Текст книги "Ночь огней"
Автор книги: Элис Хоффман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
На окраине Оук-Блаффса Фриды, которые всегда держатся на расстоянии и считают местных жителей не вполне нормальными, просят Вонни вернуться в машину к одиннадцати, если она хочет уехать обратно с ними. Вонни на мгновение пугается. Она не подозревала, что они собираются остаться допоздна, и не уверена, что Саймон не заснет раньше. Они прощаются с Фридами и устраивают пикник у эстрады в Оушен-парке. Саймон съедает половинку сэндвича и выпивает два бумажных стаканчика лимонада. К его удивлению, Вонни разрешает съесть два шоколадных кекса вместо одного.
Когда они отправляются к табернаклю, на дороге полно людей, а небо отливает темно-синим. Вонни держит Саймона за руку и чуть тащит, чтобы сын шел быстрее. Проходя через ворота, ведущие в Тринити-парк, она замечает, что сумерки сгущаются. Можно подумать, будто уже позднее, чем на самом деле. В такой толпе Вонни кажется, что силы тяжести не существует. Интересно, Элизабет Ренни действительно вывалилась из окна? Разве можно вывалиться из окна, если сперва не забраться на подоконник?
Они идут по узкой тропинке, и Вонни слышит, что Саймон, как обычно, глубоко дышит от возбуждения. Фонари еще не горят, но их поразительно много. Саймон весь день представлял себе гирлянды, протянутые от дома к дому. Но теперь, при виде японских фонариков, ему кажется, что мир раньше был черно-белым. Он хочет, чтобы их немедленно зажгли, чтобы розовый и белый засияли, а бирюзовый и желтый ослепительно вспыхнули.
Вонни покупает Саймону светящуюся палочку и сидит на траве, пока сын описывает палочкой круги. Хор распевается перед началом концерта, и Вонни рада что не знает слов первой песни – «Позволь называть тебя милой». Она говорит себе, что это всего лишь песня и ничего для нее не значит. Голоса из табернакля кажутся далекими и глубокими; они словно доносятся с небес.
После гимна Вонни сажает Саймона на колени. Он наизусть знает «Кто-то там на кухне с Диной» и «Янки Дудл денди». Он лежит на спине и смотрит на звезды. Так темно, что Вонни не знала бы, где Саймон, если бы не светящаяся палочка на его груди.
Наконец на сцену в табернакле выносят фонарь. Пожилая женщина зажигает свечу внутри, и все аплодируют. Вонни поднимает Саймона повыше, чтобы он увидел, как засветятся фонари вокруг табернакля. Затем загораются все остальные фонари. Каждое крыльцо, каждая балка коттеджей вокруг Тринити-парка пышут светом и жаром. Люди расходятся, любуясь освещенными домами, и Вонни держит Саймона за руку, чтобы не потерять сына среди легионов незнакомцев. Саймону кажется, что он видит сон, и его глаза слипаются. Он не различает дороги, по которой идет, но вдали все сияет огнями.
Они заглядывают в распахнутые двери домов, и Вонни как будто смотрит пьесу. Дорога под ногами кажется менее реальной, чем чужая гостиная. Оркестр в табернакле начинает играть марш, и Вонни крепче сжимает руку Саймона. Внезапно она испытывает то же чувство, что перед мостами. Ноги становятся резиновыми; во рту пересыхает. Она тащит Саймона на тротуар и замирает. Вонни понимает, что дышит слишком быстро и неглубоко, поэтому наклоняется и пристально смотрит на трещину в тротуаре. Как только ей снова удается пошевелиться, они садятся на землю, прислонившись к низенькому заборчику вокруг клумбы с ракушками, «разбитыми сердцами» [6]6
«Разбитое сердце», или дицентра великолепная, – садовое растение с цветками в форме сердечек.
[Закрыть]и папоротником. Вонни сажает Саймона на колени, и они молча смотрят на огни. Меньше чем в двух футах расположен коттедж, выкрашенный в небесно-голубой и белый цвета. Фонари свисают с завитушек, арок, декоративных кронштейнов. На дорожке, ведущей к двери, стоят свечи в мешочках с песком. Саймон кладет голову на плечо матери. Она чувствует жар его тела сквозь блузку и тонкий свитер, и когда сын становится тяжелее, она понимает, что он уснул. Если придется нести его в машину Фридов в одиннадцать, он во сне обхватит ее руками за шею и она будет шататься в темноте под его тяжестью. Но сейчас за ее спиной – холодный заборчик, и, закрывая глаза, она продолжает видеть круги желтого света.
