Текст книги "Купите бублики"
Автор книги: Елена Стяжкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
2
Игорь Львович в аэропорт не поехал. Он не любил провожать самолеты, поезда и корабли. Игорь Львович поехал в офис, который упорно называл конторой. Его новые партнеры всегда нервно передергивались, наиболее наглые просили подбирать выражения. Игорь Львович с удовлетворением замечал, что время «крышевого» бизнеса проходит. Все снова боятся милиции-конторы. Он усмехался. Но тяжело и натужно. Игорь Львович был лишен чувства юмора. Начисто. То есть он отмечал, что логическое построение истории, именуемой анекдотом, приводит к нелепому финалу. Но ему не было смешно. Пятачок приходит к Винни-Пуху: «Завтра меня будут показывать в программе «Смак». Увидишь шашлык из свинины – это я». Ну и что хорошего, что наивные и доверчивые существа в этом мире годятся только на шашлык? Но Игорь Львович был умен и знал, что отсутствие чувства юмора – это недостаток. В компаниях он безошибочно определял самого тонкого ценителя глупых историй и внимательно следил за выражением его лица. Игорю Львовичу удавалось всегда рассмеяться на сотую долю секунды раньше. Он слыл светским человеком.
«Согласись, Софа, смех – это физиологическое действо, свойственное человеку как биологическому виду. А юмор – это ссылка на обстоятельства». Игорь Львович мысленно беседовал со своей покойной женой. А раньше обращался за советом только к маме. Обычная еврейская трагедия: она любит его, он любит свою маму. А мама всегда не любила Софу, потому что она была гойкой. А чаще – хазерючкой. А Софа все ждала, когда же, наконец, она станет для Игоря самым важным человеком. А мама обещала, что его дети сделают что-нибудь похуже.
– Чем что, кто? – раздраженно спрашивал Игорь.
– Чем ты. А подумал о чем? – отвечала мама, поджимая усы.
У мамы всегда, сколько Игорь помнил, были усы. Она их совершенно не стеснялась. Она всегда жила так, как ей удобно. И поэтому всегда была права. Игорь это ценил. И Софа ценила. Со временем она смирилась с неравными условиями борьбы и тихо заболела. Софа заболела не из-за мамы, а потому что у нее не было совести.
– Она забыла свой долг перед семьей, – заявила свекровь.
Игорь молча согласился и отправил Софу в Нью-Йорк. И сыновей, и внуков, и маму. Для Софы это уже не имело значения. Она просто умерла в хороших комфортабельных условиях. А мама осталась. Чтоб она еще сто лет прожила. Пусть дети там будут присмотрены. И внуки. Только кому теперь сказать «прости»? Софа добилась своего. Она стала главным человеком в его жизни.
«Я же смеюсь от щекотки? От радости? Когда сделка хорошая и сам у себя украду? Софа, ты помнишь?» Софа, конечно, помнила, ее жизнь прошла под Игорем. В хорошем смысле. На похороны он не поехал. Дела.
– Ей уже все равно. Ко мне тоже можешь не приезжать, я таки, оказывается, выродила вонючку, да? – кричала мать по телефону.
– Мама, ты успела ее полюбить? – устало поинтересовался Игорь.
– А когда я кого-нибудь не любила? – живо возмутилась мать.
– Да, мама, я понимаю.
Когда Софа уезжала, она сказала мужу:
– Поживи для себя немножко.
Это было три года назад. Три года назад Игорь Львович понял, что солнце уже норовит присесть за горизонт. И еще он понял, что не любит петрушку. Только не активно – до ненависти, а просто не любит, и все. Он готовил себе салат и, нарезая зелень, вдруг подумал, что без нее ему будет вкуснее. Хотя до того – и так было хорошо.
Но Софу не вернешь, небосводу не заплатишь, зато расставание с петрушкой не принесло сожалений. Наверное, это и значит, «пожить для себя».
Секретарша вскочила со стула, едва не сломав ногу:
– Игорь Львович, вам звонили из Нью-Йорка. И вот – вам подписали документы на линию полиэтиленовой упаковки. И еще…
– Да, – сказал Игорь Львович и запер кабинет. Каждый его день начинался со звонка матери. Ей не спалось. Правнуки выходили из-под контроля. Чужие дети – чужие проблемы.
Он отзвонил по делам и стал думать о Марке. Игорь Львович любил думать. Он наслаждался, когда одна мысль плавно перетекала в другую и неожиданно прерывалась накопленными за жизнь образами. Игорь мог бы составить из них сонник. Сонник для грезящих наяву. Но он не занимался бесплатными проектами и поклонами в пользу нищих. Игорь Львович полагал, что если каждый мужчина будет зарабатывать деньги и кормить только своих, то в мире наступит долгожданное благоденствие. А эфемерным сонником можно пользоваться, только плотно прикрыв двери кабинета.
