355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элизабет Гаскелл » Жены и дочери (ЛП) » Текст книги (страница 8)
Жены и дочери (ЛП)
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:17

Текст книги "Жены и дочери (ЛП)"


Автор книги: Элизабет Гаскелл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Глава IX
Вдова и вдовец

Миссис Киркпатрик была только рада принять приглашение леди Камнор. Именно на него она надеялась, но едва ли осмеливалась ожидать, поскольку была уверена, что семья на некоторое время обосновалась в Лондоне. Тауэрс был прекрасным и роскошным особняком, в котором она должна была провести свои каникулы. И хотя миссис Киркпатрик была не из тех, кто строит серьезные планы или заглядывает далеко вперед, она вполне осознавала, какой авторитет приобретет ее школа в глазах довольно многих людей, стоит ей упомянуть, что она гостила у «дорогой леди Камнор» в Тауэрсе. Поэтому миссис Киркпатрик охотно готовилась присоединиться к ее светлости 17-го. Ей не требовалось переделывать гардероб, а если бы и потребовалось, то у бедной директрисы не нашлось бы достаточно денег, чтобы соответствовать своему новому положению. Она была очень мила и грациозна, что придавало больший эффект пообносившимся платьям. И скорее следуя своему вкусу, чем испытывая сильные чувства, она упорно продолжала носить все изящные оттенки фиолетового и серого, которые с небольшим добавлением черного составляли нестрогий траур. Платья подобного покроя ей полагалось носить в память о мистере Киркпатрике, а на самом деле она носила их потому, что этот покрой был элегантным и экономичным. Ее прекрасные волосы были того насыщенного золотисто-каштанового цвета, который едва ли когда-нибудь поседеет. И отчасти осознавая красоту своих волос, отчасти потому что стирка обходилась дорого, миссис Киркпатрик не носила чепцов. Цвет ее лица был такой яркий, какой часто бывает у людей с рыжими волосами. От прожитых лет она получила единственный недостаток – цвет ее кожи стал скорее ярче, нежели бледнее, и от каждого пережитого волнения менялся все меньше. Миссис Киркпатрик больше не могла краснеть, а в восемнадцать она очень гордилась своим румянцем. Ее глаза были мягкими, огромными и синими, но в них было мало выразительности или чувства, возможно, из-за светло-желтого цвета ресниц. Ее фигура стала немного полнее, чем прежде, но движения по-прежнему были мягкими и плавными. В целом, она выглядела намного моложе своего возраста, который приближался к сорока. У нее был очень приятный голос, она хорошо и отчетливо читала вслух, как нравилось леди Камнор. По какой-то необъяснимой причине миссис Киркпатрик была любимицей леди Камнор в большей степени, чем остальных членов семьи, хотя все они по-своему любили ее и находили, что приятно и полезно иметь в доме ту, которая так хорошо знает их уклад и привычки, которая готова говорить, когда требуется поддержать разговор, и которая охотно слушает и слушает с подобающей рассудочностью, если обсуждаемые темы не затрагивают серьезную литературу, науку, политику или социальную экономику. В разговоры о романах и поэзии, путешествиях и слухах, личных подробностях или забавных историях любого рода она всегда вставляла точные замечания, которые ждали от внимательного слушателя. В ней было достаточно здравого смысла, чтобы ограничиться короткими выражениями удивления, восхищения, изумления, которые могли означать все, что угодно, когда хозяева говорили о сложных для ее понимания вещах.

Для бедной, неудачливой школьной учительницы оказалось приятной переменой то, что она покинула свой дом, обставленный потертой, убогой мебелью – миссис Киркпатрик унаследовала репутацию и мебель своей предшественницы два-три года назад – на вид дом был таким же мрачным, а двор таким же грязным, как это часто бывает на маленьких улочках провинциального городка, и прокатилась по парку Тауэрса в роскошном экипаже, посланном, чтобы встретить ее. Выйдя из экипажа, она чувствовала себя спокойно, потому что безупречно вышколенный слуга позаботится о ее вещах и зонтике, тенте и плаще, и ей не придется больше обременять себя всеми этими вещами, как это было утром, пока ее багаж не погрузили на тележку, чтобы отправить на почтовую станцию в Эшкоме. Пройдя по длинному ворсу ковров, устилавших широкую лестницу, ведущую в комнату миледи, прохладную и восхитительно свежую даже в такой знойный день, миссис Киркпатрик вдохнула аромат, исходящий от огромных ваз, наполненных свежесрезанными розами всевозможных оттенков. На столике лежали несколько новых, неразрезанных романов, ежедневные газеты и журналы. Везде стояли удобные кресла, обитые французским чинцем с рисунком из цветов, что росли в саду. Ей была знакома спальня, в которую ее вскоре проводила служанка леди Камнор. Она показалась ей в большей степени домом, чем то грязное место, которое она покинула сегодня утром. Для нее было так естественно любить изящные занавеси и гармоничные расцветки, прекрасное белье и мягкую одежду. Она села в кресло возле кровати и некоторое время размышляла о своей судьбе на такой манер:

