Текст книги "Ветер моих фантазий. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Елена Свительская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 11.2
Но он быстро остановился, руку мою отпустил. Повернулся ко мне.
– Голова мокрый, – укоризненно сказал мой парень, посмотрев на мои мокрые волосы, – Заболеешь.
– Ничего, – сказала я, смущенно теребя волосы. Хотя утро было морозное. Да еще и с мокрой головой.
Ки Ра расстегнул рюкзак. Дал мне банку с минеральной, не открытую. Растерянно приняла. Он достал пачку таблеток. Достал одну, протянул мне.
– Это… это что?..
– Я не хочу, чтобы у меня был ребенок, – сказал мой первый мужчина серьезно.
И от этих слов мне почему-то стало страшно неприятно. Он же… Он же сказал, что ему понравилось со мной! Он был такой нежный ночью! Такой… но… он не хочет, чтобы нас связывало что-то большее?
– Съешь, – требовательно сказал кореец, – Я надеяться, что еще не поздно. Хотя несколько час прошло.
И с запозданием поняла, что он мне дает: противозачаточные таблетки.
– Съешь, – повторил парень, поднимая мою свободную руку и вкладывая в нее таблетку. Пачку всю запихнул в мой карман, – И ешь до. Там инструкция.
Шумно выдохнув, отвернулся. Сказал, зябко растирая плечи:
– Я больной. Я не хочу, чтобы мой ребенок был больной.
– Но…
Ки Ра мрачно взглянул на меня:
– Хочешь родить?.. Мой ребенок?..
– Не знаю… – смущенно потупилась.
Все случилось так внезапно. Я об этом вообще не мечтала. Я этого не хотела. Даже когда еще это начиналось. Хотя потом он увлек меня за собой. Он виноват! Он начал и все так внезапно! Мы не встречались прежде. Не ходили, взявшись за руку, робко и постепенно целуя друг друга и обнимая, чтобы однажды, через много-много поцелуев и объятий, пойти дальше, оба любимые и любящие, желающие друг друга. Все случилось внезапно. Из-за него!
Но… даже при всей этой внезапности. Это было странно… Странно было понимать, что он был внутри меня. Что после этой ночи внутри меня могла уже появиться новая жизнь и тело ребенка, еще крохотное. Еще не похожее на тело. Но в котором он и я были уже сплетены, поровну. В котором мы можем остаться вдвоем навечно. Нежеланные. Внезапно переспавшие. И я… ведь это та таблетка, которой убивают начавшуюся жизнь?.. Я что-то такое читала. Контрацептивы. Таблетки, которые принимают после, когда изнасиловали или забыли. Таблетки «с абортивными свойствами». Чтобы ребенка точно не было. Чтобы никто не родился после. Хотя в сети долго спорили, являются ли контрацептивные таблетки абортом или нет?.. Они сбивают гормональную систему женского тела, отцепляет зародыш, мешая ему прицепиться к матке и выжить.
Ки Ра, видя мое замешательство, осторожно забрал таблетку у меня из рук. И… протолкнул в рот.
– Прости, – сказал парень виновато, – Так надо, – и поднял мою руку с бутылкой к моему лицу, – вздохнул, посмотрел на меня печально, – Ты меня не любишь. Ты слишком молодой. Съешь.
Но я медлила.
Это было ужасно! Все это было ужасно! И эта внезапность и тело, предавшее меня вдруг, и его нежелание, чтобы нас связывало что-то. То есть, мое нежелание. Я же первая сказала. Но он и не настаивал. Он не настаивал! Просто спокойно ушел. Просто спокойно купил таблетки, чтобы убить нашего ребенка, который мог уже появиться, такой крохотный. Просто, чтобы нас ничего не связывало больше.
– Съешь! – Ки Ра зажал мой рот ладонью.
А еще было ужасно, что я, так ужасающаяся статьям об абортах и людьми, которые так спокойно о них говорили, теперь стояла с таблеткой во рту, которая могла убить и моего ребенка. Если он появился. Убивать кого-то – это ужасно. Но и мамой вдруг становиться… ужасно тоже. Но еще противно, что он меня заставляет съесть эту дрянь.
– Ужасно иметь больной ребенок, – добавил Ки Ра грустно, – Поверь. Страшно быть больным. Страшно жить слабым. Страшно, когда люди смеяться над тобой.
