Текст книги "Жемчужина Авиньона"

Автор книги: Элейн Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава третья

Этим вечером под гулкими сводами Большого Холла царило веселье. Обитатели замка праздновали удачное завершение нынешней охоты. В центре огромного стола возвышалась зажаренная целиком задняя нога оленя, убитого Хью, в окружении молодой моркови, сладкого лука и нежных веточек тимьяна. Ароматный парок поднимался от фарфоровых чаш с утиным супом. Тушеная зайчатина потрафила бы изысканному вкусу любого гурмана. Запеченная дичь, благоухающая восточными специями, была украшена своим же оперением, чтобы усладить взоры гостей Авиньона. На десерт были финики и засахаренный миндаль из Святой Земли, поставляемый из городов, находившихся под властью христианских правителей, а многочисленные кубки и чаши с вином и пивом помогали утолить жажду, возбуждаемую всеми этими изысканными кушаньями.

Однако на пиршестве присутствовали не все – Теренс и Хью не появились к ужину.

Катарине показалось, что кроме нее никто не заметил отсутствия рыцарей, так как никто ни словом не обмолвился о том, почему их нет за столом. Не желая казаться любопытной, она не стала спрашивать, где они, однако ее недоумение по поводу сегодняшних событий усилилось теперь, когда они приняли такой странный оборот. Она в задумчивости просидела весь ужин, отодвигая от себя тарелки с нетронутыми блюдами, пробовать которые сегодня у нее не было никакой охоты.

В конце концов, Жан ткнул ее под ребра.

– Поглядеть на тебя, так можно подумать, что ты проглотила плошку свиного сала, и теперь у тебя живот разболелся, – прошипел он.

Не обращая внимания на брата, Катарина отодвинула стоящую перед ней тарелку с крылом жареного лебедя.

– Я не ела ничего плохого, Жан. Это вы с Марком вечно норовите проглотить все, до чего могут дотянуться ваши руки, а потом матушка не спит ночь напролет, слушая ваши вопли и стоны.

Жан состроил гримасу:

– Франсуа говорит, что ты с ума сходишь по своему крестоносцу.

При мысли о Хью настроение ее совсем упало, и она решила не реагировать на слова брата.

– Похоже, Франсуа прав, – продолжал Жан ядовито. – Ты сошла с ума, Катарина, он же уходит в крестовый поход! Зачем ты ему нужна? Впрочем, все равно завтра они отправляются в путь.

– Что!? – Катарина так резко обернулась к брату, что скамейка чуть не перевернулась. – Как уезжают?

– Так и уезжают, а ты не знала, гусыня? Почему, как ты думаешь, их нет с нами за трапезой? Мсье Хью совсем недавно говорил с отцом. Они выступают на рассвете.

Увидев, как Катарина потрясена, Жак сменил тон:

– Ну что ты, Катарина, перестань. Они ведь пробыли в Авиньоне почти целый месяц. Теперь они встретятся с другими рыцарями и соберут войско, чтобы разбить сарацинов. Им же надо вовремя добраться до Константинополя. Разве ты не знала об этом?

Катарина ничего не ответила, и Жан, сокрушенно покачав головой, вернулся к еде.

Высидев ровно столько, сколько позволяли приличия, девочка встала и незаметно покинула Большой Холл. Не обращая внимания на царившее вокруг веселье, Катарина, не оборачиваясь, поднялась на галерею, но направилась не в свою комнату, а туда, где находились покои рыцарей. Подойдя к комнатам для гостей, она услышала голоса рыцарей, что-то оживленно обсуждающих. Она остановилась. Зачем она пришла сюда? Просить его остаться? Что эти воины подумают о ней? Они посмеются над капризами маленькой девочки, наверняка так и будет! Жан прав, им надо в Константинополь, Хью с братом и так слишком долго пробыли в Авиньоне. Может, из-за этого Хью последнее время был таким странным? Наверное, он волновался о предстоящем походе, о том, каково будет им в Святой Земле. Он беспокоился о христианах, живущих среди безбожников-сарацинов и молящих своих братьев о помощи.

