Текст книги "В присутствии врага"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Между березами возник просвет, и Робин свернул в него. Машину затрясло по корням и ухабам. Кряжистые деревья, согнутые ветрами, нависли над ними, похожие на моряков, противостоящих шквалу.

Дорога уперлась в сетку изгороди. Чуть правее виднелась старая, кренившаяся, как лодка на волне, калитка, и к этой-то калитке Робин повел Барбару после того, как достал из багажника «эскорта» карманный фонарик и подал ей. Для себя он вытащил походный фонарь на кольце и повесил его на руку со словами:

– Нам туда.

«Туда» – то есть через старую калитку, которую Робин грубо толкнул, вогнав в кучу засохшей грязи. За калиткой начинался загон, в центре которого возвышалось огромное коническое сооружение, во тьме казавшееся готовым к взлету космическим кораблем. Сооружение стояло на самой высокой точке близлежащей местности. С трех сторон от него тонули в темноте поля, с четвертой – на расстоянии примерно пятидесяти ярдов, у дороги, по которой они приехали, – смутно угадывалось разрушающееся здание – некогда жилой дом.

Ночь была абсолютно тихой, воздух – холодным. Насыщенный запах сырой земли и овечьего навоза окутал полицейских, подобно готовому взорваться облаку. Барбара поморщилась, пожалев, что не захватила от холода куртку. Запах, в любом случае, придется перетерпеть.

К сооружению они шли по толстому травяному ковру. Приблизившись, Барбара направила на него луч фонарика. Она увидела кирпичи. Ряды кирпичей, поднимающиеся ввысь и увенчанные белой металлической крышей, похожей на клоунский колпак. От стержня у основания крыши расходились лучами – два луча вверх и два вниз – четыре длинные деревянные жерди с жалкими остатками прежнего покрытия, напоминавшего современные жалюзи. Едва направив на них свет фонарика, Барбара мгновенно догадалась, что перед ней.

– Ветряная мельница, – сказала она.

– Для помола пшеницы. В свое время было множество водяных мельниц на реке Бедуин, а когда воду отвели в канал, их быстро заменили такими вот ветряками. Мельники здесь здорово преуспевали, пока не настроили фабричных вальцовых мельниц. И эти гиганты скоро совсем разрушатся, если только кто-нибудь не пожелает заняться их восстановлением. Эта в запустении уже добрых десять лет. Дом тоже.

– Вы знаете это место?

– О да. – Он ухмыльнулся. – И все другие места в радиусе двадцати миль от дома, куда летней ночью вожделеющий семнадцатилетний парень может привезти свою милашку. Когда растешь в деревне, это естественно, Барбара. Все знают, куда пойти, если хочется немножко порезвиться. В городе, наверное, то же самое?

Барбара вряд ли знала. Поцелуи под луной и тисканье в тумане никогда не входили в круг ее обычных развлечений, но она сказала:

– Да, конечно.

Вслед за Робином она прошла под шаткой галереей, опоясывавшей мельницу на уровне второго этажа. Они миновали два истертых жернова, которые лежали на поросшей лишайником земле, и остановились перед деревянной дверью с полукруглым верхом. Робин уже уперся в нее рукой, собираясь открыть, но Барбара его остановила. Осветила дверь фонариком, осмотрела сверху донизу старые панели, а затем направила луч света на засов, находившийся на уровне ее плеча. Он был латунным, новым и совсем не пострадавшим от воздействия непогоды. При виде засова у Барбары засосало под ложечкой от осознания того, что мог означать этот контраст с обветшалой мельницей и домом, в котором когда-то жили ее владельцы.

– Об этом подумал и я, – проговорил Робин, вторгаясь в ее осторожные размышления. – Когда, налазившись по водяным мельницам, лесопилкам и всем остальным ветряным мельницам в графстве, я увидел это, мне пришлось быстренько отлить, иначе я просто обмочился бы на месте. Внутри еще не то увидите.

Порывшись в висевшей у нее на плече сумке, Барбара извлекла пару перчаток, вопросительно глянула на Робина.

– Вот, – отозвался он и вытащил из кармана куртки смятые рабочие перчатки.

Когда их руки были защищены, Барбара кивнула на дверь, и Робин толкнул ее, засов был отодвинут. Они ступили внутрь.

