Текст книги "В присутствии врага"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

26

Барбара Хейверс почувствовала, что все ближе подбирается к истине, в тот момент, когда нашла Стэнтон-Сент-Бернард. Деревня представляла собой скопище амбаров, хлевов и жилых домов на пересечении пяти дорог и проселков. Тут имелись родник, колодец, тесное зданьице почты и скромная церковь, устроившая праздник, во время которого в киоске подержанных вещей был куплен пакет с тряпками, где нашли школьную форму Шарлотты Боуэн. Но не наличие церкви подстегнуло интерес Барбары, а само расположение деревни. Всего в полумиле к югу, среди полей, засеянных кормовыми травами и кукурузой, мирно нес свои воды к Аллингтону, располагавшемуся чуть более чем в двух милях к западу, канал Кеннета и Эйвона. Барбара поездила по деревне, чтобы рассмотреть все в подробностях, прежде чем направилась к церкви. К тому времени, как она заглушила мотор своей машины и, выйдя из нее, вдохнула пахнущий навозом воздух, она была убеждена, что идет по следу убийцы.

Священника и его жену она нашла в саду за зданием с узкими окнами и табличкой «Дом приходского священника». Оба они стояли на коленях перед густо засаженной цветочной клумбой, и в первый момент Барбара подумала, что они молятся. Она подождала у калитки, на почтительном, как ей показалось, расстоянии, но потом до нее донеслись голоса супругов, обсуждавших свои цветы.

Услышав этот явно не теологический разговор, Барбара громко поздоровалась и толкнула калитку. Священник и жена сели на пятки, на коленях они стояли на автомобильном коврике. Подходя ближе, Барбара увидела на черном носке служителя церкви дырку на лодыжке.

Священник с женой, по-видимому, собирались приступить к работе. Рядом, на большом квадрате оберточной бумаги, был разложен разнообразный садовый инвентарь, находившийся в идеальном состоянии. Сама бумага представляла собой общий план сада, запачканный и пестревший бесчисленными пометками. Священник с женой, судя по всему, относились к земле со страстью фанатиков.

Барбара представилась и предъявила удостоверение. Священник отряхнул руки и поднялся, помог подняться жене и, пока она поправляла на себе все – от толстой хлопчатобумажной юбки до седеющих волос, – тоже представился как достопочтенный мистер Мэтесон, а жену назвал «моя подруга жизни Роза».

Женщина застенчиво засмеялась и взяла мужа за руку, их пальцы переплелись.

– Чем мы можем вам помочь, моя дорогая? – спросил священник у Барбары.

Барбара ответила, что приехала поговорить о недавнем церковном празднике, и Роза предложила вести разговор, пока они с мужем будут заниматься садом.

– Довольно трудно выкроить часок в ежедневном расписании мистера Мэтесона, чтобы поухаживать за нашими растениями, – призналась она, – особенно если учесть, что он на все готов, лишь бы не копаться в клумбах. Поэтому раз уж я заполучила его сюда, то должна ковать железо, пока горячо.

Мистер Мэтесон сконфузился.

– Я ничего не смыслю в садоводстве, Роза. Господу неугодно было одарить меня ботаническим чутьем, как тебе известно.

– Известно, – горячо согласилась Роза.

– Буду рада помочь во время нашего разговора, – сказала Барбара.

Розе данное предложение пришлось по душе.

– Поможете? – Она снова опустилась на колени на автомобильный коврик, и Барбара подумала, что женщина собирается возблагодарить Бога за ниспосланную помощницу. Но нет, она нашла среди инструментов ручные грабли и подала их Барбаре со словами: – Сначала займемся почвой. Как разрыхлишь, такой и результат получишь.

– Да, – согласилась Барбара, которой не хватило духу признаться, что у нее еще меньше ботанического чутья, чем у священника. Райские врата были, без сомнения, украшены сотнями растений, за многие годы отправленных ею на тот свет.

Мистер Мэтесон тоже вернулся на коврик. Он принялся вырывать отцветшие растения. Работая по обе стороны от Барбары, супруги дружески болтали о празднике. Проводился он ежегодно, и священник с женой пользовались им для сбора средств на замену окон в церкви. Барбара сочувственно поддакивала, а потом спросила о киоске подержанных вещей, объяснив, что интересуется им в связи с расследованием убийства. Одежда – школьная форма, – имеющая отношение к этому убийству, была найдена в пакете с тряпками, купленном в киоске.

