Текст книги "Самый лучший праздник"

Автор книги: Элисон Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Брук, дорогуша! Будь серьезной, – говорила Салли, переходя из кухни Брук в гостиную. – Ну зачем мне было класть тебе в носок грушу с перышком куропатки?

Брук посмотрела на свою подругу. Никто больше не может быть такой белокурой, такой умной и выглядеть так хорошо в этом свитере с дерзким геометрическим разноцветным рисунком, облегающем изумительно стройные бедра!

– Потому что это вполне в твоем духе, вот почему!

– Это мог быть любой из наших жильцов, – терпеливо объясняла Салли, теребя ворот свитера. – Вчера была суббота. Жильцы все время входили и выходили. Теперь все знают, как ты любишь этот праздник! Прими подарок как жест признания, чем он, я уверена, и является.

Брук, подобрав под себя ноги, устроилась на черной подушке стула.

– Это нечестно! То есть я хочу сказать, сюрпризы я люблю. А вот анонимность ненавижу!

Салли провела рукой по волосам и сменила тему:

– У тебя все готово для сегодняшнего вечера?

– Да. Но не пытайся заговорить мне зубы.

– Но ведь нам надо обсудить обед. Ты ведь за этим меня позвала?

Брук действительно позвала ее за этим. Но она еще хотела спросить Салли о груше. Посмотреть в большие карие глаза подруги, когда та будет отвечать. Неужели Салли действительно не знает, чей это подарок?

Для Брук было невыносимо оставаться в неведении. Она не привыкла к сюрпризам. Дома она всегда сама наполняла рождественские носки всем домочадцам, в том числе и себе самой, фруктами, орехами и леденцами.

И она всегда твердо знала, что еще найдет в носке со своим именем. Большинство Бейли страдало от полного отсутствия воображения. Брук обычно получала в подарок невероятное количество завернутых в золотистую бумагу шоколадок.

– Хорошо! – Она подняла руки в знак поражения. – Если ты клянешься, что это не твоих рук дело…

В глазах Салли появился озорной блеск.

– Брук, лапочка! Это же Рождество! Я никому ни в чем не должна клясться!

– О, прекрасно! Тогда не жди в своем носке ничего, кроме уголька!

– Замечательно! – Подбоченившись, Салли склонила голову набок и хитро улыбнулась. – Мне же нужно чем-нибудь обогреть квартиру!

* * *

– Ты действительно видел, как Брук нашла грушу? – спросил Джеймс между двумя глубокими размеренными вдохами-выдохами во время пробежки в парке.

– Да, – выдохнул в свою очередь Дункан.

– Что она сказала?

– Не очень много.

В Сиэтле Дункану приходилось заниматься упражнениями в помещении. В клубе, расположенном в нескольких кварталах от его квартиры, имелась прекрасная внутренняя беговая дорожка. И бассейн.

– Она удивилась?

– Да. По-настоящему удивилась.

– Поинтересовалась, от кого это?

– Она не спросила.

Конечно, он всегда мог хорошо потренироваться. Нет ничего хуже, чем обрюзгшее тело в тридцать пять лет. Особенно у доктора, который проповедует своим пациентам здоровое питание и физкультуру. Ему нужно было…

Джеймс взял Дункана за руку и остановил его.

Дункан вырвал руку.

– Какого черта?

– Послушайте, доктор Кокс! Я хочу получить прямой ответ! – Положив руки на пояс, Джеймс делал глубокие вдохи и выдохи, чтобы нормализовать дыхание. – Что сказала Брук, когда нашла грушу? Если ты, конечно, можешь вспомнить.

О, Дункан хорошо это помнил! Сомневался, что когда-нибудь забудет – не столько слова, сколько взгляд. Возбужденный блеск ее глаз. То, как она сначала погладила кончиками пальцев носок, затем завернутую в кружево грушу. То, как ее губы раздвинулись во внезапном вздохе, а потом расплылись в улыбке, до сих пор живущей в его мечтах.

– Ну? – настаивал Джеймс.

Дункан уперся руками в колени и опустил вниз голову.

– Я вспоминаю.

Он думал о Брук. А этого ему не хотелось. Надо думать о том, какая славная погода, о том, как он хорошо пробежался. Мысли же о Брук были нарушением границ. Предательством дружбы с Джеймсом. Предательством идеалов самого Дункана. Он был глубоко предан своем убеждениям, обету никогда не поддаваться чувствам.