Барбара передернулась от холодного воздуха.

– Дать вам мою куртку? – спросил Робин. Барбара отказалась, Робин, присев на корточки, разжигал свой походный фонарь. Он возился с ним, пока тот не разгорелся на полную мощь. Его света было достаточно, поэтому Барбара выключила карманный фонарик и положила его на стопку деревянных ящиков в дальнем конце маленького круглого помещения. От ящиков исходил застарелый запах фруктов. Барбара сдвинула одну из реек. Внутри лежали десятки кем-то давно забытых, высохших яблок.

Однако в воздухе витал еще один, более слабый запах, и Барбара попыталась определить, что это за запах, и найти его источник, пока Робин шел к узкой лестнице, ведущей к люку в потолке. Он сел на ступеньку, немного понаблюдал за ней и потом сказал:

– Это фекалии.

– Что?

– Другой запах. Это фекалии.

– Откуда он идет?

Робин кивком указал туда, где кончался ряд ящиков.

– Мне кажется, что кто-то должен был… – Он пожал плечами и кашлянул, возможно, недовольный тем, что выказал излишнюю субъективность. – Здесь нет туалета, Барбара. Только это.

«Это» оказалось желтым пластиковым ведром. Внутри Барбара увидела маленькую жалкую какашку, лежавшую в лужице жидкости, от которой едко пахло мочой.

– Да. Понятно, – выдохнула Барбара и принялась осматривать пол.

В центре помещения, на чуть выступающем из общего ряда кирпиче она нашла кровь, и когда посмотрела на Робина, то поняла, что он при первом своем посещении тоже ее обнаружил.

– Что еще? – спросила она.

– Ящики. Посмотрите. Справа. Третий снизу. Наверное, нужно посветить дополнительно, – ответил Робин.

Барбара включила фонарик и увидела то, что видел он. За треснувшую рейку одного из ящиков зацепились три волоконца ткани. Она наклонилась, приблизила фонарик. Испещренная тенями поверхность ящика мешала Барбаре определить точно их цвет, поэтому она достала из сумки бумажный носовой платок и для контраста поднесла к волокнам. Они были зелеными, того же грязно-зеленого оттенка, что и школьная форма Шарлотты.

Барбара почувствовала, как участился у нее пульс, но приказала себе не забегать вперед. После голубятни в Форде и гаража в Коуте ей не хотелось делать поспешных выводов. Она оглянулась на Робина.

– На пленке она говорила о майском дереве.

– Идемте за мной. Возьмите фонарик.

Он поднялся по лестнице, открыл люк в потолке. Помог Барбаре влезть на второй этаж мельницы. Барбара огляделась, подавляя желание чихнуть, глаза у нее заслезились из-за огромного количества пыли в помещении, и она вытерла их рукавом пуловера.

– Я, вероятно, уничтожил тут кое-какие улики, – сказал Робин, и, направив луч фонарика туда, куда он указывал, Барбара увидела отпечатки ног: маленькие и большие, ребенка и взрослого. Они накладывались друг на друга, поэтому невозможно было сказать, один ребенок или десять – или один взрослый или десять – находились на этом этаже. – Найдя внизу волокна и кровь, я в спешке бросился наверх, не думая про пол, а когда вспомнил, было уже слишком поздно. Сожалею.

Доски пола настолько покоробились, отметила про себя Барбара, что вообще-то ни на одной из них не сохранилось хорошего отпечатка. Видны были только очертания подошв, но не рисунок на них.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Толку от них мало.

Барбара переместила луч с пола на кирпичные стены, покрытые белыми крапинками лишайника. Воздух, казалось, был пропитан сыростью. Подняв глаза, Барбара увидела чуть не над самой своей головой лежащее плашмя огромное зубчатое колесо. Являясь частью рабочего механизма мельницы, это колесо располагалось между двумя другими зубчатыми колесами. А держалосъ оно на стоявшем посреди помещения бугристом от ржавчины толстом металлическом столбе, проходившем через отверстие в центре колеса и упиравшемся, вероятно, в самый верх мельницы.

– Майское дерево Шарлотты, – сказал Робин. – Оно называется главным валом. Вот. Посмотрите туда.

