Текст книги "Тайная жизнь великих композиторов"
Автор книги: Элизабет Ланди
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
СЕРГІЙ РАХМАНИНОВ
1 АПРЕЛЯ 1873 – 28 МАРТА 1943
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ОВЕН
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: РУССКИЙ/ПОЗДНЕЕ ГРАЖДАНИН США
МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: ПОЗДНИЙ РОМАНТИЗМ
ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: ВТОРОЙ КОНЦЕРТ ДЛЯ ФОРТЕПИАНО С ОРКЕСТРОМ
ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: МЕЛОДИЯ ВТОРОЙ ЧАСТИ КОНЦЕРТА ЗВУЧИТ В ХИТОВОЙ БАЛЛАДЕ ЭРИКА КАРМЕНА – САМ ПО СЕБЕ (1976)
МУДРЫЕ СЛОВА: «НЕ УМЕЮ СВОИ ВЕЩИ ИГРАТЬ! ДА И СКУЧНО! В ПОЛНОМ ВИДЕ ИХ [ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ КОРЕЛЛИ ДЛЯ ФОРТЕПИАНО] ТАКЖЕ НИ РАЗУ НЕ ИГРАЛ. РУКОВОДСТВОВАЛСЯ ПРИ ЭТОМ КАШЛЕМ ПУБЛИКИ. ЕСЛИ КАШЛЯ НЕ БЫЛО, ИГРАЛ ПО ПОРЯДКУ. В ОДНОМ КОНЦЕРТЕ – НЕ ПОМНЮ ГДЕ – В МАЛЕНЬКОМ ГОРОДКЕ – ТАК КАШЛЯЛИ, ЧТО Я СЫГРАЛ ТОЛЬКО ДЕСЯТЬ ВАРИАЦИЙ (ИЗ ДВАДЦАТИ)».[35]35
Из письма Н.К. Метнеру.
[Закрыть]
Большинство из нас довольствуются наличием у себя какого-нибудь одного дара, но не таков был Сергей Рахманинов. Он отличился не в одной и даже не в двух, но в трех сферах деятельности.
Он запросто мог посвятить всю жизнь сочинению музыки – благодаря умению создавать мелодичные и гармонически сложные музыкальные произведения. Или он мог стать пианистом – его виртуозная игра потрясала публику. Либо он мог дирижировать – оркестры под его руководством всегда показывали себя с лучшей стороны.
Все бы хорошо, но он не мог заниматься всем этим одновременно. Поэтому жизнь Рахманинова напоминала бесконечную эквилибристику, а события в мире, в результате которых композитор с семьей стали изгнанниками, лишь добавили трудностей.
ВОСПИТАНИЕ СЕРГЕЯ
Рахманиновы из усадьбы Семеново на северо-западе России по праву гордились своим семейным древом, их фамилия известна с пятнадцатого века. В последующие столетия Рахманиновы преуспевали на военном поприще и в качестве землевладельцев. Респектабельности пришел конец, когда во главе семьи оказался отец Сергея, Василий Аркадьевич, промотавший все пять имений, а затем бросивший жену Любовь Петровну с шестью детьми[36]36
На самом деле с пятью детьми. Дочь Софья умерла до развода родителей, случившегося в 1882 году.
[Закрыть].
Первоначально Сергея с братьями намеревались отдать в престижный Кадетский корпус, но расточительность отца поставила крест на этих планах. Так у девятилетнего Сергея появилась возможность следовать своим музыкальным наклонностям, и он поступил на младшее отделение Санкт-Петербургской консерватории. Талантом Сергей обладал, но бесконечные упражнения на фортепиано быстро ему наскучили, и он проводил больше времени на катке, чем за инструментом. Мать понятия не имела о том, что ее сын тащится в хвосте по всем предметам, пока ее не поставил в известность консерваторский преподаватель; юный Рахманинов подделывал табели об успеваемости.
