Текст книги "Жены и дочери (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Гаскелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Пожалуйста, мэм, не позволяйте им уехать без меня. Пожалуйста, попросите кого-нибудь разбудить меня, если я усну. Я должна вернуться домой с мисс Браунинг.

– Не беспокойся об этом, дорогая. Я обо всем позабочусь, – ответила Клэр, оборачиваясь у двери и посылая воздушный поцелуй немного встревоженной Молли. Затем она ушла и больше о ней не вспомнила. Экипажи прибыли в половину четвертого, подгоняемые леди Камнор, которая вдруг устала от приема гостей и которой стали досаждать многократные неразборчивые восхищения.

– Почему не отправить сразу два экипажа, мама, и избавиться от них всех сразу? – спросила леди Куксхавен. – Эта поездка частями – самое утомительное, что можно представить.

Поэтому, в конце концов, возникла большая спешка и беспорядочное выпроваживание всех и сразу. Старшая мисс Браунинг уехала в коляске, или «фойтоне», как называла его леди Камнор, это слово рифмовалось с именем ее дочери, леди Хойот, или Хэрриэт, как было записано в Книге пэров. А мисс Фиби вместе с другими гостями отбыла в огромном, просторном семейном экипаже, подобие которого мы сейчас называем «омнибусом». Каждая думала, что Молли Гибсон уехала с другой, а правда была в том, что она спала на кровати миссис Киркпатрик – миссис Киркпатрик, девичья фамилия которой была Клэр.

В комнату зашли прибраться горничные. Их разговор разбудил Молли, она села на кровати, попыталась откинуть назад волосы с горячего лба и вспомнить, где находится. Она спустилась на пол у спинки кровати к изумлению женщин и спросила:

– Пожалуйста, когда мы уедем?

– Господи, спаси и помилуй! Кто бы мог подумать, что на кровати кто-то есть. Ты одна из Холлингфордских леди, моя милая? Все они уехали более часа назад!

– Боже мой, что я буду делать? Та леди, которую звали Клэр, обещала разбудить меня вовремя. Папа будет очень беспокоиться, где я, и я не знаю, что скажет Бетти.

Девочка начала плакать, горничные смотрели друг на друга в замешательстве и с сочувствием. И тут услышали в коридоре приближающиеся шаги миссис Киркпатрик. Она напевала какой-то итальянский мотив низким мелодичным голосом, направляясь в свою комнату, чтобы переодеться к обеду. Одна служанка сказала другой, многозначительно посмотрев:

– Лучше оставить ее здесь, – и они пошли работать в другие комнаты.

Миссис Киркпатрик открыла дверь и замерла в замешательстве, увидев Молли.

– Боже, я совсем про тебя забыла! – произнесла она, наконец. – Нет, не плачь. У тебя будет ужасный вид. Конечно, я должна ответить за то, что ты проспала, и если мне не удастся отправить тебя сегодня в Холлингфорд, ты будешь спать со мной, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы завтра утром ты уехала домой.

– Но папа! – рыдала Молли. – Он всегда хочет, чтобы я приготовила для него чай. И у меня нет одежды для сна.

– Ну, перестань оплакивать то, чему сейчас нельзя помочь. Я одолжу тебе ночную одежду, а твоему папе придется обойтись без твоего чая сегодня вечером. В следующий раз не засыпай в чужом доме. Ты не всегда можешь оказаться среди таких гостеприимных людей, как те, что живут здесь. Ну вот, если ты не плачешь, приведи себя в порядок, я спрошу, можно ли тебе спуститься к десерту с мастером Смайтом и маленькими леди. Ты пойдешь в детскую и выпьешь с ними чаю. Затем ты должна вернуться сюда, причесаться и привести себя в порядок. Я думаю, это просто замечательно, что ты находишься в таком роскошном доме. Многие маленькие девочки ничего лучшего не желали бы.

Произнося эту речь, она переодевалась к обеду – сняла свое черное утреннее платье, надела домашний халат, распустила по плечам длинные, мягкие золотисто-каштановые волосы и оглядела комнату в поисках предметов одежды; льющийся непринужденный поток слов не умолкал ни на минуту.