Стоя в полумраке, Катарина прислушивалась к приглушенным голосам, доносящимся из комнаты Хью. Пляшущее под вечерним ветерком пламя факелов отбрасывало на каменные стены причудливые тени, деревянная кровля чуть потрескивала, предвещая скорую перемену погоды. Катарина тихонько повернулась и пошла к своей спальне. Да, он рыцарь и должен отправляться в Святую Землю, она понимала это. И все же почему он не сказал ей, что уезжает? Ее детское сердце отказывалось это понять. Может, и не были они такими друзьями, как ей казалось?

Впрочем, какое это теперь может иметь значение?

Утром он уйдет, и, несмотря на все его слова, она была уверена, что он уже никогда не вернется в Авиньон. Наверняка больше им не доведется встретиться. То, что Хью Вунэ оказался в Авиньоне – не более, чем случайность. С этой странно взрослой мыслью Катарина вошла в спальню и легла в постель, думая, что нескоро сможет заснуть. Однако усталость после сегодняшней охоты и переживания последних часов сделали свое дело, и через минуту она уже крепко спала.

* * *

Когда Катарина проснулась, замок был окутан плотным серым туманом. Она повернулась на бок и поглубже зарылась, было в стеганые одеяла, как вдруг вспомнила. Глаза ее широко открылись, она быстро вскочила и подбежала к маленькому окошку. Толстые стекла пропускали свет, но разглядеть через них что-либо было почти невозможно. Она могла видеть внизу во дворе только какие-то темные силуэты, суетящиеся в последних приготовлениях. Катарина могла угадать в некоторых из этих фигур лошадей, другие, по-видимому, были слуги и воинами, сопровождающими Хью.

Никогда еще за всю свою жизнь Катарине не приходилось так быстро одеваться. Она натянула юбку прямо на ночную рубашку, за ней последовали туника, штаны, плотно обтягивающие ее Худенькие ноги, накидка и башмаки. Прихватив яркий синий плащ, валявшийся на сундуке, она стрелой вылетела из комнаты и помчалась вниз.

Она совершенно не сознавала, какое странное зрелище представляет собой, когда несколькими секундами спустя, выбежала во двор.

Хью стоял рядом со своим конем, поеживаясь от утреннего моросящего дождя. Погода была не очень подходящей для того, чтобы вновь выступить в поход, и он жалел, что пошел вчера на поводу у своих чувств, когда неожиданно принял решение так спешно покинуть Авиньон.

– Что представляют эти десять вассалов Бернара, которые хотят присоединиться к нам? – спросил он Теренса. – Есть ли у них оружие и лошади, или это крестьяне, которые пойдут пешком?

Теренс не ответил, он изумленно смотрел куда-то за спину Хью, как будто увидел привидение. Хью нетерпеливо обернулся и проследил за взглядом брата. То, что открылось его взору, заставило его подскочить от изумления, что было весьма непросто, учитывая вес его доспехов. Из облака тумана в дальнем конце двора появилось создание, похожее на заблудившуюся в лесу принцессу. Ветер развевал ее золотисто-рыжие волосы, волнистыми каскадами спадавшие ей до колен, трепал ярко-синий плащ, похожий на крылья у нее за спиной. Лицо ее было бледным, как лунный камень в неверном утреннем свете. Когда она подбежала к ним, Хью бережно взял ее за руку.

– Что ты здесь делаешь, Катарина? – спросил он мягко.

– Вы собирались уехать, не попрощавшись со мной?

– Нет, малышка, это не так. Мои прощальные слова я передал твоему отцу. Спроси его, и ты все узнаешь.

– А вы… – слово «вернетесь» застряло у нее в горле. Она по-детски привязалась к нему, взрослому мужчине, отважному рыцарю. Не надо ей было спрашивать об этом.

