Текст книги "Мания расследования"

Автор книги: Елена Топильская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10

На следующий день Кораблев заехал за мной домой, и мы отправились к ресторану «Смарагд», куда к десяти часам должны были прибыть водолазы. По дороге Кораблев гундел беспрестанно, пилил меня за то, что я заставила его ждать четыре минуты, выйдя из дома не в полдесятого, как договаривались, а в девять тридцать четыре, и что, садясь в машину, не отряхнула ноги от снега. А когда мы доехали до места, и я вышла из машины, он заметил на сиденье перышко, выпавшее из моего финского пуховика, и устроил форменную истерику, как будто нашел на обивке не пушинку, а ведро слоновьего помета.

Правда, он быстро успокоился и предложил мне купить у него комплект дверей для трехкомнатной квартиры.

– Спасибо, конечно, Леня, но я не собираюсь двери менять.

– Да ладно, бросьте вы! Хорошие двери, качественные. Плюс балконная дверь.

– Да у меня балкона нету.

– Фигня какая! Про запас будет, а там и балкон появится.

Убедившись, однако, что покупать у него двери я не собираюсь, он стал выяснять все про нашу секретаршу Зою.

– Леня, у нее вообще однокомнатная квартира, – посмеялась я, но он не унимался. Между прочим, было похоже, что он запал на Зою и намеревается приступить к обольщению. Ну и слава Богу, подумала я, Зоя хоть отвлечется и не так болезненно воспримет разрыв с Горчаковым. А то, что разрыв неизбежен, похоже, поняла уже не только я. Правда, крутить роман с Кораблевым может только женщина с очень устойчивой психикой, но наша Зоя закалена отношениями с Горчаковым, ей теперь все нипочем.

Однако пора было работать, поэтому пришлось переключить внимание Кораблева на насущные проблемы уголовного дела.

– Скажи мне, Леня, как опытный оперативник и наблюдательный человек, – начала я, и Кораблев склонил голову, вслушиваясь, достаточно ли в моем голосе пиетета. – Какое расстояние от окна ресторана до… – я задумалась, какую точку выбрать в качестве возможного лежбища снайпера. – До чердака вон того дома.

Я рукой показала на дом, стоящий напротив ресторана на другом берегу канала. Противоположная набережная вообще была закрыта для движения автотранспорта, поэтому там было так же тихо и безлюдно, как и на этой стороне. Первые три этажа дома действительно занимало отделение милиции, но вход в него располагался за углом, туда же подъезжали и машины. Кораблев проследил за моей рукой и прищурился, оценивая расстояние.

– Метров восемьдесят будет, а что?

– Ничего. Просто жена Нагорного была убита выстрелом с расстояния около восьмидесяти метров.

– Да ладно! – Кораблев недоверчиво уставился на меня. – Там же пистолетная пуля, пять и шесть калибр. У пистолета прицельная дальность – двадцать пять метров. А тут восемьдесят. С такого расстояния из пистолета можно только случайно попасть.

– Насколько я понимаю, калибр пять и шесть подходит и к винтовкам.

– Да ладно! – Кораблев снова рассеянно махнул рукой, но видно было, что в голове у него бешено закрутились версии. – А почему тогда в деле написано, что пуля выстрелена из пистолета Марголина?

– Ты невнимательно читал. Баллист написал, что пуля могла быть выстрелена из пистолета Марголина. Но ему одну пулю направили на исследование, про дальность выстрела он ничего не знал. А медико-криминалистической экспертизы не было.

– Вот елки зеленые! Да ведь там не только медико-криминалистической экспертизы не было, – сообразил Кораблев, – даже я про эти восемьдесят метров только сейчас от вас слышу.

– Между прочим, и я случайно об этом узнала. Эксперт дистанцию установил, а в заключении об этом не написал.

– А почему это?

– А потому что следователь его об этом не спрашивал.

– Во мудила! – ругнулся Кораблев. – Правда, это и мне в голову не пришло.

