Текст книги "Чёрный Корпус. Отряд "Зеро" (СИ)"

Автор книги: Елена Зикевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Чёрные бездонные глаза Марьи источали абсолютный космический холод. И под этим взглядом я, наконец, загнал все безумные порывы поглубже. Даже она не найдёт.

Дурак ты, Лёха. На всю невидимую голову.

– Нечего тебе здесь делать. В коме ты. Забыл? – Загадочная гостья окончательно вернула меня в призрачную реальность.

Твою мать... Забыл. Хотя нет. Не забыл. Даже не знал.

– А ты откуда знаешь? – Я уже недоверчиво посмотрел на Марью. И вдруг понял, что вокруг не так уж беспроглядно темно, – скорее, сумеречно. Но, кроме этого сумрака, опять ничего нет. Чёрт побери, да что это такое?

– И сама кто?

– Конь в пальто, – красотка сердито глянула на меня. – Мог бы и догадаться уже. Давай, возвращайся. Пока я добрая.

Догадаться? О чём?

Марья снова хмыкнула, что, мол, за олух такой попался, и меня озарило.

Ёёёёёпрст... Так она... Вот теперь я действительно вляпался... Как в сказке той, что Игорь рассказывал...

Не то чтобы я не был готов к такому: к мысли о смерти как о неизбежном конце своего существования я привык давно. Но встретить Ёе лично не ожидал совсем. Мне даже в голову никогда не приходило, что Она существует вот так...

А в душе что-то натужно заныло от отчаяния. Ах ты, Лёха... Дура-ак... Нашёл, в кого влюбиться...

– А... Ты же... ну... это...

– Люди, – Марья презрительно наморщила носик, легко поняв все мои сумбурные мысли. – Столько веков, а предрассудки всё те же. Каждый раз – как впервые видят. Ничего не помнят.

– Ну, я... Да, наверно, – я не собирался спорить. Не совсем же идиот. Отпускает и ладно. А остальное... Переживу, не маленький. Дел в настоящем реале наверняка много осталось. Не соскучусь.

– А где выход?

– Где и был, – хозяйка этого места кинула на меня короткий взгляд и непонятно чему усмехнулась еле уловимо самым краешком губ.

– Люди... – повторила, чуть смягчившись. Или мне так показалось?

Марья махнула рукой куда-то в сторону. В указанном направлении стремительно светлело, и я непроизвольно дёрнулся вслед за проступающей тропой.

– Боишься уже... – в спину и с непонятной горечью.

– А не должен? – вопрос сам сорвался с языка. И тут же обернулся, испугавшись: глупость ляпнул, не обидел ли? Вдруг не отпустит. А мне – надо. Не помню зачем, но твёрдо знаю: остались ещё дела.

– Извини, я не хотел.

– Иди уже, – она устало вздохнула, а в чёрных глазах появилась грусть. И меня словно что-то толкнуло в спину. Нельзя так уходить. Совсем нельзя. Неправильно это будет.

– Прости, – я шагнул к Марье и в каком-то безумном наитии осторожно взял её ладонь. Живая и настоящая, только прохладная немного. Кожа нежная и гладкая, тонкие изящные пальцы, розовые ноготки с белоснежными кончиками. Четыре идеально ровных, округлых полумесяца. И один ослепительно-лунный кинжал, раза в три длиннее собратьев. Мизинец. Самый маленький пальчик из всех. И самый опасный. Вот так поведёт им – и всё. Нет больше комы.

Я этого даже не знал. Просто понял.

Но страха почему-то не было. Совсем. Словно в один миг я стал равным Ей. Заглянул в чёрные глаза. Чёрные, как глубокий космос. И такие же бездонные, полные тайн и загадок.

Не забыть мне её. Не смогу. И не хочу.

Моя Марьюшка...

– Прости, Марья Моревна, – бережно и осторожно коснулся губами пахнущей травами точёной белоснежной кисти. Я сам не понимал, откуда взялись жест и это обращение, как не понимал причин своего поступка. Рук я не целовал никогда, даже Маринке, даже в шутку. Сейчас я не шутил. И не боялся. Отступило даже ненормальное желание. Я искренне жалел о своей несдержанности.

– Я не хотел тебя обидеть. Ты... ты очень красивая. Я не ожидал.

