Текст книги "Хочу тебя испортить (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
24
Ты меня пугаешь…
© Варвара Любомирова
Нет… Если он ляжет рядом со мной, я…
Я так не смогу!
Я сойду с ума!
Подо мной будто матрас загорается. Только хочу подскочить и выразить свой протест против совместной ночлежки, как понимаю, что Кирилл вовсе не собирается забираться ко мне под одеяло. Судя по звукам, он садится в изножье кровати. Предположительно упирается спиной в стену и вытягивает ноги поперек кровати. Чувствую его бедро. Ну, или слишком бурно фантазирую, когда под моими ступнями оказывается грубая ткань джинсов.
– Так и будешь сидеть всю ночь? – недоумеваю, глядя в темноту.
– Тебе-то что?
– Ничего… Просто…
– Ну, вот и спи.
– Я тебе утром разгибаться не буду помогать… – обиженно бормочу себе под нос. – И в больницу тебя не повезу…
– Что ты, мать твою, там еще шепчешь?
Вот что он за человек? Снова разъяряется и ругается.
– Вокруг тебя летает какая-то термоядерная муха и периодически тебя кусает?
– Что, нах? – не понимает моего тонкого юмора.
– Ничего!
– Тогда можешь просто заткнуться?
– Сам заткнись! Идиот…
Зря, конечно, я это выпаливаю… Бойко ведь ненормальный, а я об этом то и дело забываю. На ответную грубость он ожидаемо злится. Резко перемещаясь, хватает меня за плечи и выдергивает из-под одеяла. Вот только лежала себе спокойно, как вдруг в следующую секунду оказываюсь всклоченной и задыхающейся в руках сумасшедшего братца.
– Как ты со мной разговариваешь? – шипит он мне в лицо.
– А ты со мной?!
– Я тебя предупреждал… Я тебя… – голос жесткий и сердитый, но дыхание… оно становится таким же громким и частым, как и мое.
В комнате темно. Мы друг друга отчетливо не видим. Это усиливает восприятие и стирает какие-то границы.
– Зря ты со мной поехала…
– Почему…
– Потому…
– Ты меня пугаешь…
– Бойся…
Сейчас все наши слова звучат на одной волне – отрывисто и тихо, без особо выразительных интонаций. Кажется, нам обоим с трудом удается говорить. Эмоции сильнее выработанных функций.
И ладно я… А Бойко? Что с ним?
Он заявляет «Бойся…», и я боюсь. Только не его. Чего-то другого… Хотя и его, безусловно, тоже.
Чувствую неожиданно, как губы Кирилла прижимаются к моей скуле, и замираю, парализованная какими-то необъяснимыми ощущениями. Он, очевидно, случайно так утыкается – в темноте ведь не видно. Невольное касание, а у меня внутри, помимо вечно барахлящего сердца, какой-то трепет зарождается. Расправляет крылья, словно живое существо, и крайне медленно размахивает ими, препятствуя нормальному функционированию жизненно важных органов, на работе которых я обычно сфокусирована. Сейчас же мне плевать, что происходит, и какими последствиями это чревато. Если даже от этой жар-птицы внутри все сгорит – пусть. Не могу помешать, а она уже ускоряет движения. Бьет и бьет меня крыльями.
Чудно. Восхитительно. Безумно.
Не понимаю, что происходит, и что именно чувствую. Эмоции разношерстные и диаметрально противоположные. От восторга до ужаса меня таскает. Это же Бойко. Так нельзя. Напоминаю себе это и… Я Кирилла тоже случайно трогаю. Подношу руку к его лицу и аккуратно прикасаюсь одними лишь пальцами. Так осторожничаю, потому как кажется, что он в любую секунду отпрянет или даже, словно дикий зверь, вцепится в мою руку зубами.
Но Бойко не шевелится.