– На самом деле, это объяснимо. Труп нашли не на месте убийства, а там, куда его вывезли после этого. Получается, что место убийства никто не осматривал, потому что оно не установлено. Кому ж в голову придет, что там такая дальность?

– Вообще-то следователю должно было прийти в голову. Если голова есть.

Наш познавательный разговор был прерван прибытием огромной грохочущей машины с водолазами. Машина остановилась, из нее вышел старший, мы с ним познакомились, я еще раз обрисовала задачу, и два водолаза, выскочившие было вслед за руководителем, полезли обратно переодеваться, а старший вместе с помощником вытащил из машины огромный бур и спустился на лед канала пробивать лунку для входа водолазов.

Пробив лунку, они помогли водолазу, облаченному в тяжеленный, почти космический скафандр, спуститься на лед, и аккуратно пропихнули его в черную воду, плескавшуюся в проруби. Все это заняло около двух часов. Пока водолазы занимались своим делом, мы с Кораблевым, отошли к ресторану и заглянули в окно.

– Если господа Нагорные сидели за этим столиком, а окно было открыто, вполне могли в нее попасть с той стороны, – прокомментировал Кораблев. – Только зачем потом вывозить труп в Красногвардейский район? Как вы себе это представляете? Киллер палит в даму с чердака напротив, а потом является в ресторацию и вывозит тело?

– Самое интересное будет, если мы сейчас найдем труп Нагорного на дне канала, – сказала я. – Если их обоих застрелили, когда они сидели в ресторане…

– Значит, собаки-халдеи их трупы выкинули, чтобы имидж этого вонючего кабака не пострадал.

– Леня, представь, их обоих застрелили через окно. Что ж, персонал ресторана один труп выкинет в канал, а второй повезет в «Красную гвардию»?

– Черт их знает, вдруг им помешали?

– Хорошо, допустим. А куда делась ее машина?

– На ней и вывезли труп.

– Ленечка, тогда надо допустить, что это работники ресторана организовали покушение на Карасева.

– Да, ребус. Хотя чем черт не шутит! Еще некоторое время мы на разные лады пообсуждали версию об убийстве Нагорных работниками ресторана. «Леня, только это явно не гардеробщица, – сказала я, – ей Нагорный явно нравился». Но в итоге пришли к выводу, что версия притянута за уши.

– Чердачок-то пойдем смотреть? – заплясал Леня возле ресторанного окна.

Но я убедила его в том, что чердачок смотреть преждевременно. Во-первых, для осмотра нам нужен будет криминалист и, желательно, медик, чтобы потом осуществить визирование и определить траекторию полета пули. Если стреляли с чердака, нужно будет назначать дополнительную экспертизу, ставить вопрос о взаиморасположении стрелка и жертвы, проводить эксперимент. А мне почему-то не хотелось раньше времени оповещать широкую общественность о том, что я знаю про дистанцию выстрела. Причем я даже себе не отдавала отчета, по какой причине; не хотелось, и все.

Мы с Кораблевым как голодные дети, прилипнув носами к ресторанному стеклу, посожалели о том, что ранение оказалось слепым, иначе можно было бы поискать в интерьере ресторана следы пули. С другой стороны, хорошо, что ранение оказалось слепым, а не сквозным: так у нас была хотя бы пуля, которую можно идентифицировать с оружием в том сомнительном случае, если мы его найдем. Если бы пуля прошла навылет и застряла, допустим, вон там, в барной стойке, за полгода ресторан наверняка подвергся бы переделке, чтобы скрыть огнестрельное повреждение стойки. И след от пули, и саму пулю никто бы никогда не нашел.

Между тем официанты, еле заметными тенями скользившие по пустынному залу, а также метрдотель и вышибала хоть и поглядывали на нас сквозь тонированные ресторанные стекла, но старательно делали вид, что не замечают наших телодвижений. Никто из них даже не вышел посмотреть, зачем прибыла на берег канала такая внушительная техника, что творится на льду канала, и чего это два взрослых человека, то есть мы с Кораблевым, толкутся возле их заведения и заглядывают внутрь.

