Текст книги "Хочу тебя испортить (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
32
Карантин снят. Опасно, но можно. Убьет, но хочу.
© Кирилл Бойко
Только в голове проясняется, снова ярость накатывает. Злюсь на Любомирову еще сильнее. За то, что даже сейчас, когда я знаю о чертовом сговоре с Чарой, она меня лишает воли.
Сердце встает на место, но и со своего естественного положения бомбит все тело, гоняя по натянутым венам ток.
Прокручиваю все, что сделал, и, за каким-то хером, жалею о своей грубости и животных повадках. Долбанутая одержимость! Жалею и еще больше зверею.
Так и надо с ней! Не собираюсь нежничать. Не для того сюда вез. Если отбросить мелкие огрехи, все правильно сделал. И дальше пойду.
Запрета больше нет. Хочу ее использовать. Испортить хочу.
Хочу и сделаю. Возьму Любомирову.
Первый.
– Иди в комнату. Я сейчас, – бросаю ей и запираюсь в ванной.
Привожу себя в порядок. Повторяю те же манипуляции с ледяной водой, что и дома. Затылок и шею обильно мочу.
Резкими вспышками, помимо своего на то желания, воспроизвожу все, что только что произошло. Все еще ощущая ее вкус, ее прикосновения, свои эмоции – пробивает внахлест свежими.
Кожа покрывается мурашками, забитые напряжением мышцы бесконтрольно сокращаются. Дрожу? Да ну нахуй! Шумно и часто дышу, пока ловлю в фокус собственное отражение. Воспаленные глаза слезятся. Кажется, будто на каких-то препаратах торчу. Но нет. Это просто она. Чертова сводная сестра. Всю кровь свернула. Мелкая выскочка. Выше меня прыгнуть захотела. И прыгнула… Поймаю и сброшу обратно. Проучу.
Чтобы на всю жизнь меня запомнила. Чтобы больше не смела морочить мне голову. Чтобы ненавидела меня по-настоящему.
Как я ее… Ненавижу.
Еще два вдоха, пойду и свалю ее.
Вдох. Выдох.
Вдох. Выдох.
Сцепляю зубы. Зажмуриваюсь. Резко бросаюсь к двери. Широким шагом пересекаю пространство. Нахожу Любомирову в спальне у окна. Загоняю, как добычу.
На хрен эти раздолбанные чувства. На хрен эмоции. На хрен все.
– Раздевайся, – грубо командую и резкими движениями сдергиваю собственную одежду.
– Но… Что ты делаешь? Зачем? Что с тобой? – задушенно тарахтит Варя.
Забываю, что она не дура какая-то. Так просто завалить не получится. Придется стараться, когда у меня и без того от непонятных чувств к ней жилы рвет.
Сука, тормози…
Только сердце все равно херачит на максималках и выбрасывает в кровь кипу неопознанных эмоций.
Распустив ремень, оставляю штаны застегнутыми. Временно.
– Иди сюда, – хватаю Любомирову за руку. Сажусь на кровать и притягиваю ее к себе на колени. – Поцелуй меня.
– Кир… – выдыхает и замолкает, глядя мне в глаза, а я не хочу, чтобы сейчас смотрела. Ненавижу то, как она своей уникальной нежностью, своей захватывающей невинностью, своей одуряющей стыдливостью и какими-то неприкрытыми страхами подрывает мое больное нутро. Скручивает и взрывает. Капитально сбивает с настроя. – А что… Мы… Как… – запинается и меня этим размазывает.
Теряя контроль, веду ладонью по ее шее к лицу. Это, блядь, совершенно необязательно. Я, блядь, просто пытаюсь ее успокоить. Можно ли это считать достаточным оправданием моей глупости?
– Что тебя беспокоит? – тихо спрашиваю, не узнавая ни одну, мать вашу, интонацию в своем голосе.
Нет, наверное, так надо.
Я просто… Иду до конца.
– Что теперь будет? – шепчет Варя. Кажется, что действительно напугана. Хотя я уже ни в чем ей не верю. Проклятая притворщица и наглая позерка. Бесит меня настолько, что душу вырывает. – Мы же семья, Кир… Что скажем родителям?
– Да какая семья?! Успокойся ты уже с этой чухней, – сердито выдыхаю я. Последнее, что меня волнует – это отец. О мачехе и вовсе не думаю. Проблема, вашу мать! Когда у меня внутри настоящий апокалипсис. – Я тебе не брат, ты мне не сестра. Уясни это, наконец, Варя.
