Текст книги "Обещанная демону. Огненная академия (СИ)"

Автор книги: Элис Айт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15

Пятница прошла нормально. Ну для такого дня, когда о тебе ходят слухи, все на тебя оглядываются, шепчутся за спиной… Нормально. Стабильно так же как и четверг.

В пятницу вызывали меня к директору. Там будто очную ставку провели. Потому что, войдя в кабинет чуть не столкнулась с Гусевым. Стоит, понурый, глаза в пол. И куда болтливый язык только делся.

– Алиса, – кроме директора в кабинете находится и оба классных руководителя. Ко мне обращается Ирина Васильевна. – Алис, мы провели беседу с господином Гусевым, – хмыкает и качает головой. – Илья, мы тебя все внимательно слушаем, – говорит уже парню.

Он молчит. Руки в карманах брюк.

– Видимо не усвоил Гусев, – подает голос директор, Абрамов Сергей Александрович. – Нужно вызывать родителей, я не вижу другого выхода, – обходит стол и присаживается на его угол. Смотрит то на меня, то на парня.

– Не надо родителей, – ожил Гусь.

– Тогда мы тебя все внимательно слушаем. Особенно девушка, которую ты оскорбил. Публично причем, – гнет мужчина.

– Алиса извини меня пожалуйста если сможешь… – вот так и проговорил как скороговорку.

– Илья, – теперь обращается к парню его классный руководитель. – Еще раз, глядя на девушку.

– Алиса, – поднимает взгляд парень. – Прости меня, пожалуйста. Я не специально. Вернее, да, – оглядывается на присутствующих. – Специально. Ну понравилась она меня, – это уже им он объясняет, а я не понимаю сути своего присутствия здесь. – А она вон, – морщится, – с Ермолаевым.

– Ну вот это дело уже ее и вашего Ермолаева. Но то, что сделал ты… – качает головой Абрамов, – в голове не укладывается. Ты же знаешь, слово не воробей, – махнул рукой он. – Как будем наказывать его, Алиса? – вдруг спрашивает меня и смотрит своим темным взглядом.

– Не знаю, – пожимаю плечами. – Я не кровожадная, – хмыкаю.

Сергей Александрович улыбается.

– Сдать его родителям, – подает голос Ирина Васильевна, заступаясь за меня. – Она же девочка и такие слухи, – качает головой, всплеснув руками.

– Заставим публично принести извинения? – спрашивает директор, посмотрев на меня.

Ловлю взгляд парня. Ну и трус. Даже жалко его.

– Не нужно публики. Мне хватит того, что и так вся школа в курсе, а тут еще и напоминать об этом, – не соглашаюсь. – Извинился и… ладно.

– Хорошо, – соглашается директор. – Но я добавлю все же, чтобы жизнь раем не казалась, – поднимается на ноги, отталкиваясь от стола, – до конца учебного года помогать нашим уборщицам. Я проинформирую их о тебе и твоих функциях. Так что, благодари за великодушие Тихонову.

Поднимает руки вверх, показывая тем самым, что разговор закончен.

– Да вы издеваетесь! – рычит парень.

– Ребята, можете идти на урок, – отпускает нас учитель.

Я первой покидаю кабинет директора, за мной Гусев.

Он просто молча мимо проходит и скрывается за поворотом коридора. Ничего не сказав.

Я еще весь вечер прокручивала этот эпизод и думала, правильно ли я поступила. Но в итоге я сдалась и провалилась в сон.

А утро субботы началось с запаха блинчиков. Мама снова решила нас побаловать. На этот раз просыпаюсь не рано. Тимоха видимо сжалился надо мной и дал поваляться в кровати подольше или это мама тормозила пацана, чтобы он ураганчиком не влетал в мою комнату. Мама Сергею уже пару раз намекнула, что нужно бы врезать замок в мою дверь.

В целом хороший день. Сергей действительно вызывает слесаря и тот врезает замок. Тимоха причитает, что это нечестно по отношению к нему. Что вызывает смех. А еще спрашиваю маму, смогу ли взять брата с собой к Федору Ивановичу. Но оказывается, что у них на назначенное мной время посещения деда, запланированы занятия.

– Ну вот не честно! – снова вопит Тимоха. – Я хочу!

– Я тебя возьму в другой раз, давай? – пытаюсь смягчить ситуацию. Лучше бы я не при нем просила маму.

– Только обещай, – грозит пальчиком. – Так же, как и то, что замком не будешь пользоваться.