Любовь Петровна обратилась за советом к племяннику, двоюродному брату Сергея, Александру Зилоти, преподавателю Московской консерватории. Зилоти предложил перевести Сергея в Московскую консерваторию и отдать под опеку лучшего учителя игры на фортепиано в России Николая Зверева.
Зверев преподавал в Московской консерватории, а у себя в доме устроил пансион для бедных, но одаренных учеников. Подопечных Зверев держал в строгости. Мальчики упражнялись на пианино по три часа в день, иногда начиная в шесть утра; если сонный ученик спотыкался, Зверев вскакивал с постели и, как был в ночной рубашке, вбегал в комнату чертыхаясь. Формальным обучением дело не ограничивалось, ментор водил учеников в оперу, балет и драматический театр, знакомил с обширным кругом своих друзей из мира музыки и наставлял по части этикета. Когда мальчики подрастали, программа внеклассного образования расширялась до модных ресторанов, клубов и, по слухам, борделей.
«ВЫ БУДЕТЕ ЗНАМЕНИТЫ… А ПОКА СПА-АТЬ… СПА-АТЬ…»
Под руководством Зверева Рахманинов из никчемного лентяя превратился в студента, всерьез изучавшего музыку. Узнав, что его любимый учитель засобирался на пенсию, Рахманинов решил уйти из консерватории вместе с ним, сдав выпускной экзамен на год раньше. Ему предстояла трудная задача написать в сжатые сроки несколько вокальных произведений, симфонию и оперу. Однако дипломные выступления завершились триумфом Рахманинова, и он закончил консерваторию с Большой золотой медалью, которую прежде вручали только дважды. Сверх того, музыкальный издатель вызвался опубликовать его произведения, а в Большом театре поставили его «студенческую» оперу «Алеко».
Следующим триумфом должна была стать премьера Первой симфонии, состоявшаяся 15 марта 1897 года в Санкт-Петербурге, дирижировал Александр Глазунов. Еще на репетициях Рахманинова одолевала тревога: апатичный Глазунов, казалось, не понимал исполняемого им произведения. Весь концерт Рахманинов просидел на винтовой лестнице, ведущей на хоры, заткнув уши, чтобы не слышать, как уродуют его музыку. (Потом говорили, что Глазунов был пьян.) Публика приняла симфонию кисло, критики разругали в пух и прах. Композитор Цезарь Кюи отозвался так: «Если бы в аду была консерватория, то г-н Рахманинов был бы первейшим из ее учеников!..»
Рахманинов страшно переживал. До сих пор все у него получалось легко, но после провала симфонии он не мог даже сочинять. Затем его постигла еще одна болезненная неудача. Рахманинову предложили продирижировать оперой, он ухватился за эту возможность, но репетиции закончились для него позором – не удивительно, ведь он никогда прежде не стоял за дирижерским пультом.
Видя, как расстраивается Рахманинов, друзья решили познакомить его с Львом Толстым в надежде на благотворное влияние великого писателя. Льву Николаевичу сказали, что молодой композитор утратил уверенность в себе, и Толстой выступил в роли сурового наставника: «Вы должны работать. Вы думаете, я доволен собой? Работайте. Я должен работать каждый день». После этого была еще одна встреча, на этот раз Рахманинов пришел в сопровождении своего друга Федора Шаляпина, и Толстой попросил гостей исполнить что-нибудь. Шаляпин спел песню Рахманинова под названием «Судьба», основанную на начальной теме бетховенской Пятой симфонии, – и тут Рахманинов опять промахнулся. Его забыли предупредить, что Толстой терпеть не может Бетховена. Когда музыка отзвучала, писатель опять разразился отповедью: «Я все-таки должен вам сказать, как мне все это не нравится! Бетховен – это вздор!»[37]37
Цит. по: Тамара Крюкова. Фант-Азия. (http://www.fantasia.ru/great70.htm)
[Закрыть].