Конец как-то смазываю. Всегда так с ее именем, потому и не люблю его произносить. Звучу, как сопля.
– Да, но… Все равно… Как им сказать?
– Давай потом, – закрываю неудобную тему.
Так Любомирова другим вопросом дыру в груди продирает.
– Кир, я… Я тебе нравлюсь?
Пытаюсь держаться, но то, как она в этот момент смотрит на меня, воспаляет внутри ту самую лишнюю деталь организма, с которой я никак не научусь существовать.
– Больше, – выдыхаю и сам себе не верю.
Эта информация бьет не только по мозгам… Выжигает душу.
Что за хуйня, блядь?
– Ты мне тоже… – на ее улыбку реагировать уже просто не способен. Из-за внутренних сбоев перед глазами все плывет. – Больше, – последнее Варя шепчет уже мне в губы.
Едва соприкасаемся, снова пожар внутри. Адское пожарище. Все охватывает. Без дрожи не могу это выносить. Стону, с мукой выдавая удовольствие, когда ощущаю ее вкус.
Стольких перецеловал с того момента, как понял, что обмен слюнями – самый действенный способ получить доступ к телу. Стольких, что уже всех и не вспомню… Но то, что происходит, когда мой язык оказывается во рту Любомировой, иначе как неким космическим сбоем не обзовешь. У меня отказывают все рычаги давления. Все функции контроля слетают.
Еще немного потерпеть… Нет… Нет. Нет!
Мозг от остального тела отключается. Теряю нить. Похрен. Прижимаю Варю изо всех сил, будто никогда в жизни уже отпускать не придется.
Волной дрожи накрывает, когда она кладет ладонь мне на грудь и осторожно скользит по моей пылающей коже. Как не придавать значения всем этим ощущениям? Как забыть то, что пару минут назад Любомирова трогала мой член? Как не хотеть этого снова и снова?
Что, блядь, происходит?
Не желаю думать. Желаю делать.
Карантин снят. Опасно, но можно. Убьет, но хочу.
До конца. До финиша.
Не остановлюсь.
Опрокидывая Варю на спину, прижимаю всем телом к кровати. Она приглушенно вскрикивает и беспорядочно елозит подо мной, запуская во мне череду оглушающих фейерверков. Ее стремная юбка задирается и сминается между нами.
Охуенно. Близко.
Толкаюсь ей между ног, пока за закрытыми веками не сыплет искрами.
Варя издает еще один задушенный полустон-полувскрик, и я вдруг представляю, как залипну, когда она будет кончать. А она будет. Я должен это увидеть. Первый.
Предусмотрительно перехватываю тонкие запястья, завожу их Любомировой за голову и беспрепятственно скольжу свободной рукой ей между ног. Она в ту же секунду так отчаянно дергается, что, невзирая на разницу в габаритах, едва ли не подбрасывает меня в воздух. Напрягаюсь и вжимаю ее в матрас до скрипов пружин.
Надсадно дышим. Целуемся.
Ты ж моя девочка… Умеешь же. Сердце вылетает.
Даже когда вгрызается мне в губу зубами, кайфую. И охреневаю, когда добираюсь до промежности. Отрываюсь, потому что меня настолько кроет, когда трогаю ее там, что в глазах темнеет.
Она мокрая… Мокрая… Настолько мокрая, что это чувствуется через трусы и колготки.
Не ожидал, что уже… Все…
Подрывая веки, сталкиваюсь с Варей взглядом. Она не просто в шоке от происходящего. Она буквально в ужасе. Да, блядь, понимаю, что у нее все впервые, а я действую, как сволочь, на редкость нахально. Но, мать вашу… Я уже не могу замедлиться. Именно эти ее реакции меня и вставляют.
– Ш-ш-ш, Центурион… Все нормально… – пытаюсь ее успокоить. – Я тебя…
Сам не догоняю, что хочу сказать. Не обижу? Так ведь обижу.
Знаю это, и за грудиной так противно скребет, аж дыхание перехватывает.
– Я хочу тебя, – выдыхаю с каким-то надрывом. Она сводит меня с ума. Об этом я, не подумав, ей и сообщаю. – У меня крышу рвет, когда я о тебе думаю… А думаю я о тебе все время… Все, блядь, время… Вижу тебя… – с трудом сглатываю, словно в горле кость застряла. Она же… Смотрит, будто все еще не понимает. Еще раз сглатываю и давлю из себя то, что не могу удержать. – Вижу тебя – сгораю. Не вижу – подыхаю.