– Обещаю, – с улыбкой отвечаю.

После того, как Сергей увозит маму с Тимохой, я начинаю собираться к Федору Ивановичу. Закрываю квартиру, рюкзачок закидываю на плечо и тороплюсь вниз. А потом, пересекаю двор и тороплюсь к автобусной остановке.

Федор Иванович встречает меня с улыбкой и блеском в глазах.

– А где мальчуган? – сразу же спрашивает.

– У него занятия. В другой раз, – обещаю.

– Ну ладно. А то я и его теперь жду, – смеется по-доброму. А мне его так жалко становится. Почему же он один. Где дети? Почему бросили его одного? Но спрашивать не решаюсь.

– Прогулка в силе? – спрашиваю. – Погода шикарная.

– Конечно, – кивает. – Я почти готов. Только обуться.

Мужчина надевает ботинки, куртку, шапку. Берет свою трость. И мы покидаем квартиру.

Потихоньку спускаемся с третьего этажа. Лифта к сожалению, в доме нет. Поэтому Федор Иванович и не может один выходить гулять. Мало ли.

Мы выходим на улицу. Он вдыхает полной грудью воздух.

– Вот в деревеньку бы, – мечтательно.

– Можно конечно и в деревеньку, – усмехаюсь. – Но мы с вами вполне может сегодня обойтись парком.

– Именно, – соглашается. – Тут недалеко, – показывает тростью направление. – Мы с женой любили по нему гулять, – окунулся в воспоминания.

Мы почти доходим до парка. Вроде и не далеко от дома деда. Но он заметно устал. Тяжело задышал.

– Так, стоп. Давайте как присядем, – подвожу его к лавке. – Отдышитесь. Вы что-то разволновались со своими воспоминаниями, – говорю, отвлекая его. А сама начинаю нервничать.

– Да все нормально, Алисонька, – говорит сипло.

– Где болит, – спрашиваю.

– Да нигде, – отмахивается. – Сейчас пройдет.

Вот это мне уже совсем не нравится.

– Федор Иванович, где ваши таблетки? Должны же быть таблетки? – от волнения у самой начинают трястись руки.

Он себя ощупывает по карманам и разводит руками. А я вижу, что у него даже не остается сил говорить.

Сама прощупываю его карманы и нахожу блистер с одной таблеткой.

– Валидол…да он вам не поможет, – сомневаюсь.

– Давай, – командует, махнув рукой.

Выдавливаю таблетку и подаю ему, он тут же кладёт ее под язык.

Хватаю телефон и оглядываюсь. Как назло, поблизости никого нет.

– Алло, скорая? Тут деду плохо, – делаю вызов, называя адрес.

Но меня не успокаивают. Говорят, что в нашем направлении сильная авария и ближайшие машины все заняты. Но мне обещают прислать, как только станет возможным.

Меня это не устраивает категорически. Я даже в трубку реву, что если с дедом что-нибудь случится…

Меня колбасит не по-детски. Дед откидывается спиной на спинку лавочки и держится за сердце.

– Помогите, – кричу, но на меня не обращают внимания.

Я беру телефон и звоню Сергею. Он не отвечает. Тогда набираю маму, но палец соскальзывает на имя выше. И звонок отправляется Льву Ермолаеву.

– Да, – отвечает быстро.

А я заикнувшись впадаю в ступор на долю секунды, услышав его голос и тут же говорю в трубку:

– Лев, деду плохо, я боюсь…

Лев

Когда до меня доносят инфу касаемую Тихоновой я не сразу понимаю о чем речь. А когда в столовке Серега раскладывает все по полочкам перед глазами красная завеса появляется. Я хлопаю глазами и все безрезультатно. Что? Как это с ним? С Гусем этим? Да ну бред же?

– Не, ты прикинь, какая резвая б…

– Заткнись, – предостерегаю друга. – Вот просто заткнись, – цежу сквозь зубы.

– Да чего такого? Все говорят.

– А ты свечку держал? – спрашиваю, а у самого руки зудят, как хочется встряхнуть и ее и этого Гуся.

– А чего ты так заступаешься? Прошелся раз за ручку и что? Или ты того? – играет бровями.

– Мудак ты, – прорычал, и направился к кабинету следующего урока.

