Текст книги "Самый лучший праздник"

Автор книги: Элисон Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

И, несмотря на все свои усилия оставаться сдержанной, Брук не выдержала.

Она прижалась к Дункану спиной, и он тихо простонал ей на ухо ее имя. Он позволил ей расстегнуть его рубашку, ослабить ремень на поясе. Снимая с него рубашку, она осыпала влажными поцелуями его плечи. Кожа у него была теплая, с шелковистыми волосами на груди. Она поддразнивала его, гладя кончиками пальцев и лаская языком. Он тяжело дышал, все крепче сжимая ее плечи.

Брук слегка коснулась руками его спины, а затем стянула слаксы с его бедер. Он сам сбросил ботинки, а затем и все остальное.

Наступил момент, когда и она, избавившись от последней одежды, стояла перед ним обнаженная, вся дрожа, желая прикоснуться к его телу.

Она начала целовать его, и он, нежно обняв ее, потянул за собой в ванну, выключил кран, включил душ. Брук казалось, что все происходит словно во сне. Сколько раз она мысленно представляла себе Дункана стоящим под струями воды!

И вот Дункан здесь, в ее ванной, и вода текла ему на голову, на плечи, на ноги. Такой реальный, такой близкий…

Она улыбнулась. Он ладонью пригладил свои волосы и засмеялся.

– Что?

Брук почувствовала, как у нее краснеют щеки.

– Я представила, какой ты бываешь по утрам! У себя в душе…

– Я не хотел принимать душ. Хотел только увидеть тебя мокрую… Я так часто воображал себе эту картину!

Если бы он только знал! Если б только знал!..

Она до конца доиграет в эту фантазию. Ту, которой жила в течение последнего месяца, слушая шум воды у себя над головой и представляя себе обнаженного Дункана.

– Так лучше, – сказал он, заглаживая мокрые прядки ее волос за уши. – Я хотел видеть тебя такой, с мокрыми волосами, кожей…

Фраза оборвалась. Она откинулась назад, прижавшись спиной к черно-белым керамическим плиткам. Вода тонкими струйками стекала по ее плечам на грудь Дункана. Брук закрыла глаза и слушала затихающие звуки музыки, журчание воды возле уха, тревожное биение своего сердца и затрудненное дыхание Дункана.

– Дункан!

– Брук, – отозвался он, и все вокруг пропало…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ему необходимо было дать ей поспать. И он даст. Позже. Как только наполнится ею до предела.

Чувствуя на своем плече глубокое, ровное дыхание Брук, Дункан уставился на тонкую ткань балдахина.

Он невольно задавал себе вопрос: что значит быть больше чем другом; что значит, когда о тебе заботятся?

Он не мог иметь Брук всегда, поэтому он даже не должен думать о «всегда», он возьмет ее сегодня. Возьмет ее снова и будет брать до тех пор, пока больше не сможет взять.

А затем он уйдет.

О завтрашнем дне он подумает завтра. А сейчас он хотел думать только о лежащей рядом с ним женщине, о Брук.

Он повернулся к ней, уткнулся головой ей в плечо, пальцами слегка провел по ее спине, бедру.

Она задрожала, прижалась к нему теснее, повернулась на бок. Он подтянул простыню и прижал ее тело к своему. Она была теплой. Ощущение ее кожи – сладострастным. Ее запах наполнял все его существо. Он прижал губы к изгибу ее плеча и тут же вспомнил ее вкус.

Тогда он оставил все свои мысли и подчинился своим чувствам и желаниям своего тела. Он может унести ее туда, куда хочет и куда хочет она сама.

Дункан осторожно повернул ее на живот, наклонился и принялся осыпать ее затылок нежными поцелуями.

Он хотел одного: свести с ума эту женщину так же, как она свела с ума его. И контроль над чувствами сейчас был не лучшим выходом.

Его влечение к Брук было сильным. В своей жизни Дункан только раз испытал чувство сильнее этого, испытал то, в результате чего и дал свой обет.

Но теперь, когда Брук двигалась под ним, по мере того как ее страсть становилась сильнее, а ее тело реагировало на каждое его движение, он понял что-то очень важное.

Понял, что именно в этот момент, с этой женщиной, он, Дункан Кокс, нарушил свой обет. Безвозвратно.