Мистер Мэтесон оторвался от прополки и недоверчиво переспросил:

– Расследование убийства!

А его жена с той же долей недоверия произнесла:

– Школьная форма ?

– Принадлежавшая девочке, которую нашли в канале в воскресенье вечером. В Аллингтоне. Вы не слышали?

Разумеется, они слышали. Кто же не слышал? До Аллингтона рукой подать, а сам он является частью прихода мистера Мэтесона.

– Ясно, – сказала Барбара. – Так вот, ее школьную форму нашли среди тряпок.

Роза задумчиво выдернула сорняк, который, по мнению Барбары, не слишком отличался от росших рядом с ним растений. Нахмурившись, женщина покачала головой.

– Вы уверены, что это ее форма?

– На ней нашита метка.

– И целая?

Барбара тупо посмотрела на жену священника, подумав, что та спрашивает о метке.

– Простите? – сказала она.

Была ли целой форма, хотела узнать миссис Мэтесон. Потому что, объяснила она, тряпки не должны быть целыми. Тряпки по своему определению… ну, они тряпки. Всю одежду, которую посчитали неподходящей для продажи в качестве одежды, разрезали на квадратные куски, сложили в пакеты и продали как тряпки в киоске подержанных вещей во время праздника. В ее тряпки, заявила миссис Мэтесон, не могла попасть неразрезанная одежда. Перед праздником они с дочерью, которую она называла, в манере Джейн Остин, «юной мисс Мэтесон», разобрали все вещи по одной и лично все разрезали.

– Чтобы не обидеть кого-то из прихожан, – пояснила Роза. – Представьте, если бы соседи начали судачить о состоянии чьих-то приношений… Люди бы вообще перестали что-либо давать, не так ли? Поэтому мы проделали это сами. Мы всегда так поступаем.

Таким образом, заключила она, энергично атакуя участок клевера, школьная форма в хорошем состоянии не попала бы в тряпки. А если бы она была в плохом состоянии, то была бы порезана на квадраты, как и вся другая негодная одежда.

Интересный поворот событий, подумала Барбара. Окучивая граблями какое-то растение, она размышляла над услышанным, потом спросила:

– А когда точно был праздник?

– В прошлую субботу, – ответила Роза.

– Где он проходил?

Прямо на церковном дворе, сказали ей супруги. А все, что попало в киоск подержанных вещей, прихожане в течение месяца складывали в большие картонные коробки, стоявшие в притворе церкви. Миссис Мэтесон и ее дочь – вышеупомянутая юная мисс Мэтесон – занимались вещами каждое воскресенье по вечерам, прямо в церкви – в крипте.

– Тогда мы и резали их, – сказала миссис Мэтесон. – Проще обрабатывать накопленное каждую неделю, чем ждать до последнего и потом трудиться до седьмого пота.

– Организация – залог удачного праздника, – признал мистер Мэтесон. – В субботу мы заработали триста пятьдесят восемь фунтов и шестьдесят четыре пенса, правда, Роза?

– Совершенно верно. Но, возможно, тарелки для игры в монетки были смазаны чуточку больше, чем нужно. В той палатке выиграли мало призов, и люди были немножко обижены.

– Ерунда, – вскинулся ее муж. – Все это ради благого дела. Когда эти витражи будут установлены, прихожане увидят…

– Мы знаем, милый, – проговорила миссис Мэтесон.

Уяснив, что формы не было среди вещей, когда их просматривала миссис Мэтесон, Барбара спросила, кто имеет доступ к уже рассортированной, порезанной и разложенной по пакетам одежде.

– Доступ к одежде? Да кто угодно, я думаю. Мы держим их в крипте, а крипта не запирается.

– И церковь не запирается, – добавил мистер Мэтесон. – Я и слышать об этом не хочу. Место молитвы должно быть доступно для кающихся грешников, нищих, несчастных и страждущих в любое время дня и ночи. Странно было бы ожидать, что потребность помолиться может возникнуть у прихожан только в часы, отведенные для этого священником, вам не кажется?

Барбара ответила, что именно так ей и кажется. И прежде чем святой отец пустился излагать ей свое пастырское кредо, спросила, не заметили ли они поблизости чужих людей накануне праздника. Или даже, добавила она, утром в день праздника.