Не отрывая взгляда от ее глаз, вжимаю влажную ткань и растираю ее чувствительную плоть.
– Ах… Перестань… Перестань, не надо… – задыхается.
А я ловлю ее губы. Всасываю, на всяк лад облизываю – просто крайне голоден. Невозможно насытиться.
Возобновляю зрительный контакт.
– А ты хочешь меня? – спрашиваю. И сам отвечаю: – Хочешь.
Чувствую ведь. Но Варя стыдится и отрицает.
– Нет…
– Да, Центурион… Да…
Она дрожит. Ее дыхание критически учащается. Глаза заполняются слезами, природу которых я понять не могу. Но зачем-то очень хочу разгадать. Все, что она ощущает.
Наверное, ее, так же, как и меня, шокируют эмоции. Возможно, ее еще сильнее. Она ведь не знает ничего такого. Она чувствует все впервые.
– Первый, – шепчу ей. – Я – твой первый. Во всем. Хочу.
– Кир…
– Хочу.
Закатывая глаза, Любомирова некоторое время смотрит в потолок. Быстро моргает, когда в глазах собираются слезы.
Такая красивая. Такая уязвимая. Такая чистая.
Моя.
– Варя… – легонько кусаю за подбородок.
Вдыхаю ее запах. Лижу кожу. Оставляя ряд быстрых жадных поцелуев, добираюсь до губ. Она отвечает на мой поцелуй. Расслабляется и как будто обмякает. Почти не протестует, когда стягиваю с нее колготки с трусами.
Чувствую запах ее возбуждения. Трогаю без преград.
Пробки выскакивают, и нутро поглощает мерцающая темнота. Трещит она во мне. Затягивает с головой. Прикрывая веки, из последних сил пытаюсь тормознуть бешеное сердцебиение и выровнять дыхание. Ничего уже не работает.
Изворачиваясь, выскакиваю из штанов. Воздух вместе с нами бомбит, взрывают его звуки натужного дыхания и лихорадочной возни.
– Сейчас… Сейчас… – не знаю, кому это говорю. Себе или Любомировой? – Дышишь? Дыши.
Хочу чувствовать ее всем телом. Только Варя не дается. Неожиданно выказывает сопротивление, когда рву полы ее рубашки. Рву с треском, а она впивается ногтями мне в пальцы. Истерит, едва не плачет.
– Кир… Оставь, оставь… Не трогай блузку, пожалуйста…
И меня самого вдруг накрывает паника. Понимаю, что не могу ее обидеть. Никак. Не способен причинить ей боль.
Стирая Варины и свои муки, молча припадаю к ее губам. О, Боже… Мать твою… Ее рот – неиссякаемый источник удовольствия. Штырит так, что умереть не жалко.
Трогаю там, где позволяет. Бархатную кожу бедер. Между ними. Дальше. Растираю по припухшим складкам вязкую влагу ее удовольствия. Свой каменный член в ней вымазываю. Тело прошивает судорогами, едва прижимаюсь. Разбивает на куски.
– Варя…
Что с ней не так, что меня так прет? Что, блядь, не так?
Что со мной?
Целку ей сбить не способен… Смешно, сука. Так смешно, аж больно. Еложу между влажных складок членом, как какой-то пиздюк, которому в принципе хрен кто дает. Но, блядь, не могу я тупо поиметь Любомирову, как бы физически того ни хотел. Как бы, мать ее, ни злился. Если она станет плакать… Чувствую, что сметет меня.
Стоило принять что-то… Нет, не стоило.
Сука, у нее там все идеально. Еще пара минут таких фрикций, и меня долбанет инфаркт. Отрываюсь от губ, когда дыхание переходит в громкие надсадные глотки на вдохе и отрывистые хрипы на выдохе. Смотрю в лицо, сходя с ума от того, как ее саму колотит. Глаза закрыты, ресницы трепещут, губы дрожат и выдают массу охуенно-возбуждающих звуков.
Чертова, чертова сводная сестра… Дьявол ее создал такой красивой?
Между подглядыванием и натужной вентиляцией легких срываюсь и бездумно покрываю ее щеки, подбородок, шею рваными сосущими поцелуями. Все, к чему имею доступ, облизываю. И при этом не прекращаю скользить по ее плоти членом.
