Текст книги "Свиток Мертвого моря"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Водитель оставил туристов делать покупки, а сам зашел в магазинчик и купил бутылку кока-колы. Хотя человеку Запада этот напиток мог показаться несоответствующим местному колориту, он быстро привился на Ближнем Востоке и стал таким же популярным, как традиционный кофе по-турецки.

Дайна огляделась в поисках миссис Маркс и увидела ее, выражаясь фигурально, в лапах торговца шелком. Миссис Маркс с беспокойством обернулась, но при виде Дайны ее лицо прояснилось, и она поманила ее к себе. Базар был очень шумным. Несколько групп туристов смешались с местными жителями, делавшими повседневные покупки.

Дайна собиралась подойти к пожилой женщине, когда деликатное прикосновение к плечу заставило ее повернуться. В лавке за ее спиной тоже продавали ткани, и она затаила дыхание при виде материи, которой улыбающийся торговец размахивал у нее перед носом. Эта была ткань цвета слоновой кости, расшитая причудливыми узорами в виде цветов, стеблей и листьев.

«Что я буду с этим делать?» – подумала Дайна, отлично зная, что этот вопрос задает себе большинство женщин, прежде чем купить то, чего им покупать не следует.

– Вам вовсе не обязательно это покупать, – успокоил ее хитрый торговец. – Только войдите и посмотрите. Я люблю американцев, мисс. Мой брат живет в Чикаго уже двадцать два года. Заходите, выпейте кофе и кока-колы, и мы с вами поговорим о Чикаго.

Дайна не могла объяснить, почему это произошло, но она подчинилась. После того как торговец преподнес ей бутылку кока-колы с таким изяществом, словно это было шампанское, она не могла отказаться от осмотра лавки.

Помещение не превышало по размерам обычную американскую ванную и было битком набито товарами. Ткани свисали с потолка, задевая головы высоких покупателей, спускались на пол с прилавков и полок. Торговец продавал также галантерею и ювелирные изделия, но ткани были основным его товаром. Дайне казалось, что она стоит в самом центре радуги. Тяжелая сверкающая парча и шелк, прозрачный, как стекло, переливались золотом и серебром, черными, желтыми, алыми, пурпурными красками. Тирский пурпур, подумала Дайна, поддавшись романтической обстановке, и напомнила себе, что прославленный царский пурпур, который носили римские императоры, в действительности был ярко-красным.

– Это для обычных туристов, – с явным пренебрежением произнес торговец, двигая в сторону кусок шелка цвета морской волны, попавшийся Дайне на глаза. – Для красивой леди из Чикаго у меня есть кое-что получше. Там, в задней комнате, куда обыкновенные туристы не заходят.

Дайна заколебалась и тут же устыдилась своих страхов. Отец предупреждал ее об опасностях Ближнего Востока, но говорил ей и о том, чего не следует бояться. В этой маленькой лавчонке она была в большей безопасности, чем на улицах любого американского города после наступления темноты. Нырнув под пестрый занавес, Дайна последовала за торговцем в заднюю комнату.

Дверь закрылась за ней. Она не задумалась о том, насколько редким феноменом являются двери в подобных заведениях, где их обычно заменяют занавески и драпировка, но и без того поняла, что угодила в ловушку. В маленькой каморке находился человек, и это не был торговец. Тот мгновенно исчез, выполнив работу, за которую ему заплатили.

Комнатушка была скудно меблирована – деревянный стол, несколько стульев и арабский календарь на стене. Окна отсутствовали. Единственным источником света служила лампочка без абажура. На потолке медленно вращался старомодный вентилятор.

За столом сидел Картрайт. При виде Дайны он поднялся – слишком быстро, потому что ему пришлось опереться рукой о стол. Второй рукав пиджака был пуст.

– Не бойтесь, мисс ван дер Лин, – заговорил Картрайт. – Все в порядке, уверяю вас. Вы здесь в большей безопасности, чем где бы то ни было во всем Ливане. Позвольте мне объяснить. Я прошу всего пять минут.

– Пять минут, – повторила Дайна. Ее голос прозвучал спокойнее, чем она ожидала.