Должно быть, мои действия поражают его не меньше, чем меня. Я провожу подушечками пальцев по колючему подбородку и вздрагиваю. Только после этого осознаю, что дрожу непрерывно, а эта стремительная и горячая волна электричества, на фоне прочего, просто более выразительная. Ее улавливает даже Кирилл и сжимает меня крепче. Сгребает и стискивает. Мне не страшно. Только очень странно, что в ожидании того, как Кир в гневе отшвырнет меня от себя, я спешу дотянуться до его рта. Торопливо веду по приоткрытым губам парня пальцами и с шумным выдохом застываю. Слабо реагирую на слух, но чувствую физически, что Бойко в этот момент так же бурно выдыхает и, наконец, ведет лицом в сторону. Крайне медленно и очень осторожно. Либо что-то случилось с миром и все зависло, либо Кир тоже боится меня спугнуть.
Глупые мысли, только я их сейчас не контролирую.
Когда мне кажется, что Бойко собирается отстраниться, он вдруг трется губами о мои пальцы. Судорожно вздыхает и… прикасается к ним языком. Я издаю непонятный громкий звук – стон или всхлип. Покрываюсь с головы до ног мурашками, содрогаюсь и нервно еложу по матрасу коленям.
Вот-вот упаду… Нет, я уже лечу. Тело выдает странные реакции. Теряется в реальности. Наполняется тяжестью. Вращается в невесомости.
Господи… Что происходит?
Наше дыхание… Мы им друг друга буквально оглушаем. Каждое движение языка Кира по моим пальцам и между ними запускает в мой расстроенный организм разряды тока. Я не знаю, как это остановить. И самое страшное, я не знаю, хочу ли это останавливать. Понимаю, что должна это сделать, однако вместо этого приникаю еще ближе. Утыкаюсь в щеку Бойко носом и с какой-то безумной жадностью втягиваю его запах. Он сильный… Намного сильнее меня. Но когда подаюсь вперед, Кир пошатывается, словно я могу воздействовать на его тело физически.
Раньше думала, что знакома с природой различных приступов. Сейчас же, когда все мое тело ноет, горит и дрожит, не могу сообразить, что за хворь его атакует. Мне жарко и холодно. Хочется сорвать с себя всю одежду – она мешает. И вместе с тем необходимость зарыться под три одеяла тоже накрывает.
Я… Я прикасаюсь к щеке Кирилла ртом. Его дыхание обрывается, и пока я, с трудом циркулируя воздух, скольжу по горячей коже распахнутыми губами, он прекращает все движения. Чувствую, как на его гладкой плоти проступают мурашки, и снова в груди эта диковатая птица распускает крылья.
Вспоминаю тот единственный поцелуй, что у меня был, и сама себе задаю вопрос: собираюсь ли я повторить что-нибудь подобное? Собираюсь? Ответа не нахожу, но целенаправленно движусь к губам Кира.
Внизу живота будто горящий груз сбрасывают. Тянет и жжет там.
Как же это приятно… Волшебно… Невыносимо… Необратимо…
Нервно и спешно перемещаю пальцы на шею Кирилла. Мне просто… Вдруг очень сильно хочется потрогать его всего. Впитать как можно больше. До плеч торопливо, но благополучно добираюсь. Поражаюсь их мощи и твердости. И все же больше всего меня изумляет то, что Кирилл все это время не двигается. Мысленно уговариваю его выдержать так подольше. Кажется, тогда все мои действия останутся случайными и незаметными.
Все, что между нами происходит… Сейчас это все ощущается очень важным. Самым важным. Настолько, что внешний мир исчезает.
Мои губы достигают своей цели. Невесомо сливаются с губами Кирилла. Я ловлю его дыхание и греюсь. Дальше не соображаю, что делать. Он рвано тянет воздух и, распахивая шире свои губы, раздвигает ими мои. Еще не целует. Нет, не целует. Я ведь знаю, как он это делает. Сейчас Кир медлит, будто не решается переступить черту.
Стоп!
Боже!
Я знаю?
Я знаю!
– Это ты… Это был ты…
По его телу прокатывается новая волна дрожи. И… Одному Богу известно, чем бы все это закончилось, если бы не телефонный звонок. Мелодичная трель и яркая подсветка смартфона заставляют нас резво отскочить друг от друга.