Он взял ее за руку и подвел под самое зубчатое колесо. Направив руку Барбары своей рукой, он посветил ее фонариком на зубья колеса. Барбара увидела, что зубец покрыт желеобразным на вид веществом, по виду напоминавшим застывший мед.

– Смазка, – пояснил Робин.

Убедившись, что Барбара ее увидела, он направил свет на то место, где главный вал крепился к полу. То же самое вещество, как лаком, покрывало место соединения. Присев, Робин указал нужное место, и Барбара увидела то, что заставило его мчаться домой в поисках ее, Барбары, что заставило проигнорировать многозначительный монолог матери о его будущей невесте. Это было поважнее будущей невесты. На старой колесной мази у основания главного вала были отпечатки пальцев. И они принадлежали ребенку.

– Черт возьми, – выдохнула Барбара.

Робин выпрямился, глаза его тревожно блестели.

– По-моему, вы попали в яблочко, Робин, – сказала Барбара. И почувствовала, что впервые за день улыбается. – Да катись оно все. Я думаю, вы это сделали, черт вас дери.

Робин улыбнулся, смущенный комплиментом. Однако возбужденно переспросил:

– Правда? Вы так считаете?

– Определенно считаю. – Она стиснула его руку и не удержалась от восторженного вопля: – Утрись, Лондон! Вот оно! – Робин засмеялся ее радости, и Барбара тоже рассмеялась и вскинула в воздух сжатую в кулак руку. Потом посерьезнела и снова вернулась к роли руководителя группы. – Нам здесь понадобятся криминалисты. Сегодня же ночью.

– Три раза за один день? Им это не понравится, Барбара.

– Да пошли они. Я до чертиков рада. А вы?

– Да пошли они, – согласился Робин.

Они спустились на первый этаж. Под лестницей Барбара увидела скомканное синее одеяло. Осмотрела его, и когда потащила из-под лестницы, что-то покатилось по полу. Нагнувшись, Барбара рассмотрела во впадинке известкового раствора, скреплявшего кирпичи, крохотного ежа – гребешок на спинке, вытянутая мордочка – размером в шестую часть ее ладони. Как раз для маленькой ладошки ребенка.

Барбара подняла фигурку и показала Робину.

– Надо будет показать матери девочки, не опознает ли она ее.

Барбара вернулась к одеялу. Грубая ткань была влажной, отметила Барбара, причем она явно не могла настолько отсыреть сама. И мысль о влажности, сырости, воде охладила ее порыв и напомнила о том, как умерла Шарлотта Боуэн. Эта часть головоломки оставалась нерешенной.

Барбара повернулась к Робину.

– Вода.

– А что вода?

– Девочку утопили. Поблизости есть вода?

– Канал недалеко и река…

– Она утонула в водопроводной воде, Робин. В ванне. В раковине. В унитазе. Мы ищем водопроводную воду. – Барбара стала вспоминать, что они до сих пор видели. – А в доме? Рядом с дорогой? Насколько он разрушен? Там есть вода?

– Полагаю, ее давно отключили.

– Но когда там жили, водопровод у них был?

– Это было много лет назад. – Он снял перчатки и сунул в карман куртки.

– Значит, ее можно было включить – хотя бы на короткое время, – если найти основной клапан на территории.

– Вполне. Но на таком расстоянии от деревни вода может быть колодезной. Она отличается от водопроводной?

Конечно, отличается. И присутствие этой проклятой водопроводной воды в теле Шарлотты Боуэн только еще больше осложняло дело.

– Здесь крана нет?

– На мельнице? – Робин покачал головой. Барбара ругнулась. Что же в действительности сделал похититель? – гадала она. Если это – место, где держали Шарлотту Боузн, то наверняка здесь ее держали живой. Кал, моча, кровь и отпечатки – все молчаливо свидетельствовало об этом. И если так, то где-то рядом должен быть источник водопроводной воды, в которой утопили девочку.

– Возвращайтесь в деревню, Робин, – сказала Барбара. – Рядом с пабом есть телефонная будка, да? Позвоните криминалистам. Скажите, чтобы привезли света, фонариков, все, что нужно. Я подожду здесь.

