Текст книги "Пианистка"

Автор книги: Эльфрида Елинек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Клеммер неистово тычется в ее губы, но доказательств любви нет как нет. Обмякший член, словно бесчувственная пробка, плывет по ее водам. Он по-прежнему крепко держит женщину за волосы, надеясь, что у него что-нибудь вырастет. Вполуха Клеммер прислушивается к коридору, не идет ли уборщица. Все остальное в нем прислушивается к плоти, не восстает ли она. Учительница, взнузданная и стреноженная любовью, облизывает Клеммера со всех сторон, словно корова только что народившегося теленка. Она возвещает ему, что все наверняка получится и что у них, у обоих, есть еще бездна времени, ведь в их страсти они не сомневаются. Только не надо нервничать! Увещевания, произнесенные невнятно, приводят молодого человека в бешенство, он снова слышит в них приказной тон. Разве не эта начальница постоянно приказывает ему тыкать пальцами в клавиши и нажимать ногами на педали в определенных местах, диктуемых музыкой? Она ставит свои музыкальные познания выше Клеммера как мужчины и, томясь под ним, вызывает у него такой прилив отвращения, который он не в состоянии описать. Она съеживается в размерах, склоняясь к его члену, а тот, в свою очередь, остается съеженным. Клеммер по-прежнему наносит удары в раскрытые губы Эрики, которую постепенно начинает тошнить. Женщина с наполовину наполненным ртом продолжает заботливо утешать его и говорить о будущем. «Нас ждут радость и наслаждение!» Они не видят глаз друг друга; она перестала быть тем, кто отдает команды, она – это волосы, затылок, шея, непостижимость. Любовный автомат, который больше не функционирует, даже если пнуть изо всех сил. Ученику хочется только одного: отточить на ней свой инструмент. В принципе, его инструмент никак не связан с остальным телом. А женщину любовь всегда захватывает целиком. Женщину влечет к тому, чтобы отдать за любовь все, что она имеет, и оставить сдачу на прилавке. Эрика и Вальтер Клеммер говорят в один голос: сегодня не получается, завтра получится наверняка. Эрика видит в его неуспехе самое глубокое доказательство любви. Клеммер из-за своей немощи пребывает в полном бешенстве; он крепко держит женщину за волосы, причиняя ей боль, чтобы на сей раз она не посмела ускользнуть из-за своей обычной бесцветной нерешительности. Наконец-то она здесь, воспользуемся этим и, в соответствии с договором, изо всех сил дернем ее за волосы. Оба они, как сговорившись, громко выкрикивают слова любви.

Звезда ученика закатывается, столкнувшись с непосильной задачей. Она не восходит на этом небосклоне. Лабиринт так и не расступается перед ним, как бы сильно он ни тянул за нить Ариадны. Между деревьями и кустами, не знающими ножниц садовника, не раскрывается прямая тропа страсти. Женщина лепечет о лесах, наполненных сводящими с ума открытиями, но известны ей разве что ежевика да белые грибы. Она утверждает, что заслужила их долгим ожиданием. Ученик проявил усердие, и за это ему обещают приз. Приз заключается в любви Эрики, и ученику как раз ее вручают. Неумело мусоля между нёбом и языком его мягкий отросточек, она ожидает от своей будущей страсти чего-то такого, что похоже на учебную туристскую тропу с растениями, каждое из которых снабжено аккуратно написанной табличкой. Читаешь надпись и радуешься, узнавая давно известный кустарник. Видишь змею в траве и ужасаешься, потому что на ней нет таблички. Женщина называет эту неуютную каморку обиталищем их любви. Здесь и сейчас! Ученик молча наносит удары в мягкое полукружье рта, в этот беззвучный горн, в котором его плоть слегка задевает ее зубы, и он советует ей быть поосторожней. В такой ситуации мужчина опасается зубов больше, чем любой болезни. Он потеет и кряхтит, показывая, что старается изо всех сил. Он кричит, что постоянно думает о ее письме. Как глупо. Она со своим письмом виновата в том, что он не может совершить любовный подвиг, а вынужден только думать о любви. Она, эта женщина, воздвигла непреодолимое препятствие.