– Боже… – я прячу лицо в ладонях. – Боже мой… Боже мой…
Разорванно выдыхаю и натужно вдыхаю.
Вслушиваюсь в тихий скрип кровати и удаляющиеся шаги. Только после этого убираю от лица руки и соскальзываю на пол, чтобы схватить слетевший со столика телефон.
– Да… – голос дрожит. К глазам подступают слезы. – Я слушаю, – добавляю немного тверже после задушенного откашливания.
– Все нормально? – на том конце – обеспокоенный Чарушин.
– Да, конечно!
– Бойка не обижает тебя?
– Нет, Артем… Он… У нас все в порядке.
25
Что за ужас со мной творится?
© Варвара Любомирова
После той ночи наши с Кириллом действия поистине слажены. Делаем вид, что друг для друга не существуем. Не знаю, чем руководствуется он. Я же действительно предпочла, чтобы те тридцать-сорок минут исчезли и затерялись в космическом пространстве.
Какой черт меня подбил? Зачем призналась ему, что мне понравилось? Боже, почему именно ему?! А Кир? Что он делает? В какие игры играет? Почему обманул меня? Зачем вообще поцеловал?
Господи, он, скорее всего, ошибся и перепутал меня со своей девушкой. Понятное дело, что не хотел усложнять наши отношения и делать их неловкими. Но я-то! Возьми и ляпни, что он, мой сводный брат, меня взволновал! До конца жизни не смыть этого позора.
Забыть! Срочно забыть!
Только как, если стоит лишь прикрыть глаза и воспоминания накрывают. Теперь еще и свежие. Зачем я его трогала? И он… Он ведь позволял. И лизал мои пальцы. Почему эмоции не притупляются? Какой стыд! Эти воспоминания до сих пор меня волнуют.
Еще никогда мне не было так стыдно за свои мысли и ощущения.
Почему он? Только не он!
Мне не нравится, что я все больше о нем думаю. Меня это тревожит. Доводит до паники. И что-то болит в груди, когда Кирилла вижу. Может, у меня просто физические проблемы с сердцем?
– Мам, когда Роман Константинович говорил приехать на обследования? – спрашиваю после очередной беспокойной ночи.
Чувствую себя такой вялой и слабой, даже аппетита нет, хотя стол заставлен моей любимой едой.
– А что такое? – вскидывает взволнованный взгляд мама. – Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет, – спешно отзываюсь я. – Просто забыла отметить в планере.
– Роман Константинович говорил в середине декабря появиться. Но если тебя что-то беспокоит…
– Нет! Я же сказала, мам. Почему ты всегда обостряешь? – говорю более эмоционально, чем должна.
Мама это тоже подмечает. С некоторым удивлением смотрит на меня, но молчит. Благо, пару секунд спустя на кухне появляется Ренат Ильдарович, и разговор уходит в другое русло.
Я сижу как на иголках. Поглядываю в дверной проем в надежде, что появится Кирилл. Стыдно даже себе признаваться, но в предвкушении того, что увижу его, в груди оживает та самая жар-птица и щекочет меня своими крыльями.
Ох, Боже мой, лучше бы это были проблемы с сердцем…
– Мне сегодня пораньше нужно, – сбегаю я, в конце концов.
Сама от себя, кажется… Ведь Бойко плевать на мое присутствие.
Еще и на улице, как назло, дождь льет. Зонт слабо защищает. Ботинки, конечно, остаются сухими – к их выбору я отношусь ответственно. Болеть мне нельзя. Но колготки против секущих струй дождя защитить не удается. Ноги под мокрым нейлоном моментально промерзают и становятся ледяными. Торопливым шагом вхожу в корпус и спускаюсь на нулевой этаж, где у нас расположена гардеробная. Планирую отдать куртку и просушить колготки феном в одной из женских раздевалок.
Только добраться до окошка приема верхней одежды не успеваю. Едва схожу с лестничной клетки в коридор, навстречу мне, словно в фильме «Убить Билла», выступает «отряд смертоносных гадюк». Клянусь, пока они движутся ко мне, в ушах звучит тот самый саундтрек, когда они идут убивать. Понять не могу, что я сделала девушке Кира и ее подругам, но их намерения настолько очевидны, что я невольно пячусь. Потом торможу себя и замираю.