– Ты забыл, – она смотрела с едва уловимой грустью. – Все забывают.

– Теперь не забуду, – с сожалением отпустил её ладонь и снова глаза в глаза. – Но мне надо идти. Я должен.

– Я знаю, – на губах печальная улыбка. – Иди.

– Спасибо, – благодарно улыбнулся Марье. – Мы ещё встретимся?

– А как же, – она усмехнулась в ответ на мой идиотский вопрос и исчезла.

Я некоторое время смотрел на то место, где она была. Ни страха, ни ужаса. Только печаль и грусть от расставания.

Марья Моревна, прекрасная королевна....

Эх, Лёха... Дурак ты на всю голову...

Иди уже, – вдруг услышал я её голос и заставил себя встряхнуться. Марья права. Мне здесь делать больше нечего.

Развернувшись, поплыл-полетел в сторону указанного выхода, попутно вспоминая, что же приключилось со мной там. И эти воспоминания мне не нравились. Слишком много вопросов возникало. И ответы я очень хотел найти.

Чем ближе становилось пятно света, тем громче и отчётливей доносились голоса.

И эти голоса оказались мне хорошо знакомы.

Пятно света распахнулось передо мной неожиданным окном в знакомую лабораторию. В первый момент я чуть не шарахнулся назад, когда обнаружил, что выход под самым потолком. Но увиденная картина оказалась чрезвычайно интересной, и я осторожно вылетел из сумрака. Выход за спиной исчез, но я не спешил спускаться вниз. Сверху открывалось на редкость занимательное зрелище: в реанимационной капсуле полного жизнеобеспечения, опутанный проводами, капельницами и датчиками, лежал худой и бледный я, а над моим телом, укрытым до самого подбородка тонкой простыней, отчаянно ругались Шармат, Семён и местное светило нейролингвистики.

Теперь я знал, чьи голоса слышал во время сканирования памяти.

Гений и Шармат. И у адвоката имелись на мой счёт особые полномочия и приказ.

Дело становилось всё интересней. Я жадно наблюдал за разборками троицы. Когда ещё представиться такой шанс разобраться в случившемся?

– Фёдор Михайлович, как вы могли такое допустить! – особист едва ли не за грудки тряс профессора. – Вы же прекрасно понимали всю важность этой информации!

– Я и сейчас это прекрасно понимаю! – местный гений в ответ яростно сверкал стёклами очков. Как ему это удавалось – загадка. – А вот этот ваш хам – нет! Это всё по его вине! Я его предупреждал, что введение препарата опасно для жизни подопытного!

– Шармат... – Семён развернулся по указующему персту гения к виновнику моей почти смерти. Больше всего особист напоминал разъярённого хищника. Адвокат, или кем он там был на самом деле, попятился, выставив перед собой в качестве защиты папку с документами.

– Семён Ми... Михайлович... Я же не специально! Я только хотел...

– Я знаю, что ты хотел, сявка! – особист рвал и метал. Никогда не думал, что он может так орать. – Так вот! Ни хрена ты теперь не получишь! Понял, щенок сопливый?!

Шармат побледнел. Очень заметно для его смуглой физиономии. Интересно, что же такое он хотел урвать на моём деле? Личную яхту? Квартиру на Земле? Дом на курортной планетке?

А ещё он боялся. Здорово боялся. И это было очень интересно. Официально он не мог и не должен был иметь с нашим ОСБ в общем и с Семёном в частности ничего общего. Однако имел. И не просто знакомство. Он действовал по указке Семёна, подводя меня под это сканирование. Теперь понятно, как ему удалось получить заявления от Шлема и Маринки.

Ещё бы те против ОСБ Чёрного Корпуса пошли.

Но зачем им это? Такая качественная и продуманная подстава только ради того, чтобы покопаться в моей памяти? Почему ждали столько времени, понятно: технологию разрабатывали. Не только ради меня, такая мозгопромывка в ЧК ох как в цене будет. Но что они хотели найти, если я сам был абсолютно уверен, что ничего такого важного и секретного не знаю?

Или... или не помню. Ведь подсознание среагировало этим своим "щаз, размечтались", хотя до этого я никаких внутренних голосов не слышал.

Ох, чёрт, во что же это я вляпался?.. Что это был за шлюп? Про какой блок они говорили?

Будь я сейчас в своём теле, голова трещала бы от вопросов.

