Текст книги "Дерзкий любовник"
Автор книги: Элизабет Лоуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Нет, – предостерегающе сказал он, прежде чем Риба заговорила. – Нет, теперь моя очередь. Ничего не изменилось, Риба. Ни мои чувства к тебе, ни твои ко мне. Свадьба состоится завтра.
– На это нет причин, – возразила она, впервые встретившись с ним глазами, и щелкнула по конверту, который Чанс по-прежнему держал в руке. – Ты получил все, что хотел.
– Я хочу тебя.
– Разве? – по-прежнему не повышая голоса, спросила Риба, стараясь держать в узде эмоции, бурлившие под внешним спокойствием. – В самом деле? Тогда избавься от проклятой шахты, прямо сейчас. Отдай ее первому, кто пройдет по улице.
– И что, черт возьми, от этого зависит?
Риба коротко и горько рассмеялась.
– Если ты спрашиваешь об этом, значит, на земле не найдется ответа ни на одном языке.
– В том, что ты говоришь, нет ни капли смысла, – свирепо прорычал Чанс. – Слушай, я понимаю, нужно было сказать тебе раньше. Господь знает, я пытался, но… – Он злобно выругался. – Дьявол все это побери! Все уже случилось, и нет смысла оглядываться назад. И даже отдай я шахту, все равно ничего не изменить.
Он снова потянулся к ней.
– Chaton…
– Такая здесь больше не живет, – бросила Риба, отступая.
Но Чанс оказался проворнее. Он всегда действовал молниеносно. Его руки сомкнулись на ее плечах, притягивая Рибу ближе. Ладонь скользнула по ее щеке.
– Дай нам обоим время, моя сладостная женщина. То, что я сказал или не сказал, не имеет значения. Главное лишь это, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
– Нет! – резко отстранилась Риба, отталкивая его изо всех сил. – Шахта принадлежит тебе, но не я!
Но он словно ничего не слышал, не чувствовал. Все ее попытки ускользнуть оказались безуспешными перед этой жестокой силой. До этой минуты Риба оставалась спокойной, слишком спокойной, исполненной решимости все уладить разумным, цивилизованным образом. Но стоило его губам коснуться ее рта, как едва сдерживаемая ярость буквально взорвалась вулканическим извержением.
Брыкаясь, изворачиваясь, царапаясь, такая же свирепая в гневе, как щедрая в любви, Риба попыталась освободиться от его хватки.
После первого момента потрясения Чанс неожиданной подножкой опрокинул Рибу на пол и придавил к ковру всем телом, беспощадно удерживая на месте, выжидая, пока ярость растратится в бесплодных усилиях сбросить его, вскочить и убежать.
Риба, вздрагивая от озноба, наконец сумела взять себя в руки. Закрыв глаза, она начала дышать медленно, глубоко, но даже это оказалось непосильной задачей. Чанс был слишком тяжел, слишком силен, и она стала его пленницей, чувствуя, как теплое дыхание колышет волосы. Чанс накрывал ее телом, словно живым одеялом. Риба снова вздрогнула, ужаснувшись пронизавшему ее неожиданному теплу, невыносимо томительному желанию охватившему тело.
И тут она почувствовала жар и твердость его мужской плоти и поняла, что Чанс хочет ее так же безумно, как она его.
И, словно отвечая на ее мысли, он выдохнул ей в шею:
– Я хочу тебя.
Риба застыла под ним, отказываясь отвечать.
– Я мог бы заставить тебя хотеть меня, – тихо процедил он, проводя усами по губам и шее Рибы, словно чувственно-мягкой щеткой, посылая по ее спине озноб.
Но Риба по-прежнему молчала.
Его губы скользнули ниже, пока не отыскали ее грудь, впились в вершинку упругого холмика. Черный кашемир не смог скрыть внезапно напрягшегося соска.
– Именно это я имел в виду, когда мы вырвались из плена старой злобной суки Чайна Куин и мыли друг друга в ручье, – уверенно и твердо сказал Чанс. – Ты принадлежишь мне, Риба, и слова не имеют с этим ничего общего. Разве ты еще не знаешь этого?
Его пальцы мягко сомкнулись на бугорке соска, натянувшего свитер.