– Стой на месте, – командует Марина, хотя я и так уже стою. Подойдя, чуть ли не носом в меня утыкается. Манеры Бойко, что ли, перенимает? Ее подруженции обступают со всех сторон, и так как все они выше меня ростом, кажется, что весь кислород вытесняют. – Ах ты мелкая шалашовка! – кричит Довлатова.
И меня тотчас бросает в жар.
Путаюсь в своих эмоциях. То ли согласиться с ней, то ли оскорбиться… Ведь я почти поцеловала ее парня! Своего брата! Сводного… Но сейчас неважно. Мне, безусловно, стыдно.
Кажется, что она вывалила прилюдно мысли и воспоминания, которые я упорно пыталась подавить. Кажется, что все вокруг теперь точно знают, что я думаю и чувствую. Кажется, что я сейчас от ужаса умру на месте, и им не придется меня убивать.
– Они что, тебя толпой таскают, а? Отвечай! Ты была с Киром в той квартире? Была?! Бойко туда только трахаться ездит! Ты только с ним была? Или со всей пятеркой?! Грязная шлюха!
Марина вопит так громко, что уши закладывает. И непрерывно толкает меня. Когда я подаюсь назад, то получаю тычки от ее подруг. Но сильнее всего прочего меня оглушает стук собственного сердца.
– Девочки, девочки… Немедленно прекратите! – голос одной из сотрудниц академии прорывается в шум моего сознания, будто сквозь вату.
Догадываюсь, что это та милая бабуля из гардеробной. Еще слишком рано, чтобы здесь появился кто-нибудь еще.
– Что ты молчишь, дрянь?!
– Оставьте меня в покое, – выйдя из ступора, нахожу силы, чтобы защищаться. – Ни с кем я не была! И Бойко твой мне не нужен!
– Не была? Будешь врать, что не ночевала с ним на Садовой?
Нет, врать я не умею. Потому замолкаю. Почти не сопротивляюсь, когда эти идиотки подхватывают меня под руки и тащат в сторону выхода на задний двор. Едва успеваю перебирать ногами по ступеням, но упасть мне не дают. Со всех сторон держат. А потом… Как только мы оказываемся на улице под дождем, щеку продирает боль. Из-за водной стены, которая застилает глаза, я даже не сразу соображаю, что это Марина оцарапала меня ногтями. Вторую пощечину вижу отчетливо. И ощущаю, конечно. Но быстро забываю о боли. Шок сменяется злостью. Сама собой не владею, расталкивая растерявшихся девушек, налетаю на Довлатову и сваливаю ее на землю.
Ни разу в жизни мне не доводилось с кем-то драться. Наверное, эмоции, а их во мне очень много, придают сил и выжимают из моего тела максимум. Пока не очнулись мерзкие подружки Марины, седлаю ее и трамбую головой в размокшую землю. Страшно признать, но я, очевидно, тоже агрессор. Как же я негодую, когда чьи-то руки подхватывают меня и отрывают от долбанутой суки.
– Пустите! Пустите!
Я хочу выдрать ей волосы. Я хочу исцарапать ей лицо. Я хочу, чтобы все, что она сказала, исчезло из моей головы.
К сожалению, этих гадюк слишком много. Конечно же, у меня нет шансов. Я ведь не супергерой. Одной с четырьмя не справиться. Когда они бросают меня в грязь, почти сразу же ощущаю вкус земли. Она попадает не только в мой рот, даже в нос забивается. Дыхание перекрывает, и я инстинктивно начинаю паниковать.
– Так тебе, мерзкая шлюха! Будешь знать, как трахаться с чужими парнями!
– Отрежем ей патлы! Держите, чтобы не дергалась, а то я не против и шею ей перерезать!
Отчаянно сопротивляясь, пытаюсь сбросить их руки. Ничего не получается. Кислорода становится все меньше. Вместо него каждый вдох забивает дыхательные пути грязью. Хочу закричать, но не могу. Из-за этого паникую еще сильнее.