Но ведь… еще не обязательно, что… что будет ребенок. Что будет больной, если от него. И… и почему он решил все за меня?!
Не выдержав его напора, такого ласкового и пьянящего ночью, и такого мерзкого сейчас, взяла и укусила его руку. Он взвыл, потрясая рукой. Пока кореец на нее отвлекся, да на свою боль, я торопливо задвинула таблетку между зубами и языком. Я решу все сама. Потом.
Ки Ра поднял на меня мрачный взгляд. Мрачно улыбнувшись, сглотнула. Будто проглотила проклятую таблетку. И, закрыв нижний ряд зубов языком, чтобы эта дрянь не выскользнула, бутылку открыла, горлышком на язык. Воды несколько глотков отпила, смотря на него. Он довольно улыбнулся. Гад!
Бутылку завернув, ему отдала. Он почему-то забрал. Но…
Вдруг руку положив за мою спину, притянул к себе. Ох, а если заметит?..
Но, к счастью, он поцеловал меня в лоб. Или к несчастью?..
– Голова мокрый, – сказал взволнованно, – Иди в дом.
Волнуется, что ли?! Но только что…
– Не болей, – попросил он серьезно, и, вдруг потупившись, добавил, – И прости.
Взгляд мой скользнул над его взлохмаченной головой. На тротуар, уползающий сбоку от домов к проезжей части. На деревья, росшие между длинных неказистых пятиэтажек. На… на Леру, которая стояла метрах в сотне от нас, потерянно смотрела на нас. Кажется, она все поняла. И что он не в первый раз целует меня. И что между нами что-то было. И что за таблетки он мне дал.
Из левого глаза подруги вдруг скатилась слезинка. Потом другая.
Несколько снежинок упали на ее волосы, щеку и кроваво-красный пушистый свитер. Закутанный той же пестрой шалью из кусочков ткани разных цветов и фактур. Снежинки, попавшие на ее щеку, растаяли, скатившись вниз, будто новые слезы. Снежинки на голове и шали остались. Куртку она забыла одеть. Щеки румяные, нос красный, глаза… веки опухшие. Она так долго ходила по улице?! Без куртки?.. Почему?..
Ки Ра сжал мое плечо. Смотревший туда же, куда и я. Наверное, за моим взглядом проследил.
Медленно падал снег. Много снега. Пушистого-пушистого. Редкими причудливыми снежинками, хотя и с холодной красотой. И целыми хлопьями. Черный тротуар медленно белел, заметаемый. И яркий свитер, шаль пеструю Леры, штаны ее черные и… и ноги в домашних тапках. Синих и слишком больших. Виталия. Ее тоже медленно засыпал снег.
Опомнившись и пользуясь тем, что она сейчас смотрит на парня, стоявшего рядом со мной, а он – на нее, я торопливо сплюнула таблетку в рукав моей кофты. Я хочу все решить сама. В конце концов, это не просто маленькая таблетка. Это может оказаться чья-то потерянная, убитая мною жизнь.
Ки Ра вдруг развернулся ко мне, крепко обнял и страстно поцеловал. Я замерла от неожиданности. То спокойным был, то вдруг целует. С чего бы?.. Потом, по щеке меня погладив, парень сказал требовательно:
– Иди домой. Не хочу, чтобы ты простудиться.
И я смущенно пошла, вновь растерянная его поцелуем и ласкою. Хотя через несколько шагов остановилась. Ки Ра уже ушел. Но Лера… Она всю ночь была у Виталика?.. Они поссорились?.. Ох, Лера!
Когда я выскочила на ту дорожку, задыхаясь от боли в поврежденном недавно боку, их рядом не было. И разошлись они в разные стороны. Точнее, разбежались. Вот прямо убегали!
Медленно падал снег, кружились отдельные снежинки, падали легкие грузные хлопья. Зима медленно укрывала город. В первый раз за год.
Но мои друзья… что с ними со всеми?..
Но снег засыпал и меня. Ох, до чего же холодно!
И, растирая замерзшие руки, домой кинулась. Мимо мамы растерянной, в теплый душ. Прятать пачку таблеток и мое лицо. Прятать заледеневшее тело под горячую воду. Но душу уже ничего не грело.
Таблетку злосчастную я в унитаз спустила. Может, потом?.. Но эту я ненавидела и не хотела, чтобы эта пакость осталось внутри меня. Им отданная. Он пытался заставить меня! Он! Мой первый мужчина, первый мой парень. Точнее, не мой даже.