Мнения наши по поводу оценки странного нелюбопытства разделились: Ленька считал, что это очень подозрительно, их ведь наверняка свербит желание понять, в чем дело. А я высказала убеждение в том, что это как раз совсем не подозрительно, и они все явно понимают, что происходящие действия связаны с исчезновением знатного клиента их ресторана; а раз их не зовут поучаствовать, значит, они не нужны, и поэтому они не вмешиваются.

Бросив последний взгляд в ресторанный зал, Ленька затушил только что прикуренную сигарету и плюнул прямо под подоконник «Смарагда»:

– Твари, видят ведь, что мы тут уже дуба даем, – топтаться на улице действительно было холодно, – нет чтобы пригласить погреться…

– И угостить горячей пищей за счет заведения? – хихикнула я, но Ленька был серьезен.

– Вот именно. Чтоб они подавились своей горячей пищей!..

Но приглашения от ресторанных работников мы так и не дождались, и никто не расстелил на Ленькиных коленях вожделенную салфеточку. А водолазы, между тем, закончили работу только к шести вечера, на совесть обшарив дно канала на сто метров вверх и вниз от точки «X». Разоблачившись, водолазы уползли греться в машину, а старший доложил нам о результатах:

– Трупа тут нет. И не было. Течение тут никакое, это же не речка, а канал. Заиленность большая. Если бы сюда тело упало, илом бы затянуло, так бы оно тут и лежало.

– Так что, никаких результатов? – вздохнула я, расписываясь в акте выполненных работ, но водолазный начальник протянул мне что-то, завернутое в полиэтиленовый пакет.

– Что это?

Не успела я протянуть руку, как вынырнувший из-за моей спины Кораблев уже разворачивал мокрый полиэтилен. Там лежал обледеневший мобильный телефон. Схватив его, как коршун, Кораблев прыгнул в машину и рванул в ближайший пункт продажи телефонов. Я еле успела выкрикнуть водолазам слова благодарности и прыгнуть вслед за ним в машину до того, как она тронулась.

В пункте продажи Кораблев поднял всех на ноги, распугал немногочисленных покупателей и, тряся удостоверением, заставил недовольных продавцов разобрать мокрый телефон и проверить номер аппарата. Но мне не было нужды дожидаться результатов проверки: я уже и так знала, что это мобильник Нагорного.

Глава 11

На следующий день должны были хоронить Карасева. Ленька заранее предупредил меня, чтобы я с утра на него не рассчитывала.

– Пойду потолкаюсь на похоронах.

– Ты в открытую потолкаешься или из кустов?

– Да нет, в открытую. Заодно посмотрю, кто из моих коллег на отпевание придет. Кто придет, тот, значит, и денежки из кассы получал регулярно.

– Ну уж, – усомнилась я. – Может, твои коллеги придут с теми же целями, что и ты. А тебя как раз запишут в завербованных карапузовским сообществом.

– Не-ет, я-то знаю, кто по нему работал, а кто – на него.

– А ты уверен, что оборотни в погонах там появятся?

– Ну, не все, конечно. Но все равно, потолкаться там будет полезно. Там, конечно, автобус с техникой поставят у собора, но живой глаз лучше.

– Лень, поскольку грешно компьютером орехи колоть, я на тебя в плане рутинной работы и не рассчитываю. Но мне бы хотелось какую-нибудь пешку для заданий типа «пойди туда, не знаю куда», – робко заикнулась я.

Кораблев обещал походатайствовать и утром позвонил мне с сообщением, что щедрое руководство оторвало от сердца выдающегося опера современности Шарафутдинова Александра Равилевича, раз уж он всю свою сознательную жизнь разрабатывал Карапуза, и означенный Шарафутдинов со всеми потрохами выдается для нужд следствия.

Через полчаса выдающийся опер современности явился пред мои светлы очи. Я уж не стала комментировать Кораблеву, чем Татарин выдающийся, но для посылок этот отрок вполне годился. Не Леньку же с запросами посылать.

Бодрый Шарафутдинов заверил, что он к труду и обороне готов, и сразу спросил, кого нужно задерживать. Я несколько охладила его пыл, поскольку для него было приготовлено спецзадание: проверить все неопознанные трупы в городе и области на предмет идентификации с Нагорным. Помимо необходимости такой проверки, провести которую не удосужился мой предшественник из городской прокуратуры (надо, кстати, съездить поболтать с ним, бывают такие случаи, когда у следователя в голове гораздо больше, чем в деле), мною двигало элементарное желание видеть Татарина как можно реже, для чего следовало заслать его как можно дальше.

Я строго наказала ему не ограничиваться проверкой неопознанных трупов полугодовой давности, а проверять сводки каждый день, пока я не отменю задания. В области регулярно находят «подснежников», в том числе и очень несвежих, поэтому будем проверять все трупы, пока не получим результат. Не мог же труп исчезнуть бесследно…

Кроме того, Татарин получил дополнительное задание: проверить, не выезжали и не вылетали ли из города супруги Нагорные. При всех его недостатках Татарин был идеальным исполнителем несложных задач в том смысле, что ему и в голову не приходило усомниться в нужности его работы и в обоснованности полученного задания.

Если более продвинутые опера тут же начинали скулить на тему «когда ваш начальник говорит, что у него появилась интересная, плодотворная идея, это значит, что у вас появилась нудная, бесполезная работа», то оперуполномоченный Шарафутдинов щелкнул каблуками и спросил, можно ли приступать к исполнению. Я милостиво разрешила, надеясь, что не увижу его в ближайшие три месяца, и Татарин отбыл, задав перед уходом, на полном серьезе, удивительный по тупости вопрос:

– А мне за какой период проверять, не выезжали ли они: до их смерти или после?

Кто же мог знать, что в этом идиотском вопросе кроется ключ к разгадке дела…

После ухода Шарафутдинова я собралась было вскрыть толстый конверт, приложенный к делу, и заодно посмотреть протокол осмотра квартиры Карапуза, но прибежала Зоя с какими-то срочными бумажками, пришлось заполнять их, пока она стояла над душой. Не отрываясь от писанины, я поинтересовалась у Зои, как ей Кораблев. Зоя манерно пожала плечами, из чего я сделала вывод, что шансы у Кораблева есть. И Зоя с ее страстью кормить объект вложения чувств, причем значительно более качественно кормить, нежели это делают в ресторане «Смарагд», тоже имеет шансы на долговременные отношения. А уж если она будет перед кормлением расстилать салфеточку на коленках у Кораблева…

Только мы закончили, и Зоя унесла бумажки, как появился, легок на помине, Кораблев с докладом о том, как прошли похороны.

Благодаря ему я узнала из первых рук то, о чем впоследствии написали все газеты, независимо от цвета и формата. Но для начала он объявил, что замерз, как цуцик, и потребовал чего-нибудь для сугреву. Он и вправду дрожал и кашлял сильнее, чем обычно.

Из канцелярии срочно была вызвана Зоя с горячим чаем и рижским бальзамом. Фантастика, но она притащила с собой крахмальную салфетку и, усадив Кораблева за чайный столик, расстелила эту салфетку у него на коленях. Я мысленно послала пламенный привет отставленному Горчакову.

Согревшийся и размякший Ленька, посмеиваясь и покашливая, рассказал, что в момент выноса тела из собора после отпевания, перед погрузкой его в катафалк группа бойцов Кости Барракуды подралась с людьми из команды Нагорного – натуральным образом, стенка на стенку.

Ленька с чрезвычайно довольным видом отметил, что присутствовавшие при сем корреспонденты некоторых изданий успели сделать забойные снимки, красноречиво характеризующие упадок нравов в бывшем карасевском преступном сообществе.

– Слушай, а из-за чего разодрались-то? – спросила я, представив эту сценку: кулачный бой над только что отпетым телом идейного руководителя.

– А хрен их знает! Как-то быстро все произошло, гроб стали выносить, на ступеньках замешкались, и вдруг махалово началось, причем вокруг гроба. А парни, которые гроб несли, те, домовину из рук не выпуская, стали ногами врагов цеплять. Паноптикум!