Соберись! Нельзя впадать в истерику. Дыши медленнее.
Чем дышать? Чем дышать?
Я много раз оказывала помощь другим в различных критических ситуациях. С собой же совладать с трудом получается, хоть я и владею здравым умом и необходимыми знаниями. Я на грани. Готова расплакаться.
– Довлатова! Совсем двинулась, дура?! – голос Чарушина слышу, когда уже пропадает давление, тычки и дерганья.
– Я не могу дышать… – слабым и прерывистым шепотом сообщаю тому, кто поднимает меня на руки.
И это последнее, что я помню.
***
В себя прихожу в незнакомом мне месте. Приподнимаясь, отрешенно оглядываюсь. Понимаю, что это чья-то комната. Возможно, общежитие. Да, скорее всего. Догадываюсь, что Чарушин принес меня сюда, потому как это здание ближе остальных к корпусу, в котором мы сегодня находились.
– Привет, – к кровати подбегает Лена. – Проснулась?
– Мне нужно в ванную, – слова с трудом даются.
Горло, да и все слизистые, огнем жжет.
– Конечно… – подруга помогает мне сесть, хотя я заверяю ее, что способна сделать это сама. – Тебе в туалет нужно? Или купаться хочешь?
– И то, и то.
– Окей… Сейчас найду полотенце и халат. Только… Может, с тобой пойти?
Делаю над собой усилие, чтобы не отказываться.
– Можно.
Уже поднявшись, вижу свои грязные волосы и с облегчением понимаю, что они целы. Обыкновенное тщеславие – тяжкий грех. Ведь красота не самое главное. Однако мне восемнадцать лет, и я, уж простите, беспокоюсь не только о своем здоровье, но и о внешности.
В душевой с помощью Лены забираюсь в одну из кабин. Там раздеваюсь. Шрамы на груди – не то, чем я могу поделиться, хоть девушка мне и нравится.
К счастью, справляюсь достаточно быстро. Наспех вытершись полотенцем, кутаюсь в халат. Выбираюсь и иду к зеркалам. На щеке виднеется небольшая припухлость и три царапины. На нижней губе трещинка. В остальном же все нормально.
– Пойдем, – зовет меня Лена. – Попьем чаю, и полежишь еще.
Так мы и делаем.
– Сейчас Катя прискачет, – говорит девушка, когда я снова забираюсь на кровать и укрываюсь одеялом. – А я уже пойду, чтобы успеть на лекцию, ок?
– Конечно. Иди. Я еще полчасика побуду у вас и…
– Ты никуда не спеши. Отдыхай. Бойка сказал, что сам тебя заберет.
– Бойко?
При упоминании о нем мне хочется подскочить и не просто уйти. Убежать.
– Ну да.
– А он при чем?
– Как при чем? – растерянно замирает Лена у двери. – Он ведь тебя сюда принес. Ты не помнишь?
– Не то чтобы не помню… Я не успела разглядеть, кто там был… – проговариваю больше для себя.
– Он. Ну и остальные вроде как тоже… В общем, ты лежи, а я побегу.
Дверь хлопает, в комнате становится тихо, и как будто время застывает. Я пошевелиться не могу, словно в каком-то оцепенении нахожусь.
Зачем? Зачем он мне помогает? После всего…
Развить мысль не успеваю. Дверь снова открывается. Я пытаюсь овладеть эмоциями, чтобы предстать перед Катей в адекватном виде. Но вместо нее на пороге возникает сам виновник моего смятения. Моих терзаний. Моего стыда. Моего позора.
Кирилл Бойко…
Едва его вижу, эта проклятая птица распускает не только крылья, но и свой пушистый горящий хвост. Такая мука, дышать не могу. Но и отвернуться не способна. Так больно внутри, и вместе с тем я испытываю дичайшую эйфорию.
Господи… Что за ужас со мной творится?