А разбор полётов продолжался.

– Н-но я... – Шармат разом растерял всё своё красноречие и лоск. Теперь он выглядел как школьник, попавшийся на позорном списывании во время итогового экзамена.

– Ты провалил операцию, идиот, – Семён шагнул к адвокату, которого заметно потрясывало. – Ты знал, на что шёл.

– Нет! – Шармат выставил папку как щит. – Вы не посмеете! Я адвокат и не подчиняюсь вам!

– А при чем тут мы? – делано удивился особист, уже взявший себя в руки. – Ты поставил жизнь своего клиента под угрозу. Более того, ты собственноручно ввёл инъекцию препарата, которая стала для него смертельной. Статью сам вспомнишь?

– Неееет,– адвокат нервно заулыбался и мелко затряс головой. – Вы не посмеете! Это поклёп! Это наглая ложь! У вас нет доказательств!

– Неужели? – Улыбка Семёна была весьма впечатляющей. – Завещание-то он подписал. Мотив на лицо. На вашем месте, господин Зарубин, я бы подумал над собственным завещанием. Конвой!

По призыву особиста двери распахнулись. Шармат нервно сжал папку, посмотрел на моё тело и вдруг захохотал. Он смеялся громко, взахлёб, с истерическими нотками.

– Вы всё продумали, да? – Он посерьёзнел так же внезапно. – Только у вас ничего не выйдет!

Парням хватило одного взгляда, чтобы понять, кто тут лишний. Бывшему адвокату почти мгновенно завернули руки за спину, папка перекочевала к Семёну, и отчаянно упирающегося Шармата вывели из лаборатории.

Жалости к своему бывшему "защитнику" я не испытывал. Его стараниями я едва не умер. Марья, конечно, красавица, но мне и здесь пока неплохо.

Особист подождал, пока двери закроются, и обернулся к нервно курящему профессору.

– Фёдор Михайлович, я жду вашего прогноза.

Гений стряхнул пепел на пол, покосился на показания многочисленных приборов.

– Где вы нашли этого придурка, Семён Михайлович?

Это он обо мне или о Шармате?

– Он едва всё не испортил, – значит, о Шармате. – Я вашего кролика еле с того света вытащить успел. Это просто чудо, что он сейчас в коме.

Кролик... Я запомню.

А чудо зовут Марья.

– Но он нормальный? В себя придёт? – Семён явно встревожен. И это очень подозрительно. Сначала так подставил, а теперь о здоровье волнуется. С чего это вдруг? На кого он работает?

– Видно будет, – светило нейролингвистики буднично пожал плечами. – Могу сказать только одно: все показания сейчас лучше, чем были. Состояние стабильное, и умирать он пока не собирается.

Конечно, не собираюсь. Только благодаря Марье, а не вам.

– Дьявол... – Семён небрежно отбросил папку на один из стульев и потёр лицо ладонями. – Мы были так близко... Что я теперь скажу?... Сукин сын! – Особист с маху ударил кулаком по куполу капсулы. Прозрачный пластик удар выдержал, а Семён смотрел на моё тело. Яростно, зло, как на добычу, ускользнувшую из зубов в самый последний момент.

– Не вздумай умереть, Донников. Ты мне во как нужен! – он резко сжал ладонь в кулак. – Мне за тебя головой отвечать!

– Вы же говорили – в расход, – профессор холодно смотрел на Семёна. Особист медленно выпрямился.

– Если бы мы сегодня узнали всё, что нам нужно, – да.

Твою мать...

Ох, спасибо тебе, господин Зарубин, за твоё усердие. Если бы не ты, выкачали бы из меня нужное и прибили бы на месте. Несчастный случай, о котором все знают. И концы в воду. Чисто и красиво всё. Хороших сокамерников тебе, Шармат Иванович! И лёгкой смерти.

ЧК живым тебя не выпустит.

Семён об этом позаботился. Хорошо подставил. Хоть как ты теперь доказывай, что не виноват, но на сканирование памяти ты не пойдёшь. А если и захочешь всех сдать, Семён этого не допустит.

Видно, очень важная эта информация, что ОСБ всех причастных убирает. Даже мой бывший отдел распустили. А вот гений на них работает, им нужен – потому и живой.

– Что с блоком, Фёдор Михайлович? Снять удалось?