Он хотел вернуться домой окольным путем и показать Джоди бухту Ламберта. Но девушка провела в продуктовом магазине больше времени, чем он ожидал, и когда они вернулись, он понес пакеты на кухню ее бабушки. В автомобиле Джоди не сводила с него глаз. А в их отношениях с Вонни никогда не было беспечности юных влюбленных, которым все равно, что будет дальше, которых волнуют лишь поспешные объятия на заднем сиденье чужой машины.
На кухне миссис Ренни он словно получает пощечину. Что он здесь делает? Ему хочется поскорее вернуться домой, хотя он не знает, какую цену придется заплатить за поездку в магазин. Но разве это преступление – подвезти молоденькую девушку и на мгновение представить, что целуешь ее?
– Я хочу тебя отблагодарить, – говорит ему Джоди.
Он неловко молчит; оба знают, что она имеет в виду. Андре не отвечает, и Джоди быстро добавляет:
– Могу как-нибудь посидеть с твоим сыном.
Миссис Ренни заходит на кухню и тоже благодарит его.
– Надеюсь, там не только полуфабрикаты, – говорит она Джоди.
Девушка морщит нос и продолжает выгружать в холодильник диетический лимонад, апельсины и яйца.
Андре выглядывает из окна и замечает, что в его доме темно. Обычно в это время горит свет на кухне, а фонарь на крыльце становится бледно-золотым из-за вьющихся мотыльков. Он вспоминает про пикник и с замирающим сердцем понимает, что Вонни и Саймон не дождались его.
– Я кое-что забыл, – внезапно говорит он.
Джоди поворачивается и смотрит на него. Поумнее ничего не придумал? Однажды ей позвонил парень, с которым она не хотела говорить, так она крикнула, что на лужайку перед домом въехал грузовик, и быстро повесила трубку.
– Я серьезно, – уверяет Андре. – Сегодня Ночь огней.
Джоди закрывает дверцу холодильника и вытирает ладони о шорты. Она не знает, что еще за Ночь огней, и знать не желает. Ее волнует только то, что он собирается уходить.
Элизабет Ренни много лет не была на празднике, но вспоминает, что в свою первую Ночь огней надела светло-розовую юбку, блузку с широким воротником и маленькие золотые сережки. Она уже была замужем, но, возможно, влюбилась в своего мужа именно в Ночь огней. Звезды спустились с неба в фонари. Она сломала каблук и шла по Тринити-авеню босиком.
– Жаль, я не могу тебя отвезти, – сокрушается она.
Андре вынужден пригласить Джоди и ее бабушку, но горячо надеется, что они откажутся.
– Не стоит утруждаться, – говорит Элизабет Ренни.
Джоди хватает сумочку со спинки кухонного стула и перебрасывает ремень через плечо.
– Ну ладно, – одобряет ее намерения Элизабет Ренни. – Езжайте вдвоем. Я слишком стара.
Джоди ждет в машине, пока Андре заходит в дом и проверяет, действительно ли он пуст. Затем они молча едут. Джоди знает, что Андре не рад ее обществу, но никогда не поздно передумать. Жуки бьются о ветровое стекло, и Андре включает дворники; вскоре все стекло измазано следами насекомых. Припарковаться негде, и Андре ставит пикап в неположенном месте, поперек чьей-то подъездной дорожки. Вылезая из автомобиля, Джоди спотыкается. Все так хорошо начиналось, но пошло наперекосяк. Они идут по темной дороге, и она понимает, что зря надела шорты. Ноги у нее мерзнут. Она едва поспевает за Андре.
– Эй, погоди, – говорит она насколько может небрежно.
Если она останется одна на этой дороге, то никогда не вернется обратно. Она подбегает, хватает Андре за руку и воображает, что прохожие сочтут их парой. Джоди страстно мечтает о нем, сама не зная почему. Когда они доходят до Тринити-парка, Джоди моргает, внезапно выйдя на свет.