Истинный размер его члена, о котором он возбужденно рассказывает женщине, еще никогда не отдававшей должной дани его плоти, радует его так, как новый «конструктор» радует любознательного мальчугана. Размер никак не удается продемонстрировать. Учительница, еще никогда не знавшая страсти, внимает детальному описанию с дружески-страстным усердием. Она соглашается с ним и вовсю радуется тому, что скоро, очень скоро сможет получить удовольствие и от этого, и от многого другого! Она пытается незаметно выплюнуть его член, однако ученик Клеммер настойчиво принуждает ее вновь раскрыть губы, пренебрегая состоянием госпожи учительницы. Так быстро он не отступится! Ей придется глотать это горькое лекарство неподслащенным. Эрику Кохут обволакивают первые страхи, связанные с неудачей, в которой она, пожалуй, виновата. ЕЕ юный ученик все еще пытается получить сексуальное удовольствие, не думая ни о чем, однако из его затеи ничего не выходит. В женщине, заполняющей бездну всем своим существом, вздымается на волнах темный корабль страха, уже поднимающий паруса. Очнувшись от неистовства, она, помимо своей воли, начинает различать отдельные детали этого крохотного помещения. Глубоко внизу за окном каморки – крона дерева. Это каштан. Клеммер удерживает в полости ее рта безвкусную трубочку с леденцами, свой любовный отросток. Мужчина всем телом прижимается к ее лицу и бессмысленно стонет. Уголком глаза Эрика замечает едва приметное колебание ветвей там, внизу. На них падают первые капли дождя. Листья намокают и обвисают. Летят во все стороны неслышные отсюда брызги, и на дерево обрушивается ливень. Весеннее утро не сдержало своего обещания. Свежая листва беззвучно склоняется под напором дождевых капель. Небесная канонада обрушивается на ветки. Мужчина по-прежнему втискивает себя в женский рот и держит Эрику за волосы и за уши, в то время как на улице всемогущая природа демонстрирует свое могущество. Ей по-прежнему еще хочется, а он по-прежнему еще не может. Он маленький и мягкий, а положено ему быть большим и твердым. Ученик визжит, но уже от злости, он скрежещет зубами, потому что он сегодня не в состоянии проявить себя с выигрышной стороны. Он сегодня наверняка не сможет разрядиться в отверстие ее рта, расположенное в голове, в самом ее выигрышном месте.

Эрика ни о чем не думает, и хотя во рту у нее почти ничего нет, она ощущает удушье. Тошнота поднимается в ней, и Эрика хватает ртом воздух. Ученик елозит по ее лицу жесткими волосами лобка, заменяя усердием твердость собственной плоти, и вовсю клянет свой инструмент. В Эрике поднимается волна тошноты. Она с силой вырывается, ее выворачивает прямо в старое жестяное ведро, удачно оказавшееся рядом. Слышны шаги, кто-то направляется в сторону каморки, однако чашу сию проносит мимо и в дверь никто не заглядывает. Между отдельными приступами тошноты учительница успокаивает мужчину: все не так худо, как это выглядит. Желчь рвется из ее тела наружу. Эрика судорожно прижимает руки к желудку и почти машинально говорит о том великом наслаждении, которое ждет их впереди. То, что случилось сегодня, особой радости не доставило, но скоро, совсем скоро радость вырвется из стартового загона на широкий простор. Отдышавшись, Эрика неустанно твердит о сильных и настоящих чувствах, она протирает их белым платочком и горделиво выставляет на обозрение. «Все это я сохранила для тебя, Вальтер, теперь настал черед!» Ее даже перестало тошнить. Она хочет прополоскать рот водой и получает за это легкую шутливую оплеуху. Мужчина в ярости: «Никогда не смей поступать так в тот самый момент, когда я готов достигнуть абсолютного накала. Теперь ты окончательно выбила меня из колеи. Ты не смогла дождаться, пока я доберусь до заснеженных вершин. Не смей полоскать после меня рот». Эрика пробует лепетать изношенные слова любви, но он ее высмеивает. Равномерно барабанит дождь. Вода течет по стеклу. Женщина обвивает мужчину руками и что-то ему подробно описывает. Мужчина говорит ей в ответ, что от нее воняет! Знает ли она, что от нее воняет? Он повторяет эту фразу еще несколько раз. Ведь звучит она так красиво: «Известно ли вам, фрау Эрика, как от вас сильно воняет?» Она совершенно растерянна. И снова пытается легонько лизнуть его. Получается не так, как этого бы хотелось. Снаружи наползают тучи, становится совсем темно. Хотя это было понятно с первого раза, Клеммер продолжает тупо повторять, что Эрика воняет, воняет так, что вся каморка пропахла ее отвратительным запахом. Она написала ему письмо, и вот его ответ: он ничего от нее не хочет, к тому же от нее невыносимо воняет. Клеммер осторожно дергает Эрику за волосы. Ей придется уехать из города, чтобы его молодые ноздри более не ощущали ее своеобразного и отвратительного запаха, этих животных испарений гнили. «Тьфу, дьявол, как вы воняете, вы себе этого даже не можете представить, госпожа учительница музыки».