Теперь любая его проблема ничто в сравнении с тем, что ждет его завтра.

Потому что он впервые полюбил!

Дункан думал, что, одеваясь в ванной, где оставил свою одежду, не разбудит Брук. Но он ошибся. К тому времени, когда он натянул на себя все, кроме спортивной куртки, и тихо направился было к входной двери, она уже сварила кофе.

Но он не сошел со своего пути. Не потому, что избегал Брук, а просто потому, что торопился в госпиталь. И еще он не хотел, чтобы его сбил с толку ее домашний вид.

Именно этот вид наводил на мысль о таких вещах, как забота, интерес и внимание, тогда как на самом деле ему ничего не требовалось. Да, ночью у них с Брук был великолепный секс. Если он будет соблюдать определенную дистанцию, будет держаться подальше от всего, что хотя бы отдаленно напоминает чувства, и, самое главное, не даст продолжения моменту слабости, который случился с ним в середине ночи, уходить будет намного легче.

Тогда он и подумал: как же близок он был, черт возьми, к тому, чтобы поддаться своим чувствам! Уходить было трудно. Он не мог, не имел права остаться. Слишком уж рисковал всем, что создавал всю жизнь.

Дункан глубоко вздохнул, пытаясь ослабить напряжение в груди. Уходя вот так сегодня утром, он заслуживал звание подонка. Пусть Брук так о нем и думает!

– Хочешь кофе? – приветливо спросила она, и он невольно остановился.

Лицо ее было чисто вымыто, а волосы черной блестящей волной падали на плечи.

Он никогда еще не видел Брук такой растрепанной и такой желанной, и ему было приятно сознавать, что именно он стал причиной ее столь обольстительного, даже порочного вида.

– Я лучше пойду, – сказал он, переступив с ноги на ногу. – Мне на дежурство, – он взглянул на часы, – через час.

Она затянула пояс любимого темно-лилового халата, который часто носила дома. Атласные складки облегали знакомые изгибы. Как ему хочется снова прижать ее к себе, хочется… Дункан встряхнул головой. Брук Бейли была тем, что он не позволит себе иметь.

– Да? А я должна идти в магазин.

Она закинула назад волосы, снова упавшие ей на плечи. Он увидел разочарование, затуманившее ее голубые глаза. Его сердце забилось вдвое чаще. Брук налила себе чашечку кофе.

– Сочельник. Последний день безумств.

Как он хотел глубоко погрузить руки и лицо в ее волосы, поцеловать шею, вдохнуть ее запах!..

– По крайней мере до двадцать шестого, верно?

Она засмеялась. Как чудесно она смеется! Брук глубоко засунула руки в карманы и вздохнула.

– Это был и в самом деле великолепный год!

Дункан слышал ее слова, но видел нечто большее. В ее взгляде читался скрытый намек, что он имеет к этому Рождеству самое отдаленное отношение. Отчасти ему это нравилось. Очень даже нравилось. Но самая большая часть его существа, часть, которую он глубоко скрывал и существование которой отрицал в течение многих лет… именно эта часть думала о будущем, о возможности провести с этой женщиной много замечательных лет, отпраздновать уйму праздников Рождества.

Глубоко выдохнув, Дункан сделал шаг назад и надел куртку.

– Я лучше пойду.

Она кивнула и одарила его улыбкой вполне довольной женщины.

– Спасибо! За балет.

– Конечно, – ответил он. – Славный был вечер!

– Да. Славный. – Она подошла поближе, хотя их по-прежнему разделяла барная стойка. – Я уверена, тебе надо почаще это делать.

Если она говорила исключительно о балете, он с ней не согласен. Если она говорила о том, что нужно иметь время на развлечения, что ж, это избитая мысль. Он уже давно забыл, что такое развлечения.

Но если она говорила о времени между полуночью и четырьмя часами, черт возьми, – да, это то, что ему надо и чем он хотел бы заниматься почаще. И он хотел заниматься этим только с ней! То же самое можно было сказать и о чувствах, которые Брук пробудила в его душе.

– Не знаю. Думаю, с тебя уже достаточно терпеть меня.

Она снова засмеялась. У него внутри все сжалось. Он протянул руку к дверной ручке.