Давно готов финишировать, но, словно одержимый, надеюсь и жду, что она достигнет своего пика. Кажется, мне это необходимо больше, чем своя вершина. Без нее не хочу падать.
Веки все чаще закрываются, но я упорно ловлю Варю в фокус. Замираю, когда она напрягается и цепенеет на глубоком вдохе. Ее тело пробивает волна крупной дрожи – кончает.
– Блядь… – сипло выдыхаю я, понимая, что меня тотчас следом кроет.
Не двигаюсь, сколько могу, пока Любомирову трясет. Жру ее визуально. Знаю, что позже этот вид меня ночами жрать будет. Знаю… Смещаясь, скольжу членом ниже, между ее складок. К горячей пульсирующей плоти прижимаюсь, и меня накрывает бураном удовольствия. С ног до головы огненными стрелами летит это наслаждение. Разрывает мое тело.
Стону, как раненое животное. Да я и есть животное. Варя была права. Рухнув на нее, даже не думаю о том, что размазываю между нами свою же сперму. Как-то похер сейчас на свою природную брезгливость. Просто дышу на нее. И ею.
А когда удается восстановить физические силы, подгребаю Любомирову и вместе с собой тяну выше по кровати. Кажется, со спермой все мозги выплеснул. Как иначе это охарактеризовать? Отчаянный дебил. Обнимаю ее. С каким-то сдавленным стоном припечатываю к груди, как подорожник. И догоняю ведь, что край уже… Но даю себе время до утра.
33
Я люблю его… Люблю…
© Варвара Любомирова
Дома нас ждет полная неожиданность. Мама встречает в холле с чемоданами и говорит, что мы… я и она, уезжаем. Понять ничего не могу. Растерянно смотрю на Кира. Он все утро каким-то угрюмым и молчаливым казался. Однако сейчас все это смазывается. Кирилл в замешательстве. Он в таком же шоке, как и я.
У мамы глаза красные, будто она всю ночь проплакала. Даже не обращает внимания на мой странный наряд. Я в штанах и толстовке Бойко, так как мою одежду утром не удалось привести в порядок. Спортивный костюм, конечно же, большущий для меня. Хоть и затянут максимально шнурок на поясе и подвернуты рукава, мешком висит. В любой-другой день мама бы обязательно стала допытываться, почему я в чужой одежде. Сейчас же стоит и взгляд отводит.
Ренат Ильдарович на нее смотрит, а она будто от него в сторону. Замечаю у мамы на щеке подозрительный розовый след и вздрагиваю.
Неужели он ее ударил? Если так… Я просто не могу сообразить, как реагировать.
– Мне надо собрать вещи… – шепчу беспомощно.
– Я уже все собрала, – останавливает меня мама дрожащим голосом. – Такси подъедет через пять минут.
Сглатываю и с силой сжимаю руки в кулаки. Не скрывая неприязни, направляю взгляд на отчима. Очень хочется в лоб спросить, что он ей сделал? Но я никак не могу понять, должна ли сейчас вмешиваться.
Немного отвлекает шумный и отрывистый выдох Кира. Когда я переключаю на него внимание, вижу, что он, не моргая, смотрит на меня.
Напуган ли он так же, как я? У меня разрывается сердце от первой истеричной мысли, что я его больше не увижу.
«Конечно же, увижу…» – убеждаю себя.
Мы ведь в одной академии учимся. И хоть он ничего толком мне не успел сказать, ничего не обещал… Завтра мы встретимся и обо всем поговорим.
Такси заезжает во двор. Сигналит, оповещая о своем прибытии. Очевидно, пять минут прошло. А кажется, что пять секунд. Никто из нас ничего больше не говорит. Мама подхватывает чемоданы и бодрым шагом направляется на улицу. Я себя тоже заставляю. Кир следует за мной, и я, не в силах себя перебороть, несколько раз на него оглядываюсь.
В груди все огнем горит.
Если бы Бойко что-то сказал… Хоть что-нибудь… Однако он молчит. Чересчур пристально смотрит на меня и молчит. Хорошо, что мама с отчимом фокусируются друг на друге и не замечают ничего странного между нами.
Горло подпирает горечь. С трудом сглатываю и отворачиваюсь, скрывая проступившие к глазам слезы. Быстро забираюсь в салон. И там, когда такси срывается с места, никак не могу избавиться от мысли, что это конец.
