Текст книги "Дерзкий любовник"
Автор книги: Элизабет Лоуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Глава 4
Риба сидела за письменным столом в «Обже д'Арт», бесцельно глядя на Тигриного Бога, вместо того чтобы углубиться в изучение оценочных ведомостей и счет-фактур. Свет гипнотически-таинственно разливался по поверхности скульптуры, создавая бесконечный узор из сливающихся, переходящих друг в друга полос золотого и мерцающего коричневого цвета, завораживающих и бесконечно чувственных. Неизвестный мастер сумел воплотить в камне сущность мужской мощи и грации.
А под всем этим, под атласной полировкой и прихотливыми изгибами, крылись первобытная дикость, сила и буйство, говорившие с ней на языке таком же древнем, как любовь и желание.
Риба закрыла глаза, по-прежнему ощущая всепо-давляющее присутствие Тигриного Бога. Перед ее мысленным взором статуэтка менялась, глаза светились серебристой зеленью, темные густые волосы казались под ладонью такими мягкими, упругие мускулы бугрились под гладкой кожей, нежные руки своим прикосновением рождали сладостную боль, заставляя Рибу томиться неведомой доселе жаждой, которую было невозможно утолить.
Она вновь ощущала, как Чанс накрывает ее своим телом, как мир стремительно сужается, пока не остались лишь он и она да отдаленные крики чаек над морем. До сих пор она не ведала что это такое – хотеть мужчину. Это когда ты во власти безумия и томления, неотвязной потребности подарить ему наслаждение и одновременно опалить безумной страстью. Желания и чувства разрывали Рибу на части, пока она не теряла способности думать и рассуждать и лишь беспомощно содрогалась под ним, забыв обо всем, о том, кто он и кто она, и покоряясь лишь вкусу его губ и ощущению тяжести мужского тела.
Когда Чанс внезапно оторвался от Рибы и откатился подальше, словно опасаясь прикоснуться к ней, она почувствовала, что сбита с толку, окончательно растеряна. Но потом, вспомнив, где находится, не знала, плакать или смеяться. Подумать только, они с Чансом обнимаются на пляже, словно парочка подростков!
И, словно прочитав мысли Рибы, Чанс осторожно сжал ее руку. Слабая дрожь, пронизавшая его, когда их пальцы соприкоснулись, подсказала Рибе, что сдержанность и самоконтроль даются ему нелегко. Риба не одинока в том головокружительном новом мире, открытом для нее Чансом.
Она не хотела возвращаться в «Обже д'Арт». Он не хотел провожать ее туда. Но в этот вечер Риба больше не видела Чанса – ей было необходимо встретиться с клиентами, собиравшимися посмотреть часть коллекции Джереми, и, поскольку те прилетели из Египта, не могло быть и речи о том, чтобы опоздать на переговоры. И отказаться невозможно…
Потенциальные покупатели ушли лишь в два часа ночи, и, конечно, звонить Чансу в отель было уже слишком поздно. Но она едва удерживалась, чтобы не набрать номер.
С девяти часов утра, как только Риба открыла магазин, в двери хлынул поток коллекционеров, охранников и издерганных, нервничающих страховых агентов. Не было ни времени, ни возможности позвонить Чансу – она ни на минуту не оставалась одна.
К четырем часам для Рибы стало очевидным, что «Обже д'Арт» слишком мал, чтобы вместить всех любителей антиквариата, заинтересовавшихся коллекцией Джереми. У нее не осталось ни сил, ни энергии объясняться с клиентами, отвечать на одни и те же бесконечные, монотонно повторяемые вопросы.
Только в четыре часа она избавилась от последнего посетителя и еще целый час вела переговоры об условиях очередного показа коллекции на следующей неделе в «Хотел дел Колорадо» городка Сан-Диего. Днем назначена демонстрация экспонатов, потом последуют ужин, вечерний аукцион и полуночный бал. Джереми, конечно, одобрил бы все это. Он любил сочетание утонченности шампанского и примитивного соперничества коллекционеров, охваченных нерассуждающим желанием приобрести одну и ту же редкость.