26
У меня на нее точно какая-то аллергия…
© Кирилл Бойко
Вижу ее, и нутро на куски рвет. Столбенею, в очередной раз полагая, что неподвижность, сука, поможет всю эту муть остановить. Ни хрена не работает. Пока внешняя оболочка стынет, словно раскаленная сталь, внутри все скручивает и пульсирует так, что охота сложиться пополам.
– Значит, ты для этого меня туда повез? – отмирает Любомирова. Дрожащая, бледная и хрупкая, сейчас почти прозрачная. Какое-то незнакомое чувство подпирает горячим комом горло и не позволяет дышать, пока я, едва выдерживая ее взгляд, упорно клею равнодушную рожу. – Ты сделал это, чтобы все подумали, что я с тобой… – срывающимся шепотом по оголенным нервам мне проходится. И я, закусывая внутреннюю часть нижней губы, на мгновение прикрываю глаза. – Каждый раз, когда я думаю, что хуже уже быть не может… – повышает голос, чтобы оставить внутри меня шрамы. Открывая глаза, понимаю, что они воспаляются и жгут, но я заставляю себя смотреть ей прямо в лицо. – Что самое тяжелое пройдено… Что еще больнее ты не можешь сделать… Ты появляешься и оставляешь на моем сердце новую рану… Каждый раз глубже… Как тебе это удается? Каким дьяволом ты послан на эту землю?
– Сам бы хотел узнать, – выдаю безо всяких эмоций.
Они все внутри, уже ломают мне кости.
– И это все? Весь ответ?
Мало мне собственной бойни, еще и Варя взглядом дробит.
– А чего ты, мать твою, хочешь? – невольно повышаю голос.
– Чего я хочу??? Ты такой же ненормальный, как и твоя долбанутая Довлатова! Ненавижу тебя! – рубит по старым швам.
– Какая она моя, если из-за тебя я такой? – рявкаю, выдыхая часть боли, которую больше не способен терпеть.
– Из-за меня?
Резво подскакивает с кровати. Несется на меня, как торнадо. Отворачиваюсь до того, как слишком близко подберется. Я ведь знаю, чем это чревато. Пытаюсь избежать конкретного месива. Только Варя не унимается. Сжимая ладонью мое предплечье, пытается развернуть. У меня, мать вашу, сходу тактильный шок – ее прикосновения оставляют ожоги. Машинально напрягая мышцы, остаюсь неподвижным. Тогда Любомирова сама шагает вперед. Совершаю разворот в другую сторону, но она, словно назойливая липучка, вертится следом за мной.
Шумно выдыхая, в какой-то момент поддаюсь поджегшему нутро импульсу и позволяю ей приклеиться к своей груди. Именно так. А еще говорит, что я ненормальный. Сама сумасшедшая, что делает? Обхватывая мое лицо, влетает взглядом в душу. А там ведь уже битое стекло… Едва запах ее вдыхаю, и разрывает.
– Из-за меня? – срывается с ее припухших вишневых губ. – Знаешь что… – я сам пошатываюсь и натужно дышу, пока она передо мной от какой-то внутренней дрожи качается. – Обвинять меня во всем – это слишком, даже для тебя.
– Может, и слишком… – хриплю, будто какой-то тифозный. – Да по-любому слишком… Только… Может, я впервые правду тебе сказал, м? – так тихо я еще ни с кем не говорил.
Не имею привычки шептать и интонации такие использовать. Все это дико странно, но остановить невозможно.
– Никакая это не правда! – задыхается передо мной Любомирова.
Руки сами к ней тянутся. Одна на спину ложится, другая под волосы на затылок забирается.
Сука…
У меня на нее точно какая-то аллергия. Все воспаляется, отекает, жжет, пульсирует и горит.
Прикрываю веки, чтобы губ ее не видеть, и с тяжелым выдохом опускаю голову ей на макушку. Держу осторожно, но не даю вырваться. Стискивая зубы, с силой зажмуриваюсь.
Ее запах – чистый яд. Но я дышу им на полную катушку.
– Что бы ты обо мне ни думала, ничего подобного я не планировал, – тем же шепотом выдыхаю ей в волосы.
