Текст книги "Самый лучший праздник"

Автор книги: Элисон Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мужчины! Она не постигнет их и через миллион лет!

Брук смотрела на себя в зеркало ванной комнаты, ожидая увидеть хоть толику переживания на лице, что маячило перед ней.

Но нет. Из зеркала на нее с явным любопытством глядела молодая женщина с яркими голубыми глазами, тонкими чертами лица и иссиня-черными волосами. Совсем недурная особа! Решительная и независимая. Брук глубоко вздохнула и поправила непослушный узел волос на затылке.

Ну, хорошо! Что там на уме у мужчин, болтающих на кухне, ее не касается! Ей не до них. Особенно не до Дункана Кокса! Тем более, что Дункана, казалось, больше интересовало печенье, а не она сама, Брук. Во всяком случае, этот непонятный доктор, полагая, что Брук не смотрит, увлекшись разговором за столом, потихоньку таскал его из вазы.

И неправда, что путь к сердцу мужчину лежит через желудок!

Дункан Кокс – человек, который явно поглощен лишь своей карьерой, исключив из жизни все остальное.

Эта одержимость слишком напоминала Брук родителей. Ее отец посвятил свою жизнь карьере юриста. Мать работала в области рынка недвижимости. Оба они большую часть времени отдавали работе. Всегда.

У четы Бейли дело стояло на первом месте. Даже в Рождество, когда Брук приходилось слезно упрашивать родителей не нарушать семейную традицию.

Нелегко было быть белой вороной в семействе Бейли. Но семья есть семья.

Встряхнув головой, словно отгоняя от себя неприятные воспоминания, Брук протянула руку к зеленому глицериновому мылу. Осталось испечь и остудить два противня печенья, и все готово! Она успеет отнести угощение вниз, прежде чем к Нетти придут ее «девочки».

Квартирная хозяйка была милейшим созданием восьмидесяти лет. С тех пор как Брук четыре года назад переехала в Хьюстон, чтобы занять должность директора по рекламе в «Филдинг-Лейн», Нетти не уставала повторять, что в окружении молодежи она не чувствует своих лет. Самое интересное, что Брук ей верила. Скорее всего, это и помогает пожилой женщине сохранять активность. Жить плодотворно, чувствовать себя нужной.

Энтузиазм Нетти, ее вкус к жизни, опрятность и готовность в любую минуту взять быка за рога напоминали Брук ее бабушку, которая неожиданно умерла в этом году. Боль от утраты так и не утихла. Брук вздохнула. Вполне понятная грусть. Это было их время года, ее и Наины.

«Вечеринки Брук», как Наина называла их ежегодние праздники, были единственным временем в году, когда Брук удавалось собрать всех Бейли под одной крышей. Началось все с попытки приглашения всех родственников, носящих имя Бейли.

Но получилось то, что получилось, – праздник для нее и для Наины. А недавно Наины не стало…

Что ж, Рождество придет и уйдет. В этот раз праздник получится явно скромнее, вместо семьи будут друзья, но ведь и в переменах заключена своя прелесть.

Улыбнувшись, Брук вытерла руки, повесила полотенце и расправила плечи. Она готова вернуться к троим гостям, занимающим слишком много места в ее небольшой квартирке.

– Я осмотрела столовые приборы, – оживленно рассказывала Салли, когда Брук вошла в комнату, – пытаясь определить, что окажется более действенным оружием: салатные или обеденные вилки! И что наделает меньше шума.

Проходя мимо, Брук похлопала подругу по плечу. Джеймс хохотал, но Дункан никак не отреагировал на шутливую речь Салли.

– Спасибо, что заняла мужчин, Сал!

Пройдя в кухню, Брук раскатала на посыпанной мукой разделочной доске половину оставшегося теста для печенья, прислушиваясь к разговору в комнате.

– Брук, лапочка! Ты слишком долго занимаешься глазурью! – выпалила наконец Салли. – Мы заждались!

Брук остановила палец на полпути ко рту, оглянувшись, поймала через открытую дверь взгляд Дункана, пожала плечами, затем слизала глазурь и потянулась к формочкам для печенья. Добродушное замечание Салли развеселило ее, и она невольно улыбнулась.