Мягко улыбаясь, Риба провела кончиками пальцев по Тигриному Богу. Даже с закрытыми глазами она могла видеть мощные формы статуэтки. Она вовсе не была идеализированным изображением гиганта Геракла, высеченным из камня. Нет, перед ней был настоящий мужчина – широкие плечи, узкие бедра, мускулистые руки и сильные ноги, в каждом изгибе – чисто мужские непринужденность и уверенность. Лицо было скорее волевым, чем красивым, скорее завораживающим, чем идеальным.
Интересно, подумала она, если бы Тигриный Бог сумел заговорить, был бы его голос глубоким, низким, с чуть тягучим выговором?
– Можно? – лениво протянул низкий глубокий голос.
Глаза Рибы широко распахнулись, с губ сорвалось испуганное восклицание. Перед ней стоял Чанс Уокер, протягивая к статуэтке руку. Риба безмолвно отдала ему Тигриного Бога. Чанс медленно перевернул фигурку, восхищаясь превосходным образчиком тигрового глаза и искусством мастера. Загорелые пальцы медленно скользили по атласной поверхности статуэтки, осторожно обводя контуры.
– Потрясающе, – тихо пробормотал он, отдавая статуэтку Рибе. – Никогда не видел экземпляра лучше. Ни трещинки, ни смещения, ни единого недостатка. Камень, стоящий художника, обработавшего его.
– Это часть коллекции Джереми, – пояснила Риба, ставя Тигриного Бога в нишу за письменным столом. Погладив его в последний раз, она повернулась к Чансу.
– Рад, что это всего лишь камень, – объявил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Будь он живым, его было бы трудно увезти подальше в пустыню и оставить там, – едва заметно улыбаясь, пробормотал Чанс. – С таким нелегко сладить. Однако он не коварен. Никаких засад, ударов в спину, только встреча лицом к лицу в честном поединке. Ему ни к чему хитрость. Он силен и знает это. И пошел бы охотиться на самого дьявола с этим золотым луком. Кстати, он продается?
Риба покачала головой.
– Завещанием мне дано право выбрать два экспоната из коллекции Джереми. Тигриный Бог – мой.
– Тигриный Бог, – мягко повторил Чанс. – Это имя ему подходит. Его назвала так ты?
– Да.
Чанс, едва прикасаясь, провел кончиками пальцев от бровей до подбородка Рибы.
– Никогда не думал, что стану ревновать к проклятому камню, – почти грубо бросил он.
– Не нужно, – зачарованно выдохнула Риба, не отрывая взгляда от серебристо-зеленых озер его глаз. – Я выбрала статуэтку и придумала название после Долины Смерти.
Она почувствовала перемену в нем, как только Чанс понял смысл ее слов. Его глаза закрылись, а пальцы застыли на изгибе ее подбородка. Когда Чанс снова посмотрел на Рибу, она задохнулась. Во взгляде светилась почти физически ощутимая напряженность.
– Chaton, – пробормотал Чанс, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. – Нам нужно поговорить. Я должен что-то…
Но в этот момент в кабинете появился Тим, громко объясняя на ходу:
– Босс, старик Мерсер считает… О, черт, прошу прощения. Дверь была открыта.
Он повернулся, чтобы выйти.
Чанс разразился негромкими проклятиями, но все же язвительно усмехнулся и отступил. Риба про себя вторила ему, но пришлось обернуться к Тиму.
– Все в порядке, – сказала она, тоном, явно противоречившим вежливым словам, и, услышав собственный голос, сокрушенно воздела руки: – Все в порядке, хотя на самом деле это совсем не так.
– Ну да, – улыбнулся Тим, – понимаю, о чем ты толкуешь. – Он протянул руку. В ладони уютно умостился крошечный, вызывающе розовый китайский флакончик. – Мерсер считает, что цена слишком высока.
Чанс перевел взгляд с прозрачного пузырька на Рибу.
– Не стесняйся, – кивнула она.
Тот взял бутылочку с ладони Тима. Убедившись, что крохотная пробка надежно сидит на месте, Чанс повернул галогенную лампу на столе Рибы так, чтобы рассмотреть пузырек на просвет. Сразу же выявилась тончайшая сетка трещин, рассеивавших и преломлявших свет; мгновение, и флакончик наполнился горячим розовым сиянием, столь характерным для камня, из которого был вырезан.
– Турмалин из Палы, – кивнул Чанс и начал медленно поворачивать безделушку, подставляя лучам каждый изгиб. – Превосходный образец. Единственный в своем роде. Трещин как раз хватает, чтобы подтвердить подлинность, но недостаточно, чтобы угрожать целостности самого пузырька. Цвет идеальный. Нет другого рубеллита – розового турмалина – в мире, который мог бы сравняться с найденными в северном округе Сан-Диего. Абсолютно уникален.
Чанс взял со стола Рибы большую лупу и снова стал рассматривать прозрачную сверкающую бутылочку.
– Я не очень много знаю о китайском искусстве резьбы по камню и не могу точно определить возраст бутылочки. Скорее всего, вторая половина девятнадцатого века. Вдовствующая императрица Китая была просто одержима турмалинами из Палы. Вся добыча из рудников Палы покупалась только ею. Она владела мировой монополией на розовый турмалин. После ее смерти в 1908 году спрос на турмалины из Палы почти полностью исчез.
Чанс наклонился и еще раз внимательно рассмотрел резьбу.
– Прекрасная работа. Оригинальная пробка, острые края, симметричный и элегантный рисунок – не простая рыночная поделка. И в идеальном состоянии. Владелец флакончика, очевидно, берег его. Все остальные, которые мне приходилось видеть, потускнели, были покрыты сколами или реставрированы. Кроме того, сам цвет очень чистый и без примесей.
Риба молча протянула ему оценочную ведомость на флакончик из розового турмалина, которую успела составить. Чанс быстро просмотрел ведомость.
– Достаточно справедливая цена, – заметил он и, лениво улыбнувшись, вручил флакончик Тиму. – Если клиент откажется покупать, я знаю коллекционера в Австралии, почти такого же одержимого розовым турмалином, как вдовствующая императрица. Ред Дей отдаст, сколько запросите, и еще поблагодарит за находку.
– Ты просто осчастливил меня, – ухмыльнулся Тим. – Мерсер – богатый, занудливый жлоб и скуп, как сам бес. – И, кивнув на прощание, вышел, с демонстративным старанием прикрыв за собой дверь.
– Моя великолепная шахта, – объявила Риба шутливо, предлагая и Чансу посмеяться вместе с ней, – не так далеко от рудника, в котором нашли этот камень. Те же географические координаты, такое же геологическое строение. Только по-настоящему Ценных розовых турмалинов не хватит, чтобы наполнить детский кулачок. Все, что получали от Чайна Куин женщины семейства Фаррел, – тяжелый труд своих мужей, опасность и как раз столько камней, чтобы наградить последующие поколения горячкой охоты за турмалинами.
Выражение лица Чанса едва заметно изменилось, черты лица заострились, хотя подбородок был по-прежнему упрямо выдвинут вперед.
– У тебя тоже эта лихорадка в крови? – спросил он с небрежностью, противоречащей сковавшему его напряжению.
– Конечно! Правда, я не давала ей ходу. И не была на шахте с самого детства, когда мать пыталась вновь начать разработки. Она скопила достаточно, чтобы вновь отрыть вход в шахту. Но деньги быстро кончились, а нашла она всего несколько кристаллов, так сильно растрескавшихся, что они распадались в руках. Мусор.
– А ты? Не пыталась открыть шахту?
– Подумывала, – призналась Риба. – Сны, которые я видела… горы сверкающих турмалинов, груды нетающих ледяных кристаллов всех оттенков розового и зеленого.
Она тихо рассмеялась над собой.
– Реальность оказалась куда более отрезвляющей. Как только я расплатилась с адвокатами за развод и возвращение своей девичьей фамилии, сразу же наняла геолога, чтобы определить стоимость работ по укреплению выработок в Чайна Куин. Оказалось, что нужно выложить больше ста тысяч долларов, да и то при условии, что там никогда раньше не производились взрывы. Если потребуются взрывные работы, придется заплатить в три-четыре раза больше.
Риба пожала плечами.
– Я не могла найти банк, который одолжил бы мне тысячу долларов, не то что в сто раз больше. Правда, банки не за что осуждать. Какой человек в здравом уме даст такую сумму юной мечтательнице, владеющей половиной шахты, в которой никогда не находили камней больше, чем на несколько сотен долларов?
– Тогда почему бы не продать Чайна Куин? – осведомился Чанс.