– У меня есть маленькая девочка, дорогая. Она все бы отдала, лишь бы остаться со мной в доме лорда Камнора. Но вместо этого ей приходится проводить каникулы в школе. И все же ты выглядишь такой несчастной при мысли, что проведешь здесь ночь. Я, действительно, была занята с этими утомительными… этими добропорядочными леди, я имею в виду, из Холлингфорда… нельзя сразу думать обо всем.

Молли была всего лишь ребенком, она прекратила плакать, как только упомянули маленькую девочку миссис Киркпатрик, и теперь осмелилась спросить:

– Вы замужем, мэм? Я думала, вас зовут мисс Клэр.

Миссис Киркпатрик, находясь в хорошем настроении, ответила:

– Я не выгляжу замужней женщиной, правда? Все удивляются. И, тем не менее, я уже семь месяцев, как вдова. А у меня ни одного седого волоса, хотя у леди Куксхавен, которая моложе меня, их много.

– Почему вас зовут «Клэр»? – продолжила Молли, находя ее такой приветливой и общительной.

– Потому что я жила с ними, когда была мисс Клэр. Красивое имя, правда? Я вышла замуж за мистера Киркпатрика. Он был всего лишь викарием, бедняга. Но он был из очень хорошей семьи, и если бы трое из его родственников умерли бездетными, я стала бы женой баронета. Но провидение распорядилось иначе, и мы должны всегда покоряться тому, что нам определено. Двое из его кузенов женились, у них были огромные семьи, а бедный дорогой Киркпатрик умер, оставив меня вдовой.

– Но у вас есть маленькая девочка? – спросила Молли.

– Да, моя милая Синтия. Как бы мне хотелось увидеться с ней, она мое единственное утешение. Если у меня будет время, я покажу тебе ее портрет, когда мы пойдем спать. Но сейчас я должна идти. Не стоит заставлять леди Камнор ждать ни минуты, она попросила меня спуститься рано, чтобы помочь с гостями. Сейчас я позвоню в этот колокольчик, и когда придет горничная, попроси ее проводить тебя в детскую и объяснить няне леди Куксхавен, кто ты такая. Затем ты выпьешь чаю с маленькими леди и спустишься с ними к десерту. Вот! Мне жаль, что ты проспала и осталась здесь. Но поцелуй меня и не плачь – ты, и, правда, очень милый ребенок, хотя у тебя нет характера Синтии. О, Нэнни, будь так добра, отведи эту молодую леди… как твое имя, моя милая? Гибсон?.. мисс Гибсон к миссис Дайсон, в детскую, и попроси позволить ей выпить чаю с молодыми леди и отправить ее вместе с ними на десерт. Я все объясню миледи.

Лицо Нэнни просияло, как только она услышала имя Гибсон и, удостоверившись у Молли, что та – дочь доктора, она выказала большую готовность выполнить просьбу миссис Киркпатрик, чем обычно.

Молли была услужливой девочкой и любила детей. Поэтому, оказавшись в детской, она прекрасно с ними поладила, повинуясь желаниям верховной власти, и даже оказалась очень полезной миссис Дайсон, играя в кубики и занимая малыша, пока его братья и сестры наряжались в яркие наряды – кружева и муслин, бархат и широкие блестящие ленты.

– Теперь, мисс, – сказала миссис Дайсон, когда ее необычные подопечные были готовы, – что я могу сделать для вас? У вас нет с собой другого платья, ведь так?

Нет, конечно, нет, но даже если бы у нее и было другое платье, то было бы оно элегантнее сшито, чем ее платье из белого плотного канифаса? Поэтому она только вымыла лицо и руки и покорилась тому, что няня причесала и надушила ее волосы. Молли думала, что лучше бы ей провести всю ночь в парке и спать под прекрасным безмолвным кедром, чем подвергаться суровому испытанию «спуститься к десерту», который явно расценивался и детьми, и нянями, как главное событие дня. Наконец, лакей передал требование спуститься, и миссис Дайсон в шуршащем шелковом платье, выстроив свою процессию, поплыла к двери столовой.

В ярко освещенной комнате за роскошно накрытым столом сидела большая компания джентльменов и леди. Каждый знатный ребенок подбежал к своей матери, тете или какому-то знакомому. Но Молли не к кому было идти.

– Что это за высокая девочка в плотном белом платье? Полагаю, она не из детей этого дома.