– «Можно подумать, что нет ничего сложного в том, чтобы украсить зеркало муслином и розовыми лентами, и потом сохранить их чистыми и свежими! Люди не узнают, как это тяжело, пока не попытаются это сделать так, как я. Мое зеркало было таким красивым, когда я впервые приехала в Эшком! Но муслин загрязняется, розовые ленты выцветают, а так трудно заработать деньги, чтобы их обновить. А когда получаешь деньги, не решаешься сразу их потратить. Думаешь и гадаешь, как можно получить из них максимум пользы. А новое платье, маленькое развлечение, фрукты из оранжереи, какая-нибудь изящная безделушка, которую заметил у кого-то гостиной, недальняя поездка и – прощай, мило украшенное зеркало! Здесь же деньги это воздух, которым они дышат. Никто никогда не спросит и не знает, сколько стоит стирка или сколько – ярд розовой ленты. Ах! Все было бы иначе, если бы им пришлось зарабатывать деньги, как мне! Им бы пришлось рассчитывать, как получить самое большое удовольствие с тем, что есть в кошельке. Хотелось бы знать, не придется ли мне всю свою жизнь тяжелым трудом зарабатывать деньги? Это противоестественно. Брак – вот что естественно. Тогда мужу придется выполнять всю эту грязную работу, а его жена станет сидеть в гостиной, как леди. Я так и делала, когда бедный мистер Киркпатрик был жив. Ох-хо-хо! Как же грустно быть вдовой».

Обеды также разительно отличались от тех, которые ей приходилось делить с ее учениками в Эшкоме – ломтики говядины, бараньи ноги, огромные блюда картофеля и огромные пудинги, крошечные закуски из изысканно приготовленных деликатесов вносили на старинном фарфоре из Челси, который сервировали для графа с графиней и для нее самой каждый день в Тауэрсе. Она страшилась конца каникул как самый домашний из ее учеников. Но когда до неизбежного конца осталось несколько недель, Клэр закрыла глаза на свое будущее и постаралась насладиться настоящим в полной мере. Беспокойство перед приятной, спокойной чередой летних дней привело к недомоганию леди Камнор. Ее муж вернулся в Лондон, а ей и миссис Киркпатрик оставалось вести очень спокойную жизнь, которая соответствовала нынешнему желанию миледи. Несмотря на свою слабость и усталость, она провела день, когда школьные попечительницы приехали в Тауэрс, с полным достоинством, распоряжаясь, что должно быть сделано, какие прогулки предпринять, какие оранжереи посмотреть, и когда гости должны вернуться к легким закускам. Сама она осталась в доме с одной или двумя гостьями, которые позволили себе думать, что усталость или жара могут оказаться им не по силам и которые таким образом отказались сопровождать дам, переданных на попечение миссис Киркпатрик, или других, которым оказывал внимание лорд Камнор, рассказывая о новых постройках во дворе фермы. «С величайшей снисходительностью», как позднее выразились слушательницы, леди Камнор рассказала им о домах своих замужних дочерей, детских комнатах и планах по воспитанию детей, и о том, как они проводят день. Разговоры утомили миледи, но когда все ушли, и у нее появилась возможность пойти прилечь и отдохнуть, ее муж по доброте души сделал неудачное замечание. Он подошел к жене и положил руки ей на плечи.

– Боюсь, вы ужасно устали, миледи? – сказал он.

Она напряглась и, выпрямившись, холодно произнесла:

– Когда я устану, лорд Камнор, я вам скажу об этом.