Эрика соскальзывает в теплое гнездо, в ручеек стыда, словно в ванну, в которую окунаешься осторожно, потому что вода довольно грязная. Мимо, пузырясь, проплывают грязные шапки пены стыда, мертвые крысы неудачи, клочки бумаги, деревянные чурки уродства, старый матрац, заляпанный пятнами спермы. Вода прибывает и прибывает. Она поднимается все выше. Пуская пузыри, женщина поднимается вдоль мужчины вверх, до бетонного венца его беспощадной головы. Голова произносит монотонные фразы, и речь в них идет только о вони, источником которой ученик называет свою учительницу музыки.

Эрика ощущает дистанцию между обжитым миром и миром пустоты. Ученик утверждает, что она, Эрика, воняет. Он готов присягнуть в этом. Эрика готова идти навстречу своей смерти. Ученик готов покинуть помещение, в котором он обнаружил собственную несостоятельность. Эрика ищет боли, которая приведет ее к смерти. Клеммер застегивает ширинку и направляется к выходу. Эрике хочется, чтобы он сдавил ей глотку, хочется угасающим зрением, глазами, выскакивающими из орбит, видеть, как он это делает. Его образ сохранится в ее глазах вплоть до распада ее тела. Он больше не повторяет, что она воняет, она для него в этом мире больше не существует. Он хочет уйти. Эрика хочет почувствовать, как на нее обрушивается смертельный удар его руки, и стыд ложится на ее тело, словно огромная подушка.

Они уже идут по коридору. Идут рядом друг с другом. На расстоянии один от другого. Клеммер тихим голосом уверяет, как это приятно, что вонь ее древнего тела несколько рассеивается в большом помещении. В каморке вонь была в самом деле непереносимой! Уж ему-то она может поверить. Он сердечно желает ей немедля уехать из города.

Вскоре им навстречу попадается директор, которого ученик Клеммер почтительно приветствует. Эрика обменивается со своим начальником дружеским приветствием. Он не настаивает, чтобы подчиненные сохраняли дистанцию. Директор не ограничивается кивком, он сердечно поздравляет господина Клеммера с предстоящим сольным выступлением на заключительном концерте. Он желает ему удачи. Эрика отвечает, что она еще не решила, позволит ли Клеммеру выступать как солисту. Ее ученик заметно сдал в последнее время, это совершенно очевидно. Она должна подумать, доверить ли соло ученику Клеммеру или кому другому. Она еще точно не знает. Она своевременно оповестит директора. Клеммер стоит рядом и никак не реагирует. Он слушает, что говорит учительница. Директор цокает языком по поводу жутких ошибок, описываемых Эрикой, ошибок, которые постоянно допускает ученик Клеммер. Эрика открыто говорит о неприятных фактах, которые касаются ученика, чтобы он не упрекнул ее в утайке. Он пренебрегает учебой, она тому свидетельница. Ей приходится констатировать, что его усердие и прилежание сходят на нет. Было бы неправильно поощрять его за это! Директор отвечает, что, в конце концов, она лучше знает своего ученика, и прощается с обоими. «Желаю исправиться», – советует он ученику Клеммеру.

Директор отправляется в свой директорский кабинет.

Клеммер вновь повторяет Эрике Кохут, что она жутко воняет и должна немедленно уехать из города. Он мог бы порассказать о ней и другое, но ему не хочется рот марать. Достаточно того, что она воняет, не хватало еще, чтобы он тоже стал вонять! Он пойдет и прополощет рот, ее вонь он чувствует даже во рту. Отвратительную вонь учительницы он чувствует даже в желудке. Ей даже не представить, сколь тошнотворны выделения ее тела, и даже хорошо, что она себе представить не может, как адски она воняет.

