Текст книги "Ветер моих фантазий (СИ)"
Автор книги: Елена Свительская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 3.1
***
Иногда он прикрывал глаза, и перед его внутренним взором снова мелькали картины…
Редкие встречи с родителями-учеными, еще более редкие игры с отцом, мать, которой было обычно не до него…
Редкие встречи с ровесниками…
Роботы, с которыми он пытался играть…
Его кролик, живой кролик…
Кристанран долго слал голограммы то отцу, то матери, чтоб разрешили ему взять какое-нибудь живое существо и держать у него дома. Обещал, что будет заботиться о нем, что будет его выгуливать, что посадит большой сад сам для него на этаже-кладовой.
Много-много ушло голограмм по другим планетам и станциям, где пребывали родители, вместе или по отдельности.
Но наконец отец позволил. И самолично привез домой белый пушистый комок с длинными ушами. Сам тогда залюбовался счастливыми глазами сына.
Два года мальчик и кролик были неразлучны. Но кролик зачах от жизни в неволе. Даже сад, вполне большой сад, семнадцать на семнадцать детских шагов, который хозяин посадил для него, не спас живое существо, затосковавшее взаперти и в одиночестве. А пару ему заводить отец с матерью запретили, мол, слишком много возни будет.
Так или иначе, но однажды в полдень кролик заснул спокойным сном. Но даже на следующий день не проснулся. Даже когда испуганный мальчик тряс его и рыдал. Как ни кричал. Роботы-прислужники, оставленные следить за ним и за хозяйством, спешно отправили послание родителями, мол, состояние вашего сына критическое. Как бы чего не случилось плохого.
Первой прибыла мать. Часа через три, задействовав один из новомодных порталов, да еще и находящийся под присмотром чужой цивилизации, не слишком дружелюбно относящейся с цивилизацией людей. Как ей удалось пробиться, люди – те, кому еще не изжить было привычку много болтать о других – спорили долго. Через два дня прибыл отец. Тот забрал пушистый белый комок, начавший уже попахивать – и унес. Сын плакал, вырвался, роботы его держали по приказу старших хозяев.
Пушистый комок распался на атомы в очистителе. Вместе с мусором. Будто бы мусор. Пушистого друга не стало.
Мальчик плакал недели две. Но нового кролика ему завести не разрешили – уж слишком сильно реагировал на расставание с этим.
Ему виделись новые встречи с родителями… старые…
А иногда виделось, как они втроем садятся в железную птицу и взлетают. Они поехали путешествовать вместе. Вместе! На другую планету! Хотя и самую ближайшую.
Кристанран прижимался лбом к ки-стеклу иллюминатора, разглядывая пейзаж родной планеты, как она отдаляется, как становится маленькой…
Иногда вместе с чувством восторга от полета и редких мгновений единения с близкими, к любопытству перед предстоящим путешествием, большим путешествием, примешивалось чувство ужаса или саднящее какое-то чувство тревоги…
Женщина приходила к лечебному отсеку. Вглядываясь в лицо неподвижного племянника. Бледное, будто неживое. Смахивала слезы украдкой. Иногда долго стояла, смотрела, иногда быстро уходила, не выдерживая.
Сердце ей резала мысль, что супруга брата ее мужа хотя бы смогла пожить несколько лет со своим сыном. Ну, как вместе… Она часто пропадала в экспедициях и исследованиях. Но у той хотя бы была возможность видеть лицо своего сына. А вот у нее… не было… Сама же и виновата…
Это, конечно, жестоко, завидовать судьбе погибших. Но их уже нет. А их сын остался живой. Он может выжить. Вроде бы может. А она своего сына никогда уже не увидит…
Кристанран застрял в беспамятстве. Где-то далеко отсюда.
Иногда он видел прошлое. Картины в целом хорошие. Его лицо разглаживалось, на губах появлялась улыбка.
Иногда его что-то тревожило. Он хмурился. Тонкие пальцы сжимались в кулаки. Тело еще не полностью потеряло связь с душою. Но надолго ли?..