Потом маялась, как бы выстирать простыни, чтоб не сразу, но лучше сразу, да чтоб крови не заметили. От вида пятна крови мне становилось дурно. Ласки его вспоминались. И как он меня с таблеткой кинул. Но если сейчас отнесу стирать, то предки все поймут? Нет, лучше выждать день-два – и устроить большую стирку, как бы заодно. А до того я еще домашних футболок заляпаю. А потом воду и электричество якобы чтобы сэкономить – еще и постельное в машинку запихну. Белья не набралось еще. Мне почему-то не хотелось, чтобы они узнали. Чтобы поняли. Как я сглупила. Как глупо все закончилось с моей первой любовью. Или это любовью не считается?..
Потом весь день ходила в комнате, растирая плечи. Но сердце ничего не грело.
Все случилось слишком внезапно. И тот парень был мне никем. Вроде. Только другом. И он не хотел. И… я вот так вдруг стать матерью? Но он, похоже, меня не примет.
День я промучалась. Уснула в слезах, запершись в комнате.
Он ведь так и не позвонил.
Но родители, к счастью, и не пытались выковырять меня из комнаты. Оставив нам двоим решать все самим, как сами того хотим. Но он не хотел! Он даже не позвонил после! И… и если будет ребенок, то он меня не примет. Ребенок… еще ребенок! Еще и так внезапно!..
Я проснулась еще в темноте. Достала-таки проклятую пачку. И таблетку одну приняла. Хотя и не поняла, она подействует или нет.
Это было обидно. Страшно обидно. Ведь я осуждала всех тех девчонок, которые то залетали по глупости и делали аборты, то ловчились использовать контрацепцию, чтобы сходить с ума раньше срока и наслаждаться развратом. Если и не говорила этого вслух, то уж про себя, хотя бы иногда. Я же приличная девушка. У меня все будет красиво. Не как у всех, чтоб спешно, мерзко и хрен знает с кем, лишь бы эта пленка между ног не мешала, лишь бы получить сомнительное определение статуса уже взрослой. А я… я тоже. Случайно. Непонятно. Вдруг. И, может даже, не с тем, с кем я проживу всю жизнь.
И… и матерью молодой становиться было дико страшно. Я теперь поняла их, этих молодых девчонок, которые рано решили поиграть во взрослых. И… и примерная достойная я теперь стала как они. И… и будет ли это маленькое существо теперь у меня?..
Я оказалась трусливой. Внезапно. Я с чего-то вдруг отчаянно цепляться стала за мою обычную жизнь, где я сама еще была ребенком. Я не хотела пускать в свою жизнь какое-то мелкое живое существо, после которого моя жизнь разделилась бы надвое. Да еще и от парня, который так просто и так быстро ушел и оставил меня, который не хотел быть со мною связанной.
Я… переспала с кем-то. Теперь я стала взрослой. Вроде. Или от шанса стать взрослой я все-таки отказалась, приняв ту гадость и пытаясь огородиться от прихода живого существа, которое бы стало продолжением меня, которое как я бы плакало бы и смеялось? Или не как я. Но я струсила. Глупая жалкая мелкая девчонка. Все еще мелкая. Я трусливо сбежала. Хотя в наше время это малодушное бегство от ответственности почему-то звали «стать взрослым». И он, кстати, и сам попытался сбежать, оставив меня. Он первым сбежал! И… и так вроде у всех было?.. Все так жили. И я, такая странная и необыкновенная, теперь стала вдруг обычной, как все. И эта мысль меня тоже угнетала. Быть как все было странно. И радостно, и неприятно. Или… все люди были одинаковыми?..
То злилась на Ки Ра, который так быстро все решил, да еще и сам добыл эти проклятые таблетки, то благодарила парня мысленно, что избавил меня от унижения самой добывать их в аптеке. Разрезала дно сумки и зашила их туда, замаскировала, чтобы матери на глаза не попались.
И дни следующие жила как в аду, не понимая, случилось или нет?..
На следующий день на лекции Лера и Ки Ра не пришли. И Виталий не пришел. Куда они все пропали?.. Я молчаливой тенью бродила из аудитории в аудиторию, ничего из слов преподавателя не слышала. На Кристину налетела. Думала, меня теперь ее поклонники задушат. Но она невидяще посмотрела на меня и молча мимо прошла. Что это с ней?.. Но, впрочем, я не любила ее. Я слышала, что она говорит обо мне за моей спиной.