– Да, Катарина, я вернусь. Вернусь и расскажу тебе много страшных историй о змеях, растущих у сарацинов на головах вместо волос, и о том, как люди, впадающие в транс, ходят босиком по раскаленным докрасна углям, – он улыбнулся, потом улыбка сошла с его лица и он пристально посмотрел в глаза девочки, чтобы она поняла, что он говорит искренне. – Я не забуду.

Отпустив ее руку, Хью сгреб поводья Цефея и вскочил в седло.

Катарина смотрела на него снизу вверх, стараясь получше запомнить. Он снова был таким же, как и при первой их встрече – в белоснежной кольчуге с красным крестом крестоносцев на груди. Хью посмотрел на нее и улыбнулся. В этой улыбке было что такое, что заставило сердце Катарины сжаться.

Она кивнула:

– Да пребудет с вами Господь, благородный рыцарь.

– Спасибо тебе, Катарина.

Подняв Цефея на дыбы, он резко развернул его и поскакал к воротам, где его ждал Бернар де Трай. Поблагодарив хозяина Авиньонского замка за кров и гостеприимство, он выехал на мост, сопровождаемый братом и слугами. Когда они скрылись из виду, дождь зарядил сильнее, и неведомая дотоле тоска охватила душу Катарины.

Маргарита де Трай подошла к дочери и ласково обняла ее за плечи.

– Он замечательный рыцарь, Катарина. Твой муж будет таким же, как Хью Вунэ, я уверена в этом.

– Он сказал, что оставил что-то для меня у отца, – ответила девочка.

– Это так. Иди в дом, дочка.

Катарина последовала за матерью и только теперь почувствовала, что промокла и замерзла.

– Иди к огню и согрейся, – сказала ей мать.

– Но где та вещь, что Хью отдал отцу для меня?

– Она здесь, – мать указала на сундук, стоящий прямо за дверью.

На сундуке лежал свиток, перевязанный лентой такого же красного цвета, как и крест на кольчуге Хью. Она схватила свиток и побежала к креслу, стоящему у очага, в котором весело потрескивал огонь – единственное освещение Большого Холла в этот ранний час. Усевшись в кресло, она развязала плотно намотанную ленту и медленно развернула свиток, догадываясь, что мог передать ей Хью. Действительно, это был дорогой подарок. Катарина понимала, что для написания этого письма он наверняка потратил большую часть ночи.

Дорагая Катарина.

Боюсь, я савсем забыл, зачем атправился в поход и почему аказался в Авиньене. Я должен исполнить свой долг перед Богом. Но я намерен прадалжать уроки, каторые ты давала мне. Поэтому я буду писать тибе обо всех своих приключениях, а ты исправляй ошибки и пиши мне обратно в Константиноплъ. Таким образом, наши уроки не прападут впустую. А кагда я вирнусь, ты проверит миня, и я надеюсь, что не падведу.

Хью Вунэ.

Катарина забыла о дожде и холоде, и сердце ее забилось от радости. Она широко улыбнулась. – Конечно, ты не подведешь, мой рыцарь.

Глава четвертая

Иерусалим, 1150 год.

Беспощадное иерусалимское солнце изливало на город потоки нестерпимого жара, от которого нигде нельзя было найти спасения, кроме как за толстыми каменными стенами замков крестоносцев. Хью вошел в прохладный полумрак и издал вздох облегчения. Горло его было обожжено раскаленным воздухом Святой Земли, а на зубах скрипел песок. Сухая пыль тонким слоем покрывала каждый дюйм его облаченного в доспехи тела. Эта пыль была такой мелкой, что проникала в малейшие щели доспехов, натирая кожу до кровоточащих ран. От нее не спасали ни броня, ни полотняное белье, в которое он был одет. Сейчас ему хотелось только одного – очистить язвы от запекшейся крови и сукровицы. Ванна. Как же он истосковался по ванне!

