Текст книги "Воин и чародей"

Автор книги: Элизабет Бойе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Гриснир только шире заухмылялся и потер мохнатые лапы, выражая крайнее удовольствие.

– Так значит, ты и есть тот самый человек-тролль, который устроил такой переполох среди доккальвов? Большей радости ты не мог мне доставить!

– Погоди, дай договорить! Я стал вести жизнь тролля из-за ужасного деяния, которое я, пока жив, не смогу себе простить. Это тяжкая ноша, Гриснир. Я убил своего отца. Я послужил неразумным орудием в руках его злейших врагов. Когда я умру, мне не будет жаль себя, да и никто другой меня не пожалеет.

Сигурд смолк и уставился в потолок, не желая видеть, как радость на лице Гриснира сменится презрением.

Старый тролль некоторое время молчал, задумчиво ковыряя в ухе грязным когтем.

– Время от времени мне слышатся голоса, – пробормотал он в крайнем волнении. – Голоса привели меня к тебе той ночью, когда я отыскал тебя в ущелье, и с тех пор они не дают мне покоя. Микла, Рольф, Ранхильд – вот имена тех, кто зовет тебя днем и ночью. Кто они, Сигурд, твои враги? Если это так, одно лишь твое слово – и я готов погибнуть, защищая тебя. Это верно, ты совершил ужасное и горестное деяние, однако я никогда не отвернусь от тебя. Ты и так довольно скорбишь, и я не стану прибавлять новой тяжести к твоему бремени. Оставайся здесь, у меня, столько, сколько пожелаешь, – даже навсегда, если захочешь.

Сигурд не сомневался в искренности старого тролля.

– Гриснир, – сказал он, – ведь я тебе только в тягость. Я и самому себе в тягость, как же это получается, что ты так добр ко мне?

Гриснир пожал плечами и, на миг задумавшись, поднял глаза к потолку.

– Покуда ты жив, часть моего сердца принадлежит тебе, и что бы ты ни сделал, я твой друг. Так что же – хочешь изведем этих троих, которые так настойчиво зовут тебя? Только скажи!

Сигурд, выбившись из сил, снова прикрыл глаза.

– Нет, Гриснир, – прошептал он, – ведь это мои друзья! Истинные друзья, как и ты. И я все-таки думаю, что лучше бы вы все предоставили меня моей судьбе, какова бы она ни была, – жить одичалым троллем, бесславно погибнуть… или что там еще я заслужил.

Гриснир встрепенулся:

– Ну уж нет, этого никак нельзя допустить! Я вижу, ты сильно устал, так что советую тебе выспаться. Твои друзья все-таки нескоро разыщут тебя, а к тому времени, когда это случится, хорошо бы тебе выздороветь и окрепнуть.

Сигурд послушно закрыл глаза.

– Гриснир… – пробормотал он. – Я хочу остаться здесь насовсем. Я не хочу возвращаться к ним.

– Ну так никто тебя и не гонит… – успокаивающе отвечал Гриснир и на цыпочках вернулся к очагу, где в закопченном котелке закипало, брызгая на огонь, какое-то варево.

Миновали последние зимние дни, и весна уже вступила в свои права, когда Сигурд наконец почувствовал, что прежняя сила вернулась к нему. Резные фигурки, которые так забавляли его в дни болезни, окончательно ему опостылели, когда солнце уже прочно обосновалось в небесах. Он понимал, что должен остерегаться, как бы не попасть на глаза тем, кто все еще питал ненависть к человеку-троллю, однако никакая сила не могла в теплый солнечный день удержать его в темной и тесной пещере.

– Похоже, мое жилище становится для тебя тесновато, – заметил как-то Гриснир, глубокомысленно наморщив большой лоб. – Скоро, очень скоро твои друзья наконец услышат твой зов.

Сигурд помотал головой – на душе у него все еще было неспокойно.

– Не знаю, как я смогу и в глаза им посмотреть, – пробормотал он, в глубине души отлично сознавая, что не сможет прятаться до конца жизни в пещере тролля.

– Прошлой ночью я видел еще одного твоего приятеля, – задумчиво продолжал Гриснир. – Морок, которого наслали на тебя Бьярнхард и Йотулл, знает, что ты жив, и ждет тебя. Когда-нибудь, Сигурд, тебе все равно придется как-то с ним управиться.

