Текст книги "Сезон долгов"

Автор книги: Елена Хорватова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Да что тут можно придумать?

– Ну, прежде всего, можно было бы предупредить о факте шантажа твоего следователя. Уверен, что он принял бы меры к аресту Заплатина, причем в момент передачи денег, так сказать, с поличным... Но при этом откроются нежелательные секреты.

– В том-то все и дело, что откроются! Поэтому Алексей так уверен в собственной безнаказанности и ведет себя до предела нагло. О, как же я все запутал! Выхода нет.

– Успокойся, выход есть всегда, – Дмитрий ненадолго задумался. – Поступим следующим образом: дай телеграмму в банк с просьбой отменить твое распоряжение о доставке денег и попроси, чтобы на телеграфе тебе заверили копию отправленной тобой телеграммы. Потом я сниму у тебя показания о факте шантажа со стороны Заплатина, я все-таки тоже судебный следователь, хоть и из другой губернии, но лицо не совсем уж частное. Мы заклеим листы с показаниями в конверт, опечатаем вместе с копией телеграммы и передадим нотариусу. Кстати, ты взял с Заплатина расписку о получении от тебя трех тысяч?

– Нет.

– Феликс, ты ведь юрист, а ведешь себя как гимназист седьмого класса. Надеюсь, у тебя не хватило ума подписать вексель или долговую расписку на недоданную Заплатину сумму?

– Он поверил мне на слово.

– Еще один юрист! Правда, этот Заплатин, в отличие от тебя, так и не доучился. Ну что ж, то, что ты не дал никаких письменных обязательств – плюс, хотя отсутствие подтверждений о получении Заплатиным денег – большой минус...

– Плюс, минус – я вообще плохо понимаю, о чем ты говоришь!

– Друг мой, мы должны принять какие-то меры для твоей защиты. В случае нежелательного поворота событий эти бумаги у нотариуса, датированные сегодняшним числом, подтвердят факт шантажа. Хотя подтверждение одностороннее, заплатинской расписки, увы, нет, и хороший адвокат, если дело дойдет до суда, будет настаивать, что обвинение сфабриковано. Но на этапе предварительного дознания следователь, надеюсь, поверит, что тебя шантажировали, так как показания о шантаже, пусть неофициальные, были оставлены у нотариуса задолго до того, как вопрос об этом, не дай Бог, станет фигурировать в следственном деле.

– Вот судейский крючок! Ладно, Митя, я положусь на твое слово, хотя так и не понял, в чем соль интриги. Я ведь все равно не хотел говорить об этом следователю.

– Не исключай, что ему это станет известно без тебя. И мы пока не можем предположить, каким образом будут развиваться события. Нужно подстраховаться на любой случай. Кстати, если ты не возражаешь, копию твоих показаний я бы хотел оставить у себя.

– Зачем?

– Полагаю, мне нужно заняться приватным расследованием дела об убийстве твоей жены и всего, что с ним связано. Моя интуиция подает тревожные сигналы, а я привык ей доверять. Жаль, что мне не довелось самому осмотреть место преступления, да и со следственным протоколом меня никто не захочет ознакомить. Это сильно осложняет дело. Но беседовать с людьми и строить на основе полученной информации собственные логические заключения мне ведь нельзя запретить?

– А что, деньги Заплатину мне так и не отдавать? – спросил вконец запутавшийся Феликс.

– Так и не отдавать. Иначе какой был бы смысл отменять собственное распоряжение о доставке крупной суммы в банк? Не поощряй чужую алчность, иначе попадешь в полную зависимость от нечистоплотного человека.

– Так что же мне делать, Митя?

– Выжидать. Пока ничего другого не остается.

Глава 11

Канцелярские и письменные принадлежности Феликс предпочитал заказывать по каталогу фирмы «Мюр и Мерилиз» из Москвы. То, что продавалось в здешних лавочках, не устраивало князя своим качеством.

Проинвентаризировав княжеские запасы писчебумажных товаров, Дмитрий выбрал плотную папку из свиной кожи с двойными завязками и специальным золотым тиснением, изображающим герб рода князей Рахмановых – в такой папке удобно не только хранить, но и перевозить документы с места на место, если возникнет в этом нужда. В папку он вложил копию рассказа Феликса о шантаже – первый документ его частного следствия. Папка, содержащая всего несколько листков почтовой бумаги, казалась пустой.