Брук же заставляла его чувствовать .Будь все проклято!

Он выпрямился.

– Она сказала: «Куропатка на груше. В первый день Рождества».

Джеймс нахмурился, переваривая информацию.

– Так и сказала?

– Да. – Дункан повернулся и направился обратно.

Он не собирался рассказывать больше. Рассказывать о том, как удивительно звучал ее голос, какой благоговейный ужас появился на ее лице. Рассказывать о своих чувствах к ней.

– Хорошо развлеклись? – спросила Брук. – Как прошел вчерашний вечер с Джеймсом?

Салли плюхнулась животом на груду подушек цвета зеленого винограда, покрывающих сооружение, служащее Брук диваном, устроилась поудобнее и оперлась подбородком о ладонь.

– Он великолепен! Как ты и говорила.

– Да? Правда? Хочу подробности! Обед в правлении был…

– …типично политическим!

– А Джеймс был…

– …имел оглушительный успех!

– И ты тоже, не сомневаюсь! Очаровала всех, кто может быть тебе полезен?

Нахмурившись, Салли уткнулась в подушку.

– Ух-х!

– Сал?

– Это был вечер Джеймса! Не мой! И ты это знала!

– Да, я это знала. Но ты, конечно, все-таки кое с кем встретилась?..

– Да, встретилась с несколькими людьми. – Салли поджала губы.

– И что же? Вы беседовали о твоих идеях благотворительности?

– Не совсем…

Брук, ошеломленная, откинулась на подушку кресла.

– Салли Уайт! Предоставь тебе возможность сделать золотую карьеру, и ты все это бросишь!

– Я рекламировала Джеймса! А не Салли Уайт.

– Салли, ты всегда занимаешься рекламой только Салли Уайт! Утром, днем и вечером!

– Нет, вчера вечером я… развлекалась!

Развлекалась? Салли?

– Джеймс?

Салли вздохнула.

– Я знала, что вы отличная пара! – Брук даже захлопала в ладоши. – Расскажи мне все! Значительное, незначительное! Я хочу знать все!

И Салли рассказала подруге все. До мельчайших подробностей.

– Как прошел обед в правлении? – спросил Дункан, доставая бутылку с водой из холодильника.

– О, приятель! Был бы ты там! – отозвался Джеймс.

– Говоришь, они все у тебя в руках?

– Да еще как! Салли была неподражаема! Знала, куда повернуть разговор.

– Значит, Брук права! Относительно того, что Салли хорошо знает свое дело!

– Да, да! – Джеймс прислонился спиной к кухонной стойке. – Ее агентство ищет спонсора для благотворительной организации.

Вдвойне интересно.

– Значит, обед и ей пошел на пользу!

Джеймс покачал головой.

– Вот что странно! Она вообще не говорила о своем деле. Она рекламировала меня!

Даже более чем интересно.

– Может быть, Салли не такая уж акула, как ты думаешь?

– Она не акула… Но она акула!.. Это трудно объяснить. – Джеймс развел руками. – Она тоньше. Вместо того чтобы идти напрямик, она проскальзывает туда, где никто не видит, – сказал он, сделав скользящее движение рукой.

– Ты собираешься встречаться с ней?

– Нет. Мое сердце принадлежит Брук, – небрежно произнес Джеймс и отвернулся. – Да, кстати, если говорить о моем сердце, то сегодня второй день Рождества. Мне нужно сделать еще один подарок. – Он посмотрел на Дункана. – Дружище?

Еще десять дней! Дункану придется делать это еще десять дней. А затем он уже не будет думать о Брук, разве что между прочим.

– Я вчера вечером кое-что купил в магазине подарков по дороге из госпиталя.

– Да? Эй, приятель, я твой должник! – засмеялся Джеймс. – Ты скажешь мне, что это такое?

– Идем. – Дункан знаком велел ему следовать за собой. – Я тебе покажу.

– Замечательно! Я могу положить это ей в носок перед приемом. – Он двинулся к двери и бросил взгляд на друга. – Ты ведь идешь сегодня вечером, да?

– Да, – сказал Дункан, избегая испытующего взгляда Джеймса.

