Текст книги "Тайная жизнь великих композиторов"

Автор книги: Элизабет Ланди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

СЧАСТЬЕ – ЭТО РЮМКА ХОЛОДНОЙ ВОДКИ

Мстислав Ростропович, признанный одним из лучших виолончелистов двадцатого столетия, рассказывал о Шостаковиче такую историю:

«Второго августа 1959 года Шостакович вручил мне рукопись Первого концерта для виолончели. Шестого августа я сыграл ему концерт по памяти – трижды. После первого раза он очень разволновался, и, понятно, мы выпили немножко водки. Во второй раз я играл не совсем идеально, и потом мы опять выпили водки, уже побольше. В третий раз, мне кажется, я играл концерт Сен-Санса, но он аккомпанировал мне по партитуре своего концерта. Мы были бесконечно счастливы»[66]66
  Цит. по: Program Notes by Dr. Richard E. Rodda (http:// fresnophil.org/SHOSTA_Cello1.html).


[Закрыть].

СЭМЮЭЛ БАРБЕР

9 МАРТА 1910 – 23 ЯНВАРЯ 1981

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: РЫБЫ

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АМЕРИКАНЕЦ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: НЕОРОМАНТИЗМ

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «АДАЖИО ДЛЯ СТРУННОГО ОРКЕСТРА»

ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: В ЭПИЗОДЕ НАГРАЖДЕННОГО ОСКАРОМ ФИЛЬМА «ВЗВОД» (1986), КОГДА СЕРЖАНТ ЭЛИАС ПАДАЕТ, СРАЖЕННЫЙ ПУЛЕЙ ВЬЕТКОНГОВЦА

МУДРЫЕ СЛОВА: «КАК УЖАСНО, ЧТО В НАШЕМ ОБЩЕСТВЕ ХУДОЖНИК УЖЕ НИЧЕМ НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ПОСЛЕОБЕДЕННОЙ ЖЕВАТЕЛЬНОЙ РЕЗИНКИ».

Наверное, нужно быть сильной личностью, чтобы двигаться против течения, а в Америке середины двадцатого века модернистская музыка обладала мощью стремнины. В консерваториях от Калифорнии до штата Мэн начинающие композиторы жадно вникали в новаторские приемы Шёнберга и Стравинского, отвергая прежнюю музыкальную традицию как замшелую, затертую и даже отжившую свой век.

Под таким откровенным давлением многие спасовали бы и начали бы писать тоновые ряды. Но только не Сэмюэл Барбер. Он не спорил и не возражал – он просто шел своим путем. Музыкальные критики морщились, консерватории гневались, но публика принимала Барбера на ура. Барбер сочинял музыку, понятную большинству. Неслыханный радикализм!

ГОСПОДИ, УМОЛЯЮ, ИЗБАВЬ МЕНЯ ОТ ИГРЫ В ФУТБОЛ

Барберы из городка Уэст-Честер в штате Пенсильвания были семьей обеспеченной и респектабельной. Отец, Сэмюэл Лерой Барбер, врач по профессии, входил в попечительский совет Первой пресвитерианской церкви. Страсть старшего сына Сэма к музыке вызывала у родителей недоумение, и они всячески уговаривали первенца заниматься тем, чем обычно занимаются все нормальные американские мальчики, – но еще в возрасте девяти лет Сэм твердо знал, чего он хочет. Он написал матери: «Дорогая мама, я пишу, чтобы сообщить тебе мою страшную тайну. Только не плачь, когда будешь это читать, потому что тут никто не виноват, ни ты, ни я. А теперь пора рассказать все, как есть. В общем, так, спортсмен из меня не получится, я не создан для спорта. Я создан для того, чтобы быть композитором, и я стану им, вот увидишь. Прошу тебя только об одном: не уговаривай меня забыть об этой неприятности и просто играть в футбол, пожалуйста! Иногда, когда я думаю обо всем этом, я начинаю ужасно беспокоиться и даже злюсь (но не очень сильно)».