– Садитесь, пожалуйста. – Он добавил со слабой улыбкой: – Если вы этого не сделаете, мне придется нарушить правила учтивости, которым меня учили на коленях матери. Мои колени еще не слишком надежны.

– Ради Бога, сядьте! – воскликнула Дайна. Она придвинула себе стул, заметив, что Картрайт сел с гримасой боли. – Вам незачем демонстрировать хорошие манеры. То, что до сих пор вы были не слишком вежливы, не означает, что вы должны убивать себя. Кстати, как вы себя чувствуете?

– Как видите, великолепно, – холодно отозвался Картрайт. – Я всегда опираюсь о мебель, приветствуя леди.

Дайна посмотрела на бутылку, которую все еще держала в руке, и протянула ее Картрайту:

– Хотите?

Лицо Картрайта прояснилось, и он начал смеяться.

– Неужели нам нужно притворяться, будто мы только что познакомились? Не думаю, что мы оба вели себя с большим достоинством, хотя мое поведение было куда хуже вашего. Мне очень стыдно за прошлую ночь. Должно быть, я до смерти вас напугал.

– Вообще-то я слегка встревожилась, – призналась Дайна. – Ладно, забудьте. Очевидно, у вас не было иного выхода. Но мне хотелось бы знать, почему вы явились ко мне в номер.

Он печально посмотрел на нее:

– Мне тоже.

– Что?!

– Я совершенно не помню, что происходило до того, как я свалился в вашей комнате прошлой ночью.

Глава 3

1

По щекам Дайны стекали капельки пота из-под волос на висках. В комнате было душно – скрипучий древний вентилятор едва шевелил воздух.

– Амнезия, – сказала она.

Дайне не хотелось, чтобы ее голос звучал недоверчиво, но Картрайт оказался достаточно чутким. Губы его большого рта вытянулись в тонкую линию. Человеку, который терпеть не мог признаваться в какой бы то ни было слабости, даже временная потеря памяти, вероятно, казалась чем-то постыдным.

– Не постоянная, – отозвался он. – Всего на шесть – восемь часов. Но они оказались крайне важными. В течение этого времени нечто привело меня в ваш отель. У меня жестоко разболелась голова от попыток вспомнить, но толку никакого. Я даже не знаю, открыл ли вашу дверь по ошибке или у меня была причина войти туда.

– Вы вошли как опытный взломщик, – заметила Дайна, но ее голос был дружелюбным, и Картрайт улыбнулся:

– Можете не верить, но взламывать замки без чертовски веской причины не входит в мои привычки.

– Я вам верю. – Дайна глотнула из бутылки, так как Картрайт, видимо, не хотел пить. Кока-кола успела нагреться, но от духоты Дайну одолела жажда. – Вы в самом деле ничего не помните? – спросила она.

– Честное слово. – Он уронил голову на руки.

– Очевидно, из-за удара по голове, – сказала она, заметив белый квадратик марли, наполовину скрытый волосами.

– Так мне сказали. Я даже не помню, каким образом получил этот удар.

Картрайт все еще закрывал лицо руками, а в его голосе слышалось такое отчаяние, что Дайна подумала, не должна ли она в знак утешения похлопать его по плечу, но отказалась от этой мысли. Его плечи были не столь впечатляющими, как у доктора Смита (чего ради она вспомнила об этой неприятной личности?), но все же достаточно внушительными, чтобы выдержать бремя неприятностей, которые Дайну вообще-то не касались.

– Простите, – решительно заявила Дайна, – но я бы хотела, чтобы вы перестали втягивать меня в ваши дела. Если бы я могла вам помочь, то с удовольствием бы это сделала, но...

– Как вы думаете, почему я хотел вас видеть? – осведомился Картрайт.

– Ну, так почему?

– Я хотел извиниться, – брезгливо произнес Картрайт.

– По вашему тону этого не скажешь.

– Вы просто невыносимая женщина!

– А может, это вы слишком легко раздражаетесь?

Они сердито уставились друг на друга.

Дверь открылась, и в комнату заглянул лавочник. Он что-то сказал Картрайту по-арабски, тот кивнул и отпустил его, щелкнув пальцами.