В течение трех лет Рахманинов не написал ни единой нотной строчки. Он тосковал, страдал и многовато пил.
ПОДВЫПИВШИЙ ДИРИЖЕР ТАК ОБЕЗОБРАЗИЛ ПЕРВУЮ СИМФОНИЮ РАХМАНИНОВА, ЧТО КОМПОЗИТОР СБЕЖАЛ С КОНЦЕРТА НА ЛЕСТНИЦУ, ВЕДУЩУЮ НА ХОРЫ, ГДЕ И ПРОСИДЕЛ ДО САМОГО КОНЦА, ЗАТКНУВ УШИ.
Наконец родные уговорили его обратиться к доктору Николаю Далю. Сам искусный виолончелист, Даль был по образованию психиатром и специализировался на гипнотерапии. Рахманинов ходил к Далю ежедневно и слушал, как доктор твердит умиротворяющим тоном: «Вы начнете писать свой концерт… Работать вы будете с необыкновенной легкостью… И сочините прекраснейший концерт…»
Это сработало. Не прошло и нескольких месяцев, как Рахманинов приступил к работе над своим самым знаменитым и востребованным произведением – Вторым фортепианным концертом.
КРАСНАЯ УГРОЗА
После удачной премьеры концерта в октябре 1901 года Рахманинов обручился со своей кузиной Натальей Сатиной. Но прежде чем пойти под венец, пришлось уладить кое-какие проблемы. Во-первых, надо было получить церковное разрешение на брак, а поскольку равнодушный к религии Рахманинов никогда не ходил к причастию, найти православного священника, который согласился бы совершить свадебный обряд, оказалось не просто. Далее, для близкородственного брака требовалось разрешение царя. К счастью, одна из тетушек Сергея и Натальи приятельствовала с высокопоставленным священником, он и похлопотал за молодых. Они поженились 29 апреля 1902 года. На следующий год, в мае, родилась их старшая дочь Ирина, а в июне 1907-го – младшая Татьяна.
В 1904 году Рахманинов стал дирижером Большого театра. Однако его пребывание на этой должности совпало с революционными событиями 1905 года. Терпение русских наконец лопнуло, и они взбунтовались против власти царя и аристократии. Волнения распространились и на оркестр Большого театра, и Рахманинов не смог справиться с разбушевавшимися оркестрантами. Он подал в отставку.
Ему было чем заняться – он сочинял и концертировал, объездил с фортепианными гастролями полмира, включая посещение США и Канады в 1909 году. Гастроли закончились в 1914-м, когда разразилась Первая мировая война, а затем Октябрьская революция погрузила страну в хаос. Рахманинов олицетворял собой все то, что склонные к насилию большевики ненавидели: аристократ по происхождению, потомок землевладельцев, исполняющий музыку, написанную под влиянием западных образцов, на радость буржуазной публике. Рахманинов не был убежденным консерватором – политику Сергей Васильевич по большей части игнорировал, – но он должен был позаботиться о безопасности семьи.
Очень кстати в 1917 году Рахманинов получил приглашение на гастроли в Скандинавию и воспользовался этой возможностью покинуть Россию. Рахманиновы никому не могли признаться, что уезжают навсегда, и не брали с собой много вещей, дабы не возбуждать подозрений. Композитор и вовсе отправился в путь налегке, с одним небольшим чемоданом, набитым нотными рукописями. На поезде они пересекли Финляндию, а через шведскую границу переправились в открытых санях в страшную метель. Так Рахманиновы и спаслись.
В СТРАНЕ СВОБОДНЫХ ЛЮДЕЙ
Около года семья прожила в Швеции и Дании. Затем американские музыканты позвали Рахманинова в США, заверив его в том, что в Америке ему гарантированно обеспечен насыщенный гастрольный график и даже постоянное место работы в качестве дирижера. И снова Рахманинов оказался перед выбором: писать музыку, дирижировать или играть? На сей раз выбор был продиктован не столько художественными, сколько экономическими соображениями: гастроли для исполнителя-виртуоза – наилучший способ подзаработать. Рахманинов снова пустился в путь – теперь через Атлантику. Почти два десятилетия, 1920-1930-е годы, он прожил на чемоданах.