– Нет, – гений недовольно покачал головой. – Мы подошли очень близко. Первый уровень защиты он прошёл сам. Шансы, что он смог бы пройти и остальные, были. Но последняя инъекция вызвала странную реакцию. Он вдруг начал умирать от аллергического шока, и его память закрылась намертво.

– То есть второй раз...

– Его просто убьёт, и мы ничего не узнаем.

– Хотите сказать... – Семён внимательно смотрел на профессора.

– У вас нет выбора, если вы хотите получить эту информацию.

– Проклятье! Сукин ты сын! – Семён ещё раз врезал кулаком по куполу капсулы, подхватил папку, резко развернулся и стремительно вышел из лаборатории.

Светило нейролингвистики кинул взгляд на датчики и последовал за особистом, оставляя моё тело в капсуле в гордом одиночестве.

Я плавно спустился вниз, протянул невидимую руку, коснутся пластика капсулы, но пальцы легко прошли насквозь. Я чуть усмехнулся. Эх, Лёха, Лёха... Вляпался всё-таки по самые уши.

Что теперь со мной будет?.. Хитёр Семён, хитёр. Чисто сработать хотел. Меня под сканирование подвёл, Шармата – под моё убийство. Все следы бы замёл. Да обломалось ему со мной. Это он ещё завещания не видел. На какого-то Королёва Сергея Викторовича.

Хотя... Если решил Шармата убрать, завещание подделать – ему не проблема.

Вот чёрт. В себя приду, аннулирую эту бумажку сразу же. Потом новое напишу.

Радовало только одно: пока не вспомню то, что им нужно, я буду жить.

И это время надо использовать как можно эффективней.

Потому что жить хотелось ещё долго.

Перед капсулой я стоял, наверно, минут пять, не решаясь вернуться в собственное тело. Если там – кома, то, скорее всего, я ничего не буду ни слышать, ни видеть. А мне хотелось знать, что предпримет Семён дальше. Не оставит же он меня здесь, местному гению и другим работникам института на обозрение. Можно было бы проследить за ним, но отлучаться от капсулы я опасался. Точнее, опасался не найти своё тело по возвращении.

И не ошибся.

Довольно скоро двери лаборатории распахнулись, и четверо парней в белых халатах уверенно зашагали к капсуле. Командовал ими гений нейролингвистики. Я взлетел, наблюдая за действиями сверху. Парни сноровисто отсоединили часть приборов, оставив лишь те из них, которые поддерживали функцию жизнеобеспечения тела, и повезли капсулу к выходу. Я последовал за ними. Лететь вот так просто, по одному желанию, оказалось непривычно, но легко и приятно. Если бы не обстоятельства, я был бы счастлив.

Капсулу на спецлифте спустили на первый этаж и погрузили в "скорую". Никаких лишних глаз, никаких вопросов, только хмурый Семён негромко матерился в кабине. Я залетел в грузовой отсек вслед за капсулой, но слышал особиста хорошо.

– Лечение обычное, – гений невозмутимо отдавал последние распоряжения. – Когда очнётся, немедленно вызовите меня и сразу же берите его под круглосуточное наблюдение. Это уникальный случай.

– Без вас знаю, – Семён явно не в духе. – Чтоб он сдох, сукин сын...

– Накаркаете, – в голосе профессора послышался сарказм.

– Я не про него. – Семён резко оборвал гения. – Мы вас вызовем, профессор. Не сомневаетесь.

Хлопок двери, чуть вздрогнули стены, четверо санитаров сидят по обе стороны капсулы. Мобиль тронулся настолько мягко и быстро, что я не заметил, как оказался снаружи, пройдя сквозь стенки транспорта.

Твою мать...

Об этом я не подумал. Придётся своим ходом. Я нашёл взглядом удаляющийся мобиль и устремился следом за ним.

К счастью, скорость полёта оказалась неограниченной, и я быстро догнал "скорую".

Некоторое время я летел следом за мобилем, а затем сместился и полетел рядом с окном кабины, краем глаза наблюдая за хмурым особистом.