Мэтесоны переглянулись. Покачали головами. Конечно, сказал мистер Мэтесон, во время самого праздника всегда бывают люди, которых не знаешь, поскольку о событии оповещаются все близлежащие села и деревни, не говоря уже о Мальборо, Вуттон-Кроссе и Дивайзисе. Ибо праздник устраивается не только ради сбора денег, ведь так? Всегда надеешься вернуть в лоно Церкви еще одну душу. А наилучший способ сделать это – помочь заблудшим душам соединиться с уже спасенными.

Это усложняло дело, осознала Барбара. Более того, сильно расширяло поле поисков.

– Итак, – подвела она итог, – любой мог добраться до тех пакетов с тряпками, открыть один из них и сунуть в него форму. Или в крипте до праздника, или в какой-то момент во время праздника.

Во время праздника вряд ли, сказала миссис Мэтесон. Потому что в киоске была продавщица, и если бы чужой человек открыл один из пакетов, она наверняка увидела бы, как он это делает.

– Вы сами торговали в том киоске? – спросила Барбара.

Миссис Мзтесон ответила утвердительно. А когда она отходила, ее заменяла юная мисс Мэтесон. Сержант хочет поговорить с юной мисс Мэтесон?

Сержант хотела, если только не придется больше одного раза ломать язык, выговаривая «юная мисс Мэтесон». Но во время беседы ей бы хотелось иметь при себе фотографию Денниса Лаксфорда. Если Лаксфорд совершил более позднее путешествие в Уилтшир, чем визит месячиой давности в Беверстокскую школу – если он рыскал вокруг Стэнтон-Сент-Бернарда в течение последней недели, – кто-то вполне мог его увидеть. А где лучше всего начать искать этого кого-то, как не здесь?

Она сказала священнику и его жене, что вернется с фотографией, которую хотела бы им показать. Сказала, что хочет, чтобы и их дочь тоже на нее взглянула. Когда у юной мисс Мэтесон заканчиваются занятия в школе?

Мэтесоны прыснули со смеху. И объяснили это, сообщив, что юная мисс М. не учится в школе, то есть уже не учится, но спасибо за то, что посчитали нас достаточно молодыми, чтобы иметь ребенка школьного возраста.

– Ясно, – сказала Барбара. – Где я могу ее найти? В отделении «Барклиз банка» в Вуттон-Кроссе, сказала Роза. Если сержант хочет, чтобы юная мисс Мэтесон взглянула на фотографию до окончания рабочего дня, она может заехать в банк.

– Просто спросите мисс Мэтесон из отдела оформления новых вкладов, – с гордостью сказала миссис Мэтесон. – Это весьма достойная работа.

К чему священник серьезно добавил:

– У нее даже свой стол.

Звонок от сержанта Хейверс принял Уинстон Нката, поэтому Линли слышал только его реплики.

– Понял… отличный шаг, серж… Oн был в Беверстоке когда?.. О, классно… И что говорят на пункте проката катеров?

Закончив, констебль сказал Линли:

– Она просит, чтобы ей в Амсфордский отдел переслали по факсу фотографию Лаксфорда. Она говорит, что накинула ему на шею петлю и быстро ее затягивает.

При первой же возможности Линли свернул налево и начал продвигаться на север, в сторону Хайгейта и дома Лаксфорда. Нката тем временем сообщил ему о последних действиях сержанта в Уилтшире и заключил:

– Интересно, что Лаксфорд ни разу не обмолвился о своем посещении Уилтшира в прошлом месяце, как на ваш взгляд?

– Любопытное упущение, – согласился Линли.

– Если мы сможем доказать, что он нанимал катер – чем сейчас занимается любимчик Хейверс, – тогда…

– Любимчик Хейверс? – не понял Линли.

– Тот парень, с которым она работает. Вы бы слышали, как у нее плывет голос, когда она произносит его имя. Эти двое запали друг на друга, старина. Помяните мои слова.

– Вы сделали такой вывод по звучанию ее голоса?

– Точно. И это естественно. Вы же знаете, как это бывает, когда тесно с кем-то работаешь.

– Не уверен, – ответил Линли. – Мы с вами вместе уже несколько дней, но никакого особого влечения к вам я не испытываю.

Нката рассмеялся.

– Всему свое время.

На Миллфилд-лейн в Хайгейте раскинули свой стан журналисты. Они осаждали дом Лаксфорда, как неотвязные дурные воспоминания, имея за собой фургоны телевизионщиков, фотографов, ряды осветительных приборов и трех местных шавок, грызшихся из-за выброшенных на тротуар пищевых упаковок. Через дорогу, у восточного края хайгейтских прудов, торчали прохожие, соседи и разнообразные зеваки. Когда «бентли» инспектора заставил толпу перед воротами расступиться, в ней завязли, усиливая общую неразбериху, три велосипедиста и два роллера.

Присутствие полиции у начала подъездной дорожки пока что сдерживало представителей прессы. Но когда дежурный констебль отодвинул заграждение, мимо него проскочил репортер, а следом – два фотографа. Они помчались к вилле, стоявшей на возвышении.

Взявшись за ручку дверцы, Нката спросил:

– Прикажете задержать их?

Линли смотрел, как они бегут к портику. Один из фотографов принялся снимать сад.

– Ничего полезного они не получат, – сказал он. – Можно поспорить, что Лаксфорд на стук в дверь не открывает.

– На собственной шкуре испытывает, каково это, когда вокруг тебя рыскают эти акулы.

– Да, хорошая пища для любителей позлорадствовать, – признал Линли.

Он остановился рядом с «мерседесом». На его стук в дверь открыл констебль и коротко спросил:

– Получили наше сообщение?

– Какое сообщение? – спросил Линли. – Мы ехали в машине. Уинстон был на телефоне.

Констебль понизил голос:

– Дело стронулось. Поступил еще один звонок.

– От похитителя? Когда?

– И пяти минут не прошло. – Он повел их в гостиную.

Шторы были задернуты, чтобы уберечь Лаксфорда от телеобъективов, окна закрыты, чтобы обезопасить от любопытных ушей. Но это создавало мрачную, гнетущую атмосферу, похожую на мертвенную атмосферу склепа, которую не рассеивал даже включенный электрический свет. Кофейные столики, кушетки и сиденья кресел были завалены почти не тронутыми упаковками продуктов. На крышке рояля стояли чашки с подернувшимся пленкой чаем и пепельницы, из которых лезли наружу окурки и пепел. Рядом на полу валялись страницы свежего номера «Осведомителя».

Деннис Лаксфорд сидел в кресле у телефона, обхватив голову руками. Когда полицейские подошли к нему, он поднял голову. Одновременно с другой стороны в комнату вошел инспектор Джон Стюарт, один из коллег Линли по отделу в Ярде. На тонкой шее у него висели наушники, сам он говорил по сотовому телефону. Кивнув Линли, он продолжал:

– Да… да… черт. Попробуем протянуть подольше в следующий раз… Хорошо. – Сложив телефон, он сказал Лаксфорду: – Ничего, мистер Лаксфорд. Вы старались, но времени было недостаточно. – И Линли: – Вы слышали?

– Только что узнал. Что это было?

– Мы записали его на пленку.

Он повел Линли на кухню. Там, между разделочной стойкой и холодильником из нержавеющей стали была установлена записывающая система. Она состояла из катушечного магнитофона, наушников и проводов, которые расходились, похоже, во все стороны.

Детектив-инспектор Стюарт перемотал пленку и включил. Говорили два голоса, оба, по-видимому, мужские, один из них принадлежал Лаксфорду. Второй звучал так, будто звонивший говорил гортанью и сквозь стиснутые зубы. Эффективный способ исказить и замаскировать голос.

Разговор оказался кратким, слишком кратким, чтобы проследить, откуда звонили:

– Лаксфорд?

– Где мой сын? Где Лео? Дайте мне с ним поговорить.

– Ты не то написал, мразь.

– Что – не то? О чем вы говорите? Ради бога…

– Заткнись. И слушай внимательно. Я хочу правду. Статью. Без правды ребенок умрет.

– Я ее написал! Разве вы не видели газету? Она на первой странице! Я сделал то, о чем вы просили. А теперь отдайте мне моего сына или г..

– Ты не то написал, мразь. Не думай, что я не знаю. Сделай все как надо к завтрашнему дню, или Лео умрет. Как Лотти. Ты понял? Завтра, или он умрет.

– Но что…

Запись закончилась, когда на том конце отключились.

– Это все, – сказал Стюарт. – Недостаточно времени, чтобы проследить.

– Что теперь, инспектор?

Линли обернулся на голос. В дверях кухни стоял Лаксфорд. Он был небрит, казалось, не умывался, одежда была та же, что и накануне. Манжеты и расстегнутый воротник белой сорочки пожелтели от пота.

– «Ты не то написал», – произнес Линли. – Что он имел в виду?

– Не знаю, – ответил Лаксфорд. – Бог мне свидетель, я не знаю. Я сделал то, что он мне велел, буквально. Не знаю, что еще я мог бы сделать. Вот.

В руках Лаксфорд держал экземпляр утреннего выпуска «Осведомителя». Часто моргая, он протянул его Линли. Глаза у Лаксфорда заплыли и покраснели. Линли более пристально, чем утром, посмотрел на газету. Лучшего заголовка и сопровождающих фотографий похититель и пожелать не мог. В первом же абзаце содержались нужные ответы на вопросы: кто, где, когда, почему и как. Дальше читать Линли не стал.

– Вот что произошло, насколько я помню, – сказал Лаксфорд. – Может, я ошибся с какой-то подробностью. Может, что-то забыл… видит Бог, я не помню номера комнаты в гостинице… но все, что я мог вспомнить, есть в этой статье.

– И, однако же, вы написали не то. Что он мог иметь в виду?

– Говорю же вам, не знаю.

– Вы узнали голос?

– Кто, к черту, узнал бы этот проклятый голос? У него словно кляп во рту был.

Линли посмотрел мимо него в сторону гостиной.

– Где ваша жена, мистер Лаксфорд?

– Наверху. Прилегла.

– С час назад она разволновалась, – добавил Стюарт. – Приняла таблетку и легла.

Линли кивнул Нкате, который спросил:

– Она наверху, мистер Лаксфорд? Лаксфорд, похоже, осознал смысл вопроса, потому что воскликнул:

– Неужели вы не можете оставить ее в покое? Ей обязательно узнать об этом сейчас? Если она наконец-то уснула…

– Возможно, она не спит, – сказал Линли. – Что за таблетку она приняла?

– Транквилизатор.

– Какой?

– Не знаю. А что? В чем дело? Послушайте. Ради Христа. Не будите ее, не говорите ей о том, что случилось.

– Она может уже знать.

– Уже? Как? – Затем Лаксфорд, как видно, сложил два и два, потому что быстро сказал: – Вы не можете до сих пор подозревать Фиону. Вы видели ее вчера. Вы видели, в каком она была состоянии. Она не актриса.

– Сходите к ней, – приказал Линли, и Нката отправился выполнять. – Мне нужна ваша фотография, мистер Лаксфорд. Мне бы хотелось получить и фотографию вашей жены.

– Для чего?

– Для моей коллеги в Уилтшире. Вы не упомянули, что недавно были в Уилтшире.

– Когда это я был в Уилтшире?

– Слово «Беверсток» вам ни о чем не говорит?

– Беверсток? Вы имеете в виду, когда я ездил в школу? А зачем мне упоминать о визите в Беверсток? К случившемуся он отношения не имеет. Я хотел записать в школу Лео. – Лаксфорд как будто пытался прочесть по лицу Линли приговор: виновен – не виновен. По-видимому, прочитал, потому что продолжал: – Господи. Что происходит? Как вы можете стоять и смотреть на меня, словно ожидая, что у меня рога вырастут? Он собирается убить моего сына. Вы же слышали! Он собирается убить его завтра, если я не сделаю того, чего он требует. Так какого черта вы теряете время на беседы с моей женой, когда можете ехать и делать что-то… хоть что-нибудь… чтобы спасти жизнь моего ребенка? Богом клянусь, если после этого с Лео что-нибудь случится… – Он, видимо, обратил внимание, что тяжело дышит, и безучастно произнес: – Господи. Я не знаю, что делать.

Знал инспектор Стюарт. Он нашел в шкафу херес, налил полстакана и подал Лаксфорду. Пока тот пил, вернулся вместе с его женой Нката.

Если у Линли и теплилось подозрение, что Фиона Лаксфорд могла быть замешана в смерти Шарлотты Боуэн и в последующем похищении своего сына, что она сама только что звонила по сотовому телефону откуда-то из этого же дома, все подобные мысли мгновенно улетучились при виде женщины. Волосы у нее обвисли, лицо опухло, губы потрескались. Она была в леггинсах и в мятой, слишком большой рубашке с измазанным передом, словно беднягу на нее стошнило. И в самом деле, от женщины сильно разило кислятиной, и она стягивала на груди одеяло, похоже ища не тепла, а укрытия. Увидев Линли, она замедлила шаги. Потом заметила мужа и, видно, прочитала что-то по его лицу. Ее черты исказились.

– Нет, – проговорила Фиона. – Он не умер. Не умер. – В голосе ее нарастал страх.

Лаксфорд обнял жену. Стюарт налил еще хереса. Линли повел их в гостиную.

Лаксфорд осторожно усадил Фиону на диван. Ее сильно трясло, поэтому он закутал ее в одеяло и обхватил за плечи.

– Лео не умер, – сказал он. – Он не умер. Слышишь?

Она прильнула к нему.

– Ему будет так страшно. Ему всего восемь… – выговорила она и зажмурилась.

Лаксфорд прижал ее голову к своей груди и сказал:

– Мы его найдем. Мы его вернем.

Взгляд его, направленный на Линли, молча спрашивал: как вы могли подумать, что эта женщина организовала похищение собственного сына?

Линли вынужден был признать, что она едва ли виновна. Нужно быть более чем прекрасной актрисой, чтобы разыграть такое горе без единой фальшивой ноты. Нужно быть социопаткой. А его интуиция подсказывала, что мать Лео Лаксфорда не социопатка. Она просто мать Лео.

Однако данный вывод не обелял Денниса Лаксфорда. По-прежнему существовал факт, что в результате обыска его «порше» были найдены очки Шарлотты и волосы с ее головы. И хотя их могли подложить, Линли не имел оснований снять с газетчика подозрения. Пристально глядя на него, он сказал:

– Нам придется проверить опубликованную историю, мистер Лаксфорд. Если вы что-то изложили не так, нам надо знать, почему. – Лаксфорд посмотрел на него, словно собираясь запротестовать, но в ответ на невысказанный протест Линли сказал: – Расследование набирает силу в Уилтшире. Здесь, в Лондоне, мы тоже добились определенного прогресса.

– Прогресса какого рода?

– Например, точной идентификации найденных нами очков. И волос девочки. Обнаруженных там же.

Он не стал договаривать: положение мистера Лаксфорда шатко, поэтому в его интересах начать сотрудничать с ними в как можно более полном объеме. Лаксфорд намек понял. Глупцом он не был, но сказал:

– Ума не приложу, что еще я мог бы написать. И мне кажется, это тупик.

Его сомнения имели под собой основания.

– Возможно, во время той недели, что вы с Ив Боуэн провели вместе в Блэкпуле, случилось что-то, о чем вы забыли, – сказал Линли. – Какой-то инцидент – случайная реплика, неожиданная встреча любого рода, договоренность, которую вы отменили или забыли выполнить, – может оказаться ключом к разоблачению того, кто стоит за случившимся с Шарлоттой и вашим сыном. Если мы узнаем, что именно вы упустили в своей статье, возможно, мы увидим связь с неким человеком, связь, которая в настоящее время находится вне поля нашего зрения.

– Для этого нам понадобится Ив, – сказал Лаксфорд. Когда его жена подняла голову, он продолжал: – Это единственный способ, Фи. Я написал все, что мог теперь вспомнить. Если я что-то забыл, она – единственная, кто может мне подсказать. Мне придется с ней встретиться.

Фиона повернула голову и безжизненно произнесла:

– Да.

– Только не здесь, – обратился Лаксфорд к Линли. – Все эти стервятники на улице. Не здесь. Прошу вас.

Линли протянул Нкате ключи со словами:

– Съездите за мисс Боуэн. Доставьте ее в Ярд. Мы встретимся там.

Нката вышел. Линли посмотрел на Фиону Лаксфорд и сказал:

– В следующие несколько часов вам понадобится все ваше мужество, миссис Лаксфорд. Здесь будет инспектор Стюарт. И констебли здесь будут. Если похититель позвонит, вы должны постараться затянуть разговор, чтобы дать нам возможность отследить звонок. Может, он и убийца, но если ваш сын – его последняя карта, он не причинит ему вреда, пока сохраняется возможность, что он получит желаемое. Вы понимаете?

Она кивнула, но не шевельнулась. Лаксфорд коснулся ее волос, назвал по имени. Фиона выпрямилась, прижимая к груди одеяло. Снова кивнула. Ее глаза были полны слез, но Фиона не дала им пролиться.

– Мне понадобится ваша машина, Джон, – обратился Линли ко второму инспектору.

Стюарт бросил ему ключи, сказав:

– Придавите парочку этих свиней в конце дорожки, пока вы на моих колесах.

– Ты справишься? – спросил Лаксфорд у жены. – Позвонить кому-нибудь, чтобы посидели с тобой до моего возвращения?

– Поезжай, – сказала она, и было ясно, что ее разум в порядке, по крайней мере в отношении одного предмета. – Сейчас важен только Лео.