В дороге молчу, чтобы не разрыдаться. Мама тоже сохраняет тишину, хотя водитель несколько раз к ней обращается, пытаясь завязать разговор.
Мы приезжаем к той самой многоэтажке, в которой живет Курочкин. Только сейчас узнаю, что в этом же доме находится мамина квартира. На самом деле чудо, что ее еще не отдали кому-то из преподавателей.
Поднимаемся на этаж выше от Виктора Степановича. Так же молча входим в квартиру. Мама сразу же начинает суетиться, вытирать пыль, раскладывает какие-то вещи… Я же не могу себя заставить заняться тем же.
– Мам, а что случилось? Ты мне расскажешь? – решаюсь спросить. – Почему мы уехали?
Она застывает, уставившись невидящим взглядом на пустые полки шкафа.
– Так надо.
– В смысле, так надо? – немного нервно выдыхаю я. – Ренат Ильдарович тебя обидел? Вы разводитесь?
– Варвара, – строго одергивает меня мама. Смотрит, выдавая куда больше чувств. Ей больно. Это я сейчас понимаю. И чувствую. – Просто… Я пока не решила… Скорее всего, да. Разводимся.
– Но как же? – восклицаю расстроено. – Вы ведь только три месяца как поженились? Кто так делает?
– Наверное… – произносит мама с дрожью в голосе. – Наверное, я поторопилась.
Понимаю, что ей плохо. Но… Меня душат собственные чувства. И мне дико хочется раскричаться, наброситься на нее с упреками. Припомнить все. И то, что столько лет оставляла меня у бабушки с дедушкой. И то, что сейчас потащила в этот проклятый город, эту академию… И то, что ввела в эту семью… И то, что заставила все это пережить.
И что теперь? Как теперь?
Как?
Все зря, получается?
Чудом проглотив все эмоции, закрываюсь в своей новой комнате. Никаких вещей разбирать не собираюсь. Мне плохо, выть охота. Сворачиваюсь на кровати, прикрываю глаза, вдыхаю запах Кира, который сохранили моя кожа и его одежда.
У меня разрывается сердце. Разрывается и кровоточит.
Вспоминаю то, что было ночью. Стыд, волнение, щемящая тоска и какая-то необъяснимая печаль поглощают меня. Бередят душу. Трясут ее, как перину, выбивая тонну эмоций, с которыми я не могу справиться. Я просто очень хочу, чтобы Кир был рядом. И не знаю, что с этим делать теперь?
– Кир, я… Я тебе нравлюсь?
– Больше.
– Ты мне тоже… Больше.
Настолько, что… Я ведь… Я люблю его? Господи, конечно же, люблю. Люблю! Жар-птица взмывает крыльями в груди и доводит меня до исступления. Я начинаю плакать.
Он ведь придет? Он ведь тоже… Больше?
Если он меня не любит, я умру. Тону в этих мыслях. И в своих чувствах. Их оказывается так много, что все перекрывает. Никогда не думала, что так бывает. Когда ничего больше не нужно.
Высвобождение большого количества разнозаряженных эмоций заставляет меня буквально рыдать.
Я люблю его… Люблю…
Наверное, я бы могла сама ему об этом написать. Но я просто не могу прийти в себя и справиться с собственным осознанием. Слишком яркими, чересчур агрессивными, до одури пугающими оказываются эти чувства.
Телефон пиликает, и я подскакиваю. Оголтелая надежда толкает сердце в горло. И тут же оно проваливается обратно. Ниже уровня жизни.
Катёна Прищепа: Хэй, милаш. Ты где пропала? Сутки от тебя ни слуху ни духу нет)) Скучаем с Ленкой)) Позвони!!!
Варвара Любомирова: Привет, Кать)) Я сейчас не могу. Мы неожиданно переехали. Потом объясню. Обнимаю)
Отправляю и застываю. Слепо пялюсь на иконку Мессенджера, пока экран смартфона не гаснет.
Написать? Или не стоит?
что-то не дает сделать первый шаг. Но я запихиваю это куда подальше, игнорирую интуицию и все же быстро набираю сообщение для Кирилла.
Варвара Любомирова: Привет) Не занят? Можешь говорить?
Ответ не приходит. Ни через минуту, за которую я успеваю пожалеть о том, что сделала. Ни через десять, за которые я впадаю в отчаяние. Ни за час, который вызывает у меня новые потоки слез.