Он посмотрел на дверь, в расстилавшуюся за ней тьму и сказал:

– Мне ваш план не по душе. Мне не нравится, что вы останетесь здесь одна. Если убийца поблизости…

– Я справлюсь, – ответила Барбара. – Поезжайте. Позвоните.

– Поедемте со мной.

– Мне нужно обезопасить место от вторжения. Дверь открыта. Кто угодно может появиться и…

– О чем я и говорю. Это небезопасно. И вы приехали сюда без оружия, ведь так?

Он знал, что она не вооружена. Детективы оружия не носят. Он и сам был без оружия.

– Со мной ничего не случится, – сказала Барбара. – Похититель Шарлотты занимается сейчас Лео Лаксфордом. И поскольку Лео здесь нет, мне кажется, можно предположить, что убийцы Шарлотты здесь тоже нет. Поэтому съездите позвоните и возвращайтесь.

Робин поразмыслил.

– Ладно. Пусть фонарь горит. Дайте мне фонарик. Если что-нибудь услышите…

– Я дам ему ящиком по голове.

Робин усмехнулся. Направился к двери, мгновение помедлил и повернулся к Барбаре.

– Что?

– Просто… вы не похожи на других женщин.

Барбара уже давно знала, что не похожа на других женщин. Еще она знала, что ее непохожесть не слишком привлекает мужчин. Поэтому она смерила Робина взглядом, гадая, к чему он клонит, и не вполне уверенная, что желает прояснения этого момента.

– Я хотел сказать, что вы особенная.

Не настолько особенная, как Селия, мелькнуло в голове Барбары, но с языка слетело:

– Да. Вы тоже.

Он смотрел на нее через разделявшее их пространство. Барбара проглотила внезапно вставший в горле комок страха. Ей не хотелось думать о причине своего внезапного страха. Не хотелось думать, почему она этого боится.

– Поезжайте, – проговорила она. – Уже поздно, а у нас еще впереди уйма работы.

– Слушаюсь, – ответил Робин, но еще какое-то время помедлил в дверях, прежде чем развернуться и направиться к машине.

В помещение мельницы ворвался холод. С отъездом Робина он, казалось, начал просачиваться сквозь стены. Барбара обхватила себя руками и похлопала по плечам. Почувствовала, что стала задыхаться, и вышла на улицу глотнуть ночного воздуха.

Забудь, сказала она себе. Возьми себя в руки. Вернись к сути дела, сведи все концы воедино и как можно скорее возвращайся в Лондон. Но не – не – увлекайся пустыми фантазиями.

Речь идет о воде. Обычной воде. Водопроводной. В легких Шарлотты Боуэн. Вот о чем сейчас следует думать, и вот чем она полна решимости заняться.

Где утопили девочку? В ванне, раковине, кухонной раковине, унитазе? Но в чьей раковине? В чьем унитазе? В чьей ванне? Где? Если все найденные ими улики связаны с Лондоном, тогда и водопроводная вода должна быть каким-то образом связана с Лондоном, если не географически, то через какого-то человека. Утопивший Шарлотту в водопроводной воде был явно связан и с Уилтширом, и с Лондоном, откуда ее привезли. Подходящими фигурами были мать – с ее борьбой за тюрьму в Уилтшире – и Алистер Харви – здесь его избирательный округ. Но с Харви полный провал, чего и следовало ожидать. Что касается ее матери… Каким чудовищем надо быть, чтобы организовать похищение и убийство своего единственного ребенка? Кроме того, по словам Линли, теперь, когда Лаксфорд собирается опубликовать их историю, Ив Боуэн стоит на грани потери всего. А Лаксфорд…

Барбара резко втянула в себя воздух, вспомнив один из фактов, который среди многих других несколько часов назад сообщил ей по телефону Линли. Она отошла от мельницы и всмотрелась в поля под усеянным звездами небом. Где-то недалеко отсюда – она знала это, верила в это и докажет это, как только вернется Робин, – находилась Беверстокская школа для мальчиков.

Вот нить, которую она ищет. Вот та нить, которая соединяет Лондон с Уилтширом. И это было связующее звено между Деннисом Лаксфордом и смертью его дочери.