О футболе в семье больше речь не заводили. Еще будучи в старших классах школы, Сэм, с одобрения родителей, ездил в Филадельфию в Кёртисовский институт музыки[67]67
  Кёртисовский институт музыки (Curtis Institute of Music) – одна из наиболее престижных консерваторий США.


[Закрыть]на подготовительные курсы.

Став полноправным студентом Кёртисовского института, Барбер каждое лето совершал поездки в Европу. Он влюбился в Старый Свет, особенно в Италию – чему в некоторой степени способствовали услуги отменного переводчика, однокурсника Барбера Джанкарло Менотти[68]68
  Джанкарло Менотти (1911–2007) – американский композитор, либреттист и педагог итальянского происхождения. Дважды лауреат Пулитцеровской премии (1950, 1955).


[Закрыть], итальянца по происхождению. В Менотти Барбер обрел также близкого друга и спутника жизни. Хотя в 1930-е годы гомосексуалисты по-прежнему считались проклятыми, Барбер и Менотти спокойно жили вместе, правда, не слишком афишируя свои отношения.

Всерьез сочинять музыку Барбер начал уже в институте, а затем продолжал уверенно продвигаться по раз и навсегда избранному пути. Вдохновение он черпал у старых мастеров, почти не обращая внимания на эксперименты Стравинского с гармонией, двенадцатитоновые новации Шёнберга или джазовые стилизации Гершвина. Если сонаты и фуги были хороши для Брамса, то чем они плохи для Барбера?

ВОТ ЭТО МАЭСТРО!

Своим наивысшим успехом Барбер отчасти обязан итальянскому дирижеру Артуро Тосканини. В 1933 году Барбер и Менотти навестили Тосканини на его загородной вилле, и Барбер произвел на маэстро столь хорошее впечатление, что он вызвался исполнить какое-нибудь сочинение молодого композитора. Законченный перфекционист, Барбер работал несколько лет, чтобы создать произведение, достойное, по его мнению, внимания Тосканини, и лишь в 1937 году он наконец послал дирижеру партитуры двух произведений – «Эссе» для оркестра и «Адажио для струнных». Спустя несколько месяцев Тосканини вернул партитуры без комментариев.

Барбер и Менотти намеревались посетить Тосканини тем же летом, но обиженный Барбер отправил Менотти одного. Дирижер принял Менотти и поинтересовался, почему с ним нет его друга.

– Он неважно себя чувствует, – тактично ответил Менотти.

Тосканини рассмеялся:

– Ни за что не поверю. Он злится на меня. Скажите ему, чтобы перестал злиться. Я не стану исполнять одну из его работ, но сыграю обе.

Выяснилось, что Тосканини вернул партитуры, потому что запомнил их наизусть. Премьера музыки Барбера, сыгранной симфоническим оркестром Национального радио США под управлением Тосканини, состоялась 5 ноября 1938 года в прямом радиоэфире, концерт транслировался на всю страну.

Отзывы на «Адажио» были противоречивыми. Одни радовались тому, что Барбер игнорирует модернистские новации. «Неужели музыка должна обязательно быть какофонической, чтобы называться современной?» – вопрошал некий критик. Другие объявили приемы Барбера избитыми, а саму музыку пресной. Публика же полюбила «Адажио для струнных» раз и навсегда.

«УБЫЛ В ТЕХАС»

Бомбежка Перл-Харбора резко приостановила композиторскую деятельность Барбера. Плохое зрение исключало участие композитора в боевых действиях, и Барбер поступил на нестроевую службу, надеясь, что в армии он найдет способ сочетать служение своей стране с сочинением музыки.