Она жалеет, что выросла не здесь. Вот бы каждую ночь видеть алые звезды и розовые бумажные фонарики! Они прочесывают улицы в поисках Саймона и Вонни; Джоди надеется, что найти их не удастся. На многолюдном углу Андре внезапно останавливается. Он смотрит за табернакль, затем поворачивается к Джоди. Кладет руки ей на плечи, и одно головокружительное мгновение Джоди кажется, что он наконец ее поцелует. Вместо этого он наклоняется, чтобы перекричать шум толпы.
– Вот они!
Вонни смотрит на оркестр. Саймон дремлет поперек коленей матери и кажется совсем маленьким; его ноги прижаты к тротуару. Утром у него будут тонкие красные отметины над лодыжками. Андре идет прочь от Джоди, она спешит за ним и, переходя через улицу, думает о том, что по дороге домой будет сидеть в кузове пикапа, а звезды к тому времени станут белыми и острыми, как зубы дракона.
Глава 2
Всю ночь напролет
В октябре резкий заморозок губит тыквы на лозах и лошади возвращаются в хлев с выгона с инеем на копытах. Желтые примерзшие листья выстилают канавы и обочины дорог. Перемена погоды бесит Джоди. От холода у нее появляется сыпь на коже. Звезды кажутся слишком яркими. Джоди с августа усмиряет свои желания, хотя надеяться не перестала. Она не уехала после Дня труда [7]7
День труда – первый понедельник сентября.
[Закрыть], а пошла в одиннадцатый класс местной школы. Джоди уверена, что Андре не стал бы отводить глаза, если бы действительно не разделял ее чувств. За последнюю неделю они дважды повстречались на дороге. Оба раза Андре ехал на пикапе один, а она шла домой пешком от остановки школьного автобуса. Андре как будто не смотрел на нее, но, как ей показалось, на самом деле жадно разглядывал в зеркало заднего вида.
Ее интересуют мельчайшие подробности его жизни. Он обнимает Вонни во сне? Бреется утром или вечером? Думает ли иногда о ней, как она думает о нем, когда не может уснуть? Ее терпение вот-вот иссякнет. Она строит тысячи планов. Например, спрячется в пикапе, одетая лишь в длинный черный свитер на голое тело. Или дождется, пока бабушка уснет, позвонит Андре в полночь и попросит поймать летучую мышь, живущую в стропилах ее спальни. Или похитит малыша, Саймона, и отпустит лишь за поцелуй его отца. На уроках она бисерным почерком записывает не слова учителя, а свои сценарии, пока тетрадь не кончается. Но когда она наконец выходит на поиски Андре, все планы вылетают у нее из головы. Дело было так. Бабушка давно уснула, и Джоди тоже легла в постель, но вспомнила, что забыла впустить кошек. На зов они не приходят, поэтому она надевает дождевик поверх фланелевой ночной рубашки и кожаные ботинки, которые даже не зашнуровывает. На крыльце Джоди свистит, как учила бабушка. Но при этом мысленно зовет не кошек, а Андре. Может, он услышит? Ведь свет в его кухне горит. Прибегает Синдбад. Джоди открывает ему дверь, и кот проскальзывает в дом. Затем она идет через двор.
Надо узнать, кто именно на кухне. Она подходит к окну и заглядывает внутрь, мимо раковины с грязной посудой. Андре что-то пьет за столом – возможно, кофе – и просматривает стопку бумаг. На нем зеленая фланелевая рубашка и синие джинсы. Свободной рукой он возит кофейную чашку по блюдцу. Джоди испытывает азарт взломщика. Как здорово наблюдать за человеком, который ведет себя совершенно естественно и ни о чем не подозревает! Джоди не может удержаться и стучит по стеклу костяшками пальцев. Холодное стекло кажется острым. Андре поворачивается к окну, и Джоди задерживает дыхание. Что ж, у нее хотя бы будет этот миг, когда он видит только ее и ничего больше. Она знает, что погибнет, если он просто отвернется, поэтому отводит взгляд и пятится. Она встает у стены дома, рядом с кустарником гибискуса. Лезет в карман и закуривает. Андре выходит на улицу, даже не накинув свитер и хлопнув дверью, и идет на оранжевый огонек сигареты. Ему кажется, что сердце бьется так быстро от злости.