Ее усталость проявлялась на протяжении всего оставшегося вечера в том, что она сидела исключительно прямо, отклоняла все предложения мягких кресел и скамеечек для ног и с обидой отказывалась от идеи пойти спать раньше. Она продолжала вести себя подобным образом, пока лорд Камнор оставался в Тауэрсе. Миссис Киркпатрик была сбита с толку таким поведением и продолжала уверять лорда Камнора, что никогда не видела, чтобы дорогая леди Камнор выглядела настолько хорошо, и была бы такой сильной и здоровой. Но, несмотря на его неловкость, у него было любящее сердце. И хотя он не мог назвать причины, он был почти уверен, что его жена нехорошо себя чувствует. И все же он слишком боялся ее, чтобы послать за мистером Гибсоном без ее разрешения. Его последними словами к Клэр были:

– Я спокоен, оставляя миледи с вами. Только не обманывайтесь ее поведением. Она не покажет, что больна, пока может это скрывать. Посоветуйтесь с Брэдли – (личной служанкой леди Камнор – ей не нравилось новомодное слово «камеристка»), – на вашем месте я бы послал за Гибсоном, вы бы могли найти предлог, – а затем, вспомнив, что в Лондоне его посетила мысль о возможности брака между этими двумя, он не смог не добавить: – Пригласите его для себя, он очень приятный человек. Лорд Холлингфорд говорит, что такого, как он, в этих краях больше нет. Он мог бы осмотреть миледи, пока говорит с вами, и убедиться, в действительности ли она больна. Дайте мне знать, что он скажет о ее здоровье.

Но Клэр была большой трусихой и, как и лорд Камнор, побоялась сделать то, что леди Камнор совсем не приказывала. Она знала, что если пошлет за мистером Гибсоном без прямого на то разрешения, то может впасть в немилость и ее больше не пригласят погостить в Тауэрсе. А жизнь здесь, монотонная в своей однообразной роскоши, какой могла бы показаться другим, была совершенно ей по вкусу. Она в свою очередь постаралась возложить на Брэдли обязанность, которую ей поручил лорд Камнор.

– Миссис Брэдли, – однажды сказала она, – вы вполне удовлетворены здоровьем миледи? Лорд Камнор думает, что она выглядит измученной и больной.

– На самом деле, миссис Киркпатрик, я не думаю, что миледи хорошо себя чувствует. Я не могу убедить себя в том, что все в порядке, хотя если бы вы спросили меня до этого вечера, я не смогла бы ответить, почему.

– Может, вы придумаете какой-нибудь предлог для поездки в Холлингфорд, чтобы повидать мистера Гибсона и попросить его заехать сюда на днях и навестить леди Камнор?

– Это будет стоить мне места, миссис Киркпатрик. До конца своих дней миледи, если Провидение сохранит ей здравый ум, будет поступать по-своему, или никак. Лишь только леди Харриет может с ней справиться и то не всегда.

– Что ж, тогда… мы должны надеяться, что с ней ничего серьезного не случилось. И смею сказать, что так оно и есть. Она говорит, что ничего не случилось, а она должна знать себя лучше всех.

Но спустя пару дней после этого разговора леди Камнор напугала миссис Киркпатрик, неожиданно сказав:

– Клэр, мне бы хотелось, чтобы вы написали мистеру Гибсону и сообщили ему, что я хочу встретиться с ним сегодня днем. До сего дня я думала, что он приедет сам. Он должен был приехать, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

Мистер Гибсон был слишком занят своими медицинскими обязанностями, чтобы выкроить время для простых церемониальных визитов, хотя он прекрасно знал, что пренебрегает тем, чего от него ждут. Но в местности, которую он охватил своими медицинскими заботами, было полно больных со слабой лихорадкой, которым он отдал все свое время и мысли, и был очень благодарен, что Молли находится далеко под тихой сенью Хэмли.

Его домашние «ссадины» ничуть не зажили, хотя какое-то время ему пришлось оставить их без внимания. Последней каплей стал непредвиденный визит лорда Холлингфорда, с которым мистер Гибсон встретился в городе утром. Им обоим было что сказать друг другу о некотором научном открытии, с деталями которого был хорошо знаком лорд Холлингфорд, и о которых не знал мистер Гибсон и был всерьез ими заинтересован. Наконец, лорд Холлингфорд произнес:

– Гибсон, было бы чудесно, если бы вы пригласили меня на ланч. Я не ел с семи утра и порядком проголодался.