– Да знаю, – пробормотал Сигурд, – знаю. Гриснир, неужели тебе и вправду так уж хочется от меня избавиться? Я понимаю, ты привык к одиночеству…

Гриснир громко фыркнул, обрывая его:

– Избавиться! Надо же, до чего додумался! Я же говорил – можешь оставаться здесь навсегда, если только захочешь. Только я ведь ясно вижу, что ты все чаще стал поглядывать по сторонам, да и сам ты знаешь, что предназначен для более важных дел, чем заживо хоронить себя в подземной конуре!

Сигурд вздохнул и криво усмехнулся.

– Ладно, – проговорил он, сердечно похлопав старого тролля по спине, – я же знаю, что ты скажешь, что путешествие только пойдет мне на пользу, что я буду счастливей в пути, а ты хочешь только одного – чтобы мне было хорошо.

– Да как же ты догадался? – воскликнул Гриснир. – Слово в слово я так и хотел сказать!

– Может быть, обострились мои способности, – подмигнул ему Сигурд, – а впрочем, нельзя ведь жить в одной пещере с троллем и не вести с ним самое близкое знакомство!

Все это время Гриснир обучал Сигурда управлять своей врожденной Силой, и с наступлением весны Сигурд одним напряжением мысли мог творить такие чудеса, которые и не снились ему год назад. Гриснир заверил его, что еще немного обучения – и он будет таким же альвом, как всякий чистокровный альв, благодаря врожденной мощи, которую унаследовал он от своего отца Хальвдана. Теперь Сигурд знал, как призвать Рольфа и Миклу, а Гриснир научил его слышать их мысленные призывы. К своему удивлению, чаще всего Сигурд слышал Ранхильд, особенно когда прикасался к ее колечку или к тетиве, сплетенной из ее волос; и именно Ранхильд послал он свой первый зов через неизведанные просторы магии мысли. Затем он воззвал к Микле и Рольфу – их зов был сильнее и часто смешивался с неведомо чьим призывом, быть может кузнеца Бергтора, который все еще разыскивал Сигурда.

– Они приближаются, – объявил Гриснир однажды вечером, когда они сидели на пороге пещеры, глядя, как темнота спускается на вершины гор.

– Я тоже чувствую, – отозвался Сигурд, куда больше волнуясь и радуясь, чем он сам ожидал.

– Интересно, так ли им обрадуется Гросс-Бьерн, – лукаво заметил Гриснир. – Я подозреваю, что твои друзья несут с собой кое-что весьма для него любопытное.

С минуту они оба разглядывали морока, который восседал на вершине холма, разумно держась подальше от Силы Сигурда. Гросс-Бьерн больше не пытался запугивать их проявлениями дерзостной силы. Он шнырял вокруг Гриснирсфелла, отощавший и одичавший, ища случая прибегнуть к очередной хитроумной уловке. Пока Сигурд болел, морок пытался проникнуть в пещеру под самыми разными личинами, однако ни разу не сумел обмануть Гриснира.

Гросс-Бьерн больше не тратил силы в бессмысленных приступах ярости – он делал все, чтобы добраться до Сигурда. Прежде он превращался в полдюжины волков или иных хищников, однако в последнее время более хитро менял свой облик. Один раз он прополз под дверью в виде пучка соломы, но Сигурд тотчас же швырнул незваного гостя в огонь, и морок долго выл в трубе, состязаясь с оглушительным ревом ветра. Морок превратился в яростную бурю, которая захватила Сигурда в миле от пещеры, и пришлось ему часа два прятаться под скалой, поклон не догадался, как отогнать морока с помощью своей Силы. Неудивительно, что Гросс-Бьерн все больше впадал в уныние и в отчаянии опустился до дешевых фокусов, которые только смешили Сигурда и Гриснира.

Морок из кожи лез, чтобы задержать появление Миклы и Рольфа, устраивал дожди, наводнения, снежные бури – и все же пришел день, когда путники подошли к пещере и громко застучали в дверь. Сигурд поспешил им открыть, и гости с хохотом ввалились в пещеру, едва не прикончив его тумаками, щипками и медвежьими объятиями, – так им хотелось убедиться, что Сигурд им не снится. Гриснир торопливо запер дверь – приближалась метель – и посоветовал им поберечься: снять поскорее промокшие плащи и сапоги и просушиться у очага, пока не будет готов ужин.