– А сам Барракуда был?

– На отпевании был, – задумался Кораблев. – Во время драки я его не видел. На кладбище он точно был.

– Получается, что он сам не дрался, только люди его дрались?

– Получается, так. Но ничего, он же теперь ваш агент, сам придет и все расскажет.

Я оставила сарказм без ответа. Почему-то мне казалось, что Барракуда действительно придет и все расскажет.

– Леня, а можно Татарина отправить в Москву, пулю по Карасеву отвезти в пулегильзотеку? – спросила я Кораблева, и он важно кивнул.

– Конечно, можно.

– Здорово. Я ее вчера из морга забрала, она, кстати, тоже калибра 5,6.

– Да ну? – Кораблев навострил ушки. – Вот будет смешно, если она пойдет и на мадам Нагорную тоже…

Но тут же он оборвал сам себя:

– Нет, там же явно из винтовки стреляли, а в Карапуза из пистолета, охранники видели.

– Неважно, проверить все равно надо. Вдруг оружие засветится.

– Заметано, – сказал Кораблев, – прямо завтра Татарина и отправим. Давайте пульку.

Я полезла в сейф за упакованной в конверт пулей и опять наткнулась на конверт из дела Нагорного и на протокол осмотра жилища Карапуза с видеокассетой впридачу. Отдав Леньке пулю с сопроводительным письмом, я все-таки извлекла из сейфа конверт и протокол осмотра и вскрыла конверт.

В нем оказался набор фотографий, запечатлевших господина Нагорного в самые разные периоды его жизни, от официальных паспортных до цветных любительских, и несколько снимков его со смазливой блондинкой, вероятно, женой. Я с любопытством разглядывала его умное и хищное лицо, лицо непростого человека, с интригой в глазах, с коварным прищуром. Да, на его фоне Костя Барракуда смотрелся деревенским парубком.

Кораблев заглянул мне через плечо.

– Хорош, да? – спросил он, кивая на нашего фигуранта. – А откуда фотки?

– Если бы я знала! Важняк господин Ермилов никак их оформить не удосужился, а никаких родственников у супругов Нагорных в Питере не числится. Был только папа Марины из Киева, который появился, чтобы тело забрать, и увез ее захоранивать на Украине.

Разложив на столе фотографии, я еще раз внимательно их рассмотрела, и поняла, что у меня сформировался ряд вопросов к важняку : господину Ермилову.

– Лень, не отвез бы ты меня в городскую? – задала я вопрос Кораблеву, ни на что не надеясь и прямо-таки уже слыша его отрицательный ответ. Но Ленька аккуратно снял с Колен салфеточку и поднялся.

– Поехали.

– Подожди, позвоню Ермилову; может, его на месте нет, или он не в состоянии нас принять.

Но Ермилов оказался на месте и в состоянии.

По дороге Ленька поинтересовался, знаю ли я этого Ермилова. Я неопределенно пожала плечами. Особо хорошо я с ним знакома не была, столкнулась только один раз и осталась в недоумении. Было это лет пять назад, он только пришел в городскую, числился в молодых следователях, но апломба имел на трех старых. Я тогда как раз передала в Управление по расследованию особо важных дел дельце по покушению на одного известного мафиозо, который чудом остался жив. Машина его, мало того, что покореженная взрывом гранаты, была еще разрезана автогеном, чтобы вынуть тело охранника, и восстановлению, по общему мнению, не подлежала.

Так вот, дело я передала и думать о нем забыла, как вдруг мне позвонил этот самый чудом выживший мафиозо, представился честь по чести и попросил вернуть ему техпаспорт на машину.

– Не вижу причин для отказа, – ответила я, – но вы обратились не по адресу, я дело уже передала в городскую прокуратуру, все документы на вашу машину там.

– Да я звонил уже туда, господину Ермилову, – ответил мафиозо, – а он мне отвечает: «позвоните в понедельник», «позвоните в среду», «позвоните в пятницу», и так уже три недели.

– А от меня вы чего хотите? – удивилась я.