Риба подняла голову, удивленная интонациями в его голосе.
– Это все равно что продать мечту. Любые полученные мной деньги не возместят всего того, что я потеряла. – Она криво усмехнулась. – Знаю, это глупо, но у меня особое чувство к Чайна Куин.
– Хотя ты давным-давно там не бывала?
– Да.
Риба поколебалась, тщательно выбирая слова, пытаясь заставить Чанса понять, почему бесполезная шахта так важна для нее.
– Это все, что осталось от детства. Настоящей семьи у меня не было. Даже не знаю имени отца. Мать и я всегда шли разными дорогами. Я никогда не бывала У дедушки с бабушкой, они выгнали мать из дома до моего рождения. Сестра – близнец матери – живет в Австралии, где-то в глуши. Я никогда ее не видела. Они с матерью не переписываются. Даже открытки на Рождество друг другу не посылают. У тетки есть дочь Сильвия, моего возраста. Это все, что мне известно о родственниках. – Улыбка Рибы увяла. Поглядев на сцепленные на коленях руки, она договорила: – Эти воспоминания и половина заброшенной шахты – мое наследство. Может быть, я никогда не отыщу розовые кристаллы в Чайна Куин, но половина шахты принадлежит мне. Целая сотня акров, плюс права разработок на нескольких квадратных милях. Поверь, это прекрасная местность. Дикая и каменистая, бархатисто-зеленая зимой и невыносимо жаркая летом. Когда-нибудь я построю там дом. Ну а пока довольствуюсь тем, что знаю: земля ждет меня. Ждет, когда я вернусь домой.
Подняв голову, Риба заметила, что Чанс пристально, суженными глазами изучает ее. На его лице сменяли друг друга гнев, печаль и бессильное раздражение.
– Ты никогда не продашь ее?
– Нет, – вздохнула Риба и быстро добавила: – Это не такое уж безумие, как кажется, Чанс. Налоги самые что ни на есть ничтожные и… и я могу отдыхать там, когда захочу.
– И часто ты там отдыхаешь? – осведомился он.
– Н-нет, конечно, нет. Однажды, после развода, я даже добралась до поворота на шахту. Но дорога выглядела ужасно. Я побоялась ехать по ней одна. Правда, вряд ли что-то случилось бы. – И, немного подумав, добавила: – Да, уверена, что все обошлось бы. Скоро я сделаю вторую попытку.
– Только не одна, – резко бросил он. – Это опасно.
– Откуда ты знаешь?
Чанс запнулся, но овладев собой, пояснил:
– Тебе захочется спуститься в шахту. Кроме того, такая дикая местность всегда опасна для одинокой женщины. Но вместе с человеком, привыкшим к опасности…
Неожиданная улыбка совершенно преобразила его лицо.
– Хочешь раскинуть там лагерь?
Глаза Рибы восторженно загорелись. Вместе с Чан-, сом не придется вскакивать при каждом шорохе, шарахаться от каждой тени, бояться даже посидеть на солнышке, закрыв глаза.
Мысль о том, чтобы разделить тишину и молчание горной страны с Чансом, опьяняла. Она улыбалась своему Тигриному Богу, как ребенок в Рождественское утро.
– Да, очень, – выдохнула она.
– За такую улыбку, котенок, я возьму тебя в любое место на земле.
Его губы были такими же теплыми и нежными, как солнечный свет. Риба выдохнула его имя, скользя ладонями по могучим плечам и шее, пока его язык дразнил уголки ее улыбающегося рта. Риба наслаждалась мягкостью его волос, запахом мужского тела и вкусом губ, от которых голова шла кругом. Она чувствовала, как напряжено его тело, делила с ним поцелуи, застенчиво и робко отвечая на ласки.
Зазвонил телефон. Никто не обратил на него внимания.
Зажужжало переговорное устройство.
– Дьявол! – взвилась Риба. – Это что, заговор? Все, чего я хочу…
Она резко осеклась. Ей нужно больше, чем всего лишь поцелуй. Нет, она желает чего-то более сложного и ошеломительного, чем простое утоление голода, загоравшегося в ней, стоило Чансу взглянуть на нее, коснуться, прижать к себе.
Ее рука с силой опустилась на клавишу переговорного устройства.
– Ну что там?!