Когда общий галдеж немного утих, Рольф воскликнул:

– Ох, Сигурд, глазам своим не верю – неужели это ты? У тебя в бороде две седые пряди, точно ты старик, да к тому же ты хромаешь. Что же такое с тобой стряслось, если ты сумел состариться буквально на глазах?

– Зима в этом году выдалась долгая и тяжелая, – отвечал Сигурд, улыбнувшись при мысли, как бы у Рольфа полезли на лоб глаза, если б рассказать ему, как он, Сигурд, предводительствовал шайкой троллей.

– Что ж, тяжелые времена закончились, – объявил Микла со всегдашней своей серьезностью и желанием выражаться так, чтобы все его поняли. – Никто не винит тебя, Сигурд, за то, что случилось в Свинхагахалле. Ты ведь ничего поделать не мог. Если б только ты объяснил все воинам Хравнборга, они непременно простили бы тебя и только питали бы еще большую ненависть к Бьярнхарду. Поверь мне, Сигурд, надо тебе вернуться в родные места, а не скрывать свой стыд и позор среди чужих.

Казалось, он готовился к спору, однако Сигурд, неожиданно для него, ответил:

– Конечно же, Микла, ты прав. Ты и всегда был прав. Я уже давно думаю, что должен бы встретиться лицом к лицу с воинами Хравнборга и принять приговор, который они мне вынесут. Но все-таки прежде мне надо сделать еще кое-что… Рольф, ты ведь прихватил с собой мою шкатулку с перчаткой?

Глаза Рольфа заискрились.

– Само собой! Ты хочешь, Сигурд, объявить о своем праве на перчатку?

Взгляд Сигурда был прикован к шкатулке, которую Рольф вынул из своего седельного мешка.

– Я буду смиренным ее слугой, – отвечал он, – и позволю ей направлять меня на добрые дела по ее разумению. Трудно все же Надеяться, что в Хравнборге с нетерпением ожидают моего возвращения… однако мне в голову пришла мысль, которая наверняка склонит их на мою сторону. Завтра ночью, если все пойдет как надо, я начну наконец готовить свою месть Бьярнхарду.

Ночь выдалась тихая и мирная, серебристые облака, затянувшие небо, отражали звездный свет, и в этом мягком сиянии все было видно как на ладони. Гросс-Бьерн, восседавший на утесе над пещерой Гриснира, презрительным фырканьем приветствовал появление своих врагов. Сигурд вытащил из-за пояса перчатку и натянул ее на руку, затем предупредил друзей, чтобы они держались на безопасном расстоянии, и поднялся на пригорок на другой стороне ущелья; Гросс-Бьерн глухо и подозрительно рычал, с интересом наблюдая за его действиями.

– Гросс-Бьерн, я вызываю тебя и твоих создателей на поединок! – прокричал Сигурд. – Ты и Бьярнхард – трусливые малодушные твари. Если есть у тебя хоть что-нибудь вроде чести, спускайся со своего насеста и сразись со мной. Если же ты откажешься, я всему Скарпсею расскажу, какое ты ничтожество – куча старых костей и шерсти, да еще три пустые головы, которые только и могут что глотку драть! Давай, морок, пошевеливайся – или, может, ты боишься меня?

Гросс-Бьерн в ответ яростно зарычал и замолотил копытами по кремнистой земле, с таким бешенством тряся всеми тремя головами, что их гривы извивались, точно змеи. Синий огонь полыхнул в его глазах, очертил его бледным сиянием. Чудище взвилось на дыбы, отвечая на вызов Сигурда рычанием, ревом и лязганьем своих смертоносных клыков. Затем морок ринулся на Сигурда вниз по каменистому склону, вытянув все три шеи, оскалив клыки и с убийственной яростью грохоча по камням копытами. В тот самый миг, когда, казалось, морок вот-вот растопчет Сигурда, тот отступил на шаг и кулаком в перчатке со всей силы ударил по спине твари.

– Браво! – завопил Рольф, видя, как морок перекувырнулся через головы и, задыхаясь, рухнул наземь.

В одно мгновение Гросс-Бьерн вскочил на ноги, пылая прежней яростью.