– Помогите, Мария Сергеевна, – взмолился потерпевший. – Я понимаю, что машина восстановлению не подлежит, но мне техпаспорт нужен, чтобы снять ее с учета.

Вздохнув, я попросила мафиозо позвонить к вечеру и набрала Ермилова. Представившись, я прямо спросила, в чем дело, ведь техпаспорт я аккуратно вложила в конверт, подшитый к делу; неужели он умудрился его посеять?

– Да нет, – замялся господин Ермилов. – Техпаспорт лежит в конвертике…

– Тогда в чем же дело?

– Да ну, как же я ему отдам документ? Он ведь бандит, лидер организованной преступной группировки!

– Но документ-то – его. Да и в паспорте у него не написано, что он лидер, а наоборот, написано, что он гражданин России, – мне и впрямь были непонятны метания коллеги.

– Нет, я не могу взять на себя ответственность, – заявил Ермилов.

– Тьфу, – сказала я, – если дело только в этом, давайте я ему выдам документ.

– Ой, давайте, – обрадовался непримиримый борец с организованной преступностью. – Если вы на себя ответственность возьмете…

– Возьму, – заверила я его, поехала в городскую, забрала техпаспорт и от своего имени выдала его потерпевшему лидеру, ничуть не сомневаясь в правомерности своих действий. Тот был счастлив и только сказал, что не понимает, почему Ермилов не мог этого сделать.

– Я тоже не понимаю, – призналась я.

Но при всей свой нерешительности господину Ермилову удалось за это время дорасти до важняка и заполучить звезды советника, юстиции.

Кораблев идти вместе со мной к Ермилову отказался, пообещав ждать в машине. Когда я вошла к важняку в кабинет, он ничем не выдал, что узнает меня, как будто и не было того случая с техпаспортом.

– Какие проблемы? – солидно спросил он, снисходя к нижестоящему районному коллеге, но в то же время выдерживая приличествующую дистанцию, чтобы районный коллега, не дай Бог, не почувствовал себя ровней. Я про себя посмеялась – мой следственный стаж вообще-то приближался к его календарному возрасту, но если человеку так комфортно себя вести, пускай себе тешится, я и не таких видела.

Я объяснила, какие проблемы, и господин Ермилов важно покашлял.

– Ну что ж, – принялся он просвещать меня, – фотографии я взял в квартире Нагорных при осмотре…

– А в протоколе осмотра они не фигурируют, – вскользь заметила я.

– Ну, я не счел нужным всю эту мутотень в протокол зафигачивать, – несмотря на употребляемый жаргон, господин Ермилов слова ронял весомо и вообще выглядел чрезвычайно солидно.

– А кстати, где ключи от квартиры Нагорных, и что вообще с квартирой?

– Ключи я отдал сотрудникам ОРБ, которые по делу работали, а что с квартирой, понятия не имею. Да и зачем мне? – он дернул плечом.

– Что ж, она так и стоит бесхозная? Если родственников нету, значит, имущество выморочное.

– Ну, а мне-то что? Впрочем, узнаю Марию Сергеевну с активной жизненной позицией. Вы все время чьи-то интересы отстаиваете, похвально.

Я вдруг поймала его взгляд, царапавший перстенек с сапфиром на моем безымянном пальце.

– Голубой бриллиант? – вскользь поинтересовался он, приподняв бровь.

– Нет. Сапфир.

Ермилов сдержанно хмыкнул, давая понять, что имеет собственное мнение на этот счет, и у меня как-то нехорошо екнуло в душе. С чего бы это вдруг он обратил внимание на мое недорогое простенькое украшение? И назвал камень так, как мне советовал представлять его Костя Барракуда? Неужели Горчаков был прав, и доброжелатели уже чешут языки? Вот и Ермилов ехидно так намекнул на то, что я все защищаю интересы представителей организованных преступных сообществ, а судя по голубому бриллианту на моем пальце, вряд ли делают это бескорыстно. Ну что ж, мне не привыкать, все эти сплетни особого значения не имеют, только вот откуда в данном контексте возник голубой бриллиант?..