– Что ты здесь забыла? – спрашивает он.
Белая кошка, на поиски которой отправилась Джоди, сидит на соседском крыльце, мяукает и царапает дверь.
Джоди больше не в силах себя контролировать. Она всегда умела манипулировать людьми. Она с легкостью получает желаемое от родителей и друзей, если правильно разыгрывает карты. Сейчас она уверена, что способ заполучить Андре – поведать ему печальную историю. Пусть он ощутит ответственность не только за нее, но и за ее чувства к нему. Но от близости Андре ее мысли путаются, и потому она говорит правду.
– Просто хотела тебя увидеть.
Ее честность застает Андре врасплох. Он лишь сейчас замечает, как холодно. В доме все спят. Даже пес на кухонном полу словно в тысяче миль, на расстоянии сна. В последнее время Андре и Вонни были очень осмотрительны. Андре сидел дома, когда Джоди поджидала его во дворе. А Вонни не жаловалась, когда муж привез второй, а потом и третий старый мотоцикл. Но осмотрительность – еще не все. Их отношения дали трещину.
– Ты должна встречаться с ровесниками, – говорит Андре.
– Спасибо за совет, – произносит Джоди тоном, который напоминает Андре, насколько она молода.
– Джоди, тебе пора домой, – мягко замечает Андре.
Оба знают, что он имеет в виду Коннектикут, а не соседний дом.
– Я ведь даже ни о чем не прошу, – говорит Джоди.
– Слушай, я не хочу тебя видеть, – вскипает Андре. – Не знаю, как еще тебе объяснить.
Лицо Джоди начинает гореть. Возненавидеть Андре будет несложно.
– Просто ты одинока, – продолжает Андре.
Ничего хуже он не мог сказать.
– Ладно, – отвечает Джоди. – Как хочешь. Я никогда сюда не вернусь.
– Хорошо, – говорит Андре.
– Я серьезно.
Андре смотрит, как она бежит по двору и исчезает в темноте. Джоди хлопает дверью, и он возвращается домой. Выключает свет на первом этаже и поднимается на второй. В ванной старается не смотреть на себя в зеркало. Моет лицо, идет в комнату Саймона. Здесь горит ночник – клинышек белой пластмассы, вделанный в стену. Шторы из рисовой бумаги опущены. Саймон лежит на боку поперек кровати. Он сбросил одеяло и свесил ногу с матраса. Андре наклоняется и укладывает сына головой на подушку, накрывает одеялом. Он все время удивляется, как это Саймон может спать так крепко, что не проснется, даже если его перенести из комнаты в комнату. Андре не помнит, спал ли когда-нибудь так же безмятежно. Неужели в его детстве каждая ночь делилась надвое стуком града по крыше, гулом телевизора, который отец смотрел в гостиной? Неужели даже в августе простыни всегда были холодными? Он хочет быть для Саймона всем, чем не был его собственный отец, но мальчик уже сейчас ищет утешения у Вонни. Когда Саймон вместе с Андре, сын, похоже, считает, что отец понятия не имеет о боли. Если Саймон падает, он встает и бежит дальше. И лишь потом, когда он сидит у Вонни на коленях и показывает ей царапину, Андре узнает, что сын поранился. Андре не хочет верить, что равнодушие отца на самом деле не было таковым. И все же, вспоминая, как отец вставал задолго до рассвета и катил на «форде» по засыпанным снегом дорогам, которые ему предстояло убирать, Андре жалеет, что ни разу не встал и не приготовил термос с кофе, вместо того чтобы лежать и ждать звук мотора.
Когда Андре ложится в постель, Вонни открывает глаза.
– Саймон? – спрашивает она, думая, что Андре только что проснулся.
– Спит, – отвечает Андре.
Вонни улыбается и прижимается к мужу. Андре знает, что соседская девчонка просто выбрала неудачное время. Если бы она заявилась пару месяцев назад, они бы с Вонни вместе посмеялись. Но теперь он не расскажет жене о ее визите. И потому не сможет уснуть до утра.