Я не могу понять, что со мной происходит. Почему я так много плачу? Что заставляет меня производить такое огромное количество эмоций? Откуда это ужасное предчувствие, которое заранее пронизывает мое сердце иголками?
День тянется, будто резиновый. Я заставляю себя умыться и выйти из комнаты, чтобы помочь маме с ужином. За возней дурные мысли постепенно приглушаются, но время все равно стоит на месте.
Когда в дверь звонят, несусь со всех ног открывать. Забившаяся в груди надежда снова оказывается жестоко задавлена горьким разочарованием. На пороге Чарушин.
– Ты должна поехать со мной, – встревоженным голосом сообщает он, опуская какие-либо приветствия и вступительные речи.
И меня охватывает поистине чудовищное волнение.
34
Как ты жить с этим будешь?!
© Артем Чарушин
20:32
– Одесская областная клиническая больница… – в динамике что-то скрежещет, и последние слоги кажутся смазанными.
– Алло! Алло! – кричу, ощущая, как по взмокшей и напряженной спине непрерывно летает ледяная дрожь.
– Мы вас слышим. Говорите, пожалуйста, – отзывается механическим тоном оператор. – Что у вас произошло?
– Не надо ее трогать, – орет кому-то Бойка. Я не заметил, когда он подбежал. У самого сознание плывет. Не знаю, на чем фокусироваться. – Не поднимать! Отойдите! Все, мать вашу, на хрен, расступитесь!!! Ей нужен воздух. Ей нужен воздух… Господи…
Толпа расходится, оставляя Кира с Варей вдвоем. Он падает перед неподвижной девушкой на колени. Асфальт мокрый после дождя. Трудно что-то разобрать в темноте, но я очень надеюсь, что там нет ее крови.
– Молодой человек? – тем же обезличенным тоном окликает меня оператор. – Что у вас произошло? Кому-нибудь нужна медицинская помощь?
Отворачиваюсь, когда Бойка, скручиваясь в три погибели, касается лбом Вариного лица.
– Да, – с трудом выдыхаю. Грудь тисками зажимает, дышать не дает. На глаза наворачиваются слезы. – Да, нам нужна медицинская помощь.
– Хорошо. Коротко опишите, что случилось, чтобы мы знали, какую бригаду к вам отправить.
– Девушка… Ее сбила машина.
– Она в сознании?
– Нет… Нет, она без сознания…
19:27
Ничего толком Варе объяснить не могу. Да она и не спрашивает. Вот только англичанка не хочет ее со мной отпускать. Может, и правильно… Может, и не стоило мне приезжать. Я просто не знаю, что еще сделать. Варя уходит в свою комнату. Несколько минут оттуда доносится приглушенная ругань.
Я топчусь в коридоре, пока девушка не возвращается. Она быстро обувается, хватает с крючка куртку и, игнорируя поток устрашающих увещеваний, вылетает из квартиры впереди меня.
На лестнице встречаем Франкенштейна.
– Куда? Что уже надумали?
Все ему, блядь, надо знать.
– Добрый вечер, – сухо здороваюсь и сбегаю вниз следом за Любомировой.
Выскочив из подъезда, на ходу снимаю тачку с блокировки. Варя первой забирается в салон. Заметно волнуется. Меня и самого вовсю полощет изнутри. С тех пор, как получил от Кира сообщение, зреет там некое паскудное предчувствие.
Mr Бойка: По поводу Любомировой… Все знаю. Можете сворачивать этот наеб. Мне похуй. На вас обоих.
Увидев это послание, Варя больше моего огорчается.
– Зная Кира, стоит объяснить ему все сразу, иначе он такого нахуевертит… Не разгребешь потом, – рассуждаю по дороге, чтобы как-то притупить учащенное сердцебиение.
– Угу, – вся реакция со стороны девушки.
Трясет ее прилично. Почти так же, как в тот вечер, когда у нариков ее вырвал. Странно.
– А утром, когда вы уезжали, он как, нормально себя вел?
Пытаюсь понять, не успел ли Бойка ей выдать какую-нибудь гнусную мерзость.
– Нормально, – шепчет Варя и опускает взгляд. – А ты сам… Откуда узнал, где я?
– Приехал к вам, – поясняю и на мгновение замолкаю, чтобы оценить обстановку на соседней полосе, прежде чем перестроиться. – Верняк, к Бойко. Кира не застал, а трубу он не берет. Попросил тебя позвать, Ренат Ильдарович и сказал, что больше не живете у них.