– Клиент, которому назначено на пять часов, ждет уже пятнадцать минут, – сообщил Тим.
– Миссис Маккери? – быстро сообразила Риба.
– Совершенно верно.
– Дай мне минуту, – попросила она, отключая селектор, и взглянула на Чанса. – Миссис Маккери прилетела с Таити, когда узнала, что я уже выбрала два экспоната из коллекции. Ей восемьдесят лет. Одна из лучших и самых старых друзей Джереми.
– Долго она пробудет?
– Не меньше нескольких часов. И это не последний клиент.
Чанс выругался на неизвестном языке, и Риба даже обрадовалась, что ничего не поняла. Когда он сердит, голос звучит совсем не так музыкально.
– Завтра в полдень заеду за тобой. Раскинем лагерь в Чайна Куин.
Риба мысленно переделала свое расписание на следующий день.
– Не знаю, как мне удастся, но буду здесь, звеня золотыми колокольчиками от нетерпения.
– В одних колокольчиках? – пробормотал он очень тихо. – Хотел бы я увидеть это.
И неожиданно Риба сообразила, как легко можно неправильно истолковать ее поспешное согласие отправиться с ним на пикник.
– Я поеду, но не обещаю…
Она смущенно осеклась.
– Заниматься со мной любовью? – докончил Чанс.
Пронизывающие глаза вглядывались в нее, безошибочно распознавая нерешительность и стыд. Выражение его лица изменилось.
– Ты так же невинна, как кажешься, верно? – мягко спросил он. – За кем ты была замужем? За чертовой ледяной глыбой?
Риба оцепенела. Ей не доставляло удовольствия вспоминать свою семейную жизнь.
– Пойми, – так же мягко, но настойчиво продолжал Чанс. – Во мне не осталось невинности. Я хочу тебя. И сделаю все, чтобы заставить тебя испытывать такое же желание. Но я никогда не смог бы принудить тебя, chaton, – шепнул он, касаясь ее губ кончиком пальца. – Тебе нужны походные башмаки и одежда попроще. У тебя есть все это?
– Нет, – покачала головой Риба.
– Я позабочусь об этом, – пообещал Чанс, целуя Рибу с нежной сдержанностью, успокоившей ее.
Но вместе с уверенностью нахлынули жар и желание, которые она всегда связывала с прикосновениями Чанса. Он был одновременно жестким и нежным, и очень мужественным. И каждый раз, лаская ее, учил познавать собственное тело, собственные желания, пробуждая глубоко в душе что-то буйное и сильное, жадно тянувшееся к нему. Зуммер прожужжал. Несколько раз.
– Этот Тим всегда так чертовски пунктуален? – отрывисто выдохнул Чанс, наконец отрывая губы от ее рта, и, прежде чем Риба сумела ответить, развернулся и тремя кошачьими шагами выскочил из комнаты.
– Полдень, – повторил он, не оглядываясь. – И все равно, будешь ты готова или нет.
* * *
В полдень Риба сидела за письменным столом, прислушиваясь к бесконечному монологу человека, никак не способного поверить тому, что других людей меньше, чем его самого, интересуют воспоминания о прошлом. Она часто поглядывала на часы, надеясь, что посетитель поймет намек. Но это было все равно, что намекать булыжнику, что неплохо бы подняться и станцевать джигу.
Ровно в полдень появился Чанс.
– Готова? – осведомился он, игнорируя мужчину, сидевшего напротив Рибы.
Она взглянула на сорочку-»сафари», походные ботинки, зашнурованные до колен, потертую ковбойскую шляпу, потерпевшую поражение в битве с густой гривой вьющихся волос. Ей страстно захотелось вскочить и немедленно выйти с ним из комнаты.
– Не совсем, – пробормотала она вслух, кивнув посетителю, нетерпеливо ожидавшему, чтобы промямлить конец истории о приеме по случаю его пятидесятилетия.
– Который час? – спросил Чанс клиента.
Тот неторопливо открыл крышку огромных серебряных часов, инкрустированных аризонской бирюзой.
– Семнадцать минут первого.
– Верно, – кивнул Чанс и, обойдя вокруг стола, подхватил Рибу на руки и объяснил перепуганному старику: – Я сказал Рибе, что заеду за ней в полдень. Слово нужно держать.