Они расходятся в противоположных направлениях. Расходятся, не сойдясь в общем тоне, не найдя никакой единой тональности, кроме той, которая связана с тошнотворной вонью, исходящей от Эрики Кохут.

Эрика принимается за дело с пылом и осмотрительностью. Она хотела перепрыгнуть через собственную тень, и у нее это не вышло. Многое причиняет ей боль. Мало что в ней оказалось востребованным. Она совершенно запуталась. В одной из телепередач она увидела, как можно забаррикадировать дверь, не прибегая к помощи шкафа. Это был детективный фильм. Нужно подпереть ручку двери спинкой стула. Впрочем, не стоит особо утруждаться, потому что мать с недавних пор спит сладко и мирно, и сладенькое спиртное циркулирует в ней, полностью растворяя полипы мести.

Эрика достает ящичек с тайными сокровищами и перебирает свои богатые запасы. Здесь громоздятся богатства, о которых Вальтер К. вообще ничего не узнал, потому что он преждевременно разрушил их отношения своей непристойной руганью. А ведь для женщины все только начиналось! Она наконец-то была готова, и тут он полностью спрятался в свою скорлупу. Эрика отбирает бельевые прищепки и, несколько помедлив, портновские булавки, целую пригоршню портновских булавок, хранящихся в пластмассовой коробочке.

Заливаясь горючими слезами, Эрика прикладывает к собственному телу целый выводок алчущих крови пиявок, сделанных из разноцветных пластмассовых прищепок. Прикладывает к тем местам, до которых может дотянуться и на которых потом появятся синяки. Эрика с плачем ущемляет свою плоть. Она выводит плоскость своего тела из состояния равновесия. Она сбивает с такта свою кожу. Она нашпиговывает себя домашними и кухонными принадлежностями. Она потерянно смотрит на себя в поисках еще одного свободного местечка. Как только в регистре ее тела проблескивает свободное место, она мгновенно защемляет его алчными зажимами бельевых прищепок. В туго натянутую между прищепками кожу она с силой колет иголками. Женщина теряет всякий контроль над своими поступками, которые могут иметь серьезные последствия, и вновь принимается громко рыдать. Она совершенно одна. Она колет себя иголками, на конце которых разноцветные пластмассовые шарики, на каждой иголке шарик определенного цвета. Большинство иголок почти сразу выходит из ее тела. Колоть себя под ногтями Эрика не решается, боясь сильной боли. Скоро на лугу ее кожи расцветают разбросанные тут и там маленькие кровавые точки. Женщину сотрясают рыдания, она снова наедине с собой. Через какое-то время Эрика умолкает и подходит к зеркалу. ЕЕ отражение вгрызается в мозг, свидетельствуя о нанесенных ей травмах и оскорблениях. Отражение разноцветное. В принципе, это довольно забавное отражение, если бы повод не был столь печальным. Эрика совершенно одна. Мать снова спит под воздействием большой дозы ликера. Как только Эрика при помощи зеркала отыскивает еще не затронутый пятачок тела, она снова хватается за прищепки и иглы, не переставая плакать. Она лихорадочно хватается за инструменты и вонзает их в тело. Слезы текут по ее лицу, и она снова совершенно одна.

Спустя продолжительное время Эрика собственноручно освобождает себя от иголок и прищепок и, насухо протерев их, раскладывает по коробочкам. Боль отступает, высыхают слезы.

Эрика Кохут отправляется к матери, чтобы покончить со своим одиночеством.

Снова наступает вечер, улицы на выезде из города заполняются безрассудно мчащимися домой автомобилями, и Вальтер Клеммер выпускает из себя наружу бурную, активную деятельность, словно клейкую паутину, чтобы не бездельничать без всякой пользы. Он не предпринимает ничего особенно выдающегося, но непрерывно находится в движении. Он не слишком напрягается, однако время проходит, бешено вращаясь вокруг его тяги к движению. Он совершает сложную с точки зрения маршрутов городского транспорта поездку, длительное путешествие сначала на трамвае линии «J», затем на метро. Конечная точка путешествия ему известна – оно закончится в городском парке, однако цель его движения и путь к цели ему еще предстоит отыскать. Он отправляется на прогулку, дожидаясь наступления позднего вечера. Он убивает время. У него есть воля, в этом он уверен. Он намерен совершить беспримерное посягательство на беззащитных зверюшек, которые, как говорят, водятся в парке. В городском парке завели фламинго и прочую экзотическую живность, которая еще никогда не видела своей настоящей родины, и сегодня Клеммера так и подмывает напасть на эту живность и разорвать на части. Вальтер Клеммер любит животных, однако если ты переполнен доверху, то из тебя однажды все выплеснется наружу, и достается при этом совершенно невинному существу. Женщина глубоко оскорбила его, и он ее за это унизил. Хотя они и в расчете, однако ему требуется жертва на заклание. Предстоит умереть какому-нибудь животному. На эту мысль Клеммера наталкивают газеты, в которых сообщается о некоторых отвратительных привычках этих ничего не подозревающих экзотических существ и детально рассказывается о ряде нападений на них, даже со смертельным исходом.