Меня жутко злило все! В своем чистом Абсолюте. Позавчера Гусев терся с Тихоновой. Вчера отказ новенькой от моей помощи. Да еще вот так прилюдно, аж передернуло. Не уж то неприятно мое общество? Сначала то казалось, что сможем спеться. А тут хрен. А сегодня слухи, да какие! Но я даже не хочу вникать, вот серьезно. Все это кажется бредом. Но в то же время, почему меня это так вымораживает?

Пока я плыву по течению весь учебный день, то не сразу понимаю, что Тихоновой нет на последнем уроке.

В груди расплывается разочарование. Я хотел к ней подойти. Поговорить. Но протупил.

– Ермолаев, ты где витаешь? – одергивает препод.

– Здесь я, – хмыкаю и беру ручку в руки.

Задолбали.

После уроков на школьном дворе вылавливаю Гусева. Хватаю его за шкирку и разворачиваю к себе.

– Че надо? – выдает этот дегенерат.

– Чего треплешь про Тихонову?

– А что слышал, то и треплю, – выдает с прищуром.

– Врешь же.

– Ага, как же, – ржет придурок. – Что, обидно? Закусило? Не тебе д…

Он не договаривает, потому что сгибается пополам и со свистом вдыхает воздух.

– Отвали от нее, придурок. Тебе же дороже будет, – проговорил ему на ухо, склонившись над ним.

И поторопился удалиться, чтобы никто не видел. Проблем мне с преподами не нужно.

Сейчас домой и к деду. Думаю, что на его территории удастся выяснить что к чему у новенькой. Да и другая она становится, когда дед рядом. Светится вся. К Федору Ивановичу привык так, что пропустить день без причины не выходит. По началу да, было дело, а когда заболела Тихонова, так что-то внутри щелкнуло. Ну куда он без нас? Не знаю, может чувство ответственности заразно? Вон, от Тихоновой подцепил?

– Я дома, – кидаю рюкзак в прихожей и опустившись на корты, тереблю Рича за уши. – Мы гулять, – хватаю с вешалки его поводок, цепляю к ошейнику.

– Лева, – из кухни выглядывает мать.

– Что? – хмурюсь.

– Отец приедет через полчаса. Просил его дождаться, – вытирает руки полотенцем.

– Зачем? У меня волонтерство сегодня, – напоминаю.

Рич скулит под ногами. Он явно недоволен тем, что мы еще никуда не идем.

– Приедет, скажет, – не смотрит на меня и возвращается к своим делам.

– Нормально, – хмыкаю. – Это секрет?

В ответ тишина.

– Ладно. С собакой-то я могу погулять? – спрашиваю, повысив голос.

– Можешь, – прилетает ответ.

– Благодарствую, – были б зрители, отвесил бы поклон.

С Ричем гуляем не как обычно. А укладываемся в эти гребаные полчаса. Потому что звонит отец и рычит в трубку. Должен явиться. Хоть тресни.

– Так, – начинает он, стоит зайти в гостиную. – У тебя на сборы минут двадцать.

– И куда? – не понимаю я.

– В деревню к деду. Там картошку пора копать.

– А я тут при чем? – начинаю злиться. – Мне эта картоха не уперлась, – огрызаюсь.

– А при том. Что пока ты живешь здесь за наш счет, то будь добр выполнять все то, что с тебя требуют.

Завелась шарманка.

– То есть мое мнение вообще по барабану, да? – бесит.

– Лев, ну что ты в самом деле? Не первый год же, – вклинивается мать.

– Лиз, – кидает хмурый взгляд на нее. – Тебе что-то еще объяснить нужно? – снова смотрит на меня.

– А нельзя кого-то нанять? Я не понимаю почему как копка так я в первых рядах. Там есть еще внуки. А трактор нанять – выпахать? Да и ты вроде при деньгах, вы эту картошку купить что ли не можете? – взрываюсь в считанные секунды.

– Труд из обезьяны человека сделал, – одно и тоже. Каждую гребаную осень.

И вроде бы помнил о том, что мы с отцом едем на пару дней к родне в тмутаракань, чтобы стереть в мясо руки. Но с приходом новенькой у меня затмение какое-то наступило.

– Интересно как это помогло тебе стать успешным адвокатом? – хмыкаю я и не дожидаясь ответа отца, развернувшись, направляюсь в свою комнату. За мной по полу когтями цокает Рич.

Со злости закидываю рюкзак в дальний угол комнаты. Выгребаю из шкафа старый спортик, пару футболок. Больше и брать нет смысла. Уроки? В жопу. Один хрен он отзвонился класнухе и предупредил о моем отсутствии. Все же просто. Делает так, как считает нужным.