Ермилов продолжал отвечать на мои вопросы, еле заметно усмехаясь, и мне стало казаться, что усмешка его имеет значение превосходства безупречного служащего над небезупречным. Я поспрашивала его насчет допросов работников ресторана, узнав, что он допросил тех, чью явку обеспечили ему ОРБ-шники, осуществлявшие оперативное сопровождение.

– А гардеробщики? А охранник?

– Я же сказал, кого мне привели, я тех и допросил.

Следующий мой вопрос был о дистанции выстрела, но Ермилов и ухом не повел.

– Неблизкая дистанция, а что?

– А почему вы вопрос не поставили эксперту об этом?

– Мария Сергеевна, – терпеливо разъяснил мне Ермилов, – вы понимаете, что такое неблизкая дистанция? Мне лично этого было вполне достаточно.

– А все же? Вас не интересовало конкретное расстояние, с которого был произведен выстрел?

– Я не понимаю, – дрогнул он уголком рта, – вас не устраивает формулировка эксперта? Назначьте дополнительную экспертизу. Мне ответили, что выстрел был произведен из пистолета Марголина, с неблизкого расстояния, чего вам еще? Это же глухарь!

– Хорошо-хорошо, – ответила я, совсем как мой ребенок, когда он желает отвязаться от назойливых замечаний взрослых. Не будем заострять на этом внимания. Неблизкая так неблизкая. Марголина так Марголина.

Далее господин Ермилов снисходительно сообщил мне, что убийство Нагорного и его жены он лично считает делом рук киллера Бородинского, но связываться с этим опасным типом он не хотел, да и мне не советует. Последнюю фразу он произнес с нажимом, вкладывая в нее дополнительный смысл.

– Кстати, вы в курсе, что в момент исчезновения Нагорного Бородинский находился в следственном изоляторе? – спросила я.

Мой собеседник пожал плечами, давая понять, что это не самая важная деталь расследования.

– А в деле, между прочим, я не увидела справки об этом, – не унималась я.

Господин Ермилов возвел очи горе.

– Значит, оперативники не предоставили справки. Все, что они мне принесли, я в деле подшил, – разъяснил он. – И вообще, что это за претензии? Мое руководство дело смотрело, у них претензий не было, а районный следователь мне тут пальцы гнет!

Мне казалось, что пальцы гнул как раз он, но я тактично промолчала.

– Вот вы знаете, Мария Сергеевна, почему вы никогда не будете работать в Управлений по расследованию особо важных дел? – продолжал Ермилов.

Потому что не хочу, ответила я про себя как профессор Преображенский, а вслух говорить этого не стала, изобразив на лице почтительную заинтересованность.

– Потому что вы не умеете читать между строк, а для того, чтобы быть хорошим следователем, надо проявлять определенную гибкость, – просветил меня важняк. – Все версии по делу прилично отработаны, а большего и не требуется.

– Кому не требуется? – осмелилась я подать голос. Меня разбирал смех.

– Никому не требуется, – раздраженно выкрикнул Ермилов.

– Это вы так считаете или кто-то вам об этом сказал? – я все еще пыталась сохранять почтительность в голосе.

– Господи, да как вы не понимаете! Не все должно говориться прямым текстом. Но, если хотите, моему руководству дали понять, что нет Нагорного, и хорошо. Пока раскрытие по этому делу не нужно.

Я изо всех сил проявляла гибкость, только чтобы Ермилов не понял, что я откровенно издеваюсь над ним.

– Не нужно? – вытаращила я глаза. – А я думала, что раскрытие нужно по каждому делу.

– В конце концов, им виднее, – сказал Ермилов, указав пальцем на потолок.

– А почему?

– Ну, есть какие-то политические соображения, – он покрутил рукой в воздухе, – там порешали все, на мое руководство выходили генералы из главка…

Он откинулся в кресле, давая понять, что и так слишком много сказал.