Я сбежала сразу после лекций, пробежав почти первой в гардероб за верхней одеждой.
Бежала через дорогу, когда уже зеленый свет замигал. Едва успела проскочить перед каким-то идиотом, спешащим к кому-то. У него было к кому спешить. А сзади еще сердито загудели. Да старушка на другой стороне меня старушечьими матами обложила. Ну, про глупую молодежь и все такое. Они сначала говорят, что молодежь глупая, могут прямо в метро возле нас стоять и обсуждать нас гадостно, а потом удивляются, почему им никто мест не уступает и слушать не хотят. Но, впрочем, мне дела нет до нее. Я ее забыла почти сразу.
За несколько улиц до института я увидела одинокую скрючившуюся фигурку на скамейке. Снова падал снег. На ней была лишь блузка легкая, синтетическая. Ярким голубым пятном она выделялась на фоне тусклых стен и снега. Что-то случилось?..
Подошла к ней, робко тронула за плечо.
– У вас что-то…
Она подняла на меня заплаканное лицо.
И я отшатнулась, узнав Кристину. Сейчас королева сплетников жутко выглядела: тушь подтекла, помада по лицу размазалась, глаза заплаканные. И сумку она где-то посеяла. Длинные ноги, торчавшие из-под мини-юбки, покрылись «гусиной кожей».
– Ты чего? – растерялась я.
– Он меня бросил! – выдохнула девушка с отчаянием.
– Кто бросил?
– Виталий!
– Наш?! – вздрогнула я, – Самойлов?..
– Нет! – бросила она сердито и отвернулась, – Не ваш идиот. Мой парень.
– Наш Лий не идиот! – рассердилась я, – Он нас не бросал! Никогда! А твой…
Начала и осеклась. Не до меня ей сейчас. Кристина подняла на меня ненавидящий взгляд. Я попятилась. Но, подумав чуть-чуть, все же осталась.
– Нравиться смотреть на меня? – спросила сплетница резко.
– Чего? – вытаращилась на нее.
– Нравится видеть меня такой?! – спросила она с ненавистью.
– Да тьфу на тебя! – возмутилась я.
И села рядом.
Мы какое-то время молча смотрели себе под ноги. Потом она опять согнулась и заревела. Я смущенно достала пачку с бумажными платками и вытащила ей один. Когда она на меня лицо подняла, жуткое, положила ей на колени всю пачку. И одинокий платок сверху.
– Завтра я стану изгоем, – сказала она потерянно.
Помолчав, осторожно сжала ее плечо, оголенное. Вот дура! Так легко одеваться в такой холод! Да еще и пальто где-то забыла. Про мини-юбку с тонкими капроновыми колготками вообще молчу: никогда не понимала девушек, кто их зимой одевает. Жить, что ли, надоело?
Осторожно сказала ей:
– Если есть друзья, какое дело до того, что о тебе думают другие?
– Это у тебя есть друзья! – она сердито мою руку столкнула.
– Да вроде у тебя много друзей? – отвернулась смущенно, сложив руки на коленях, поверх шерстяных серых колготок и шерстяной клетчатой юбки, серо-коричневой. Куртка моя только пятую точку прикрывала. Что уже являлось поводом для энного числа скандалов от предков.
– Вроде, – язвительно произнесла она.
Мы какое-то время молчали.
– Они просто хотят ко мне примазаться! – выдохнула она с огорчением, – Собрать ништяки! – улыбнулась ядовито, – Я же богатенькая! Я могу дарить хорошие подарки на день рожденья. Я знаю пацанов из богатых семей.
Мы какое-то время молчали.
– А ты… – она в очередной раз улыбнулась ядовито, – Хочешь, я тебя с богатеньким парнем познакомлю? Только тебе придется имидж сменить.
– Да тьфу на них! – ответила я искренно.
Мимо нас прошли две ее однокурсницы. Растерянно посмотрели на нас. Со мною ее видели впервые. Да, может, и слышали, что она обо мне говорила. Может, даже больше говорила, чем я расслышала. Она не смотрела на них. Они ушли, даже не поздоровавшись.
– Завтра обсуждать будут, – криво усмехнулась Кристина, – В каком ужасном виде я сегодня была.