Я потом этими руками делать ничего не могу дня три. То, что проделывает отец, это лучший способ взрастить ненависть к физическому труду. Просто тупо два раза в год. Сажать, выкапывать. Все.

Мама с нами не едет. Эти два дня она посвящает себе. Так отец это преподносит. Одно радует, так это то, что Рич набегается вдоволь на просторе.

Отъехав от дома, меня осеняет и я начинаю хлопать себя по карманам брюк, кофты.

– Твою… – ругаюсь.

– Что забыл? – не отрывая взгляд от дороги спрашивает отец.

– Телефон. Давай вернемся? – прошу, но внутренне понимаю, что это очень-очень навряд ли.

– Ничего. Отдохнешь как раз. А то всю жизнь так и проведешь в телефоне.

– Да бл… мне нужно было предупредить девочку, что я не попаду к деду, – выпаливаю зло.

– Своего зато навестишь, – усмехается.

– Высади меня здесь. Я доберусь в деревню на попутках, – предпринимаю еще одну попытку.

– Да черта-с два. Все. Разговор закончен, – отрубает, махнув рукой.

Я откидываюсь затылком на подголовник. Хлопаю рукой по колену. Расстроен! Да писец как! Внутри все закипает от несправедливости. Думал, еще поговорить удастся о вышке. Я в мед хочу, а не в юристы. На хрен они мне не уперлись. Но кто будет меня слушать, да?

Ударяю кулаками в торпеду два раза и перебираюсь на заднее сиденье к собаке. Пес укладывает голову мне на колени и вздохнув, закрывает глаза.

В деревню приезжаем в одиннадцатом часу. Ба как всегда наготовила так, будто мы только откинулись и как минимум лет пять нормальной еды не видели.

– Исхудал то как, – обнимает меня бабушка и причитает.

– Мам, ну где хоть? – возмущается отец. – Никто его голодом не морит. В рост идет. Разве не видишь, какая шпала вымахала.

Лестно…

– Давайте за стол, – зовет дед.

С ним лишь обмениваемся крепкими рукопожатиями.

За столом между взрослыми затевается разговор. Я слушаю вполуха. Отец делится новостями в работе. Рассказывает каверзные ситуация.

Отец очень похож на деда. Такой же жесткий, прямолинейный, требовательный. По их мнению, весь мир им должен и это как минимум. Бабуля же мягкая и улыбчивая. Чтобы улыбнулся дед… я не знаю, что должно случится.

– Чего уши развесил. Поел, свободен, – прорычал отец.

– Окей, – откладываю на тарелку недоеденную котлету. Не успел, задумался. Вытираю руки салфеткой. – Спасибо, баб, – говорю и подхватив свою тарелку выхожу из-за стола, направляюсь в кухню, где ее мою.

– Ты слишком строг с ним, – доносится голос бабушки. – Доесть мальчишке не дал. Не удивительно, что он худой, если ты его гоняешь так.

Снова за меня заступается.

– Ну где строго, мам, – отмахивается отец.

Я стою за дверью кухни и слушаю разговор. Да, нехорошо, но уж очень любопытно.

– Мы с тобой вон какого сына воспитали, – встревает дед. – Не сюсюкались и сопли не разводили. Вырос, добился чего хотел. Нечего из пацана сопливую девку делать, – звучит строго.

М-да. Упираюсь спиной о стену и ударяюсь затылком о нее. Строгость, жесткость это наше все. Не понимаю, как таких мужиков как мой отец и дед, терпят их женщины. Что это? Любовь? Извращенная форма садизма?

У ног садится Рич.

– Пойдем спать что ли, – предлагаю псу. – Завтра нас раскатают по полю с картофаном.

А уснуть как назло не получается. Прокручиваю в голове события нескольких дней. Я снова и снова возвращаюсь к мыслям о Тихоновой. Эта девка засела в мозгах, что вытравить не выходит.

По привычке дергаюсь, хлопнув рукой по карману штанов, но сразу же вспоминаю, что гаджет остался дома. Что очень и очень плохо. Может это и зависимость, но без нее как-то хреновенько. Я элементарно не знаю, как позвонить или написать новенькой. Чтобы объяснить почему не пришел к деду. Да еще и после того, что случилось в школе. Что она обо мне подумает? Что поверил? Или ей все равно на мои мысли? Тоже верно. Я может тут зря переживаю? А ей пофигу.