Путешествие затянулось надолго. К моему удивлению, Семён не повёз меня в больницу. Более того, мобиль, набрав приличную скорость, обошёл Варкуну по кольцевой трассе и свернул на северо-восток. Я только порадовался, что никуда не улетел от капсулы. Искать своё тело по всей Хали – дело долгое и хлопотное и могло бы продлиться не один год. Не будет же Семён самолично сидеть возле капсулы, ожидая, пока я приду в себя. Для такой работы есть другие люди. Те же санитары из "скорой".

Через пару часов мобиль свернул на узкую одноколейку и минут тридцать петлял среди густого колючего леса, какие иногда встречались на Хали. Всё бы ничего, но в один момент дорога вильнула вправо, а водила "скорой" и не думал поворачивать. Я опешил, не понимая, куда смотрит мрачный Семён. Уснул он, что ли?

На полном ходу мобиль врезался в густые заросли и исчез.

Твою мать... Маскировочное поле!

Я рванул следом за мобилем. Полёт через поле принёс смешанное ощущение щекотки и мурашек. Я бы хихикал, если бы мог. Мобиль ровно двигал по отличной дороге. Я догнал его и занял позицию у окна особиста. Всю дорогу Семён молчал, значит, водила отлично знал маршрут. Не простая "скорая" меня везла...

Дорога вынырнула из леса довольно неожиданно. Только что впереди были густые заросли, и вот уже передо мной сотня метров свободного пространства до трёхметрового бетонного забора с электрической "егозой" поверху и настоящим КПП на металлических воротах. Я взлетел повыше, пока "скорая" тормозила перед воротами, и мысленно ахнул.

Лес. Ни ворот, ни забора, ни свободного пространства. Нырок вниз – и вот они, родимые, никуда не делись.

Комплекс. Настоящий военный комплекс, закрытый сверху маскировочным полем. Я перелетел через забор. Судя по уже знакомым, но усилившимся многократно ощущениям, поле здесь помощнее, чем на дороге. Был бы котом, шерсть на спине стояла бы дыбом. Пока на КПП проходят проверку, у меня есть время оглядеться.

Комплекс небольшой, из нескольких зданий. Одно, высокое и просторное, с круглым куполом – для обучения и тренировок. Слева от него – пара десятков небольших одноэтажных домиков, каждый с земными кустарниками, деревьями и клумбами за невысоким декоративным заборчиком. Справа – длинный барак, подсобки, ещё несколько зданий, предназначенных явно для работы, а не для жилья. Об этом говорили и подъездные пути, и провода заземления, и антенны связи. Все рабочие здания на уровне второго этажа соединены переходами с непроницаемыми стёклами.

Любопытное место. Никаких обозначений, что за территория. Маскировка отличная. Случайно сюда не попадёшь.

Тем временем "скорая" миновала КПП и направилась к одному из рабочих зданий.

Там нас уже ждали.

Невысокий, ширококостный и полный доктор, с поистине львиной гривой из вьющихся тёмных волос, бороды и усов, распахнул двери и остановился на ступенях. Красное лицо излучает умиротворение и довольство, невзирая на серьёзное выражение. Сам в белом халате, на голове – маленькая чёрная шапочка, а на мясистом носу – старомодные очки в чёрной широкой оправе, – и это при современном уровне медицины. Мода у них на эти стёкла, что ли?

Семён выпрыгнул из машины, энергично пожал доктору руку.

– Шафран Абрамыч, приветствую.

– Аналогично, Семён Михалыч, – воркотливый голос доктора напоминал стук шаров в бильярде. – Как там наш голубчик?

– Живой, надеюсь, – особист покосился на выгружаемую капсулу. Санитары молча и сноровисто завозили моё тело в здание больницы. Доктор со странным именем шёл рядом, Семён, не прощаясь с водителем, замыкал процессию. Ну что ж. Мне – за ними.

Проходить сквозь стены я теперь тоже могу.

Бокс, в который поместили мою капсулу, отличался стерильной чистотой. Белый потолок, бледно-зелёные стены, мебели – минимум: столик и стул, чтобы дежурный сидел. И приборы, приборы вдоль стен. Многих я не видел даже в лаборатории профессора. Впрочем, я мало в этом понимал. Пока мою капсулу подсоединяли ко всей этой медицинской аппаратуре, доктор торопливо просматривал мою карту, хмурил широкие брови, смешно морща при этом нос, и что-то неразборчиво бормотал. Семён нервно переминался с ноги на ногу, пальцы у него слегка вздрагивали, когда он дёрганым движением тянулся за сигаретами и тут же убирал руки обратно. Да, это тебе не лаборатория в ИИВНС, тут курить наверняка нельзя.