Леди, которая произнесла эти слова, надела монокль, уставилась на Молли и через мгновение воскликнула:

– Думаю, она француженка. Я помню, леди Куксхавен искала такую, чтобы она воспитывалась с ее маленькими девочками, и у них с ранних лет было хорошее произношение. Бедняжка, она выглядит такой дикой и странной!

И говорившая дама, которая сидела рядом с лордом Камнором, сделала Молли знак подойти. Молли медленно подошла к ней, как к первой спасительнице, но когда леди начала говорить с ней по-французски, она сильно покраснела и произнесла очень тихо:

– Я не понимаю по-французски. Я всего лишь Молли Гибсон, мэм.

– Молли Гибсон! – повторила леди громко, словно объяснения было недостаточно.

Лорд Камнор услышал это восклицание.

– Ого! – сказал он. – Ты та маленькая девочка, что спала на моей кровати?

Он подражал низкому голосу сказочного медведя, что задает этот вопрос маленькой девочке из сказки. Но Молли никогда не читала «Трех медведей» [2]2
  Пэм Моррис в комментариях к роману ссылается на то, что в 19 в. сказкам приписывали сомнительный статус, поскольку многие видели в их несоответствии фактам и рациональности вред для детей. Она цитирует слова Диккенса, которые тот произнес в Манчестере в 1858 г. «…не позволяйте себе в похвальной погоне за фактами, что окружают нас, отрицать вымысел и воображение… Пусть у детей будут сказки…» и полагает, что Гаскелл, возможно, присутствовала при этом событии, во всяком случае, она была согласна с подобным мнением, и незнание Молли сказок указывает на тонкий подрыв Гаскелл рационализма мистера Гибсона.


[Закрыть]и вообразила, что он разозлился по-настоящему. Она задрожала и приблизилась к доброй леди, подозвавшей ее, как к спасительнице. Лорд Камнор очень любил доводить до крайности все, что он считал шуткой. Поэтому, все то время, пока леди находились в комнате, он направлял все свои остроты на Молли, намекая то на Спящую красавицу, то на Семерых спящих [3]3
  Семь отроков Эфесских, (Семь спящих отроков; Семь отроков, во Эфесе спящих) – христианские мученики, заживо замурованные в пещере и проспавшие там несколько веков.


[Закрыть]и на других известных сонь, что пришли ему на ум. Он не представлял, какие страдания причиняют его шутки впечатлительной девочке, которая уже считала себя несчастной грешницей за то, что продолжала спать, когда должна была проснуться. Если бы Молли имела привычку соображать, что к чему, она бы смогла найти для себя извинение, вспомнив, что миссис Киркпатрик клятвенно обещала разбудить ее вовремя. Но все мысли девочки были о том, как она нежеланна в этом роскошном доме, как она, должно быть, кажется беспечной незваной гостьей, которой здесь нечего делать. Пару раз она размышляла, где может быть ее отец, скучает ли он по ней, но при мысли о семейном счастье дома у нее так сдавливало горло, и она понимала, что не должна уступать ей из опасения расплакаться. Подсознательно она понимала, что раз уж она осталась в Тауэрсе, то лучше доставлять меньше беспокойства, тогда можно дольше оставаться незаметной.

Она вышла вместе с дамами из комнаты, почти надеясь, что никто ее не увидит. Но это оказалось невозможным, и она незамедлительно стала предметом разговора между ужасной леди Камнор и ее доброй соседкой за обедом.

– Вы знаете, когда я впервые ее увидела, я подумала, что эта молодая леди – француженка. У нее черные волосы и ресницы, серые глаза и цвет лица такой, какой можно встретить в некоторых частях Франции. И я знала, что леди Куксхавен пытается найти хорошо образованную девушку, которая могла бы стать славной компаньонкой ее детям.

– Нет! – ответила леди Камнор, которая на взгляд Молли выглядела очень суровой. – Она дочь нашего врача в Холлингфорде. Она приехала вместе со школьными попечителями сегодня утром, жара сморила ее, и она уснула в комнате Клэр и как-то умудрилась проспать и не проснулась, пока экипажи не уехали. Мы отошлем ее домой завтра утром, но сегодня вечером она должна остаться здесь, и Клэр настолько добра, что позволила ей спать в своей постели.

В этих словах слышалось скрытое осуждение, и Молли почувствовала себя как на иголках. В эту минуту вошла леди Куксхавен. Ее низкий голос и манера говорить были такими же резкими и властными, как у матери, но Молли подспудно чувствовала ее доброту.