– Я мог бы взять тебя прямо сейчас, и ты вопила бы от наслаждения, – добавил Чанс, наблюдая, как Риба борется с желанием, пожирающим ее. – Разве не так, chaton?
Риба молчала.
– Ответь мне, – грубо велел Чанс, быстрым, почти свирепым рывком просовывая руки под ее свитер.
– Да, – прошипела Риба, сверкая глазами, словно загнанный зверь, сгорая от ярости, смешанной с унижением.
Чанс смотрел в пламенно-яростные карие глаза, давая Рибе узнать силу и жар его собственного желания, а потом вздохнул и нежно коснулся губ кончиками пальцев.
– Но если я сделаю это, пройдет слишком много времени, прежде чем ты сможешь простить себя или меня.
– Скорее всего, вечность.
– Я женюсь на тебе не из-за шахты, – сказал он грустно и одновременно запальчиво. – Слышишь меня, маленькая дурочка?
Риба рассмеялась, безудержно, горько, снедаемая раздиравшими ее стыдом и гневом. И еще желанием.
– Ты не женишься на мне, – твердо объявила она, полуприкрыв затянутые горячечной дымкой глаза. Она смотрела сквозь него, куда-то в точку за спиной Чанса, словно он был всего-навсего отражением в оконном стекле.
– Ты моя, со свадьбой или без, – резко бросил Чанс. – Но сегодня ты не в том настроении, чтобы признать это или поддаться доводам разума. Ни логика, ни любовь… Ты даже думаешь, что ненавидишь меня, так ведь? – спросил он, сузив похолодевшие глаза, такие же жесткие, как его улыбка. – Я приду сюда утром, еще до того, как ты проснешься, и тогда мы вместе обнаружим, что ты испытываешь ко мне – любовь или ненависть. Ты проснешься, улыбаясь мне, моя женщина. Обещаю. И, – добавил он, снова придавив ее к ковру разгоряченным, мощным телом, – тогда и настанет конец этому вздору насчет любви и Чайна Куин.
И прежде чем Риба поняла, что свободна, Чанс вскочил и исчез. Но она еще долго лежала на полу, ощущая на коже, словно клеймо, его жар, силу и желание, не зная, кричать, смеяться или плакать. Поэтому Риба ничего не сделала, позволяя ознобу и противоречивым чувствам сотрясать тело, пока она наконец не успокоилась. И лишь тогда медленно, осторожно поднялась на ноги, уверенная лишь в одном: когда Чанс придет, ее здесь не будет. Неизвестно, что станется с Рибой, если она вновь окажется в объятиях Тигриного Бога.
Любовь к нему уже сама по себе ужасна. Ненависть к нему уничтожит ее.
* * *
– Где ты, черт возьми? – взорвался Тим.
Риба отвела трубку от уха и оглядела автостоянку небольшого торгового пассажа в Орегоне.
– В другом штате, – коротко ответила она.
Последовало продолжительное молчание.
– Я думал, ты сегодня выходишь замуж, – наконец выдавил Тим.
– Легко нажито, легко прожито.
– Риба…
– Нет.
Слово вырвалось, холодное, категоричное и жесткое, точное отражение состояния Рибы.
– Это звонок вежливости, Тим. Нет вежливости, нет звонка.
Тим громко вздохнул:
– Простите, босс. Чанс не отходит от меня, как кот от куска печенки.
– Поэтому я не сказала тебе, где нахожусь. И не скажу.
– Ты в порядке? – поколебавшись, спросил Тим.
Риба резко рассмеялась, и в этом горьком смехе не было ни тепла, ни веселья.
– Надеюсь, в «Обже д'Арт» ничто не требует моего немедленного присутствия?
– Некоторые документы на посылки и страховые квитанции требуют твоей подписи.
– Подделай ее.
– Когда ты возвращаешься?
– Не знаю.
– А ты вообще вернешься?
– Кто спрашивает, ты или Чанс?
– Оба, – признался Тим. – Он с самого утра был моей тенью. Ты поговоришь с ним?
– Он по-прежнему владеет Чайна Куин?
Последовала короткая пауза и низкий голос сказал:
– Chaton…
– Ты по-прежнему владеешь Чайна Куин? – холодно перебила она, игнорируя слабость, от которой затряслись руки, так сильно, что Риба едва не уронила трубку. При звуке этого низкого красивого голоса она едва не умерла от желания очутиться в его объятиях, как тогда, в Долине Смерти, и плакать, пока лед не растает, а страдания забудутся. Но на этот раз именно он причинил ей такую страшную боль.