Во сне он видит «Летучих лошадей», старую карусель в Оук-Блаффсе. Он ужасно спешит. Сейчас зима, потому что на улицах никого нет. Карусель должна быть закрыта, но он слышит музыку. С кем он встречается? Почему напуган? Что, если Саймон заперт в деревянном помещении карусели? Он пускается бегом.
Облака висят слишком низко. Он не различает, где небо: над головой или прямо перед ним. Андре бежит и понимает, что опоздал, но все равно прибавляет ходу. К счастью, для него оставили топор.
Он знает, что должен прорубиться через здание. Пока он размахивает топором, начинается снегопад. Наконец дерево разлетается на куски, и он видит, что карусель неподвижна. Но вот что странно: зеркала вокруг раскачиваются, искажая происходящее, мешая разобрать, что реально, а что всего лишь отражение. Андре слышит шипение и покрывается потом. Он разглядывает замерших на месте резных деревянных лошадей. На одной из карусельных карет нарисован дракон. Он выпускает когти. Открывает пасть, и Андре видит два острых белых клыка. Изо рта дракона вырывается струя москитов и горячего воздуха; его шипение раскачивает зеркала, змеей обвивается вокруг горла Андре.
Андре пытается сорвать то, что его душит. Откидывает голову и видит табличку, но не может разобрать, что на ней написано: «Это начало» или «Это конец».
Утром выясняется, что у него сел голос. Он может общаться лишь при помощи записок. Андре пьет горячий чай с медом, глотает микстуру от кашля прямо из бутылочки. Когда это не помогает, он выпивает три чашки обжигающе горячего черного кофе и к полудню снова может говорить.
Джоди осматривает кафе, и от злости у нее становится горько во рту. Обычно она берет с собой книгу и игнорирует окружающих. Но сегодня ничто не ускользает от ее внимания. На ней узкие черные джинсы и серый свитер, из-за которого ее глаза похожи на гладкие серые камешки. Наряд дополняют тщательно подобранные черные ботинки и красные пластмассовые браслеты. Почти два месяца она не обращала внимания на соучеников, так что придется наверстывать упущенное. Во всей местной школе меньше учеников, чем в старшем классе ее прежней школы. Никто больше не подходит к Джоди, и она знает почему. В первую неделю учебы Джоди ясно дала понять: дружба ее не интересует. И теперь местные девушки не заговаривают с ней без особой нужды. У Джоди нет наперсницы, чтобы узнать, кто есть кто, поэтому ей придется разбираться самой, а это непросто. Все общаются со всеми, четкой кастовой системы, как в ее прежней школе, нет. Самые уродливые мальчики сидят с самыми красивыми девочками. До Джоди доходит, что на острове нельзя плохо относиться к людям. Ведь с ними постоянно сталкиваешься.
Она высматривает два неплохих варианта за передними столиками. Первый – высокий блондин в фланелевой рубашке и джинсах. У второго рыжеватые волосы и очки в тонкой оправе в кармане рубашки. Джоди решает, что оба сойдут, хотя даже самые красивые парни в школе и в подметки Андре не годятся. Она никогда еще не была так расчетлива. Ей плевать, что они думают о ней, и терять ей нечего. Андре хочет, чтобы она встречалась с ровесниками, – именно этим она и собирается заняться.
Она несет поднос к передним столикам и внимательно наблюдает. Рыжий парень сидит к ней спиной, зато блондин замечает ее. За его столиком сидят еще два парня и девушка с короткой стрижкой, которая так к нему и липнет. Джоди останавливается в паре футов и смотрит ему в глаза. Остается немного подождать, и он подойдет к ней. Тогда она задаст всего два вопроса: есть ли у него машина и во сколько они встретятся после школы.
Саймон уже решил, что отмечать день рождения не будет. Он не хочет взрослеть, пока не подрастет. Он не говорит матери о принятом решении, когда она кладет на стол бутерброд с арахисовым маслом и быстро обнимает сына. Тайна распирает Саймону грудь, но он не разволнуется и не испугается. Вонни что-то чувствует и, принеся сок, касается губами лба сына. Он действительно горит, но не от болезни, а от стыда.