От того, что пришел к такому мнению стало еще тоскливее.

Рич улегся в ноги и поскуливает, поглядывая на меня.

– Ненавижу эти дни, – вздыхаю.

Пес ворчит, будто поддерживает меня. И я еще склерозник, телефон забыл. Просто тупо на двое суток выпасть из жизни. Дерьмо.

Утро началось в семь. Спасибо, что не в шесть вытащили из кровати. Сытный завтрак, пара слов за ним. Лопату в руки, ведра, мешки…

Убиться хочется.

Утро прохладное. Мы вдвоем с отцом копаем. Бабушка с дедом собирают и перебирают картошку. Ботву в сторону, потом можно будет спалить. Если дождь не пойдет.

Самое крутое что могло бы быть, это после копки и прочего связанного с картошкой, запечь ее. В той самой куче ботвы. Мы так раньше и делали. Но это было в детстве. С тех пор прошло лет десять. Потом мы лет пять не ездили сюда. И когда стали снова приезжать, о запекании картошки и речи не было.

А только представить, как пахнет запеченная картошка, которую ты расковыряешь в углях. Немного соли и кусочек хлеба. Сидеть на траве и наслаждаться божественным вкусом…

Делаем перерыв на обед. Бабушка из дома приносит перекус в виде пирожков и чая в термосе. Потом снова копка.

Часа через три, отец отправляет меня помочь бабушке. Отобранное на семена пересыпаю в мешки, отношу к сараю. Потом что на еду и что на хранение. Но и это еще не все. Хорошо бы все это просушить, чтобы не сгнило в погребе. Короче, день выходит занятным и в тоже время убийственным. К восьми вечера я не чувствую ног, а ладони горят адским пламенем, а в спину будто кол вбили.

Бабушка хлопочет на кухне. Отец с дедом в сарае разгребают барахло. Мне похрену на все. Упасть бы и не вставать. А нет, руки бы куда-нибудь засунуть. Точно! Подрываюсь с кресла и тороплюсь к выходу.

– Левушка, ты куда? – доносится бабушкин голос.

– К колодцу, ба, – отвечаю и выбегаю на улицу.

В десяти шагах от дома колодец. Такой, деревянный, с ведром. Скидываю его и хватаюсь за ворот.

– Ш-ш-ш, – шиплю, поморщившись от боли.

Стягиваю с себя футболку, обматываю ворот и скрипя зубами кручу его, поднимая ведро. Вытаскиваю его, ставлю на землю и сразу же окунаю кисти.

– Да-а-а, – закатываю глаза от удовольствия.

Ночь еле пережил. Думал сдохну. Ломило тело так, что… а черт с ним. Не это главное. Главное, что через час выдвигаемся с отцом в город. И это благодаря тому, что его срочно на работу выдергивают. А значит я спокойно смогу заняться своими делами. Полтора дня выходных. Можно будет зависнуть с пацанами на скейтах.

Бабушка как всегда затарила нам багажник до отказа. И мешок картохи, банки с закрутками, сушеные грибы, яблоки. В общем, если сломается машина среди поля, можно будет прожить как минимум недели две.

До города часа три, не меньше. Отец напряженно держит руль. Пару раз говорил по телефону. Нервно. Но я хотел поговорить. А это единственный момент, когда он не уйдет от ответа, убежав из квартиры, сославшись на срочные дела. У него всегда срочно все. Но в его время сын не вписывается.

– Пап, – начинаю, собравшись с духом. – По поводу поступления.

– Мы все решили, – отрезает.

– Нет, не решили и ты об этом знаешь, – огрызаюсь.

– Пока я решаю, – отвечает.

– Мне восемнадцать и решать могу я сам.

– Пока ты не закончил школу и живешь на мои деньги, будешь делать так, как я скажу. Юрфак. И точка, – мазнул по мне злым взглядом и вернул его на дорогу.

– Я хочу в мед. И ты прекрасно знаешь об этом. Почему нет? Объясни? – терпение не мой конек, еще немного и я взорвусь.

– Что тебе даст мед? – спрашивает, прищурившись. – На кого ты там собрался? На хирурга? – хмыкает презрительно. – Так ты первое время кроме как санитаром подрабатывать больше никем и не сможешь. Даже если бюджет… серьезно потянешь? А на что жить? После школы, поступаешь, я устраиваю тебя к нам в фирму. Тебя натаскают быстро. Через год-полтора начнешь зарабатывать нормальные деньги. Съедешь. Снимаешь свое жилье, купишь свою тачку… Что не так? Кажется, это то, о чем мог бы мечтать пацан.