К тому времени, как Брук вошла в прихожую, прием был в самом разгаре. Нетти накануне заявила ей, что она заслужила отдых. И Брук немного отдохнула. Приняла душ. Причесалась и накрасилась. Семь раз переодевалась и наконец остановилась на паре зеленых туфель без каблуков и облегающем красном вязаном платье с короткой, развевающейся юбкой. Довольно яркий, даже экстравагантный наряд. Но эти цвета соответствовали ее настроению, а стиль – ее натуре.

Проходя мимо зеркала в прихожей, она увидела свое отражение. Все-таки это платье освежает ее… как будто это действительно имело значение!

Нетти была хозяйкой. Брук не пришлось делить с ней эту роль, от нее только требовалось выглядеть как можно наряднее, чтобы вызвать на лице Дункана Кокса веселое, вполне рождественское выражение.

Доктор Кокс научится улыбаться!

А прежде, чем она закончит эту игру, он научится ценить дух Рождества! Это время года доставляет всем несказанную радость. Всем, кроме Дункана. Брук хотела, чтобы он распахнул наконец глаза и сам это увидел. Ведь нельзя быть живым человеком и игнорировать человеческие радости!

Прихожая была уже полна. Жильцы дома, их друзья и подруги – все смешались в веселую, красочную толпу. Высоко подняв голову, Лидия прохаживалась по небольшой комнате, двигаясь от группы к группе с подносом закусок, ее длинный восточный хитон струился, делая более неофициальной царственную осанку этой величественной женщины.

Нетти находилась возле столика с напитками, наполняя бокалы своим самодельным яблочным вином. Заметив Брук, она поприветствовала ее широкой улыбкой и поднятой рукой. Такой знакомый жест! Брук стало грустно. Нетти вызывала у нее столько воспоминаний о Наине. Но не стоит в Рождество горевать о прошлом. Лучше вспомнить, какую радость доставляло ей время, проведенное с бабушкой.

– Моя дорогая! – защебетала Нетти, схватив Брук за обе руки. – Мы должны повторить это на будущий год! Мне так хорошо среди молодежи! Какие суждения! Какой энтузиазм! – Нетти похлопала ресницами. – Какой романтизм!

Брук обняла маленькую женщину и прижала ее к себе. Едкие слезы закололи ей глаза, и она заморгала, чтобы не расплакаться.

– Конечно, мы обязательно устроим праздник на будущий год! – шепнула она на ухо Нетти.

– Надеюсь, ты не возражаешь? – услышала она в ответ.

Брук выпрямилась и огляделась.

– А что такое?

– Я повесила омелу! Это древняя как мир примета. Мужчина под омелой обязательно поцелует свою избранницу.

Брук посмотрела туда, куда указывала Нетти, и увидела знакомый, перевязанный лентой букетик зеленых листьев и белых ягод, висящий в проеме ниши.

– Разумеется, я не возражаю, – заверила она Нетти.

– А еще мы с Лидией заключили пари, кто получит этот первый поцелуй! – Нетти обиженно поджала губы. – Уж конечно, не одна из нас!

Брук повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лидия подбирается к Пэту, инженеру, жившему на четвертом этаже. Каждый шаг отступления приближал Пэта к проему ниши, прямо под омелу. В лице этой величественной женщины он встретил достойного противника. Лидия твердо решила добиться своего.

Брук подняла брови.

– Он не врежется в елку?

– А даже если и врежется! Преступно отказывать в удовольствии старой женщине, – сказала Нетти, увидев, что Лидия окончательно заталкивает Пэта под омелу.

Та обняла инженера за шею морщинистой рукой и очень интимно чмокнула. Комната словно взорвалась смехом. Брук тоже засмеялась. На лице Пэта явно читалось глубокое потрясение, достойное самого талантливого актера.

Именно в эту самую минуту Брук и увидела белую накрахмаленную рубашку и синий пиджак, и, подняв глаза, встретила взгляд Дункана Кокса. Он стоял в углу ниши и разговаривал с Джимом Терри, бухгалтером, живущим в квартире между Салли и Брук.

Лицо мрачное, даже сердитое. Словно от настроения, царящего в комнате, у него началось несварение желудка.