«Ничего, – сказал сам себе Колычев, – Бог даст, мне удастся раскопать кое-что важное, и эта папка еще потолстеет. Здешний судебный следователь, будь он хоть самым толковым юристом, все же может упустить мелкие детали. А если дело примет плохой оборот, каждая мелочь окажется принципиально важной. Для начала следовало бы найти проводника поезда, в котором ехалa Вера. Не может быть, чтобы он ничего не заметил. Да и с попутчиками не мешает побеседовать. Всех, конечно, не разыскать, но хотя бы кого-то... Жандарм говорил, что на станции из поезда вышли жена земского начальника, вернувшаяся с детьми из имения, тетка местного телеграфиста, купец... как же его... Ованесов, кажется. Да, купец Ованесов с приказчиком и рыбаки из артели... Ну рыбаки ехали третьим классом, и в нашем деле они не свидетели. Тетка телеграфиста, скорее всего, путешествовала во втором, как и купец с приказчиком... Хотя насчет купца нужно еще уточнить, может быть, задал шику и поехал в первом классе. А жена земского начальника наверняка ехала в первом, где-то рядом с Верой. Вот к кому необходимо нанести визит в первую очередь».

В середине дня Колычев и Рахманов отправились в город. Нотариус был страшно заинтригован, принимая на хранение от князя запечатанный конверт с неким загадочным документом, но все же любезно начертал на нем собственной рукой дату, когда документ поступил в его контору, и поставил подпись.

На телеграфе тоже никак не могли понять, зачем нужно отправлять телеграмму с распоряжениями в банк, который находится на соседней улице, – проще туда зайти и распорядиться на месте. Когда же оказалось, что князю требуется еще и заверенная копия его телеграммы, телеграфист решил, что эта какая-то необъяснимая барская причуда, и безропотно выполнил все просьбы князя.

Визит в дом земского начальника Колычев решил перенести на завтра – для такого сложного дела, как получение неофициальных свидетельских показаний, ему нужен был настрой и кураж.

– Как ты думаешь, Митя, мне следует зайти к Заплатину и сказать, чтобы он не рассчитывал больше ни на какие деньги? – осторожно спросил Феликс, когда они покончили с делами.

– Полагаю, это лишнее. Сделаем ему сюрприз.

– А если он сам заявится ко мне в имение?

– Вышлешь к нему лакея со словами: «Его сиятельство сегодня не принимают». Заплатину услышать такое будет особенно горько, и мы укрепим его революционный дух.

– Все тебе шуточки! А мне вот как-то не по себе...

В усадьбе князя Рахманова поджидал судебный следователь. Они сразу же уединились в кабинете Феликса и долго разговаривали за закрытой дверью. Княгиня волновалась, комкала в пальцах платочек, мерила шагами террасу, расхаживая из угла в угол, и все время спрашивала Колычева:

– Как вы полагаете, Митя, удобно ли пригласить следователя к обеду? Все-таки человек с дороги... Но, с другой стороны, как он воспримет мое приглашение? А вдруг откажется? Но тогда ему придется обедать в каком-нибудь здешнем трактире... Я не могу не накормить гостя, с чем бы он ни пришел. Как вы думаете, о чем они так долго беседуют?

От обеда следователь не отказался и был за столом весьма любезен, если не сказать – мил, развлекая княгиню различными интересными историями из собственной следственной практики. Но Феликс сидел мрачнее тучи и сразу же после обеда ушел к себе.

Колычев вызвался проводить следователя в город на пристань в княжеском экипаже. Дорогой разговор, естественно, коснулся расследования убийства княгини Веры.

– Вам удалось опросить проводника и попутчиков покойной княгини? – поинтересовался Дмитрий.

– Разумеется, с этого пришлось начинать. Но, увы, никаких особо дельных сведений никто из них не предоставил. Проводник сказал, что ночь была спокойной и только под утро к нему подходила горничная одной из пассажирок попросить стакан воды для своей барыни. Это, я полагаю, отношения к делу не имеет. Интереснее другое – кое-кто из пассажиров утверждает, что неизвестный человек стучался в двери их купе и при этом спрашивал: «Вера, ты здесь?»

– Голос был мужской или женский?

– Естественно, мужской, – ответил следователь.