– Да… – глухо тянет Любомирова.
– От остальных узнал, где зависают сегодня.
– Далеко это? – поднимая взгляд, смотрит с какой-то надеждой.
Когда так делает, каждый раз в груди что-то сворачивает. Жаль ее. Любую-другую тоже было бы. Может, Бойко трудно выцепить подобное, а у меня три сестры. Но Варю все же больше других чужих защищать охота. Случается, что встречаешь людей и понимаешь, что они в этом мире какие-то особенные. Именно такой и является Варя Любомирова. Только Бойке[9]9
Здесь: склонение не фамилии, а прозвища «Бойка».
[Закрыть] на эту высоту еще подниматься и подниматься. Свои же чувства не тянет. Считает все херней и умышленно дичь творит, не осознавая, что может не просто все шансы на взаимность разрушить. В бешенстве способен серьезно навредить ни в чем неповинной девчонке.
Сразу ведь видно было, что закоротило его на ней. Я сам охренел. Не ожидал от Кира чего-то подобного. Отчасти даже какая-то зависть моментами хватала. У меня ничего такого и близко не случалось.
Бойка с Любомировой, сталкиваясь, такую энергию выдают, что на десятки метров искры летят и всех заряжают.
– Далеко? – повторяет Варя вопрос, потому как я за своими мыслями провтыкал ответить.
– Уже недалеко.
Есть в нашем городе пляж с таким высоким, выстроенным из бетонных плит, пирсом, с которого только безумцы прыгают. Ну и наша адреналиновая компашка. Летом после тренировок часто там зависаем. Не знаю, что потащило Кира туда в конце ноября.
Впрочем, увидев его выбирающимся из воды, удивляюсь мало. Делать то, на что нормальный человек не решится – в этом весь Бойка.
Едва глушу мотор, Варя выскакивает из машины и зовет его по имени. Только вряд ли до берега долетает. Мало того, что из припаркованной рядом тачки музыка орет, так еще остальная тусня шум поднимает. Походу, они все полуживые.
Отряхнувшись от воды, Кир быстро взбегает по ступеням обратно на самую высокую поверхность, раскидывая руки, что-то орет в ночь и, хрен знает в какой раз подряд, сигает в бушующее море.
Варя ускоряется и врывается в пьяную толпу, а у меня от того самого хренового предчувствия заходится сердце. Визг и смех временно перекрывает восприятие, но я стараюсь не отставать. Догоняю Любомирову, когда она уже встречает Бойку из воды. Тот при виде нее первой реакцией едва шкуру не сбрасывает. Мать вашу, по роже ведь видно, что кроет его от нее капитально. Но стирает. Справляется. Умышленно выпускает во внешние данные какую-то лютую муть.
– Что ты творишь? – налетает на него Варя едва не со слезами.
И этот дебил, конечно же, принимает ее волнение в штыки.
– У тебя, блядь, других вопросов ко мне нет? Только и слышу: «Что ты творишь, Бойко?», «Что творишь?», – передразнивает с большим перегибом писклявый девчачий тон. – Че хочу, то и творю! Понятно, нахуй?! Ты мне указывать не будешь. И вообще, кто тебя звал сюда? Чего прискакала?
Пока Варя всеми силами пытается справиться с эмоциями, выступаю за нее.
– Уймись со своими наездами. Я ее привез.
Бойка переключает внимание на меня.
– А, ты со своим Дон Кихотом, – не скрывает презрения, которое в действительности, безусловно, является тупой обидой. – Решил к римскому войску примкнуть? Какого хуя мнулся? В открытую съебаться слабо было? По нычке слился? Хорош друг! За спиной! Охуенный тип!
– Не пори херню, Бойка, – сдержанно отзываюсь я.
На самом деле никакого спокойствия не ощущаю. Бесит он меня таким поведением, как никогда. Народ тем временем уже собирается вокруг нас. Не удивлюсь, если кто-то из этой мутной алкашни даже видеозапись ведет.
– Я еще вчера это узнал. Слышал, как ты трещала по телефону со своей подружкой, – сообщает Кир Варе. Не знаю, какое значение имеет эта информация, но она буквально в лице меняется. – Больно, да? Кстати, кто из вас это придумал?
– Я придумал, – выдаю достаточно сдержанно.