И вообще, судя по всему, он уже готов удрать. Но она не собирается ему это позволить! Она подняла бокал с вином, который протянула ей Нетти, и увидела по его глазам, что вызов принят. Не отрывая от Брук глаз, он отошел от Джима Терри и направился к ней.

– Милый раут! – улыбнулся он, подойдя.

– Конечно! – ответила она. – Меньшего я и не ожидала.

– Доставить удовольствие ближним! – Он окинул взглядом комнату. – Вижу, вам это удалось!

– Не совсем, – ответила она, поставив бокал на стол перед собой и сразу же пожалев об этом, так как не знала, что делать с руками.

Наконец она сцепила их за спиной и прислонилась к стене. Дункан подошел еще ближе.

Кожа у него была золотистая, волосы на оттенок темнее. У Брук сильнее забилось сердце.

– Если вы пытаетесь доставить удовольствие и мне, то зря стараетесь. Я уже говорил вам, что не отмечаю Рождество!

– Я знаю.

– Я здесь только из-за Нетти. И из-за Джеймса.

– Я знаю.

– А есть что-нибудь такое, чего вы не знаете? – Его кофейные глаза потемнели.

Хорошо. Она добилась хоть какой-то реакции. А ведь это только начало.

– Да, я не знаю, зачем вы со мной разговариваете.

– Тут все очень просто. Мне не хотелось, чтобы у вас сложилось обо мне превратное представление, – сказал он и отпил из своего бокала.

Она наблюдала, как он глотает, затем быстро отвернулась. Предаваться своим мыслям – одно. Но стоять так близко, видеть эту шею в вороте рубашки, чувствовать притягательный запах его одеколона, думать о вкусе его загорелой гладкой кожи – нечто совсем другое.

Спасаясь от нахлынувших ощущений, Брук в растерянности огляделась. Салли, беседовавшая с Джеймсом, поймала ее взгляд.

Брук, усилием воли овладев собой, наклонила голову в безмолвном вопросе, выражающем интерес к тому, как продвигаются дела с Джеймсом. Салли ответила тем же, переведя взгляд с подруги на Дункана. Брук сделала большие глаза и энергично покачала головой. Салли недоверчиво выгнула бровь.

Брук невольно прыснула.

– Что вас так рассмешило? – спросил Дункан. Брук помахала рукой.

– Да Салли!..

Уголки рта у Дункана чуть дрогнули, а затем он улыбнулся. Такой улыбки на его лице она еще никогда не видела. Словно Дункан ослабил бдительность и дал себе волю.

Значит, у доктора Кокса все-таки есть сердце!

– Я знала, что вам понравится.

– Я не говорил, что мне нравится.

Но Брук не сдавалась.

– У меня есть время, чтобы изменить ваше отношение к празднику. Сегодня всего лишь второй день Рождества!

В этот момент она не смотрела на него, наблюдая за огоньками рождественской елки, и именно поэтому не увидела еще два огонька, зажегшиеся в его глазах и тут же погасшие.

Конечно, ему ничего не известно о куропатке на груше! Это дело рук Джеймса! Или Салли. Или Нетти. Или Лидии. Или Терри. Или кого-нибудь другого, кого она не принимала в расчет.

Нет! Это не Джеймс. Такой утонченный подарок не в его стиле!

– Знаете, – сказал Дункан, прорываясь сквозь мысли, – здесь все только и говорили что о раннем визите Санта-Клауса!

– Вы шутите! Как интересно… – Она состроила гримасу. – Наверняка это Салли!

Он пожал плечами.

– Может быть, она и начала эти разговоры, но сейчас все только и судачат об этом.

Она посмотрела на него, затем через его плечо, снова в его лицо. Он не спускал с нее глаз. О, нет!

Не здесь! Не сейчас. Не при всех этих людях…

Брук и раньше чувствовала на себе пристальные взгляды, но приписывала их обычной признательности гостей по отношению к хозяйке. Но теперь эти взгляды стали казаться ей несколько специфическими. В них явно сквозило нескрываемое любопытство.

Да, она получила свой первый подарок. Куропатка на груше. Символ дома, уюта, Рождества. Подарок куда более ценный, чем коробка шоколадных конфет, пусть и в золотых обертках!

Даривший знал, как она любит Рождество, поэтому и подарок выбрал соответствующий. Салли? Она знает о любви Брук к Рождеству. Да, это вполне возможно. Салли, как и многие, участвовали в рождественских хлопотах Брук. И Брук не найти лучшей подруги.

