Текст книги "Охотница за удачей"

Автор книги: Элизабет Хардвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

14

Было уже совсем светло, когда Мэтью проснулся. Он сразу протянул руку в поисках теплого тела Оливии, ибо привык делить с ней постель. Привык? Да он жить без нее не может!

Оливии на месте не оказалось. Он взглянул на часы. Восемь часов. Не может быть! Он никогда так долго не спал. Тем более что сегодня ему лететь в Детройт.

Чувствовал он себя так, словно накануне его долго били. Потянувшись, он заметил на своем плече красные царапины от ногтей Оливии. Он не мог вспомнить, в какой момент это произошло, он вообще мало что помнил о вчерашнем. Он поцеловал ее около двери, а потом полностью утратил над собой контроль. Она выглядела расстроенной и сердилась на него за очередной обман, но все-таки занималась с ним любовью и так яростно, словно дикая кошка. Поймет ли он ее когда-нибудь?

Мэтью выбрался из постели и увидел, что на полу все еще лежит ее платье. Он поднял платье и, ощутив запах духов Оливии, снова захотел ее. Улыбнувшись своей неутомимости, он пошел в ванную комнату. На мраморном столике лежала сложенная записка, адресованная ему. Что за черт?!

– Оливия! – крикнул он. В ответ ни звука. Тишина. Наверное, пошла к отцу. Да, но отец редко встает раньше десяти. Где же она?

Он развернул записку.

«Отец думает, что я улетаю с тобой в Детройт. Я не могу, Мэтью. Мне надо побыть одной и подумать. Очень прошу, не говори ему и, пожалуйста, не пытайся меня искать. Оливия».

Суда по почерку, писала она в большой спешке. Он вошел в ее гардеробную. Здесь следы поспешного отъезда были налицо. На секретере он увидел пустой футляр, в котором он преподнес ей свадебный подарок – золотую цепь.

Цепь. Какой символический подарок он сделал, подумал Мэтью. Кажется, она говорила о ловушке. Ловушка – это брак без любви. И женщина, прикованная цепью к человеку, которого ненавидит. Но цепь она все-таки с собой взяла. Если только не выбросила ее в окно. С нее станется. Он вдруг почувствовал тупую боль под ложечкой. С цепью или без цепи, но она бросила его. Несомненно, временно, из-за Брэда. Но она уехала, и он не знает куда.

Вернувшись в спальню через ванную комнату, он увидел себя в высоком зеркале. А вот тело его она жалует. Его кожа еще хранила ее запах. Он относился к ней как к новому приключению, как к женщине, с которой ему не было скучно. Постоянное желание, которое она вызывала в нем, делало глупыми все слова, попытайся он описать свою глубинную потребность в ней. Он потерпел поражение. Она доказала это своим отъездом. Интрига не ее жанр. Раз она уехала, их браку пришел конец, независимо от контракта.

Между прочим, их брак с самого начала не был настоящим. Мэтью схватил бритву и начал бриться. Есть каналы, по которым он может выяснить, куда она направилась. Но, черт возьми, он до этого не унизится. Если ей нужно время подумать, пусть думает. Он не намерен бегать за ней. Не его стиль. Уж лучше он побудет без нее.

Всю дорогу в аэропорт его поддерживала эта решимость. Личный самолет ждал его у ангара. Дело в Детройте предстояло серьезное. Но, пока он пробирался сквозь скопление людей в здании аэропорта, держа в руке портфель, в мозгу его билось только одно слово – неудачник.

Оливия не охотилась за его деньгами не потому, что у нее богатый отец. Будь она всего лишь оператором береговой охраны, она и тогда не стала бы домогаться его из-за денег. За то короткое время, что они вместе, он убедился в ее смелости и честности, узнал, какая она страстная и великодушная. Она так глубоко проникала в его душу, что ему становилось больно. Ни одну женщину до нее он не пускал к себе в душу. Мэтью остановился возле билетной кассы, достал из кармана записку, разгладил ее и прочитал еще раз.

«Почему ты женился на мне?» – спросила она вчера вечером. Он говорил что-то о ее отце, но его женитьба на Олли мало была связана с Брэдом Шеллом. Как-то он назвал ей в качестве причины собственную скуку. Но и это было далеко не так, тем более что Оливия здорово выбила его из привычной жизненной колеи.

Почему же он женился на ней?