Из кабинета следователя по особо важным делам Ермилова я вышла, так и не получив ответа на криминалистические вопросы. Но зато получила ответ на политический вопрос: кто управлял расследованием. Было понятно, что Ермилова, как куклу, дергали за веревочки сотрудники ОРБ, умело направлявшие его активность в нужное русло. А поскольку в данном следователе чинопочитание развитое сверх меры, достаточно послушать, с каким придыханием он произносит словосочетание «мое руководство», опера, судя по всему – не дураки, не впрямую ему это сказали, а зашли на него как раз со стороны руководства. Их генералы, как Ермилов выразился, позвонили начальникам в следственную часть (а может, встретились в непринужденной обстановке) и намекнули, что из высших политических соображений не надо пока тревожить осиное гнездо. Без сомнения, Ермилов старательно допросил тех, кто нужен был этим ОРБ-шникам, и не добрался до тех, чьи показания были тем же персонажам совершенно не нужны. И вообще послушно не совал нос дальше, чем требовалось по политическим соображениям.

Выводы из всей этой печальной ситуации были такие: во-первых, мне придется проводить все расследование заново. Если некие оперативники формировали список лиц, подлежавших допросу, то почему не допустить, что они же влияли и на существо показаний? И во-вторых – не эти ли оперативники засветились в истории со стриптизершей? Фамилии этих оперов – Спивак и Захаров – я выудила у Ермилова, в момент, когда он утратил бдительность и упивался собственным величием.

Но какой осел! Подумать только, дистанция выстрела его не интересует!

Сев к Кораблеву в машину, я назвала ему фамилии Спивака и Захарова. Кораблев, глядя прямо перед собой, состроил такую гримасу, которая вполне заменила мне личные дела этих сотрудников.

– А они-то на похоронах были? – спросила я.

– В первых рядах, – ответил Ленька, выруливая из двора городской прокуратуры. – Только я не пойму, чьи они – то ли Нагорного ребята, то ли прямо у Карапуза из рук ели.

– Уж, во всяком случае, не Костины. Не Бородинского.

– Ах, он вам уже Костя, – хмыкнул Кораблев, правда, вполне по-доброму.

Не ответив на подколку, я вспомнила, что во время беседы со следователем меня мучил один вопрос: Кораблев работал по исчезновению Нагорного с самого начала, выполнял поручения следователя, задерживал охранника; пропавшего Валерия Витальевича, искал свидетелей. Но господин Ермилов ни разу не упомянул УБОП и Кораблева лично, зато ссылался на каких-то сотрудников ОРБ, которые якобы обеспечивали оперативное сопровождение и даже получили от него ключи от квартиры, Нагорного, кои у них и осели.

– Леня, а как делятся полномочия между ОРБ и УБОПом? Раньше был один РУОП, и все было понятно. А теперь наплодили структур, я их путаю все время.

Кораблев хмыкнул.

– УБОП работает только по Санкт-Петербургу. А ОРБ – по всему Северо-Западу, у нас отделы специализируются по предметам – поя лидерам организованных преступных сообществ, по экономической организованной преступности и так далее, а их работа строится по зональному принципу. Весь Северо-Запад им подчиняется.

– А Псков – это Северо-Запад?

– Конечно. Люби и знай родной край. У вас в школе-то по географии что было?

Мы подъезжали к родной прокуратуре, когда у Кораблева зазвонил мобильный. В машине у него был специальный держатель для телефона, и функционировала громкая связь: я подозревала, что со своей контузией Ленька просто не уверен в себе: прижать телефон плечом он не может из-за травмы, а одной рукой боится вести машину.

Когда он ответил на вызов, я услышала из телефонного динамика незабываемый голос киллера Бородинского:

– Алло! Это я, Константин.

– Ну? – откликнулся Кораблев.

– Слушай, ты не знаешь, где Мария Сергеевна? Звоню ей на работу – нету.

– Знаю, она рядом со мной, – не стал церемониться Кораблев. – Говори. У меня громкая связь включена.

– Мария Сергеевна, поговорить надо, – взял Костя быка за рога. – Только в прокуратуру я больше не пойду. Давайте на нейтральной территории.