– Ну и что? – ехидно произнес Дункан. – Собираетесь всю ночь стоять в углу или продемонстрируете всем настоящий рождественский дух, о котором вы бесконечно толкуете?

– Бесконечно толкую?..

Он ничего не понял! Он просто не хочет понимать. Ну что ж!

– Подождите, – сказала Брук, затем встала на цыпочки, положила руку ему на плечо и шепнула ему на ухо. – Может быть, это заставит вас полюбить Рождество!

Затем она юркнула под его поднятую руку и вошла в нишу, игнорируя бешеный стук своего сердца, мускулистое плечо под ладонью и ярко выраженное сомнение в его глазах.

Да. Наступил тот самый важный момент, ради которого все и собрались. И, как ни странно, дух Рождества подействовал на доктора Кокса самым непостижимым образом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дункан не желал все это видеть. Не здесь. Не сейчас. Не при всех этих людях.

Он проклинал свои грандиозные планы на оставшиеся двенадцать дней Рождества. Проклинал Джеймса за то, что тот втянул его в эту историю. Но больше всего проклинал себя.

Ему давно пора было научиться говорить «нет» человеку, с которым он дружил с первого класса.

Оставалось лишь молиться о буре, которая не на шутку разбушевалась снаружи, угрожая погрузить комнату в темноту. Но свет в глазах Брук был слишком ярок, и его не способны были погасить никакие природные катаклизмы. Ему не следовало это замечать, но он заметил и понял, что не скоро забудет сияние голубых глаз. Не сможет.

Брук – невероятная женщина! Эти черные волосы, зачесанные назад и аккуратно перевязанные зеленой лентой. Это сексуальное красное платье, которое откровенно дразнило. И эти огромные голубые глаза.

От нестерпимой муки нахлынувших чувств его спасли раздавшиеся в комнате аплодисменты. Пора было начинать спектакль. Он стоял спиной к рождественской елке за оживленной, шумной толпой и наблюдал за Брук.

Ее губы шевелились, произнося слова, которые он не мог разобрать из-за шума в голове. Ее движения были плавны и элегантны. Вот руки слегка коснулись носка, тонкие пальцы скользнули внутрь, чтобы достать подарок.

Он переступил с ноги на ногу, стараясь не поддаваться сильному возбуждению, сжимая кулаки в карманах брюк, чтобы хоть как-то занять руки. Надо еще выпить. Надо бежать отсюда!

Ему вдруг захотелось прикоснуться к ней. Больше всего на свете ему хотелось прикоснуться к ней!

Но он не сделал и шага, только наблюдал за ее глазами. За тем, как опускаются длинные черные ресницы, как она смотрит из-под них, как блестят ее прекрасные глаза.

Он хотел было отвернуться, но она поймала его взгляд. Поймала и словно держала, а он не мог двигаться. Он не мог двигаться! Мускулы, которые все это время были напряжены, начали болеть, он чувствовал боль уже во всем теле. Кулаки сжались еще крепче. Грудь напряглась.

Жужжание пейджера спасло его гордость – если не его жизнь.

Брук нежно гладила тонкие линии фарфоровой статуэтки, которую держала на ладони. Две крошечные горлицы, сидящие на ветке низенького куста, символизировали второй день Рождества.

Собравшиеся вокруг Брук восхищались тонкой работой, в то время как она молча взирала на подарок. Именно этот миг и использовал Дункан, чтобы удалиться.

Его уход никого не удивил. Все видели, как он поговорил по пейджеру, и в следующее мгновение дверь за ним захлопнулась. Что ж, у врача не бывает праздников, особенно если он работает в «Скорой помощи». Во всяком случае, Брук, поднявшая на Дункана глаза, не заподозрила, что он инсценировал свое бегство.

Нет, он ушел потому, что она выполнила свою вечернюю миссию. Во второй день Рождества она почти заставила его понять истинное значение праздника. Иначе откуда появился этот свет в его глазах?

Ее взгляд упал на Салли, стоящую в проеме ниши и подзывающую ее жестом. Брук было направилась к подруге, но тут почувствовала на своем плече чью-то руку.

Несмотря на артрит, хватка у Нетти была твердой, а взгляд ее серых глаз – торжествующим.