– Ни лжи, ни отговорок. Только одно слово, да или нет. Чайна Куин по-прежнему твоя?
– Да.
– Прощай, Чанс.
Риба очень осторожно положила трубку на рычаг.
Глава 11
Прошло несколько долгих минут, прежде чем пальцы Рибы перестали трястись настолько, что она обрела способность поискать телефонный номер в маленькой кожаной записной книжке, взятой из «Обже д'Арт». Не доверяя собственным рефлексам, она с необычной тщательностью набрала номер.
– Джим Николе? Это Риба Фаррел. Знаю, неудобно сваливаться на голову без предупреждения, но получилось так, что я неожиданно оказалась в Орегоне, и хочу спросить, не найдется ли у вас время, показать мне эскимосские кикитуки, о которых вы упоминали в последнем письме.
Риба записала, как проехать к дому Джима, повесила трубку и спустилась ко взятому напрокат автомобилю. Она ехала быстро, пытаясь не думать о том, что во время последнего посещения коллекционеров Западного побережья с ней был Джереми. Если она начнет вспоминать, как все было, окончательно расклеится. Если будет продолжать мучиться мыслями о Чансе, разлетится на осколки, как камень под рукой неопытного гранильщика. Поэтому Риба размышляла о работе, пытаясь отождествить знакомых собирателей с теми или иными редкостями и драгоценностями, собранными со всего света. Кикитуки Джима Николса, возможно, именно то, чего ищет богатый новозеландский коллекционер – предметы примитивного искусства из слоновой кости.
Подойдя к входной двери, Риба почувствовала, как покалывают кожу иголочки знакомого возбуждения, всегда возникавшего перед тем, как предстояло увидеть сокровища другого собирателя. Занимательными были не только изделия из слоновой и моржовой кости. Как и множество коллекционеров, он всю жизнь менялся драгоценными приобретениями с собратьями по увлечению. Главное не в наживе, а в приобретении новых редкостей. В результате каждый коллекционер владел целым ворохом редких, прекрасных, а иногда и странных вещиц, полученных в обмен на не менее ценные. Иначе говоря, Риба знала, что в доме Джима Николса может отыскать все на свете.
– Мистер Николс? – осведомилась Риба, протягивая руку.
– Джим, – поправил мужчина, крепко, по-дружески стискивая ее пальцы широкой, сухой ладонью. Нелегкая жизнь путешественника и старателя на Дальнем севере оставила свои следы на канадском французе. Распухшие костяшки пальцев и негнущиеся колени без слов говорили об артрите, заставившем его переселиться на юг. – Вы называли меня Джимом, когда Джереми был жив.
– Джим, – согласилась она, пытаясь не показать, какую боль причинило ей упомянутое мимоходом имя Джереми. Невольные слезы блеснули в глазах.
– Не нужно так грустить, девочка, – утешил Джим прокуренным голосом, выдававшим слишком большого любителя виски. – Когда доживешь до моих и Джереми лет, смерть покажется чем-то вроде старого приятеля.
Джим предложил Рибе кофе, усадил за изрезанный, и потертый пластиковый столик и сел рядом, стискивая в кулаке потрескавшуюся кружку. Риба невольно заметила, что вместо кофе там был налит шотландский виски.
– Лучшее в мире лекарство от артрита, – прохрипел он. – И для воспоминаний очень полезно. Оставляет лишь самые хорошие.
Риба с новым интересом взглянула на жгучую жидкость.
– В самом деле? – пробормотала она. – Думаю, придется и мне к нему привыкать.
– Подождите несколько лет, – сухо посоветовал он, похлопав ее по руке сморщенной ладонью. – Все образуется.
Он вышел из комнаты и вернулся с картонной коробкой, наполненной кикитуками. С небрежной грацией человека, всю жизнь имевшего дело с драгоценными вещами, Джим вынул резные фигурки и начал выстраивать их на выщербленной крышке стола, указывая достоинства и недостатки каждой.
Риба молча наблюдала, еле удерживаясь, чтобы не вздрогнуть. Ни одна из статуэток не была больше ее ладони, и каждая словно излучала атмосферу злобной жестокости, неотделимую от них, как матовое свечение желтоватой кости. Чем-то напоминавшие длиннотелых гиппопотамов с огромными клыками, кикитуки, открыв огромные пасти, глазели на нее.