Колычев с трудом удержал на языке вопрос: «Почему – естественно?» и продолжал слушать.

– Некто явно искал княгиню, – продолжал следователь. – Некто, достаточно близкий, чтобы называть княгиню по имени и на «ты». Некто, кто знал, что она едет в этом поезде, но не знал номер ее места. Одна из пассажирок, возмущенная подобной бесцеремонностью, встала с постели, выглянула из купе и увидела удаляющегося по вагонному коридору мужчину.

– И эта дама сможет его опознать?

– Увы, освещение в коридоре по ночному времени было скудным, да и видела она этого человека только со спины, не гнаться же было за ним. Единственное, что ей запомнилось – светлая легкая шляпа фасона «панама».

– Не густо, – вздохнул Дмитрий, про себя подумав: «Наверняка, эта въедливая дама и есть супруга земского начальника».

– Можно предположить, что кто-либо из петербургских знакомых княгини, узнав о ее отъезде в южное имение мужа, отправился тем же поездом и искал ее для разговора или объяснения. Только непонятно, почему нужно было тянуть с этим разговором чуть ли не до прибытия поезда на конечную станцию – по дороге из Петербурга вполне можно было успеть разыскать княгиню и побеседовать с ней. Однако эту версию надлежит проверить, и я, ваш покорный слуга, отправляюсь через пару дней в столицу проверять петербургские связи покойной княгини. Что ж, служебная поездка в Петербург – не самое плохое, что может случиться в ходе расследования.

Вернувшись в усадьбу, Колычев кинулся к столу и записал по свежей памяти разговор со следователем, прибавив еще пару листов в свою папку с «делом».

«Господи, кому довелось побывать судейским чиновником, тот чиновником и помрет, – подумал он. – Даже приехав к морю отдохнуть и подлечиться после ранения, я ухитрился заняться дознанием по уголовному делу. Неужели иной формы проведения досуга для судейских сухарей не бывает?»

Спустившись в сад, Колычев нашел там Феликса, сидевшего в одиночестве в открытой беседке. Ладонью он поглаживал свое раненое предплечье. Неподвижный взгляд молодого князя был устремлен куда-то в далекую морскую синеву, но казалось, что Феликс ничего не видит, погрузившись в свои мрачные думы. Дмитрий присел рядом с ним. Рахманов по-прежнему молчал.

– Рана болит? – спросил Колычев.

– Что? – очнулся Феликс. – Рана? Нет... Душа у меня болит. А рана уже затянулась.

– Можно узнать, о чем вы сегодня говорили со следователем?

– Да так... В основном о Петербурге и о жизни Веры в столице. Дотошный субъект, этот следователь, всю душу измотал... Как-то, знаешь, вспомнилось все, – Феликс смахнул слезу. – Я только теперь понимаю, как был перед ней виноват. Встретил юную прекрасную девушку и испортил ей жизнь! Какой я подлец, Митя...

– Успокойся.

– Да как тут успокоишься? Ведь главное – Веры уже нет, и теперь ничего нельзя исправить! А этот следователь ухитрился расковырять все мои душевные раны. Он даже кое-какие личные письма, написанные Верой из Петербурга, забрал. А там, между прочим, были строки, адресованные мне и никому больше.

– Феликс, перед лицом смерти всякая щепетильность отступает. Следователь едет в Петербург, и письма Веры нужны ему для дела.

– Ах, так он уезжает? Слава Богу! Наконец можно будет отдохнуть от этого зануды. На редкость утомительный тип. То задаст сотню вопросов о подругах и покойной тетушке Веры (какое это имеет отношение к убийству?), а то вдруг и вообще заговорит о сущей ерунде. Например, ни с того, ни с сего стал расспрашивать, ношу ли я летние шляпы фасона «панама». Я, естественно, их ношу, и в моем гардеробе штук пять таких шляп, но почему я должен обсуждать детали своей одежды со следователем? Или он вообразил себя моим приятелем, которому я буду хвалиться обновками? Это так действует мне на нервы, я еле сдерживался, чтобы не наговорить этому остолопу колкостей!

Глава 12

К вечеру в усадьбу приехал Заплатин. Феликс, по совету Колычева, отказался его принять, и Дмитрию пришлось самому выйти к нежеланному гостю.