Какой-то малыш налетел на него, и молодая мать смущенно извинилась, а он, Мэтью, все продолжал стоять как изваяние. А что, если он влюбился в Оливию? И не хочет признаться даже себе, потому что всегда избегал этого как чумы?

Он никогда ни в кого не влюблялся. Во-первых, слишком много приходилось работать, да и его циничное отношение к женщинам не допускало такой возможности. Вот только во время шторма он услышал из динамика на яхте женский голос, который привел его в далекий городок Лабрадора, где он нашел темно-рыжую красавицу, которая разбередила его сердце.

Он не влюбился в нее, конечно нет. К этому он еще не готов. И никогда не будет. Но в определенном смысле, пусть низменном, она стала его женщиной. Он неравнодушен к ней. Настолько неравнодушен, что не может улететь в Детройт.

Он бросился к ближайшему телефону-автомату и набрал номер.

Через час он летел на север, в Вермонт. Ему удалось выяснить, что Оливия купила билет до Уотервилла. Должно быть, она направилась в лесной домик. Он еще в прошлый раз понял, что ей очень понравилось его убежище. Мэтью морщился, вспоминая три дня, проведенные в лесном домике сразу после свадьбы. Ему во что бы то ни стало захотелось доказать самому себе, что он в состоянии контролировать себя в ее присутствии. Да, а в результате пришлось уверять Оливию, что у него нет постоянной любовницы в Манхэттене. Умный ход, Мэтью, ничего не скажешь. Обхитрил сам себя. Единственное место, где ты был с нею честным, это постель. Тело его говорило на том языке, которым сам он не владел.

Неудивительно, что она возненавидела его. Он скрыл от нее, что богат, что пригласил к отцу Джеффа Роули, скрывал от нее свои чувства, называя их сексом. Теперь она уверена, что у него нет никаких чувств. А это не так. Чувства у него есть в избытке, только сжаты в тугой комок где-то под ложечкой.

Оливия не обрадуется, увидев его. Не стала бы она играть в прятки. У нее все серьезно.

А что он ей скажет? Ты для меня много значишь? Очень романтично! Танкеры, корпорации и сотрудники тоже много значат для него. Или сказать: ты затронула меня за живое? Романтично, как дохлый дикобраз.

Сейчас бы ему какого-нибудь графомана, желательно с уклоном в поэзию. Нетерпеливо вздыхая, Мэтью сунул нос в бумаги, достав их из портфеля. Когда найдет, тогда и сообразит, что сказать.

В Уотервилле он выяснил, что Оливия взяла напрокат джип. Значит, она действительно направилась в его лесное убежище.

Через час он свернул на свою дорогу. День стоял серый и унылый, тяжелые облака окутывали горы, и временами сильный дождь хлестал в лобовое стекло его машины. С деревьев облетали последние листья, становилось холодно. Он сделал последний поворот и едва успел нажать на тормоз: дорогу перегораживал джип, упиравшийся передним бампером в ствол ели.

Машина Оливии! В ужасе Мэтью выскочил из автомобиля и открыл переднюю дверцу джипа со стороны водителя. На сиденье Оливии не оказалось, не было ее и поблизости. Следов крови он не обнаружил, лобовое стекло было целым. Он покричал. Тишина, только листья дуба шуршали над головой под каплями дождя. Редкие крупные капли падали ему на голову словно свинцовые пули. Может, она получила сотрясение мозга и ушла в лес?

Для начала надо проверить, нет ли ее в доме. Он объехал машину Оливии и подкатил к дому. Свет не горел, да и дверь была на запоре. Он прошелся по пустым комнатам. Ее не может здесь быть, потому что у нее нет ключа.

Тем временем уже сгустились сумерки и резко похолодало. Он должен найти ее, потому что любит. Мэтью застыл на месте, словно его огрели бейсбольной битой. Он любит ее. Понадобились разбитый автомобиль, пустой дом и мучительный ужас неизвестности, чтобы разобраться в себе. А ведь он мог догадаться об этом с самого начала, когда услышал ее голос на яхте.

Он любит свою жену Оливию и не знает, где ее искать.