– Как ты теперь себя чувствуешь, моя дорогая? Ты выглядишь лучше, чем тогда, под кедром. Значит, тебе придется остаться здесь на ночь? Клэр, вам не кажется, что мы могли бы найти несколько книг с гравюрами, которые заинтересуют Молли Гибсон.

Миссис Киркпатрик, плавно двигаясь, подошла к тому месту, где стояла Молли, и начала осыпать ее ласками, произнося приятные слова, пока леди Куксхавен, перебирая тяжелые тома, искала тот, который мог бы заинтересовать девочку.

– Бедняжка! Я видела, какой робкой ты выглядела, входя в гостиную. Мне хотелось, чтобы ты подошла ко мне, но я не могла подать тебе знак, потому что лорд Куксхавен говорил со мной в тот момент, рассказывая о своих путешествиях. А, вот прекрасная книга – Портреты Лоджа. Сейчас я сяду с тобой рядом и расскажу тебе о них. Не беспокойтесь больше, дорогая леди Куксхавен. Я позабочусь о ней. Прошу, оставьте меня с ней.

Молли еще больше разволновалась, когда последние слова достигли ее слуха. Если бы только они оставили ее в покое и не утруждали себя быть добрыми с ней, «не беспокоились» бы о ней! Слова миссис Киркпатрик, казалось, охладили ту признательность, которую Молли испытывала к леди Куксхавен за поиски книги, что могла бы развлечь ее. Несомненно, она причинила им беспокойство, и ей не следовало быть здесь.

Вскоре миссис Киркпатрик позвали аккомпанировать пению леди Агнес. И тогда у Молли появились несколько минут, которые она смогла провести в свое удовольствие. Незаметно она оглядела комнату и убедилась, что ни одно из помещений в Доме короля [4]4
  Имеются в виду королевские палаты в Лондонском Тауэрсе.


[Закрыть]не могло быть таким роскошным и величественным. Огромные зеркала, бархатные занавеси, картины в позолоченных рамах, множество ослепительных огней украшали обширную залу, где было полно леди и джентльменов, одетых в пышные наряды. Вдруг Молли вспомнила о детях, с которыми она спускалась в гостиную, и к классу которых она, оказывается, принадлежала… где они? Отправились спать час назад по молчаливому знаку своей матери. Молли размышляла, может ли она тоже уйти… если сможет найти дорогу в свое прибежище ― спальню миссис Киркпатрик. Но она сидела далеко от двери, вдали от миссис Киркпатрик, которой она принадлежала больше, чем кому бы то ни было еще. Слишком далеко от леди Куксхавен и ужасной леди Камнор, и ее любящего пошутить и добродушного лорда. Поэтому Молли сидела и листала рисунки, которых еще не видела. На сердце у нее становилось все тяжелее и тяжелее от одиночества среди всей этой роскоши. Через некоторое время в комнату вошел лакей и, немного оглядевшись, подошел к миссис Киркпатрик, которая сидела за пианино в центре музыкальной группы, готовая аккомпанировать любому, желавшему спеть, и мило улыбалась, охотно отзываясь на все просьбы. Она прошла к Молли, в ее уголок, и сказала ей:

– Ты знаешь, дорогая, твой папа приехал за тобой и привел с собой пони, чтобы ты поехала домой. Значит, я буду лишена моей маленькой соседки по кровати, так как думаю, что ты должна ехать.

Ехать! Раздумывала ли Молли, вставая, дрожа, светясь, готовая вот-вот расплакаться? Следующие слова миссис Киркпатрик вернули ее на землю.

– Знаешь, моя дорогая, ты должна подойти и пожелать леди Камнор доброй ночи и поблагодарить ее светлость за доброту к тебе. Вот она, возле этой статуи, разговаривает с мистером Кортни.

Да! Она стояла там – в сорока футах – и в сотнях милях! Нужно пересечь это пустое пространство, а затем произнести речь!

– Я должна пойти? – спросила Молли самым жалостливым и умоляющим голосом.

– Да, поспеши. В этом нет ничего страшного, правда? – ответила миссис Киркпатрик, немного резче, чем прежде, понимая, что ее ждут за пианино, и, беспокоясь о том, как бы побыстрее сбыть девочку с рук.