И неожиданно получаю в табло. На мгновение охреневаю от боли. Морщась, сплевываю на бетон кровь. Ошарашенно смотрю на Кира. Думал, что обладаю достаточным набором внутренних характерных качеств, чтобы стерпеть всю хрень, что выдает. Но, мать вашу, это уже борщ. Каким бы мудаком Бойка порой не становился, никогда он кулаками не размахивал. И уж тем более в отношении кого-то из нас. Своих.
Рычу какую-то матерную хрень и бросаюсь к нему. Обхватывая руками, пру всем весом, пока не сваливаю на бетон. Только сглаживаю наглую морду кулаком, Бойка скидывает меня и наваливается сверху. Машем кулаками без разбору. Метелимся, выплескивая каждый свои эмоции. Ни визга, ни криков, ни мата не слышим. Жалко, что слишком быстро нас пацаны расцепляют.
– Харэ! Остыньте, – рявкает нам Жора.
Бойка, яростно дергая плечи, освобождается. Едва взглянув на нас, несется в очередной раз наверх и, крутанув какое-то безумное сальто, прыгает в море. Все вокруг замолкают, даже пока его нет, не решаются комментировать весь этот кошмар.
– Похоже, пора расходиться, ребят, – объявляет Тоха.
Народ неохотно разбредается к машинам. Но притормаживает, когда на плиты всходит Кир.
Поднимая ладони, показываю парням, что спокоен, и иду к нему.
– Ты же понимаешь, зачем я это сделал. Перестань ее третировать. Самому же хуево! Ну, хочешь сказать, нет? – глядя в мрачное лицо друга, подбираюсь совсем близко. Хватаю за шею и лбом в его лоб утыкаюсь. – Ты же любишь ее, дебил, – жестко вскрываю этот волдырь. Понял, что сам Бойка не допрет. В его глазах вместе с яростью такой отчаянный страх плещется, что в какой-то мере мне его даже жалко. Вот же Маугли, блядь. – Кончай зверствовать, пока кто-нибудь не пострадал. Представь, что ранишь ее по-настоящему. Ну! Как ты жить с этим будешь?! Как?
– Никак. Не буду, – тем же яростным рычание выдает Бойка.
И вырывается из захвата.
– Приди ты в себя, твою мать, – выдыхаю я. – Не доводи до края.
Замолкаю, когда к нам подходит Варя.
– Забери ее уже отсюда, – грубо выталкивает Кир.
– Не говори так, будто меня тут нет! – взрывается девушка. – Я здесь! Я есть! Посмотри на меня.
Бойка закусывает губы и резко дергает головой в ее сторону.
– Смотрю! – рявкает он. – Чего тебе еще надо? Я вроде как оставил тебя в покое. Этого вы вдвоем добивались?! Больше не надо осла из меня делать! Теперь даже дома нет нужды с тобой контактировать. Все. Свободна. Не приближусь больше. Уебывайте! Оба, на хуй.
– Хватит сеять матами, Бойко, – выдыхает Варя. Хоть и глаза ее слезятся, и тело заметно дрожит, находит силы сохранить достоинство. – Видишь во всех врагов? Я понимаю, что с таким отцом, не зная ничего, кроме нагоняев, трудно производить какие-то иные эмоции, – бьет словами не для того, чтобы ранить его. Как и всегда, просто держит свои позиции. – Но никто не обязан терпеть твой дерьмовый характер! И позволять тебе вытирать о себя ноги тоже нормальные люди не будут. Если тебе так хорошо… Если больше ты ничего не желаешь… Если я тебе не нужна… – кажется, что вот-вот заплачет. Не знаю, как справляется. Да и Бойка глазами выдает такие эмоции, от которых мне самому хреново становится. Потерять ее не хочет, но, блядь, молчит. – Оставайся один!
Варя разворачивается и уходит. Плечи Кира опадают. Голова опускается. С губ срывается тяжелый выдох. Но он молчит. Я тоже молчу. Закончились аргументы. Качаю головой и, не сказав больше ни слова, иду за Варей.
Волна колючего жара сходит вниз по груди. Кажется, можно выдохнуть.
Выдыхаю.
На полпути к машине краем уха улавливаю, как взвывает мотор одной из тачек. Машинально реагируя, поворачиваю голову. Тревога тотчас разбивает грудь. За рулем срывающейся с места машины находится долбаная блядь Довлатова. И несется она прямиком на Варю.
Ничего предпринять не успеваю.
Крик. Удар. Оглушающая тишина.