– Они ищут вас, так что вам нужно уходить, – сообщил Картрайт. – Но сначала я скажу то, что собирался, и вы меня выслушаете, даже если мне придется сунуть кляп вам в рот. Когда я проснулся сегодня утром, мой шеф... Вы его знаете?

– Человек в сером?

Картрайт усмехнулся:

– Отличное прозвище! Он рассказал мне о происшедшем. Шеф просидел рядом со мной всю ночь, ожидая услышать о моем сногсшибательном открытии, и слегка расстроился, узнав, что я не могу ничего ему сообщить. Но одно очевидно – вы в опасности... Нет, подождите, дайте мне закончить. Я пришел к этому выводу исключительно с помощью логики. Во-первых, я сам был введен в заблуждение относительно вашего знания арабского, и ваши отрицания казались мне весьма сомнительными. Но если я мог ошибиться, то могли и другие. Во-вторых, вполне возможно, что мое появление у вас в комнате не было случайным совпадением: я хотел вас видеть по какой-то причине, которую не могу вспомнить. Это могло быть только потому, что я узнал нечто, подтверждающее мои страхи насчет вас. В-третьих, к вам пытался подобраться человек, в котором подозревают агента враждебного государства.

– Вы имеете в виду мистера... доктора Смита?

– Вот именно. Что вы о нем знаете?

– Ничего. Кроме того, что он глуповат.

Картрайт улыбнулся:

– Значит, он притворяется. Смит отнюдь не глуп. Его докторская степень подлинная. Он преподает в Бейрутском университете. Смит – археолог и ведет раскопки во всех странах региона. Может, вы знаете – хотя вряд ли, – что археологи занимают особое положение в этих местах взаимных подозрений и межнациональной ненависти. В некотором смысле они настоящие интернационалисты и имеют профессиональные контакты как с арабами, так и с израильтянами. Они могут работать, так сказать, по обе стороны стены, покуда подчиняются правилам. Естественно, они обладают наибольшими возможностями для передачи информации враждующим сторонам.

– Мне казалось, ученые выше политики, – заметила Дайна.

– А может, ниже? – Картрайт иронически усмехнулся. – Если политика – грязное дело, мисс ван дер Лин, то это потому, что достойные люди предоставляют ее негодяям. Я не порицаю тех, кто сражается всеми возможными способами за то, что считает справедливым. Вы едва ли можете ожидать, что я стану смотреть свысока на моего коллегу по ремеслу... полагаю, вы бы использовали слово «шпион».

Это слово прозвучало впервые. Несмотря на серьезный тон Картрайта, Дайна ощутила себя участницей мелодрамы.

– Я понимаю, почему археолог может стать хорошим шпионом, – промолвила она. – Но ведь не все же они такие?

– Не будьте наивной. Конечно, не все. Наши подозрения по поводу Смита основаны наряде инцидентов, происшедших в течение нескольких лет. И мы не уверены в этом на сто процентов. Но его поведение в этой истории подозрительно само по себе.

– Возможно, он просто расстроен смертью старого друга.

– Чепуха! Лейард не был его другом. Они начнут прочесывать базары в поисках вас, – резко добавил он. – Пожалуйста, мисс ван дер Лин, ради собственной безопасности будьте осторожны. Вы завтра уезжаете с группой – вот и отлично. Не отставайте от спутников, не ходите одна. Обещаете?

Картрайт встал и склонился над ней, опираясь рукой о стол; его черные глаза смотрели ей прямо в лицо. Пиджак свесился с плеча, и Дайна увидела, что его левая рука на перевязи. Это была наглядная иллюстрация опасности, о которой он предупреждал.

– Хорошо, – пробормотала она. – И... ну... если бы я могла что-нибудь вспомнить...

– А вы можете? – Вопрос прозвучал как выстрел.

– Нет. Но если бы вы подали мне какую-нибудь идею насчет того, о чем они могли спорить...

Картрайт выпрямился и задумчиво покачал головой:

– Я не могу сделать это без разрешения. Ради Бога, будьте осторожны, ладно?

Его изменившийся голос подействовал на Дайну, как ушат холодной воды. Она молча кивнула. Картрайт обошел вокруг стола и встал рядом с ней.