Сперва Барбера определили на конторскую работу в Нью-Йорке. В офисе Барбер скучал и маялся от избытка свободного времени, но его начальник не разрешал ему сочинять на рабочем месте, дабы не создавать нежелательный прецедент. В конце концов Барберу удалось заинтересовать вышестоящее начальство идеей написать симфонию, посвященную военно-воздушным силам. И в 1943 году рядового первого класса Барбера направили на военно-воздушную базу в Форт-Уорте (штат Техас), в подчинение генералу Бартону К. Янту. В общем, Барбер «убыл в Техас»[69]69
  «Убыл в Техас» (Gone to Texas, GTT) – очень популярное в Америке выражение. Эту фразу (и аббревиатуру) использовали в XIX веке американцы, эмигрировавшие в Техас с целью улизнуть от кредиторов. Такая эмиграция была особенно популярна в период Паники 1819 года – первого большого финансового кризиса в истории Америки. Техас в ту пору был частью Мексики и, таким образом, не подпадал под юрисдикцию США. Фразу «Убыл в Техас» зачастую писали на дверях домов сбежавших должников или вывешивали в виде плакатика на заборах.


[Закрыть]. В штабе рядового первого класса не ждали, и мало кто понимал, зачем Вашингтон прислал им композитора. Но, взглянув на сопроводительные бумаги Барбера, генерал Янт решил, что за всей этой затеей с симфонией стоят важные шишки из Вашингтона. Взяв композитора под свое крыло, генерал разрешил ему работать на дому.

Довольный Барбер принялся за свою Вторую симфонию, которая поначалу была названа «Симфонией, посвященной военно-воздушным силам». Впервые эту музыку исполнил 3 марта 1944 года Бостонский симфонический оркестр под управлением Сергея Кусевицкого, сделав своего рода подарок композитору: спустя шесть дней ему исполнилось тридцать четыре года.

ПОБОЛЬШЕ ШИКА!

В послевоенные годы композитор Барбер почувствовал себя еще увереннее в профессиональном смысле. Он написал множество оркестровых и камерных произведений. И ему очень хотелось написать оперу, но он мучительно искал подходящее либретто. В итоге Менотти, будучи не только композитором, но и опытным либреттистом, сочинил текст. Оперу «Ванесса» впервые исполнили в «Метрополитен-опера» 15 января 1958 года – успех был безоговорочный.

Затем Барберу предложили написать еще одну оперу, которая должна была прозвучать на открытии новой сцены «Метрополитен-опера» в 1966 году. Композитор решил взять за основу либретто «Антония и Клеопатру», свою любимую пьесу Шекспира. Его отговаривали, напоминая, что из шекспировских сюжетов редко получаются хорошие оперы. Даже Менотти возражал, и возникший ожесточенный спор, по свидетельству Менотти, едва не разрушил их отношения. Барбер стоял на своем, его поддерживал Франко Дзеффирелли, которого театр «Метрополитен-опера» пригласил в качестве режиссера и либреттиста. Дзеффирелли, замыслив необычайное зрелище, написал затейливое либретто в расчете на сложную, дорогостоящую постановку.

НА ПОСТАНОВКУ ОПЕРЫ СЭМЮЭЛА БАРБЕРА «АНТОНИЙ И КЛЕОПАТРА» НЕ ПОЖАЛЕЛИ ЗАТРАТ, О ЧЕМ ПОЖАЛЕЛИ ПОТОМ, КОГДА ОПЕРА С ТРЕСКОМ ПРОВАЛИЛАСЬ.

Приготовления заняли не один год. Сопрано Леонтина Прайс почти год прожила чуть ли не затворницей, готовясь к роли Клеопатры. Дзефирелли с размахом оформил сцену, разместив там громадного сфинкса и массивные пирамиды. 19-метровая поворотная платформа, сконструированная для смены декораций, вышла из строя за неделю до премьеры, и во время спектакля ее вращали рабочие сцены, наряженные в костюмы древних египтян. Живые животные, включая трех лошадей, двух верблюдов и слона, производили за кулисами такой шум, что заглушали оркестр. На премьере постоянно что-нибудь сбоило. Софиты включались не тогда и не там, где следовало, и первый выход Прайс на сцену был окутан мглой. Затем по ходу действия певице полагалось появиться из пирамиды, но дверь пирамиды заклинило, и Прайс пела свою арию, оставаясь невидимой для публики. Самое же печальное заключалось в том, что экстравагантность Дзефирелли была абсолютно противопоказана строгой, изящной музыке Барбера.