Он знает, что нечист. Это так. На него наслали порчу. Что-то растягивает его одежду, так что рукава приходится закатывать, а в новые ботинки – пихать газетную бумагу. Что-то сидит на нем, прижимая к земле, чтобы он не мог расти. Родители считают его дурачком. Как будто он не знает, что мать отмечает его рост на кухонной стойке, а отец всегда кидает мяч о землю, как малышу, а не прямо в руки. Саймон замечает, как они смотрят на него, и теперь, даже когда его не измеряют, делает это сам.
Пока Саймон обедает, Вонни встает на колени у буфета и ищет форму для кекса. У Саймона сводит живот. Мать уже готовится к празднику! Но если отложить день рождения, можно успеть подрасти.
– Я могу заболеть в следующую субботу, – небрежно говорит он.
– Да? – Вонни вынимает две круглые формы и ставит их на стойку.
– Я могу подхватить ветряную оспу, – говорит Саймон.
Пока мать стоит спиной, Саймон щипает себя за руку.
– Смотри, – зовет он. – Красное пятно.
Вонни подходит и изучает его руку. Саймон внимательно следит за ней. Он всегда знает, верит ли она ему.
– Может быть, – говорит Вонни.
Саймону становится легче.
– Хорошо, что пятна уже появились, – замечает Вонни. – Сыпь проходит через три дня. После этого ты будешь незаразен.
– Может, это другая оспа, – не унимается Саймон. – Подольше.
Вонни улыбается и споласкивает формы для кексов.
– Выбирай, – предлагает она. – Шоколадные или ванильные?
Каждое утро Саймон первым делом хватается за деревянные прутья в изголовье кровати и вытягивается на матрасе, чтобы проверить, докуда достают пальцы ног. Он закрывает глаза и мысленно отсекает кошачий мяв и шорох машин. Если будет достаточно тихо, если внимательно слушать, то можно услышать, как растут его кости.
В день рождения на столе стоит шоколадный кекс и два вида мороженого, к окнам прикреплены голубые воздушные шарики. Бумажные шляпы с резинкой под подбородок и золотой бахромой ждут гостей – Кейт и Мэтта, ровесников Саймона, и их родителей, с которыми Вонни и Андре никогда бы не познакомились, если бы не курсы по подготовке к естественным родам. Родители Мэтта, Джейн и Дуг, – архитекторы из Бостона. Они проектируют дома, ярусы которых торчат под странными углами, а стены сделаны из стекла. Большинство их творений используется лишь два или три месяца в году и принадлежит членам ассоциаций, которые владеют частными пляжами. Андре не говорит Джейн и Дугу, что считает закрытые пляжи аморальными, не спрашивает, кому в здравом уме придет в голову построить стеклянный дом с видом на аэропорт Эдгартауна. Он просто не общается с ними. А родители Кейт, преподаватели в местной школе, по каким-то причинам не в силах разговаривать с Андре. Последние три года матери раз в неделю устраивают совместные игры, которые Вонни и Саймон уже тихо ненавидят. Кейт не хочет делиться игрушками, а Мэтт кусается. Когда Мэтту удается совладать с желанием запустить зубы в ближнего своего, ему выдают желтую наклейку с улыбающейся рожицей. У него уже сотни наклеек, возможно, самая большая коллекция улыбающихся рожиц в мире. Через двадцать минут после прихода Мэтт кусает Саймона за ногу. Вонни бросается проверять, до крови или нет, а Андре хватает Мэтта и тащит в угол.
– Здесь кусаться запрещено, – говорит Андре опешившему хулигану. – Ясно?
Приложив лед к ноге сына, Вонни вызывает Джейн на кухню и сообщает, что они с Саймоном больше не могут ходить на игры.
– Я тебя не виню, – успокаивает ее Джейн – По правде говоря, я рада. Представляешь, Кейт прячет игрушки!
– Дело не только в Кейт, – говорит Вонни. – За это время я поняла: Саймон не станет с кем-то дружить только потому, что я так решила.
– Я понимаю, о чем ты. Эти маленькие мерзавцы себе на уме.
Вонни варит кофе для взрослых и горячий шоколад для детей.
У Джейн прямые светлые волосы и открытый, уверенный взгляд. Она опирается локтями на стойку и наблюдает.