Несколько секунд он рыл землю копытами, хлестал себя хвостом по бокам – словом, применял все свои обычные уловки, дабы напугать будущую жертву, затем снова ринулся в атаку. На сей раз Сигурд нанес удар по горлу правой головы, и это так резко оборвало стремительный бег морока, что Гросс-Бьерн рухнул на колени и, проехавшись вперед по земле, под конец совершил еще один кувырок. Если бы Сигурд сражался секирой, он уже сейчас мог бы прикончить морока; однако он хотел честной схватки и потому бестрепетно позволил Гросс-Бьерну подняться на ноги. Морок злобно сопел, пожирая глазами противника, и скреб одним копытом каменистую землю.

– Сигурд, он задумал изменить облик! – обеспокоенно крикнул Гриснир. – Берегись, не дай ему обмануть тебя! Ты уверен, что обойдешься без нашей помощи?

– Еще как уверен, – отвечал Сигурд, не сводя глаз с Гросс-Бьерна. – Пусть себе превращается во что захочет – ему хорошо известно, что эта перчатка в сотню раз сильнее любого его обличья. Ну же, Гросс-Бьерн, бейся или уноси ноги! Все равно когда-нибудь я найду тебя и завершу дело, которое начал этой ночью.

Гросс-Бьерн затряс головами и помчался вперед, но в последнее мгновение резко встал и начал принимать облик озерного чудовища, которое Сигурд видел в Хравнборге. Монстр высился над ним, изрыгая яд и хлеща воздух пучками щупалец. Сигурд отрубил скользкое щупальце, которое обвило было его запястье, затем крепко ухватил длинную змеевидную шею и принялся душить морока. Гросс-Бьерн дико заверещал и принялся вырываться. Внезапно Сигурд обнаружил, что стискивает шею морока уже в обычном его виде и увесистые копыта молотят воздух, пытаясь сделать из противника лепешку, а две другие головы грозно щелкают зубами. Не ослабляя захвата, Сигурд изо всех сил ударил ближайшую голову кулаком между глаз, и от такого удара Гросс-Бьерн зашатался. Другой удар, по носу второй головы, свалил чудище на колени, а Сигурд все душил его, пока едва не свернул голову, и та пронзительно заскулила, прося пощады.

Микла покинул свой безопасный наблюдательный пост и в несколько прыжков оказался около Сигурда, на бегу рывком открывая суму.

– Я сохранил уздечки! – торжествующе воскликнул он, выхватывая из сумы пригоршню этого диковинного снаряжения, и тотчас же принялся прилаживать уздечку к одной из голов Гросс-Бьерна.

– Отдай их мне! – задыхаясь, прохрипел Сигурд. – Прочь отсюда, Микла, пока он не сломал тебе шею!

Гросс-Бьерн принялся вырываться и лягаться.

– Да ничего со мной не случится, – отвечал Микла, потирая ушибленную ногу. – Я же тебе помогаю… Ага, готово! Теперь займемся и другими головами.

Морок яростно вертел взнузданной головой, но поделать ничего не мог.

Сигурд набросился на среднюю голову, которая была крупнее и злее остальных и настолько сильна, что ей удалось сбить его с ног. Два ряда зубов зловеще защелкали над самой его головой, и морок перевалился набок, стремясь своей тяжестью смять и раздавить Сигурда. Тот было вскочил, но острые зубы впились в его ногу… и тут же разжались, когда Гриснир, одним гигантским прыжком пролетев к ним от порога пещеры, оседлал шею морока и погрузил желтые острые клыки в ухо Гросс-Бьерна. В награду за такой подвиг морок со всей силы заколотил им об землю, пытаясь избавиться от врага, так нагло вцепившегося в его шею.

Сигурд угомонил тварь страшным ударом меж ушей средней головы. Обезумев окончательно, Гросс-Бьерн осел на задние ноги, а Сигурд, повиснув на толстой шее, свободной ладонью зажал ноздри чудища. Задыхаясь, Гросс-Бьерн судорожно разинул пасть, и Микла тотчас же ловко сунул в нее удила и затянул уздечку на средней голове. Не желая оставаться в стороне, Рольф храбро метнулся вперед и вцепился в повод. Загнанный, униженный и скулящий, Гросс-Бьерн уже почти не сопротивлялся, когда наконец взнуздали его последнюю голову, изрядно пострадавшую после попыток разбить о камни Гриснира. Старый тролль, целый и невредимый, высвободил свои зубы из уха Гросс-Бьерна и наконец соскользнул с его шеи.