– Ну, что? – Особист не выдержал.

Шафран Абрамыч отвлёкся от чтения и, приспустив очки на носу, посмотрел на Семёна.

– Что значит "что"? – карие глазки доктора выражали полное недоумение. – Вы его, голубчик, чуть не угробили. Он едва душу Всевышнему не отдал.

– Знаю, Абрамыч, – особист нервно сжал кулаки. – Ты мне скажи, он, когда в себя придёт, нормальным будет? Он мне во как нужен!

Красноречивый жест, которым Семён взял себя за кадык, лучше всяких слов. Я даже моральное удовлетворение ощутил. Если бы я сам не хотел разобраться во всём случившемся, чёрта с два они бы меня с того света дождались.

Доктор вернул очки на законное место и пожевал губами.

– Теоретически, – он снисходительно покосился на Семёна, – Теоретически, голубчик, я не исключаю такую вероятность.

– Абрамыч, по гроб жизни должен буду, только вытащи его, – особист с жаром ухватил доктора одной рукой за плечо, другой за локоть. – Мне ж за него головой отвечать!

– Вот иди и отвечай, – доктор снисходительно улыбнулся. – А я займусь твоим подопечным.

Семён кивнул, отпустил Абрамыча и со вздохом обречённого направился к выходу. Я поспешил за ним.

Моё тело они теперь никуда не денут.

Семён нервно шагал по коридорам. Я летел за ним, не боясь заблудиться. В зданиях я обычно ориентировался без особых проблем, сколько бы переходов и лестниц ни было. Здесь и вовсе просто: все здания замкнуты в кольцо. Семён прошёл два из них насквозь, кивками здороваясь с редкими встречными. Встречные в форменных чёрных, до боли знакомых рубахах, но без знаков отличия, косились на Семёна с лёгким пренебрежением, но на приветствия отвечали такими же кивками. Или уже знали, что особист крупно накосячил, или такие отношения у них с Семёном и были.

Местная управа расположилась в третьем здании. Панели светлого дерева на стенах, паркет, ковровые дорожки, но двери – сплошь металл под пластик. Глухие и без табличек. Семён поднялся на пару этажей и оказался в приёмной местного начальства. Сидевшая за огромным столом, полным всякой техники, губастая и грудастая секретарша с каштановым каре даже бровью не повела. Весь её вид говорил о том, что она здесь исключительно для украшения приёмной и удовольствия своего начальства, а никак не для офисной работы.

Странное место. В ЧК так себя не ведут, да и шлюх таких не держат.

– Гхм, Аллочка, – особист с неохотой приблизился к столу.

Девушка демонстративно красила ногти. Лёгкое касание кисточки мгновенно создавало сложный разноцветный узор, который секретарша, капризно надув и без того пухлые губы, меняла на новый.

– Мне к Петру Андреевичу.

Местная порнозвезда снисходительно приподняла коровьи ресницы, не прерывая своего занятия.

– Проходите, он вас ждёт, – хрипловато и с ленцой.

Семён вздохнул и обречённо шагнул к высоким двустворчатым дверям.

Я ухмыльнулся и последовал за ним.

Пётр Андреевич оказался крепким хозяйственником. Плотно сбитая, угловатая, как из камня вырубленная, фигура, залысинки на широком лбу, тяжёлая нижняя челюсть и пристальный, не менее тяжёлый взгляд. Гражданский костюм сидел на нём не очень ловко, однако сразу видно: человек всю жизнь на руководящих постах. И повыше Семёна.

– Пётр Андреевич, – особист рядом с этой монументальной фигурой выглядел как воробей перед памятником. Однако голос у Семёна не дрожал, в отличие от пальцев. – По поводу Донникова. Информацию получить не удалось. Внезапно началась бурная аллергическая реакция, его чудом спасли, сейчас он в коме. Доктор Розенбаум сказал что...

– Я уже в курсе, Семён Михайлович, – рокочущий голос под стать внешнему виду. – И про Донникова, и про тебя, и про твою сявку.

– Он не сболтнёт, – Семён вскинул голову и ел начальство глазами. С тем же успехом можно пытаться взглядом уговорить стену сплясать вприсядку. – Я ручаюсь...