Полная катастрофа.

А СТРУННЫЕ – ЗВУЧАТ!

Барбер не ожидал провала и воспринял случившееся болезненно. Верно, он и раньше читывал отрицательные рецензии на свои произведения и сталкивался со снисходительным к себе отношением, но в целом в его карьере один успех следовал за другим. Теперь же о фиаско «Антония и Клеопатры» международная пресса растрезвонила на весь мир, и это было унизительно.

Переживал Барбер и по иному поводу: Менотти решил проводить больше времени за пределами Соединенных Штатов, что означало продажу их любимого «Козерога», особняка на северной окраине Нью-Йорка. Даже купив квартиру на Манхэттене, Барбер не утешился. «Я чувствую себя бездомным», – говорил он. Его образ жизни в последние годы вызывал беспокойство у друзей и близких: Барбер слишком часто просиживал в одиночестве и слишком много пил. Он пытался заняться йогой, изучал буддизм, но из угнетенного состояния так и не выбрался.

В 1978 году у него обнаружили множественную миелому, рак плазматических клеток; Барбер прошел несколько курсов химиотерапии, но болезнь не отступала. Композитор умер 23 января 1981 года.

Еще при жизни Сэмюэл Барбер наблюдал, как его «Адажио для струнных» становится одним из самых популярных произведений мировой классической музыки. В пронзительной печали «Адажио» отразилась скорбь миллионов, хоронивших Франклина Делано Рузвельта и оплакивавших гибель Джона Кеннеди. Это произведение и по сей день находит широкий отклик, а режиссер Оливер Стоун увековечил «Адажио», сделав его основной музыкальной темой фильма «Взвод», повествующего о войне во Вьетнаме. Бывший рядовой первого класса Барбер, никогда не участвовавший в боях, наверное, удивился бы, узнай он, что под его музыку разворачиваются едва ли не самые кровавые военные эпизоды в истории кино.

СОКРУШИТЕЛЬНОЕ СОЛО НА ВИОЛОНЧЕЛИ

В 1950 году английская фирма «Декка рекордз» предложила Барберу записать его Концерт для виолончели с оркестром. Партию виолончели исполняла прославленная Зара Нельсова, поражая мастерством присутствующих – в частности, оркестровых виолончелистов, отлично понимавших, насколько трудна для исполнителя эта музыка.

Когда Нельсова блестяще справилась с особенно сложным пассажем, один из «рядовых» виолончелистов, внезапно вскочив на ноги и выкрикнув: «После того, что я услышал, я не достоин больше играть!» – схватил свой инструмент и разбил его о край сцены. Щепки и обломки разлетелись по всей студии.

Оркестр в ужасе затаил дыхание, Нельсова побелела, как полотно. И вдруг оркестровая виолончельная группа разразилась хохотом. Оказалось, это была шутка. Музыканты купили дешевый инструмент на распродаже вещей из ломбарда и договорились, что в определенный момент кто-нибудь из них его сокрушит. Нельсова отнеслась к их выходке как к высшей похвале со стороны коллег, и запись продолжилась.

МУЗЫКА ДЛЯ ШРЕДЕРА И СТРУННЫХ

После торжественного исполнения Второй симфонии в военное время, Барбер не успокоился на достигнутом. Усмотрев в партитуре существенные, как ему казалось, просчеты, он уже в 1947 году принялся переписывать симфонию, и в 1948-м ее сыграли в новой редакции. Барбер был доволен. «Наконец-то все хорошо», – говорил он.