Мысли о Марке текли по двум противоположным направлениям. Марк ему нравился. Он умел удивлять. Удивлять ежедневно и неорганизованно. Марк, казалось, не впадал в депрессии, не рефлексировал. Он перся по жизни. И перся как танк, с другой стороны, Марк, конечно, был подлецом. Наглым, но очень талантливым. Он не мог не знать, что Игорь будет осведомлен о поездке уже в тот день, когда Марк только соберется отвезти документы. Но страна пребывания вызывала восхищение. Марк мог поехать куда угодно. Деньги были – Марк рискнул и крутанул убийственный (потому что за это часто стреляли) контракт с металлом. Но куда угодно уперлось в простое название – Объединенные Арабские Эмираты. «А в Дубаи, а в Дубаи сидит под пальмами Махмуд-Али». Логика у паршивца блестящая – там, где под пальмами сидят «али», нет места обрезанным по правилам иудейской веры. Поэтому Игорь Львович не поедет на лихом жеребце через семь морей водворять блудного сына на нужное место. В паспорте на выезд, конечно, не указывается национальность. Но Игорь Львович вполне привык к золотому правилу о том, что бьют не по паспорту, а по морде. А от этого арабами брезговал. Лучше не связываться. Ай да Марк! Только вот зачем так активно плевать против ветра? Если на одежде не хватает жидкости, то можно стать под душ, и все будет красиво.
В этот раз Марк перегнул палку. Нет, сломал. Перегнул он ее еще при первом знакомстве. Но сейчас в Игоре Львовиче взыграла кровь обиженных предков. Марк неожиданно для самого Игоря Львовича наступил, оказывается, на очень большую мозоль. Даже на инфицированную растертость.
– Галочка, – встрепенулся вдруг Игорь Львович, – Марк вернул нам кредит?
– Да, – нежно ответила телефонная трубка.
– Давно?
– Еще на той неделе.
Игорь Львович рассерженно огляделся. Он сам отслеживал поступление денег. Он помнил об этом кредите так долго, что вдруг забыл. Марка не упрекнешь в финансовой нечистоплотности. И бойцов посылать не из-за чего. Мысли Игоря Львовича неожиданно пронеслись над картинами жестокой расправы и пышных похорон Марка.
– Жаль-жаль…
Игорь Львович вздохнул. Марк не тянул на заказное убийство. Он наплевал в душу, но если бы за это убивали, планета вымерла бы еще при неандертальцах. Интересно, у них была душа? Если нет – значит, вымерли бы позже. Но это лирика. А Настя на даче? Вот тогда начнется бытовая трагедия и стоны по разбитой любви. Настя… Игоря Львовича начало знобить. Он становился очень уязвимым, когда речь шла о семье вообще и о Насте в частности. Настя была красивой доброй девочкой. Бесхитростной. Значит, глупой. Игорь Львович просмотрел. Или Софа? Но Настя была, и этого достаточно, чтобы у Игоря сладко сжималось сердце. Он увидел ее впервые, когда ей только исполнилось десять лет. Мама была права: его старший сын сделал «что-нибудь» похуже. Он привел в дом разведенную женщину с ребенком. Не считая того, что женщина была старше сына на шесть лет. А «бесплатное приложение» Настя не могла родиться у двадцатидвухлетнего папы.
– Это что? – строго спросил Игорь Львович, глядя на парочку новых родственников.
Мама сидела в кресле и удовлетворенно улыбалась.
– Я повторяю: это что? – закричал Игорь.
– Это когда у нашего папы болит голова, он начинает заговариваться. Сейчас дадим таблетку, и все пройдет. Сережа, ты рассказал бы о нашем папе своей девочке. – Софа нежно вывела Игоря в коридор, втолкнула в ванную и закрыла за ним дверь на крючок. – Когда нужно будет полотенце – позовешь, – сладко пропела она и пошла успокаивать будущую невестку.
Настя на носочках вышла из гостиной, где все уже целовались, и присела у двери в ванную.
– Тебя выпустить? Или ты еще глупый? – спросила она.
– Почему глупый? Это как проверить? – Игорь уже успокоился и не хотел выходить. Ему было стыдно быть таким похожим на свою маму.
– Вот ты мне скажи – то, что у свиней спереди, едят?
– Голову? – удивился он. – Не то чтобы едят, но холодец варят, точно.
– Нет, не голову, а как у меня и у мамы, только перец, – едят? – Настя из-за двери не так стеснялась, просто хотела узнать.
– Я не знаю. Нет, наверное.
– Значит, ты глупый. А кричишь. Хочешь, я тебя заговорю?
– Как?
– Заговором, как же еще? – Настя уже не сомневалась, что этот новый дедушка давненько не гулял во дворе с девочками. – Ты точно не знаешь? Уверен? Не кивай, вслух говори.
– Точно.