– Разумеется, не сболтнёт, – Пётр Андреевич лениво откинулся на спинку кожаного кресла и невидимо щёлкнул кнопкой. На одной из стен разошлись деревянные панели, открывая экран с картой виртуальной базы данных, где уже выбрана запись.

Семён внимательно смотрел на портрет, перечёркнутый чёрной ленточкой. Посмертная запись гласила, что в дорожной катастрофе не более часа назад погиб известный адвокат, Зарубин Шармат Иванович. Причины гибели выясняются, но, по предварительным данным, адвокат не справился с управлением, и его мобиль, модель VXL-800/4, вылетел с трассы. Редко, но такое иногда случалось.

Я только ошеломлённо покачал головой. Вот тебе и подарок клиента. Накаркал Семён. Нет больше Шармата. Чертовски быстро сработали. За час-полтора так всё провернуть – это даже ОСБ не под силу: модель трассу держит не хуже моего гравицикла, и автопилот там есть. Да и не своим Семён отчитывается. Его начальника я знал, видел пару раз, пока служебки шли. А этот...

Зверь. Умный и опасный.

Вот чёрт...

Куда же меня привезли?!

– Я.. я понял, – Семён оторвал взгляд от посмертной записи. – И я...

– И ты возвращаешься к себе на работу и там работаешь, – голос Петра Андреевича холоден, как металл в снегу. – Будет нужно, тебя вызовут.

– А Донников?

– Это уже не твоя забота, – короткие брови сошлись к переносице. – Свободен.

Семён молча кивнул, по привычке чётко развернулся, едва не щёлкнув каблуками, и вышел из кабинета. Начальство проводило худую спину ОСБшника тяжёлым взглядом и нажало на коммутатор.

– Да, Пётр Андреевич, – голос секретарши не узнать: сплошной мёд.

– Аллочка, когда появится Ингвар, скажи, пусть зайдёт ко мне. У него в отряде пополнение.

– Его командировка заканчивается через четыре дня, – Аллочка говорила быстро и чётко. – Вызвать срочно?

– Нет, – начальство задумчиво постучало пальцами по столу. – Нет. Его новый боец пока у Розенбаума. Торопиться некуда.

– Хорошо, Пётр Андреевич, – я даже по голосу понял, что секретарша улыбается. – Что-то ещё?

– Чаю, Аллочка. С лимоном.

– Уже несу, – она отключилась.

Ну что ж. Можно возвращаться к Розенбауму. Убивать меня пока не собираются, нового про себя в ближайшие несколько дней я не узнаю. А смотреть чужие амуры не интересно.

Не нравились мне девушки такого поведения.

Однако сюрпризы не закончились.

Едва я покинул приёмную, как почувствовал, что за спиной словно сгущается сам воздух. Обернувшись, не увидел ничего нового, но чувствовал, как меня отталкивает от дверей упругая сила. Попытки пройти обратно успеха не принесли. Невидимое поле не принимало меня.

Более того, поле расширялось, выгоняя назад, в кольцевой переход, словно намекая: путь один – обратно, откуда пришёл. Как этому помешать, я не знал, но в своё тело не торопился. Я хотел выяснить как можно больше об этом месте. Когда у меня ещё будет возможность сделать это незаметно?

И будет ли вообще.

Следующие полчаса ушли на осмотр странной базы. Точнее, на попытки попасть хоть куда-то. Я всюду натыкался на защитное поле. Оно отделяло жилую зону от рабочей, окружало административные здания и обучающий корпус, накрывало сверху весь комплекс. В том, что поля не было, когда Семён доставил моё тело, я был уверен. Я просто не смог бы попасть на территорию, как сейчас не мог её покинуть. Видимо, после ухода особиста везде включили защиту.

"Уязвимым" для меня оставалось только одно здание.

Больница.

Как намёк: мол, хватит болтаться.

Да и вечереет уже.

Наверное, пора возвращаться в тело.

Любопытно, в какой отряд меня зачислили в таком-то состоянии...

Шафран Абрамович Розенбаум восседал за столиком дежурного, что-то писал в электронном планшете и негромко напевал себе под нос. На мой слух – очень музыкально. Я завис в воздухе, не решаясь при докторе вселяться в родное тело. Почему-то этот процесс вдруг стал очень интимным, и присутствие постороннего раздражало.