– А теперь лучше уходите, – сказал он, все еще глядя ей в лицо.

– Хорошо. – Но она не двинулась с места.

– Если вы что-нибудь вспомните...

– Как я могу найти вас?

Они разговаривали тихо, почти шепотом. Рука Картрайта скользнула от ее плеча к локтю, потом он опустил ее.

– Никак не можете, – произнес он тем же приглушенным голосом. – Но возможно, я сумею связаться с вами.

Словно сожалея о выходе за пределы сугубо формальных отношений, он направился к двери.

– Не думаю, что у меня хватило времени что-нибудь сказать, прежде чем я рухнул на пол, – небрежно заметил Картрайт; ответ Дайны заставил его повернуться к ней в напряженном ожидании.

– Да, вы сказали.

– Что именно?

– Не стоит из-за этого волноваться. Ваши слова не имели смысла.

– Что я сказал?!

– Нечто вроде: «Почему он приблизился?» – При виде его удрученного лица Дайна добавила: – Извините. Но я же говорила, что это не имело смысла.

* * *

Гид был недоволен, французская пара смотрела на нее с неодобрением, а датские мальчики казались разочарованными. Они объяснили, что думали, будто ее похитили наркоманы. Единственным человеком, который воспринял задержку добродушно, была миссис Маркс.

– У меня оказалось целых полчаса дополнительного времени, – довольно сказала она. – А я не из тех, кто жалуется на излишки. Тем более, что эта поездка тоже дополнительная.

Дайна чувствовала себя усталой и озабоченной. Перед ее глазами стояло худощавое красивое лицо Картрайта, слегка побледневшее под загаром; хотелось откинуться на сиденье и вспоминать о нем. Однако она не могла быть невежливой с пожилой женщиной.

– Почему дополнительная? – спросила Дайна.

– Я должна была сегодня отправиться в Иерусалим через Баальбек и Дамаск. Но путешествие по какой-то непонятной причине отложили на сутки и... Не может быть! Вы тоже едете туда? Какое совпадение, не правда ли?

– Да, – медленно произнесла Дайна. – В самом деле совпадение.

Она отказалась от предложения старой леди выпить вместе чаю. С нее будет вполне достаточно миссис Маркс в следующие несколько дней, даже если она действительно та, за кого себя выдает. А если нет... В любом случае Дайна нуждалась в чем-то более крепком, чем чай. Она едва удержалась, чтобы не убежать из-за стола в вестибюле отеля при виде приближающейся к ней знакомой грушеобразной фигуры. Ее вздох выражал скорее покорность, чем неудовольствие. После такого дня ей следовало ожидать появления инспектора Ахуба.

Он был в необычайно веселом настроении и принял ее предложение присесть с удовольствием, что показалось Дайне хорошим предзнаменованием. Или все дело в старом предрассудке насчет хлеба и соли? Несомненно, инспектор Ахуб не замедлил бы арестовать любого, кто предложил бы ему бренди с содовой.

– Жаль, что у вас останутся такие неприятные воспоминания о Бейруте, – заметил он. – Возможно, вы вернетесь туда при более благоприятных обстоятельствах.

– Надеюсь. Мне нравится и Бейрут, и эта страна.

Принесли напитки, инспектор любезно поднял бокал:

– За ваше удачное путешествие. Вы уезжаете завтра?

– Да. Я рассчитывала уехать сегодня.

Инспектор скривил губы:

– Подозрительный тон вам не идет, мадемуазель. Это не я задержал ваш отъезд.

– А кто?

– Судьба. Всего лишь несчастный случай.

– Хм-м... Нет, благодарю вас. – Она отказалась от предложенной им сигареты. – Я не курю.

– Ах да, совсем забыл. Вы певица.

– Так-таки и забыли! – Дайна медленно отвернулась от дыма: табак был крепкий и душистый. – Вы наверняка проверили все, что я вам сообщила. Ведь вы по-прежнему мне не доверяете, не так ли?

Инспектор Ахуб выглядел смущенным. Это было последнее выражение, которое она ожидала увидеть на его солидном мужественном лице.

– Вы внушаете мне доверие, мадемуазель, – сказал он наконец. – Временами я не сомневаюсь, что вы именно та, какой хотите казаться. Но обстоятельства...