Глаза Дункана сверкнули, потом потемнели, но это не произвело на нее никакого впечатления. Никакого! Ну ни малейшего!..

Она посмотрела на печенье, которое вырезала. Сердце Валентина. И вдруг испугалась. Влюбленное сердце! Случайность?

Брук бросила неиспользованное тесто обратно в миску, а формочки в раковину и попыталась включиться в разговор:

– Что я пропустила?

– Теперь я действительно раздавлен, – разведя руками, произнес Джеймс и засмеялся.

Слишком громко. Слишком фальшиво.

– А, обед в правлении! – сообразила Брук.

Он кивнул.

– Именно. Тот самый, которому никак не найдется места среди твоих важных дел!

Конечно, приготовление печенья по понятиям Джеймса Маккея никак не входит в число «важных дел». У него свои стандарты.

Но уже четыре часа! Обед начинался в семь, а до северной части города час езды. Она не успеет, даже если бы захотела.

– Ты же знаешь мою жизнь, Джеймс. Мне всегда не хватает времени.

– Для того, что важно, время находится. – Хотя выражение его лица оставалось добродушным, в голосе послышались резковатые нотки. – Все дело в приоритетах.

– Согласна, – кивнула она и оглянулась на Дункана.

Резко отодвинувшись от стола, он встал и подошел к арке, ведущей на кухню. Остановился и, сложа руки на груди, уставился на Брук.

Что это? Искренний интерес или желание защитить?..

Если это не… если это больше… если это личное… У нее засосало под ложечкой, и на долю секунды Брук прикрыла глаза. Нет! Не может быть. Просто не может быть!

– Для тебя важна карьера, Джеймс. Обед в правлении – вот твой приоритет, – сказала она.

– Верно, – усмехнулся Джеймс. – Как для тебя приготовление песочного печенья!

Брук чуть не выронила алюминиевую формочку, которую крепко сжимала, но прежде она сжала в ладони вырезанного из теста снеговика.

– Сегодняшняя стряпня была запланирована у меня заранее… Я должна это сделать сегодня. Сейчас.

Повертевшись на своем стуле, Салли посмотрела на Дункана.

– У вас есть предложение, как решить эту проблему, доктор Кокс?

Он засунул руки в карманы, развернулся на пятках, встретился с пристальным взглядом Салли и снова посмотрел на Брук.

– Боксерские перчатки? Бейсбольные биты? – Его глаза насмешливо блеснули.

Брук пожала плечами.

– Эй, ребята! – Джеймс тщетно пытался подавить улыбку, от которой всем стало не по себе. – Все не так уж плохо. Кроме того, Брук понимает, что я шучу.

Шутит? О да, конечно!

– Ничего не может быть лучше единодушия между друзьями, правильно, Джеймс?

– Как скажешь. – Обе ямочки у него на щеках заиграли – неспроста. – Мы всегда можем поцеловаться и помириться.

Брук сделала большие глаза и вернулась к тесту для печенья.

– Безнадежно, – чуть слышно пробормотала она. Дункан подошел к ней и стянул еще одно печенье. Она шлепнула его по ладони деревянной ложкой.

– Вдвойне безнадежно!

– Прими это как данность, Брук. – Салли оглядела Джеймса и Дункана. – Мы имеем дело с мужчинами! А это обречено на безнадежность.

– Нетти не хватит печенья! И не думайте, что я не сообщу ей, куда оно отправилось, – сказала Брук, бросив осуждающий взгляд на жующего Дункана.

Дункан облизал глазурь с кончиков пальцев.

– Думаете, она вам поверит?

Этот охотничий, гипнотизирующий взгляд хищной птицы, высматривающей свою добычу!..

– Она поверит всему, что я ей скажу, – ответила Брук, с трудом отводя от Дункана глаза.

Скрестив руки на груди, Дункан наклонился вперед.

– Вы, должно быть, для нее больше чем жилица.

– Она мой друг.

– А я думал, что за такое печенье Нетти предложила вам скинуть пару баксов с квартплаты!

Брук воздела руки.

– Я вас умоляю! Это лишь доброта моего сердца, вошедшая в поговорку. В настоящей дружбе никаких ожиданий не бывает! Но вы же это и сами знаете. Я имею в виду вас и Джеймса.