И широкими шагами направился к двери, прижимая к груди смеющуюся Рибу. Тим испуганно вскинулся, поднял оттопыренные большие пальцы в знак одобрения и распахнул переднюю дверь.
– Счастливого путешествия, – пожелал он им вслед, кланяясь, как швейцар в испанской гостинице, и прошептал на ухо Рибе: – Я позабочусь о старом зануде. Не торопись назад.
Риба ожидала, что, как только они окажутся на тротуаре, ее поставят на ноги. Но Чанс ни разу не остановился. Люди, завидев их, улыбались и начинали оглядываться в поисках операторов и съемочной группы, поскольку любое из ряда вон выходящее явление на Родео Драйв объяснялось натурными съемками.
– Можешь отпустить меня, – со смехом в голосе посоветовала Риба.
Чанс продолжал идти. Риба, поддавшись порыву, стащила с него шляпу и взъерошила волосы.
– Неужели ты не заметил выражения лица мистера Дж.Т. Левингтон-Смайта? Потрясающе! Господи, сколько лет мне хотелось сделать то же самое! Он всегда отнимает вдвое больше времени, чем назначено! Каждый раз, когда приходится слушать его, я гадаю, уж не находится ли скука в списке адских мук?!
– Напомни мне узнать у дьявола, когда я в следующий раз окажусь в Венесуэле.
– Разве дьявол живет там?
– Когда не разыскивает алмазы в Бразилии.
Риба несколько минут рассматривала профиль Чанса, наслаждаясь бескомпромиссно-мужественными чертами.
– Когда тебя несут вот так, плохо только одно.
– Боишься высоты? – поинтересовался он, улыбаясь.
– Нет, – покачала головой Риба, легко касаясь его губ кончиками пальцев. – Не могу как следует поблагодарить тебя за спасение.
Ее так внезапно перекинули с руки на руку, что Риба только и успела охнуть. Рот под густыми усами завладел ее губами в крепком поцелуе, выказавшем, сколько сдержанности скрыто под его улыбкой. После первого мгновенного изумления, она вернула его поцелуй с жадностью, не знавшей утоления с тех пор, как он пробудил ее в Рибе, в полумраке и тишине Долины Смерти.
– Мы остановили движение, – пробормотал Чанс, прикусывая губами мочку ее уха, наслаждаясь пробегавшей по ее телу дрожью желания.
– Все просто ждут, пока режиссер крикнет «стоп» и потребует снять второй дубль, – немного задыхаясь, предположила она.
– Больше всего на свете не хотел бы разочаровать их, – ответил Чанс, снова припадая к ее губам и обводя контуры рта легкими движениями языка. Лишь через несколько долгих минут он поднял голову и улыбнулся в ее раскрасневшееся лицо.
– Никогда не знал, что быть актером – это так здорово!
Покачивая головой, Риба полушутливо-полусерьезно взглянула на него.
– Ну что с тобой делать? Ты явно не… не…
– Не приучен к домашнему уюту? – предположил он с залихватской улыбкой.
Риба снова потрясла головой, тихо смеясь.
– Не волнуйся, – заверил ее Чанс, направляясь к ближайшей автостоянке. – Ты совсем не заметишь этого, как только мы раскинем лагерь.
Чанс поставил Рибу рядом с «тойотой». Запыленная синяя машина с привинченной спереди лебедкой, запасными канистрами для воды и бензина, установленными сзади, и походным скарбом за передним сиденьем. Мелкая гибкая сеть надежно удерживала груз на месте.
– Уверен, что не хочешь взять мою машину? – спросила Риба, с сомнением оглядывая спартанские внутренности «тойоты» и жесткую подвеску. – В ней будет гораздо удобнее.
– На шоссе, – согласился Чанс, открывая для нее дверцу. – Но на дороге к шахте твой автомобиль попросту не выдержит. Камни, валуны, выбоины, промоины, оползни.
– Откуда ты знаешь? – выпалила Риба, раздраженная столь пренебрежительным отзывам о ее машине.
Чанс на мгновение застыл, но тут же вкрадчиво продолжал, подсаживая Рибу в машину:
– Логика. Заброшенная шахта, забытая дорога. Однако, если хочешь, следуй за мной на своем «БМВ». Я сумею вытащить тебя из любой беды, в которую можешь попасть на автомобиле с низкой посадкой.