– Дело не в обстоятельствах, а в совпадении, – прервала его Дайна. – В этом даже нет логики, инспектор. То, что мне случайно дали комнату по соседству с парочкой шпионов, не означает, что я тоже шпионка. Это все равно что...

Дайна умолкла, бокал с вермутом замер у губ, едва она увидела, как внезапно застыл взгляд инспектора. Только теперь она вспомнила, что он ни разу не упоминал о шпионаже.

– Сами понимаете, – произнес он задумчиво, сделав руками какой-то непонятный жест. – Как только я начинаю вам верить, происходит нечто несоответствующее, вроде вашего опрометчивого замечания, мадемуазель.

– Но... я имею в виду, что это всего лишь логическое умозаключение. Убийство, безусловно, необычное, иначе вы бы не стали так тщательно меня проверять. А учитывая политическую ситуацию на Ближнем Востоке, естественно, начинаешь думать о...

– Шпионах. Не знаю, мадемуазель, насколько это естественно. Есть два возможных объяснения: одно основано на вашей невиновности, другое – на вашем соучастии. Откуда бедному местному полисмену знать, что вернее?

– Не скромничайте, инспектор, – сухо промолвила Дайна. – Я понимаю вашу проблему. Обстоятельства могут ввести в заблуждение. Но я уверена, что вы разобрались в моем происхождении. Каким образом я могу быть замешана в здешние политические дрязги? Ведь я американка.

– Да. И при этом наполовину еврейка, не так ли, мадемуазель?

– Наполовину... – Дайна уставилась на него. Инспектор не отвел взгляда. – Вижу, вы поработали как следует, – заметила она.

– Обычное расследование. Девичья фамилия вашей матери Гольдберг. Разве это не еврейская фамилия?

– Разумеется.

Дайна с трудом сдерживалась. Она говорила себе, что инспектор Ахуб выражает не религиозные предубеждения, но антипатию, основанную на националистических чувствах, подобно тому, как француз мог спросить таким же тоном в 1944 году: «Вы наполовину немка, не так ли?» Но это казалось неубедительным. Охватывающий ее гнев начало вытеснять другое чувство – страх.

– Понимаете, – мягко продолжал инспектор, – почему я мог предположить, что вы питаете особый интерес к этому беспокойному району?

Дайна вздрогнула.

– Вы на неверном пути, – беспомощно произнесла она. – Но я вряд ли сумею вам это объяснить.

– Попытайтесь, мадемуазель.

– У вас совершенно иная точка зрения! – взорвалась Дайна. – Да, моя мать была еврейкой. Я горжусь этим и горжусь ею! Она была дочерью раввина, а также прекрасным ученым и добрым очаровательным человеком. Это так же не имеет значения, как если бы она была пресвитерианкой или ирландкой. В том смысле, в каком вы об этом думаете, это ровным счетом ничего не значит. Даже если бы я была произраильски настроена – что вовсе не обязательно, – то, что я наполовину еврейка, не делает меня автоматически израильской шпионкой! Я вообще не интересуюсь политикой и настроена не проарабски, не произраильски и не про-как-бы-то-ни-было – разве только прочеловечески!

Ей показалось, что взгляд инспектора слегка смягчился – это было большее, на что она могла рассчитывать. Внезапно ей в голову пришел остроумный аргумент, и она добавила:

– Кроме того, инспектор, любая страна, которая попыталась бы завербовать меня в агенты, совершила бы ужасную ошибку. Шпион из меня никуда не годный.

– Я в этом не так уж уверен, – возразил инспектор, и Дайна не могла определить, шутит он или говорит серьезно. Он осушил свой бокал и поднялся. – В любом случае, мадемуазель, я не могу ничего доказать. Отправляйтесь с миром. Но будьте осторожны. Я не единственный, кто может воспользоваться изобретением синьора Маркони и прийти к нелогичным выводам на основании услышанного.

2

Рано утром, стоя у отеля, Дайна с чувством, походившим на благоговение, наблюдала, как «специальная машина», из-за которой задержался ее отъезд, наконец появилась на подъездной аллее.