Розенбаум, словно почувствовав моё состояние, оторвался от записей и посмотрел на капсулу.

– Ах, голубчик, голубчик, – он грузно поднялся со стула и подошёл к капсуле.– Не нагулялся ещё, милый ты мой? Вот послушай совет старого доктора: возвращайся по-хорошему. Заждались тут тебя, ах, как заждались...

Он смотрел на моё тело, но у меня возникло странное устойчивое ощущение, что этот самый Шафран Абрамыч прекрасно видит меня такого. Заждались... Знаю я, зачем заждались. Только не помню, что вам нужно. И вспоминать не желаю.

Я усмехнулся, глядя, как доктор что-то регулирует в приборах. Самому себе что врать? Хочу я знать, что там у меня в памяти сидит. Очень хочу. Жизнь моя от этого зависит.

А может, и не только моя. Кто знает, что там запрятано?

Хотя жизнь Семёна меня не волновала. Чем бы ни оказалось это место, слишком серьёзных людей и технологии я видел вокруг. И ОСБ на них работал, и ИИВНС. Не удивлюсь, если кто-то и из управы ЧК перед Петром Андреевичем отчитывается.

Я вспомнил монументальную фигуру местного начальства и снова усмехнулся.

Такой даже пальцем зря не пошевелит. На много ходов вперёд всё просчитывает.

Нужен я им. Чертовски нужен.

– Возвращайся, возвращайся, голубчик, – Абрамыч поправил на носу старомодные очки. – Не упрямься. Другого-то пути у тебя нет. Поверь старому доктору. Здесь и не таких вытаскивали.

Верю. Начальство местное бровью поведёт – откуда угодно вытащите.

В расход никому не хочется.

Старый доктор добродушно улыбнулся в бороду, поправил свою шапочку, забрал планшет и, насвистывая мелодичный мотив, вышел из бокса.

Дождавшись, когда за дверью затихнут шаги, я подлетел к капсуле. Вид у родного тела не очень, но было и хуже. Что мне бледность кожи и желтизна на скулах, резкая худоба и впалые щёки, потемневшие от щетины? Не баба, бояться нечего. Живой пока – и ладно. А мясо и жир – надо будет, нагуляю.

Возвращаться в тело особого желания не было, но доктор прав. Если я не очнусь, то так ничего и не узнаю. Можно не один год провести в этой больничке, тщетно пытаясь пробиться через купола защитного поля. Но нет гарантии, что за это время очередной гений не создаст новые технологии по сканированию памяти. Как только моё тело станет ненужным – его уничтожат. А я останусь местным привидением.

Если до этого раньше в тело не загонят. Теми же полями.

Чёрт.

Прав этот Абрамыч. Трижды кругом прав.

Мне не оставили выбора.

Эх, Лёха... Держись теперь, знай. В серьёзные и непонятные игры меня втянули.

Я протянул руку, коснулся собственного тела и рухнул в открывшуюся черноту.

Последнее, что я запомнил, перед тем как сознание поглотила тьма: громкий электронный писк тревожного сигнала.

А ещё то, что сразу почувствовал себя очень хреново.

Глава 8. Джокер

Темнота нежно коснулась лица. Пуховым пером защекотала кожу. Мягкими пальцами прикоснулась к затылку, пытаясь проникнуть в голову. Я дёрнулся – и она тут же распалась на тени, тени расползлись по углам, меняя краски и перетекая в полусон – полубред...

– Итак, повторяю первый и последний раз! Каждый, оказавший сопротивление и не выполнивший мою команду, будет убит! – Хмурый и злой человек, в военной полевой форме Федерации без знаков отличия, с не импульсной, старой винтовкой наперевес, грозно смотрел на нас. Его товарищи, с таким же оружием, оцепили площадь и патрулировали вдоль ограды посёлка.

Я стоял в строю поселенцев, прижимаясь к матери. Одной рукой она обнимала меня за плечи, второй держала за ладонь. Я чувствовал, как она сдерживает дрожь. Мне тоже страшно. Я не знал, откуда взялись эти люди, но явно не с соседней базы. Пришельцы убили солдат, охранявших наш посёлок, и согнали нас на центральную площадь. Я не понимал, что они хотят, но чувствовал их звериную готовность убивать.