– Что, наше сиятельство от меня прячется? – спросил Заплатин наглым тоном. – Передай князиньке, что у меня важное дело.

– Феликс к тебе не выйдет, – отрезал Колычев. – А о важном деле можешь поговорить со мной, тем более что я оказался в курсе, какого характера дело привело тебя сюда.

– Ах вот даже как! – фыркнул Заплатин. – Душка Рахманов постарался укрыться за твою спину? Поражаюсь, как этот слизняк всегда умеет найти чью-то широкую спину, чтобы угнездиться за ней! С младых ногтей привык на ком-нибудь паразитировать. Ладно, раз ты принял на себя обязанности посредника, придется прибегнуть к твоей помощи. Передай своему титулованному другу, чтобы он не шутил с огнем. Деньги, которые я прошу, нужны мне не для себя, а для общего дела...

– Благородно, весьма благородно! – не удержался Колычев.

– Тебе этого все равно не понять. А дорвавшегося до кормушки молодого князя такая сумма не разорит. Если же Феликс решил идти на конфликт, это его дело. Но пусть прежде просчитает все последствия! Если я поменяю показания и все мои приятели заявят, что князя на нашей вечеринке не было и что он заплатил нам три тысячи за ложное алиби, не думаю, что Рахманов много выиграет...

– Позволь напомнить тебе, что лжесвидетельство – дело уголовно наказуемое, – заметил Дмитрий.

Но урезонить Заплатина не удалось.

– Наказание за лжесвидетельство не сравнится с наказанием за убийство, – заявил он. – Пусть Феликс прикинет, понравится ли ему на каторге. Кстати, за убийство супруги его наверняка лишат всех прав состояния. И, боясь потерять малую толику своих богатств, он скоро лишится всего. Всего! И поедет из своего утопающего в розах замка в сибирские рудники! Да не поедет, а пойдет. По этапу! Гремя кандалами, прости за банальность.

– «И шли вы, гремя кандалами...» Мне кажется, ты уже все сказал, что хотел? – перебил его Колычев. – Литературные красоты вроде гремящих кандалов в подобной речи излишни. Они хороши лишь в выступлениях на революционных митингах да в подпольных изданиях. Все, Алексей. Позволь мне откланяться. Я передам князю суть твоих требований.

– Да уж, передай! Сделай такую любезность. И скажи, что я буду ждать еще один день. Только один день и все! Если завтра к вечеру денег не будет, твой князь горько пожалеет, что вообще родился на свет!

– Непременно передам. Кстати, я теперь с полным правом могу давать на следствии показания о шантаже и угрозах расправы – я слышал это только что от тебя собственными ушами. Это, знаешь ли, совсем не то, что говорить с чужих слов.

– Дмитрий, я не люблю угроз. Я ведь тоже с полным правом могу утверждать, что ты только что склонял меня к продолжению лжесвидетельства и грозил в противном случае свести со мной счеты. И попробуй это опровергнуть. Твое слово против моего. Так что Феликсу я советую подумать получше, нужна ли ему эта война со мной?

– А у тебя красивая шляпа, Заплатин. Кажется, такой фасон называется «панама»? Незаменимая вещь в южных губерниях...

– Колычев, не выводи меня из себя! Ни о чем более идиотском, чем шляпные фасоны, ты говорить не можешь? Да, черт возьми, это «панама». Доволен? А теперь пойди и передай Феликсу то, о чем я тебе говорил!

Заплатин резко повернулся, пошел по дорожке, сбивая на ходу головки цветов в клумбах, и вскоре скрылся за воротами парка.

– Митя, о чем вы говорили? – нервно спросил Феликс, как только Колычев вернулся в гостиную.

– Да так, обо всем понемногу, – уклончиво ответил Дмирий.

– И что, ты сказал ему, что денег не будет?

– Естественно, сказал.

– А он обещал отомстить?

– Естественно, обещал. Дает нам еще сутки, а там уж... Грозится, что ты пожалеешь, что вообще родился на свет.

– Митя, и ты говоришь об этом так спокойно! Он же через день начнет действовать! – закричал Феликс.

– Успокойся, мы тоже начнем действовать.

– Да что мы можем сделать?

– Многое, – спокойно сказал Дмитрий. – Распорядись, чтобы приготовили экипаж.

– А куда ты собрался под вечер?