Машину стоило подождать. Она была длиной с маленький автобус, с тремя рядами сидений позади места водителя, словно в лимузинах аэропорта, которые Дайна видела в Штатах, но этим исчерпывалось сходство с плебейским общественным транспортом. Низкая, черная, обтекаемой формы, она являла собой нечто среднее между шикарным катафалком и автомобилем для перевозки гарема какого-нибудь шейха пустыни. Закрытые окна свидетельствовали о наличии кондиционера и о желании водителя сделать этот факт общеизвестным. Сверху находилась полка для багажа, где уже лежали два потертых чемодана.

Автомобиль остановился с гортанным урчанием, и оттуда быстро выпрыгнул облаченный в нарядную униформу шофер-гид. Дайна робко указала на свои чемоданы и направилась к дверце, предусмотрительно открытой водителем.

В обитом кожей салоне находился только один пассажир – миссис Маркс. Ее вид смутно напомнил Дайне непроходимые джунгли, охоту на тигров и аванпосты Британской империи. Она быстро поняла причину. На миссис Маркс были рубашка и юбка цвета хаки, а также пробковый шлем.

Старая леди тепло ее приветствовала.

– Рада видеть знакомое лицо. Вы когда-нибудь ездили в таком шикарном автомобиле? Должно быть, он принадлежал самому Ибн-Сауду [16]16
  Ибн-Сауд (1880 – 1953) – король Саудовской Аравии в 1932-1953 гг.


[Закрыть].

Дайна призналась, что нечто подобное пришло в голову и ей. Она села рядом с миссис Маркс, и машина тронулась в путь. Проехав авеню де Пари, они свернули в сторону от берега. Очевидно, другие пассажиры жили ближе к центру Бейрута.

Помимо Дайны и миссис Маркс, их было шестеро. Возможно, их подбирали не более произвольно, чем любую туристическую группу, но они сразу же показались Дайне весьма причудливой компанией, не столько каждый сам по себе, сколько все вместе.

Первой к ним присоединилась респектабельная молодая пара, причем Дайна не сразу разобралась, кто из них мужчина, а кто женщина: у обоих были длинные светлые волосы, которые свешивались на плечи или бодро развевались по ветру, мешая разглядеть лица и путаясь с любыми предметами, оказавшимися вблизи. Оба носили коричневые кожаные сандалии на мозолистых грязных ногах, расклешенные брюки из материи, разрисованной зелеными листьями и ярко-красными цветами, большими, как блюдца, и низко вырезанные красные вязаные майки без рукавов. На расстоянии нескольких футов пол каждого из них можно было определить только по очертаниям фигуры, а вблизи мужчина выделялся неким подобием бороды. Женщина держала в руке маленький предмет из зеленой пластмассы, напоминавший транзистор и издававший низкое рычание, иногда сопровождаемое музыкальным аккомпанементом, хотя оскорбленный классический вкус Дайны отказывался признать его таковым. Песня была ей неизвестна, но она узнала вокальный квартет, который столь часто предавали анафеме родители подростков.

Следующим в машину сел симпатичный пожилой мужчина с аккуратно подстриженными седыми височками. Он был одет в обычный темный костюм, и только маленький золотой крестик на лацкане подсказал Дайне род его занятий. Естественно, сутана не подходила бы к здешнему климату. Войдя, он вежливо приподнял широкополую, дорогую на вид панаму, обнаружив почти неестественно светлый цвет лица для темноволосого и черноглазого человека.

Шестым членом группы также был мужчина, моложе священника, но не столь колоритной внешности. Среднего роста, полноватый, с карими глазами и каштановыми волосами, он имел лишь одну характерную черту – маленькую бородку вроде той, которую на рубеже веков носили многие европейские монархи. На нем были очки в роговой оправе и старомодный костюм европейского покроя. Коротко стриженные волосы не были покрыты шляпой, и Дайна подозревала, что он сожалеет о своем упущении; слишком яркий загар делал его круглые щеки похожими на блестящие яблоки. Робко улыбнувшись другим пассажирам, мужчина присел на место рядом со священником.