– Мои мечты от твоих разнятся, – качаю головой, понимая, что мне его не уговорить, потому что у него моя жизнь разложена уже по полочкам.

Больше я не возвращаюсь к этому разговору. Бесполезно. Нет смысла тратить свои нервы. Нужно самому что-то придумать. Иначе так и придется жить по указке родного отца.

Приехав домой, я не дожидаюсь его, а несусь к подъезду. К черту, пусть сам все разгребает. Картошку, банки-склянки. К черту.

Но он следом приходит домой. переодевается и уезжает. За ним приехала рабочая машина.

Перекинувшись парой слов с мамой, закрываюсь у себя в комнате. Нахожу телефон и только взяв его в руки он тут же оживает.

Тихонова? Вот это новости. Хмыкаю и отвечаю, мазнув пальцем по экрану гаджета.

– Да.

В трубке повисает тишина на секунду. А потом:

– Лев? Деду плохо, я боюсь…

Глава 16

– Лев, Деду плохо, я боюсь, – говорю в трубку, срывающимся на шепот голосом.

Поглядываю на Федора Ивановича и у меня от страха подгибаются ноги.

– Вы где? – звучит предельно собранное.

И я объясняю где мы находимся. В ответ я лишь услышала короткое – жди. И все!

Сколько ждать, чего ждать? Он не сказал, а просто отбил звонок.

Я снова и снова оглядываюсь по сторонам, но как назло поблизости никого. Будто вымерли все. Пытаюсь говорить с Федором Ивановичем. Но он сначала пытался улыбаться и хорохориться.

– Да что же ты так переполошилась, Алисонька? – спрашивает и тут же жмурится.

А я еще немного и в обморок грохнусь.

Не знаю сколько прошло времени. Мне казалось, что целая вечность, прежде чем прямо по тротуару к нам несся внедорожник. Машина резко тормозит около лавочки, на которой сидели мы. Дверь открывается и из авто выходит Ермолаев.

Мои глаза, наверное, чуть не вывалились.

А я поверить не могу, что вот он, приехал? Почему приехал? Он умеет водить?

– Дед, – к Федору Ивановичу подходит парень. – Дед, – берет его за руку. – Поехали.

– Да куда? – хрипя спрашивает старик.

– В больничку, Федор Иванович, – и пытается поднять его, перехватив того под руку. – Давай, Алиса, помоги мне, – говорит.

А мой слух режет то, как он называет меня по имени. Но я быстро прихожу в себя и подрываюсь к сидящему деду и тоже подхватываю его под руку.

Так совместными усилиями нам удается его поднять на ноги.

– На заднее его, – командует Лев.

Оказываемся у машины, он открывает дверь и кое-как нам удается посадить Федора Ивановича на сиденье.

– Быстро в машину, – кричит мне и сам бежит к водительской стороне, прыгает за руль.

Я же забираюсь с другой стороны назад, к деду. Беру его за руку, разговариваю с ним, прошу не закрывать глаза.

А Лев срывает машину с места и мчит на всех парах прямо по тротуару, газону. Я взвизгиваю пару раз, когда машина подскакивает на кочках. И выезжает на дорогу.

– Ближайшая больница в десяти минутах езды, – говорит Ермолаев. – Но на центральной авария из пяти машин. Там жесть, новости краем уха услышал. Поэтому едем дворами, – словно объясняет мне.

И мы действительно сворачиваем во дворы. Как Лев лавирует, объезжая припаркованные машины, сигналит пешеходам я даже видеть не хочу. Мне страшно. И за деда страшно, и за то, что мы попросту разобьемся или кого-нибудь убьем по дороге в больницу.

Потом снова выпрыгиваем из двора на центральную дорогу и как раз перед носом патрульной машины. Вмиг включается сирена. Лев матерится.

– Надо остановиться, – мямлю я.

Но парень не обращает на меня внимания и прибавляет скорость.

– Пока тормозим и объясняем, что к чему, у нас дед окочурится. Нам еще и трупак припишут, – выдает он.

Мы мчим по дороге. Впереди маячат красные тормозные сигналы. Затор.

– Водитель автомобиля Ауди, Екатерина-девять-восемь-пять-Роман-Мария, прижмитесь к обочине…

– Хрен вам, – усмехается Лев и резко сворачивает с дороги на второстепенную.