– Вы знаете связанную с ними легенду? – спросил Джим, вынимая последнего кикитука.
– Да. Если отдать кикитука врагу, он пожирает его душу.
Образ черного рта Чайна Куин, возник в мозгу Рибы. Словно злобный кикитук, высеченный из горы, она ждет человека, чтобы поглотить его душу.
– Не очень-то они вам пришлись по душе, не так ли? – осведомился Джек.
– Зато знаю коллекционера, который будет от них без ума, – сдержанно ответила Риба. – Он купил каких-то африканских демонов из слоновой кости, при одном взгляде на которых у меня кровь в жилах стынет. Так что кикитуки будут у него, как дома.
– Мне самому не очень нравятся эти маленькие дьяволы. Но работа хороша, а моржовые клыки – превосходного качества. Эскимосы очень тщательно готовят планы мести.
Риба механически договаривалась о ценах на эскимосских божков, пытаясь изгнать из памяти ужасающую картину Чайна Куин. Неужели Чанс отправится туда один? Что если земля снова дрогнет, навеки заключив его во мрак?
Риба дрожащими руками выписала чек и отдала Джиму.
– Я слышал, вы решили оставить себе Зеленый Комплект?
– Да, – хрипло пробормотала она.
– Подождите.
Джим снова вышел и вернулся с пакетом из оберточной бумаги.
– Удалось выменять это несколько месяцев назад, – сообщил он, сунув руку в пакет. – Собирался даже позвонить Джереми насчет этого.
Он протянул Рибе найденный образец необычного минерала.
В гнезде из ничем не примечательного серого камня сидел прозрачный серебристо-зеленый кристалл точного оттенка глаз Чанса. Риба судорожно втянула в себя воздух. Долго глядела она на восьмигранник невероятно красивого цвета, и только потом закрыла глаза и покачала головой. Невозможно. Просто невероятно. Алмаз в материнской породе – одна из редчайших находок для коллекционера. Если прибавить к этому уникальный цвет, можно твердо сказать, что этот камень поистине бесценен.
– Парень, что нашел его, уверял будто это необработанный алмаз, – сказал Джим. – Я могу распознать хорошую кость за пятьдесят ярдов, но алмаз? – Он пожал плечами. – Думал, может, Джереми сумеет сказать точнее.
– Можно посмотреть? – нерешительно спросила Риба, протягивая руку.
– Конечно.
Он протянул ей камень, почти не глядя, с потрясшей ее сердце небрежностью.
Риба вынула из сумочки ювелирную лупу и начала тщательно осматривать камень под сильным освещением. Ни следа от клея, которым кристалл могли прикрепить к камню. Природные грани алмаза были неотшлифованы; к нему явно не прикасались ничьи инструменты. Никаких видимых трещин или дефектов. По приблизительной оценке, вес алмаза мог быть не менее трех каратов. Риба вернулась к столу.
– Нужно проделать несколько тестов, чтобы сказать с полной уверенностью, но, по моему мнению, это действительно алмаз. Сколько вы хотите за него?
– Это для одного из ваших клиентов?
Пальцы Рибы конвульсивно сжались вокруг кристалла, отливающего цветом глаз Чанса Уокера.
– Нет. На этот раз для меня.
Джим осторожно похлопал ее по руке.
– Тогда это подарок.
– Мистер Николс… Джим… я не могу… он бесценен.
– Значит, наш обмен справедлив, – просто сказал он. – Джереми и я часто сиживали вместе за бутылочкой виски, еще когда в нас было достаточно пороха, чтобы взорвать этот городишко. Однажды мы так кутили несколько дней, когда он неожиданно начал толковать о смерти. Сказал, что отдал бы все, чем владеет, если кто-то заплачет по нему, когда он умрет. Я так и не забыл этого.
Выцветшие глаза Джима уставились в лицо Рибы.
– Вы плакали по Джереми, когда его собственной плоти и крови, его родным, не терпелось поплясать на его могиле. Вот эта любовь поистине бесценна. Стекло, кварц или алмаз, этот камень – твой.