– Ну, теперь-то он у нас в руках! – объявил он, отступая, чтобы полюбоваться на морока, который кое-как поднялся на дрожащие ноги и нетвердо стоял, свесив почти до земли взнузданные головы. – Что же мы теперь с ним будем делать?

Микла обмотал поводья вокруг запястья, измученный и запыхавшийся от борьбы с Гросс-Бьерном, но тем не менее весьма довольный.

– Он вернется к своему господину, Бьярнхарду, и принесет с собою замечательный груз. Ну-ка, Сигурд, какими проклятиями хочешь ты наградить своего старого врага? Назови их, а уж я наложу проклятие на Гросс-Бьерна.

Может быть, ты выберешь огненное проклятие, или пусть Гросс-Бьерн загоняет Бьярнхарда до смерти, как тот пытался поступить с тобой? Что ты выбираешь?

Сигурд дернул за узду, которую он держал так, чтобы смотреть в мутный глаз морока.

– Нет, Микла, всего этого недостаточно для Бьярнхарда. Или для доккальвов, которые кишмя кишат на равнинах, некогда принадлежавших Сноуфеллу. Знаешь, Микла, чего я хочу? Поветрия. Поветрия, которое пронесется от одного доккальвийского поселения к другому, а после него останутся лишь могильные курганы и опустевшие жилища. Бьярнхард услышит о его приближении и захочет спастись, но поветрие будет преследовать его, пока на поверхности Скарпсея не останется ни одного доккальва. Льесальвов проклятие не затронет, и тогда можно будет возродить Сноуфелл.

Рольф взирал на Сигурда с восторгом и почти священным трепетом.

– Сигги, да ведь это же просто замечательно! Наконец-то придет конец нашему изгнанию! Больше нам не придется скрываться в горных фортах.

– Ну, так скоро это не закончится, – сказал Микла после долгих размышлений. – Когда поветрие двинется на запад, оно погонит перед собой доккальвов. Придется нам укрепить форты против изголодавшихся и отчаявшихся разбойничьих шаек. Нам понадобится сильный вождь. – Он и Рольф разом поглядели на Сигурда, который стоял около укрощенного чудовища.

Сигурд кивнул, все еще пристально разглядывая Гросс-Бьерна.

– Да, хотел бы я оказаться там, где Гросс-Бьерн и его проклятие наконец настигнут Бьярнхарда. Не думаю, чтобы Бьярнхард был способен на благородную и отважную смерть, и я предвижу, что умрет он в одиночестве, ибо ему не дано пробуждать верность в сердцах своих подданных. Его ждет жалкая одинокая смерть… – Он прервал свои размышления вслух и обернулся к своим спутникам. – Ну что же, Микла, когда ты начнешь творить наше проклятие?

– Да прямо сейчас и начну, – отвечал Микла, раскрывая свою суму.

Завершив заклинания, для которых понадобились кое-какие необычные и довольно отвратительные предметы, Микла развел небольшой костер прямо перед ноздрями понурившихся голов Гросс-Бьерна и принялся сжигать каких-то сушеных зверюшек, травы и кости, попутно чертя знаки на земле и призывая земные стихии прийти к нему на помощь. Дым заволок налитые кровью глаза морока, клубясь и стремительно густея, затем взмыл в ночное бледное небо, источая омерзительную вонь, точно открылись разом тысячи могильных курганов. Гросс-Бьерн застонал и забился, с такой силой дергая поводья, что Рольф и Сигурд с трудом удерживали его.

– Отпускайте, – сказал Микла, завершив долгое бормотание, и в его усталом голосе промелькнула нотка торжества. – Глядите, вот и полетел!

Чудовище взмыло в небо гигантской черной тенью, которая тотчас же как будто расплылась в массивную непроглядно-черную тучу, – она все шире расплывалась по небу, пока зловещая тьма совершенно не поглотила серебристые ночные облака. Туча поплыла к западу, точно саваном накрывая каменистый лик острова.

– Дело сделано, – с удовлетворением проговорил Сигурд. – А теперь – возвращаемся в Хравнборг.