– Он вернется! Я уверена, ему позвонили из госпиталя!

– Вы говорите о Дункане? – спросила Брук, стараясь выглядеть как можно безразличнее. – А я думала, он просто улизнул пораньше!

– Улизнул, как же! Скорее, скрылся!

Нетти погладила ее по волосам, нахмурилась, найдя выбившийся локон, поправила его. Затем, по-прежнему держа руку на ее затылке, бросила на Брук хитрый взгляд.

– Я видела, как вы любезничали в углу!

– Любезничали?! – Брук постаралась придать голосу как можно больше возмущения. – Вы имеете в виду угол, в котором мы стояли и разговаривали, когда вы скрылись?

Против Брук выступили восемьдесят лет отрепетированной невинности. Нетти мастерски умела придать своему лицу любое выражение.

– Я скрылась? – с невинным видом повторила она.

– Да, скрылись, и прекрасно это знаете! – с досадой проворчала Брук. – А теперь быстренько скажите, что на уме у Салли?

Нетти закатила глазки.

– Может быть, ты хочешь напомнить своей подруге, с кем она связалась? – ехидно заметила она.

Брук резко обернулась. Посмотрела на омелу и на пару, стоящую под ней, – на Джеймса и Салли.

Все складывается великолепно, подумала Брук.

Люди в комнате замерли – мужчина и женщина под омелой! Теперь они должны поцеловаться. Такова рождественская примета. Это сватовство, разработанное Нетти, бесхитростное и быстрое, в данном случае было просто гениальной идеей, и Брук оценила ее по достоинству.

Она пошла вперед, уставив на подругу свирепый взгляд, говорящий о том, что, если она, Салли, сделает хоть малейшее движение назад, ее ждет суровое наказание.

– Прости, – сказала она, подойдя к Салли. – Зацепилась язычком с Нетти!

– Все в порядке. Я просто хотела посмотреть статуэтку. – В голосе Салли чувствовалась изрядная доля нервозности.

Брук решила сполна воспользоваться ситуацией.

– А разве ты ее еще не видела?

– Где же мне было ее видеть?

О, двое могут сыграть в эту игру!

– Может быть, когда ты ее принесла? И положила ее в мой носок?

– Да ладно тебе, Брук! Зачем мне надо было класть в твой носок двух горлиц?

– Это уж я не знаю! – Брук скрестила руки. – Просто мне кажется, что это сделала ты!

– Сдаюсь, – Салли подняла обе руки. – Думай что хочешь.

– Я всегда думаю что хочу, – ответила Брук и повернулась к Джеймсу. – Так ведь, Джеймс?

Он улыбнулся, на щеках появились ямочки.

– Мисс Веселое Рождество! Хорошо проводишь время? Наслаждаешься ранними визитами Санта-Клауса?

– На оба вопроса искренне отвечаю утвердительно!

– Хорошо. – Джеймс кивнул на статуэтку, которую держала Брук. – Похоже на второй день Рождества. Кажется, вечер ты провела неплохо!

– Ты прав. Неплохо. – Час настал! – Но не думаю, что так же хорошо, как ты.

Она внимательно смотрела на Джеймса, так внимательно, что уловила в его взгляде, устремленном на Салли, нечто большее, чем просто дружеское участие. Намек на чувство, которое, как теперь точно знала Брук, он питал к Салли. Чувство, которого он никогда не испытывал к Брук.

Итак, инстинкт не подвел ее. Слава Богу! Теперь она может считать Джеймса только другом. Их приятельские отношения никогда не перерастут в большее.

Джеймс, к восторгу всех собравшихся, наконец сделал шаг к Салли. Та стояла, скрестив руки, подняв подбородок и выпятив одно бедро, словно желая сказать: «Покажи себя в лучшем виде, мальчик».

Он медленно сделал еще шаг, положил ей на плечи руки, притянул ее к себе, слегка касаясь ладонями шеи, дотронулся большими пальцами до подбородка, и Салли, заморгав, закрыла глаза.

Когда он запустил пальцы в волосы Салли, ее губы раздвинулись. Он наклонился к ней, и их губы встретились. Раздался восторженный рев всех гостей, послышались аплодисменты.

Брук украдкой провела пальцем под глазом и вздохнула.