24

Линли не осознавал, насколько Хелен вошла в его жизнь, пока на следующее утро не позавтракал в вынужденном одиночестве. Накануне он вообще не стал завтракать, избежав тем самым длительной одинокой возни с яйцами и тостом. Но поскольку ужин Линли тоже пропустил, к полуночи у него закружилась голова. В тот момент можно было бы чего-то перехватить, но не было желания суетиться на кухне. Вместо этого Линли решил лечь спать и позаботиться о поддержании жизненных сил утром. Поэтому на кухне он оставил записку: «Завтрак. На одного», и Дентон выполнил его пожелание с тем рвением, которое он неизменно проявлял во всем, что касалось питания Линли. На буфете в столовой выстроилось с полдюжины сервировочных блюд. Стояли наготове два вида соков в кувшинах. Рядом с миской и кувшином молока лежали кукурузные хлопья, пшеничные хлопья «Уитабикс» и мюсли. Дентон был силен по части выполнения распоряжений. Слабость его заключалась в том, что он не знал, когда надо остановиться. Линли так и не мог решить, кто перед ним – несостоявшийся лицедей или еще более несостоявшийся художник– декоратор.

Линли приступил к еде и только на второй перемене ощутил, какая угнетающая стоит во всем доме тишина. Он проигнорировал ощущение клаустрофобии, наводимое этой тишиной, и обратился к «Таймс». Он продирался через передовицу – две колонки и семь писем о лицемерии заявлений тори о Возрождении исконньк британских ценностей в свете недавних похождений члена парламента от Восточного Норфолка, застуканного в Пэддингтоне со съемным мальчиком, – когда понял, что в третий раз перечитывает один и тот же полный обличительных фраз абзац, не имея ни малейшего понятия о его содержании.

Линли отложил газету. Гораздо больше материала для чтения он найдет, когда доберется до сегодняшнего утреннего выпуска «Осведомителя». Линли поднял голову и посмотрел на то, на что избегал смотреть с момента своего появления в столовой – на пустой стул Хелен.

Прошлым вечером он ей не позвонил. Он мог бы. Он мог воспользоваться как предлогом встречей с Сент-Джеймсом и тем, что принес извинения за ссору, которую спровоцировал днем в понедельник. Но занятие, за которым он застал Хелен в понедельник вечером, – сборы совершенно ненужной беднякам Африки одежды, – свидетельствовало о полной душевной сумятице, характер которой не был секретом для Линли. Поскольку смятение Хелен было вызвано его нападением на нее и на ее друзей, Линли понимал, что, позвонив ей теперь, рискует услышать нечто, чего услышать совсем не желает.

Линли отодвинулся от стола и смял льняную салфетку, когда в комнату вошел Дентон.

– Ужин сегодня вечером?

Линли мотнул головой в сторону буфета.

– Разогреете это.

И, оставив Дентона убирать со стола и гадать, не слишком ли много он приготовил, Линли поехал в Нью-Скотленд-Ярд.

Хейверс позвонила ему, когда он лавировал между служащими, едущими на работу из пригородов, путешественниками, нагруженными чемоданами, и двухэтажными туристическими автобусами, запрудившими все улицы поблизости от вокзала Виктория. Они, похоже, нашли место, где держали Шарлотту Боуэн, доложила она, стараясь говорить будничным тоном, но не совсем справилась – в голосе прозвучал отголосок гордости за свое достижение. Это оказалась ветряная мельница недалеко от Грейт-Бедуина и, что еще важнее, менее чем в миле от канала Кеннета и Эйвона. Заметьте, не от того места на канале, где обнаружили труп, но, взяв напрокат катер для этой цели, убийца мог погрузить тело на нижнюю палубу, спокойненько доплыть до Аллингтона, столкнуть девочку в камыши и продолжить свой путь. Или, наоборот, он мог довезти ее на машине, потому что тут не так уж и далеко, и Робин заметил…

– Робин? – переспросил Линли, нажимая на тормоз, чтобы не сбить парня с ирокезом, кольцом в левом соске и сумкой-тележкой, обтянутой странной черной сеткой.

– Робин Пейн. Не помните? Констебль, с которым я работаю? Я остановилась в его…

– Ах, этот Робин. Ну да, конечно.

Он не помнил. Слишком был поглощен собственными делами, чтобы помнить. Но теперь запомнит. И, уловив звонкие нотки в голосе Хейверс, Линли поймал себя на том, что гадает: что еще, помимо поиска убийцы, идет сейчас полным ходом в Уилтшире.