– Увидимся еще? – спросила она, и ее голос задрожал.

– Конечно, увидимся. Я живу, – он указал на потолок, – этажом выше.

– Я знаю.

– Тогда ладно, – произнес он и, не зная, что еще сказать, открыл дверь, вышел, захлопнул ее за собой, прислонился к ней спиной и закрыл глаза.

Когда Дункан Кокс наконец открыл глаза, он увидел прямо собой Нетти Мей. Нежно-розовый стеганый халат, доходящий до икр, в тон ему шлепанцы с пушистыми меховыми помпонами и газовый шарф на голове.

У старушки на лице читалось явное недоверие, в руках она держала веселенький сверток того же цвета, что и те, что лежали на полу перед дверьми Терри и Салли.

– Традиция прежде всего? – спросил Дункан, как только обрел дар речи.

Она прищурила один глаз, закусила губы и не произнесла ни слова.

Сейчас последует допрос с пристрастием, которому его еще никогда в жизни не подвергали, мелькнуло у него в голове. Как ни странно, но он чувствовал, что заслуживает этого.

– Сначала Брук набивает носки, а теперь вы разносите свертки. И все перед рождественским утром. – Он щелкнул языком. – Уж совсем влезли в шкуру Санта-Клауса!

Нетти прищурила второй глаз.

– Санта-Клаусу придется подождать.

– Чего? – Дункан поднял бровь. Нетти уперлась рукой в бедро.

– Пока я вас не отшлепаю!

– Полагаю, вам не терпится это сделать? – уныло отпарировал он.

– О, да, мне не терпится, молодой человек! – Ее сухонькая ручонка превратилась в маленький кулачок, грозящий ему. – Лучше объясните, что вы делаете в квартире Брук в столь ранний час?

– Обычный соседский визит…

– А как насчет того, что на вашей рубашке застегнуты только три пуговицы, ремень наполовину свисает из кармана куртки, а волосы выглядят так, будто в доме нет ни одной расчески?

Он наклонился вперед.

– Не беспокойтесь. Я ничего плохого ей не сделал.

Нетти немножко подумала.

– Пока не сделал, – сказала она и не дала ему шанса ответить: – Вы знаете, какой сегодня день?

– Конечно. 24 декабря. Сочельник.

– И?.. – подсказала она.

– Среда?

Нетти взяла рукой его подбородок и притянула к себе его лицо.

– Одиннадцатый день Рождества!

– И это должно что-то для меня значить?

– Это значит, что вам лучше поскорее решить, где взять флейту с одиннадцатью дудочками, пока эта юная леди не проверила свой пустой носок.

Он попытался изобразить невинность.

– Не думаете же вы…

– Мне не надо думать! Мне восемьдесят лет. Я знаю .– Нетти положила сверток на полу перед дверью Брук и оставила Дункана стоять в коридоре наедине со своими мыслями.

– Брук, дорогая! У тебя сегодня не рождественский вид!

Голос Нетти раздался у нее за спиной, и Брук, повернувшись, увидела свою квартирную хозяйку, стоящую в нише со стремянкой в руках.

Брук мельком оглядела свой наряд: брюки из шотландки и элегантную блузку цвета сосновой хвои.

– Кажется, сегодня этот наряд вполне уместен. – Она дотронулась пальцами до роскошной броши, приколотой над верхней пуговицей блузки. – Брошь великолепна! Спасибо.

Польщенная Нетти наклонила голову в одну сторону, потом в другую.

– Мои девочки должны быть уверены, что кто-то о них заботится. – Она подняла на Брук свои всевидящие и всезнающие глаза. – И что с ними не случится никакой… неприятности!

То, что Нетти сделала ударение на слове «никакой», не говоря уж о «неприятности», подсказало Брук, что сегодня утром разговор ее квартирной хозяйки с Дунканом за дверью ей не послышался.

– Никогда ведь не знаешь, каких негодяев и прохвостов можно встретить в коридорах в утренние часы.

Брук подумала о кофейных глазах Дункана, его светло-каштановых волосах, в которых просвечивали и белокурые прядки, подумала о его одежде, в которой он был прошедшей ночью. Затем представила его безо всякой одежды… В ее ванной.