Он, казалось, обдумывал ее замечание, глядя на забавные фигурки, появившиеся на раскатанном тесте. Затем произнес:

– Никаких ожиданий?

Она помотала головой.

– Это не ожидания.

– А что же это?

Брук замерла и глубоко вздохнула. Она вовсе не хотела философствовать. Она лишь хотела дать Дункану вразумительный ответ.

Хотя поразмыслить было о чем. Например, кому нужны были рождественские праздники, которые она устраивала своей семье? И получают ли удовольствие от праздника те, кто уже ничего не ждет в этой жизни?

Скользнув лопаточкой между тестом и разделочной доской, она положила тесто на противень.

– Верность и доверие воплощают само понятие дружбы. Их нельзя отделить друг от друга.

– Значит, друг – это тот, кому ты можешь доверять автоматически? В чьей верности ты никогда не сомневаешься?

На этот раз ей понадобилось мгновение, чтобы подумать, и еще меньше, чтобы ответить.

– Да, если это настоящий друг.

– Нетти ваш друг?

Она кивнула и улыбнулась.

– Нетти прелесть! И Салли тоже. Не знаю, что бы я делала без них обеих.

– А Джеймс?..

От этого вопроса Брук стало немного не по себе. Потому что она знала, что они с Джеймсом друзья. На всю жизнь.

– Да. И Джеймс тоже!

Она перевела взгляд с Дункана на Джеймса и Салли. Какая-то отрешенность на их лицах поразила ее.

Сунув противень с печеньем в духовку, она сказала Дункану:

– Этим двоим, похоже, интересно вместе!

Дункан наклонился, чтобы в кухонный проем посмотреть на пару, сидящую за столом.

– По-моему, они забыли, что мы здесь!

Он не ошибся. Джеймс и Салли были полностью поглощены своим разговором. И друг другом. И тут Брук осенила мысль – слишком блестящая, чтобы ее можно было выразить словами.

– Я знаю, кого Джеймс должен сегодня взять на обед!

– Салли? – предположил Дункан.

– Да, – повернулась Брук. Джеймс поднял взгляд.

– У меня есть блестящий план! – громко заявила Брук, обращаясь к Джеймсу. – Сегодняшний вечер важен для твоего будущего, верно?

Тот кивнул.

– И нет никого, кого бы ты мог пригласить с собой, кроме меня, так ведь?

Он снова кивнул.

– Как всегда.

Брук проворчала:

– Будь внимателен. Мой план сидит рядом с тобой.

Джеймс перевел взгляд с Брук на Салли. И Салли посмотрела на Джеймса. Дункан, воспользовавшись паузой, стянул еще одно печенье и засунул его в рот.

– Сдаюсь! – воскликнула Брук и повернулась, чтобы установить таймер духовки.

– И когда же тебе надо быть там? – деловито спросила Салли, обращаясь к Джеймсу.

Два года. Именно столько Салли знала Джеймса Маккея. За этот срок можно было по крайней мере привыкнуть к нему. Особенно если учесть, что по роду своих занятий она комфортно чувствовала себя со всеми людьми, даже если знала их меньше двух минут.

Так почему же теперь она ощущала себя четырнадцатилетней девочкой?

Салли Уайт словно никогда и не было четырнадцати лет. Она никогда не испытывала девичьего трепета, никогда не шептала лучшей подружке поздно ночью по телефону о своем увлечении «этим классным парнем».

Она слишком быстро выросла, столкнувшись с жизненными реалиями. Взрослый ребенок, живущий со взрослыми братьями и сестрами, подчиняющийся взрослым родителям. У нее не было нормального детства по общепринятым стандартам.

Так почему же именно в эту секунду внутри у нее все перевернулось?

Ответ пришел так легко, что она не смогла сдержать улыбку. Она просто-напросто влюбилась в Джеймса Маккея, втюрилась как подросток – с тех самых пор, как он поселился в квартире над ней.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Женщины! Нет, он и через миллион лет не сможет их постичь!

Похоже, Брук твердо решила дать Джеймсу Маккею отставку. Во всяком случае, сегодня. Потому что ей надо печь печенье. Да, конечно. Печенье.