– … съезжай на обочину, – кричит в громкоговоритель голос.

– Лев, – пищу я.

– Тихо, – отрезает и продолжает движение.

Я уже стараюсь не смотреть в окно. Держу за руку деда. Он устало приоткрывает глаза. А мое сердце вот-вот выпрыгнет прямо из горла. От зашкаливающего пульса, в ушах стоит шум.

– Все хорошо, – говорю ему. – Сейчас вам помогут, – на глазах наворачиваются слезы. Я боюсь за него. Безумно боюсь.

А за нами так и не отстает патрульная машина. Вой сирены, требования остановиться. Голова взрывается от боли.

Машина резко тормозит. Я чуть не ударяюсь о спинку переднего сиденья, успев выставить руки вперед.

– Приехали, – говорит лев и выпрыгивает из машины.

Он обегает авто, но открыть дверь со стороны деда не успевает. Его настигает мужчина в форме и валит на асфальт.

– Лежать, – кричит он.

Я выхожу из машины и срываюсь к Ермолаеву.

– Отпустите его немедленно, – ору, хватаю гаишника за руку. Он меня отталкивает, я не удержавшись падаю на спину.

– Не трогай ее, – рычит парень, которому фиксируют руки за спиной.

– Отпустите его, у нас там… – не успеваю договорить.

Меня кто-то хватает за шкирку, как котенка и оттаскивает от валяющихся на дороге.

– Тихо, – рычит мужчина на ухо. – Смотри какие бойкие. Покатушки устроили. Сейчас выхватите, – угрожает. – Стой, не рыпайся, – заламывает мне руки.

– Там в машине… – сопротивляюсь что есть силы.

– На штрафстоянку машину. Угнали? – перебивает меня.

– Да там дед! – кричу я.

– И деда угнали? – хмыкает.

– Там дед, ему плохо, – уже чуть не плачу я. – Мы его везли в больницу. Скорые не выезжают…

– Твою то мать, – ругается гаишник и отступает.

Мои руки плетьми падают вдоль тела. Мужчина подбегает к машине, открывает дверь.

– Леха, – кричит он своему напарнику, который на ноги поставил Льва. – Быстро врачей сюда.

– Че там?

– Дедок, бегом, – кричит он.

Тот самый Леха оставляет Льва и бежит к крыльцу больницы и через минуту выбегает уже с двумя медиками, один из которых с чемоданчиком.

Начинается суматоха. Врачи спрашивают, что да как было. Я дрожащим голосом рассказываю. Они кивают. Выносят носилки. Деда вытаскивают из машины и несут в больницу.

Кажется, что про нас забыли. Слышна только дорога, да одинокие автомобильные сигналы. Лев облокотился о капот машины, на которой нас привез сюда. Я же, очнувшись от ступора подхожу к нему. Одежда запачкана в пыли. Хмурый, желваки ходят ходуном.

– Лев, – останавливаюсь напротив него и замираю. – Ты молодец, – голос срывается на шепот.

– Ага, – хмыкает зло. – Такой молодец, что сейчас будет весело.

Не успевает договорить, как из больницы выходят гаишники.

– Ну что голубки, ай-да на свидание в отделение, – хмыкает один, подхватывает меня под локоть.

– Отпусти ее, она не причем, – рычит Лев.

– А ты помалкивай, герой, наговорил уже, – отвечает ему мужчина и подведя меня к патрульной машине, усаживает назад, придержав голову.

Следом и Льва сажают рядом со мной.

– С тачкой аккуратнее, – говори парень.

– Не волнуйся, – получает он ответ.

– Что с дедом? – спрашиваю, когда машина выезжает с территории больницы.

– Оказывают помощь. Через час сказали звонить, уточнять.

Я выдыхаю. Главное, что живой.

– Ну вы даете, – усмехается тот, который Леха и качает головой.

Не то слово, думаю я. И закрываю глаза. Кажется, что все происходящее сон. И я вот-вот проснусь у себя в комнате, дома. Но открыв глаза, мы все еще в патрульной машине, у Льва на запястьях наручники и нас везут в отделение.

Нас привезли в отделение. Вывели из патрульной машины. Первым ведут Льва. У него все еще руки в наручниках. Следом иду я, за мной инспектор.

Заводят внутрь здания.

– Вот тут посидите, подумаете над своим поведением, – говорит один и махнув дежурному, кивает на клетку.

– За что это так? – спрашивает мужчина в форме, кивнув на наручники Льва, которому их снимает Леха.