Впрочем, вскоре он опять разочаровался в своем произведении. В 1964 году Барбер пришел к выводу, что симфония попросту никуда не годится, иначе ее исполняли бы много чаще. Одержимый мыслью о дурном качестве этой музыки, Барбер отправился в музыкальную библиотеку своего издателя Густава Ширмера и собственными руками изорвал на кусочки все партитуры симфонии до единой – больше она никогда не прозвучит!

Барбер полагал, что уничтожил все копии, однако в 1984 году на складе издательства Ширмера в Англии нашлась вся партитура целиком. Новозеландский симфонический оркестр записал симфонию, а в 1990 году Ширмер заново издал партитуру. Словом, к композитору опять не прислушались.

ДЖОН КЕЙДЖ

5 СЕНТЯБРЯ 1912 – 12 АВГУСТА 1992

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ДЕВА

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АМЕРИКАНЕЦ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «4'33»» («ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ ТРИДЦАТЬ ТРИ СЕКУНДЫ»)

ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: МОЖЕТ, И СЛЫШАЛИ, А МОЖЕТ И НЕТ

МУДРЫЕ СЛОВА: «МЕНЯ СКОРЕЕ ИНТЕРЕСУЕТ ЖЕСТОКОСТЬ, А НЕ НЕЖНОСТЬ. АД, А НЕ РАЙ, УРОДСТВО, А НЕ КРАСОТА, НЕЧИСТОЕ, А НЕ БЕЗУПРЕЧНОЕ – ПОТОМУ ЧТО, КОГДА РАБОТАЕШЬ С ТАКИМИ ВЕЩАМИ. ОНИ ИЗМЕНЯЮТСЯ, А ПОПУТНО И С НАМИ ПРОИСХОДЯТ ИЗМЕНЕНИЯ».

Признаем, самомнения великим композиторам не занимать. Вагнер ставил себя очень высоко, как, впрочем, и все остальные, от Бетховена до Бернстайна. Большинство композиторов склонны к необузданному своеволию и даже гордятся этим.

Джон Кейдж был не таким. Он хотел полностью избавиться от своего «я». Убежденный последователь дзен– буддизма, Кейдж верил, что он способен творить, только отринув все свои помыслы и желания. В итоге его произведения изменили историю музыки и заставили слушателей глубоко задуматься над тем, что является музыкой, а что нет.

ЛУЧШЕ НЕ ПРИЖИМАТЬ МЕНЯ К СТЕНКЕ

Джон Милтон Кейдж-старший зарабатывал на жизнь изобретениями, на его счету такие новшества, как прототип подводной лодки, радиоприемник, работающий на переменном токе, и цветное телевидение. К сожалению, запатентовать должным образом свои изобретения Кейдж не сумел, поэтому денег в семье особо не водилось и Кейджи часто переезжали в поисках жилья подешевле. Их единственный ребенок, Джон Мильтон Второй, в детстве и отрочестве раз пять менял местожительство в Лос-Анджелесе и его пригородах и столько же раз переходил из одной школы в другую.

В 1928 году на выпускном вечере в средней школе Кейдж произнес прощальную речь от имени всего класса. Он собирался стать священником в методистской церкви, но стоило Кейджу поступить в колледж Помона города Клермонт, как ему захотелось литературного творчества. Его свободолюбию было тесно в рамках стандартизированного образования, и Кейдж бросил колледж. Музыка была его страстью, однако композиция в традиционном ключе не привлекала Кейджа. Затем, побывав на концерте, где исполнялись произведения Стравинского, он понял, что музыка – это не обязательно Бах или Бетховен. Музыка может быть куда современнее.

Кейдж начал искать учителей, знающих толк в передовых музыкальных направлениях, и в конце концов добрался до гуру модернизма Арнольда Шёнберга. Он попросил Шёнберга взять его в ученики, но тот отказался, разъяснив: «Скорее всего, мои расценки вас не устроят». Кейдж ответил, что его не устроят любые расценки, потому что у него вообще нет денег. Как бы то ни было, Шёнберг его взял, прикинув, что, возможно, наглость этого парня под стать его одаренности.

Вскоре учитель и ученик осознали, что о музыке они имеют абсолютные различные представления. Пусть Шёнберг и был зачинателем модернизма, но он верил в правила и системность, тогда как Кейдж полагал, что правила существуют только для того, чтобы их нарушать. Разругались они окончательно, когда Шёнберг заявил ученику: ему никогда не преуспеть в музыке, потому что он напрочь лишен чувства гармонии. Гармония, провозгласил Шёнберг, будет той стеной, которую Кейджу не одолеть. «Значит, я буду биться головой об эту стену, я посвящу этому жизнь, но разобью ее», – ответствовал Кейдж.

В ЛЮБВИ И НА ВОЙНЕ

В 1935 году Кейдж женился на высокой, элегантной красавице – художнице Ксении Кашеваровой; через некоторое время пара переехала в Сиэтл, где Кейдж нашел работу танцевального аккомпаниатора в Корнишской школе искусств. Там он встретил Мерсье (Мерса) Каннингема, талантливого молодого танцовщика, с которым крепко подружился. Кейдж в ту пору сочинял исключительно для ударных, превращая в инструменты все, что попадалось под руку, от труб до китайских гонгов, подвешенных в воде. Но, начав экспериментировать, остановиться трудно, и вскоре Кейдж уже пытался изменить звучание рояля, обкладывая струны металлическими пластинами, болтами, полосками резины и листами бумаги. Итоговый инструмент получил известность как «препарированное фортепиано». Кроме того, Кейдж заинтересовался потенциалом звукозаписи в музыке; для «Воображаемого ландшафта № 1» требуются два проигрывателя, на каждый ставится тестовая пластинка с записью звуков различной частоты, а затем записи проигрываются одновременно, но на разных скоростях.

НА ИТАЛЬЯНСКОМ ТЕЛЕШОУ КЕЙДЖ ПОТРЯС ПУБЛИКУ, ИСПОЛНИВ «ПРОГУЛКУ ПО ВОДЕ». А ИГРАЛ ОН НА ТАКИХ ИНСТРУМЕНТАХ: БЛЕНДЕР. ГУСИНЫЙ МАНОК И БУТЫЛКА ИЗ-ПОД «КАМПАРИ».

В 1942 году Кейдж с Ксенией переехали в Нью-Йорк, где им часто приходилось ночевать у друзей на полу. Но даже когда они обзавелись собственным углом, о спокойной жизни Кейджу оставалось только мечтать. Во-первых, шла война. Родители Кейджа теперь жили в Нью-Джерси, а его отец работал над системой гидролокационного обнаружения подводных лодок. Кейдж-старший нанял сына, чтобы тот занимался библиотечным поиском, и, поскольку Кейдж-младший работал на оборону, в армию его не призвали.

Однако и личную жизнь Кейджа затрясло с не меньшей силой, когда он понял, что любит Мерса Каннингема. Кейдж никогда не высказывался на эту тему, поэтому никому неведомо, как он разводился с Ксенией и воссоединялся с Мерсом, но позднее Кейдж признавался, явно смягчая выражения, что «время было неспокойное».

В ПОЛНОЙ ТИШИНЕ – МУЗЫКА ТЕЛА

От полного душевного раздрая Кейджа спасли лекции по дзен-буддизму, которые он посещал в конце 1940-х. Когда-то Кейдж хотел стать методистским священником, но теперь он целиком уверовал в учение дзен о приятии всего сущего и непротивлении течению жизни; вдобавок он сообразил, как применить это учение к музыке. Кейдж начал называть свою музыку «бесцельной игрой». «Это жизнеутверждающая игра – я играю не для того, чтобы привнести порядок в хаос, и не для того, чтобы усовершенствовать мир, но лишь для того, чтобы пробудить себя и других к подлинной жизни».

Кейдж решил, что западной музыке мешает двигаться вперед композиторское эго. Музыка должна быть бесцельной, постановил он, – но как сочинять без заранее поставленной задачи? Для решения этой проблемы Кейдж обратился к «Книге Перемен» («И-Цзин»), древнекитайскому тексту, используемому в качестве гадательной книги. Кейдж составил таблицы из музыкальных блоков – различных звуков, инструментов и/или темпов, – а затем собирал из этих блоков музыку наугад, подбрасывая монетки и консультируясь с «Книгой Перемен». Впоследствии в качестве таких «генераторов случайных чисел» он использовал карты звездного неба и числа, сформированные компьютером.

Дзен настаивает на взаимосвязи противоположностей (инь и ян), поэтому Кейдж, кроме звуков, занялся тишиной. Будучи в Гарварде, он посетил звуконепроницаемую камеру – помещение, сконструированное так, чтобы туда не проник ни единый шорох. Входя в камеру, Кейдж ожидал услышать абсолютное ничто, но к своей досаде обнаружил, что его донимают два звука: один – протяжный и высокий, другой – низкий и пульсирующий. Предположив какие-то неполадки со звукоизоляцией, Кейдж отправился искать дежурного техника. Нет, сказал техник, камера в идеальном порядке, а слышит Кейдж собственное тело – тоненькое гудение нервной системы и глухие удары сердца, качающего кровь.

Тогда Кейдж занялся экспериментами с тишиной, которая, как выяснилось, никогда не бывает совершенно тихой. И 29 августа 1952 года на благотворительном концерте в Вудстоке пианист Дэвид Тюдор впервые исполнил произведение Кейджа «4'33»». Тюдор вышел на сцену, поставил на рояль ноты и хронометр. А затем он просто сидел, молча и не притрагиваясь к клавишам. Периодически Тюдор вставал и открывал или закрывал крышку рояля, обозначая таким образом начало и конец каждой из трех частей произведения. Когда время «исполнения» закончилось, пианист покинул сцену.

Скептики обвинили Кейджа в трюкачестве и заметили, что любой мог такое сочинить. Да, соглашался Кейдж, но ведь до сих пор никто не сочинил. С «4'33»» он вошел в историю музыки, сочинив четыре минуты и тридцать три секунды тишины.

НА «ТЫ» С ВЕЧНОСТЬЮ

Кейдж и в дальнейшем не прекращал экспериментировать с новыми звуками, новыми инструментами и новыми идеями, направленными на реформирование музыки. Его пять «Европер», написанных между 1987 и 1990 годом, деконструируют жанр, объединяя оперные элементы, такие, как сюжет, персонажи, декорации, со случайной подборкой песен.

В 1970-е годы Кейдж перешел на макробиотическую диету и бросил пить и курить, так что к своему восьмидесятилетию он приближался с отменным самочувствием. Юбилей планировалось отметить с размахом, но за неделю до торжества помощник композитора нашел его лежащим в глубоком обмороке. Сразил Кейджа массивный инсульт, и 12 августа 1992 года он умер.

В концертных залах редко можно услышать произведения Джона Кейджа – его новаторство публика в целом так и не приняла. Однако не следует думать, что творчество Кейджа прошло для музыки бесследно. Он стоял у истоков экспериментальной музыки, электронной музыки и музыки в стиле арт-хаус. Кейдж повлиял на таких музыкантов, как Филип Гласс, Лори Андерсон и Брайан Ино. И неудивительно, что сегодня композиторы включают записанные звуки, самодельные инструменты или препарированное фортепиано в оркестровые сочинения.

Словом, в современной музыке Кейдж – знаковая фигура. Неплохо для парня, мечтавшего всего лишь плыть по течению жизни.

ПОДСЕЛ НА ГРИБЫ

В 1954 году Кейдж обретался в своего рода коммуне в сельской местности округа Рокленд, примерно в часе езды от Нью-Йорка. Он любил подолгу гулять в лесу, где неизбежно натыкался на грибные полянки. Кейджа одолело любопытство. Он подружился с руководителем местной молодежной организации, пропагандирующей здоровый образ жизни, и тот научил композитора разбираться в грибах. С тех пор грибы стали его страстью. Члены разъездной танцевальной труппы Мерса Каннингема привыкли к тому, что их автобус вдруг тормозил на обочине лишь для того, чтобы Кейдж мог поискать сморчков.

КТО ХОЧЕТ БЫТЬ МИЛЛИОНЕРОМ? (ИТАЛЬЯНСКАЯ ВЕРСИЯ)

Увлеченность грибами очень пригодилась Кейджу в 1959 году в Италии, когда его пригласили на популярную программу-викторину «Брось или удвой». Каждый участник выбирал тему, по которой ему задавали вопросы; игра протекала в несколько туров. Постепенно вопросы усложнялись, но если в течение пяти недель ты давал исключительно правильные ответы, тебе присуждали пять миллионов лир (около восьми тысяч долларов в ту пору). Кейдж уговорил устроителей передачи, чтобы те позволили композитору сыграть что-нибудь из его музыки, прежде нем он станет отвечать на вопросы. Ошарашив итальянцев неслыханными доселе произведениями вроде «Прогулки по воде», которую композитор исполнил на блендере, гусином манке и бутылке из-под «Кампари», Кейдж добил их окончательно, отвечая неделя за неделей на вопросы о грибах с изумительной точностью.

На заключительной передаче Кейджа заперли в стеклянной будке, изолировав от публики, и попросили назвать все виды белоспоровых грибов. Он начал медленно перечислять грибы в алфавитном порядке и вдруг заметил, что болельщики отчаянно тычут пальцами куда-то поверх его головы. Время ответа было ограничено, и часы (находившиеся вне поля зрения Кейджа) отстукивали секунды. Кейдж просто продолжил перечислять. Закончил он буквально за долю секунды до конца отмеренного времени – и сорвал куш. После уплаты налогов и обмена валюты Кейдж вернулся в США с шестью тысячами долларов – больше денег он в жизни не зарабатывал, и уж тем более своей музыкой.

В 1964 году Североамериканская микологическая ассоциация вручила Кейджу премию, «присуждаемую ежегодно за чрезвычайный вклад в развитие любительской микологии». Кейдж – единственный из музыкантов, удостоившийся такой премии.

СЫГРАЙ, ПОВТОРИ. СЫГРАЙ, ПОВТОРИ. СЫГРАЙ, ПОВТОРИ…

В композиторах былых времен Кейдж особо не нуждался, но ему нравился француз Эрик Сати. Современник Дебюсси, Сати по части эксцентричности даже Кейджу мог дать фору. Его гардероб состоял из абсолютно одинаковых серых бархатных костюмов, а количество зонтов, хранившихся в доме, достигало сотни. Среди работ Сати значились такие фортепианные произведения, как «Засушенные эмбрионы» и «Бюрократическая сонатина», а исполнителям он давал следующие рекомендации: играть «легко, как яйцо» или «сухо, как кукушка».

Кейдж увлекся Сати во время своего первого путешествия в Европу, и в 1963 году он решил представить американской публике сочинение Сати «Досада» – простую короткую фортепианную пьесу, сопровождавшуюся инструкцией: «Повторить 840 раз».

В шесть часов вечера 9 сентября приятельница Кейджа Виола Фарбер села за рояль и принялась играть «Досаду». В восемь вечера за роялем ее сменил другой приятель Кейджа, Роберт Вуд, продолжив с того места, на котором Фарбер остановилась. Всего исполнителей было одиннадцать, они сменяли друг друга каждые два часа. Публика уходила и приходила, обозреватель «Нью-Йорк таймс» заснул в кресле. Завершилась премьера в 0:40 11 сентября – это был самый длинный фортепианный концерт в истории музыки.