Она с трудом сдерживала дрожь, пробиравшую ее от корней волос до кончиков туфель.

– А что вы знаете о негодяях и прохвостах, прогуливающихся по коридорам в утренние часы?

– Это мой дом. И я стараюсь, чтобы негодяи и прохвосты, прогуливающиеся по этим коридорам, были приличными людьми!

А Дункан приличный человек? Нетти, казалось, сосредоточенно ждала ответа.

– Думаю, вам не о чем беспокоиться.

Нетти принялась раздвигать стремянку в центре проема.

– Сегодня я слышу это уже второй раз, – пробормотала она.

Пока Брук раздумывала, имеет ли в виду ее квартирная хозяйка Дункана или это сама Брук хочет о нем услышать, Нетти начала взбираться на стремянку. Брук кинулась к ней.

– Что вы делаете!

– Раз клев затих, я решила переместить наживку ближе к входной двери, – ответила Нетти, протянув руку к омеле. – Посмотрим, какую еще рыбку я могу поймать!

И тут она оступилась. Стремянка сложилась и грохнулась. Когда Нетти упала ей на руки, Брук истошно завопила и вместе с ней упала на натертый пол.

Дункан стоял в сестринском пункте «Скорой помощи», когда в широко распахнувшиеся автоматические двери сестра провела Брук. Он изумленно посмотрел на нее, бросил медицинскую карту в руки своему ассистенту и торопливо пошел по коридору.

Кровь просочилась сквозь марлевую повязку над левым глазом. Что за черт! Дункан почувствовал, как сердце у него забилось с бешеной скоростью. Столько крови! Ей, несомненно, требуется наложить швы. Он, конечно, справится, но лучше бы это сделал Джеймс. Дункан попытался вспомнить, говорил ли его друг что-нибудь о своем сегодняшнем расписании.

Брук остановилась и подождала, пока санитары провезли мимо каталку. Она отклонила попытки медсестры сменить окровавленную повязку и переключила свое внимание на женщину на каталке.

Дункан нахмурился и взглянул туда же. На каталке лежала Нетти Мей. Проклятье!

Активные действия, молниеносные вопросы и ответы, и вот уже Нетти увезли в рентгеновское отделение, а Брук отвели в процедурный кабинет, игнорируя ее громкие возражения, что с ней все в порядке, а пострадала лишь Нетти.

– О ней позаботятся, – успокоил ее Дункан, войдя в палату с ее карточкой в руках и отметив, что давление и пульс у нее в пределах нормы.

При виде ее красных распухших глаз он лишь крепче вцепился в карточку, твердо решив остаться безразличным. Узнать причину того, что произошло. И сделать так, чтобы это не переросло в нечто большее, чем встреча доктора и пациентки. Сделать так, чтобы его напряжение и головная боль не оказали влияния на его суждение. Или ее лечение.

Он положил ее карточку на столик и протянул руку к повязке у нее на лбу.

– Почему ты мне не расскажешь, что произошло?

Она моргнула, когда он потрогал кожу вокруг раны.

– Нетти упала.

– С большой лестницы? – спросил он, промывая ее рану.

Порез был ужасный, но чистый. Наложить шов будет легко. И все же…

Дункан повернулся к помогавшему ему медбрату.

– Майкл, пригласите, пожалуйста, ко мне доктора Маккея. Я хочу, чтобы он посмотрел рану на лбу у мисс Бейли.

– Сию минуту, док, – сказал Майкл и исчез. Дункан снова повернулся к Брук.

– Ну?

– Нет. Не с большой лестницы. – Брук наконец ответила на вопрос. – Со стремянки. А зачем тебе нужен Джеймс?

– Джей должен зашить тебе лоб. Я бы и сам мог это сделать, но не знаю, захочешь ли ты до конца своих дней выглядеть как Франкенштейн!

Она чуть заметно улыбнулась.

– Шучу, конечно, – усмехнулся Дункан, дезинфицируя и слегка подтягивая рану. – Но это же его специальность!

– Джеймс пластический хирург, Дункан! А требуется всего лишь наложить швы!

– Если Джеймс занят, он даст мне знать, – не слушая ее, рассуждал Дункан. – А теперь скажи мне, что произошло с Нетти. И с тобой.