* * *
Риба растянулась на слишком мягкой постели номера в мотеле и устало потерла глаза. Она знала, что отсюда отправится в другой город, к другому коллекционеру, что жизнь продолжается. Но больше сил не оставалось. Дни были чересчур длинны, ночи – бесконечны. Мысли беспорядочно метались, покой оставался недостижимым. Одиночество и ярость, бешенство и отчаяние разрывали душу. Сны населяли призраки Чайна Куин, ухмыляющегося мрачного кикитука, пожиравшего черными клыками душу Чанса.
Вот уже пять дней Риба не звонила Тиму. Он, конечно, беспокоится о ней, но она не доверяла самой себе. Если Чанс все еще там, если она вновь услышит его голос, хватит ли у нее воли не побежать немедленно обратно, чтобы увидеть его хищную улыбку, согреться в коричневых от загара руках.
Кто-то тихо постучал в дверь номера. Сердце Рибы подскочило за мгновение до того, как она сообразила, что это, конечно, не может быть Чанс. Он просто не знает, где она.
– Кто там? – спросила Риба, мгновенно насторожившись.
По всей комнате расставлены коробки с редкостями, а те, что не поместились, заперты в багажнике взятой напрокат машины. Жаль, что она не последовала примеру Джереми и не наняла телохранителей.
– Это Глори, Риба.
Риба, не задумываясь, метнулась к порогу.
– Чанс с тобой? – выдохнула она, распахивая дверь. Карие глаза сверкали надеждой.
Лицо Глори со времени их первой встречи сильно изменилось, усталость и печаль словно прибавили ей лет.
– Я собиралась задать тебе тот же вопрос.
– Что ты хочешь сказать?
– Чанс пропал, – глухо пробормотала Глори. – Можно войти? Я с ног валюсь.
Риба втянула Глори в комнату и, захлопнув дверь, машинально вылила в пластиковую чашку весь оставшийся в термосе кофе и молча вручила Глори. Та несколькими глотками выпила тепловатую жидкость и отдала ей чашку.
– Спасибо, – вздохнула Глори, опускаясь на уродливый пластмассовый стул. – Может, мне еще Удастся выжить.
Ясные зеленые глаза пристально глядели на Рибу.
– Что, черт возьми, произошло между тобой и Чансом? – с без обиняков спросила она.
– Он хотел получить Чайна Куин, – глухо пробормотала Риба, потрясенная глубиной разочарования, охватившего ее. Несколько безумных мгновений она надеялась, что Чанс тоскует по ней так же сильно, как она по нему. Но это, конечно, не так. Он даже не подумал ее искать. – Я отдала ему шахту.
– Почему у меня такое чувство, словно ты скрываешь что-то? – осведомилась Глори, подозрительно сузив глаза. – Так вот, крошка. Я не собираюсь ничего утаивать. Шесть дней назад я проснулась, а на душе была такая теплынь оттого, что брату наконец повезло найти настоящую любовь. Но не успела я опомниться, как в комнату ворвался Чанс, злой, словно тысяча чертей. В жизни не видела его таким. В жизни. Даже, когда погиб Лак.
Глори прикрыла глаза.
– Господи милостивый, что ты с ним сделала, Риба?
– Почему ты не спросишь, что он сделал со мной? – резко спросила Риба, гневно сверкнув глазам, вновь переживая стыд и боль.
– И что же?
– Он хотел Чайна Куин гораздо больше, чем меня. Поэтому я и исполнила его желание. Теперь он единственный владелец шахты.
– Я все еще хочу знать.
– Он мог выбрать, меня или Куин. Угадай, что он выбрал?
Глори снова закрыла глаза.
– Боже… что сделал тебе Чанс, отчего ты так его ненавидишь?
– Я вовсе не ненавижу его, – напряженно пробормотала Риба.
– Что-то мне так не кажется, – странно засмеялась Глори, пристально глядя на стоящую перед ней женщину. – Чайна Куин воплощает все, что Чанс, как он думал, хочет от жизни. А ты… – Она пожала плечами. –…ты – женщина, которую он искал всю жизнь. И стояла перед ним, гордая, как королева, и объявляла, что он может получить либо тебя, либо шахту, но не то и другое вместе. Ведешь себя, словно Чайна Куин – твоя соперница. Кем, черт возьми, ты себя вообразила?