Глава 19

Последние мили до Хравнборга усталые кони шли шагом. Первый же дозорный, замеченный путниками, развернул коня и сумасшедшим галопом ускакал прочь – чтобы передать известие об их возвращении на следующий дозорный пост, откуда по цепочке новость доберется до самого Хравнборга. В форту уже знали о поветрии, придуманном Сигурдом, – смертоносное дыхание проклятия уже заполняло равнины.

Когда путники изможденным шагом приближались к последнему дозорному посту, Сигурд уже почти что сожалел, что дал уговорить себя вернуться. Он достойно отомстил Бьярнхарду и всем доккальвам за гибель Хальвдана, однако все равно существует некто, кто не удовлетворится этим отмщением, а именно – Ранхильд. Сигурд страшился встречи с ней, страшился презрения, которым Ранхильд навеки наградит его за все его ошибки и слабости. Даже обладание второй перчаткой Хальвдана не сможет очистить его от позорного пятна – потери уважения Ранхильд…

– Кто-то скачет нам навстречу, – объявил Микла, просияв. – До чего же хорошо наконец-то вернуться домой!

Всадник галопом скакал к ним, быстро приближаясь. Сердце Сигурда тревожно забилось – всадник был одет в красное, а этот цвет всегда носила Ранхильд… Миг спустя он и впрямь признал гибкую фигурку Ранхильд, ее светлые волосы, развевавшиеся на ветру.

Она рывком осадила коня и спрыгнула на землю, в спешке едва не упав.

Сигурд торопливо спешился, решив, что Ранхильд, верно, бросится на него с кинжалом и пешим ему проще будет защищаться. Нужно будет схватить ее и крепко держать, покуда ее ярость не поостынет, а потом – передать ее Микле и бежать прочь… На краткий миг он подумал, что лучше уж было остаться в чужих краях, чем вернуться сюда и увидеть ненависть в ее глазах.

Спотыкаясь, Ранхильд бежала к Сигурду по неровному склону холма и, к немалому его изумлению, смеялась. Кинжала в ее руке не было, а лицо сияло радостью встречи. Сигурд настороженно шагнул навстречу, все еще до конца не доверяя ей, – и Ранхильд бросилась в его объятия, точно сокол, с небес падающий на добычу. Руки ее тесно обвили его шею, влажная от слез щека прижалась к его лицу. То была чистейшая радость, и когда Сигурд понял это, он, сгорая от стыда, крепко и благодарно обнял Ранхильд.

– Вот уж чего не ожидал, – сказал он, глядя, как Ранхильд утирает слезы краем его потрепанного плаща, все еще наполовину смеясь и наполовину плача.

– Гляди-ка, да ты весь в лохмотьях, – пробормотала она, в последний раз всхлипнув, и тут же расхохоталась, увидав следы его неумелых попыток зачинить рубаху. – Хорошо, что я сшила тебе новую, – точно знала, что она скоро тебе пригодится! Я вижу, мое колечко все еще у тебя… а как же тетива?

– Вот здесь, – Сигурд коснулся своей шеи. – Но послушай… я знаю, мне не может быть прощения… Я почти уже решил не возвращаться сюда после того, что… ну, что ты знаешь. Мой отец…

Веселье разом погасло в глазах Ранхильд, и она улыбнулась Сигурду тепло и одновременно грустно.

– Ты наконец-то отрастил бороду, но в ней тут и там седые пряди. Должно быть, прошедший год был суров с тобой, если оставил по себе такие следы.

Хальвдан, верно, едва узнает тебя.

Сигурд ощутил, как кровь отхлынула от лица.

– Что ты сказала? – полушепотом, белея, переспросил он.

Ранхильд обернулась на гребень холма, в направлении, откуда она явилась.

– Сейчас сам увидишь, что я сказала, – отвечала она, кивком указывая на всадника на вороном коне, который шагом приближался к ним.

Сигурд не помнил, как шел по склону холма навстречу Хальвдану. Он положил ладонь на холку коня, не зная, что сказать, и во рту у него так пересохло, что, верно, ни одно слово не протиснулось бы в горло. Хальвдан был все тот же – суровый, мрачный, с настороженными глазами. Раненую руку он прятал под плащом, и плечи его подозрительно горбились.

Сигурд вцепился в гриву коня, понимая, что первым должен бы подать голос.