– Не я, а мы. Сейчас мы поедем в город, чтобы с утра не терять много времени. Переночуем там в гостинице, а завтра сразу, как проснемся, займемся делами.

– Делами? – удивился Феликс. – Какими?

– Важными. Ты знаком с вашим земским начальником?

– Шапочно. Но моего отца и, особенно, тетку старик земский знал очень хорошо.

– Прекрасно. Есть повод нанести ему визит и возобновить знакомство.

– Да зачем мне поддерживать знакомство с этим старым хрычом? Тоже мне, удовольствие! Я подобных знакомств всеми силами избегаю. Начнет еще являться сюда с ответными визитами. А мне не до развлечений. И самому не хочется в гости, и у себя предпочел бы никого не принимать.

– Феликс, мы едем в город не развлекаться, а заниматься важными делами! Повторяю – важными! На тебя возлагается ответственная задача представить меня супруге земского начальника. Она возвращалась из имения в одном вагоне с твоей Верой и может оказаться весьма осведомленной свидетельницей, хотя ни здешний судебный следователь, ни сама благородная дама этого не осознают. Может быть, из уважения к местной власти следователь посовестился всерьез допрашивать супругу земского, а может быть, вопросы были так сформулированы, что ей не припомнились все существенные детали... Но она вспоминала о каком-то мужчине, виденном в вагоне поезда. Короче говоря, я должен поговорить с ней сам, это очень важно.

– Ну хорошо, раз так, то поедем, – согласился Феликс. – Но, Митя, а как же Заплатин?

– Да Бог с ним, с Заплатиным.

– А его угрозы?

Феликс, видимо, сильно перетрусил и все не мог отвлечься от пугающей его темы заплатинского шантажа.

– Посуди сам, что он тебе сделает? Пойдет к следователю и объявит, что на самом деле ты у него в гостях в роковую ночь не был и алиби у тебя нет. Ну и что? Да, это осложнит дело, но все же из подобного заявления еще не следует, что ты и есть убийца. К тому же, следователь со дня на день собирается ехать для расследования «петербургской линии» в столицу. Заплатин может просто не успеть со своими разоблачениями до его отъезда. Так что мы выиграем немного времени и постараемся пока узнать что-нибудь важное.

– Ладно, пойду распоряжусь насчет экипажа.

К вечеру воздух стал немного прохладнее, откуда-то потянуло свежим ветерком и поездка в город оказалась не такой утомительной, как была бы в разгар дня под палящим солнцем.

– Послушай, Феликс, а где у вас тут можно купить приличную шляпу?

– А, брат, надоело в форменной судейской фуражке ходить? Конечно, жарко и неудобно. Тут, на юге, слава Богу, можно позволить себе размундириться. Правда, с модными магазинами у нас в городке не очень-то, сам понимаешь, такая дыра... Я лично предпочитаю все, что нужно, выписывать из Москвы и Петербурга. А местные господа, насколько мне известно, за покупками захаживают к купцу Ованесову, он владелец самого лучшего модного магазина в этих местах...

– Как ты сказал? К купцу Ованесову? – переспросил Дмитрий. – Вот-вот, именно к господину Ованесову-то нам и следует зайти непременно! Всенепременнейше!

– Митя, ты стал таким загадочным! То тебя в дом земского начальника тянет, то в лавку Ованесова...

Колычев, погрузившись в свои мысли, ничего не ответил. Феликс тоже замолчал, и минут десять они ехали в полной тишине. Когда вдалеке уже показались окрашенные розовым закатным светом развалины турецкой крепости, живописно смотревшиеся на фоне темнеющего неба, и вот-вот должна была открыться панорама городка, Дмитрий вдруг сказал, неизвестно к кому обращаясь:

– А Заплатин тоже носит летнюю шляпу фасона «панама»...

– О чем ты, Митя? – удивился Феликс. – Что вам всем далась эта «панама»! Следователь, когда приезжал, тоже все о «панаме» толковал. Сумасшествие какое-то!

– Феликс, дело в том, что по вагону, в котором ехала твоя жена, прогуливался некий господин в «панаме». Его видела супруга земского начальника. Помнишь, мы говорили о ее показаниях? Я узнал об этом от следователя. Так вот, «панама» и есть предполагаемый убийца.

– А я, как на грех, сказал следователю, что у меня много подобных шляп! – заныл Феликс. – Какой я дурак, Митя! Вечно меня черти за язык тянут...