Она покорно сложила руки на коленях.

– Я собиралась на работу. Остановилась в прихожей, чтобы положить под елку подарки. Нетти залезла на стремянку, чтобы передвинуть омелу.

– И ты ей позволила?

– Она была уже на второй ступеньке, когда я обернулась и увидела, что она делает. И, конечно же, я попыталась ее остановить! – Брук покачала головой, вспоминая. – Похоже, у нее подвернулась нога. Или она оступилась. Стремянка сложилась, и мы обе упали на пол.

– А этот порез? – Он поднял подбородок, показывая на ее лоб.

Она осторожно дотронулась до повязки.

– От стремянки. Болт или острый край. Не могу точно сказать.

– Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка?

Брук неопределенно пожала плечами, и он что-то записал в карточке.

– А Нетти ты не собираешься осматривать?

– Обязательно осмотрю, как только ее привезут из рентгеновского кабинета. – Дункан написал записку Джеймсу. – А зачем, кстати говоря, ей понадобилась омела?

Брук вздохнула.

– Она хотела ее передвинуть. Хотела лучшего улова.

Он с минуту подумал, потом покачал головой.

– Полагаю, Нетти слишком увлеклась, помогая тебе в твоих рождественских развлечениях!

В следующую секунду он почувствовал, как Брук напряглась, словно отгородившись непроницаемым щитом.

– Моих рождественских развлечениях? Омелу повесила не я!

– Конечно, нет, но если бы ты не стала заниматься носками и украшать елку, она бы не вешала и омелу.

– Ты меня обвиняешь?..

– Просто таковы обстоятельства, Брук.

– Обстоятельства, в которых почему-то виновата я.

– Это был несчастный случай. Давай остановимся на этом.

– Несчастный случай, в котором, ты считаешь, виноваты рождественские праздники. Знаешь, Дункан, – добавила она, когда в комнату уже входил Джеймс, – я всегда считала, что самые лучшие доктора получаются из чутких, заботливых, чувствительных людей. Я оказалась права.

– Тебе лучше? – Джеймс уже протягивал ей стаканчик с кофе.

Брук скептически посмотрела на напиток, и Джеймс засмеялся.

– Это из ординаторской. Вполне безопасно.

– Вообще-то это неважно. Просто сомневаюсь, что смогу хоть что-нибудь попробовать. – Она прикоснулась к своей щеке. – У меня эта сторона лица будто в замазке. Во рту словно стог сена.

– Действие обезболивающего скоро пройдет. Сложнее будет справиться с тем, что ты почувствуешь завтра.

– Я почувствую твои швы? – спросила Брук, пытаясь отхлебнуть кофе.

На докторе Маккее было легче сосредоточиться, чем на том, что она, может быть, почувствует завтра. Главным образом на мыслях о том, что прошедшая ночь оказалась непростительной ошибкой.

– Немного, – ответил Джеймс, возвращая ее к настоящему.

Брук скрестила ноги.

– Со мной все будет в порядке. Меня беспокоит Нетти.

– Дункан оставит ее на ночь для обследования. У нее пока что легкая аритмия. Беспокоиться не о чем. Все будет хорошо. – Джеймс покачал головой. – Во всяком случае, все кости у нее целы. Ты, должно быть, смягчила ее падение.

– Ну и сочельник выдался! Если бы только ты раньше увидела, что Нетти собирается делать!.. – проворчал Дункан.

Брук вздернула подбородок. Неважно, что думает доктор Кокс. Нетти Мей получит тот сочельник, который заслуживает!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Прежде чем отправиться домой после окончания дежурства, Дункан остановился перед палатой Нетти. Он уже наведывался к своей квартирной хозяйке, хотя ее лечащий врач заверил его, что в этом нет нужды, что жизненно важные показатели стабильны и что сейчас их пациентка мирно отдыхает.

Дункан не потрудился объяснить, что нужда все-таки есть. Он это признавал. Его забота о своей квартирной хозяйке, своем друге, выходила за границы обычной профессиональной этики.

Еще немного, он был уверен, и он испытает те чувства, в которых отказывался признаваться большую часть своей жизни.

Как и чувства, которые он уже испытывал, к Брук.