Она, конечно, язва была. Но сегодня мы были одинаковые. Нас обоих бросили. Правда, я о своем горе умолчала. Не уверена, что ей это важно было. Тем более, зачем рассказывать об этом королеве сплетников?
– У меня 2739 друзей в вк. 347 в одноклассниках. 249 в фэйсбуке, – криво улыбнулась она, быстро посмотрела на меня и отвернулась, стала рассматривать грязный снег у наших ног, – Но почему-то я сейчас реву рядом с тобой! Бьюсь на две тысячи, что мы с тобой и пяти раз не переговорили прежде!
– У меня столько денег нету, – тихо сказала я.
– У тебя вообще ничего нету, – усмехнулась она.
Кристина мне уже надоела. Она и прежде меня сильно достала. Но сейчас она была одинокой и потерянной. И, в отличие от нее, я помнила, каково быть такой, плакать в одиночестве. Хотя… нет, она тоже это знала. Одна из самых популярных девушек вуза была ужасно одинокой. Девушка с внешностью модели. Ее тоже бросили. Как и меня. Правда, в отличие от нее, мне было нечем хвастаться. Или… ей нечем?.. До чего противно чувствовать себя неудачником! И мерзко, когда ищешь посмотреть, что у других еще хуже. Чтоб сказать, что у меня, мол, лучше. Я еще не совсем чмо. Не совсем дерьмо я.
– Ты что одна шляешься? – спросила королева сплетников чуть погодя, – Где твои дружки? Лера и… Лий вы его зовете? Как глупо!
– Не знаю, – ответила я тихо.
Теперь ее удар достиг цели. Достиг моего сердца. Линия неудач?.. Ты началась и у меня?..
– Вы, что ли, поссорились? – не дождавшись ответа, она потрясла меня за плечо, – Чо вы это? Вы же всегда не разлей вода! Мы уж считать начали, что у вас жмж!
– Да иди ты! – возмутилась я, – По-твоему, люди не могут просто общаться?! Чтобы без секса?.. Без поиска выгоды?!
– Хрен знает, – она вздохнула и поднялась, – Я наивность потеряла давно. Еще в средней школе. Вместе с верой в людей.
И ушла, оставив меня в противоречивых чувствах, насмешками ее исколотую и сомнительной информацией, которую она мне какого-то хрена рассказала.
Я так и осталась сидеть на этой скамейке, отчаянно упираясь в нее ладонями – сумка на землю сползла у моих ног – будто эти рейки могли быть хорошей опорой. Кристина… вот зачем я вообще с ней заговорила?!
Голову опустила, вздохнула.
Но я… что же мне делать? Или что-то делать уже бесполезно?.. Да и… друзья мои… где вы? Почему оба не пришли? Нет, трое. Да тьфу на него! Двое. Те, кто всегда был рядом. Но сейчас у меня беда. Сегодня меня впервые бросили. Парень первый бросил. Первый мой мужчина. И друзья не рядом. Я сама сейчас рыдаю в одиночестве. И… и эта слэшерша хренова! Жмж у нас?! Вот дура!!! Неужели, парни и девушки не могут просто дружить?..
И слезинки отчаянно по щекам покатились
Потом вдруг мне в нос аромат крепкого кофе ударил. И пар. Теплый. Зажмурилась. Стаканчик горячий лег у руки, согревая ее резким теплом. Посмотрела на него. Большой. Огромный точнее. И, кажется, из очень дорогой кофейни.
Глава 11.3
Я взгляд перевела на голые ноги рядом. Вверх. На королеву сплетниц, которая стояла возле меня. Теперь поверх мини-юбки и легкой блузки из синтетики был широкий свитер, кирпично-оранжевый. Шерстяной. Мохнатый. В руках она сжимала банковскую карту. И такой же огромный стаканчик с кофе. А еще через локоть перекинут тонкий полиэтиленовый пакет с очертанием круассанов. Лицо она уже вытерла. И от туши. И от косметики. Сейчас она была обычной. Совсем. Хотя была более живой, без толстого слоя штукатурки.
– Возьми, – тихо попросила девушка, – Я ненавижу быть в долгу.
– Я ничего не сделала!
– Ты рядом была. Это иногда самое лучшее, – она вдруг улыбнулась, не той кукольной или едкой своей улыбкой. Живой теперь. И сейчас простое ее лицо с веснушками, глаза потеплевшие, серые, с чуть карего у зрачков, выглядели очень красиво. По моим меркам. Мода и я были понятиями не совместимыми.