– Нет, спасибо, – отказалась Риба, вздрагивая при мысли, во что может превратиться ее машина, если острые камни начнут рвать днище. – Поверю тебе на слово. Ты эксперт по плохим дорогам и глухим местам.
Чанс легонько сжал ее подбородок, пытаясь удержать Рибу.
– Помни это. И если прикажу тебе сделать что-то, не спорь. Делай, как велено. Не всегда хватает времени на объяснения.
Его глаза стали светло-зелеными, внимательными, выжидающими. Он явно хотел услышать ответ на свои слова. В Чансе не чувствовалось никакого нетерпения: он ясно понимал, что Риба не привыкла к приказам.
– Ты что-то от меня скрываешь, – решила она наконец.
Глаза Чанса сузились, превратившись в крошечные щелочки. Пальцы чуть крепче стиснули ее подбородок, но тут же ослабели.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он наконец, не повышая голоса.
– Ты все время не договариваешь, скрываешь что-то от меня. Слишком уж уверен, что шахта и местность опасны.
Несколько долгих секунд Чанс не шевелился.
– Заброшенные шахты всегда опасны.
Риба ничего не ответила, ожидая продолжения, понимая, что Чанс, в свою очередь, выжидает. Но он захлопнул дверцу, обошел вокруг и устроился на водительском сиденье.
– Я никогда ничего не делаю очертя голову, – объяснил он немного погодя. – Я был возле Чайна Куин. Дорога – хуже не бывает, как я, впрочем, и думал. Правда, не ожидал встретить там кучу подозрительных личностей. Зато, проведя несколько часов в местных барах и прислушиваясь к сплетням, я все понял. Теперь в этой глуши перевалочный пункт торговцев марихуаной. Оттуда ее переправляют в другие районы. И, поверь, лучше с этими типами не встречаться. Кроме того, там немало нелегальных беженцев из Мексики. Они работают на полях и плантациях авокадо, но как только сезон кончается, они раскидывают лагерь подальше от посторонних глаз, потому что сидят без денег и боятся, что их кто-нибудь заметит.
Чанс пожал плечами.
– Они молоды и скучают. Проводят время за выпивкой, а когда дерутся, пускают в ход ножи. Некоторые из местных жителей, когда идут на плантации, берут с собой револьверы. – Окинув Рибу долгим взглядом, Чанс добавил: – Ты ведь не знала об этом, правда?
Риба безмолвно тряхнула головой.
– Как и большинство людей на свете. Если такого не происходит в городе, значит, просто не бывает на самом деле. Ну так вот, мы уезжаем из города, Риба. Если, конечно, ты по-прежнему этого хочешь.
– Действительно все так опасно? По-настоящему опасно?
Чанс слегка улыбнулся.
– Нет, просто достаточно непредсказуемо, чтобы быть интересным. Ни за что не поставил бы тебя в подобное положение, если бы считал, что нам грозит опасность. Правда, прогулка не будет такой спокойной и безмятежной, как по Родео Драйв.
– Ха! Можно подумать, я в жизни не видела продавца наркотиков, мистер Уокер!
– Да, в городе тебя не проведешь, не то что в деревне, так ведь?
– Несомненно. Я давно уже не верю в злых фей и добрых волшебниц, – добавила Риба, улыбаясь, но вполне серьезно. – И доверяю твоему суждению, Чанс. Если считаешь, что это безопасно, я еду.
– На свете не существует такой вещи, как стопроцентная безопасность, даже если сидеть в собственном доме за семью замками.
– Пытаешься сказать, что не желаешь ехать со мной? – спросила Риба.
– Нет. Просто стараюсь объяснить, что шанс попасть в катастрофу на этих сумасшедших шоссе не в меру велик, но мы все равно по ним ездим.
Риба нахмурилась.
– Конечно. Нужно делать все, чтобы уменьшить риск, но в остальном от нас немногое зависит. Кроме того, не настолько уж мы и рискуем.
– То же самое на плохих дорогах и в дикой мест-ности. Однако там необходим еще и немалый опыт.
– Тут-то ты и пригодишься.
– Верно.
– И?
– Я скорее раскину лагерь в самой, что ни на есть глуши, чем окажусь на шоссе в час пик, – сухо объявил Чанс.