– Можно мне… то есть хочешь ли ты, чтобы я вернулся? – наконец выдавил он.

Плечи Хальвдана слегка обмякли.

– Только если сам ты этого хочешь, – ворчливо ответил он. – Я не стану больше силой удерживать тебя там, где ты не пожелаешь оставаться.

– Микла и Рольф… они ведь так и не сказали мне, что ты жив. Даже не намекнули! Так это твой зов я слышал так часто и никак не мог признать…

А я-то думал, что это Бергтор зовет меня!

– Это я запретил им сказать тебе всю правду, – пояснил Хальвдан. – Я не хотел, чтобы ты вернулся в Хравнборг только потому, что считал своим долгом предстать передо мной. Ты должен был вернуться по собственной воле, а не ради того, чтобы просить прощения.

– Почему же ты с самого начала не сказал мне, кто я такой? – спросил Сигурд. – Если бы ты рассказал все, я бы наверняка поверил.

Хальвдан покачал головой и извлек из-за ворота плоский ключик, привешенный к тонкой цепочке. Он передал ключик Сигурду.

– Вот ключ от шкатулки. Много раз я подумывал, не отдать ли тебе этот ключ, но всякий раз опасался того, что сотворил с твоим разумом Йотулл.

Последствия моего поступка могли бы погубить Хравнборг, хотя не по твоей вине. Если бы ты тогда, уже зная, что я твой отец, обратился против меня, боль от такого удара была бы куда страшнее, чем от раны, которую я получил в Свинхагахалле.

Сигурд отвел глаза.

– Я так счастлив, что не убил тебя.

Хальвдан показал ему амулет, висевший у него на шее, – золотой топорик.

– Этот охранный талисман когда-то подарил мне Адиль. Не знаю, что спасло мне жизнь – эта безделушка или лекарское искусство целителей из Арнлетшофа. Такого, как я, упрямого старого ярла прикончить не так-то легко. Если б ты получше упражнялся, может, тебе бы это и удалось. А впрочем, и так почти удалось.

– Ты слишком добр ко мне, – пробормотал Сигурд. – Я вел себя, как последний тупица, и ты это знаешь. Так вот какой разговор я подслушал тогда в конюшне!.. Дагрун уговаривал тебя рассказать мне, кто я такой, только… – Он запнулся и горько вздохнул. – Наверно, все же тогда я и впрямь бы тебе не поверил.

– Конечно, не поверил бы – уж Йотулл бы об этом позаботился, – подтвердил Хальвдан. – Он бы запросто убедил тебя, что я лгу, – даже если б я в качестве доказательства открыл шкатулку и предъявил тебе перчатку.

Сигурд кивнул.

– Как же я мог быть таким легковерным?

– Тебя обманули. Такое время от времени случается с каждым. Если бы не искусная ложь Йотулла, я думаю, ты и сам бы очень скоро отыскал истину… однако Йотулл убедил тебя, что ты похищен и обманут, а он – твой единственный друг. Да и сам я тоже ошибся. Я был слишком горд и опасался, что ты не захочешь быть моим сыном. Слишком долго я ждал подходящей минуты, чтобы открыть тебе правду, – непростительная тактическая ошибка для старого воина! – Он сурово сдвинул брови, точно и впрямь обдумывал свой военный промах. – Надо было все рассказать тебе еще при первой нашей встрече, когда я увидел тебя на холме под дождем… но тогда твоя бабка сказала мне, что сын Асхильд умер давным-давно. Как видишь, я тоже с трудом могу распознать ложь, когда она исходит от того, кому я доверяю.

Сигурд оглянулся на запад и вспомнил Тонгулль.

– Не вини ее. Она боялась, что я брошу ее одну. После гибели моей матери у нее больше никого не осталось.

Хальвдан тяжело, невесело вздохнул:

– О да, бедная Бергдис так никогда и не смирилась, что альв отнял у нее дочь, и только меня винила в ее смерти. Я приехал тогда, чтобы, согласно обычаю, забрать тебя с собой, – я ведь знал, что Бьярнхард скоро начнет разыскивать тебя и перчатку. Когда дела в Тонгулле стали идти все хуже, я заподозрил правду. Бьярнхардовы тролли выжили оттуда почти всех, кто мог бы помочь нам, но Бергдис все не обращалась ко мне за помощью. Даже сейчас мне не верится, что она могла быть так жестока… но, видно, она до самой смерти так и не простила мне свои обиды. Да, многое пошло бы по-иному, если бы в тот злосчастный день, когда Бьярнхард и его банда нагрянули в Хравнборг, я оказался дома!.. – Лицо Хальвдана потемнело от тяжких воспоминаний. – А тут еще и Йотулл. Тысячу раз я мечтал о малейшем, хоть с пылинку, доказательстве его измены – и я бы в тот же миг его уничтожил.