– Никем, – прошептала Риба дрожащим голосом. – В этом вся проблема. – Я никто. Но тебе этого не понять, верно? Есть мужчина, который хочет и любит только тебя, такой, как ты есть, не за то, чем владеешь или будешь владеть. Я считала, что Чанс хочет лишь меня, пока не явилась ты и не призналась, что ему нужна лишь вторая половина проклятой шахты.
– О, нет, – выдохнула Глори, наконец-то поняв все. – Чудо, что Чанс не убил меня!
Она вскочила и обняла Рибу.
– Ты все еще любишь его, правда?
Риба кивнула, не в силах говорить.
– Тогда помоги найти его, пока он не выкинул что-нибудь от отчаяния. Я позвонила всем, кого смогла вспомнить, но никто о нем не слышал. Он не встречался с друзьями, уехал из отеля и не оставил никаких следов отъезда из Лос-Анджелеса.
– Но ты же нашла меня, – возразила Риба. – И его отыщешь.
– Солнышко, ты оставила след из оплаченных чеков и квитанций за обслуживание, так что только слепой не смог бы обнаружить тебя. Чанс словно под землю провалился.
Холодный озноб прошел по спине Рибы.
– Чайна Куин. Нет, – быстро добавила она, – он не мог! Это слишком опасно. Мы едва там не погибли.
Но, уговаривая себя, Риба все же подбежала к телефону и набрала номер Тима.
– Где ты? – спросил он. – Чанс с тобой?
– Нет. Он не звонил?
– Смеешься? Видела бы ты его после того, как повесила трубку! В жизни не видел такого… такого дикого бешенства. Джину все еще трясет при одном воспоминании об этом. И откровенно говоря, меня тоже.
– Он никого не избил, ничего не вытворял? – спросила Риба, вспомнив, на что способен выведенный из себя Чанс. Однако именно страх за Чанса заставил голос задрожать.
– Ничего подобного. Именно его спокойствие и пугало больше всего. Он ни с кем, кроме Джины, не говорил. На ней был крест, подаренный тобой на Рождество. Чанс остановился перед ней, коснулся креста и спросил: «Ты не возражаешь? Мне он понадобится там, куда я отправляюсь». Потом он разорвал цепь одним движением, словно гнилую нитку, забрал крест и ушел.
– Ушел в Чайна Куин, – тупо пробормотала Риба.
Чанс выбрал, но выбрал не ее. Она отдала ему Чайна Куин, и он, не задумываясь, принял дар. О чем же теперь говорить?
Риба машинально объяснила Тиму, где находится, и повесила трубку.
– Ну? – спросила Глори.
– Твой брат, без всякого сомнения, решил посмотреть на свои владения, – сообщила Риба.
– Это очень опасно?
– Да, – шепнула Риба, – очень.
– Тогда немедленно вытащи его оттуда!
Несмотря на то, что на темных ресницах повисли капли слез, Риба рассмеялась.
– И как же мне удастся это, Глори? – И, охваченная внезапной яростью, обернулась к сестре Чанса. – Неужели не понимаешь? Он не хочет меня. Он оставил Чайна Куин себе!
Глори, как ни старалась, не смогла проникнуть за холодную броню, которой оградила Риба свое сердце. Они вместе вылетели в Лос-Анджелес, и Риба нарушила молчание лишь однажды, чтобы объяснить, как добраться до Чайна Куин. Сама она наотрез отказалась поехать туда с Глори. Чанс сделал выбор, и больше говорить было не о чем. Закрыв глаза, напрягшись всем телом, Риба сидела в самолете и думала о человеке, который хотел эту неподатливую землю больше, чем ее.
* * *
Через несколько дней ярость улеглась, но ледяная раковина, в которой было заключено сердце Рибы, осталась нетронутой. По ночам она перебирала снимки коллекции Джереми, вспоминая Долину Смерти и двух мужчин, которых так по-разному любила… и все равно потеряла. Воспоминания причиняли боль, но это все же было лучше, чем просыпаться по ночам, выкрикивая имя Чанса, пытаясь предостеречь его насчет прожорливого жадного кикитука, с глазами из растрескавшихся розовых кристаллов.