Иногда слышался будто бы страшный скрежет откуда-то слева, вскрик женский, запах крови. И… и больше ничего. Сознание старательно вытесняло ужасные картины сминающихся крыльев железной птицы, искореженное лицо матери… Боль… боли было много, так как поднялись они достаточно высоко, прежде чем упасть вниз…
Но тревога… она никак не стиралась. Она преследовала усталую душу, она терзала едва сохранившуюся психику, она не давала сердцу покоя…
И тело спало. Уже не первый месяц спало. Душа не хотела просыпаться. Как будто чувствовала, что родителей в жизни уже не будет. А может и знала?.. Может, успела что-то понять еще во время падения?..
Женщина приходила, смотрела на него и уходила. Нет, все-таки, ей было отчаянно жаль его, до боли. И она мечтала, что однажды племянник очнется. Что он ей вместо сына будет. А может, она и сама когда-нибудь решится родить?..
Ученый вернулся ночью, когда его жена спала и улыбалась во сне.
Рядом с ним шел кто-то худой и невысокий, кутающийся в тонкое одеяло с кистями, сшитое из странного какого-то материала, будто чешуйчатого, покрытого поверх некоторых чешуек и на стыке их причудливой сеткой узора и чужих письмен.
– Чуть отдохнем, – сказал странник. И свалился в кресло домашней лаборатории брата. Как был, в запачканной, местами изорванной одежде, с окровавленным лицом и грудью расцарапанной, со спекшейся кровью поверх ран.
Сказал лишь:
– Стой здесь, – и тут же провалился в сон.
Его спутник какое-то время стоял рядом. Тихо. Молча.
Ночное светило медленно ползло по небу, встречая своего собрата, более мелкого и более серого…
Одеяло сползло, тихо шурша и поскрипывая, когда свалилось на пол. Мальчик, скрывавшийся под ним, осторожно ступил в сторону. Огляделся. В лаборатории включилась лишь одна лампа, при входе, когда они вошли. Тот мелкий серый освещающий кристалл. Но хотя пришедший никогда не видел таких, он рассматривал его недолго. Чуть погодя сделал робкий шаг в сторону. И еще один. Чуть погодя еще один.
Он передвигался беззвучно. И вышел в коридор незамеченный.
Заслышав тихое шуршание приближающихся роботов, подпрыгнул, прижимаясь ладонями к потолку. И так и провисел там, прилипнув кожей рук к светлой шероховатой поверхности, пока оба робота – уборщик и повар – прошли снизу, на некотором расстоянии друг от друга. Не оставляя на поверхности следа.
Новоприбывший сколько-то вглядывался в темноту – он хорошо в ней видел, четко – и вслушивался. Убедившись, что роботы хозяина жилища ушли, отлепил ладони. И приземлился, ловко и бесшумно, не смотря на высоту в три человеческих роста. Если считать взрослых здоровых мужчин.
Какое-то время мальчик шел в одном направлении. Потом почему-то остановился. Замер недоуменно. И вдруг пошел в другом направлении. На лице его застыло озадаченное выражение, но ноги шли туда, в левый коридоре… в третий коридор… И будто его туда магнитом притягивало!
Наконец он добрел до большого помещения, погруженного в темноту. Вроде прихожей. Или, хм, склад запасной у хозяев? Но почему-то его никто не охранял. Светился чуть сбоку от второй половины куб ри-стекла лечебного отсека. Там на операционном столе лежал мальчик, неподвижно смотревший куда-то перед собой.
Мальчик…
Спутник ученого недоуменно приблизился, рассматривая неподвижное тело.
Если не считать бледной, слишком бледной кожи, да различной одежды, они… они были похожи! Худые. Длинные темные волосы. А, нет, у того тоже черные. Просто структуру как-то странно восстановили. Штаны свободные и одежда до колен с длинными рукавами. Вязь ниток нарушена. Будто их сильно повредили, а потом восстанавливали из молекул.
Новый мальчик застыл перед вторым, таким похожим. Наконец у него вспыхнуло осознание, кто тот и ради чего они в этот дом пришли.
– Мой аини, – сказал он едва слышно.
Но почему-то было странное чувство внутри, будто все не так было. Все было как-то по-другому. Но нет, хозяин объяснил, что Кри Та Ран – кианин, хианриа некого Кристанрана. И что будет притворяться его братом, сыном брата его отца. А раз этот мальчик так похож на него, да еще и в доме, куда его создатель так спешил, то, наверно он и есть тот самый мальчик, единственный ребенок брата его создателя, единственный выживший из всей семьи ученых после падения их железной птицы.
«Хотя, если быть точнее – согласно базе энциклопедий – это давным-давно птиц пытались делать железными, и они тогда плохо летали, слишком тяжелые, громоздкие. Потом их стали делать из другого материала, сплава металлов и ти-камней, но старое название прижилось. Прижилось… что это за слово? А, так привыкли называть этот летательный аппарат люди – и оно осталось»
Но почему-то хианриа не мог отделаться от беспокойства. Будто что-то во всей этой ситуации было неправильным. Хотя вроде ему все четко объяснили в первые дни пробуждения и по дороге сюда. Создатель-человек много говорил, что Кри Та Ран обязан делать. Он даже повторялся много раз.
Но что-то было во всем этом неправильное… Что? Нет, все логично: создатель мечтал спасти сына своего брата, последнего живого человека из его семьи. Мечтал отвлечь его якобы спасенным младшим братом. Но… что же во всем этом было неправильным?! Люди стараются защищать то, что им дорого. Вот только… это странное ощущение…
Кианин положил руку себе на грудь, вслушиваясь в биение сердца. Спокойное. Потер по руке, проявляя браслет-компьютер. Протестировал состояние своего организма, беззвучно, без подсветки. Все показания были в норме. Тело почти уже восстановилось после долгого перелета и прохода через сеть порталов, местами созданным чужими цивилизациями, по чужим технологиям. Местами восстановилось даже после стычки с пиратами, которые хотели размазать кианина и его создателя атомами по ближайшей вселенной, а оборудование из их корабля забрать себе.
Что это?.. Это то, что называется чувство? Да нет же, кианины не испытывают чувств. Кианины только притворяются. И он будет притворяться, старательно притворяться ради этого мальчика, который дорог его создателю. Ради нового своего хозяина, который станет ему дороже, чем самый первый. Да и должна быть какая-то особая связь между хианриа и аини. Вот только… это странное чувство внутри…
Он смотрел на своего аини и совсем не понимал себя.
***
Глава 3.2
***
Часа через два открыл проход в ри-стекле, ступил внутрь. Почему-то потянулся рукой ко лбу лежащего.
Вспышка. Яркая, ослепительная. Мучительная? Нет, приятная. Хотя вроде бы новых источников света в обоих помещениях не возникло. Это… это та самая связь между аини и хианриа?
Но его аини лежал неподвижно. Ему не было дела ни до чего. И кианин вдруг уловил какие-то колебания внутри его организма. Будто волновался. Так ведут себя люди, когда волнуются. Кажется, именно так.
Но аини лежал неподвижно. И от этого гадко как-то было внутри.
– Очнись, – попросил кианин вдруг, – Ты должен прийти в себя, Кристанран!
Глаза лежащего вдруг распахнулись. Кианин сдвинулся, подставляясь его взгляду.
Глаза человека расширились.
– Зеркало? – сказал он едва слышно.
Протянул руку, ощупывая лицо стоявшего рядом.
– Теплое, – сказал, – Странно.
И опять потерял сознание.
И вроде тело кианина уже восстановилось, но что-то было не в порядке. Будто бы он волновался. Так люди волнуются. Особенно, если близкие их не в порядке. Но они вроде бы близкими не были?.. Он же только притворяется?..
Кристанран осторожно и неощутимо, рассчитывая нажатие, коснулся лба человека, потерявшего сознание. Потом покосился на камень-стол под ним.
И со стоном упал на пол, задыхаясь, скрючившись.
***
– Саша, к тебе подруга! – мамин голос вырвал меня из объятий очередной истории.
Поначалу даже обиделась, что та пришла. Оборвала на интересном месте, а мне так хотелось узнать, как же будут общаться между собой мальчик-человек и мальчик-кианин! Потом вспомнила про странную сцену во время дождя. И уже добровольно погналась от муз своих к подруге. Тем более, что часть порыва вдохновения уже успела потратить.
Лера пришла печально-задумчивая. Уже в джинсах и светлой кофте – платье промокшее сняла. Шаль с собой не принесла. Видимо, домой уже забежать успела, переодеться. Даже чай, которым нас угощала мама, пила медленно и будто бы неохотно. И к сладостям почти не притронулась, хотя нынче у нас на столе были роскошные конфеты с кокосовой стружкой и миндалем. Прямо заинтриговала. Но, может, при маме стесняется начинать разговор? И тот ее забег за прекрасным принцем, ну, случайным охотником на зонты, окончился неудачно. То ли не догнала, то ли тот не хотел дальше с нею говорить.
– Прогуляемся? – спросила подруга тихо.
Я посмотрела в окно. Дождь уже закончился. Хотя солнце так и не показалось, не залило золотом облаков и стен пятиэтажек за нашим домом. В раскрытую форточку веяло прохладой. Мама, заметив мой взгляд, поднялась, чтобы закрыть.
– Простите, забыла, – сказала смущенно.
А Лера с мольбой посмотрела на меня. Выговориться хочет. Ну, ладно. С кем еще ей болтать?
Я сбегала, переоделась в уличную юбку и кофту, свитер накинула, куртку прихватила, перекинув через плечо, для большего утепления, если понадобится. Когда вышла, Лера уже одевалась. На локте у нее висел фиалковый зонт с тонкой черной каймой по краям. А где тот яркий? Почему она пришла без него? Или там была не она?
Мама, стоя в прихожей, внимательно на нас смотрела. Поэтому я Леру не расспрашивала. Обула туфли. Свой зеленый зонтик прихватила с вешалки. Сухой. А то мало ли?..
Мы молча спустились по лестнице. Из подъезда вышли. Уже от моего корпуса отошли далеко, где мама бы нас точно не расслышала. Но подруга все еще молчала. Непривычно задумчивая. Так мы и прошли мимо корпусов до аллеи. Уже там, смотря на стволы лип да редкие мазки берез, видневшиеся из-за домов, девушка встрепенулась.
– Пойдем к Лию?
– Пойдем, – улыбнулась, – Только надо бы что-нибудь купить, чтоб перекусить. А то вдруг он опять не додумался?
– Надо бы, – сказала Лера без особого энтузиазма.
И мы забежали в ближайший магазин за пельменями. Благо, у меня завелось немного денег после похода в магазин: сегодня бабушка не настаивала ей сдачу вернуть. Подумав, купили еще связку банан. На срочный перекус. А то вдруг родителей Виталика нынче нету дома? А он опять надолго прилипнет к монитору и клавиатуре? Тогда ему точно будет не до пельменей. Мы ему банан под руку подложим. Не дело, если наш лучший друг загнется от голода, разумом застряв в очередном виртуальном мире.
Вообще, это у нас был такой вид развлечения. Уже не первый год. Мы приходили к Виталию с едой. Торжественно его кормили. Или приходили без еды, но стряпали из того, что еще жило у него в недрах холодильника. Сидели все вместе. Парень порою с очень большим аппетитом был, если у него был выходной, а он засиделся за своими железяками любимыми. Ну, а мы с Лерой обычно просто чай пили. Хотя, бывало, и сами ели. Он нас, разумеется, за переведение продуктов не упрекал. А потом, перекусив и обсудив все срочные новости, мы шли в его комнату. Где он садился в крутящееся кресло за компьютером, а мы устраивались на его диванчике за ним. Парень еще его и двигал каждый раз для нас, чтоб нам лучше просмотр был. После Лий запускал какую-нибудь компьютерную игру, в которой поднаторел уже – и шел вперед, бить монстров или кто ему еще там подвернется. А мы с Лерой сидели у него за спиной – и смотрели.
Нам-то с нею компьютерные игры не зашли. У нас с нею были свои любимые ходы в искусственные миры, у каждой свой. Тем более, нас обоих бесило, когда в прошлом играть садились, а нас почти за первым же поворотом дороги монстряки какие-нибудь съедали. Или вот то мерзкое чувство, когда ты нервно отмахиваешься от набегающих зараз или заразы одной большой, боясь, что не успеваешь отмахаться, когда показатели падают, экран начинает мигать. Ты боишься, что все, конец, ты загнешься сейчас. И, блин, действительно вскоре загибаешься. Делаешь еще несколько заходов, если успел сохраниться, но реально дальше не идет. А вот Лий у нас был смелый и натренированный.
Короче, он играл, а мы – смотрели.
Немного напоминало, будто нам открывался портал в иные миры. Или возможность иной жизнью пожить, в другой реальности. Ибо игрушки парень выбирал красивые. Пейзажи были красивые. И на них можно было спокойно полюбоваться, сидя за чьей-то сильной спиной. Иногда диковинные пейзажи и замки заслоняли чьи-то страшные морды, но в большинстве случаев эти морды быстро заканчивались – и Лий уверенно шел вперед – и мы снова следили за пейзажами других миров. Нет, иногда он махался с попадающимися тварями и воинами своей и иных рас долго, и мы начинали уже за ним волноваться. Но все-таки сидеть за его спиной было в разы спокойнее. А он явно кайфовал, что за его успехами смотрят.
А я еще в этих походах за дружеской спиной порою черпала вдохновение для моих фэнтезийных романов. Вон как будто оказалась в другом мире. Какие там здания, какие пейзажи…
Иногда мы вскрикивали и как-то комментировали.
Например, Лий прокомментировал снятый с кого-то шлем:
– Добавляет 50 баллов к очарованию.
Лера с ухмылкой проворчала:
– Потому что не видно, что за рожа под ним скрыта.
Парень смеялся. И мы тоже.
Иногда наш доблестный воин ругался, не сумев завалить очередного здоровенного монстряка. Иногда матюгался. Мы деликатно делали вид, будто не расслышали.
В общем, сегодня мы направились к приятелю, рассчитывая на все это. Да и Лера молчала, не желая разговаривать. И мне приходилось молчать, хотя я успела увидеть часть случившегося, возможно, часть тех самых событий, из-за которых моя подруга была так расстроена нынче. Или все же то случилось не с ней?
Еще с улицы мы заметили, что в доме царит темнота. А дело шло к вечеру. Но было не слишком поздно, можно зависнуть у друга на пару-тройку часов. А потом он, наверное, каждую до дома доведет. Он обычно провожать нас выходил. Поэтому мы пошли.
Парень в этот раз как-то уж очень долго не выходил на звонок.
– Может, в наушниках сидит и не слышит? – Лера достала мобильник.
Мобильник-то у него всегда на столе возле руки лежал. На случай, если начальник позвонит. И для нас. Мы были его единственными друзьями. Ну, если не считать той оравы на форумах разных игр, да в чатах онлайн-игр.
– Но они вряд ли придут ко мне вместе выпить чаю, – с ухмылкой говорил Лий, – Да и почти все в разных странах живут.
Словом, мы были его единственными друзьями, заветной дверью в мир живых людей. Ну, если она была у него желанной, эта дверь у нашего нелюдимого Виталика.
Глава 3.3
Лера позвонила ему. И через две минуты парень вышел. Странно, медлит он сегодня. Что-то долго его нет. А, наверное, кой-куда забежал.
И дверь, когда он открыл ее нам, обнажила нам его замученную физиономию на фоне темноты в дверном проеме, освещенную со стороны ламп лестничной площадки. Странно, что-то он нынче засел в темноте.
– Не выспался? – встревожено спросила Лера, – Нам уйти?
Парень постоял с минуту в нерешительности, потом все же улыбнулся. Уже по-настоящему гостеприимно. Исчез в темноте. Щелкнул выключателем, озаряя тесную прихожую светом. И посторонился, пропуская нас. И мы, заулыбавшись, вошли внутрь их берлоги, тесной, заставленной всякой всячиной, но по-своему уютной. Я шла последней и сама дверь закрыла – мы давно уже научились, как.
Лий, как и следовало ожидать, обнаружился голодным. Предки его опять куда-то умотали в командировку. Сам друг, как обычно, поесть забыл. Ну, не считая перекуса на работе. Так что мы и пельмени оказались очень кстати. И пару бананов парень успел слопать, пока Лера ужин стряпала.
– Что у вас? – спросил он, когда закончился второй банан, поднявшись к мусорке.
Лера руку протянула, мол, отдай мне, мне норм дотянуться – и он сразу же молча ей в руку шкурку вложил.
У него с Лерой иногда было какое-то особое понимание, какое никогда не было со мной. Хотя мы обе знали его примерно одинаково. Еще класса с восьмого, когда подобрали избитого и пьяного и решились притащить к Лере домой и отмыть.
Это, конечно, ход был рискованный, да и вид у парня был не очень располагающий. Но у нас сработало женское сострадание. Точнее, лерино сработало первым. Она к нему первая подошла, тормошила его. Отдала свою минералку допить. Мое сострадание ожирением явно не страдало, скорее уж, анорексией на пару с эпилепсией. И напополам с амнезией, ибо иногда начисто забывало о своем существовании. Я даже шепнула тогда, может, не надо?.. Но подруга была строга и неумолима. Хотя тащить нам пришлось его вдвоем. Дотащили, кое-как лицо и руки помыли, раны перевязали. Потом выпорхнули на лестничную площадку, дверь прикрыв, вдвоем меня отпрашивать из дома, чтобы у Леры смогла переночевать. Не оставлять же ее наедине с ним! И отпросили меня, хотя и не сразу.
Потом сидели на кухне, тихо пили чай. Домашкой шуршали.
Парень выполз к нам уже после полуночи, недоумевающий, что делает в незнакомой квартире. Я испугалась, а вдруг сейчас что-то будет? Вдруг он еще не совсем трезв? Нападет на нас? А Лера сказала прежде, чем я придумала, по какому поводу рот раскрыть:
– Кушать хочешь?
Вот так просто сказала и легко, незнакомому человеку, с которым мы и так уже навозились. Еще и объясняй потом соседкам-пенсионеркам, кого мы тайком без родителей затащили в дом, если те успели нас увидеть. И чему там нас успели научить, дурному.
А парень ощутимо так смутился от ее доброты. И стало видно, что парень он приличный, просто попал в период невезенья. И он даже не хотел еще и брать у нас еды, но его желудок все решил сам.
Кстати, в тот день ночью мы тоже варили пельмени. Пили черный чай с бергамотом. Доели две последние сосиски. Допили томатный сок из дальней полки холодильника. Парень смущался каждому проявлению заботы, постоянно извинялся и благодарил за доброту. Потом он порывался сразу же уйти. Но Лера уговорила остаться и спать в гостиной на том же диване, куда мы его и перенесли.
– Мы же волноваться будем, что ты ушел так, – сказала она тихо и немного даже укоризненно, – Вдруг ты там упадешь? А кто тебе скорую вызовет ночью?
И он остался. Часа два еще поспал в гостиной. Потом робко выскользнул, попросился в душ. Лера пустила. Потом он вышел отмытый и смущенный, хотя и в грязной одежде. Она ему свои спортивные штаны и футболку старую притащила. Он смутился сильно и испарился в ванную. Потом сидел возле нас, переодетый, чистый и смущенный. На сей раз сам себя пластырями облепил, нас «не утруждая». С пакетом с его грязной одеждой. Лера еще предлагала помочь зашить, но он отчаянно отнекивался и разволновался. Она его пожалела и предлагать прекратила. Потом мы снова вместе пили черный чай с бергамотом. И он приметил наши тетради с домашкой. Помочь предложил. И по каким-то предметам хорошо шпарил, даже будучи усталым и раненным.
Утром парень ушел, рано. Долго еще смущенно извинялся и благодарил в коридоре у прихожей.
– Соседей разбудишь, – улыбнулась наконец Лера.
А я бессовестно зевнула.
Спасенный смутился еще больше и торопливо испарился в неизвестном нам направлении.
Лера вдруг выскочила к лестнице и крикнула:
– Но ты там будь живой!
И после некоторой паузы, где-то на два этажа ниже нас отозвалось:
– Хорошо, пока буду.
В общем, недели две соседки-пенсионерки трепали нервы Лере и ее маме своими подозрениями. В итоге бедную подругу к гинекологу утащили. Но там обнаружилось, что ничего такого не было, ни тогда, ни вообще – и все успокоились. Если не считать, что Лерка еще месяца три краснела, приближаясь к тем сплетницам, да и вовсе перестала с ними здороваться. Все-таки, ее личная жизнь – не их ума дело. Тем более, такие жуткие подробности.
– Я вообще не целовалась еще ни разу, – в слезах говорила она мне на прогулке, утащив меня подальше от дома и в сторонку от людей, – А они… как они могли такое подумать?!
Но спустя еще полгода мы о том парне забыли. Хотя Лера тех сплетниц до сих пор игнорировала. И, по-моему, за дело. Хотя вредные старушенции были явно не согласны с нашим мнением.
А потом Лера как-то топала вечерком, сияющая, из магазина, с новой сумочкой. Которую у нее кто-то выхватил и бежать кинулся. Я лично при этом событии не присутствовала. Но мне подруга в тот же вечер донесла, какая была восхитительно волшебная сумочка, да еще как удачно сложилось с карманными деньгами, какая Лера была счастливая, добыв свою прелесть, как расстроилась, что вора не догнала: мерзавец очень быстро бегал. А потом там парень выскочил откуда-то по пути у ворюги. Догнал, отобрал украденное и по морде дал. С ног сшиб, ударом по коленке. И навалял, заразе, чтобы больше красть было неповадно. А потом еще и пошел к ней и сумочку ей вернул!
– Представляешь! – подругу просто распирало от волнения и воодушевления, – Это был тот самый парень! Которому мы тогда помогли! Он меня еще до дома проводил!
Хотя, как я ни ожидала, личная жизнь у нее с ним почему-то не сложилась. Хотя такие первые встречи драматичные! Спасенный ею! И спаситель-герой! Но с того времени мы подружились. Жили, как оказалось, не столь далеко друг от друга. Хотя и в разных школах учились. Мы с Лерой в одной, а Виталий – в другой. А в вуз пошли один и тот же, ибо уже привыкли как-то быть вместе.
– Так что у вас? – повторил Лий серьезно, садясь обратно на свой стул.
Вообще он почти всю жизнь был Виталием, но Лера однажды начала смотреть дорамы и случайно как-то раз его обозвала на восточный манер. А парень тогда не возмутился. А потом девушка стала махровым дорамщиком и привыкла его иногда так обзывать. Он все равно не злился. Короче, так сложилось исторически, что приятель наш обрел второе имя.
Лера почему-то промолчала.
– А у меня новая глава, – доложила я радостно, – Помнишь, та книга о другой цивилизации?
– Какая из? – улыбнулся парень.
Хотя глаза у него сегодня были невеселые.
– Где люди и особая техника. Полеты в космос.
– Аа… – он отвернулся, разглядывая прохожих за окном, идущих у ближайших фонарей.
Необщительный Лий сегодня какой-то.
Вопросительно на Леру покосилась. Та просверлила его особым рентгеновским взглядом и головой качнула. Мол, что-то не то, но, наверное, лучше, чтобы мы с ним остались. И мы остались.
С час приятель сосредоточенно расстреливал монстров. Мы поинтересовались, как там с игрушкой про перестрелки в космосе, за которой застали его в прошлый раз? Там такие классные были космические пейзажи.
– Не охота мне сегодня про космос, – пробурчал парень.
И мы больше со своими маленькими толстенькими намеками к нему не приставали.
Он сегодня серьезный был, даже не комментировал особо удачные драки.
А седьмой особый монстряк его завалил. Почти сразу. Но друг не ругался, только откинулся на спинку, потянулся. Не бойцовское у него сегодня состояние.
– А все-таки хорошо бы было, если бы можно было жить вечно! – сказала задумчиво Лера.
– Ты так думаешь? – отозвался угрюмо парень.
– Так ведь не страшно бы было ошибаться, – улыбнулась Лера, хотя он спиной улыбки ее не видел, разве что б в отражении на поверхности монитора, – И можно было бы не терять близких.
– Но, может, тогда бы люди близких вообще не ценили, – вклинилась я философски, – Или бы ценили меньше. Ведь вроде ценишь, что теряешь. Ценишь больше.
Вот я уже несколько лет того художника забыть не могу. Хотя лица его не видела. Хотя видела только раз его, несколько минут, застав за работой. Может, если бы я тогда решилась к нему подойти, и мы бы познакомились или он бы оттолкнул меня сразу, проворчав что-то недружелюбное, я бы и забыла его сразу? А так я ушла тогда. А потом не нашла его. И уже несколько лет его помню.
– Но ведь вы не знаете, чем бы вам пришлось заплатить за это бессмертие, – серьезно возразил Виталий, – А вдруг бы люди, что были возле вас, которые стали вашими близкими, не имели бы не только вечной молодости, но и вечности вообще бы не имели? И, выходит, вам бы пришлось долго наблюдать за тем, как расцветают ваши близкие и как они вянут и погасают. Покуда хватит душевных сил, чтобы их кому-то отдавать, помня, что каждого, с кем поделился душевным теплом, скоро уже не будет.
Мы озадачено притихли.
– Да, мрачновато, – вздохнула Лера спустя время, – С этой стороны если смотреть, то, может, и хорошо, что люди умирают. Хотя… нет, ужасно так говорить!
– Но так хотя бы нет перенаселения планеты, – вздохнула и я, – Одни рождаются, другие умирают. Каждую минуту кто-то в нашем мире рождается, а кто-то – умирает. Таков круговорот жизни.
– Если бы люди нашли способ получать питание или даже расселяться других планетах, Солнечной системы, или еще дальше, то проблемы с перенаселенностью бы не вставало, – задумчиво сказал Виталий, – Да и… Покуда бы техника шагнула вперед, не все корабли с переселенцами долетали бы до цели. Не все бы смогли выжить в новых колониях.
– Мда, и проблемы с перенаселенностью еще бы долго не стояло, – я опять вздохнула, – Эх, хорошо бы было! И мы могли бы увидеть космос сами! Это, наверное, было бы интересно!
Виталий резко крутанулся на кресле, поворачиваясь к нам. Посмотрел на нас так серьезно, что мы притихли от неожиданности:
– Да, люди могли бы осваивать космос и заселять другие планеты, повысить уровень медицины и длительность жизни, – сказал парень, нахмурившись, потом резко выдохнул: – Но зачем?!
– Да чтобы… жить? – недоуменно вскинула брови Лера, – Разве это не причина? Она не серьезная?
– Смотря какой ценой это будет сделано, – грустно ответил друг, снова крутанувшись и повернувшись к нам уже спиной, – Даже нынешняя наука иногда добивается целей такими средствами, что именовать ее изуверские способы и возможности прогрессом язык не повернется. Стоят ли эти жертвы того, что мы имеем и что обретаем?
– Но Лий, ведь наука все равно идет вперед! – подалась вперед Лера, – Тем более, что мы лично не имеем к ней никакого отношения. Ну, кто будет спрашивать наше мнение?
– Наука все равно идет вперед… – глухо повторил парень.
И даже повторный ужин его настроение не спас. Мы уже думали уйти, оставив его одного – мужчинам это временами помогает улучшить настроение и состояние, в отличие от женщин – но он вышел за нами, куртку свою теплую подхватил. И сказал:
– Я вас провожу и прогуляюсь.
Но в итоге мы прогулялись вместе и потом он нас с Лерой проводил.
Мама в меня покушать запихивала на ночь, на пару со страдающей бабушкой. Той, видя, как я питаюсь, помирать было бы легче, так она сказала. Но как бы я не померла от обжорства прежде нее.
Вздохнув, несколько ложек горохового супа, пресного и противного, в себя запихнула. Сидела, в окно глядя, их разговор не слушая. И в свете фонаря заметила поздно бредущего прохожего в куртке такой же, как у Виталия. Но, впрочем, открывать окно и вопить ему что-нибудь приветственное не осмелилась. Мои бы этого прикола не поняли и не приняли. Ну, по ночам.