Больше сказать не получается. Не могу же я признать, что без какого-либо плана ее тогда забирал с собой. Да я перед самим собой не способен признать, что защищаю ее, и что хочу быть рядом. Допускаю эту мысль сейчас только для того, чтобы выдохнуть часть напряжения. Вместо этого шарахает меня эта информация по голове, как какой-то смертельный диагноз.
Что дальше?
Что, мать вашу, дальше?
Когда увидел Варю всю в земле, внутри что-то сломалось и рухнуло гремящими обломками вниз. Я даже не сразу отделил желание уничтожить Довлатову. Первой реакцией стал порыв растолкать ебанутых идиоток и сгрести сломанного Центуриона руками. Прижать к груди и исцелить. Она сразу же отключилась, потому и не видела, как меня размазало. Я же свою шкуру готов был содрать, укутать Любомирову в нее и застегнуть.
Только после того, как отнес Варю в общагу, бросился искать Довлатову. Поймал по дороге на парковку. Смекнула, очевидно, что смертельный приговор себе подписала, и бросилась бежать. Если бы не Чара, ей-Богу, растер бы гребаную суку по мокрому асфальту.
– Киря… Ой… Я же… Она… Мы же против нее…
– Мы? – яростно выдыхаю я. – Разве я тебе не говорил, что мы не вместе? Не предупреждал, чтобы ты не лезла?
– Предупреждал… Просто…
Инстинктивно шагаю к ней, Чара ловит и тем самым возвращает ясность в сознание. Смотрю на него, чтобы дать понять, что помню – никого убивать нельзя. Заодно какой-то баланс ловлю, прежде чем вернуть взгляд на ту, чей вид сейчас вызывает все те эмоции, которые я пытаюсь демонстрировать рядом с Любомировой.
– Еще раз сунешься к ней, я тебе руки в другую сторону выверну. И своим ебанутым подружкам это передай. Всем, кого встретишь сегодня и завтра. Вещай, как радио, блядь, – выдыхаю со всей злостью, что таится внутри. Игнорирую изумление и страх в глазах Маринки. Похрен, что она думает, лишь бы доперла, что Любомирова неприкосновенна. – Теперь тебе, мать твою, понятно?
– Понятно…
– Тогда уноси ноги, пока я не передумал.
Дверь в комнату открывается, и я позволяю Варе себя оттолкнуть. Мне тоже сразу легче, и вместе с тем внутри новая резня разворачивается.
– Все нормально? – вклинивается между нами одна из ее подруг, имена которых я не запомнил.
– Да, нормально, – отзывается Любомирова, не отрывая от меня взгляда. – Кирилл уже уходит.
– Уходим, – поправляю ее. – Домой поехали.
– Нет, с тобой не поеду. Артему позвоню.
Артему… Раньше спокойно делили девчонок. Ту же Довлатову. Было похрен, когда он ее трахал. Сейчас же… Стоит представить Чару рядом с Варей, покромсанное нутро какой-то крючок подцепляет и тащит все это кровавое месиво наружу.
Но уговаривать я ее не буду.
Давлю все кровавые сгустки гордостью. Окидываю Любомирову свирепым взглядом и молча выхожу из комнаты, шарахнув напоследок дверью.
Чувствую себя как неуправляемый двенадцатилетний пацан, которому хочется разрушить все на своем пути. Не знаю, куда выдохнуть все эти эмоции. Не понимаю, за что зацепиться, чтобы не вылететь дальше своей орбиты.
Я просто хочу, чтобы все это ушло так же резко, как и пришло. Если бы это помогло, я бы мог пообещать никогда ее не трогать. Но осознаю ведь, что ничего не изменится. Все те короткие периоды, что мне удается игнорировать Любомирову, не приносят результата. Стоит ей только войти в поле моего восприятия, и все летит в ебучие чигиря.
Какие-то странные эмоции бьют меня изнутри, подрывая башню. Я будто кайф ловлю, но эйфория эта гораздо-гораздо мощнее, чем та, которую можно считать проходящей. Сходу по всем пунктам передоз рубит.
«Она с Чарой…» – напоминаю себе.
В который раз пытаюсь примириться.
Ни хрена не получается.