– Тогда отправляемся в поход.
* * *
Двухрядное шоссе вилось мимо элегантных домов загородного клуба «Фолбрук» и перестроенных коттеджей начала века. Площадки для гольфа и лошадиные загоны уступили место отвесным гранитным скалам, покрытым густыми зарослями чапараля. Спутанная трава, отягощенная семенами, покачивалась на апрельском ветерке. Через несколько недель земля станет ржаво-коричневой, выжженной солнцем южной Калифорнии. Тогда настанет время покоя и жара, отражающегося от гранитных склонов, время, когда выживает лишь чапараль, шепча своими листьями ненадежные секреты обжигающему полдню.
Но этот день был теплым и ясным, и на суровом граните зеленела нежная трава, как всегда бывает ранней весной в округе Пала. По обеим сторонам дороги росли деревья авокадо. Стайки этих же деревьев взбегали на каменистые склоны холмов с такими узкими и крутыми террасами, что казалось невероятным, как там могло укорениться что-то, кроме сорняков. Однако, авокадо прекрасно приживались в суровой почве. В сезон сбора плодов ветки гнулись от темно-зеленых фруктов.
Чанс неустанно обшаривал взглядом окружающий пейзаж, отмечая каждую крошечную перемену, каждую новую тень, показывая Рибе ястребов, с голодным видом устроившихся на заборах или паривших в небе, земляных белок, шнырявших в траве и внбзапно замиравших, чтобы сбить с толку хищников, стороживших всякое их движение, стервятников в необозримой вышине, расправивших почти прозрачные крылья и выжидавших подходящего момента, чтобы ринуться на добычу, олениху с двумя оленятами, спокойно наблюдавших за машиной из-под прикрытия чапараля на обочине дороги.
Радость, которую доставляла Рибе поездка, значительно увяла, как только Чанс свернул с шоссе на грязную дорогу и подъехал к шахте. Здесь скалы казались выше и круче, незаметно переходя в настоящие горы. Сама дорога была не чем иным, как полузаброшенной двухколейной тропой, вьющейся через гранитные отроги и ныряющей в каньоны, усыпанные булыжниками и поросшие кустарником. Промоины, выбоины, камни, трещины и оползни встречались на каждом шагу. И, не замечай Риба время от времени узкой колеи далеко впереди, она могла бы поклясться, что здесь не пройдет ни одна машина. Да и сейчас продвижение вперед казалось крайне сомнительным.
Чанс, не теряя спокойствия, ехал по почти непроходимой дороге, сжимая руль с той небрежной уверенностью, какую она сама выказывала на забитом машинами шоссе. И постепенно Риба пришла в себя, разжала кулаки и расслабилась, доверяя его умению точно так же, как он доверялся ей. Оказалось, что ей нравится просто наблюдать за ним, отмечать его сосредоточенность и скорость рефлексов, силу мышц, бугрившихся под загорелой кожей, пока он удерживал ревущую «тойоту» на почти непроходимой дороге.
– За поворотом особенно трудный отрезок, – заметил Чанс, не отрывая глаз от тропы. – Может, хочешь пройтись?
– А ты?
Губы под густыми усами изогнулись в усмешке:
– Всегда находится круглый дурак, которому нужно сидеть за рулем.
– Если ты круглый дурак, значит, я полосатая гадюка, – ехидно ответила она. – Спасибо большое, я останусь в машине. Не очень-то спешу сразу же порвать ботинки, которые ты мне купил.
Риба взглянула на ботинки, подаренные Чансом. По его настоятельной просьбе она переоделась в походный костюм, когда они остановились пообедать. Лично ей казалось, что ботинки ужасные – тяжелые, неуклюжие и темно-коричневые, цвета засохшей грязи.
Однако кожа была мягкой, и подошвы не скользили. Джинсы, тоже купленные Чансом, не носили ярлыка знаменитого модельера, однако сидели как влитые. Блузка плотно облегала изгибы тела, словно была специально сшита для нее. Мягкая, из хлопчатобумажного трикотажа, такого же темно-синего цвета, как джинсы, с бесчисленными крошечными пуговками и петельками. В высокий воротничок была вшита не бросающаяся в глаза этикетка очень дорогого дома мод.