Эскалатор выносит молодого человека наверх. Парк уже залит тишиной и неподвижностью, а гостиница напротив сияет огнями и окружена шумом. Господин Клеммер не спугивает ни одной парочки, потому что он пришел сюда не для того, чтобы тайком подглядывать, а для того, чтобы скрыть от посторонних глаз свой жестокий поступок. Не нашедшие выхода желания быстро оборачиваются в нем злобой, и причиной всему – женщина. Клеммер прочесывает парк, но не обнаруживает ни одной птицы. Он идет по газонам и не щадит экзотических цветов и кустарников, двигаясь напролом. Он нарочно топчет аккуратные цветочные клумбы. Его каблуки давят вестников весны. Нагруженный тяжестью любви, он предстал перед этой отвратительной женщиной, но она не принесла ему облегчения, и вот теперь ему приходится жить под этим грузом. Груз не так уж тяжел, однако его воздействие опустошительно для жизни тела. Позывы тела не смогли пробить себе дорогу, чтобы вырваться наружу из оболочки. Разборчивая женщина всего только и смогла, что извлечь из его головы одну-две музыкальные удачи. Она взяла у него самое лучшее, чтобы, подвергнув проверке, выбросить! Носком ботинка Вальтер К. давит «анютины глазки», ведь он пережил самое жестокое разочарование на полпути своих любовных ухаживаний. Разве он виноват, что у него ничего не получилось? Если Эрика и дальше пойдет этой дорожкой, с ней случится такое, что ей и в кошмарном сне не снилось. Огромные шипы кустарника царапают Клеммера, пружинящие ветви бьют его по лицу, когда он идет напролом: за кустами он почуял воду. Он словно подстреленная дичь, которую охотник, вопреки всем охотничьим правилам, бросил подранком. Этот неумелый охотник не попал в сердце. И Клеммер теперь представляет потенциальную опасность для всякого встречного-поперечного!

Он, ядовитый любовный карлик, крадется по ночной зоне отдыха, в которой принято отдыхать в дневное время, крадется, чтобы отыграться на невинных животных. Он озирается в поисках камня, но ничего не находит. Он поднимает с земли короткий сук, упавший с дерева, однако палка оказывается трухлявой и слишком легкой. Женщина потребовала от него, предлагавшего ей любовь, нечто ужасное, и ему приходится поползать на четвереньках, чтобы найти более надежное оружие, чем трухлявый сучок. Он не смог стать повелителем этой женщины, и ему приходится гнуть спину и неустанно подбирать с земли ветки. Фламинго будут потешаться над этим гнилым сучком. Это не палка, это сухая веточка. Клеммер, не имеющий опыта, но жаждущий новых приключений, не представляет себе, где ночуют птицы, чтобы укрыться от своих мучителей. Может быть, у каждой из них есть собственный домик! Клеммер ни в какую не хочет отставать от хулиганов, которые уже поубивали много птиц. Он еще сильнее чует близость воды, своей родной стихии. Именно там, как пишут газеты, и находится добыча розового цвета. Ветер шумит вокруг, и шорохи не прекращаются. Светлые дорожки змеятся по парку. Если уж Клеммер зашел так далеко, то он мог бы удовлетвориться и лебедем, птицей, которой легче отыскать замену. Поймав себя на этой мысли, Клеммер понимает, сколь сильно нуждается в клапане, чтобы выпустить из себя клокочущую злобу. Если птицы находятся на пруду, он приманит их. Если они находятся на берегу, ему не придется лезть в воду.