Мэтью поднялся в спальню, переоделся в джинсы и туристические ботинки, на толстый свитер набросил непромокаемую куртку. Потом заставил себя остановиться и подумать. Ключи от машины Оливии он видел – они валялись на сиденье, – значит, надо проверить багажник, не остались ли там ее вещи. Затем позвонить Петерсам, супружеской паре, которые присматривают за домом в его отсутствие, не знают ли они что-нибудь о ней. Хотя он был почти уверен, что никогда не упоминал ее имени в разговорах с ними. А что потом, Мэтью?

Он выбежал из дому. Погода резко ухудшилась: теперь шел проливной дождь и дул сильный ветер. Пока он добрался до ее машины, волосы его успели намокнуть. Вещей в багажнике не оказалось, по крайней мере у нее есть теплая одежда, подумал он. Из разговора с Петерсами выяснилось, что в течение дня никто не звонил и не появлялся.

Куда могла деться Оливия в такой дождь? Куда бы направился он? В хижину! – внезапно озарило его. Оливия не побоится подняться в одиночку на гору, она не из трусливых. Он оставит дверь незапертой, включит свет и быстро, насколько позволит погода, поднимется на вершину горы. Из ящика письменного стола он достал лист бумаги и написал записку на случай, если она вернется сюда в его отсутствие. В постскриптуме, понимая, что совершает серьезный поступок, он приписал: «Я люблю тебя».

Она его не любит и ясно дала ему это понять. Ну что ж, пусть посмеется над ним. Лично он не намерен больше никого обманывать. Он и так черт знает что натворил, скрывая от нее свои чувства.

Сзади открылась дверь.

С бьющимся сердцем он стремительно обернулся и увидел Оливию, стоявшую на пороге. Она смотрела на него так, словно никогда раньше не видела. Щеки ее побелели, с дождевика лило на коврик.

– Дождь идет, – пробормотала она, дрожа всем телом.

У Мэтью как будто язык прилип к гортани. Сделав усилие, он сказал:

– А я как раз писал тебе записку. Потом собирался подняться к хижине, поискать тебя там.

– Мне пришлось вернуться с полдороги, начался дождь. Я собиралась разбить окно в доме. – На замерзшем лице двигались только губы. Она улыбнулась. – Но теперь здесь ты, и мне не придется совершать ничего противозаконного. Мы ведь очень любим с тобой соблюдать букву закона, правда?

Скажи что-нибудь, Мэтью, или сделай что-нибудь. Он быстро пересек комнату, втянул ее внутрь и закрыл дверь. Ему бы сразу сказать: «Я люблю тебя». Момент был самый подходящий. Но он решил отложить признание на более позднее время, когда они окажутся в постели, в камине будет гореть огонь и плотные шторы отгородят их от ночной темноты. Тогда наступит время романтики.

– Ты разбила лоб, – проговорил он.

– Ударилась о лобовое стекло. Олень внезапно выскочил на дорогу.

– Ты замерзла. Я разведу огонь и подогрею суп.

– Хорошо, – сказала она, отводя глаза.

Когда Мэтью вернулся, Оливия стояла на кухне, держа в руках его записку.

– Ты написал? – В голосе ее послышалась враждебность.

Сердце его чуть не вырвалось из груди.

– Да.

Она откинула капюшон, рука ее дрожала.

– Перестань играть со мной, Мэтью, я этого больше не вынесу. Ты не любишь меня.

Сейчас Мэтью был напуган больше, чем во время шторма на тонущей яхте.

– Нет, люблю, – сказал он.

– Нет! Ты хочешь меня, тебе не скучно со мной. Может, я даже нравлюсь тебе… иногда. Но любить… это не по твоей части.

– Оливия, я думаю, что влюбился в тебя еще на «Медузе». – Голос его звучал глухо. – Вот почему я оказался в Хиброне и не смог улететь после нашей первой встречи. Просто я боялся в этом признаться не только тебе, но даже себе. Я никогда в жизни ни в кого не влюблялся. Пока не появилась ты.

– Как я могу тебе верить, если ты не раз обманывал меня?

– Да, я скрыл, что богат, потому что большие деньги меняют людей, ты знаешь это по своему опыту. Вспомни Мелвина. Что ему было нужнее: ты или твои деньги? О докторе Роули я не рассказал, потому что… Черт!.. Наверное, боялся, что ты не выйдешь за меня. Вот тебе и вся правда!

Оливия враждебно молчала.

– Послушай, я знаю, что ты не любишь меня, – продолжал Мэтью. – Ты никогда не притворялась, и, видит Бог, тебе не за что меня любить. Но я все равно решил сказать тебе правду.