Композитор с женой сначала поселились в Нью-Йорке, потом перебрались в Лос-Анджелес, но в американское общество они по-настоящему так и не вошли. Общались Рахманиновы в основном с такими же, как они, русскими иммигрантами, нанимали русскую прислугу, следовали русским обычаям. Долгие годы Рахманинов надеялся, что советская власть рухнет и он сможет вернуться на родину. Смириться с мыслью о «вечной ссылке» ему было не легко. Многие биографы полагают, что творческий простой композитора был вызван тоской по родине. В 1935 году он создал «Рапсодию на тему Паганини для фортепиано с оркестром». Затем в 1935–1936 годы Рахманинов работал над Третьей симфонией, а в 1940-м закончил «Симфонические танцы».
За событиями Второй мировой войны Рахманинов следил крайне внимательно, особенно с момента вторжения немецких войск в Россию. Сборы от гастролей в США он передал в фонд Красной армии, а денежный сбор от одного из концертов – в Фонд обороны СССР: «на посильную помощь русскому народу в его борьбе с врагом».
В 1942 году Рахманинов занемог, и врачи сказали Наталье, что у него меланома в поздней стадии. Наталья не захотела сообщать мужу диагноз, и в 1943 году он отправился на гастроли. Свой последний концерт Рахманинов дал 17 февраля 1943 года в Университете штата Теннесси, в Ноксвилле; всего шестнадцатью днями ранее они с Натальей получили американское гражданство. После концерта композитор почувствовал себя настолько плохо, что отменил все прочие выступления и вернулся в Лос-Анджелес. Скончался Рахманинов 28 марта 1943 года, за четыре дня до своего семидесятилетия.
Сегодня мало кто вспоминает о том, как Рахманинов совмещал три профессии – композитора, дирижера и пианиста. О его выступлениях в качестве дирижера и пианиста мы можем судить лишь по нескольким черно-белым фильмам и редким звукозаписям. Но написанная им музыка звучит по сей день, сохраняя особый отпечаток личности Рахманинова-композитора.
ЗАНОВО ОТКРЫТАЯ «ПЕРВАЯ»
Вы еще не забыли о той Первой симфонии, что с треском провалилась на премьере в 1897 году? Рахманинов запер партитуру в ящике стола и, покидая Россию, не взял ее с собой. Долгие годы симфония считалась утерянной.
Однако в 1944 году в Ленинграде обнаружились оркестровые партии симфонии. Партитуру полностью восстановили, и в октябре 1945 года Первую симфонию исполнили в Большом зале Московской консерватории. Сегодня «Первую» признают ранним шедевром Рахманинова, и она входит в репертуар многих оркестров. Словом, не музыка была плоха, но дирижерская «работа» Глазунова.
ТАК РАЗРУШАЛСЯ СССР: НОТА ЗА НОТОЙ
Одним из наиболее выдающихся интерпретаторов музыки Рахманинова был американский пианист Ван Клиберн (1934–2013). Отучившись в Джульярдской школе и выступив с концертом в нью-йоркском Карнеги-холле, Клиберн принял участие в первом Международном конкурсе имени Чайковского, устроенном в Москве с целью продемонстрировать всему миру советское культурное превосходство.
В финале Клиберн, сыграв Первый концерт Чайковского и Третий концерт Рахманинова, заслужил стоячую овацию, длившуюся целых восемь минут. Жюри пришло в замешательство. Как им демонстрировать превосходство Советов, когда этот тощий, долговязый техасец явно на голову выше всех прочих конкурсантов? За разрешением этого вопроса члены жюри напрямую обратились к Председателю совета министров СССР Никите Хрущеву.