– Знаете, вам не обязательно это делать! – Он поднял глаза. Черные, как вороново крыло, волосы, зачесанные назад и собранные в тугой пучок на затылке.

Волосы, которые он хотел видеть мокрыми, под струями воды…

– Я знаю, – сказал он наконец.

– Я хочу сказать, вам не обязательно быть здесь, если вы должны идти в клинику!

Он пожал плечами.

– У меня есть еще время. Если только вы не хотите, чтобы я ушел.

Неожиданно на ее лице появилась застенчивая улыбка. Да он совсем не знает эту женщину! Месяц случайных встреч на лестнице и бессвязные рассказы Джеймса так и не нарисовали четкого портрета Брук.

– Нет. Я хочу сказать, оставайтесь, пожалуйста! Просто, должно быть, очень скучно смотреть, как пекут печенье! – Она засмеялась, и он вздрогнул от этого звука. – Я хочу сказать, я сама ни за что не стала бы смотреть, как кто-то печет печенье!

– Это вполне понятно! Мне бы тоже не хотелось, чтобы кто-то смотрел, как я извлекаю пулю из шестнадцатилетнего мальчика!

Она медленно подняла глаза, ее взгляд теперь был сосредоточенным и спокойным.

– Это случается часто?

– Можно сказать, слишком часто, – мрачно выдавил он.

– Поэтому вы и занимаетесь этим, да? – спросила она, надевая на руку специальную рукавичку. – «Скорая помощь»! Потому что случается то, чего не должно случаться, и вы хотите, чтобы не стало хуже. Если это в ваших силах.

Дункан неожиданно обнаружил, что ему тяжело дышать. Без всякой на то причины. Они с Брук никогда не говорили о том, чем он занимается. Черт, у них никогда не было настоящего разговора! До сегодняшнего дня. И все же она видит то, чего не видит Джеймс, который знает его всю жизнь!

– Да. Это часть моей профессии. Конечно, в ней нет того блеска, что есть в пластической хирургии, – добавил он. – Хотя Джеймсу удалось исправить несколько созданных мною недоразумений!

– Он хорошо делает свое дело, – произнесла Брук утвердительным тоном, но Дункан понимал, что это вопрос.

– Да. Очень хорошо, – кивнул он.

– Что помогает ему получать приглашения на обеды в правление! Или это скорее политическая акция?

Смышленая. Очень смышленая! И не боится трудных вопросов. Еще одна часть портрета, которую Джеймс оставил недописанным. Дункан тут же задался вопросом, что еще ему предстоит открыть в этой женщине.

– Сегодняшний обед, конечно, не повредит. В самом деле, Джеймс так обожает политические маневры, что я не удивлюсь, если через несколько лет он оставит свою практику.

– И уйдет в политику!

На этот раз в ее утверждении не было вопроса.

– Сдается мне, вы не слишком уважаете политику?

Зажужжал таймер духовки, и Брук, прежде чем ответить, вынула противень с печеньем.

– Было бы политически неправильным признаться в некотором двойственном отношении, как вы считаете?

– Я и сам-то плохо разбираюсь в политике. Чего никак не может понять Джеймс.

– Он пытался и вас уговорить пойти на обед?

Дункан наблюдал, как она поставила противень на стол.

– Он пытается направить меня по своей дороге, вымощенной желтым кирпичом. Но сегодня, думаю, его заинтересовала женщина!

– Политически правильная женщина! – уточнила Брук.

– Может быть, – усмехнулся он. – Я бы даже сказал, что Джеймс нашел непревзойденную спутницу. Или вы нашли ему непревзойденную спутницу!

– Потому что они непревзойденная пара! Обоими что-то движет.

– А вами ничего не движет? – Он заглянул ей в глаза.

Она с минуту подумала, затем все-таки нашла ответ:

– Здесь все просто. Когда я пеку печенье, мною движет любовь к Нетти!

По крайней мере она не сказала «необходимость избегать Джеймса». Дункан все больше и больше убеждался, что дело не в этом.

– А ваша любовь к Нетти вызвана…

– Как вы можете об этом спрашивать?