Она, не спрашивая разрешения, рядом со мной плюхнулась, положила пакет между нами, раскрыла.
– Угощайся, – миролюбиво предложила она. И вцепилась в свой горячий стаканчик, к груди его поднесла, словно хотела, чтобы кофе согрело ей сердце.
– А ты…
– Старого приятеля встретила, – она усмехнулась, – Он мне свою карту одолжил. Чтоб на такси добралась и себя не позорила.
– Да при чем это! – возмутилась я.
– А тебя не это волнует? – она недоуменно моргнула, посмотрев-таки на меня.
Миролюбиво. И как будто дружелюбно. Тьфу, что за странный день?!
– Некоторые бывшие бывают добрые, – она вздохнула, протерла плечо. Отхлебнула, поморщила, обжегшись.
– Меня волновало, как ты сама. Мне плевать на твои деньги.
– А что я? – грустная улыбка, – Думаешь, меня в первый раз бросили? – потянулась забить рот круассаном, – Да я вообще не помню уже, сколько раз меня бросали!
Ее?! Королеву?.. Девушку модельной внешности?! Да что за жизнь у нее?.. И… и что на такие признания нужно говорить? Тем более, чужому человеку?
Она, заметив мое смущение, запихнула мне в руку другой.
– Жри! Если чудо-шоколад тебе дороже микробов, – криво улыбнулась, – Хотя полчище микробов к нему прилагается.
Меня учили всегда мыть руки перед едой. Но уже случилось непоправимое. Меня уже бросили. Первый раз бросили. Мой первый мужчина! А раз все уже посыпалось, раз я сейчас страдаю почему-то рядом с королевой сплетников, то микробы на булочках – это уже не самое страшное. Тем более, таких аппетитных. Булочках, то есть.
И приняв-таки подачку, я с наслаждением впилась в свежее легкое слоистое тесто зубами.
– Правда, классные? – улыбнулась девушка, по-настоящему, – Они вкусно делают. Собственно, мы там и познакомились. Когда я попробовала их булочки впервые, – вздохнула, – Пять лет прошло. А он все еще там работает. Придурок! Все еще официантом!
– Но он добрый, – смущенно улыбнулась, – Это же он угостил тебя? И еще карту свою доверил.
– Он глупый, – сказала она с какой-то нежностью.
Какое-то время мы молчали. Она сама мне вторую булочку запихнула, потом уже взяла себе вторую. И рот ею забила, сразу половину откусив и смешно щеки забыв, мешая мне что-то спросить, а себе самой – что-то сказать. Сейчас она выглядела настоящим хомяком. Я невольно рассмеялась. Она улыбнулась. С набитыми щеками. Это смотрелось странно. Но мило.
Прожевав, она отпила. Выпила с половину стакана. И я кофе отпила за нею. Оно бодрило и приятно согревало.
– А у тебя такое лицо, словно тебя в первый раз бросили.
Я кофе поперхнулась. Она меня по спине приложила. Серьезно. Кофе сразу нашло нужную дорогу, к свету.
– Да я пошутила! – рассмеялась Кристина, потом вгляделась в мое сердитое лицо, – Че, правда, что ли?..
Неприятно чувствовать себя как на допросе.
– Да не переживай ты! – она меня так по спине хлопнула, что я опять едва не подавилась, на сей раз слюной, нахмурилась, – Оно, конечно, неприятно. Ну, как в первый раз. А потом привыкаешь, – вздохнула, – Ну, или первые несколько идиотов как наждачкой по нервам. А потом – пофиг уже. Честно, – серьезно посмотрела на меня, – Но друзья-то хоть с тобой? Ты не с ними поссорилась?
– Нет, – проворчала я и отвернулась.
Чувствовала себя как в подземелье у инквизиции. С горячим кофе и круассанами. Или это особый вид допроса? К голодному подмазаться в доверие едой?
Кристина еще один пирожок откусила, зажмурилась с наслаждением. Словно и не плакала.
На нас с сомнением посмотрели трое модно одетых парней, проходящих. Кажется, из нашего вуза. Из старшекурсников. Или даже из магистратуры.
– Она или не она? – шепнул высокий своим приятелям.
Кристина одарила его таким взглядом, что отвернулись сразу они трое. И ушли торопливо. Она усмехнулась. Как молодая ведьма после удачного проклятья. Мол, я, конечно, не Баба Яга, но тоже ничего. Но что за жизнь жуткая у нее? Что она не помнит, сколько парней у нее было. И сколько раз ее кидали!
– Не хочешь – не говори, – она дружелюбно улыбнулась, мне улыбнулась. Непривычно.
Мы молча кофе допили. Одновременно руки протянули за булочками. Она меня пропустила. Потом жевали, смотря на набережную впереди. На кружащийся снег. Люди растерянно смотрели на нас, сидевших в холод на улице. Ну так, относительный. Русские люди – народ морозоустойчивый. Но домой не хотелось. Не хотелось расспросов от предков. Не хотелось объяснять Лере, что она сегодня увидела. И почему я ей ничего не сказала.
– Меня завтра все будут ненавидеть, – грустно улыбнулась Кристина, смяв пакет из-под кофе.
– Тебя же все любят!
– А! – она отмахнулась, – Не говори о том! Вранье это. Фасад и только, – вздохнула, – И даже Виталька! Блин, замуж уже звал! И бросил, только ему кто-то упомянул про моего отца.
Я промолчала. Не мое это дело.
– Мой отец в тюрьме сидел, – зачем-то призналась вдруг она.
Я снова промолчала. Я не знала, что сказать на это внезапное откровение и королеву сплетников на скамейке по-соседству.
– За убийство, – добавила она и вздохнула, – Его подставили. Он много выпил. Драка. Он защищался…
– Не надо. Я верю, – потупилась, – И не мое это дело.
– Но он меня бросил! – она сорвалась на крик, – Представляешь, он меня бросил!
– Отец? – в ужасе посмотрела на него.
– Проклятый Семенов!
– Э… – растерянно посмотрела нее, – Семенов?.. Виталий?.. С третьего курса?..
– А ты что-то о нем знаешь?! – она впилась в меня взглядом.
– Я… это… – отвернулась смущенно, – Так. Ничего.
Я только случайно услышала! Такое!
– Нет, ты скажи! – она сжала мою руку, – Скажи, умоляю! Что ты о нем знаешь?! С кем он спит?!
Смущенно отвернулась.
– Я тебя не отпущу, покуда не расскажешь! – потребовала королева сплетников.
Зачем я с ней связалась?!
Но она не отставала. Минут пятнадцать просидела на холоде, после кофе горячего остывшая, руку мою не выпуская. Метель началась. Пока еще легкая. Но ощутимо похолодало. Я с содроганием посмотрела на ее ноги в мини-юбке и капроновых колготках. Мне и самой-то уже стало холодно, а как она?..
– Скажи! – с мольбой попросила она. И добавила тихо, – Я никому не расскажу. И что услышала. И что от тебя. И… я же никому не говорила про отца. Я умею скрывать тайны, – грустно улыбнулась, – Хотя бы иногда. Тем более, если это меня касается… зачем мне говорить другим, как я облажалась? И с кем.
И я все же призналась, пожалев ее ноги и все остальное.
– Да я слышала, как он с парнями обсуждал бывшую.
– Это кто? – оживилась Кристина.
Соврала:
– Я не знаю. И вообще меня потрясло другое.
– Что потрясло? – она подалась ко мне.
Осмотревшись – никого уже не было: уже стемнело и прохожие редкие домой спешили, не обращая внимания на двух девушек, замерзающих на скамейке – я досказала:
– О ребенке. Он с нею спал. Она забеременела. Он ее уговорил на аборт. И говорил, смеясь, как ему повезло, что он так легко отделался. Что она, дура, согласилась на все.
– Чего?! – подскочила Кристина, пошатнулась, поскользнувшись на своих каблуках. Я кинулась ее хватать, чтобы копчик не отшибла, просыпав две последние сладкие булочки в грязь, чуть присыпанную белым снегом у наших ног.
Загудела вьюга, что-то резкое от моей собеседницы укрывая.
– Засранец! – выдохнула девушка сердито, – Что мой отец – убийца, так он меня бросил! Хотя я сама ни разу ни при чем! А что своего ребенка убил – это нормально?!
– Забей на него! – попросила я, сжав ее руку, – Он того не стоит, – и, уныло голову опустила, – Он и следующую обсуждал ужасно. Мол, что грудь мелковата, из семьи учителей, но для секса на пару раз сойдет. Тем более, что у новой он был первый и, мол, так нет риска чем-то заразиться.