– Сопротивлялся, – хмыкает тот.

– Да не сопротивлялся я, – огрызается Лев.

– Ты мне еще тут поговори, – пресекает разговор инспектор. – Заходи и помалкивай. Говорить будешь со следователем, когда вызовет.

Меня приглашают войти в следующую дверь обезьянника. М и Ж видимо. В клетке с Ермолаевым сидит мужчина жуткой внешности. Грязный весь. И после очередного храпа, я понимаю, что он крепко спит. Лев проходит к скамейке и садится.

У меня в соседстве… женщина. Лет сорока, не меньше. Заметив меня, улыбнулась.

– Да ты проходи, не стесняйся. Впервый раз что ли? – спрашивает меня.

– Не лезь к ней, – влезает голос Льва, обращенный к кому? Мне или моей соседке?

– Тебя забыла спросить, – усмехается женщина.

– Так, рты закрыли, – говорит дежурный. – Разговорились.

– Иди, садись, – машет мне рукой дама.

А я сажусь к стенке, смежной со второй клеткой. Лев тут как раз рядом.

– Ага, к женишку своему, – доносится до меня женский голос.

– Лёв? – поворачиваюсь к недалеко сидящему парню, который упер локти в колени и уткнулся лицом в ладони. Так уже и сидит минут пять. – Лёва? – поджимаю губы, понимая, как жалобно звучит мой голос.

– Че? – поворачивает голову в мою сторону.

– Что теперь будет? – спрашиваю, а у самой глаза на мокром месте.

– Да ничего не будет. Ща родоков вызовут и отпустят, – отвечает будничным тоном и снова отворачивается.

– Я боюсь, – шепчу уже еле слышно.

Не знаю сколько проходит времени пока к дежурному не подходит мужчина средних лет. Подтянутый, симпатичный, но взгляд словно сканер. Он не в форме, как дежурный. Обычная одежда. Джинсы и кофта.

– Кто тут у нас? – спрашивает дежурного и листает бумаги которые ему дали.

– Да вот, малолеток привезли, – отвечает тот.

– Понятно, – вздыхает мужчина и оперевшись о стену спиной смотрит то на меня, то на Льва. – С кем первым пообщаемся? – спрашивает.

– Даму вперед, – буркнул Ермолаев.

– Какой джентльмен, – и говорит дежурному, – выпускай девчонку.

Выпустив из обезьянника, я иду следом за мужчиной. Подходим к кабинету с табличкой, которую я не успеваю прочитать. Открывает дверь, пропускает меня вперед.

– Присаживайся, – показывает рукой на стул у его рабочего стола, за который садится. – Меня зовут Захаров Антон Михайлович, следователь. Сейчас ты представишься и расскажешь все, что произошло.

– Я уже рассказывала, – пожимаю плечами.

– Но не мне, -хмыкает. – Слушаю, – а сам глазами бегает по строчкам в протоколе, который ему дали.

Приходится все снова рассказать. С самого начала, как вышли с дедом прогуляться. Как ему стало плохо, как не смогла ни до кого дозвониться. И только Ермолаев ответил мне и быстро отреагировал на мои слова. Приехал. Я до сих пор под впечатлением. И то как он быстро ехал, торопился, чтобы не опоздать. А потом как нас задержали.

– А чья машина то? – спрашивает.

– Я так поняла, что его отца.

– Забавно. Так, – потирает переносицу. – Хорошее дело конечно, но вы могли подвергнуть опасности окружающих.

– Я понимаю и все осознаю.

– Друг то твой, судя по данным, совершеннолетний. Нагрубил инспектору, сопротивлялся.

– Он из-за меня попал, – оправдываю Ермолаева. – Он не виноват.

– И за руль ты сама его сажала? – спрашивает, выгнув бровь.

– Нет, но…он не виноват, – стою на своем.

– Защитница, – хмыкает.

– Скажите, а нельзя узнать, как там Федор Иванович? Переживаю за него, – решаюсь спросить.

– Сейчас узнаем, – кивает и берет трубку с телефонного аппарата и набирает номер.

На том конце провода отвечают почти сразу. Мужчина представляется и озвучивает мой вопрос. Потом слушает ответ и поблагодарив, кладет трубку на место.

– Что? – спрашиваю от нетерпения.

– Жив, состояние стабилизировали. Прединфарктное, ставят. Молодцы, в общем-то, – говорит, задумавшись.