Вместо птичьих криков до него доносится непрерывное урчание автомобилей. Кто так поздно разъезжает? Город и здесь преследует своим шумом всех, кто жаждет отдыха и отправляется в городские зеленые зоны, в легкие Вены. Клеммер, пребывающий в серой зоне своей безудержной злобы, ищет кого-нибудь, кто бы наконец не перечил ему. Он ищет кого-нибудь, кто его не понимает. Птица хотя и может упорхнуть, но она не будет ему перечить. Клеммер торит свои дорожки в ночной траве. Он ощущает внутреннее родство с теми одиночками, которые, как и он, кружат в ночи. Он ощущает свое превосходство по отношению к другим полуночникам, которые болтаются здесь и держат за руку женщин, потому что гнев его сильнее, чем огонь их любви. Молодой человек бежит сюда, ускользая от близости женщин. Из какой-то точки кругами расходится стрекотание, совсем не мелодичное, такое, какое может быть произведено только птичьим клювом или начинающим музыкантом. Вот и птица! Скоро в газетах напишут об акте вандализма, и с газетой в руках, еще пахнущей типографской краской, он предстанет перед несостоявшейся возлюбленной, потому что он оборвал чью-то жизнь. Ведь и жизнь возлюбленной можно жестоко разрушить. Можно оборвать нити ее жизни. Госпожа Кохут постоянно смеялась над его чувствами, а его любовь долгие месяцы изливалась на нее, вовсе того не стоящую! Его страсть выплескивалась из рога изобилия его сердца, а она посмела заткнуть этот рог и не дать пролиться сладкому дождю. И теперь он с ней посчитается, она сама в этом виновата, совершив страшное деяние.

Все то время, которое Клеммер расточительно тратит на поиски некой птицы, эта женщина, сегодня отправившаяся спать очень рано, пребывает в смутном полусне. Она бессознательно пробирается сквозь сон, а Клеммер крадется по ночным лужайкам города. Клеммер ищет и никак не может найти. Он отправляется в сторону другого звука, однако снова не находит его источник. Он не отваживается зайти слишком далеко, чтобы не угодить, в свою очередь, под чью-нибудь дубинку и не подогнуть ослабшие колени. Трамваи, еще недавно со звоном проезжавшие вдоль внешней стороны парка и позволявшие ориентироваться, теперь идут, сменив свое название, под землей, откуда их не слышно. Клеммер не в состоянии понять, куда он движется. Возможно, что путь заведет его в дремучую глушь, где царит принцип: поедать или быть съеденным. В этом случае Клеммер, вместо того чтобы добыть себе пищу, сам станет добычей! Клеммер ищет фламинго, а кто-то другой, возможно, уже отправился на поиски баклана с толстым кошельком. Клеммер с громком топотом несется сквозь кусты и выбирается на открытый луг. Он ожидает самого невиного замечания, которым одарит его такой же праздный гуляка, как он, и заранее потешается над этим. Он знает: путник не думает ни о чем более, кроме как о еде и о семье, а также о состоянии природного и животного мира вокруг него, ведь вследствие загрязнения окружающей среды невосполнимые запасы постоянно уменьшаются. Пешеход объяснит, почему природа вымирает, и Клеммер позаботится о том, чтобы малая часть этой природы оказалась на переднем крае, подав хороший пример. Клеммер адресует свою угрозу в темноту. Одной рукой он придерживает бумажник, в другой сжимает дубинку. Он может так посочувствовать праздному гуляке, что тому мало не покажется.