Он ощущал связь с ней каждой клеточкой своего существа. Чувствовал, как к ней относится. Как хотел бы к ней относиться. Как ее любит.

В этот момент словно холодная стена в его груди разбилась, треснула, упала. Тепло растопило остатки льда вокруг его сердца, переполненного нежностью к необыкновенной женщине. Женщине, которая появилась в его жизни тогда, когда ему больше всего этого не хватало и когда он меньше всего этого ожидал.

Широкая улыбка расплылась по его лицу. Он замер, наслаждаясь этим откровением и этим моментом, зная, что его будущее только что определилось.

Он посмотрел на шумно сопящую Нетти, затем оглядел тускло освещенную комнату и плоды творчества Брук. Мисс Веселое Рождество и тут оставила свой след.

Отделанный бахромой красно-зеленый шарфик с изображением Санта-Клауса и его эльфов, наброшенный на синее госпитальное одеяло Нетти. Сверкающая гирлянда, окаймляющая холодно-стерильное окно. Леденцы и разноцветные шарики, подвешенные на проволоке на лампочках. Маленькая, украшенная игрушками синтетическая елочка, под которой лежали три свертка в яркой упаковке. Эти усилия теперь не удивляли Дункана. Несмотря на падение, травму и порез, который Джеймс аккуратно зашил, Брук все же нашла силы и время позаботиться о Нетти.

В этом была вся Брук, в этом была сила ее характера. Именно поэтому он ее и любил.

В отличие от него она не отгородилась от лишних забот, а протянула руку людям, бескорыстно предлагая им то, чего никогда не имела сама. Она рисковала – рисковала своим сердцем, своим благополучием.

Она играла роль Санта-Клауса, набивая подарками рождественские носки, чтобы люди не чувствовали, как больно оставаться в праздники в одиночестве. Она заронила зерно романтизма между двумя друзьями и наблюдала, как расцветает любовь Джеймса и Салли. Она баловала пожилую даму, у которой не было семьи, придав новый смысл жизни Нетти.

А он препятствовал каждой попытке Брук ввести его в круг своих друзей, пустить в свое сердце! Он был круглым дураком!

Но с этим покончено! Теперь он спрашивал себя, не все ли для него потеряно. Достаточно ли велико сердце Брук, чтобы простить его? Сможет ли он заслужить ее любовь, если она сочтет его достойной этой любви?

– Наша девочка украсила эту палату, да? – услышал он у себя за спиной заспанный голос Нетти.

Наша девочка? Это ему нравилось. Дункан бросил взгляд на три подарка под крошечной елочкой.

– Я думаю, Санта-Клаус уже побывал здесь.

– Мой Санта-Клаус – может быть! А к Брук он приходил?..

Дункан закрыл глаза и проклял себя.

– Вы ведь не забыли?

– Забыл!

– Тогда поторопитесь и исправьте свое упущение, – велела Нетти.

– Я уверен, она уже проверила свой носок. Слишком поздно!

– Сейчас еще одиннадцатый день. Еще не поздно, – заметила Нетти, и у Дункана возникло странное чувство, что старушка имеет в виду нечто большее, чем сегодняшний подарок.

– Как я могу успеть что-либо сделать до полуночи?

– Не знаю. – Она погрозила ему пальцем. – Но не забывайте, что в полночь будет уже двенадцатый день.

Да. На двенадцатый день наступит Рождество.

– Вам надо поспать. Это единственный способ выбраться завтра отсюда. Я хочу, чтобы на Рождество вы были дома, – сказал Дункан.

– Ладно, ладно, доктор. Это чуть ли не самое приятное, что я слышала от вас. Я рада, что вы привели свои мысли в порядок.

Он глубоко вздохнул.

– Не уверен, что они все приведены в порядок. Но я пытаюсь это сделать.

– У вас прекрасно получается. – Она внимательно посмотрела на него. – С тех пор как ушел мой дорогой Уолтер, в Рождество у меня всегда возникают сложные чувства. Я слушала, как другие поют рождественские гимны, видела, как они проводят время со своими семьями. И мне было грустно. Но в этом году Брук не позволила мне погрузиться в прошлое. Она помогла мне приобрести новые воспоминания. Маленькое чудо, если учесть, как я упряма. – Ее глаза сверкнули. – Рождественские чудеса вполне возможны, Дункан! Вам надо лишь открыть свою душу.