Закончив работу, Брук бросила лопаточку в раковину, но промахнулась. Наклонилась, чтобы поднять лопаточку с пола, и сказала:

– Посмотрите на этот дом! Нетти делает все, чтобы нам всем было здесь хорошо.

– Но разве это не ее обязанности? Как квартирной хозяйки? – Он указал на печенье. – Не станете же вы так трудиться для всех, кто выполняет свои обязанности?

– Нет. Не стану. Но Нетти особенная! – Брук прислонилась к раковине и поиграла рукавичкой, которую уже успела снять. – Она очень напоминает мне мою бабушку.

Вот этого Дункан не ожидал.

– Значит, чтобы устроить в этом доме веселое Рождество, вами движет… – Он не закончил вопрос.

Она лишь пожала плечами.

– Я люблю Рождество! Это преступление?

– Я не особенно хорошо знаю законы, но, думаю, перед правосудием вы чисты!

И по какой-то непонятной причине одержима одним днем в году, таким же, как все остальные дни! Днем, в котором, как и в остальных, двадцать четыре часа!

– Я и не ожидаю, что вы поймете меня, – сухо произнесла Брук.

– Я действительно не понимаю… – виновато развел он руками.

– А я не понимаю вашу неприязнь к этому празднику!

– Это не неприязнь!

– Тогда что же?

Он пожал плечами, затем солгал:

– Безразличие.

– Даже у безразличия бывают причины. Может быть, вас раздражает некий торгашеский дух? – спросила она и продолжила прежде, чем он смог ответить: – Я могу это понять. В этом году гирлянды в «Филдинг-Лейн» появились еще перед Хэллоуином. – Она покачала головой. – Это то, за что мне платят. Я научилась отделять мой собственный праздник от того, что происходит в магазине. Там моя работа. То, что я делаю здесь… я делаю для удовольствия, лучше я не могу объяснить.

– Удовольствие? Именно это чувство вы испытываете в Рождество? – спросил он, думая о том, что уже давно не способен испытывать удовольствие в этот праздник.

Если уж на то пошло, он вообще не способен испытывать удовольствие.

– Видите ли, Рождество для меня всегда было связано с домом и семьей. Может быть, я сентиментальнее большинства людей. Но я считаю, мне повезло. Я очень ценю этот праздник!

– А почему вы не поехали встречать его домой?

Она слегка покачала головой, взяла миску с глазурью и хорошенько перемешала ее, прежде чем начать покрывать ею печенье.

– В этом году вообще все странно. Я чувствую себя не у дел.

– Может быть, именно поэтому вы и хотите устроить для нас веселое Рождество?

– Наверное, – улыбнулась она и засмеялась. Смех ее проник во все клеточки его существа.

Дункана словно обдало горячей волной. А потом она опять рассмеялась, и он понял, что не может больше беспристрастно относиться к этой женщине.

– Безделье гораздо тяжелее, чем я думала, – призналась Брук.

– Тогда почему вы не едете домой?

– В этом нет смысла, ведь там больше никого не будет. – Она закончила один ряд печенья и принялась за следующий. – Мои родители отправились в рождественский круиз. Брат катается на лыжах в Колорадо с друзьями. Сестра со своей компанией проводит праздники с семьей ее мужа. Вот и все.

– А бабушка?

Ее движения замедлились. Ложка с глазурью застыла в воздухе.

– Она умерла. В Пасху. В этом году.

– Простите.

Он хотел сказать больше, но нечто более личное прозвучало бы фальшиво.

– Все в порядке. Она прожила замечательную жизнь. Это было неожиданно. Но такое случается. Полагаю, это произошло как раз своевременно. – Брук поспешно докончила последний ряд печенья. – Надо несколько минут, чтобы они остыли, прежде чем я смогу отнести их вниз.

Он выпил предложенный Брук кофе, пока она выкладывала на серебряные подносы зеленые деревья, красных снеговиков, белые рождественские шары и разноцветных Санта-Клаусов. Ему даже удалось кое-что стащить, когда она отвернулась.

Еще теплое, масленое печенье и сладкая сахарная глазурь растаяли у него на языке, и Брук понимающе улыбнулась ему через плечо, выходя из комнаты со словами:

– Главное – вовремя отвернуться!