Она не видела Глори вот уже две недели, с тех пор как они расстались в аэропорту. Та позвонила всего лишь раз, чтобы подтвердить догадку Рибы: Чанс был в Чайна Куин и пробирался сквозь тьму в поисках несравненных розовых турмалинов Палы. Мысли о Чансе, одиноком, в бесконечной подземной ночи, беззащитном перед малейшим толчком неугомонной земли, посылали холодный озноб по коже, а сердце было готово вот-вот остановиться.
Она надеялась, что приезд в «Хотел дел Коронадо», сможет заставить ее ненадолго забыться, охладить эмоции, которые удавалось скрыть лишь безмерным усилием воли. Распродажа коллекции Джереми поможет положить конец этому отрезку ее жизни, конец тоске и несбывшимся желаниям, попыткам найти ответ, почему лишь один добрый старик посчитал ее достойной любви. Но в душе продолжал тлеть страх за Чанса, страх и бешенство. Несколько долгих минут Риба сидела не шевелясь, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, и думала о Долине Смерти и Чансе.
Стук в дверь заставил ее встрепенуться. Риба моргнула и оглядела комнату, пытаясь понять, где находится. Только увидев просторный номер с обоями из золотой парчи и старомодной мебелью, она все вспомнила. «Хотел дел Коронадо», Сан-Диего. Коллекция Джереми. Аукцион. Огромный успех. Цены взлетели до небес. Все было продано. Разочарованные претенденты, которым ничего не досталось, ринулись к ней со списками, завалив заказами и обеспечив «Обже д'Арт» известность, славу и богатство. Магазин в скором времени начнет приносить по-настоящему неплохие прибыли!
Снова стук.
– Риба, – спросил Тим, – ты готова?
Нет. Но она не могла сказать этого. Придется встать и вновь быть спокойной, сдержанной и профессиональной. Нужно идти вниз и танцевать с незнакомыми мужчинами, когда одна лишь мысль о том, что ее может коснуться кто-то, кроме Чанса, заставляла ее съеживаться. Что может он отыскать в холодной, непроглядной темноте Чайна Куин, равноценное живому теплу влюбленной женщины?
Может, он будет стоять внизу, ждать ее? Что если время, проведенное в ледяных объятиях Куин, заставило Чанса понять, что Риба любит его?
Риба встала, подошла к двери и повернула ручку. Тим шагнул через порог и остановился как вкопанный, оценивающе, по-мужски, свистнув.
Ее платье из шелка цвета золотого песка было скроено по косой. Матовая поверхность задерживала и усиливала почти незаметные переливы света, обрисовывавшие линии ее тела. Элегантное, идеально скроенное, оно обнажало правое плечо Рибы и ниспадало с левого плеча на пол, соблазнительно-таинственно шурша при каждом движении ее тела. На платье сверкала лишь одна застежка – идущий сверху вниз ряд из бриллиантов-»слезок» чуть пониже левого плеча. Такие же бриллианты переливались в ушах. Густые медового цвета волосы были забраны наверх; блестящие пряди удерживались невидимыми золотыми гребнями.
– Хорошо, что я люблю свою жену, – вздохнул Тим. – Ты выглядишь куда прекраснее и эффектнее, чем все, что мы распродали сегодня на аукционе.
Уголки рта Рибы поднялись в короткой печальной улыбке.
– Спасибо.
Она хотела надеть наряд из черного шелка – эмблемы «Обже д'Арт», но не стоило надевать траур на бал в честь Джереми. Она взяла под руку Тима:
– Пойдем, покончим со всем этим.
– Эй, ты ведь идешь на бал, а не на похороны!
Риба ничего не ответила. Сегодня – последняя ночь, когда коллекция Джереми будет собрана вместе. Она даже выставила Тигриного Бога и Зеленый Комплект вместе с серебристо-зеленым алмазом в горной породе. Да, это оказался действительно алмаз, вне всякого сомнения, как и чувствовала Риба. Он неярко блестел среди бесчисленных оттенков зеленого, но бесценные свойства заставляли его превращать свет в сверкающую серебряно-зеленую красоту. Кристалл такой же уникальный, как человек, которого она любила.
Приглушенные голоса элегантно одетых людей легким шелестом разносились в строго обставленном вестибюле отеля. Пробиваясь сквозь молчание Рибы, Тим проводил ее в обставленный в стиле Георга Седьмого бальный зал, где должны были состояться танцы. Потолок зала высотой в тридцать футов был покрыт отполированными вручную сосновыми панелями. Парчовые обои и тяжелые золотистые занавеси создавали ту викторианскую атмосферу, которой так славился отель.