Хью бросил шлем на деревянный стол, стоящий тут же у входа. За шлемом с грохотом последовали тяжелые железные перчатки. Он устало провел тыльной стороной ладони по лбу, вытирая пот.

– Все ли спокойно в городе и его окрестностях?

Хью поднял голову и увидел Теренса, идущего к нему в полумраке Большого Холла. Огонь в очаге не горел – рыцари жаждали прохлады, избавляющей их от невыносимого зноя.

– Пока все спокойно, а завтра я отправляюсь в Дамаск. Я получил известие, что группа пилигримов ждет, чтобы им обеспечили безопасную дорогу.

Теренс медленно покачал головой.

– Ты же знаешь, что им ничего не грозит, и все же едешь туда?

– Они имеют право на мою защиту, Теренс.

– И ты поклялся обеспечить им их права.

– Да, это моя обязанность как тамплиера, – Хью отправился во внутренние покои, из которых вышел Теренс, но брат остановил его.

– Пойдем ко мне, – сказал он, – мне надоели эти разговоры в Холле, от них никогда не бывает толку.

Хью отвернулся от брата, чтобы тот не увидел, как гримаса раздражения исказила его лицо. Покои Теренса были убраны куда более богато, чем комнаты Хью. Хотя Теренс тоже был рыцарем-тамплиером, он принадлежал к тем, кто занимался повседневными делами ордена. В отличие от простых рыцарей, называвших свои крошечные каморки комнатами, Теренс жил в богатых покоях с камином, роскошной мебелью и богатым гардеробом.

Как только дверь за ними закрылась, Хью рухнул в кресло с высокой спинкой, стоящее у едва теплящегося камина. Вытянув ноги, он снова вздохнул, давая телу отдохнуть от брони, добавлявшей к его весу около сорока фунтов [4]4
  Фунт – 453, 59 грамма. (Прим. пер.).


[Закрыть]. Господь всемогущий, как же он устал. Ему не хотелось задавать вопрос, давно уже витающий в воздухе, не хотелось знать, правдой ли были слова Теренса, сказанные им о других рыцарях.

Он дал свою клятву два года назад, присягнув на верность Великому Магистру Иерусалима. Согласно уставу ордена он отрастил длинные волосы и бороду, как и все тамплиеры, принимал пищу дважды в день в полном молчании и не носил никаких украшений. Обязанностью его было охранять пилигримов на пути от Дамаска до Иерусалима. Он старался беспрекословно выполнять свой долг. Зачем Теренс завел свою речь именно теперь, когда Хью так устал?

Он посмотрел на брата, молча стоящего на помосте, окружающем большую кровать, с таким видом, будто он был старшим из них.

– Давай уедем домой, – наконец сказал Теренс.

Хью наклонился вперед, уперев локти в колени, и помассировал виски.

– Теренс…

– Ты же знаешь, что нам здесь больше нечего делать. Когда мы отправлялись сюда, на это была веская причина, но теперь она растаяла, как дым над водой.

– Мы приехали сюда, чтобы потрудиться во имя Божье. Нас благословил Его Святейшество папа и говорить, что здесь нам нечего делать, это…

– Ересь? – слово было произнесено так тихо, что Хью не услышал бы его, если бы это не было то самое слово, что давно уже витало в воздухе.

Он выпрямился и плечи его напряглись, как будто на них навалилось тяжелое бремя.

– А разве нет? – спокойно спросил он.

– Никто не требовал от нас, чтобы мы остались здесь до конца жизни. Балдуин [5]5
  Балдуин Лотарингский – брат герцога Лотарингского, основатель Эдесского княжества (1097–1744), король Иерусалимского королевства (1098–1187) с 1100 г. (Прим. пер.).


[Закрыть]знает, как ты предан делу, Хью. Ты лучший из рыцарей. Ты сделал больше для общего дела, чем любые десять рыцарей, вместе взятые, и Людовик наградил тебя Понтуазским замком вместе с окружающими его землями. Во всей Франции не сыскать лучшего места. Ты будешь жить в краю виноградников, всего в дне пути от королевского двора. Полагаю, ничто более убедительно не могло бы доказать, какую ценность ты представляешь для короля.