– Сказал и хорошо. Хуже было бы, если бы ты принялся врать и выкручиваться – вот это как раз наводит на подозрения. А так, мало ли, есть у тебя «панамы» или нет – в здешних местах каждый второй господин из благородных носит летом подобные головные уборы.

Номер для знатных гостей, самый роскошный, с ванной, балконом и двумя спальнями, был свободен, и его сиятельство не преминул занять дорогие апартаменты.

По мнению Дмитрия, можно было устроиться и в более скромных комнатах – речь шла всего об одной ночи. Но Феликс уже настолько сроднился со своим аристократическим положением, что приобрел стойкую привычку сорить деньгами.

Ужин князь заказал в номер и попросил официанта сервировать его на балконе, где стояли пара плетеных стульев и небольшой столик.

– Митя, мы с тобой не успели договорить, – как бы между делом начал Феликс, пригубив из бокала вино и поглядывая вдаль, на тихое вечернее море. – По поводу того, что Заплатин носит шляпу фасона «панама», а в вагоне Веры видели господина в такой шляпе... Скажи, ты подозреваешь, что убийца – Алексей?

Колычев ответил не сразу. Он тоже поднес к губам бокал, пригубил светлую, терпкую, пахнущую свежим виноградом жидкость и только тогда медленно произнес:

– Этого нельзя исключать. Мотив у него, как я понимаю, был. Ревность, месть – из-за этого чаще всего и убивают.

– Но этого не может быть, я не верю! Неужели Алексей способен убить женщину? Убить Веру? Это было бы так страшно!

У Феликса задрожали губы, но он еще долго бормотал какие-то невнятные слова, не то оправдывая Заплатина, не то проклиная.

Колычев молчал, никак не развивая тему причастности Алексея к убийству.

– Да, Митя, у Заплатина ведь алиби! – спохватился вдруг Феликс. – Мы забыли, что в тот вечер он принимал гостей...

– О его алиби можно всерьез не говорить – на примере твоего собственного ложного алиби видно, какова их цена. Если чуть не десять человек поклялись следователю, что ты был вместе с ними, то неужели же они откажут в такой малости своему приятелю, даже если он и отсутствовал несколько часов на собственной вечеринке. Полагаю, гостям было там неплохо и без хозяина...

– Значит, все-таки убийца – Заплатин?

– А вот с подобными выводами лучше никогда не торопиться. Теоретически Заплатин может оказаться убийцей – почему бы и нет? Но для убийцы он ведет себя странно – этот наглый, откровенный шантаж, этот агрессивный тон... Такое впечатление, что Заплатин уверен – убийца ты и думает, что ты его смертельно боишься, и презирает тебя за это, хотя и решился воспользоваться случаем и сорвать денег. Если предположить, что он сам и убил Веру, то его игра слишком уж сложна и цинична, требует стальной воли, холодного расчета, полного владения своими чувствами... А ведь Заплатин всегда был человеком, излишне подверженным эмоциям. Вспомни, когда он выступал на студенческих митингах. то ухитрялся до такой степени взвинтить и себя и толпу, что студенты творили дела, в которых сами не могли дать себе после отчет. Какое-то коллективное сумасшествие! Сколько наивных мальчиков, воодушевленных этим эмоциональным подъемом, были отчислены из университета за «политику» и даже оказались в ссылке! Может, со стороны Заплатина за этим и стояла некоторая доля цинизма, но уж стальной воли и железных нервов лидера, на мой взгляд, не наблюдалось – слабый, истеричный человек, научившийся всего лишь красиво говорить... И убийство из ревности предполагает некоторую психическую неустойчивость, излишнюю чувствительность, неумение сдержать свои порывы. Но при этом такая сложная игра – наметить из числа приятелей жертву, которая выступит в качестве будущего обвиняемого, предоставить этому человеку ложное алиби, потом обобрать при помощи шантажа, навести на него подозрение, сфабриковать улики и выдать следствию, чтобы отвлечь внимание от собственной персоны... Ты полагаешь, Заплатин способен на столь многомерную интригу?

– Не знаю, Митя. Я уже ничего не понимаю. Как хорошо, что ты оказался рядом в такой тяжелый для меня момент... Если бы я был один, я бы давно потерял голову!