Теперь на каждом из трех параллельных сидений было по два пассажира, и Дайну интересовало, сколько еще человек может вместить автомобиль. Она также размышляла, каким образом миссис Маркс и молодая пара могли позволить себе высокие цены туристического бюро – цены, которые объясняла, пусть и не оправдывала, великолепная машина. Если прочие услуги будут на таком же уровне, то можно считать, что расходы того стоили. Но Дайна напомнила себе, что поношенная одежда необязательно указывает на неважное состояние банковского счета ее обладателя. Возможно, другие пассажиры в данный момент интересуются, как она могла себе позволить такое путешествие.

Мотор вновь заурчал, и они остановились у красивых современных дверей отеля «Финикия». Выглянув из окошка, Дайна увидела суетящихся гостиничных служащих. Затем широкие двери распахнулись, все напряженно застыли, но тут же расслабились, увидев маленького человечка, засеменившего к машине.

Он был низеньким и тощим, с гладкими черными волосами, зачесанными назад с высокого лба, и в пенсне, аккуратно сидевшем на переносице. В правой руке человечек нес черный «дипломат».

Вместо того чтобы сесть в машину, он остановился возле дверцы, придерживая «дипломат» обеими руками. Миссис Маркс склонилась над Дайной и опустила стекло. Многоязычный шум бейрутской улицы заглушил транзистор и голоса квартета, пророчащие революцию.

– Эй, вы! – окликнула миссис Маркс. – Кого мы ждем?

Скорее всего, она обращалась к водителю, но человечек в пенсне обернулся на крик. Дайна отпрянула с необъяснимым отвращением. Ей казалось холодным лицо инспектора Ахуба, но в сравнении с физиономией человечка в пенсне его можно было назвать раскаленным докрасна. Сдержанность Ахуба была напускной – бесстрастный облик скрывал человеческие эмоции, которые иногда себя обнаруживали. Лицо же этого человека не выражало ничего. Нельзя было сказать, что оно неприятное или угрожающее, – просто никакое, и его пустота тревожила сильнее любой угрозы.

Когда человечек заговорил, его голос звучал спокойно и вежливо:

– Мы ждем моего хозяина, мадам, мейнхеера Дрогена. Уверен, он выразит сожаление, что задержал вас.

– Хм! – буркнула миссис Маркс, снова усаживаясь на место. Даже ее смутила механическая вежливость ответа.

Ждать долго им не пришлось. Суета возобновилась. Швейцар в сверкающей золотом униформе подскочил к двери. Вышел человек, очевидно являющийся мейнхеером Дрогеном, хотя Дайне не могла понять, каким образом столь невзрачная личность могла заслужить такое повышенное внимание к себе.

У него было одно из тех гладких и мягких лиц, по которым невозможно определить возраст: ему могло быть от сорока до шестидесяти. Густые светлые усы придавали ему дружелюбный вид, который усиливали широкая улыбка и быстрая подпрыгивающая походка. Водитель и человечек в пенсне бросились к дверцам машины, и мейнхеер Дроген просунул голову внутрь. Окинув взглядом салон, он обернулся:

– Фрэнк, возможно, вы хотите сесть рядом с водителем. С этого места открывается великолепный вид. Я сяду позади вас, если не возражают эти два джентльмена.

Священник и другой мужчина кивнули, соглашаясь, и вновь прибывший проворно влез в машину. Когда шофер занял свое место, Дроген повернулся, положив руку на спинку сиденья, и улыбнулся остальным пассажирам, продемонстрировав золотые зубы.

– Mesdames et messieurs [17]17
  Дамы и господа (фр.).


[Закрыть], – весело сказал он, – коль скоро нам предстоит провести вместе несколько дней, то лучше сразу подружиться, верно? Меня зовут Дроген, я скромный гражданин Нидерландов и путешествую ради удовольствия, питая интерес к истории этого очаровательного края. Приветствую всех вас.

Ни сдержанность, ни робость не могли устоять перед подобной любезностью. Другие пассажиры тоже представились. Молодая пара оказалась французами, отправившимися в свадебное путешествие, их звали Рене и Мартина. Они не стали объяснять, почему решили провести медовый месяц среди древних руин и современных политических треволнений, и никто не рискнул об этом спросить. Священник оказался американцем, отцом Бенедетто из ордена иезуитов; он объяснил, что в настоящее время «обитает» в Риме и сейчас в отпуске. Отдых за работой, подумала Дайна. Второй мужчина был немцем-врачом – доктором Краусом из Гейдельберга. Дайна и миссис Маркс также назвали себя – последняя представилась вдовой священника из Йорка. Улыбка Дрогена стала еще шире.