– Он правда лучше всех? – спросил Хрущев. – Так дайте ему первое место!
На родину Клиберн вернулся национальным героем. В Нью-Йорке ему устроили торжественный проезд по улицам города – ни один музыкант, исполняющий классическую музыку, до сих пор не удостаивался такой чести. Он даже попал на обложку журнала «Тайм», заголовок гласил: «Техасец, завоевавший Россию».
ХОЧЕШЬ ВЕРЬ, ХОЧЕШЬ НЕТ
Переехав в Лос-Анджелес, Рахманинов принялся знакомиться с соседями и обнаружил среди них немало кинозвезд. Однажды в гостях между композитором и Чарли Чаплином завязалась пространная дискуссия о религии. Чаплин объявил себя неверующим.
Рахманинов и сам нетвердо помнил дорогу в церковь, тем не менее заявление Чаплина поставило его в тупик:
– Но какое может быть творчество без религии?
– Кажется, мы говорим о разных вещах, – заметил Чаплин. – Искусство – это скорее чувство, чем вера.
– Религия – то же самое, – парировал композитор.
АРНОЛЬД ШЁНБЕРГ
13 СЕНТЯБРЯ 1874 – 13 ИЮЛЯ 1951
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ДЕВА
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АВСТРИЕЦ / ПОЗДНЕЕ ГРАЖДАНИН США
МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: МОДЕРНИЗМ
ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «ПЯТЬ ПЬЕС ДЛЯ ОРКЕСТРА»
ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: РАЗВЕ ЧТО В КОНЦЕРТНОМ ЗАЛЕ
МУДРЫЕ СЛОВА: «МОЯ МУЗЫКА НЕ СОВСЕМ В СТИЛЕ МОДЕРН, ПРОСТО ЕЕ ПЛОХО ИСПОЛНЯЮТ».
В истории музыки мало на кого обрушивались с такой беспощадной критикой, как на Арнольда Шёнберга. Конечно, всегда найдется критик, называющий Бетховена «отталкивающим», а Моцарта «пошлым», но злоязычие ненавистников Шёнберга ни с чем не сравнимо.
Критики из кожи вон лезли, чтобы описать его музыку метафорически. Плоды их усилий выглядели так: «бредовые и бессвязные фантазии», «свистопляска косоглазых демонов», «кормление животных в зоопарке», «кровавое самобичевание», «кошка, гуляющая по клавиатуре» и «лекция о четвертом измерении, прочитанная по-китайски». А воздействие музыки Шёнберга на зрителей уподобили «кромсанию плоти жертвы на мелкие кусочки… острым ножом, раскаленным добела».
И чем же Шёнберг заслужил такую ненависть? Он всего лишь хотел заложить основы новой западной музыки. Какой наглец!
ВАШ СЕКСТЕТ – НАШЕ «НЕТ!»
Семейство Шёнбергов держало обувную лавку в еврейском квартале Вены, довольствуясь весьма скромными доходами. Отец композитора, Самуил, заправлял в лавке, пока его жена Паулина, учительница музыки, делилась своими познаниями с сыном Арнольдом. Мальчик учился так быстро, что вскоре уже знал больше матери и в дальнейшем постигал музыкальные премудрости самостоятельно. О различных композиционных формах он узнавал из энциклопедии, заказанной по почте; то есть сонату он смог сочинить только после того, как получил том с буквой «С».
Самуил умер, когда Арнольду было пятнадцать лет, и подростку пришлось бросить школу и начать работать. Нанявшись в банк клерком, он возненавидел эту работу всей душой. Музыку он не забросил; напротив, в 1893 году, познакомившись с молодым композитором Александром фон Цемлинским, он начал брать у него уроки гармонии и контрапункта – иного музыкального образования Шёнберг так и не получил. Затем банк, в котором он трудился, обанкротился. Шёнберг устроился руководителем хора рабочих-металлистов в маленьком городке, расположенном в двадцати километрах от Вены. Он был счастлив, хотя на работу часто ходил пешком, поскольку билет на поезд был ему не по карману.
