Не иначе как задумал провести над «уликой» опыт. А идею он подал что надо, Пибоди! Сбегаю-ка я к Питри и Куибеллу – узнаю, не получали ли...

– Позже, Эмерсон! Ты и так опоздал. Ужин...

– Идем! – с готовностью отозвался профессор. – Повар наверняка нервничает. Обойдемся без переодевания!

* * *

Надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь изучит таинственные способы распространения информации в таких семьях, как наша. Речь, конечно, не о Рамсесе, – это случай особый. Даже в Лондоне найдутся люди, готовые по примеру невежественных египтян уверовать в сверхъестественную способность Рамсеса проходить и слышать сквозь стены. Уж не знаю, от сыночка ли нашего или от той трусливой горничной, что возилась в ванной, только Гаргори был уже в курсе событий. Дворецкий изволил поддержать идею профессора:

– Ваша правда, сэр. Неплохо бы и других порасспросить. Вдруг они получили такие же штушеб... штучки, сэр. Если желаете начать сегодня же, можете на меня рассчитывать. Все письма будут немедленно доставлены.

– Благодарю, Гаргори. Вы очень любезны.

– Не за что, сэр. Всегда готов услужить, сэр. Дворецкий удалился на кухню за вторым блюдом, а я воспользовалась моментом:

– Напрасно ты посвящаешь Гаргори во все наши дела, дорогой. Вряд ли Эвелине понравится участие прислуги в беседе за столом.

– Да, но Гаргори же не Уилкинс. От нашего дворецкого никакого толку. "Не могу знать, сэр! – это все, на что он способен. А Гаргори – парень толковый. Кстати...

– Что?

– Интересно, не найдется ли у него лишней трубки? Всего лишь до завтрашнего утра, пока лавки не откроются.

Сразу после ужина мы прошли в библиотеку, но написать письма коллегам в тот вечер нам было не суждено. Вооружились бумагой, перьями... а кое-кто и трубкой, которой «толковый парень» был счастлив ссудить профессора. Устроились за столом...

– К вам джентльмен с визитом, сэр... мэм! – объявил вновь возникший в дверях Гаргори.

– С визитом?! – взревел Эмерсон. – В такое время?! Проклятье! Верх наглости!

– Не ты ли собирался в такое время слать гонцов к Питри и Куибеллу, дорогой? Кто пришел, Гаргори? Покажите визитную карточку.

– Карточки у него нет, мэм. – Презрительно фыркнув, дворецкий стал до смешного похож на нашего сноба Уилкинса. – Но он настаивает. Назвался О'Коннеллом, мэм...

– О'Коннеллом, значит... – Эмерсон зловеще сдвинул брови. – Возьмите-ка мистера О'Коннелла под белы ручки... минутку... одному вам не справиться. Вот что, Гаргори. Сначала пригласите лакея покрепче, а уж затем возьмите мистера О'Коннелла под белы ручки... и вышвырните вон!

– Погоди, Эмерсон. – Я поспешила вмешаться, пока Гаргори не бросился исполнять приказ своего идола. – Мистер О'Коннелл ни за что не осмелился бы заявиться к тебе в дом, да еще в столь поздний час, если бы у него не было на то достаточных оснований. Уверена, ему есть что сказать. Не желаешь выслушать?

– Гм... Пожалуй, Пибоди... Макнуть его веснушками в пруд я всегда успею. Лично. Давайте субчика сюда, Гаргори!

– Слушаюсь, сэр!

Эмерсон горящим взглядом уставился на дверь, то ли в надежде на хорошие новости, то ли в предвкушении расправы над несчастным репортером, – гадать не берусь.

О'Коннелл, как ни странно, при виде «неистового профессора» в ступор не впал. Гаргори только открыл рот, чтобы по всем правилам представить гостя, а ирландец уже влетел в библиотеку.

– Миссис Эмерсон! – заорал он во все горло. – Профессор!!! Полиция нанесла удар! Невиновный за решеткой!