Она продолжала, сообщив, что оставила на мельнице группу криминалистов. И вернется туда, как только поест. Она еще не ела, потому что очень поздно узнала и почти не спала прошедшей ночью и ей показалось, что она имеет полное право немножко поваляться в постели, поэтому…

– Хейверс, – сказал ей Линли, – держитесь. Вы отлично справляетесь.

Жаль, что он не мог сказать того же о себе.

В Ярде, поверх всех папок, отчетов, факсов и телефонных сообщений, лежал у него на столе утренний выпуск «Осведомителя». К нему была прикреплена записка, написанная микроскопическим почерком Уинстона Нкаты. Надев очки, Линли прочел: «Готовы покушать дерьма?» Он отцепил записку и посмотрел на первую страницу таблоида. Насколько он мог понять, Деннис Лаксфорд буквально выполнил требования похитителя, написав статью, в которой не пощадил ни себя, ни Ив Боуэн. Он сопроводил ее соответствующими датами и указанием временных рамок. Привязал к похищению и убийству дочери Боуэн. Он заявлял, что несет ответственность за смерть Шарлотты, так как не захотел своевременно открыть правду, но не упомянул о происшествии, заставившем его опубликовать эту статью: о похищении сына. Он делал все возможное, чтобы обеспечить безопасность мальчика. Или создавал видимость.

Линли отложил «Осведомитель» и обратился к другим материалам на своем столе. Он просмотрел отчет о вскрытии, присланный Хейверс по факсу из Уилтшира, найдя в нем то, что уже знал: утопление не было несчастным случаем. Сначала ребенка привели в бессознательное состояние, чтобы утопить без борьбы. Для этого воспользовались веществом, производным от бензодиазепина, а именно диазепамом, более известным как валиум. Это лекарство, отпускаемое по рецепту, иногда прописывалось как седативное средство, иногда как транквилизатор. В любом случае достаточное его количество в крови вызывало одинаковый эффект – потерю сознания. Линли выделил в отчете название лекарства и отложил факс. Валиум, думал он, перебирая бумаги в поисках отчета из лаборатории, который заказал накануне в заброшенном доме в Мэрилебоне. Он нашел его прикрепленным к сообщению – Линли просили позвонить в седьмой отдел, в криминологическую лабораторию на том берегу Темзы, по такому-то телефону человеку по фамилии Фигаро. Набирая номер, Линли прочел отчет химического отделения. Они сделали анализы маленького голубого осколка, который Линли нашел на кухне в пустом доме на Джордж-стрит. Как он подозревал, это действительно оказалось лекарство. И это был диазепам, заключали они, производное бензодиазепина, с бытовым названием – валиум. В точку, подумал Линли. Ответил женский голос, резко произнеся: – Фигаро. – И когда Линли назвался, женщина продолжала: – Интересно, за какие такие ниточки вы там дергаете, инспектор Линли? Мы сидим здесь с полуторамесячным завалом работы, а когда вчера в лабораторию поступили предметы из того «порше», нам было велено в первую очередь заняться ими. У меня люди всю ночь работали.

– Министр внутренних дел заинтересован, – ответил Линли.

– Хептон? – Она ехидно рассмеялась. – Лучше бы интересовался ростом преступности. Прошлой ночью эти придурки из Национального фронта устроили шум под окнами моей матери. Это в Спиталфилдсе.

– Если я с ним увижусь, я ему передам, – сказал Линли и добавил, надеясь продвинуть разговор: – Я звоню в ответ на ваш звонок. Мисс…

– Доктор, – сказала она.

– Простите. Доктор Фигаро.

– Именно так. Давайте посмотрим. – Он услышал шлепанье складываемых стопкой журналов в глянцевых обложках, затем шелест переворачиваемых страниц. – «Порше», – бормотала она. – Где я… здесь… дайте-ка…

Вздохнув, Линли снял очки и потер глаза. Они уже болели, а день еще только начинался. Одному Богу ведомо, что с ними будет через пятнадцать часов.