Дункану и в самом деле требовалось перекусить. На одном кофе с печеньем на дежурстве в госпитале не продержишься. И не сосредоточишь свои мысли на губах Брук Бейли, которые в последний час притягивали его внимание.

Ему хотелось поцеловать ее. Нежно, в знак утешения. Грубо, с желанием. Но он этого не сделает. Во-первых, из-за Джеймса. И еще потому, что захочет чего-то большего, нежели поцелуй.

Он уже почти что жаждал медленного, неспешного пробуждения пламенной, неукротимой страсти. Любая женщина, чувствующая жизнь так же, как Брук, бросает мужчине вызов. И только круглый идиот может не принять его.

Впервые Дункан – усомнился не в том, достоин ли Джеймс любви Брук, а в том, действительно ли она та женщина, которая нужна его другу.

В ней совсем не было агрессивности.

Она казалась мягкой. Увлеченной? Да. Но не такой азартной, как Салли. И уж определенно не такой одержимой, как Джеймс. Или как сам Дункан.

Она была именно той женщиной, которая нужна ему, Дункану.

Проклятье! Никто ему не нужен! Он принял это решение уже давно, когда работа стала его жизнью, а служение людям – целью. Он всегда стремился, чтобы каждая его минута была расписана и у него не оставалось бы ни секунды на раздумья. И на чувства.

Ни секунды на то, чтобы задуматься, каково это – обнять Брук Бейли!

– Я готова!

– Что? – Он поднял на нее взгляд.

– Печенье! – Она протянула два подноса. – Если вы понесете эти, я справлюсь с остальными.

Дункан взял подносы и вслед за ней вышел из квартиры.

На середине лестничного пролета, в то время когда он внимательно смотрел на движения стройной черно-красной фигуры и – помоги ему Господи! – шлепанцы из оленьего меха, мягко спускающиеся по ступенькам впереди него, до его слуха донеслись женские голоса.

Один из голосов принадлежал Нетти. Но другой…

– Кажется, это Лидия так рано, – сказала Брук, поворачивая с лестничной площадки на последний пролет. – Хорошо, что я испекла лишнюю порцию.

В прихожей около рождественской елки стояли Нетти и величавая пожилая женщина.

Услышав шаги по лестнице, Нетти обернулась. Она улыбнулась, и морщинки вокруг ее рта стали глубже, лицо осветилось нескрываемой радостью.

– А вот и моя Брук! – воскликнула Нетти, приближаясь к ней маленькими торопливыми шажками. – Я и не представляла, что ты такая умница! С тех пор как умер мой дорогой Уолтер, этот дом не имел столь праздничного вида!

– Так вам нравится? – робко спросила Брук.

– Нравится? – Глаза старушки весело сверкнули. – Душа моя, да ты просто благословенье Божье! Мне так жаль, что мы не подумали об этом раньше. Конечно, я понимаю, в Рождество тебя обычно тянет домой!

Дункан насторожился. Брук сказала ему, почему не едет домой. Но что она при этом испытывает?

Ему легче вправить кости и зашить раны, чем понять, что творится у нее на душе.

– В этом году мне нет смысла ехать домой, Нетти! Встречать Рождество одной, в огромном пустом доме?..

– Что ж, насколько я понимаю, тебе будет не хватать твоих родных, как мне не хватает моего дорогого Уолтера. – Нетти ласково похлопала Брук по руке. – Представляю, сколько радости ты нам доставишь, устроив рождественский праздник!

Брук покосилась на Дункана и усмехнулась.

– Не уверена, что все разделяют ваше радостное настроение, Нетти!

Старушка нахмурила лоб, брови ее сдвинулись. Она взглянула на Дункана, сильно прищурила сначала один глаз, затем другой и надула губы. Дункан с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Полагаю, ты имеешь в виду нашего жильца доктора Кокса? – обратилась Нетти к Брук, указав пальцем в сторону Дункана. – Можете быть уверены, молодой человек, в следующий раз, когда у меня освободятся комнаты, я спрошу очередного жильца, как он относится к Рождеству!