Клеммер прочесал весь парк, но птицу так и не нашел. Неожиданно для него, уже почти потерявшего надежду, он все же кое-что обнаруживает – сплетенную в объятиях пару, пребывающую в стадии далеко зашедшей страсти. Точно определить, насколько далеко, невозможно. Клеммер едва не наступает на женщину и мужчину, слившихся в единое существо, внешние очертания которого постоянно меняются. Одной ногой он наступает на сброшенную одежду, другой едва не спотыкается о беснующуюся плоть, которая в потребительской лихорадке вовсю пользуется телом ближнего. Над ними шумит крона мощного дерева, которое, находясь под защитой закона об охране природы, тщательно скрывало учащенное дыхание пары почти до самого конца. Клеммер в своих жадных поисках птицы не обращал внимания, куда его несут ноги. Его злоба обрушивается на плоть, которая расцвела пышным цветом на обочине дороги, бесстыдно сминая все другие цветы, поскольку беснуется она как раз на клумбе городского парка. Теперь эти цветы остается только выбросить. У Клеммера в наличии только легкая дубинка, чтобы принять активное участие в схватке тел. Сейчас и выяснится, бить ему или быть избитым. Здесь некто третий с ухмылкой на лице вмешивается в любовное единоборство. Клеммер громко выкрикивает непристойное слово. Крик его несется из глубины души. Ему придает смелость то, что парочка не дает ему отпора. Он размахивает палкой. Они торопливо натягивают одежду, приводя себя в порядок прямо у него на глазах. Соучастники молча и словно ватные возятся со своими вещами. Кое-что они второпях надевают наизнанку. Начинается мелкий дождь. Парочке удается наконец обрести первоначальный вид. Клеммер враждебным голосом объясняет, каковы могут быть последствия подобного поведения. Дубинкой он ритмично постукивает по правому бедру. Он чувствует, как в нем растет и растет сила, потому что они не осмеливаются возражать. Клеммер чувствует животный страх парочки, и он много отчетливее, чем страх настоящего животного. Они чуют его право, право укротителя. Они ждут этого. Вот почему их так притягивает ночной парк, ведь вокруг простирается открытое пространство. Парочка уже чувствует себя по-домашнему в обществе Клеммера, не отвечая на его торопливые и злобные выкрики. Клеммер называет их грязными свиньями! Идеи, которые во множестве посещают его при прослушивании музыки, перед лицом жизни и страсти кажутся плоскими и тривиальными. Что касается музыки, он знает, о чем он говорит, здесь же он видит то, о чем всегда уклоняется говорить: неприкрытую банальность телесного. Перед ним вовсе не романтический сад любви, и все же это городской сад. Любовная парочка затаилась в расплывшейся тени дерева. Наверняка они покорно примут все, что их ожидает, будь это заявление в полицию или торопливые удары. Капли дождя обрушиваются на землю все сильнее. Удары на них пока не обрушиваются. Парочка озирается в поисках убежища. Последует ли удар? Нападающий медлит. Парочка незаметно отступает, пятясь спиной в сторону укрытия. Они хотят одного: выпрямиться во весь рост и бежать, бежать! Он и она совсем еще юные. Клеммер только что наблюдал, как эти несовершеннолетние барахтались словно свиньи. Ему хочется обрушить дубинку на их податливые тела, но он по-прежнему постукивает своим оружием по бедру. Эта ночь не осталась для него без добычи. Стоя здесь и внушая страх, Клеммер обретает то, что может захватить с собой и принести спящей сейчас Эрике. И в дополнение глоток свежего воздуха с широких просторов, который ей срочно необходим. Клеммер движется то в одном, то в другом направлении, словно дверь на только что смазанных петлях. Двигаясь туда, он грозит доставить любовникам боль, двигаясь сюда, он может открыть им дорогу к бегству. Дети отступили назад, ощутив спиной некое непреодолимое препятствие. Чтобы убежать, им придется броситься в разные стороны. Неожиданно ситуация подсказывает Клеммеру, что он занят привычными мускульными упражнениями. Встав в стойку, он репетирует одно-два гребных движения, только на суше, без воды. Эта живая картина имеет определенное содержание, и оно лежит на поверхности. Противников двое. Дело привычное, да к тому же они трусливы и отказываются от борьбы. Воспользуется ли Клеммер этим случаем или упустит его? Он хозяин положения. Он может проявить понимание, а может выступить как орудие наказания за нарушенную тишину парка и за испорченную юность. Он может заявить на них в полицию. Ему нужно побыстрее на что-то решиться, ведь совершенно пустой парк все более наталкивает их на мысль о бегстве. Если Клеммер закричит: «Держи вора!» – это не даст результата, он находится достаточно далеко от них, и сила его гнева слабеет и слабеет, так что парочке легко улизнуть. Молодая парочка замечает явные несоответствия и неуверенность в том, что говорит этот мужчина, замечает нерешительность Клеммера, которую он впопыхах обнаружил, сам того не сознавая, однако для детей это был сигнал! Он незаметно отошел от позиции силы. Они обращают перемену в свою пользу. Они хватают удачу за хвост. Поскольку Клеммер не на привычной водной глади, он задается вопросом: что делать? Он и она огибают дерево и со всех ног бросаются прочь. Обильное присутствие Клеммера буквально отшвыривает их в сторону. Их подошвы глухо стучат по луговому дерну. В некоторых местах просвечивает земляная подкладка луга. Второпях они оставили что-то вроде куртки или короткого пальто. Пальто детское. Клеммер не предпринимает никаких усилий, чтобы их преследовать. Он лишь с удовольствием топчет ногами лежащую на земле куртку. Он не обшаривает карманы в поисках кошелька. Или в поисках документов. Или в поисках дорогих вещей. Он несколько раз топчет ногами куртку, стараясь приспособиться половчее, как слон, который из-за веревок может передвигаться лишь на очень малом пространстве, но эту возможность умело использует. Он затаптывает куртку в почву. Его поступок никакой почвы под собой не имеет. Злоба вспыхивает в нем все сильнее, весь газон превращается вдруг в его закоренелого врага. Вальтер Клеммер упрямо и с внутренним беспокойством топчется в свойственном ему ритме по мягкой и уютно-покойной подушке. Он не дает подушке покоя. Клеммер полностью втоптал вязаную куртку в землю, и постепенно на него накатывает усталость.