Когда они добрались до двери квартиры Салли, Джеймс все еще обнимал ее за плечи. Он не хотел ее отпускать, сам не понимая, почему.

Салли была героиней вчерашнего обеда в правлении. Красивая, великолепная женщина. И сегодня он поцеловал ее под омелой.

Джеймс мысленно поставил Брук на место Салли, но образ не сложился. Как будто территория уже принадлежала только одной женщине.

И сейчас ему до боли хотелось снова поцеловать Салли.

– Можно?

Салли нахмурилась.

– Что можно?

Черт, да он всерьез проигрывает! Она уже собралась открыть дверь, когда он накрыл ее руку своей ладонью.

Смущенная, немного настороженная, Салли отошла от двери.

– Джеймс?

Он провел рукой по волосам.

– Об этом поцелуе…

Выгнув бровь, она гордо выпрямилась.

– Да? – Куда он клонит?

– Я не хотел…

– Я знаю, что ты не хотел, – быстро сказала Салли.

Она словно помогала ему найти выход из неудобного положения. А он не собирался принимать ее помощь. Это надо было сказать, и сказать сейчас же.

– Нет. Это именно так! Я это и имел в виду, – признался он, затем стремительно продолжил: – Я не хотел, чтобы все произошло именно так. Так быстро. При всех.

– А как ты хотел?

– Я вообще этого не хотел! – Когда она сжала губы, он почувствовал, как у него внутри все переворачивается, и застонал: – Я не могу сказать то, что чувствую!

– Почему? Слова достаточно просты. Произноси лишь одно за другим. Как ты переставляешь ноги, когда ходишь. – Салли улыбнулась.

– Забавно, – ответил он и расслабился. – Мне не надо было целовать тебя. При людях. Вот так.

– Как? – с милой детской непосредственностью спросила она.

«Всеми этими руками, губами, зубами и языком», – хотел сказать он. А вместо этого произнес:

– Как будто мы любовники!

Она словно успокоилась, сделала шаг назад и прислонилась к стене.

– Ты прав. Тому, что произошло внизу, есть только одна причина.

– И что же это за причина – Брук или Нетти? – спросил он, опираясь ладонями о стену по обе стороны ее головы.

– Ни та, ни другая.

Он вдыхал свежий, сладкий, женственный аромат ее кожи и волос.

– Так что же?

– Должно быть, это омела.

Нет. Салли ошибается! И Джеймс очень медленно и доходчиво все ей объяснил.

Брук присела на молитвенную скамейку и бросила к ногам пластиковый мусорный мешок. Откинув голову назад, закрыла глаза. Еще бы подушку, одеяло, и она чувствовала бы себя как в раю.

– Это для меня? – спросила Нетти.

Брук подняла глаза. Одной рукой старушка обхватила стеклянный кувшин из-под яблочного вина. В другой держала два пустых подноса.

Нетти в своем репертуаре! Старается сделать все одновременно. Брук улыбнулась.

– Я не знаю, как вы донесете это до кухни, если только не собираетесь тащить мешок в зубах!

Нетти нахмурилась.

– Дельное замечание. Особенно если учесть, что это не мои зубы!

Восьмидесятилетняя проказница. Нетти просто классик! Впрочем, иначе Брук ее и не воспринимала.

– Я старая женщина. Я заслужила право говорить то, что хочу, – хохотнула Нетти и присела рядом с Брук.

– Полагаю, что так.

– Тут нечего полагать. Восемьдесят лет дают много свобод, и я намерена воспользоваться ими сполна. Подожди, пока сама придешь к этому. Ты увидишь.

Брук потерла затылок.

– Думаете, я доживу до восьмидесяти лет?

– Если рядом с тобой будет мужчина, который не позволит тебе работать до изнеможения, ты, вероятно, доживешь и до ста.

– Понятно. Мужчина решит все мои проблемы?

– Мужчины, дорогая, делятся на два типа. Они представляют собой или сами проблемы, или их решение.

Брук тут же задалась вопросом, к какому типу принадлежит Дункан. И вовремя спохватилась. Для нее он не относится ни к тому, ни к другому. Он всего лишь сосед, ну, в крайнем случае приятель…

– Что ж, тогда мне и одной неплохо. Проблемы мне не нужны. И я сама прекрасно найду их решения.