– Превосходно! – воскликнул он. – Теперь... о, я забыл о моем бесценном друге и секретаре, леди и джентльмены, мистере Фрэнке Прайсе из Питтсбурга в Соединенных Штатах. Еще один американец. – Дроген расхохотался столь энергично, что даже покраснел; успокоившись, он продолжал: – Я говорю по-английски, друзья мои, так как это родной язык большинства, а я верю в демократические процедуры. Вас это устраивает? Есть здесь кто-нибудь, не говорящий по-английски?

Никто не отозвался, и Дроген радостно кивнул:

– Вот и отлично. Осталось познакомиться с нашим водителем. Как вас зовут, друг мой? Ахмед? Великолепно!

Машина подпрыгнула, угодив колесом в яму: Ахмед, ошеломленный потоком любезностей, зазевался за рулем. Дроген стукнулся головой о потолок салона, скорчил гримасу, сел и негромко заговорил с доктором, который сидел с ним рядом.

Дайна глубоко вздохнула. Она не была уверена, что сможет вынести такое сверхдружелюбие. Устыдившись собственных мыслей, она сказала миссис Маркс:

– Мейнхеер Дроген просто очарователен.

– Может, он и очарователен, – отозвалась миссис Маркс, – только его зовут не Дроген.

– Что?!

– Ш-ш! – Гудение кондиционера позволяло им тихо разговаривать, не будучи услышанными кем-то еще. – Он явно хочет сохранить инкогнито, – шепнула миссис Маркс. – И я не намерена разоблачать его, если он того не желает. Но я узнала его, так как слежу за политикой.

– А я тоже должна его знать?

– Это зависит от того, – довольно едко заметила миссис Маркс, – что, по-вашему, должен знать информированный гражданин мира. Хотя, полагаю, не все такие любознательные, как я. Конечно, мистер... Дроген не является знаменитостью в строгом смысле слова. Он специальный представитель ООН в этом регионе. Могу добавить, что он не гражданин Нидерландов.

– Вот как? – недоуменно промолвила Дайна. – В таком случае, зачем ему понадобилась экскурсионная поездка?

Миссис Маркс бросила на нее загадочный взгляд.

– Очевидно, он хочет осмотреть достопримечательности, – предположила она.

Они выехали за город и теперь поднимались к подножию первого из двух больших горных хребтов, тянущихся через Ливан с севера на юг. Город внизу казался архитектурным макетом – очертания зданий выглядели в прозрачном воздухе неестественно аккуратными и геометрически правильными. Синяя полоса моря сверкала, как аквамарин. По просьбе Дрогена водитель отключил кондиционер и открыл окна. Хотя они находились всего в нескольких километрах от Бейрута, разница в температуре уже ощущалась – воздух стал прохладнее, и в нем чувствовался аромат сосен. Дорога шла через зеленые рощи, хотя знаменитых кедров не было видно; среди листвы и цветущих садов мелькали красивые домики. Водитель объяснил, что это летний курортный район Бейрута. Состоятельные люди спасаются здесь от невыносимой жары. Из своих прохладных вилл они созерцают изнемогающий от зноя город.

Миссис Маркс молча смотрела в открытое окошко, а Дайна делила внимание между красивым видом и далеко не столь красивыми мыслями. Она больше не видела ни Картрайта, ни мистера Смита, ни инспектора Ахуба. Сальва напугала ее, ворвавшись среди ночи к ней в комнату, чтобы попрощаться, так как утром она не дежурила. Девушка подарила Дайне шарф из тонкого розового шелка, и Дайна порадовалась про себя, что чувство такта удержало ее от предложения подруге чаевых. Она решила прислать Сальве подарок из дому, так как такой сувенир будет означать нечто большее, чем безделушка с бейрутского базара. Они обнялись и даже пролили несколько слезинок – по крайней мере, Сальва.