– Посмотрим, – проговорил он хриплым голосом и наклонился, чтобы совершенно непрофессионально поцеловать пациентку в щеку. – А теперь спите.

Она глубоко зарылась под рождественский шарф, натянув его до самого подбородка.

– Идите, идите! – Нетти помахала рукой. – Вы должны позаботиться об одиннадцатом и двенадцатом днях! А моя работа выполнена, и я хочу поспать.

– И что же это была за работа? – улыбнулся Дункан.

– О, ничего, – сказала она, затем прошептала: – Я всегда знала, что омела действует, как подобает омеле!

Покачав головой, Дункан направился к двери, остановился, оглянулся и увидел ее улыбающиеся серые глаза.

– Как вы узнали, что это я клал подарки в носок Брук?

– Мне восемьдесят лет. Я все знаю , —ответила Нетти с блаженной улыбкой.

– Я в порядке, Сал. Правда.

Поздним вечером в сочельник Брук уселась на молитвенную скамейку.

Салли, как строгая мама, топнула ножкой.

– Тебе надо пойти в постель и поспать.

– Я не хочу спать. Я хочу дождаться Санта-Клауса, – сказала Брук и засмеялась, увидев, как нахмурилась Салли. – Ну, ладно, Салли! Уже почти Рождество. Дай мне еще немного побыть ребенком!

– Хорошо! – Салли села рядом с ней. – Но только если ты пообещаешь повзрослеть и лечь спать, как только появится славный малый в красном.

Брук засмеялась, но не стала давать никаких обещаний. Во всяком случае, той, у которой юбка почти не прикрывала ноги.

Если она повзрослеет, то уже не сможет наслаждаться Рождеством, станет такой же, как доктор Кокс, и потеряет способность чувствовать. Нет уж, спасибо!

Конечно, она дала слишком много воли живущему в ней ребенку. Дала волю всем своим чувствам. Но она сможет справиться с разочарованием и сожалениями по поводу Дункана. Позже, когда боль будет не так остра, она смирится с тем фактом, что он так и не ответил на ее чувство.

У нее все будет прекрасно. Более чем прекрасно.

Она заметила, как Салли подавила зевок.

– Ступай к себе наверх, – сказала Брук. – Я в порядке. Хочу посидеть здесь немного и послушать музыку.

– Утро вечера мудренее. – Салли вскочила. – Я немного побуду у Джеймса. Он говорил, что у него для меня что-то есть. Но долго я не задержусь. Да, а как насчет твоего Санта-Клауса? Что произошло в одиннадцатый день? – Когда Брук пожала плечами, Салли выдохнула: – Как? Ни одного подарка?

– Полагаю, это все было от Нетти. Надеюсь только, что она не беспокоится из-за того, что пропустила последние два дня, – вымолвила Брук как раз тогда, когда открылась входная дверь.

Она увидела Дункана, вошедшего с мрачным выражением лица.

О, Господи! Нет!

Сердце у Брук бешено забилось.

– Дункан? Что-нибудь с Нетти?

Он поднял взгляд, прошел мимо лестницы и направился к ней.

– С Нетти все в порядке. А почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь усталым…

Он выглядел более чем усталым. Изможденным, утомленным и ведущим какую-то внутреннюю борьбу. Ах, как же ей хотелось облегчить его ношу, снять усталость с его плеч, позаботиться о нем, вывести из этого мрачного настроения!

Но она не имела права, никогда не будет иметь права.

– Я просто… задумался. – И он замолчал. Салли спасла Брук от неловкой паузы, наклонившись к ней и крепко обняв.

– Я побежала! Увижусь с вами обоими позже.

– Спокойной ночи, Сал!

– Счастливого Рождества, дорогая, – прошептала Салли и застучала каблучками по ступенькам, оставив Брук наедине с Дунканом.

Он сел на самый дальний край скамейки и уставился на нее.

– Вот в таком наряде и ждут Санта-Клауса?

Она почувствовала, как губы у нее расплываются в улыбке, и посмотрела на свои шлепанцы из оленьего меха, носки с изображением флейты и доходящий до колен комбинезон, очень похожий на костюм эльфа. Не хватало только шляпы. Ее заменяли распущенные волосы.