Мистер Гибсон был только рад оказать гостеприимство такому человеку, как лорд Холлингфорд, который ему нравился и которого он очень уважал, и доктор охотно привел его домой на ранний семейный обед. Но это случилось как раз в то время, когда кухарка дулась из-за увольнения Бетии – она решила быть непунктуальной и небрежной. До сих пор преемница Бетии, которая должна была прислуживать за столом, еще не появилась. Поэтому, хотя мистер Гибсон прекрасно знал, что хлеб с сыром, холодная говядина и другие простые кушанья обрадовали бы проголодавшегося лорда, он не смог своевременно предложить их ни на ланч ни даже на семейный обед, несмотря на трезвон колокольчика и ту злость, которую ему не хотелось показать из-за боязни, что лорд Холлингфорд почувствует неловкость. Наконец, обед был готов, но бедный хозяин заметил, что стол накрыт недостаточно аккуратно и чисто – грязные тарелки, потускневшие стаканы, скатерть, которая была если не абсолютно грязная, то отнюдь не свежая, а в пятнах и мятая, и мысленно сравнивал этот стол с той изысканной деликатностью, с которой даже каравай хлеба подавали к столу в доме его гостя. Мистер Гибсон извинился не сразу, но после обеда, когда они расставались, он сказал:

– Видите ли, такой человек, как я… вдовец… с дочерью, который не может все время находиться дома,… не имеет налаженного хозяйства, что дало бы мне возможность распоряжаться теми редкими минутами, что я провожу здесь.

Он ни словом не обмолвился о неудачном обеде, хотя именно это занимало его мысли. Как уклонился от напоминания и лорд Холлингфорд, когда ответил:

– Верно, верно. Все же человек, подобный вам, должен быть избавлен от всяких мыслей о домашних заботах. Кто-то должен думать за вас. Сколько лет мисс Гибсон?

– Семнадцать. Это очень неудобный возраст для девочки без матери.

– Да, очень. У меня только мальчики, но, должно быть, очень неудобно иметь девочку. Простите меня, Гибсон, но мы разговариваем, как друзья. Вы никогда не думали снова жениться? Это не будет похоже на первый брак, конечно, но если вы найдете разумную, приятную женщину лет тридцати, я действительно думаю, что вы не сможете поступить мудрее, если возьмете ее управлять своим домом и избавите себя от неудобств и беспокойства. А, кроме того, она сможет заботливо присмотреть за вашей дочерью, как, я полагаю, и требуется всем девочкам этого возраста. Это деликатная тема, но вы извините меня, что я говорю так откровенно.

Мистер Гибсон вспомнил об этом совете несколько раз с тех пор, как получил его. Но получалось так, что он жарил зайца, еще не поймав его. Где найти «разумную и приятную женщину лет тридцати»? Ни мисс Браунинг, ни мисс Фиби, ни мисс Гудинаф не подходили. Среди его деревенских пациентов выделялись два отчетливо обозначенных класса: фермеры, чьи дети были грубыми и необразованными, и сквайры, чьи дочери подумают, что мир полетит в тартарары, если им придется выйти замуж за деревенского доктора.