Выйдя из парка, Вальтер Клеммер некоторое время бродит по улицам, не задаваясь вопросом, куда он идет. Им овладевает безразличие к выбранному направлению, безразличие, соединенное с силой и легкостью ног, в то время как весь город уже спит. Его внутренности раздувает шар, заполненный насилием. Шар нигде не наталкивается на стенки тела. Клеммеру его хождения кажутся бесцельными, однако он идет в определенном направлении, в направлении к определенной женщине, которая ему знакома. Многое предстает перед Клеммером во всей враждебности, однако он не реагирует на других противников, он слишком высоко ценит свою цель: совершенно особую женщину, наделенную талантом. Он колеблется в выборе между двумя или тремя женщинами и все же выбирает одну. Ради борьбы с кем бы то ни было он не пожертвует этой женщиной. Поэтому сейчас он решительно уклоняется от любых насильственных действий. Насилие не испугает его, когда она будет стоять перед ним лицом к лицу. Он сбегает вниз по эскалатору и оказывается в полупустом подземном переходе. Он покупает почти растекшееся мягкое мороженое. Человек в форменном колпаке безразлично и угрюмо подает ему мороженое, не подозревая, насколько он своим невниманием может спровоцировать Вальтера, готового обрушиться на него с кулаками. В конце концов, никто на него не набрасывается. На нем то ли морской, то ли поварской колпак, лицо без возраста олицетворяет саму усталость. Клеммер в два приема отправляет мороженое в воронку рта. Прохожих почти нет, никто не приходит и не уходит. Несколько человек сидят за стеклом в закусочной, расположенной в подземном переходе. Мороженое было тепловатое. Клеммер, внешне спокойный, настроен решительно. Его сердцевина медленно твердеет, легкое напряжение перерастает в агрессию. Он целиком устремлен к конечной точке своего путешествия, куда он, если все пойдет по плану, скоро прибудет. Ощетинившись, но не задевая прохожих, Клеммер меряет шагами улицы, двигаясь в сторону выбранной им женщины. Кое-кто наверняка ждет его. И вот он, нескромный в своих желаниях, бескомпромиссный в своих притязаниях, возвращается к ней. Ему есть что сообщить ей, что будет для нее совершенно новым, ему есть что высказать. Ему есть чем ее порадовать. Клеммер, словно бумеранг, покинул эту женщину только для того, чтобы вернуться к ней нагруженным новыми целями и представлениями. Клеммер заглядывает прямо в око урагана, бушующего у него внутри, туда, где, как говорят, должно царить полное безветрие. Он размышляет, не зайти ли ему ненадолго в кафе. «Я хочу хоть недолго побыть среди настоящих людей», – думает Вальтер Клеммер, – вполне достойное стремление для того, кто в первую очередь хочет быть человеком и кому постоянно в этом препятствовали. В кафе он не заходит. Там грязные тряпки оставляют липкие следы на алюминиевой стойке, на которой за стеклом покоятся торты и пирожные, покрытые разноцветной глазурью и вспучившиеся взбитыми сливками. Обильные пятна, оставленные жирными пачкунами на прилавках сосисочных киосков. Еще не веет утренней прохладой, которую сразу чует раненый зверь. Темп его шагов увеличивается. На стоянке такси только одна машина, ее шофер принимает по радиотелефону вызов.