С непонятной интонацией она спросила:

– Значит, наш брак не только ради секса?

– Я бы солгал, если бы отрицал, что твое тело сводит меня с ума… Но это твое тело, Оливия. И оно неотделимо от тебя. Черт побери, я даже не знаю, как это выразить.

Он даже не догадывался, какова будет ее реакция на его слова. Иди ва-банк, Мэтью, сказал он себе, и хрипло добавил:

– Я не могу жить без тебя. Это же так очевидно.

Она снова задрожала, хотя на щеках появилась легкая краска.

– Надо было вначале снять с тебя все мокрое, а не распространяться о чувствах. Может, примешь горячую ванну? А я пока разогрею суп… мы могли бы вместе поесть у камина. – Голос его звучал заискивающе, что было для нее в новинку. – Потом, если захочешь, мы могли бы лечь в постель. Может, там я сумею убедить тебя в своей любви. Мое тело сделает это лучше. Я ведь не ахти какой говорун.

– Почему? У тебя отлично получается, – сказала Оливия.

Она выпрямилась и словно стала выше ростом. С робкой надеждой он заглянул в ее глаза: они сияли.

– Насчет секса я тоже лгал. В постели я говорил тебе правду, только так я выражал свои чувства. Потому что я не бесчувственный, Олли, поверь мне.

– Я не…

Он прервал ее, страшась услышать, что она не любит его.

– Не надо сейчас ничего говорить. Только скажи, какой суп ты предпочитаешь: морковный или грибной? Ты замерзла, устала, я сейчас, мигом…

– Мэтью, – сказала Оливия, – заткнись.

– Вернемся вместе в Филадельфию, – говорил он с отчаянием в голосе, – это все, о чем я прошу. Дай мне шанс. Клянусь, я больше никогда не стану тебя обманывать. Никогда!

– Ты хочешь сказать, что мы не можем остаться здесь на ночь? – спросила она с неуместной, на его взгляд, веселостью.

Затем расстегнула дождевик, подошла к нему и крепко поцеловала. Губы у нее были холодные. Он стоял неподвижно. Оливия отступила; она выглядела растерянной.

– Я… ты больше не хочешь меня?

– Я? Не хочу тебя? Я всегда тебя хочу, ты всегда будешь желанной для меня. Но сначала я хочу знать, веришь ли ты мне? Есть ли у нас шанс остаться вместе?

Она живо расстегнула ворот теплой рубашки и показала ему на своей шее золотую цепь.

– Я не могла снять ее, ты надел ее мне на шею, это твой свадебный подарок. – Глаза ее сияли, как драгоценные камни.

Изящество и сила, подумал Мэтью.

– И что это означает?

– О, Мэтью, неужели ты не понимаешь? Я тоже люблю тебя.

От волнения у него ком застрял в горле. Он с трудом сглотнул.

– Я… ты не могла бы повторить?

– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. – Она неожиданно звонко рассмеялась. – Продолжать? Я могу, если хочешь.

– Это правда? – тупо спросил он.

– Ты же знаешь, я не умею лгать.

– А я так испугался, когда подумал, что эта цепь вроде символа брачных уз, которые тебе в тягость.

На глазах Оливии сверкнули слезы, по чистоте сравнимые с бриллиантами у нее на шее.

– Мне не в тягость, если тебе не в тягость.

Он схватил ее в объятия.

– Милая, пойдем со мной в постель. Сейчас же.

– Лучше у камина, – сказала она лукаво. – На ковре. Как в первый раз.

– Тогда, утром, в мансарде. – Улыбка исчезла с его лица. – После свадьбы я держался от тебя подальше из-за дурацкого желания доказать себе, что могу справиться с собой. Я тогда пережил потрясение. Ты оказалась такой желанной, такой необходимой мне, что я испугался. Поэтому все три дня я обращался с тобой как с мебелью.

– У тебя есть вторая попытка, – сказала Оливия. – Я замерзла, Мэтью. Согрей меня, пожалуйста.

Вторая попытка. Сердце Мэтью отчаянно забилось. Он снял с нее верхнюю мокрую одежду, потом бросил на ковер несколько подушек. Она опустилась на них, и отсветы огня заплясали на ее лице.

– Я люблю тебя, Оливия, – охрипшим от волнения голосом сказал он, – больше, чем могу выразить словами.