Но в первый же день, как только мистер Гибсон навестил леди Камнор, он стал думать, что возможно миссис Киркпатрик и есть этот «заяц». Он ехал, ослабив повод, и больше раздумывал о том, что ему известно о ней, чем о рецептах, которые должен был написать, или о дороге, по которой ехал. Он помнил ее, как очень милую мисс Клэр, гувернантку, у которой была скарлатина, и это случилось, когда была еще жива его жена, очень давно. Он едва ли мог предположить, как выглядела миссис Киркпатрик в дни своей молодости, вспомнив, как давно это было. Затем он узнал, что она вышла замуж за викария, а на следующий день (или так казалось, он не мог вспомнить точную продолжительность времени) – о его смерти. Доктор знал, что с тех пор она жила в качестве гувернантки в разных семьях, но что она всегда оставалась любимицей семейства из Тауэрса, к которому, независимо от их положения, он питал глубокое уважение. Год или два назад мистер Гибсон услышал, что она добровольно приняла школу в Эшкоме, маленьком городке, рядом с другой собственностью лорда Камнора, в том же графстве. Эшком был большим поместьем чем то, что располагалось рядом с Холлингфордом, но старый особняк там был не в таком хорошем состоянии, как Тауэрс. Поэтому его предоставили мистеру Престону, управляющему, в то время, как мистер Шипшэнкс состоял управляющим в Холлингфорде. В особняке оставили несколько комнат для редких визитов семьи, весь остальной дом был предоставлен в полное распоряжение мистера Престона, красивого молодого холостяка. Мистер Гибсон знал, что у миссис Киркпатрик был один ребенок, дочь, которая была, должно быть, одного возраста с Молли. Конечно, у нее было очень маленькое состояние, если таковое имелось. Но сам он жил экономно и даже удачно вложил несколько тысяч. Кроме того, его доходы врача были неплохими, и скорее увеличивались, нежели уменьшались с каждым годом. К тому времени, как он пришел к такому заключению в своих размышлениях об этом деле, он подъехал к дому своего очередного пациента и на время откинул все мысли о браке и миссис Киркпатрик. Но снова с некоторым удовольствием в этот же день он вспомнил, что Молли рассказала ему некоторые незначительные подробности, связанные с ее несчастной задержкой в Тауэрсе пять или шесть лет назад, и в этот раз он почувствовал, как миссис Киркпатрик очень любезно отнеслась к его маленькой девочке. Поэтому, что касалось его, вопрос был отложен на время.

Леди Камнор была нездорова. Но не так больна, как она себе воображала все те дни, когда окружающие не осмелились послать за доктором. Она с большим облегчением позволила мистеру Гибсону решать за нее, что ей следует делать – что есть, что пить, чего остерегаться. Такие решения извне иногда являются замечательным облегчением для тех, кто привык заботится не только о себе, но и обо всех. И порой облегчение напряжения, которое приносит с собой безупречное благоразумие, идет на пользу здоровью. Миссис Киркпатрик в глубине души была убеждена, что никогда не сможет так легко поладить с леди Камнор. И они с Брэдли никогда так не восхваляли мистера Гибсона, «который всегда прекрасно управлялся с миледи».

Милорду ежедневно отправлялись доклады, но ему и дочерям было строжайше запрещено приезжать. Леди Камнор хотелось быть слабой, вялой и капризной телом и духом, когда этого не видела семья. Ее нынешнее состояние так отличалось от того, в котором она пребывала ранее, что она неосознанно боялась потерять свой престиж, если бы ее увидели. Иногда она сама писала дневные бюллетени, другой раз просила сделать это Клэр, но всегда просматривала письма. Все ответы, которые леди Камнор получала от своих дочерей, она обычно читала сама, изредка сообщая кое-какие отрывки «доброй Клэр». Но любой мог прочитать письма милорда. Не стоило всерьез опасаться, что семейные секреты просочатся из его длиннейших эмоциональных строк. Но однажды миссис Киркпатрик, читая вслух письмо лорда Камнора миледи, наткнулась на предложение, которое уловила взглядом прежде, чем дошла до него, и если бы она могла пропустить его и позднее наедине внимательно прочесть, она была бы рада это сделать. Хотя миледи внимательно следила за ней. По ее мнению «Клэр была добрым созданием, но не умным», но правда была в том, что миссис Киркпатрик была не всегда находчива, и в связи с этим довольно неразборчива в средствах.

– Читайте дальше. Почему вы остановились? Там ведь нет плохих новостей об Агнес?.. Дайте мне письмо.

Леди Камнор читала почти громко:

– «Как ладят Клэр и Гибсон? Вы презрели мой совет помочь в этом деле, но я, в самом деле, думаю, что небольшое сводничество было бы очень приятным развлечением сейчас, когда вы заточены в доме. Я не представляю более подходящего брака».

– О! – воскликнула леди Камнор, смеясь, – так неудобно, что вы наткнулись на это, Клэр. Я не удивляюсь, почему вы замолчали. Хотя вы заставили меня испугаться.

– Лорд Камнор так любит шутить, – ответила миссис Киркпатрик, немного взволнованно, и все же вполне понимая истинный смысл его последних слов, «Я не представляю более подходящего брака». Она удивилась, что леди Камнор подумала об этом. Лорд Камнор писал так, словно такая возможность существовала. Эта мысль не была неприятной, она вызвала слабую улыбку на лице Клэр, когда та сидела рядом с леди Камнор, пока последняя дремала.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю