Текст книги "В присутствии врага"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Фиона прижала к груди кулак.

– Это был секс, Фиона. Между нею и мной было только это. Бездумный. Лишенный теплых чувств. Нечто случившееся и забытое обоими. Мы были друг для друга никем. Просто телами в постели. Мы были… не знаю. Мы просто были.

Фиона вяло повернулась к нему. Всмотрелась в его лицо, словно ища правды. Сказала без всякого выражения:

– Ты знал о ребенке? Эта женщина тебе сообщила? Ты все время знал?

Он подумал, не солгать ли. Но не смог себя заставить.

– Она мне сказала.

– Когда?

– Я сразу же узнал о Шарлотте.

– Сразу же.

Фиона повторила эти слова шепотом, как будто обдумывая. Еще раз повторила. Сняла висевшее у нее над головой толстое зеленое полотенце, скомкала его и заплакала.

Чувствуя себя мерзавцем, Лаксфорд попытался ее обнять. Она отпрянула.

– Прости, – сказал он.

– Все было ложью.

– Что?

– Наша жизнь. Наши с тобой отношения.

– Это неправда.

– Я не имела от тебя никаких секретов. Но это ничего не значит, потому что все время ты… Кем ты был на самом деле… я хочу получить назад своего сына, – плакала она. – Сейчас. Я хочу видеть Лео. Хочу видеть своего сына.

– Завтра я его сюда привезу. Клянусь тебе, Фи. Жизнью клянусь.

– Ты не сможешь, – плакала она. – У тебя нет такой власти. Он сотворит с ним то же, что сотворил с ней.

– Не сотворит. С Лео ничего не случится. Я выполняю его просьбу. Я не сделал этого для Шарлотты, но делаю теперь.

– Но она умерла. Умерла. Теперь он не только похититель, но и убийца. Как ты можешь думать, что, имея на совести убийство, он отпустит Лео?

Лаксфорд схватил ее за руку.

– Послушай меня. У похитителя Лео нет причин вредить ему, потому что со мной он не ссорился. То, что случилось, случилось потому, что кто-то хотел погубить мать Шарлотты и нашел способ это сделать. Она в правительстве. Она младший министр. Кто-то покопался в ее прошлом и узнал обо мне. Этот скандал – ее положение, мое положение, наш общий ребенок, то, что все эти годы она преподносила себя в ложном свете, – этот скандал ее погубит. Ради ее позора все и было затеяно: чтобы покончить с Ив Боуэн. Она рискнула промолчать, когда исчезла Шарлотта. И меня убедила сделать то же самое. Но я не собираюсь молчать теперь, когда речь идет о Лео. Поэтому ситуация другая. И Лео не причинят вреда.

Фиона прижала полотенце ко рту, посмотрела поверх него на Лаксфорда огромными, испуганными глазами. Она походила на загнанное в угол животное, которому грозит смерть.

– Доверься мне, Фиона, – сказал Лаксфорд. – Да я умру, а не дам в обиду моего ребенка.

Не успел он договорить, как понял, что означают его слова, и по выражению лица жены увидел, что и до нее дошел их смысл. Лаксфорд выпустил ее руку и почувствовал, как его собственное заявление – и стоящее за ним осуждение его поведения – легло на него неимоверной тяжестью.

Лаксфорд произнес то, о чем, как он считал, думала его жена. Лучше самому облечь это в слова, чем услышать от нее.

– Она тоже была моим ребенком. Я ничего не предпринял. А она была моим ребенком.

Внезапно его охватила мучительная боль. Та самая боль, которую он сдерживал с той минуты, как увидел самое худшее в вечерних воскресных новостях. Но теперь она усугубилась чувством вины: он отрекся от своей ответственности за жизнь, в создании которой принял участие. И еще сознанием того, что шесть прошедших дней его бездействия привели к похищению сына. Он отвернулся от жены, не в силах дольше выносить выражение ее лица.

– Да простит меня Бог, – сказал он. – Что я наделал!

– Я не могу сказать, что ты не виноват, – прошептала Фиона. – Хочу, Деннис, но не могу.

– Я и не жду. Я мог что-то предпринять. Я позволил себе пойти на поводу. Так было проще, потому что, если бы все образовалось, вы с Лео никогда не узнали бы правды. Чего я и хотел.

– Лео, – с запинкой произнесла она. – Лео обрадовался бы старшей сестре. По-моему, очень обрадовался бы. А я… я бы смогла все тебе простить.

– Кроме лжи.

– Возможно. Не знаю. Сейчас я не в состоянии об этом думать. Я думаю только о Лео. Что он испытывает, как он, должно быть, напуган, как одинок и встревожен. Я в состоянии думать только об этом. И о том, что уже может быть слишком поздно.

– Я собираюсь вернуть Лео, – сказал Лаксфорд. – Он не причинит ему вреда. Если он так поступит, то не получит желаемого. А завтра утром он это желаемое получит.

Фиона продолжала, словно ее муж и не говорил:

– Мне не дает покоя, как все это вообще могло случиться. Школа недалеко, меньше мили отсюда. Все дороги, все улицы безопасны. Спрятаться тут негде. Если кто-то схватил его на тротуаре, кто-то другой мог обратить внимание. И если мы сможем найти этого человека…

– Полиция ищет.

– …тогда мы найдем и Лео. Но если никто не видел… – Она запнулась.

– Не надо, – попросил Лаксфорд. Она все равно продолжала:

– Если никто не видел ничего необычного, ты понимаешь, что это означает?

– Что?

– Это означает, что похититель Лео был знаком нашему сыну. По своей воле он с незнакомым человеком не пошел бы.

23

Слово «устала» не давало полного представления о том, как чувствовала себя Барбара Хейверс, когда выключила зажигание своей малолитражки в конце подъездной дорожки перед «Приютом жаворонка». Она была измотана, измочалена, выжата как лимон. Барбара открыла дверцу, но осталась в машине.

Если целый день она, так сказать, гоняла по дорогам пыль, то теперь увязла в трясине. Поговорив с Линли, Барбара узнала новость об исчезновении Лео Лаксфорда. У них не было ни единой зацепки в отношении местонахождения восьмилетнего мальчика, подытожил Линли, и только слово его отца, что на том конце провода находился именно ребенок.

– И что вы думаете? – спросила Барбара. – И какой теперь запашок от нашего Лаксфорда?

Ответил Линли лаконично: они не могут рисковать, трактуя данное происшествие иначе, чем похищение. Им он и займется в Лондоне, работая также и над делом Боуэн. Ей, Барбаре, придется вести расследование убийства в Уилтшире. Почти нет сомнений, что два этих дела связаны. Что у нее есть? – поинтересовался он.

Она была вынуждена сознаться в худшем. После последней стычки с сержантом Стенли по поводу группы криминалистов она держалась в отделе уголовного розыска Амсфорда высокомерно. Утерла нос сержанту Стенли и слегка сцепилась с главным констеблем сержанта из-за нежелания Стенли сотрудничать в полном объеме. Про зажигалку или отношение Стенли к ней самой Барбара упоминать не стала. Тут Линли не слишком бы ей посочувствовал. Высказался бы в том духе, что если она желает пробиться в преимущественно мужском мире, то ей придется научиться давать под зад, а не ожидать, что вместо нее это будет делать вышестоящий сотрудник Скотленд-Ярда.

– А-а, – отозвался он. – Обычное дело, не так ли?

Барбара выложила остальную информацию, составлявшую удручающий отчет о событиях дня. Ей удалось заполучить группу криминалистов для осмотра выглядевшей столь многообещающе голубятни на ферме Алистера Харви. Жена Харви самым любезным образом дала группе разрешение на обследование сооружения, но Барбара ничего не вынесла из этого мероприятия, кроме решительной неприязни со стороны криминалистов, не шедшей, однако, ни в какое сравнение с той неприязнью, которой прониклись к непрошеным гостям голуби.

Единственным светом в конце туннеля разочарований стало сообщение экспертов, что состав смазки, найденной под ногтями Шарлотты Боуэн, в точности соответствовал составу смазки, найденной в гараже Говарда Шорта в Коуте. Но оба образца колесной мази принадлежали к распространенной марке, и Барбара вынуждена была признать, что в сельской местности обнаружение колесной мази у кого-то под ногтями или где бы то ни было – событие не более сногсшибательное, чем обнаружение рыбьей чешуи на подошвах человека, работающего на рыбном рынке.

Единственной надеждой Барбары на серьезный прорыв на данном этапе был констебль Пейн. В течение дня от него поступило четыре телефонных сообщения, каждое из которых извещало о его перемещении по графству. Первое было из Мальборо, следующие из Суиндона, Чиппенхэма и Уорминсте-ра. Поговорить им наконец-то удалось при этом последнем вызове, уже совсем в конце дня, после далеко не триумфального возвращения Барбары в участок Амсфорда из голубятни Харви.

– Судя по голосу, вы вконец умаялись, – сказал Робин.

Барбара конспективно изложила ему события дня, начав со вскрытия и закончив бесполезной тратой времени и людских ресурсов на голубятню. Все это он слушал молча, стоя в телефонной будке – слышен был рев проносившихся мимо грузовиков, – и когда Барбара закончила, проницательно заметил:

– И сержант Стенли вел себя как последний болван, да? – И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – У него такая манера, Барбара. К вам это не имеет никакого отношения. Он на всех пробует свои приемчики.

– Да. Понятно. – Вытряхнув из пачки сигарету, Барбара закурила. – Но мы тут не совсем с пустыми руками. – И она рассказала ему о школьной форме Шарлотты Боуэн, где она была найдена и где, по утверждению механика Говарда Шорта, он ее взял.

– И у меня кое-что наклевывается, – сказал Робин. – В местном полицейском участке отвечают на некоторые вопросы, которые сержант Стенли задать не додумался.

Больше он ничего не сказал. Но в голосе его сквозило возбуждение, которое он стремился подавить, как недопустимую для констебля эмоцию. Сказал только:

– Мне нужно тут еще кое-что проверить. Если все подтвердится, вы первая об этом узнаете.

Барбара была благодарна констеблю за его внимание. За этот день она сожгла больше половины моста между собой и сержантом Стенли и главным констеблем сержанта. Приятно будет получить что-то – хорошую улику, сведения, свидетеля чего бы то ни было, – что восстановило бы доверие к ней, подорванное напрасной посылкой специалистов на обследование голубятни.

Остаток дня и часть вечера Барбара провела, принимая доклады констеблей, которые по-прежнему без устали прочесывали местность по указанию сержанта Стенли. За исключением механика со школьной формой Шарлотты, они ничего не нашли. Как только Барбара переговорила с Линли и узнала о похищении Лео Лаксфорда, она вызвала группы в участок, сообщила им о втором похищении и раздала фотографии мальчика и основные данные.

Наконец она выбралась из машины и побрела в темноте к дому, собираясь с духом для еще одного погружения в кошмар «Приюта жаворонка». Коррин Пейн дала ей ключ от главной двери, поэтому Барбара направилась туда, а не к входу через кухню, как накануне вечером с Робином. Однако в гостиной горел свет, и когда Барбара повернула ключ в замке и открыла дверь, задыхающийся, астматический голос Коррин позвал:

– Робби? Заходи, милый мальчик, тебя ждет сюрприз. – После паузы Коррин продолжала: – Это ты, дорогой? Мой Сэмми только что ушел, но у нас тут еще гостья, и я убедила ее дождаться твоего возвращения домой. Уверена, ты сразу же захочешь с ней повидаться.

– Это я, миссис Пейн, – откликнулась Барбара. – Робин еще на работе.

«О!» Коррин прозвучало очень многозначительно. Это всего лишь та тетка, говорил ее тон. Она восседала за ломберным столиком, выдвинутым на середину гостиной. Партия в «Скрэббл»[30]30
  «Скрэббл» – настольная игра в слова, которые составляют из кубиков с буквами.


[Закрыть] была в разгаре, против Коррин играла симпатичная молодая женщина с веснушчатым лицом и модно уложенными волосами соломенного цвета. Позади них работал телевизор – шел один из фильмов с участием Элизабет Тейлор, звук был выключен. У столика стоял третий стул, и маленькая подставка для букв все еще указывала на бывшее место Сэма Кори. Заметив взгляд Барбары, брошенный на третье место, Коррин как бы невзначай убрала лишнюю подставку для букв, чтобы Барбара, чего доброго, не пожелала к ним присоединиться.

– Это Селия, – представила Коррин свою компаньонку. – Я наверняка уже упоминала, что она и мой Робби…

– О, прошу вас, миссис Пейн. Не надо.

Селия смущенно рассмеялась, круглые щеки ее порозовели. Она была пухленькой, но не толстой, таких женщин – без стеснения обнаженных и полулежащих на роскошных диванах – видишь на картинах под названием «Одалиска». Значит, это будущая невестка, подумала Барбара. Почему-то приятно было осознать, что Робину Пейну не нравятся тощие как жердь женщины.

Барбара протянула через стол руку.

– Барбара Хейверс. Отдел уголовного розыска Скотленд-Ярда. – Она тут же удивилась, зачем добавила последнее, как будто ничем другим не отличалась.

– Вы здесь из-за той девочки, да? – спросила Селия. – Ужасная история.

– Таковы, как правило, убийства.

– Ну, наш Робби доберется до сути дела, – смело провозгласила Коррин. – Даже не сомневайтесь. – Она положила на доску буквы «н» и «и» перед буквой «л» и тщательно подсчитала свои очки.

– Вы работаете с Робом? – поинтересовалась Селия.

Она взяла с блюда в цветочек печенье и деликатно откусила. Барбара сунула бы его в рот целиком, с наслаждением прожевала бы и запила любой имеющейся жидкостью. В данном случае чаем из чайника под лоскутным стеганым чехлом. Барбара обратила внимание, что Коррин не поспешила снять чехол, чтобы предложить ей чашку чая.

Настал момент, поняла она, покинуть сцену. Если «О!» Коррин не настолько ясно сказало об этом Барбаре, то теперешняя оплошность по части гостеприимства сомнений не оставляла.

– Робби работает с сержантом, – пояснила Коррин. – А она счастлива работать с ним, правда, Барбара?

– Он хороший полицейский, – ответила Барбара.

– Это правда. Первый в своем классе в школе детективов. Не прошло и двух дней, как закончил курс, а уже с головой в деле. Разве не так, Барбара?

Она пристально смотрела на нее, явно ожидая реакции Барбары, скорее всего реакции на данную ею оценку способностей Робина.

Круглые щеки Селии округлились еще больше, а голубые глаза засияли, быть может, при мысли о грядущих достижениях ее любимого на избранном им поприще.

– Я знала, что он добьется успеха в сыскной работе. Я так ему и сказала, когда он уезжал на курсы.

– И не просто в деле, заметьте, – продолжала Коррин, словно Селия и не говорила, – а именно в этом деле. В деле, которое ведет Скотленд-Ярд. И оно, моя дорогая, – тут она похлопала Селию по руке, – станет делом нашего Робби.

Селия обаятельно улыбнулась, прикусив нижнюю губу, как будто сдерживала свою радость.

– Желаю вам доброй ночи, – сказала Барбара. – Если Робин вернется в ближайшие полчаса, попросите его подняться ко мне? Нам нужно разобраться с некоторыми фактами.

– Конечно, я ему скажу, но, думаю, наш Робби будет занят здесь, – произнесла Коррин с многозначительным кивком в сторону Селии, которая разглядывала свои кубики. – Он ждет, пока окончательно не закрепится на новой работе. Как только он освоится, в его жизни произойдут большие перемены. Кое-какие решительные перемены. Правда, дорогая? – Она снова похлопала Селию по руке, девушка улыбнулась.

– Да. Конечно. Поздравляю. Желаю всего наилучшего, – сказала Барбара, чувствуя себя полной дурой.

Селия поблагодарила и аккуратненько положила на доску восемь кубиков. Барбара глянула, что за слово получилось. Селия дополнила слово «нил», составленное Коррин, и получила «куннилингус». Коррин в растерянности нахмурилась и взяла словарь, произнеся:

– Ты уверена, дорогая?

Барбара увидела, как расширились глаза Коррин, когда та прочла толкование слова. Заметила Барбара и веселье на лице Селии, которое быстро померкло, когда Коррин закрыла словарь и посмотрела на нее.

– Это ведь что-то из языкознания, да? – с невинным видом спросила Селия.

– Господи, – проговорила Коррин, хватаясь рукой за грудь. – Боже мой… мне нужно… о, боже… один вдох…

Выражение лица Селии изменилось. Она вскочила. Коррин хватала ртом воздух:

– Так внезапно, дорогая… Куда я положила… Где мой волшебный воздух? Неужели Сэмми… переложил его?

Селии быстро удалось найти ингалятор у телевизора. Она поспешила к Коррин и успокаивающе положила руку ей на плечо, пока хозяйка дома энергично прыскала себе в рот. Селия, казалось, раскаивалась в своей шалости, которая, несомненно, послужила причиной огорчения Коррин.

Интересно, подумала Барбара. Вероятно, вот каким образом будут складываться их отношения в течение следующих тридцати или около того лет. И спросила себя, осознаёт ли это Селия.

Когда Селия вернулась на свое место, Барбара услышала, как открылась и затем захлопнулась кухонная дверь. Прозвучали торопливые шаги, и голос Робина настойчиво позвал:

– Мам? Ты здесь? Барбара дома?

По выражению лица Коррин Барбара поняла, что Робин задал не тот вопрос. Но и отвечать на него не потребовалось, поскольку Робин уже остановился на пороге гостиной – с головы до ног в грязи, в волосах – паутина. Но он улыбнулся Барбаре и сказал:

– Вы здесь. Что я вам сейчас расскажу. Стенли позеленеет, когда узнает.

– Робби, дорогой? – Голос Коррин – сипловатый и усталый – привлек внимание ее сына к ломберному столику. Селия встала.

– Здравствуй, Роб, – сказала она.

– Селия, – произнес он в некотором смущении и перевел взгляд со своей суженой на Барбару.

– Я как раз собиралась подняться наверх, – сказала Барбара. – С вашего разрешения…

– Нет! – Он бросил на нее умоляющий взгляд, потом обратился к Селии: – У меня тут такое наклевывается. Извини, но я не могу взять и бросить.

Всем своим видом он умолял о спасении его из этой неловкой ситуации.

Коррин явно не намеревалась, а Селия не хотела ему помогать. И хотя Барбара из дружеских чувств могла бы выручить его, она не знала, как это сделать. Ловкие повороты в беседе относятся к компетенции таких женщин, как Хелен Клайд.

– Селия ждет тебя с половины девятого, Робби, – сказала Коррин. – Мы так чудесно посидели. Я сказала ей, что она уже слишком давно не была в «Приюте жаворонка» и что теперь, работая в уголовном розыске, ты наверняка это исправишь. Со дня на день, сказала я ей, Робби собирается надеть ей на пальчик кое-что особенное. Вот увидишь.

Робин, казалось, был в отчаянии. Селия выглядела униженной. Барбара почувствовала, что у нее на затылке выступает испарина.

– Да. Разумеется, – со всей сердечностью, на какую была способна, сказала Барбара и решительно повернулась к лестнице. – В таком случае желаю всем спокойной ночи. Робин, мы с вами можем…

– Нет! – Он пошел за ней.

– Робби! – воскликнула Коррин.

– Роб! – крикнула Селия.

Но Робин следовал по пятам за Барбарой. Она слышала его шаги у себя за спиной, он настойчиво звал ее по имени. Робин догнал Барбару у двери в ее комнату и схватил за руку, которую она быстро высвободила, повернувшись к молодому человеку лицом.

– Послушайте, – сказала Барбара. – Складывается неприятная ситуация, Робин. Я спокойно могу жить и в Амсфорде, а после нынешнего вечера, мне кажется, так будет лучше.

– После сегодняшнего вечера? – Он посмотрел в сторону лестницы. – Почему? Из-за этого? Вы имеете в виду Селию? Маму? Все это? Даже в голову не берите. Это не важно.

– Не думаю, что Селия или ваша мама с вами согласятся.

– Да ну их обеих. Это не важно. Не сейчас. Не сегодня вечером. – Он вытер лоб рукой, оставив грязный след. – Я его нашел, Барбара. Я ездил целый день. Залез во все мыслимые дыры, какие мог вспомнить. И, черт побери, нашел.

– Что? – спросила Барбара.

На его грязном лице отразилось торжество.

– Место, где держали Шарлотту Боуэн.

Александр Стоун наблюдал, как его жена кладет трубку. По ее лицу ничего нельзя было сказать. Алекс слышал только ее реплики.

– Не звони мне. Никогда не смей мне звонить. Что тебе надо? – А затем ее голос зазвучал так, словно у Ив сдавило горло. – Он что?.. Когда?.. Ты, подонок… Не пытайся даже, все равно не поверю… Ублюдок. Грязный ублюдок.

Последнее слово больше смахивало на визг. Она прижала ко рту кулак, заставляя себя замолчать. Мужской голос на том конце продолжал говорить, когда Ив положила трубку. Застыв в напряженной позе, она содрогалась всем телом, словно через нее пропустили электрический ток, что не давало ей пошевелиться.

– Что такое? – спросил Алекс.

Они лежали в постели. На этом настояла Ив. Она сказала, что у него измученный вид, да и сама она вымоталась, поэтому им обоим нужен отдых, если они собираются преодолеть предстоящие, связанные с похоронами дни. Они легли, но свет еще не выключили, когда зазвонил телефон.

Ив встала с кровати. Накинула халат и подпоясалась атласным поясом, остервенело рванув его концы, что говорило о ее состоянии.

– Что случилось? – повторил Алекс.

Она прошла к стенным шкафам с одеждой. Достала оттуда и бросила на кровать черное прямое платье на пуговицах, вынула черные туфли.

Алекс тоже встал. Взял Ив за плечо. Она резко отстранилась.

– Черт побери, Ив. Я спросил…

– Он публикует материал.

«Скрэббл» – настольная игра в слова, которые составляют из кубиков с буквами.

– Что?

– Что слышал. Этот убогий таракан печатает свою статью. На первой странице. Завтра. Он подумал, – и тут ее черты саркастически искривились, – он подумал, что я захочу узнать заранее. Чтобы подготовиться к встрече с журналистами.

Алекс посмотрел на телефон.

– Значит, это был Лаксфорд?

– А кто же еще? – Она прошла к комоду, выдвинула ящик. Он застрял, и Ив, чертыхнувшись, дернула его на себя. Нашла в нем белье и чулки, швырнула их на кровать рядом с платьем. – Он с самого начала держал меня за дурочку. И сегодня он думает, что покончил со мной. Но я еще не умерла. Пусть даже не мечтает. Он еще увидит.

Алекс попытался сложить части головоломки, но одной явно не хватало.

– Статью? – переспросил он. – Про вас? Про Блэкпул?

– Бога ради, какая еще есть статья, Алекс? – Она начала одеваться.

– Но Шарли…

– К Шарлотте это никакого отношения не имеет. И никогда не имело. Как ты не понимаешь? Теперь он заявляет, что похитили его жалкого сыночка и похититель выдвигает то же самое требование. Как отлично все складывается.

Ив подошла к кровати, надела платье, резкими движениями поправила подплечники, принялась застегивать пуговицы. Алекс смотрел на нее как в тумане.

– Сын Лаксфорда? Похищен? Когда? Где?

– Какая разница? Лаксфорд где-то спрятал его и теперь использует в точности как планировал использовать Шарлотту.

– Тогда что ты делаешь?

– А как по-твоему, что я делаю? Хочу ему помешать.

– Каким образом?

Ив сунула ноги в туфли и посмотрела Алексу прямо в лицо.

– Я не поддалась, когда он похитил Шарлотту. Теперь он намерен извлечь из этого максимум. Он собирается использовать эту историю, чтобы выставить меня жестоким чудовищем: исчезновение Шарлотты, требование напечатать статью, мой отказ сотрудничать, несмотря на отчаянную и искреннюю мольбу Лаксфорда. И по контрасту с моей жестокостью особенно ярко воссияет святость Лаксфорда: чтобы спасти своего сына, он собирается сделать то, чего я не сделала для спасения своей дочери. Теперь ты понимаешь или еще нужно разжевать? Он будет похож на святого Христофора с Младенцем Иисусом на плече, а я – на Медею[31]31
  Святой Христофор—в христианских преданиях мученик, который во искупление своих грехов переносил через реку пилигримов. Когда он нес Иисуса Христа в образе ребенка, то ощутил невыносимую тяжесть, и Иисус объяснил, что вместе с ним Христофор несет и грехи всего человечества. Медея – в греческой мифологии дочь царя Колхиды Ээта, помогшая Ясону завладеть золотым руном. Когда Ясон захотел жениться на дочери коринфского царя, Медея погубила ее, царя Коринфа и своих детей, рожденных от Ясона.


[Закрыть]. Если я каким-то образом не остановлю его. И немедленно.

– Мы должны позвонить в Скотленд-Ярд. – Алекс шагнул к телефону. – Мы должны узнать, подтверждаются ли его слова. Если мальчика действительно похитили…

– Да не похитили его! И звонок в полицию ничего нам не даст, потому что, будь уверен, на этот раз он продумал все детали. Он спрятал это маленькое чудовище где-то далеко. Позвонил в полицию и разыграл представление. И пока мы тут с тобой болтаем о том, что он задумал и почему, он написал статью, и она сходит с печатных прессов и не пройдет и семи часов, как окажется на улицах. Если только я что-нибудь не предприму. Что и полна решимости сделать. Ясно? Ты понял?

Алекс понял. Он увидел это в жесткой линии подбородка, напряженной позе, неподвижном взгляде. Он все понял. Он только не находил того – в себе, в ней, – что мешало ему прозреть раньше.

Алекс почувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Он как будто оказался в центре огромного пространства. Где-то вдалеке он услышал свой голос, спрашивающий:

– Куда ты собралась, Ив? Что ты делаешь?

– Принимаю меры. – Она прошла в ванную и наспех подкрасилась. Провела щеткой по волосам, взяла очки с полочки над раковиной, где всегда оставляла их на ночь. Вернулась в комнату. – Он допустил одну ошибку, помимо той, что совершил с Шарлоттой, – сказала Ив. – Ему кажется, что я не обладаю достаточной властью. Ему кажется, что я не знаю, на какие рычаги нажать и когда. Он пребывает в заблуждении, которое развеется в течение нескольких часов. Если все выйдет по-моему – и поверь мне, выйдет, – я добьюсь такого судебного запрета, что в ближайшие пятьдесят лет он не сможет напечатать ни слова ни из этой статьи, ни из любой другой. И это станет его концом, чего он, без сомнения, заслуживает.

– Ясно, – отозвался Алекс, и хотя задавать следующий вопрос было бессмысленно, мучительная потребность услышать из уст Ив хотя бы часть правды заставила его спросить: – А как же Шарли?

– А что Шарлотта? Она погибла. Стала жертвой этой заварухи. И единственный способ придать ее смерти смысл – убедиться, что она была не напрасной. Какой она останется, если я не помешаю ее отцу, и не помешаю немедленно.

– Ради себя, – сказал Алекс. – Ради своей карьеры. Ради своего будущего. Но на самом деле не ради Шарли.

– Да. Хорошо. Конечно. Ради моего будущего. Или ты ожидал, что я забьюсь в нору – чего так хочет от меня Лаксфорд – из-за того, что ее убили? Ты тоже этого хочешь?

– Нет, – ответил Алекс. – Я этого не хочу. Просто я подумал, что во время траура…

Она угрожающе шагнула к нему.

– Не начинай. Не смей говорить мне, что я чувствую и чего не чувствую. Не смей говорить мне, кто я есть.

Он, сдаваясь, поднял руки.

– Я бы не стал этого делать. Не теперь.

Ив взяла с ночного столика свою сумку и сказала:

– Мы поговорим потом. И вышла из комнаты.

Алекс услышал ее шаги на лестнице, услышал, как отодвинулась задвижка на парадной двери. Мгновение спустя заработал мотор автомобиля Ив. Журналисты свернули на ночь свой лагерь, поэтому она без затруднений выехала из переулка. Куда бы она ни поехала, за ней никто не последовал.

Алекс присел на край кровати. Подперев голову руками, он таращился на ковер, на свои ноги – такие белые и никчемные – на этом ковре. В его сердце больше не было жены, как и в комнате, и в самом доме. Алекс чувствовал беспредельность заполнившей его пустоты и удивлялся, как мог так долго обманываться.

Он находил оправдание всему, что настораживало его в поведении Ив. Через несколько лет, думал он, она доверится мне настолько, что откроет свое сердце. Она просто осторожничает, и эта осторожность является логическим следствием избранной ею карьеры, но со временем Ив избавится от страхов и сомнений и позволит своему духу воспрянуть и соединиться с его духом. И тогда у них будет семья, будущее и любовь. От него требуется только терпение, говорил себе Алекс. Нужно только доказать ей, как глубоко укоренилась и насколько непоколебима его преданность. Когда он сумеет это сделать, в их жизни наступит новый, лучший этап, ознаменованный рождением детей – братьев и сестер Шарли, – чьи жизни будут озарены их с Ив надежным присутствием.

Но все это было ложью. Сказкой, которую он рассказывал себе, не желая видеть открывавшейся ему реальности. На самом деле люди не меняются. Они лишь сбрасывают свои маски, когда считают это безопасным или когда под гнетом тяжелых жизненных обстоятельств рушатся, как самые сладкие мечты детства, их внешние оболочки. Ив, которую он любил, была чем-то вроде Санта-Клауса, Феи Сирени или Дюймовочки. Алекс жил фантазиями. И, играя отведенную ей мужем роль, Ив воплощала выдуманный им образ. Так что ложь исходила от него. Как и ее последствия.

Он тяжело поднялся. Как и жена, пjдошел к шкафам и начал одеваться.

За руль сел Робин Пейн. Он яростно гнал вперед, на запад, по Бербейдж-роуд. Говорил он быстро, подробно описывая свои дневные передвижения по графству. Кирпичи и майское дерево, сказал он Барбаре, вот что натолкнуло его на мысль, но вариантов было столько, что он хотел проверить их все, прежде чем принять одно из мест за возможное место заточения Шарлотты Боуэн. В конце концов, это же сельскохозяйственный район, сказал он в неуклюжей попытке прояснить суть того, что он пытался сделать. Пшеница – основная культура.

– Какое отношение имеет к Шарлотте Боуэн пшеница? – спросила Барбара. – В отчете о вскрытии ничего…

Робин прервал ее. Ясное дело, это был момент его славы, и он хотел по-своему им насладиться.

Куда его только не заносило, объяснял он. На запад – до Фрешфорда, на юг – аж до Шафстбери, но поскольку у него имелось четкое представление о том, что они ищут – благодаря кирпичам и майскому дереву, о которых упоминала девочка, не говоря уже о пшенице, – поиски охватывали огромную территорию, хотя отдельных объектов было не так уж много. В общем и целом, пришлось обследовать пару десятков, вот почему он в таком жутком виде.

– Куда мы едем? – спросила Барбара.

– Недалеко, – только и ответил он.

Пока они проезжали через скопление кирпичных, крытых тростником домов, Барбара рассказала Пейну, что происходило в Лондоне. Она довела до его сведения все подробности, сообщенные ей ранее Линли – от совпадения отпечатков пальцев до поисков бродяги, – и закончила известием об исчезновении Лео Лаксфорда.

Робин Пейн крепче сжал руль.

– Еще один? На этот раз мальчик? Что, черт возьми, происходит?

– Он может, как и Шарлотта, находиться в Уилтшире.

– Когда он пропал?

– После четырех сегодня днем. – Она увидела, как Пейн нахмурился, что-то соображая. – Что? – спросила Барбара.

– Я только подумал… – Переключив скорость, Робин свернул налево и теперь двигался на север по более узкой дороге, обозначенной как Грейт-Бедуин. – Времени вроде маловато, но если его… как его зовут?

– Лео.

– Если Лео похитили около четырех, думаю, его тоже могли спрятать здесь. Где прятали Шарлотту. Только вот похититель уже перевез бы его в графство задолго до того, как я добрался до того места. И я бы сам нашел мальчика… там… – Он махнул рукой в темноту за окном. – Только я его там не нашел. – Пейн вздохнул. – Черт. Так что, может, это совсем и не то место. И я впустую куда-то потащил вас в полночь.

– Ну, это будет не первая моя бессмысленная поездка, – отозвалась Барбара. – Но на этот раз хотя бы в приличной компании, поэтому доиграем до конца.

Дорога стала более узкой. Фары высвечивали только проезжую часть, увитые плющом деревья по бокам и край сельскохозяйственных угодий, начинавшихся сразу же за деревьями. Поля были полностью засеяны, как и рядом с Аллингтоном. Но, в отличие от Аллингтона, не кормовыми культурами, а пшеницей.

На подъезде к следующей деревне дорога еще сузилась. Миновав деревню и проехав еще с полмили, Робин сбавил скорость. Когда он свернул направо, прямо в какие-то заросли, Барбара поняла – сама она ни за что не разглядела бы в темноте, что там есть проезд. Дорога, быстро поднимаясь вверх, вела на восток, с одной стороны окаймленная посверкивающей проволочной оградой, а с другой – рядом серебристых берез. Колеи были все в рытвинах. Поле за проволокой заросло сорняками.