– Так покажи мне, – сказала она и раскрыла ему объятия.

– Я не могу просить тебя выйти за меня замуж, потому что мы женаты. Но те слова, которые я повторял во время венчания – любить и беречь тебя, пока смерть не разлучит нас, – я искренне произносил их, как клятву, – говорил Мэтью, раздеваясь.

Две слезы скатились по ее щекам.

– И я тоже.

Они помолчали, прижавшись друг к другу.

Я держу в руках свою жизнь, думал Мэтью, потому что теперь она моя жизнь.

Они любили друг друга неторопливо и нежно, что не исключало их взаимной страсти.

Потом, когда они уже спокойно лежали в объятиях друг друга, Мэтью поднял голову и заглянул в глаза жены.

– Ты знаешь, я словно в первый раз… Все воспринимаешь по-другому, когда любишь.

– Любимый… – произнесла Оливия.

Он провел пальцем по ее ключице.

– Однажды ты запретила мне называть тебя так.

– Да, я берегла это слово для человека, которого полюблю. Ты и есть этот человек, Мэтью.

– Но ты не станешь называть меня «сладкий мой»?

– А ты меня «малышка»?

– Может, составим новый контракт? – поддразнил он ее.

– Ни в коем случае! Кстати, давай порвем этот ужасный документ, над которым так старался мистер Джордаш. Я с самого начала возненавидела его.

– Я всегда не любил рассказывать о себе, своем детстве, о родителях. Но тебе я могу рассказать все, если хочешь. И о том, как приходилось прятать Стеллу, когда отец напивался. О Стэне, который поддержал меня после смерти отца, потому что верил в меня. О том, как я возрождал семейное дело. Даже о чувстве одиночества после ухода матери, хотя я сильно сомневаюсь теперь, что она вообще когда-нибудь любила Стеллу и меня… – Он нежно поцеловал Оливию в щеку. – Я все могу тебе рассказать. Правда, до сих пор с трудом верю, что ты любишь меня.

Оливия сжалась в комочек и уютно устроилась у него на груди.

– Теперь меня не оторвать от тебя, Мэтью.

Он засмеялся.

– Не можем же мы заниматься любовью на ковре до конца наших дней, как ты думаешь?

– Ладно, в следующий раз сойдет и кровать. – Она нежно прикусила его нижнюю губу. – Теперь у нас настоящий медовый месяц.

Мэтью наслаждался, поглаживая ее обнаженную грудь.

– Лучше не придумаешь.

Она всхлипнула, как ребенок, от избытка счастья.

– Мы не могли бы остаться здесь хоть на два дня? Я позвонила бы отцу, чтобы он не волновался.

– Ты бы хотела иметь детей? – неожиданно спросил Мэтью.

– О да, – блаженно откликнулась Оливия, – твоих детей.

– Тогда лучше спроси у отца, как он отнесется к появлению у него внуков.

– Вот было бы чудесно, если б он дожил до их рождения, – прошептала она. – И за это я должна буду благодарить тебя, Мэтью.

– Сколько детей ты хочешь?

– Двоих, – мечтательно ответила Оливия. – Мы сможем их научить летать, плавать и покорять горные вершины.

– Они будут знать, что мы их любим, – жестко сказал Мэтью.

Оливия уловила тайную горечь в его голосе.

– То, чего ты не знал в детстве, – сочувственно сказала она.

– Да, но я быстро научусь этому у тебя.

– У наших детей будут любящие родители, – взволнованно заявила Оливия.

Она никогда не бросит своих детей, подумал Мэтью об Оливии, не то, что его мать… От внезапной боли, которую он столько лет глубоко скрывал даже от себя, у него перехватило дыхание.

– Сколько мы всего напланировали, – задумчиво сказала Оливия.

– А как с нашим планом поесть супу? – Мэтью улыбнулся ей с умоляющим видом. – За весь день я лишь кофе выпил утром в аэропорту.

Она лизнула его в грудь.

– Грибной суп и ты на второе. Какое потрясающее меню!

Мэтью лизнул ложбинку между ее грудей.

– А ты на десерт. Намного вкуснее пирога с яблочной начинкой в гриль-баре «Голотурия».

Одна нежность повлекла за собой другую, и прошло немало времени, прежде чем Мэтью поставил разогреваться грибной суп.