– Именно поэтому я и не могу уехать. Эдесса потеряна, сарацины укрепляют свои позиции, а мы теряем свое влияние с каждым днем. Святая Земля становится небезопасной для наших паломников, они не могут спокойно молиться Господу.

– В Иерусалиме никогда не будет спокойно, Хью, ты знаешь это не хуже меня. Именно поэтому мы и разговариваем с тобой здесь в моих покоях, а не внизу вместе с другими рыцарями. Мы знаем правду, и она горька.

Хью не ответил ему, закрыв глаза и пытаясь избавиться от голосов, назойливо звучавших у него в ушах. Он уже давно не мог избавиться от них. Почему он не мог быть таким, как остальные? Рыцарей, собравшихся в Большом Холле, мало беспокоило то, что дело их проиграно. Их больше волновали практические цели их пребывания здесь – заслужить благодарность и награды короля, папы и Балдуина, бывшего теперь правящим королем Иерусалима. Они жили в его замке, питались за его столом и участвовали в его войнах против людей, которые жили здесь в течение десяти тысяч лет. Их не заботило ничего, кроме золота, которым были полны их сундуки.

Хью не мог жить так, как они. Он пришел в Святую Землю, откликнувшись на призыв папы освободить Эдессу от сарацинов. Он слышал речь Бернара де Клерво [6]6
  Бернар де Клерво – аббат монастыря Клерво, с пламенными речами обходил Францию и Германию, проповедуя новый крестовый поход. (Прим. пер.).


[Закрыть]за королевским столом, когда тот призывал всех, способных держать в руках оружие, собраться в Константинополе. Долгими ночами он слушал речи Ад ели о том, что крестовый поход поможет ему найти свое призвание, что он должен стать тамплиером. Именно поэтому он отправился сюда, притащив к тому же с собой брата, но не смог найти здесь того, ради чего пришел.

Попытка освободить Эдессу провалилась, а, став тамплиером, Хью обнаружил, что выполняет роль наемника, и не более того. Да они все здесь были наемниками, даже еще хуже, потому что прятали свою жадность под личиной бедности и праведности. Для всех они были монахами-воинами, но здесь, за толстыми стенами замка короля Балдуина, они были простыми торгашами. Хью невидящим взглядом смотрел на маленькие огоньки, блуждающие в очаге.

– Хью, ты должен посмотреть правде в лицо, – сказал Теренс после долгого молчания.

– Что, по-твоему, я должен делать?

Пришел черед Теренса вздохнуть.

– Я скажу мавру, чтобы он принес тебе воды для мытья, – он пошел к двери, но перед тем, как покинуть комнату, остановился. – Подумай хорошо, Хью. Если ты решишь остаться, то так тому и быть, а я собираюсь вернуться в Анэ. Я уезжаю в конце месяца.

Хью взглянул на него и через мгновенье медленно кивнул.

– Да, кстати, здесь есть кое-что для тебя, – добавил Теренс, указывая на кожаную дорожную сумку, лежащую на сундуке в ногах кровати, и вышел, не сказав больше ни слова.

Хью Вунэ молча смотрел на тяжелую дубовую дверь, закрывшуюся за братом. Домой… Перед мысленным взором его предстали зеленые дубравы, полные кипящей в них жизнью. Он вспомнил холодные рассветы, пелену тумана, висящую над мокрой травой, запах свежескошенного клевера. Закрыв глаза, он как наяву ощутил мнущуюся под пальцами босых ног влажную глину. Отдавшись сладким, волнующим воспоминаниям, Хью вдруг поймал себя на мысли, что никогда не надеялся всерьез на возвращение домой, в милые сердцу края. Где-то в глубине души он совсем уже поверил в то, что ему суждено умереть в этой жаркой, иссушенной солнцем пустыне, вдалеке от Франции, умереть потому, что он не заслужил вернуться в тот мир, который так любил.