– Мэтту хватит полчашки, – наставляет она Вонни. – От шоколада он еще больше кусается.
Джейн по секрету рассказала Вонни, что подумывает развестись, но боится, что муж выйдет из дела. Изменяют оба, но почему-то Вонни неприятно знать, что Дуг спит с клиентками. Конечно, несправедливо считать его большим предателем только потому, что он мужчина. Время от времени Вонни размышляет, что станет делать, если Андре ей изменит. Она уедет с Винъярда обратно в Бостон. Снимет квартиру в районе с хорошей школой, купит машину и цветной телевизор. Андре будет навещать Саймона каждые вторые выходные, потому что большего судья не разрешит. Она будет встречать его в роскошных платьях, пусть помучается. Пусть часами гадает, на какие деньги она их покупает и ради кого. А вдруг Андре потребует опеку над Саймоном? Эта мысль Вонни не нравится. В любом случае, если придется просить денег в долг у отца, она сможет позволить себе лучшего адвоката в Бостоне. Или даже нью-йоркского адвоката, который влюбится в нее.
В тот вечер, когда гости разошлись по домам, разбросав по полу гостиной подарки, Вонни без конца думает о нью-йоркском адвокате. Она устала, а Саймон все еще на взводе. Ему исполнилось четыре, но выше он не стал. Интересно, родители могут сдать ребенка и купить нового? Он хнычет, дуется и называет Вонни глупой. Его ставят в угол, и он пинает стену, пока на пол не падает кусочек штукатурки. Саймон отказывается от ужина, а когда приходит пора спать, ложится на пол и не дает Вонни надеть на себя пижаму. На улице холодный дождь переходит в мокрый снег.
– Ладно! – кричит Вонни. – Ложись в постель без пижамы. Мерзни!
– Не кричи на меня! – возмущается Саймон.
У него дрожат губы, а в глазах стоят слезы.
– Наденешь или нет? – злится Вонни.
«Пусть хоть обрыдается», – думает она.
Саймон встает и пытается удрать, но Вонни хватает его за руку, в тот же миг понимая, что не рассчитала силу. Она дергает Саймона вниз и запихивает его ногу в пижаму. Саймон так поражен и уязвлен ее жестокостью, что, задыхаясь, ловит ртом воздух. Вонни видит ужас на лице сына, но не может остановиться. Она продолжает вопить:
– Тебе четыре года, а ты ведешь себя как ребенок!
– Я не ребенок! – кричит Саймон.
Лицо у него мокрое от слез.
Вонни роняет пижаму и опускается на колени. Она совсем забыла, что он ребенок. Он боится темноты. Он ни разу не слышал слова «смерть». Вонни позаботилась об этом. Андре старался не вмешиваться, чтобы лишний раз не раздражать жену. Но теперь он подходит и берет Саймона на руки. Мальчик обнимает отца за шею и плачет. Вонни скорчилась на полу; ей тоже хочется плакать.
– Я положу его в кровать, – говорит Андре.
– Хорошо, – отвечает Вонни, как будто она нормальный человек, а не чудовище.
Андре купает Саймона, переодевает его ко сну и относит обратно в гостиную – пожелать маме спокойной ночи. Саймон медленно подходит и обнимает Вонни. Ее ранит его неуверенность. Когда Вонни шепотом извиняется, Саймон ведет себя благородно, как будто ничего не было, и дважды целует ее. Но позже, в постели с мужем, Вонни вспоминает, как плакала у себя в комнате после ссоры с матерью. Она понятия не имеет, из-за чего вышла ссора. Но помнит, какими жаркими были слезы и как они прекратились, словно по волшебству, стоило матери войти в комнату и поцеловать ее.
Снег падает все гуще. Лед покрывает голые ветки гибискуса и штакетины деревянной ограды перед домом. К утру на дорогах будет гололед, и Нельсона придется выводить на поводке, чтобы не скользил. Луны на небе нет. Тишина, и только снег шуршит за окном. Андре и Вонни занимаются любовью, пытаясь забыть, что в соседней комнате возится во сне ребенок. Они не думают, сколько раз еще разочаруют его или друг друга. Дом затихает, птицы прячутся от непогоды на карнизах, и даже те птахи, которые никогда не поют по ночам, хрипло и тревожно кричат.