– А ты нашла ответ на вопрос, почему так ревностно занимаешься рождественскими праздниками? Не то чтобы я возражаю, – продолжила Нетти, не дав Брук перебить ее. – Мне просто любопытно: можешь ли ты это объяснить?

– Тут нечего объяснять, – ответила Брук. Нетти добродушно улыбнулась.

– Всегда есть что объяснить. Мне восемьдесят лет. Я это знаю. Сегодня я выяснила, что омела висит как раз на том месте, где она может творить чудеса.

– Это был лишь поцелуй. Не чудо, – сказала Брук, подумав, однако, то же самое.

– Дорогая, тебе действительно кое-что предстоит выяснить, если ты не понимаешь, что поцелуй и есть чудо!

И, оставив Брук размышлять над этой глубокой мыслью, Нетти медленно поднялась и направилась в свои комнаты, расположенные на первом этаже.

Брук наблюдала, как удалялась ее квартирная хозяйка, думая о том, что мудрость лет – драгоценный дар: дающий щедр, а принимающий счастлив. Она задумалась, кому передаст свою мудрость, если доживет до возраста Нетти…

Входная дверь внезапно открылась, и Дункан вошел в прихожую, в которой теперь не было ничего, кроме Брук, мусорного мешка и Рождества. Она хотела бы, чтобы именно так он ее и нашел! Вчера шлепанцы из оленьего меха, сегодня мусорный мешок! Хорошо еще, что она не пытается кокетничать с ним.

Он увидел ее прежде, чем за ним закрылась дверь. Уходя, Нетти погасила свет, но крошечных белых электрических свечей на рождественской елке было достаточно, чтобы Брук могла видеть. Видеть его глаза. То, как они сверкнули.

– Все уже ушли? – спросил он, словно нехотя приближаясь к ней.

– Здесь никого нет, кроме нас, негодников! – Остроумный ответ явно не получился.

Уголок его рта приподнялся. Он подошел поближе.

– Именно так и можно назвать тех, кто уходит с праздника последним.

Она улыбнулась.

– И часто вы таких видите?

– Я вижу достаточно людей, и самых разных. Глубоко засунув руки в карманы, он медленно прошел вперед, повернулся, сел на другой конец скамейки, прислонился к спинке и вытянул ноги. Она пыталась не замечать, как они длинны, или как прекрасно сшиты брюки, или как широки его плечи под синим пиджаком. Она также старалась не замечать тяжесть его вздоха.

– Долгая ночь?..

Он помотал головой.

– Просто тяжелая. – И замолчал.

Брук не знала, что сказать. Пауза затягивалась. Произнеся про себя молитву, Брук наклонилась вперед.

– Тяжелая?

Он кивнул.

– Огнестрельное ранение.

– О Боже! Простите! Я не должна была спрашивать.

– Все в порядке.

– Должно быть, это действительно тяжело. Видеть такое.

– Нелегко. – Он повернулся, поерзал на скамейке и посмотрел ей в лицо. – Такое уж время года! Человек решил застрелиться. Не мог разочаровать своих детей. Нет денег – значит, нет подарков. Вот он и воспользовался своим охотничьим ружьем, чтобы не видеть лица своих ребятишек в рождественское утро!

Брук замерла. Эхо его слов многократно повторилось для нее в тишине комнаты.

– К сожалению, – продолжал Дункан, – попытка самоубийства удалась. Теперь у его детей никогда не будет нормального Рождества. Если у них вообще когда-нибудь будет Рождество. – Он закрыл глаза, тяжело откинулся назад и уронил голову на плечо.

Брук теребила подол своей гофрированной юбки, то сжимая складки, то расправляя их, чтобы чем-то занять пальцы и держать руки на коленях, подальше от усталой шеи Дункана.

– Ума не приложу, почему они это делают, – обратился он скорее к себе, чем к ней. – Ведь нынче праздник. Двадцать четыре часа, пропитанные этим проклятым алчным коммерческим духом. Дело не в том, чего это будет стоить его семье. Ничто не стоит жизни ребенка.

Он не сказал «отца», он сказал «ребенка». Должно быть, не без причины. Но причина эта, судя по всему, не имела отношения к трагедии, свидетелем которой он стал сегодня вечером.

– Вы правы. Но здесь нечто большее, чем невозможность сделать детям подарки на праздник.