Мага трудно разглядеть насквозь… Глупцом я был, не подумав, что он при первой же возможности попытается переманить тебя к Бьярнхарду!

– Йотуллу я отплатил за все, – отозвался Сигурд. – Да и Бьярнхард тоже не избегнет расплаты.

Он вынул из потайного кармана шкатулку и повертел ее в руках, разглядывая.

– Шкатулка принадлежит тебе, и вот – я возвращаю ее. Перчатка там, внутри.

– Нет, перчатка твоя, и ты распорядишься ею сообразно своим желаниям. – Хальвдан поглядел вниз, на равнины у подножий гор, и глаза его жестко сверкнули. – Только вдвоем мы сможем отвоевать то, что некогда нам принадлежало. Я мечтал об этом с того дня, как ты появился на свет, и теперь мои мечты обернутся кошмаром для Бьярнхарда. – Он подобрал поводья и знаком подозвал Миклу, Рольфа и Ранхильд. – В Хравнборге, Сигурд, тебя встретят, как героя. Один только Дагрун знал с самого начала, кто такой на самом деле скиплинг. – Лицо Хальвдана, изборожденное следами утрат и ненависти, смягчила вдруг неловкая улыбка.

– Но я совсем не чувствую себя героем, – обеспокоенно проговорил Сигурд. – Ты уверен, что они простили меня? – Он указал взглядом на Хравнборг, припавший, как всегда, к своему скалистому насесту на склоне горы.

– Уверен, – ответил Хальвдан, протягивая ему руку. – Даю тебе в этом честное слово.

Сигурд горячо ответил на его рукопожатие. Глядя наконец в лицо своего отца, он не сомневался, что их отношения в будущем сложатся радостно и счастливо, хотя и не могут обойтись без столкновений такие характеры, удивительно схожие во всем, включая и недостатки.

Поветрие бушевало по всему Скарпсею, и под его натиском уже зараженные остатки доккальвов отступали в подземные твердыни, унося заразу с собой.

Были заброшены все процветающие селения и богатые копи – там остались лишь самые упорные доккальвы, но и они, неизбежно разделяя общее злосчастье, один за другим заболевали и умирали. Иные доккальвы все еще пытались бежать от неумолимого дыхания смерти, но незараженных поселений с каждым месяцем оставалось все меньше и меньше. Когда миновал год, льесальв мог проехать весь Скарпсей из конца в конец, не опасаясь более больных и малочисленных доккальвов, а когда прошло еще полгода, разошлись слухи, что на поверхности Скарпсея не осталось ни одного доккальва. Те, кто когда-то покидал свои древние подземелья ради щедрых посулов Бьярнхарда, теперь не желали подниматься на поверхность, чтобы случайно не подцепить заразу.

Не без грусти обитатели Хравнборга собирались вернуться на плодородные равнины и возродить былой образ жизни. Первым делом они намеревались отстроить прежний Хравнборг, который некогда сожгли дотла головорезы Бьярнхарда. Отважные воины Хальвдана должны были ныне превратиться в его подданных и поклясться снова встать под его руку на защиту их домов, полей и стад, буде им возникнет угроза.

В самый разгар сборов, когда грузили возки, телеги, навьючивали коней – и каждый день прощались с друзьями, уславливаясь скоро встретиться снова в возрожденном Хравнборге, – к порогу Сигурдова дома явилось мрачное напоминание о былом. Ранхильд, которая вот уже почти год была его женой, как-то ранним утром открыла заднюю дверь и едва не наступила на жалкий сверток тряпья – в поисках убежища несчастный заполз на крыльцо. Ранхильд едва глянула на него – и заторопилась назад, в дом, разыскивать Хальвдана и Сигурда. Они прервали беседу с Рольфом и Миклой и с удивлением выслушали ее сообщение: