Текст книги "Он, Ясон(СИ)"
Автор книги: Елена Вахненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Глава 2. Обреченная на заклание (171... год, Англия)
Он отвернулся к стене и пару минут спустя уже спал – об этом красноречиво свидетельствовал громогласный храм, огласивший спальню.
«Животное!» – с отвращением подумала Аннет, покосившись на мужа. Все ее существо восставало при мысли, что этот громила, этот нелюдь, отныне – ее законный супруг, и по всем законам – как божественным, так и человеческим, – ей придется делить с ним любые невзгоды и радости.
«Надеюсь, он будет посещать мою спальню как можно реже!» – мелькнула опасливая мысль. В памяти всплыла сцена недавней близости, вызвавшая в Аннет новую волну тошноты.
И как мужчины могут любить такое?! Мерзко, гадко и больно! Очень, очень больно! Девушке хотелось выскользнуть из-под одеяла и бежать отсюда, бежать подальше от этого жуткого мужлана (даром что сын графа, пусть и незаконный!). Однако страх разбудить оного удержал девушку на месте, и она, глотая слезы, тщетно призывала сон – спасительные грезы не спешили окутать ее мягким покровом временного забвения. Аннет оставалось считать минуты до рассвета – и развлекаться воспоминаниями...
...Аннет плохо знала своих родителей. Они оставались для нее загадочными фигурами, личностями далекими и немного чужими – совсем, как звезды в небе, недоступные и в то же время прекрасные. Да, она любила мать и почитала отца... но знала, понимала? Нет, нет!..
Что ж, было ли чему удивляться? Аннет толком и не видела своих родных – мать уделяла ей ровно столько времени, сколько хватало на утренний и вечерний поцелуи, а отец и того меньше! С ранних лет ее отдали на попечение сначала старой няньки, а потом – гувернантки-француженки, дамочке молодой и бойкой. Аннет помнила ее смутно, память сохранила лишь образ милой и добродушной девушки, смешливой и озорной. С ней было очень весело (не то, что с няней Кэтти!), она знала много игр и умела развлекаться... увы, француженка недолго пробыла в их доме – судя по всему, она понравилась не только Аннет, но и ее отцу. Слишком понравилась... Конечно, ребенок, которым Аннет тогда была, ничего не понял... только повзрослев, она во всем разобралась – сопоставив отдельные разрозненные факты: слезы матери, предельное смущение гувернантки, неловкие оправдания отца...
Скандал замяли, и наглую девицу (так, кажется, сформулировала кухарка) отправили восвояси. А Аннет отослали в монастырский пансион. И именно там, в тех равнодушных стенах, она взрослела, там встретила подруг, там училась и жила... домой приезжала только на праздники. Однако и в эти дни ее общение с родителями ограничивалось совместными чаепитиями и общими трапезами, во время которых отец, если и присутствовал, то погружался в чтение газет либо же мрачно супился, размышляя о чем-то далеком, пониманию малолетней дочери едва ли доступном. Иногда мать заходила к ней в комнату перед сном и с преувеличенной показушной нежностью целовала в лоб. Бывало, даже расспрашивала про жизнь в монастыре – но, право, до чего же лицемерно звучали эти вопросы! По сути, госпоже графине была безразлична собственная дочка. Жива, здорова, сыта – чего еще желать?
«Неужели и я такой буду?» – ужасалась Аннет, гадая, какими такими важными делами занимается дни напролет ее мать. Почему доверила чужим людям воспитывать единственного ребенка, пускай и девочку? Некоторые родители предпочитали давать дочерям вполне приличное домашнее образование – в конце концов, многому ли требуется обучить будущую мать и жену? Музыка, пение, танцы, рукоделие, домоводство, азы чтения и письма на английском и французском – вот, пожалуй, основной перечень нехитрых дисциплин, призванных помочь барышням в поисках достойного спутника жизни. Собственно, именно этому обучали и в монастыре. Женский удел – дом и семья, и надобно хорошо исполнять свой долг! Так велела Церковь, и Аннет не спорила с ее указаниями, не спрашивала почему, зачем. Надо – значит, надо!
В монастыре ученицам внушали мысль, что идеальная женщина – это скромная добродетельная хозяйка, многодетная мать, особа религиозная и молчаливая, почитающая мужа, как своего повелителя и хозяина. Некоторые подруги Аннет по монастырю втайне возмущались подобным постулатом, однако благонравная дочь графа де Монси́ никогда не была бунтаркой. Она искренне уважала отца, истинного главу семьи, и хотела стать для кого-нибудь такой же верной спутницей жизни, каковою была ее мать. Впрочем, до поры до времени девочка просто обо всем этом не думала...
Аннет редко тосковала по дому, монастырь и стал ее настоящим пристанищем. Порою тут было скучновато, иногда – весело... но другого девочка просто не знала! Монахини заменили ей мать с отцом, хотя, конечно, любить их, как любят родителей, было невозможно. Аннет испытывала к одним наставницам нежную привязанность, других побаивалась, кое-кого уважала, а парочку слегка презирала за мягкотелость.
Аннет регулярно писала домашним вежливые письма. Никаких личных деталей, впрочем, она не сообщала, подозревая, что послания могут быть прочитаны строгими монахинями (что и делалось, разумеется!)
Графиня де Монси́ ей тоже писала – очень нежно, будто с любовью, однако девочка не верила ее ласковым строкам. То была материнская игра в «хорошую мать и жену». И игра фальшивая, не способная обмануть даже совсем неопытную дочь.
И вот однажды пришло необычное письмо... не похожее на все прочие. Произошло это вскоре после того, как Аннет исполнилось 16 лет.
"Дорогая дочь!
Я ужасно по тебе соскучилась... думаю, пора тебе возвращаться домой – возвращаться навсегда! Да, да, милая Аннет, я не шучу. Мы с отцом забираем тебя из монастыря. Вскоре ты будешь с нами – и уже насовсем. А когда ты окажешься дома, мы сообщим тебе удивительную новость – надеюсь, она тебя порадует.
Я уже написала матери-настоятельнице о своём намерении завершить вскоре твое обучение. Уверена, за годы, что ты провела здесь, ты многое усвоила и сможешь стать замечательной матерью и женой!
С любовью, твоя мама..."
Аннет долго читала и перечитывала письмо, всматриваясь в строки и словно надеясь прочесть меж них некий подтекст. А подтекст был, девочка (вернее, уже девушка!) не сомневалась в этом. И ее убеждение лишь усилилось после беседы с суровой матерью-настоятельницей их монастыря. Строгая монахиня хмурилась и как-то странно поджимала губы – то ли осуждая решение матери Аннет, то ли жалея свою воспитанницу: та не сумела разгадать, какое чувство таили эти блеклые глаза, и ушла в еще большем смятении.
-Тебя выдадут замуж! – выпалила Лилиан, ее лучшая подруга, когда Аннет поделилась с ней новостями и впечатлениями и дала прочесть письмо.
-Ты думаешь? – протянула девушка, снова пробегая взглядом материнское послание.
-Ну, конечно! – с воодушевлением воскликнула подруга. – Как тебе слова про хорошую жену и мать? Это очевидно!
Аннет покачала головой, не слишком убежденная и не зная, как относиться к неожиданной вести. Выйти замуж? Стать чьей-то женой? Готова ли она, хочет ли этого?
-Может, ты и права... – наконец, неохотно признала она, подавляя вздох. Грустно оглянулась. – Жаль будет оставлять все это...
Как ни странно, ей действительно было жаль... жаль той бессуетной размеренной жизни, жаль уверенности в завтрашнем дне... что-то готовит ей будущее?
В горле девушки застрял горячий комок. Она подняла взгляд на Лилиан, хотела что-то сказать, – но осеклась, увидев слезы в глазах подруги.
-Ты чего? – тихо спросила Аннет. В уголках ее глаз тоже подозрительно защипало. – Я ведь только уезжаю...
-Я не хочу оставаться одна! – хрипло прошептала Лилиан, шмыгая носом.
-Я буду писать тебе! – истово пообещала Аннет, сжав ладони подруги. – Часто-часто! И ты мне пиши...
-Клянусь!
Подруги жарко обнялись и минуту спустя уже плакали навзрыд – со стороны казалось, будто одна из них по меньшей мере умирает...
Неделю спустя Аннет вернулась домой. И действительно часто писала подруге – тем более, было о чем!
Жизнь ее круто переменилась. В лучшую ли сторону – Аннет поняла не сразу.
Прежде всего, Лилиан угадала – Аннет собирались выдать замуж. Эту новость ей торжественно сообщили на первом семейном обеде.
-Хорошо, матушка, – покорно отозвалась Аннет, которой не могло прийти на ум спорить или протестовать. Слово родителей – закон!
-Ты как будто не удивлена, дочь? – проницательно заметил отец, почему-то избегая называть ее по имени и обращаясь излишне церемонно.
Аннет слегка покраснела, словно уличённая в чем-то неблаговидном, и смущено пожала плечами, опуская взгляд:
-Я... догадалась, отец...
-Что ж, такая сообразительность похвальна! – скупо обронил граф и вернулся к своей газете. Казалось, он совершенно уверен, что уделил дочери должное внимание.
Пару минут Аннет без аппетита ковырялась в своей тарелке, потом рискнула спросить:
-А кто станет моим избранником?
-Сын графа Адриана де Либóн – ответила мать и поспешно добавила: – Хорошая партия! Адриан де Либóн – человек видный...
Аннет почудилась нотка сомнения в голосе матери. Девочка вопросительно взглянула на женщину, и та после паузы неохотно призналась:
-Он незаконнорождённый... Мариус де Либóн. Но его отец и мать очень, очень знатные люди! Он полусирота.
Аннет сделалось дурно, под ложечкой неприятно засосало. Она не слишком хорошо разбиралась в вопросах деторождения, однако твердо знала, что Церковь осуждает внесемейные любовные связи. Значит, ее будущих супруг рожден во грехе? И она обречена разделить его грех? Несправедливо!
Это восклицание почти соскользнуло с ее губ, девушка лишь усилием воли удержала его на кончике языка – сказывалось воспитание, убеждающее слепо покоряться воле родителей. Впрочем, мать как будто угадала ее мысли (что было несложно) и против ожидания отнеслась к тревоге дочери с сочувствием.
-Господин Мариус будет хорошим мужем, – чересчур убежденным тоном произнесла она, так, словно хотела одними лишь интонациями голоса убедить и себя, и дочь в справедливости собственных слов. – Он молод, силен, знатен... у него чудесные перспективы на военном поприще!
Мать восхваляла его, как рыночный торговец – залежалый товар, который мечтает поскорее сбыть с рук незадачливому покупателю. Девушка почувствовала эту неискренность и упрямо выставила подбородок.
-Но почему именно он должен стать моим мужем, мама? – рискнула спросить Аннет, покосившись на отца, казалось, всецело поглощенного чтением.
Увы, то было ложное впечатление! Граф отложил газету и грозно взглянул на дочь. Брови его сурово сошлись над переносицей.
-Не спорь со старшими, девочка! Нам лучше знать, кому следует стать твоим супругом.
На этом в разговоре была поставлена жирная точка – к облегчению графини и досаде дочери.
...Подготовка к свадьбе, в конце концов, захватила Аннет, хотя девушка участвовала в процессе весьма опосредованно. Особенно увлек ее выбор подвенечного наряда, украшений и прически. В монастыре уделом послушниц были скучные, излишне чопорные форменные платья, и о роскошных туалетах и балах оставалось лишь мечтать. Немудрено, что теперь шестнадцатилетнюю невесту пленило богатство тканей и ослепило сияние фамильных драгоценностей, коими ее дразнили, пускай и невольно, многочисленные помощницы, нанятые матерью заниматься предстоящим торжеством. У Аннет захватывало дух при мысли, как шикарно она будет выглядеть в знаменательный день; это немного примиряло ее с уготованной родителями судьбой. Тем более что и жених, как убеждала саму себя девушка, не так уж плох: незаконнорожденный, правда, но зато – любим и признан своим отцом, несмотря на юный возраст– участвовал в сражениях и добился успеха! Да и судя по портретам – хорош собой...
Аннет представляла себя в роли хозяйки и матери, клятвенно обещая, что своих-то дочерей непременно станет обучать дома. Воображала, как обустроит дом, как будет принимать гостей по средам или четвергам. Как будет строго следить з слугами... и многое, многое другое приходило на ум девушке – все, кроме самой темной, самой чувственной стороны семейной жизни. И по мнению многих мужчин – наиболее важной...
Не то, чтобы Аннет была совершенно несведущей в вопросах пола... однако следовало признать, что ее познания носили весьма приблизительный, обтекаемый характер и во многом оставались невежественными. В монастыре этой теме уделяли прискорбно мало внимания, полагая, что женщине гораздо полезнее владеть навыками домоводства – остальное приложится! К счастью, графиня де Монси́ придерживалась иного мнения и решила всосполнить сей досадный пробел, наняв для дочери незадолго до свадьбы особую компаньонку. К услугам этой невзрачной дамы, вдовы средних лет, нередко прибегали щепетильные мамаши, желающие подготовить своих наивных дочерей к тяготам семейной рутины. Во всех смыслах!
-Но я столько лет обучалась в монастыре! – отчаянно заспорила Аннет, вовсе не обрадовавшись идее снова что-то зубрить и постигать. Она-то надеялась, что эта часть жизни осталась в прошлом!
Мать, непривычно сконфуженная, ответила уклончиво:
-Не мешает повторить! И потом, госпожа Боварси не собирается обучать тебя пению или французской грамматике!
-Чему же тогда? – нахмурилась девушка, с удивлением присматриваясь к порозовевшей матери, румянец которой проступил даже сквозь пудру.
-Ах, дорогая, есть столько вещей, которым не способны обучить монахини! – всплеснула руками женщина. – Они дамы религиозные, посвятили свою жизнь служению Господу. Ты же свою посвятишь мужу и детям!
«Зачем тогда было отправлять меня в монастырь!» – мрачно подумала Аннет, однако вслух выражать недовольство не стала. Да и смысл, если дело сделано?
-Тебе, конечно, привили светские манеры и навыки этикета, но госпожа Боварси поможет отточить их, расскажет разные важные мелочи... – продолжала графиня, старательно отводя взгляд. – Она, правда, не совсем леди, ее происхождение скромнее нашего, но в вопросах светской жизни разбирается превосходно!
Так в ее жизни появился новый персонаж – немного занудная госпожа Боварси. Особа скучная и без изюминки, она изрядно разочаровала Аннет, составившую по рассказам матери совсем иное представление о будущей компаньонке – ей рисовался образ элегантной светской львицы, ухоженной и благоухающей. О, как далека была реальная Боварси от придуманного ее ученицей типажа!
Никакой практической пользы Аннет тоже не получила – госпожа компаньонка, скорее, мешала, чем помогала, иногда рассказывала что-то совершенно бесполезное, а к деликатной теме, волновавшей мать, едва ли подступилась. Немолодая вдова лишь сильно смутила бедную невесту, оставив у той впечатление, будто ее ожидает нечто болезненное, жутко неприличное, но необходимое – терпи и покоряйся!
Заранее смирившись со своей участью, Аннет старалась отгонять от себя мысли о непонятном супружеском долге и сосредотачивалась на более приятных сторонах воображаемого будущего.
А потом, буквально за день до свадьбы, пришло очередное письмо от Лилиан... и тотчас разрушило созданный фантазией девушки воздушный замок семейного счастья.
"Ах, дорогая моя подруга! – писала Лилиан. Буквы ее, округлые и затейливо выписанные, складывались в ровные красивые строчки. – Я такое узнала о твоем женихе!
Ах, Аннет, у него скверный характер, он игрок и развратник (дурное слово, но он именно таков!). Говорят, он ведет разгульный образ жизни и обожает актрис... ну, ты понимаешь... и женится на тебе по принуждению отца! И, конечно, ему нужно твое приданое.
Ах, подруга, надеюсь, эти слухи ошибка, и твой будущий муж не такой, каким мне его описали! В любом случае, крепись – что нам еще остается?
Очень по тебе тоскую. Тут так скучно без тебя..."
Аннет долго сидела над письмом, пораженная и испуганная. До сего мгновения девушка как-то и не задумывалась о том солидном состоянии, которое принесет будущему мужу – в конце концов, то был традиционный обычай, очень естественный, но, по ее убеждению, не принципиальный. Мысль, что господин Мариус заинтересован исключительно в богатом приданом, да и женится по принуждению, больно ранила Аннет. Конечно, она тоже шла замуж не по собственной воле, однако за последние дни успела почти влюбиться в красавца-жениха – вернее, в выдуманный ею образ оного: привлекательного молодого человека, рыцаря и победителя... увлечение азартными играми и актрисами никак не вписывалось в перечень достоинств сочиненного героя!
И вот теперь Аннет сидела в полном смятении чувств и не знала, что предпринять, как успокоиться. Завтрашний день обещал изменить ее жизнь раз и навсегда, разделить на «до» и «после» – и не хотелось пересекать этот рубеж с недоверием на сердце!
Вечером, когда графиня в порыве редкого материнского воодушевления зашла к ней в комнату пожелать доброй ночи, девушка рискнула задать мучивший ее вопрос:
-Матушка, скажи... а правда, что мой жених... что у него дурная репутация?
В спальне царил полумрак – за окном давно сгустились сумерки, и комнату освещало лишь робкое сияние свечи. Девушка лежала в постели, готовая ко сну, на коленях поверх одеяла покоилась отложенная книга. Покосившись на обложку, мать чуть поморщилась (сборник любовной лирики!) и нехотя сказала:
-Твой будущий муж молод... а у молодых мужчин довольно часто дурная репутация.
-Значит, это правда, – сдавленно произнесла Аннет, чувствуя, что ей трудно дышать.
-Такие мужчины становятся замечательными супругами! – пылко уверила графиня, с преувеличенной нежностью поправляя упавший на лоб дочери локон. – Поверь моему опыту! Я тебе дурного не пожелаю.
Однако девушка нисколько не верила ее материнской любви, ее заботливому тону... лицемерие, вокруг – одно только лицемерие!
-Отдыхай, дорогая, и ни о чем не волнуйся! – посоветовала мать напоследок, торопливо коснулась холодными губами щеки дочери и покинула спальню.
А Аннет, проводив грациозную фигуру моложавой графини раздраженным взглядом, тяжело вздохнула и закрыла глаза. Ни о чем не волнуйся, как же!
Что ж... выяснилось, волноваться очень даже стоило!
Аннет вздрогнула, особенно громкий всхрап мужа привел ее в чувство. Воспоминания рассеялись, обнажив хмурую реальность... к неудовольствию девушки.
Сон так и не пришел, близилось утро... похоже, в первый же день семейной жизни она будет не выспавшейся, бледной, с синяками под глазами! Хотя какая, по сути, разница? Аннет мрачно покосилась на могучее тело супруга и передернула плечами. Стоит ли он подобных переживаний? Едва ли!
Юная графиня смежила веки, в памяти всплыла сцена венчания... и момент, когда она, Аннет, впервые увидела жениха. Как ни странно, до свадьбы их не удосужились познакомить!
О, как испугалась она при виде этого громилы, истинного великана! На портрете он был совсем иным, более изящно сложенным, более... человечным. Деталей изображение не отразило! Черноволосый и белокожий, с резкими чертами скуластого лица, Мариус оказался невероятно широкоплечим и буквально физически излучал силу и мощь – качества, которые не сумел передать портрет. Нежели сему господину всего 17?! Верилось с трудом! Что ж, Мариус нисколько не походил на благородного рыцаря и утонченного поклонника поэзии, которым девушка его себе воображала – зато слухи о распутстве юноши, судя по всему, отвечали действительности!
Однако худшее было впереди. Худшей стала первая брачная ночь... которая вот-вот завершится тревожным рассветом...
Девушка содрогнулась при мысли об испытанном ею кошмаре и унижении. Увы, ей в голову не могло прийти, что бывает иначе, что другой любовник, более опытный и внимательный, сумел бы разбудить ее тело и если не доставить удовольствие, то хотя бы смягчить неприятные ощущения...
«Лучше бы мне стать монашкой! – с отвращением думала Аннет. – Лучше служить Господу, чем... ему!»
Даже мысленно она не могла произнести имя супруга – казалось, само его звучание причиняло боль.
Так Аннет и лежала без сна, со страхом ожидая пробуждения Мариуса и прислушиваясь к его храпу. И только на рассвете задремала, погрузившись в нервные обрывочные грезы...
Глава 3. Послесвадебное похмелье (171... год, Англия)
За окном серело пасмурное туманное утро, столь свойственное климату Англии. Сырое и неприветливое, оно вполне отвечало настроению Мариуса.
Так думал он, собираясь к завтраку – вернее, позволяя личному камердинеру собирать себя.
-Как... м-м... леди Аннет? – спросил Мариус мрачно, разглядывая себя в высоком зеркале. Собственное насупленное отражение его не порадовало, и юноша перевел взгляд на слугу, тщательно занимавшегося его туалетом.
Тот, как всегда, оставался бесстрастен. Казалось, никто и ничто не в силах поколебать знаменитое самообладание Мишеля Робертсона, тем более – вопросы молодого господина, к безрассудству и беспутству которого камердинер давно привык.
-Леди Аннет уже проснулась, – лаконично произнёс он, выдержав приличную паузу. – Госпоже помогают одеться.
Мариус что-то буркнул в ответ и подавил вздох. Его день начался ещё несколько часов назад, когда, разбуженный приступом мигрени, парень с трудом пробился сквозь пелену остаточных грёз и восстановил цепочку вчерашних событий. Первым отчетливым воспоминанием стала безрадостная мысль о том, что он, Мариус, теперь женат. Рядом лежало и доказательство в лице Аннет – отодвинувшись на другой край кровати, она дремала, но сон был тревожным, возможно, её мучил кошмар. Не став будить молодую супругу, Мариус торопливо перешел в собственные покои и еще пару часов провалялся в постели в ожидании полноправного наступления утра. Раньше завтрака вставать не имело смысла...
Но все рано или поздно заканчивается, и вскоре Мариусу предстояло пересечься с юной женой за трапезой. Отнюдь не мастер застольных бесед, он совершенно не представлял, о чем разговаривать с такой чопорной особой! Что у них общего?!
-Ладно, пробьемся... – пробормотал Мариус, изучая свое отражение. Поправил фиолетовый жилет и покосился на камердинера. – Правда, Робертсон? Справимся!
-Разумеется, милорд, – невозмутимо отозвался слуга.
* * *
Аннет очень нервничала. Она первая спустилась к завтраку и теперь сидела за столом, прямая, как струна, напряженно прислушиваясь к малейшему звуку, чтобы заранее угадать момент, когда войдет муж.
Девушка тщательно подготовилась к моменту встречи. На юной графине было светлое платье в стиле «англез» с прямой сборчатой юбкой в пол и облегченным лифом. Декольте прикрывала нагрудная косынка из тонкой ткани, ворот был украшен букетиком фиалок. Аннет даже не поленилась надеть корсет, чтобы придать силуэту большее изящество. Обычно англичанки, в том числе знатные, в домашней обстановке отказывались от подобных ухищрений и рядились в неглиже с простой стёганной юбкой, однако молоденькая супруга графа Мариуса сомневалась, что произведёт впечатление на искушённого мужа в столь обыденном виде!
Принарядившись при помощи новой камеристки, обворожительной Марты, Аннет против обыкновения долго крутилась у зеркала и осталась вполне довольна увиденным. Оставалось понравиться собственному мужу! Может, тогда он будет к ней внимательнее? Не станет обижать?
Звук тяжелых шагов за дверью вырвал девушку из власти грёз, она торопливо выпрямилась и с ужасом воззрилась на Мариуса, как раз переступавшего порог. И вновь поразилась его росту и статности. Молодой граф совершенно не походил на типичного англичанина – не только могучим телосложением, но и цветом волос: вороново-черных, длинных, сейчас гладко зачесанных назад и связанных в «хвост». Жгучие черные глаза впились в лицо Аннет, взгляд прожигал насквозь, и бедная девушка почувствовала, как краска смущения приливает к ее щекам. А главное, поняла, что Мариус заметил это и недоволен!
Мариус и правда был недоволен. Он только что зашел, какого дьявола она сразу краснеет?! Чем он успел ее напугать?! Абсурд!
-Доброе утро, миледи, – чопорно поздоровался парень, остановившись возле своего стула и глядя на девушку сверху вниз. – Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?
В его голосе промелькнула тень сомнения. Губы Аннет искривились, казалось, девушка с трудом удерживается от колкого ответа. Как и минувшей ночью, разбуженный неприятными воспоминаниями гнев приглушил ее страх перед мужем, смягчил беспокойство. Надолго ли? Мариус от души надеялся, что да. Как общаться с дерзкими, он знал, однако иметь дело с перепуганными простушками совершенно не привык! Пусть уж лучше грубит ему...
Впрочем, грубить Аннет не собиралась... хотя как тут ответишь без грубости? Хорошо ли она себя чувствует? Нелепый вопрос после столь жуткой ночи!
-Все хорошо, милорд, благодарю за заботу! – наконец, холодно и не без скрытой издевки ответила она, сверкнув глазами.
Мариус кивнул, как будто удовлетворенный, и занял свое место – как раз напротив ее стула. Безупречно вышколенный дворецкий Эдвард Берлим сделал едва заметный жест рукой, и один из младших лакеев неслышной тенью метнулся к столу, принявшись прислуживать молодой чете.
-Приятного аппетита... э... дорогая, – выговорил граф не без труда. Ласковое обращение прозвучало несколько натужно и неискренне.
Аннет поморщилась, уловив эту фальшь.
-Вам тоже... милорд!
Нет, не станет он для нее «дорогим»! В памяти вспыхнуло унизительное утреннее воспоминание, когда она обнаружила покрытые пятнами крови простыни – и представила, как будет посмеиваться горничная, убирая в спальне!
Почти все слуги были новыми для Аннет. Дворецкий нанят отцом Мариуса, лакеи и повара – тоже. Марта, камеристка, служила у супругов де Монси́ горничной, однако графиня решила, что квалификации девушки вполне хватит для столь неопытной и нетребовательной госпожи, как ее дочь. В конце концов, Аннет привыкла обходиться собственными силами, в монастырском пансионе обращение было строгим, их не баловали. Невеста не спорила с матерью – ей было безразлично, кто станет причесывать ее волосы и затягивать по утрам корсет.
Девушка подавила вздох и украдкой осмотрелась, по телу прошла дрожь. Всё здесь было чужим, незнакомым! Сам дом, по сути, тоже... сей двухэтажный роскошный особняк принадлежал семье де Либóн, и Аннет он не пришелся по вкусу. Излишне мрачно, неприветливо... тяжеловесная мебель, темные, «давящие», цвета... пожалуй, Аннет на правах новой хозяйки могла бы как-то повлиять на антураж собственного жилища, но слишком уж памятны были высокопарные речи свекра, восхвалявшего «родовое гнездо» с вековыми традициями, в том числе – в манере оформления интерьера...
«Возможно, позднее... и начну с личной спальни!» – решила девушка и перевела взгляд на свою тарелку. Вид утренней порции каши Аннет нисколько не порадовал, и стоявший за ее стулом лакей, заметив легкую гримаску на лице госпожи, молниеносно и услужливо подал блюдо с поджаренными хлебцами. Она взяла один хлебец равнодушно, скорее, из вежливости, и без малейшего интереса надкусила. Избыток переживаний, как правило, лишал ее аппетита, а причин нервничать сейчас хватало!
Мариус, в отличие от супруги, вкуса к пище не потерял – требовалось нечто посущественнее неудачного брака, чтобы помешать ему радоваться жизни во всех ее проявлениях! Молодой граф любил такие вот простые, очень «земные», удовольствия: сытную пищу, разнообразные вина, доступных женщин... так славно от души поесть в каком-нибудь трактире, запить обильную трапезу хмельным напитком покрепче, а после подцепить легкомысленную красотку и скрыться с ней в одной из комнат наверху! Вот это – жизнь! Зачем нужна семья, дети, жена?!
Вздохнув в ответ на эти мысли, Мариус искоса глянул на Аннет. Она сидела очень прямо, словно аршин проглотила, и ела безрадостно, с явной неохотой.
-Завтрак вам не по нраву, миледи? – откашлявшись, хмуро спросил он, не рискнув снова обратиться к жене ласковым именем. – Вы едите совсем без аппетита!
Аннет слегка пожала плечами.
-Повар готовит превосходно, благодарю! – спокойно сказала она. – Мне просто не хочется есть...
Разговор снова заглох. Мариус начал терять терпение, не понимая, как вести себя и злясь на собственную жену. Она совсем ему не помогала, не пыталась поддержать беседу невинными светскими замечаниями, хотя бы о погоде! Ей-богу, с актрисами варьете – и с теми находилось больше тем для обсуждения! Раньше молодого повесу раздражала несмолкаемая веселая болтовня пустоголовых кокоток, однако сейчас он пожалел, что Аннет не из породы разговорчивых. Тяжелое молчание угнетало куда сильнее беспечной дамской трескотни – в этом юноша убедился на опыте!
-Пожалуй, я наелся, – заметил Мариус четверть часа спустя, не в силах более выдерживать мрачную атмосферу завтрака.
-Ваш десерт, милорд? – вопросительно обратился к нему дворецкий, материализуясь как будто из ниоткуда. – Подать в личные покои?
-Благодарю, мне не хочется сладкого, – недовольно возразил парень и, промокнув губы, поднялся из-за стола. Заметив, что Аннет торопливо последовала его примеру, любезно добавил: – Вы можете продолжить свою трапезу, Аннет... Без моего навязчивого присутствия ваш аппетит, быть может, вернется!
Выражение лица Аннет красноречиво подтверждало справедливость этих слов. Однако вслух девушка произнесла иное:
-Я тоже вполне сыта... Мариус!
-Как скажете! – пожал тот плечами в ответ, отметив не без удовлетворения, что Аннет наконец-то рискнула назвать его по имени.
Интересно, почему она не хочет оставаться в одиночестве в столовой? Этого Мариус искренне не понимал. Может, женщине неприлично завтракать одной, без мужа? В светских вопросах молодой граф разбирался крайне плохо, хотя полученное им домашнее образование и включало основные азы этики. Собственная невежественность, впрочем, юношу нисколько не смущала – он знал, что его успехи лежат в военной области, немного – в сфере научной, где требуется применять мыслительные способности и логику. Вот там он блистал и впечатлял учителей! Нормы поведения в высоком обществе слишком мало его интересовали, Мариус был убежден, что, совершив несколько ратных подвигов и осенив себя военной славой, завоюет право поступать, где и как заблагорассудится. Мужчины будут уважать его, женщины – боготворить, и даже такие скромницы, как Аннет, добровольно предадут моральные принципы и разделят с ним постель!
Но это были мечты, пока же оставалось мириться с куда более неприглядной реальностью.
«Неужели так будет всегда? – поднимаясь в комнату, с ужасом думал Мариус. – Неужели мы постоянно будем испытывать в обществе друг друга подобную неловкость? Или привыкнем со временем?»
Что ж, в глубине души он понимал, что, даже привыкнув, они едва ли начнут общаться с теплотой...
В своих покоях Мариус устроился в любимом кресле у камина, по утреннему времени неразожженного, откинулся на мягкую спинку и со вздохом закрыл глаза.