Стук в дверь пробудил его от грез.

Хью раздраженно приказал марокканскому рабу войти, встал с кресла и начал мерить комнату шагами. Когда ванна была готова, мавр помог Хью снять кольчугу, сапоги и накидку. Освобождаясь от одежды, он с каждой снятой деталью чувствовал несказанное облегчение. Желание избавиться от грязи и пыли вновь с прежней силой овладело им, и Хью с нетерпением ждал, когда сможет погрузиться в целительную влагу. Когда он был полностью раздет, жестом отпустил раба и погрузился в медный чан.

Поверхность воды была усыпана мелкой кедровой стружкой, источающей свежий смолистый аромат, который Хью с наслаждением вдыхал, расслабленно откинувшись на высокий бортик чана. Он попробовал сосредоточиться на завтрашней работе. Надо было многое обсудить с Балдуином, прежде чем выступить с небольшим отрядом в Дамаск. Однако Хью никак не мог собраться с мыслями, в мозгу его как будто прорвало плотину. Картины милой его сердцу Франции проносились одна за одной в его воспаленном мозгу – леса, поля, деревни. Но больше всего душа его жаждала прохлады и влаги. Как ему хотелось увидеть настоящую широкую, бурную реку, а не те жалкие иссохшие речушки, которыми так дорожили местные жители. Ощутить всем телом мощь водопада, услышать журчание ручейка, весело бегущего между поросших мхом валунов.

Услышать смех.

Просто услышать смех. Человеческий смех.

Смех, а не лай рыцарей, которых он называл своими братьями во Христе. Мягкий, нежный смех женщины. Теплой, беззаботной женщины, пахнущей спелым яблоком. Женщины с волосами, подобными облаку на вечерней заре и глазами цвета океанской волны.

Женщины, похожей на Катарину де Трай.

Хью закрыл глаза и глубже погрузился в воду. Похоже, его мысли снова обратились к той, о которой он запрещал себе слишком много думать. Катарина больше не была маленькой девочкой, провожавшей его на рассвете во дворе Авиньонского замка. Она стала его ангелом-хранителем, маленькая учительница, которая теперь могла гордиться его успехами в чтении и письме. В письмах, которые он писал ей, Хью не упоминал, что освоил арабский и латынь так же хорошо, как и родной французский.

Нашарив на дне чана кусок арабского мыла, Хью не спеша, намылился и стал с наслаждением смывать с себя грязь и пот. Что там говорил Теренс, когда выходил из комнаты? Хью взглянул на сундук и сразу увидел лежащую на нем сумку для писем. На лице его расплылась широкая улыбка, в одно мгновение преобразившая его суровое лицо. Тщательно вытерев руки, он дотянулся до сундука и осторожно взял сумку.

Внутри лежал свиток великолепного белого пергамента. Он поднес его к лицу и с наслаждением вдохнул едва уловимый запах яблок. Хью медленно, смакуя каждое движение, развернул свиток, развязав стягивающую его бархатную ленточку, и начал читать. Письмо было написано ясным, четким почерком, таким же, как и остальные семь писем, которые он получил от Катарины.

Мой досточтимый рыцарь.

Пишу вам в последние дни светлого праздника Рождества Христова. Господь послал нам к этому празднику прекрасную погоду, сухую и ясную, с небольшим морозцем. Мой брат Жан был избран в этом году королем рождественских увеселений. Матушка придумала для него такой причудливый костюм, что не нашлось ни одного доброго человека, который бы не смеялся над ним до слез. Жан остался таким же веселым шутником, как и прежде. Он никого не обошел своими шутками и розыгрышами, мне же досталось едва ли не больше всех. Полагаю, он до сей поры не может простить мне того прискорбного для него обстоятельства, что именно мне отдавал большую часть своего времени единственный крестоносец, посетивший нас несколько лет тому назад.