Молли постояла минуту, затем, посмотрев на нее, сказал тихо:

– Вы не будете так добры пойти со мной?

– Да, конечно, – ответила миссис Киркпатрик, понимая, что, согласившись, она быстрее покончит с этим делом. Поэтому она взяла Молли за руку и, проходя мимо группы гостей у пианино, улыбнулась и произнесла со своей милой учтивостью:

– Наша маленькая подруга робкая и скромная, и желает, чтобы я проводила ее к леди Камнор пожелать доброй ночи. Ее отец приехал за ней, и она уезжает.

Молли не знала, как это произошло, но, услышав эти слова, она выдернула свою руку из руки миссис Киркпатрик, и, шагая на шаг или два впереди, подошла к леди Камнор, величественной в пурпурном бархате, и, присев в реверансе, наподобие школьницы, сказала:

– Миледи, приехал мой папа, и я уезжаю. И, миледи, я желаю вам доброй ночи и благодарю вас за вашу доброту. Доброту вашей светлости, я имею в виду, – сказала она, поправив себя, вспомнив подробные наставления мисс Браунинг о принятом у графов, графинь и их благородного потомства этикете, которые те давали ей утром по дороге в Тауэрс.

Не помня, как, она вышла из залы и позднее вспомнила, что не пожелала доброй ночи ни леди Куксхавен, ни миссис Киркпатрик, ни «всем остальным», как непочтительно она именовала их в своих мыслях.

Мистер Гибсон ждал в комнате экономки, когда туда вбежала Молли, приведя в замешательство почтенную миссис Браун. Молли бросилась отцу на шею.

– О, папа, папа, папа! Я так рада, что ты приехал, – а затем расплакалась, лаская его лицо почти в истерике, словно для того, чтобы увериться, что он здесь.

– Ну, какая ты глупышка, Молли! Ты подумала, что я оставлю мою маленькую девочку жить в Тауэрсе всю оставшуюся жизнь? Ты поднимаешь столько шума по поводу моего приезда, словно думала, что я мог так поступить. Поторопись же, надень свою шляпку. Миссис Браун, можно попросить у вас шаль, плед или какое-нибудь одеяло, чтобы обернуть вокруг нее юбкой?

Он не упомянул, что приехал домой после длительной поездки не более получаса назад, поездки, из которой он вернулся уставшим и голодным. Но, узнав, что Молли еще не вернулась из Тауэрса, он заехал на своей уставшей лошади к барышням Браунинг и нашел их занятых самобичеванием и в безудержном волнении. Он не стал ждать их слезных извинений, он поскакал домой, сменил лошадь, оседлал для Молли пони, и хотя Берри прокричал доктору вдогонку о юбке для верховой езды, когда он не отъехал и десяти ярдов от конюшни, мистер Гибсон отказался возвращаться и уехал, как выразился конюх Дик, «ужасно ворча на себя».

Миссис Браун успела выпить вина и съесть кусочек кекса до того, как Молли вернулась из своего долгого путешествия в комнату миссис Киркпатрик, «почти рядом, в четверти мили отсюда», как просветила экономка нетерпеливого отца, пока он ждал, когда спустится его дитя, одетое в свой утренний наряд, с которого сошел лоск новизны. Мистер Гибсон был любимцем у всех придворных Тауэрса, как и все семейные доктора, что обычно приносят надежду облегчения в часы тревог и страданий. И миссис Браун, страдающей подагрой, в особенности доставляло большое удовольствие опекать его всякий раз, когда он позволял. Она даже вышла на конюшню, чтобы укутать Молли шалью, когда та садилась на лохматого пони, и отважилась на смелое предположение:

– Осмелюсь сказать, она будет счастливее дома, мистер Гибсон.

Выехав в парк, Молли подхлестнула пони и заставила его бежать во всю прыть, мистер Гибсон прокричал ей в след:

– Молли, мы попадем в кроличьи норы. Ехать так быстро небезопасно. Остановись!

Когда она умерила прыть, он поехал рядом с ней.

– Мы едем в тени деревьев, и здесь опасно ехать быстро.

– О, папа, я никогда в жизни так не радовалась. Я чувствую себя, как зажженная свеча, когда ее погасили.

– Неужели? Откуда тебе известно, как себя чувствуют свечи?