Обычно этот зал использовался как ресторан, но сегодня здесь давался вечер памяти Джереми Синклера. Почти треть комнаты занимали стеклянные витрины и выложенные бархатом ящики, в которых огромным ожерельем сверкала коллекция Джереми. Женщины в роскошных нарядах скользили между витрин в сопровождении мужчин в смокингах. Среди приглашенных, не привлекая внимания, бродили хорошо одетые люди; прекрасно сшитые пиджаки из черного шелка надежно скрывали оружие.
Риба не смогла скрыть подавленности, окутавшей хрупкие плечи и потянувшей в непроглядную тьму, когда оглядела зал в поисках человека с серебристо-зелеными глазами и дикой грацией и не увидела его. Чанс должен знать, что она здесь, воздает последнюю дань Джереми Бувье Синклеру. Если бы он хотел ее видеть, обязательно пришел бы.
Но среди всех этих людей не было ни одного, хотя бы отдаленно напоминавшего Чанса Уокера.
– Какого черта?! – выпалил Тим, глядя туда, где находилась коллекция Джереми. Риба повернулась и увидела рыжеволосого великана, несущего под мышкой словно коробку для завтрака, оправленный в металл стеклянный ящик. Не обращая внимания на любопытствующие взгляды собравшихся, мужчина поставил ящик на пол и спокойно открыл его. За его спиной стоял другой мужчина с волосами рыжевато-песочного цвета, чьи мощные плечи и покрытые шрамами руки лучше всяких слов говорили о нелегкой профессии шахтера. Он держал картонную коробку. Рядом оказался и третий: он окидывал толпу оценивающим взглядом человека, знавшего в жизни немало бед.
Внезапно сжавшие ее ладонь пальцы Тима побудили Рибу направиться к странной троице. Что-то в их суровой, не располагающей к шуткам внешности напомнило ей о Чансе. Она сообразила, что уже видела их раньше. Собственно говоря, с самого ее появления в «дел Коронадо» с коллекцией Джереми она натыкалась на них буквально на каждом шагу. Они не только до самого конца присутствовали на аукционе, но и номер их оказался почти напротив ее комнаты.
– Может, позвать охрану? – тихо спросил Тим.
Риба покачала головой, неотразимо привлеченная аурой напряженности и возбуждения, исходившей от мужчин.
Рыжеволосый незнакомец открыл картонку толстыми ловкими пальцами и сунул туда руки.
– Подожди, – спокойно ответила Риба. – Давай посмотрим, что они… Ох!
Но ее голос затерялся во взволнованных восклицаниях окружающих. В огромных ладонях мужчины лежа,-ла друза турмалина Палы в материнской породе кристаллов кварца. Розовые отростки были покрыты трещинами, причиненными неустанными подвижками земной коры, однако камни не рассыпались и торжествующе сверкали, спасенные от гибели и вынесенные на поверхность. Драгоценные кристаллы размером с кисть Рибы и длиннее сверкали как фейерверк буйно-розового цвета с трепещущими, словно живыми зелеными маковками.
Чайна Куин вновь возродилась под жесткими и нежными руками Чанса.
Видение затуманилось, а на смену ему пришли слезы, обжегшие глаза Рибы. Она никогда не сможет состязаться со сверкающей роскошью кристаллов турмалина, их розовой тайной. Чанс сделал достойный выбор. И-самое худшее в том, что она не могла его осуждать. Видеть эти камни, их светящееся совершенство – значит, полностью и окончательно понять, почему мужчины рискуют жизнью в темных подземных тоннелях. Красота, а не богатство. Красота богов.
И рядом с ней Риба была ничем. Совсем ничем.
Подняв голову, Риба заметила, что рыжеволосый мужчина наблюдает за ней. Рука его поднялась в коротком странном приветствии, потом он нагнулся, поднял пустую картонку и молча вышел. Но слов и не нужно было. Турмалины оказались достаточно ясным посланием. Чанс выиграл. Она проиграла. Все кончено. Только сейчас Риба осознала, что до этого момента под страхом и яростью таилась уверенность, что ее Тигриный Бог вернется и предъявит права на свою женщину. Так была уверена и… так ошибалась.