Дункан подождал, пока Нетти перестанет грозить пальчиком, затем подошел к ней поближе и заговорщицки произнес ей прямо на ухо:

– Моя дорогая хозяйка! Обещаю вам, я исправлюсь!

– Не дурманьте мне голову вашими сладкими речами, Дункан Кокс! Оставьте эту уловку для какой-нибудь юной леди. – Нетти вытянулась во весь свой небольшой рост, чтобы посмотреть ему в глаза. – За четыре года Джеймс Маккей ни разу не доставил мне столько огорчения, пытаясь вылечить мой артрит, сколько вы сейчас!

– Но вам ведь стало лучше с тех пор, как вы пришли ко мне в госпиталь, правда? – Когда Нетти всем своим видом изобразила неподдельную обиду, Дункан рассмеялся. – Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца, миссис Мей! Вы сами не соизволили явиться ко мне на обследование!

– Мне восемьдесят лет! Я заслуживаю освобождения от какого-либо обследования. По праву долгожителя.

– Вы заслуживаете именно то, что имеете. Квалифицированную медицинскую помощь.

– От нахального молодого доктора, которому нужно усвоить, что лучшее лекарство для старой женщины – это возможность поступать по-своему!

Она похлопала его по щеке.

Краем глаза он заметил, что Брук проявляет явный интерес к их обмену любезностями, и пожал плечами. Она может думать все, что хочет. Как все женщины. Но лишь он один знает, что их отношения с Нетти не более чем отношения доктора и пациентки. Никакие личные чувства сюда не вмешивались. Это был стиль его работы.

– Что нам дальше делать с этими подносами? – спросил он наконец.

– Брук знает, куда их нести. Да! Но сначала…

Нетти энергичным жестом велела Брук поставить подносы на молитвенную скамейку. Затем, взяв за руку, поспешно подвела ее к нише, где висели носки.

– Смотри, дорогая! Я показывала твой носок Лидии, и оказалось, что Санта-Клаус нанес ранний визит!

– Вы шутите, – растерялась Брук.

– Нет, нет, нет! – вмешалась Лидия. – Никакая это не шутка! Вовсе нет. Посмотрите! Посмотрите!

Дункан с трудом перевел дыхание, наблюдая, как на лице Брук медленно появлялась улыбка. Не надо было ему смотреть на Брук, не надо видеть, как распахиваются эти голубые глаза с длинными черными ресницами. Это должно быть привилегией Джеймса.

Но – помоги ему Господи! – отвернуться он не мог!

Дрожащими руками он поставил подносы рядом с подносами Брук, едва не перевернув один из них.

– Я не могу в это поверить, – произнесла Брук. – Я повесила их только сегодня утром.

Она провела кончиками пальцев по отвороту носка.

Ногти у нее были короткие, покрытые бледно-розовым лаком, под легкой кожей руки просвечивали голубоватые вены. Пальцы неуверенно начали ощупывать носок. Похоже, само предвкушение подарка доставляло Брук большое удовольствие.

Наконец она забралась внутрь и вынула из носка грушу. И улыбнулась.

Что-то сдавило сердце Дункана. А уж он всегда считал себя слишком очерствевшим, чтобы реагировать на чьи-то чувства. Выходит, он ошибался?

Брук повертела завернутую в бумажное кружево грушу, осмотрела сверху донизу, потрогала кончиками пальцев прикрепленное к фрукту птичье перышко. Подняла взгляд на Лидию, на Нетти. А затем на него. В последнюю очередь – на него.

Она держала грушу на ладони как великий дар.

– Посмотрите, – сказала она, и в ее голосе прозвучали одновременно удивление ребенка и благоговейный ужас женщины. – Куропатка на груше! В первый день Рождества!

Ах, черт! Дункан почувствовал, как внутри у него все сдавило.

Джеймс и не представляет, с чем ему предстоит столкнуться. Он знает Брук лишь поверхностно; он видел лишь то, что может у нее взять, даже не дав себе труда задуматься, какая она на самом деле.

Слава Богу, это проблема Джеймса, а не его, Дункана!

Брук на минутку закрыла глаза, затем снова открыла, и лицо ее засияло ярче елки.

Когда Дункан наконец вспомнил о необходимости дышать, он выругался про себя. Потому что теперь это была его проблема.