Его собственные сочинения спросом не пользовались. В 1899 году он написал струнный секстет «Просветлённая ночь» и представил это произведение Венскому музыкальному обществу. Прежде всего мэтрам не понравилась вагнеровская эмоциональность секстета. «Такое впечатление, будто по партитуре «Тристана и Изольды» возили пальцами, пока она была еще сырой!» – высказался один из судей. Окончательно секстет отвергли по той причине, что в нем содержался аккорд, не зафиксированный в учебниках по композиции.
Шёнберг не сдавался. Он снова огорчил свою семью, перейдя в 1898 году из иудаизма в протестантство[38]38
На самом деле в 1898 году Шёнберг перешел из иудаизма в католицизм; в евангелическую церковь лютеранского вероисповедания он перешел позднее – в 1901 году.
[Закрыть]. С Александром фон Цемлинским Шёнберг сблизился еще теснее, после того как в 1901 году женился на его сестре Матильде. В том же году у супругов родилась дочь, а в 1906-м – сын.
У МЕНЯ БУДУТ СВОИ ПРАВИЛА!
Шёнберг тем временем завел друзей среди художников и увлекся идеей самовыражения в живописи. Сообразив, что нельзя всему выучиться самостоятельно, он начал брать уроки живописи у молодого художника Рихарда Герштля. Герштль ратовал за экспрессивный психологизм в искусстве, и под его опекой Шёнберг стал если не блестящим, то весьма искусным художником.
Матильда также заинтересовалась живописью, – и вскоре у нее и Герштля начался бурный роман. В 1908 году Матильда сбежала с любовником. Композитор излил свое горе в музыке, написав песенный цикл с использованием диссонансных созвучий, желая таким образом изобразить разлад в собственной душе. Через несколько месяцев Матильда вернулась к мужу и детям, а недолгое время спустя Герштль покончил с собой. Случившееся потрясло Шёнбергов; вдобавок Второй струнный квартет композитора не нашел понимания у публики, – и Шёнберг впал в глубокую депрессию.
В Первую мировую войну композитора дважды призывали в армию и оба раза комиссовали по медицинским показаниям. Война, как ни странно, способствовала формированию музыкальной философии Шёнберга. Он пришел к убеждению, что классическая музыка – и особенно немецкая классическая музыка – офранцужена до такой степени, что теперь ее можно сравнить лишь с жертвой «пагубного кровосмешения». Аккорды и гармонии стали чересчур «женственными», «жеманными», превратившись в «гермафродитов» и, хуже того, в «пошлятину». (Как совершенно невинный уменьшенный септаккорд может быть гермафродитом, остается загадкой для всех, кроме самых преданных поклонников Шёнберга.) Единственный выход – отринуть декадентские гармонии и раскрыть объятья дисгармонии, атональности и антигармонии. Война предоставила Шёнбергу возможность раз и навсегда покончить с кисейными французами и их гармонической музыкой. «Ныне мы обратим этих мелких шарлатанов в рабство и научим их благоговеть перед немецким духом и чтить немецкого бога», – гремел Шёнберг.
Но одно дело – теория, иное – практика: с творчеством возникли проблемы. Шёнберг задумывал масштабные произведения, но у него не получалось довести их до завершения. Отбросив все старые правила, которыми музыканты руководствовались веками, он лишь осознал, что правила – шутка, в общем, нужная. И тогда Шёнберг принял решение изобрести свой собственный свод правил. В 1923 году он создает «двенадцатитоновую систему», иначе называемую «додекафонией». В детали этой системы мы вдаваться не станем, они слишком сложны, но по сути все сводится к двум основным пунктам. Во-первых, двенадцатитоновая музыка исходит из 12-тонового звукоряда, а не из 7-тонового, на котором базировалась западная музыка, начиная с «Токкаты и фуги ре минор» Баха и кончая песенкой «С днем рожденья тебя». Во-вторых, в каждом произведении эти двенадцать тонов объединяют в тональную цепочку (не в мелодию как таковую, а скорее в определенный набор соотнесенных меж собой тонов) – она и становится основой произведения. В дальнейшем правила неуклонно усложняются, и композитор уже оперирует такими понятиями, как «интерпретация линейного множества», «изоморфное расчленение» и «гексахордная инверсивная комбинаториальность». Как бы то ни было, Шёнберг изобрел новый композиционный метод, задавший структуру его наиболее амбициозным работам. Он был в восторге.
А слушатели? Не сказать, чтобы очень. Созвучия, порождаемые двенадцатитоновой системой, неприятно резали ухо, и публике не хватало терпения (а часто и желания) вникать в замысел композитора. Некий проницательный критик заметил, что многие работы Шёнберга «на бумаге – триумф двенадцатитоновой логики, а также досконально выверенное математическое построение. Но математика – еще не музыка, и не-додекафонисту такие произведения кажутся невразумительным безобразием».
И ВАШЕЙ РЕЛИГИИ МНЕ ТОЖЕ НЕ НАДО
Постепенно Шёнберг разочаровался в протестантизме, хотя формально и оставался лютеранином. Вероисповедание не помешало немецким и австрийским властям преследовать его как еврея. Уже в 1921 году его вышвырнули с альпийского курорта, где евреев не привечали. Шёнберг мог бы остаться, предъяви он свидетельство о крещении в христианской церкви, но композитор счел подобные доказательства ниже своего достоинства. Этот случай был лишь зловещим предзнаменованием грядущих бесчинств.
В 1923 году после непродолжительной болезни умерла Матильда. Шёнберг тосковал по ней, по ее неизменному добродушию, но это не помешало ему менее чем через год влюбиться и жениться на Гертруде Колиш, красавице, которая была вдвое его моложе. У них родилось трое детей. В этот же период Шёнберг добился определенного профессионального признания – его пригласили в Прусскую академию искусств в Берлине на должность профессора композиции.
В 1933 году президент Академии объявил о твердом намерении Гитлера «покончить с засильем евреев в западной музыке». Взбешенный Шёнберг покинул помещение с криком: «Я вас услышал, и дважды мне повторять не надо!» Спустя два месяца он с семьей переехал в Париж. Чувство еврейской солидарности в нем только окрепло, и Шёнберг официально вернулся к вере предков.
Вскоре еврейские беженцы наводнили Париж, а Шёнберг обнаружил, что с работой по профессии во Франции ему мало что светит. Он принял предложение преподавать в Консерватории Малкина в Бостоне и в октябре 1933 года выехал в США, немного переиначив написание своей фамилии: с умляутом Шёнберг расстался, и вместо Schonberg получилось Schoenberg. Ему было шестьдесят лет.
КАЛИФОРНИЯ – ТО МЕСТО, ГДЕ НАДО ЖИТЬ
Консерватория Малкина разочаровала композитора, однако в 1935 году Шёнберга пригласили читать лекции в Университет Южной Калифорнии, и он с семьей переехал в Голливуд, где его дети выросли истинными американцами. Работая в Университете Южной Калифорнии, а затем в Калифорнийском университете в Лос-Анджелес, Шёнберг начал играть в теннис и сделался страстным болельщиком студенческой футбольной команды. Студенты обожали этого несговорчивого немца, старавшегося в каждом ученике разглядеть одаренность, вне зависимости от того, принимает он его двенадцатитоновую систему или нет.
КРИТИКИ УПОДОБЛЯЛИ МУЗЫКУ ШЁНБЕРГА «ЛЕКЦИИ О ЧЕТВЕРТОМ ИЗМЕРЕНИИ, ПРОЧИТАННОЙ ПО-КИТАЙСКИ» И «СВИСТОПЛЯСКЕ КОСОГЛАЗЫХ ДЕМОНОВ».
С преподаванием пришлось расстаться в связи с университетской политикой, требовавшей обязательного выхода на пенсию, хотя специально ради Шёнберга пенсионный возраст увеличили с шестидесяти пяти лет до семидесяти. Поскольку пенсия начислялась по рабочему стажу, Шёнберг получал всего 38 долларов в месяц. Содержать жену и троих малолетних детей на такие деньги трудновато, и Шёнберг завел частных учеников, но и обучение на дому уже давалось ему с трудом, здоровье композитора ухудшалось. В августе 1946 года он пережил инфаркт, обрекший его на постоянную физическую слабость и недомогания. Умер Шёнберг 13 июля 1951 года.
На сегодняшний день Шёнберг, пожалуй, самый знаменитый композитор их тех, кого никто никогда не слышал. Хотя Шёнберг, вероятно, оказал наибольшее влияние на музыку двадцатого века, его собственные произведения исполняют редко. Однако его преданность своим идеям и личная отвага – не говоря уж о твердости духа, с которой он встречал язвительные отзывы на свои сочинения, – говорят о нем как о художнике, не убоявшемся рискнуть и, вопреки прежним авторитетам, перетряхнуть музыкальный мир до основания.
ЭТОТ НОМЕР НЕ ПРОЙДЕТ? ЕЩЕ КАК ПРОЙДЕТ!
Шёнберг страдал тяжелой формой трискаидекафобии – боязни числа 13. Его так пугала эта цифра, что он отказался от 13-го такта в своих сочинениях, заменив его на 12а, и утверждал, что стоит ему добраться до тринадцатой страницы новой рукописи, как все начинает идти наперекосяк. Его незаконченная опера Moses und Aron («Моисей и Арон») изначально называлась Moses und Aaron, но он изменил написание имени второго персонажа, и вы уже наверняка догадались почему – потому что число букв составляло 13.
Шёнберг со страхом ждал своего 76-летия (7 + 6=13), особенно пятницы 13 июля. Он был подавлен из-за плохого самочувствия и в тот день решил остаться в постели. Ночью Шёнберг проснулся, приподнялся, спросил, который час. «Без четверти двенадцать», – ответили ему. Узнав, что страшный день вот-вот минет, Шёнберг с явным облегчением вновь лег, закрыл глаза – и умер. На часах была без тринадцати минут полночь.
ГРЯЗНАЯ РАБОТА…
Когда Шёнберга призвали в армию в Первую мировую войну, он старался держаться в тени, надеясь, что окружающие не опознают в нем композитора. И все же некий армейский офицер поинтересовался у него однажды, не тот ли он «скандальный композитор», который наделал столько шуму.
– Ну, кто-то ведь должен был, – ответил Шёнберг, – а никто не хотел, вот я и взялся за эту работу.
ОНИ МЕНЯ ПРОСТО НЕНАВИДЯТ!
Попытка Шёнберга заняться визуальными искусствами закончилась тем же, что и его музыкальные начинания. В рецензии на выставку 1910 года один из критиков написал: «Музыка Шёнберга и картины Шёнберга лишают вас слуха и зрения одним ударом».
ГЕРР ШЁНБЕРГ – АМЕРИКАНЕЦ
Стоило Шёнбергу оказаться в Университете Южной Калифорнии, как его вкусы в одежде резко изменились: отказавшись от облика «солидного немецкого профессора», он предпочел одеваться на более американский лад. Впрочем, трудно судить, насколько хорошо он понимал, как следует вписываться в окружающую действительность. Его бывший студент так описал появление Шёнберга в аудитории: «…в персиковой рубашке, зеленом галстуке в белый горошек, на брюках плетеный ремень дичайшего фиолетового оттенка с огромной, слепящей глаза золотой пряжкой, и невероятно броский костюм – серый в мелкую черную и коричневую полоску».