– Мне так нравится, – сказала она, задрав подбородок и не собираясь спорить с доктором Коксом.

– Мне тоже нравится, – ответил он. – Как твой лоб?

Она потрогала край повязки.

– Болит. Но терпимо. Джеймс прописывает обезболивающее в больших дозах. Как Нетти?

– Она очень вынослива, – сказал Дункан. – Я знаю, у нее разыгрался артрит. Еще некоторое время назад я прописал бы ей более интенсивное лечение. Но ей восемьдесят лет, и…

– …она все знает, —докончила за него с улыбкой Брук. – Она такая прелесть! Я так рада, что познакомилась с ней!

– Я тоже.

– Ты в порядке, Дункан? Ты, кажется…

– Не в себе? – спросил он.

– Нет. Просто устал, наверное…

– Я действительно устал. А еще я сожалею о том, что сказал тебе сегодня.

– Не волнуйся об этом. Ты просто объяснил.

– Спасибо, – произнес он.

Оба замолчали. Пахло елью. Свечи отражались на свертках, лежащих внизу, бросая праздничные искры на обертки из фольги и яркие блестящие банты. Тихо звучала сюита из «Щелкунчика», которую поставила Брук.

Музыка играла до тех пор, пока не остановился компакт-диск. Брук хотела было встать.

– Погоди, – сказал Дункан. – Я сам все сделаю.

Через несколько минут музыка заиграла снова; послышались прекрасные джазовые рождественские мелодии, исполняемые мужественным кларнетом и нежной флейтой. Поставив диск, Дункан вернулся и сел поближе, положил руку на спинку скамейки и посмотрел в глаза Брук.

– Прости, – сказал он. – Но из-за сумасшедшего сегодняшнего дня я вспомнил слишком поздно. – Он посмотрел на нее. – Этот компакт-диск – лучшее, что я мог придумать, чтобы изобразить одиннадцать играющих дудочек.

Подарки! Это были его подарки! Это был Дункан!

—Почему? – только и смогла выдавить она.

– Это долгая история. Расскажу как-нибудь в другой раз. Но главная причина заключается в том, что я этого хотел. Я собирался в этом году, как всегда, избежать Рождества, но увидел, что оно значит для тебя. И я хотел это видеть. – Он поднял на нее глаза. – Брук, мне надо было это видеть!

– Зачем? – снова с трудом проговорила она.

– Я наблюдал за тобой и видел, как ты предана своим друзьям. Видел, как много ты им отдаешь. Как ты чувствуешь. Глядя на тебя, мне тоже захотелось чувствовать!

– О, Дункан! Это же так просто! Тебе надо только открыть свое сердце и подарить его людям!

Часы в прихожей пробили полночь, и Брук улыбнулась. Наступило Рождество.

– А ты можешь подарить мне его? – спросил он и добавил с улыбкой: – На Рождество?

– Рождество – только начало, Дункан! Это не один день.

– Я хочу больше чем один день, Брук! – Яркий свет свечей отражался в его глазах. – Хочу слышать, как ты поешь в душе. Хочу есть твои песочные печенья до тех пор, пока мне не станет плохо. Хочу наблюдать, как ты смотришь балет, как слушаешь музыку. Наблюдать, как ты глядишь на меня, думая, что я этого не вижу.

– О чем это ты?

– Я люблю тебя, Брук Бейли!

Он взял ее руку и прижал к своей груди.

– Чувствуешь? – спросил он, и она кивнула, услышав, как его сердце часто бьется о ее ладонь. – Это мой подарок тебе на двенадцатый день.

Двенадцать барабанщиков забили дробь. Слезы, ранее наполнившие ее глаза, полились ручьем.

– Этого достаточно, Дункан! Более чем достаточно!

Он обнял ее и поцеловал, мягко, нежно, а затем поднял голову, и она прочла в его настороженном взгляде вопрос.

– Я тоже люблю тебя… – Кончиком пальца Брук погладила его лоб. – Может быть, мне понадобятся годы, чтобы научить тебя жить с открытым сердцем, но я попробую.

Перестав улыбаться, она взяла его ладонь и положила себе на грудь. Их сердца бились в унисон.