Пока доктор Фигаро шуршала на том конце страницами, в дверях появился Уинстон Нката. Он показал большой палец – по-видимому, имея в виду то, что содержалось в кожаном блокнотике, раскрытом у него на ладони, – и Линли знаком предложил ему сесть.

Фигаро проговорила ему в ухо:

– Вот. У нас совпадение волос.

– Волос? – переспросил Линли.

– Из «порше», инспектор. Вы хотели, чтобы мы его подмели, так? Ну, мы его подмели и подобрали сзади несколько волосков. Светлые и каштановые. И каштановые идентичны волосу из дома Боуэн.

– Какому волосу из дома Боуэн?

Нката поднял руку и одними губами произнес:

– Волосу малышки. Я его им принес.

– Какому волосу?.. – возмутилась Фигаро. – Кто там у вас ведет дело? Ради вас мы вкалываем до двух ночи, а теперь вы мне говорите…

Линли перебил ее, объяснив, надо полагать – убедительно, почему информация о волосах на мгновение выпала из памяти. Фигаро как будто частично успокоилась. Линли этого было достаточно. Он дал отбой и сказал Нкате:

– Отличная инициатива, Уинстон. В очередной раз.

– Наша цель – доставлять удовольствие, – сказал констебль. – Значит, они идентичны волосу девочки? Те, из машины Лаксфорда?

– Да.

– Интересно получается. Думаете, их подложили? Вместе с очками?

Это была вполне реальная возможность. Но Линли не хотелось склоняться к тому, к чему вчера настойчиво склонял его Деннис Лаксфорд. Он кивнул на блокнот.

– Что у вас?

– Хорошая новость.

– А именно?

– Телефонный звонок из Бейзуотера. Только что поступил.

– Из Бейзуотера? – От звонков из Бейзуотера не приходилось ждать ничего хорошего. – И что же это за новость?

Нката улыбнулся.

– Не желаете ли поболтать с тем бродягой?

Вопреки догадкам Сент-Джеймса о бродяге, никакой маскировки не было. Описанный и зарисованный мужчина оказался абсолютно реальным. Звали его Джек Беард, и когда Линли и Нката до него добрались, он был совсем не рад, что его держат в полицейском участке, ближайшем к Бейзуотерской бесплатной столовой, куда он направлялся завтракать. На его след напали в ночлежке в Паддингтоне, где с одного взгляда на рисунок в руках констебля дежурный клерк мгновенно назвал его, стремясь побыстрее избавиться от нежелательного в здании присутствия полиции.

– Да это же старина Джек Беард, это он, – сказал клерк и поведал все, что знал о дневном распорядке Джека. Он, судя по всему, состоял из обхода мусорных баков и питания в благотворительных организациях.

В полицейском участке, в комнате для допросов, Джек Беард первым делом заявил Линли:

– Я никакого вреда никому не причинил. Так в чем дело? Вы кто, мистер Шикарный костюм? Мне нужно покурить.

Нката стрельнул у дежурного сержанта три сигареты и дал одну бродяге. Джек затягивался жадно, сигарету ко рту он подносил, зажав двумя пальцами – покрытым струпьями указательным и большим с черным ногтем, – словно боялся, что ее отнимут. Он с подозрением поглядывал то на Линли, то на Нкату из-под бахромы грязных седых волос.

– Я дрался за королеву и страну, – проговорил он. – Такие, как вы, и этого-то сказать не могут, вот так вот. Чего вам от меня надо?

– Нам рассказали, что вы роетесь в мусорных баках, – начал Линли.

– Все, что лежит в мусорных баках, отбросы. То, что я найду, я вправе оставить себе. Нет закона, не дающего мне такого права. Я уже двенадцать лет роюсь в этих баках. И никогда никому не докучал. Если что брал, так только из мусорных баков.

– Тут вопросов нет. Вам ничто не грозит, Джек. Взгляд Джека снова переместился с одного полицейского на другого.

– Ну, так в чем тогда проблема? У меня дела. Мне нужно пройти по моему обычному маршруту.

– В ваш обычный маршрут входит Мэрилебон? Нката открыл блокнотик, Джек насторожился.

Как локомотив, выпустил облако дыма.

– Ну и что, если так? Ни в одном законе не сказано, что я не могу рыться, где захочу.

– А в Кросс-Киз-клоуз? – спросил Линли. – Там вы тоже роетесь в баках?

– Кросс-Киз-что? Не знаю такого места.

Нката развернул копию рисунка с изображением Джека Беарда, положил на стол перед бродягой и сказал:

– В Кросс-Киз-клоуз живет один писатель, который тебя там видел, Джек. Он говорит, что в прошлую среду ты копался в мусоре. Он разглядел тебя настолько хорошо, что описал нашему художнику, и тот тебя зарисовал. Похоже, приятель? Что скажешь?

– Не знаю такого места. Честно вам говорю. Не знаю никакого Кросс-Киза. Ничего не знаю. Вам придется меня отпустить.

Линли увидел смятение на лице старого бродяги. От него исходил резкий запах страха. Линли снова сказал:

– Джек, вам ничто не угрожает. Тут дело не в вас. В прошлую среду в районе Кросс-Киз-клоуз была похищена маленькая девочка, вскоре после того, как вы там побывали. Мы…

– Не похищал я никаких девочек! – Джек затушил окурок о столешницу. Оторвал фильтр от второй сигареты и закурил. Кадык его дрогнул, и его глаза – с желтыми, а не белыми белками – внезапно наполнились слезами. – Я свое отсидел, – сказал он. – Пять лет как отдать. С тех пор я чист.

– Вы сидели в тюрьме?

– Кража со взломом. Пять лет в Скрабсе. Но я свой урок усвоил. Никогда не брался за старое. Но у меня с головой плохо, ничего не запоминаю, поэтому никогда много не работал. Теперь я занимаюсь мусорными баками. Больше ничем.

Линли мысленно пробежался по уже сказанному и нашел убедительный ход.

– Констебль, – обратился он к Нкате, – пожалуйста, расскажите Джеку о Кросс-Киз-клоуз.

Нката, видимо, тоже понял, в чем трудность. Он убрал рисунок и начал:

– Это причудливая такая сеть переулков. Ярдах примерно в десяти от Мэрилебон-Хай-стрит, рядом с Мэрилебон-лейн, поблизости там закусочная, где продают рыбу и чипсы, «Золотой хвост» называется. Рядом улица – тупик, куда выходят задние окна контор, а напротив них паб. Он стоит на углу, откуда начинаются переулки, заведение называется «Принц Альберт». Там выносят несколько столиков на тротуар. А мусорные баки…

– «Принц Альберт», вы говорите? – переспросил Джек Беард. – Вы говорите, «Принц Альберт»? Я знаю это место.

– Значит, вы там были? – спросил Линли. – В прошлую среду?

– Мог быть.

Линли поискал среди известных им фактов что-нибудь, что подстегнуло бы память бродяги.

– Мужчина, который вас описал, сказал, что вас оттуда прогнал констебль, возможно констебль-доброволец. Это не поможет?

Это помогло. На лице Джека отразилась обида.

– Меня никогда раньше не прогоняли, – заявил он. – Ни там. Ни в других местах. Ни разу.

– Вы регулярно там бываете?

– Конечно да. Это часть моего обычного маршрута. Я не шумлю. Не разбрасываю мусор. Никогда никого не беспокою. У меня с собой сумки, и когда я нахожу что-то интересное, могу сбыть это кое-где…

Линли вмешался. Экономические махинации бродяги его не интересовали, в отличие от событий прошлой среды. Он показал фотографию Шарлотты со словами:

– Это девочка, которую похитили. Вы видели ее в прошлую среду, Джек?

Джек, прищурившись, посмотрел на снимок, взял его у Линли и держал, отставив руку. Он изучал его добрых полминуты, все это время попыхивая сигаретой.

– Не помню ее, – сказал Джек. И теперь, сообразив, что им лично полиция не интересуется, разговорился: – В этом месте никогда ничего в баках особо и не находил. Так, разные мелочи. Погнутая вилка. Сломанная ложка. Старая ваза с трещиной. Статуэтка или еще что. Барахлишко, которое, как правило, нужно чинить, прежде чем сбывать. Но я каждый раз туда иду, потому что люблю придерживаться выработанного маршрута, как почтальон, и я никогда никого не беспокою, и никогда и намека такого не было, чтобы я причинил кому какое зло. У меня никогда не было там неприятностей.