Бродячие актеры приехали к нам сразу после Рождества и привезли с собой множество песен и танцев, некоторые из них я бы сочла весьма рискованными, однако все были довольны и повеселились от души.

В такие праздники я всегда особенно много думаю о вас, пытаясь представить себе, какая это, должно быть, радость, праздновать Рождество Христово на той земле, по которой ступали Его ноги. Так ли вы отмечаете этот великий праздник, как это бывает у нас на родине? Или рыцари и другие христиане в Иерусалиме как-то по-особенному встречают этот благословенный день?

В своем последнем письме вы писали, что начинается осеннее солнцестояние, из чего я могу заключить, что письмо ваше шло ко мне более года. Вы рассказали мне о замке короля Балдуина и о том, что представляет собой великий город Иерусалим. Мне бы хотелось, чтобы вы подробнее описали мне, что представляет собой народ, который вы называете найманами [7]7
  Найманы – монголы-христиане, основавшие в 12 веке государство на территории Сирии. (Примеч. пер.).


[Закрыть] ? Вы говорите, что между ними и теми, кто прибыл с вами из Эдессы, было много стычек, и в то же время пишете, что это христиане. Вы должны, подробнее рассказать мне об этом. Нам ведь так мало известно о том, что происходит в крестовых походах – можно сказать, все наши знания почерпнуты из ваших подробных, живописующих рассказов. Вся наша семья любит собираться у очага в Большом Холле и обсуждать то, что мы узнаем из ваших писем.

Я всем сердцем надеюсь, что вы живы и пребываете в добром здравии. Сама же я здорова, но часто грущу, так как недалек уже тот день, когда мне придется покинуть Авиньон и отправиться в Страсбург. До этого события осталось чуть больше года, и я чувствую, как быстро бежит время. Я никогда в жизни не покидала родительский дом и Авиньон. Хотя мне и очень интересно увидеть то место, которое отныне станет моим домом, я буду скучать по родному очагу. К тому же может случиться так, что меня уже не будет здесь, когда вы, мой благородный рыцарь, вернетесь из своего похода. Но несмотря ни на что, вы всегда останетесь в моих молитвах.

Прощайте,

Катарина.

Он читал и перечитывал письмо, пока вода в чане не стала прохладной, а затем и совсем холодной. Каждое слово вызывало в его воображении яркие картины – Рождество, шумное застолье у очага, в котором весело трещит рождественское полено [8]8
  Рождественское полено – большое бревно, традиционно сжигаемое в сочельник. (Прим. пер.).


[Закрыть], дружную, многочисленную семью де Трай, веселящуюся в Большом Холле… и Катарину, отправляющуюся в Страсбург, чтобы выйти замуж. Возможно ли это? Неужели прошло столько лет и маленькая рыжеволосая девушка, которую он помнил, превратилась во взрослую, цветущую женщину?

Хью выбрался из воды и обернулся по пояс в толстое турецкое полотенце. Потянувшись, он уперся руками в стену и опустил голову. Вода тоненькой струйкой стекала с его бороды, образуя на сером каменном полу причудливый узор и собираясь в лужицу под ногами. Вдруг у него возникло чувство, что он уже целую вечность находится в этой чужой стране, сражаясь с врагом, к которому давно уже не испытывал никаких чувств, кроме уважения.

Но что же ждет его дома, во Франции? Хью боялся этого. Конечно, после его возвращения многое будет по-другому, но некоторые вещи останутся неизменными. Хью больше не был безземельным вторым сыном, король щедро наградил его за службу, но его ждала Адель, ждала и по-прежнему хотела увидеть его другим человеком.

Все его недостатки вновь предстали перед ним, как черти из волшебного ящика бродячего фокусника. В глубине души он по-прежнему оставался простым рыцарем. Хью сжал руку в кулак и с силой ударил в каменную стену. К черту все! Он отправляется домой.

Хью поднял голову, и улыбка озарила его изможденное лицо. Он отправляется домой!