– Убью заразу! – Кристина рванулась вперед, – Это же он о Машке! Ну… – замялась, – Она меня как-то поддержала тоже. Заучка. Хотя добрая. Я видела, как он с нею флиртовать пытается.
– Но ты сказала, что не скажешь! – вцепилась в ее руку.
Мне не хотелось возглавить стадо местных сплетников. Тем более, что она ту девушку, кажется, узнала. Следующую пострадавшую от него.
– Ничего, – она накрыла мои пальцы свободной рукою, – Не волнуйся. Я не расскажу. Тем более, что ты его сдала. Но я придумаю, как ему отомстить. Я – королева мести, – мрачно, пугающе улыбнулась, – За себя отомщу. И за Машку. Я-то думала, зараза она, к парню моему клеится. А она, оказывается, дура. И я дура. Но этого не повторится, – рассмеялась, пугающе, нервно. Страшно, – А я-то расстроилась! Расстроилась за него! Что он меня кинул! Вот дура! Идиотка! – по голове себя ударила, с силой, – Кретинка! – вдруг остановилась, – Но я стану умнее. Еще умнее.
Вздохнув, я выпустила ее. Она, конечно, страшно зла. Но злость на шкале эмоций стоит выше депрессии. Злость – это то чувство, с которым уже можно жить. Когда человек разозлился, значит, он выживет. Он выдержит. Хотя бы ради мести.
– Подкинуть тебе идею? – ухмыльнулась девушка, – Что сделать с твоим?..
– Не надо! – возмутилась я.
Я и Ки Ра… Но я вдруг поняла, что не хочу ему мстить. Он все-таки был нежным в ту ночь. И пытался позаботиться обо мне после.
– Ну, как знаешь, – теперь она улыбнулась грустно, – Некоторые бывшие хорошие. Им не хочется мстить. Ни за что, – вздохнула, потом напела: – «Ведь однажды и ты захочешь уйти в поисках новой любви»… Я когда-то вообще не понимала этой песни. Зачем уходить от того, кого ты любишь?.. Ух, как холодно! – плечи растерла, подобрала выпавшую карту, спрятала в рукав, – Пошли уже в метро погреемся? Или в кафе? Еще по кофейку?
– Н-нет, – головой мотнула.
Внутри стало пусто, когда я высказала ту жуткую историю, случайно услышанную. Которую даже Лере не рассказала. Про отца, который со смехом рассказывал своим друзьям, как удачно и быстро смог убить своего ребенка. Историю страшно зацепившую меня. Хотя… блин, я ведь ту проклятую таблетку съела! Вдруг и я тоже?.. Я теперь не могу смотреть на них сверху вниз. Разве что я не смеялась. Что происходит с душами людей, которые потом со смехом об этом рассказывают? Но я тоже… Лицемерка!
Вздохнув, сумку свою упавшую подняла.
С Кристиной мы разошлись. Так же просто, как и разговорились. Странный день. Странная встреча. Стоило ли ей говорить?.. Но уже было поздно.
Две булочки, к которым мы так и не притронулись, так и остались лежать в грязи, заметаемые снегом. Я потянулась было к ним и пакету, который чуть одна боком придерживала, но Кристина мою руку перехватила, удерживая:
– Не надо. Они грязные.
И мы разошлись.
Я еще оглянулась на потерявшиеся булочки, выкинутые. Как два потерянных сердца. Никому не нужные. Просто потому, что они грязные. Просто потому, что они выпали. Просто они выпали не туда. И слишком рано. Меня теперь тоже выкинут?.. Но, впрочем, что уж я! Того ребенка просто выкинули. И не его одного. Миллионы детей ежегодно выкидывают из жизни. Просто потому, что они не нужные. А я живая. Я осталась жить. Это вроде везенье – оказаться в этой жизни живым и суметь родиться. Вроде. Но они тоже были живыми. И что-то в душах их было достойное. Какие-то таланты скрывались в них. Таланты, которые в этом мире уже не проснутся. Начинка, до которой никому нет дела. И нежное тесто. Нежные чувства живой души. Души погибшей. Но я выжила. Я почему-то выжила. Зачем?..
Дома я долго не могла отогреться под горячим душем, почти кипятком. Или, все-таки, уже кипятком? Я потеряла чувства, потеряла ощущения.