– Я не знаю, но я почувствовала, – и, помолчав, добавила. – Я так рада быть здесь. Так приятно ехать здесь на открытом, свежем воздухе, когда копыта выжимают такой приятный аромат из росистой травы. Папа, ты здесь? Я не вижу тебя.

Мистер Гибсон подъехал ближе к ней. Он не знал, не побоится ли она ехать в темноте, поэтому накрыл ее ладошки своей рукой.

– О, я так рада чувствовать тебя, – она крепко пожала его руку. – Папа, мне хотелось бы получить цепь, как у Понто, такую же длинную, как твоя самая длинная поездка, чтобы я могла привязать нас обоих к ее концам, и когда ты мне нужен, я могла бы потянуть за нее, а если ты не хочешь приезжать, ты можешь потянуть назад. Но я должна знать, что тебе известно, что ты мне нужен. Так мы бы никогда не теряли друг друга.

– Я совсем запутался в твоих планах. Ты излагаешь детали немного запутанно. Но если я понял правильно, мне придется ходить по деревне, как ходят ослики на выгоне, с путами, привязанными к задней ноге.

– Мне все равно, что ты называешь меня путами, лишь бы мы были связаны вместе.

– Но мне не все равно, что ты называешь меня осликом, – ответил он.

– Я не называла. По крайней мере, я не это имела в виду. Но так приятно знать, что я могу быть такой грубой, какой мне хочется быть.

– И этому ты научилась у благородной компании, с которой провела день? Я полагал, что ты будешь вежливой и чопорной, что даже прочитал несколько глав из «Сэра Чарльза Грандисона», [5]5
  «Сэр Чарльз Грандисон» – роман (1753) Самуэля Ричардсона (1689–1761), его герой – олицетворение утонченности и воспитанности.


[Закрыть]чтобы привести себя в гармоничное состояние.

– Надеюсь, я никогда не стану лордом или леди.

– Чтобы успокоить тебя, я скажу вот что. Я уверен, ты никогда не будешь лордом, и, думаю, есть всего один шанс из тысячи, что ты когда-нибудь будешь леди.

– Я буду теряться в бесконечных коридорах всякий раз, когда мне придется идти за шляпкой, чтобы выйти гулять.

– Но, знаешь, у тебя была бы горничная.

– Знаешь, папа, я думаю, что горничные еще хуже, чем леди. Я бы не так сильно возражала против того, чтобы быть экономкой.

– Хм! С одной стороны буфеты с вареньем и десертом будут удобно располагаться под рукой, – задумчиво ответил ее отец. – Но миссис Браун говорит мне, что мысли об обеденном меню часто оставляют ее без сна. Вот это нужно принять во внимание. И все же в каждом занятии есть тяжелые заботы и обязанности.

– Что ж! Я полагаю так и есть, – серьезно сказала Молли. – Я знаю, Бетти говорит, я изнуряю ее жизнь, пачкая фартук в зелени, когда сижу на вишневом дереве.

– И мисс Браунинг сказала, что она довела себя до головной боли, думая о том, как они оставили тебя. Как это случилось, глупышка?

– О, я сама пошла посмотреть парк. Он такой прекрасный! И я потерялась, села отдохнуть под огромным деревом. И леди Куксхавен и эта миссис Киркпатрик пришли. И миссис Киркпатрик принесла мне ланч, затем уложила спать в свою кровать. И я подумала, она разбудит меня вовремя, а она не разбудила. И поэтому они уехали. И тогда они решили оставить меня до завтра, мне не хотелось говорить, как очень-очень сильно я хотела домой. Но я не переставала думать, что ты беспокоишься, где я.

– Это был довольно печальный день, да, глупышка?

– Только не утром. Я никогда не забуду утро в том саду. Но я никогда не была так несчастна за всю мою жизнь, как этим долгим вечером.

Мистер Гибсон посчитал своим долгом проехать до Тауэрса, принести извинения и поблагодарить семью, прежде чем она отправится в Лондон. Все семейство готовилось к переезду, и все были слишком заняты, чтобы выслушивать его признательные любезности, кроме миссис Киркпатрик, которая, хотя и должна была сопровождать леди Куксхавен и нанести визит своей бывшей воспитаннице, нашла достаточно времени, чтобы принять мистера Гибсона от имени семьи и заверить его в самой обворожительной манере, что она часто вспоминает, сколько врачебной заботы он проявил к ней в былые дни.