Элизабет Ренни слишком стара за кем-то присматривать. Однажды она уже увещевала яростную юность, и с нее довольно. Элизабет Ренни с удивлением поняла, что ее больше не волнует то, что казалось крайне важным, когда ее собственная дочь, Лора, была молодой. Ее не шокирует то, что должно бы. Она знает, что Джоди постоянно лжет ей; да и кто бы поверил, что девица с рыжей прядью и размазанной подводкой поздно возвращается из школы, потому что записалась в хор? Она сомневается, что Джоди знает разницу между контральто и сопрано, зато уверена, что блондин на красной машине уже переспал с ее внучкой. Она не видела марихуану, но уверена, что ее курят на заднем сиденье автомобиля. Бунтарство Лоры – ничто по сравнению с неукротимым духом Джоди. Каждый ее шаг кричит о тяге к опасности. Элизабет Ренни знает, что блондин скоро получит отставку.
Больше всего Элизабет Ренни удивляет, что она не хочет отсылать Джоди. Жизнерадостное заявление Лоры о том, что они с мужем, Гленном, собираются на время разойтись, здесь ни при чем. Жить с Джоди – все равно что с миной замедленного действия. Она отвлекает Элизабет от темного пятна в глазу.
Джоди изобрела новый трюк: приходит домой в десять или одиннадцать, а в час сбегает до рассвета. В первый раз, когда она это проделала, Элизабет Ренни решила, что в дом забрался грабитель. Она сняла обручальное кольцо и спрятала под подушку. Кошки замяукали, когда дверь открылась, а когда она закрылась, Элизабет Ренни встала с постели и подошла к окну. Джоди бежала по лужайке к красной «тойоте». По крайней мере, парню хватило совести выключить фары, чтобы не разбудить соседей. Чем дальше, тем смелее и беспечнее становится Джоди. Она часто велит блондину припарковаться в кустах рядом с сараем Андре и раздевается догола, чтобы сосед все видел. После бессонных ночей ее серые глаза таинственно светятся. Она спит всего несколько часов по утрам и всегда собирается в школу в спешке.
Джоди снова проспала. Она бежит вниз по лестнице, на ходу застегивая блузку, и видит, что бабушка приготовила ей завтрак. На столе – омлет, две половинки грейпфрута и английский чай.
– У меня нет времени, – объясняет Джоди, натягивая черные ботинки. – Я опаздываю в школу.
– Я хочу с тобой поговорить, – останавливает ее Элизабет Ренни.
Джоди перекидывает холщовую школьную сумку через плечо. На шее девушки – розовые бусы, которые ей не особо нравятся. Подарок Джеймса, блондина.
– Я вернусь к четырем, – говорит Джоди, – если не будет репетиции хора.
– Сядь, – настаивает Элизабет Ренни.
Джоди вздыхает и плюхается на стул. Сумка соскальзывает с ее плеча на пол. Джоди слышит, как подъехала машина Джеймса, и почему-то ее бесит, что он ждет на улице.
Элизабет Ренни подготовилась к разговору, но надеется, что это не слишком заметно. Она тщательно оделась и, возможно, выглядит слишком торжественно в черном шерстяном платье и туфлях на каблуках. Под воротником у нее гранатовая брошка в форме собачки.
– Я бы предпочла, чтобы ты гуляла по ночам в выходные, – говорит Элизабет Ренни.
Джоди поднимает взгляд на бабушку.
– Разве не лучше гулять в пятницу, а не в понедельник, когда надо рано вставать? Так ты сможешь отоспаться в субботу.
Джоди прочищает горло. Она знает, что вчера была очень осторожна. Возможно, нашумела утром, возвращаясь. Или ее выдали чертовы кошки, которые потащились за ней наверх.
– Разве я не права? – спрашивает Элизабет Ренни.
– Да, конечно, – соглашается Джоди.
Она внимательно разглядывает бабушку, чтобы убедиться в отсутствии сарказма.
– Что ж, тогда договорились, – обрадованно заключает Элизабет Ренни.
– Только не думай, будто я влюблена, – внезапно произносит Джоди. – Он нормальный парень, но замуж за него я не пойду.