Настя затянула замогильным голосом:
– Как только ты узнаешь эту тайну – ты сразу умрешь. Никогда и ни у кого не спрашивай об этом, не смотри телевизор и не читай книги, не слушай разговоров на эту тему, не заказывай это в столовой – и ты проживешь долго-долго!
Игорь расстроился – в дом привели больную девочку. Теперь она стала нашей, и ее необходимо повести к врачу. Боже, а что сказать-то ему: «она меня заговорила свинячьим писюном»? Мама родная…
– А ты всех так заговариваешь? – спросил Игорь Львович.
– Нет, только тебя. По блату. Так ты сразу кричишь, а так начнешь прислушиваться – вдруг кто-то о заговоренном шептать начнет. Понял теперь? Меня Настя зовут.
– Тогда выпускай, Настя.
Она победила его сразу. Из-за нее он сразу был посажен в тюрьму. Мимоходом она подарила ему фактически вечную жизнь. Ну, какой нормальный человек будет интересоваться подобными глупостями? Игорю было сорок два года. Маленькие дети его уже не интересовали. Но Настины косы, похожие на два белых шнурка, тронули его сердце. Очень хотелось девочку.
Через три года Настя стала неуправляемой. Мерзкой. Игорь Львович вез сына, Лиду, его жену, и Настю в Крым. Настя курила в окно. Сережа расстроенно держал Лиду за руку, она же – себя за живот. Готовились поиметь сына.
– Настя, прекрати курить, – строго сказал Игорь, желая как минимум разорвать ей рот.
– Сейчас, еще пару тяг, – томно ответила внучка.
– Настя, я остановлю машину, пойдем пешком.
– Не старайся, старый, я и так выпрыгну.
Нервы Игоря Львовича с треском лопнули.
– Лида, вы растите урода! – крикнул он невестке и вышел из машины.
Настя в слезах кинулась вслед за ним:
– Зато вы все такие хорошие, честные и прекрасные. И с вами всего лишь надо прожить целую жизнь.
Лида неуклюже вылезла с заднего сиденья, взяла Настю за руку и отправилась вдоль по дороге. Тогда, еще в Советском Союзе, автобусы ходили только назло. Лида тормознула один такой неведомо откуда взявшийся и уехала в направлении назад. Сережа, не говоря ни слова, ринулся вслед.
Игорь остался стоять неправым и оплеванным, но уверенным, что они вырастят урода. А выросла Настя, от вида которой то гулко стучало, то замирало сердце.
Софа привела его мириться к Лиде только через три года. На Настино шестнадцатилетие. Как там говорится в анекдоте о несчастных, перепивших по неопытности людях? Лучше бы я умер вчера. Игорь Львович вдруг сильно, как ничего и никогда раньше, захотел, чтобы у нее, У Насти, все было хорошо. Всегда. Потом он считал, что Бог наказал его за это. Такое сильное желание нужно было приберечь для Софы. И тогда она была бы здорова. Так отчаянно желать другому счастья можно только раз в жизни. Игорь Львович свой шанс просрал. Простите за грубость.
Настя получила паспорт на мамину фамилию. На Юшкову. Игорь только покачал головой и решил, что его сын не был ей хорошим отцом. Под девизом «возместить издержки воспитания» он взялся учить Настю водить машину. Теперь ее тонкие светлые волосы были пострижены и уложены в безупречное каре. Она сильно закусывала нижнюю губу, вцеплялась в руль и начинала отчаянно потеть. Игорь сходил с ума от Настиного запаха и вяло возвращался к Софе и маме, потому что ему больше некуда было возвращаться.
– Может, ты пристроишь девочку к делу? – нежно настаивала Софа.
К «делу» уже были пристроены сыновья, а пятиступенчатые племянники за определенную плату вывозили деньги за рубеж. Игорь был начальником ОРСа. Тихое золотое дно. «Но разве можно учить ребенка врать? И не папе с мамой, а государству. От этого, Софочка, страдает не попка, а голова. И если кто-то должен быть бессовестным человеком, то пусть буду я. Тем более, что привык».
Если бы у Игоря спросили: «Что происходит?» – он бы задумался. Уж не это ли любовь? А так он как бы беспричинно тяготел. Или тянулся? Вписывался в Настину юность привычным шиком и деньгами. Софа вздыхала, мать недоумевала, но Игорь Львович только чуть поступился принципами – Настя заняла третье почетное место после матери и жены. Команда сыновей и внуков осталась без наград.
Настя к «делу» не пристроилась. Она благополучно училась на экономическом, спокойно заваливала сессии, спокойно расплачивалась с преподавателями Игоревыми деньгами, чирикала по-английски и по-французски, превышала скорость, кокетничала с гаишниками. Она казалась не созданной для жизни, а когда мир перевернулся и спрос на женщин для украшения салонов стал набирать силу, Настя вошла в цену. А Игорь поблагодарил судьбу за счастье для девочки.
Глядя на Настю в перевернутом мире, Игорь понял, что должна обязательно скопиться критическая масса неподходящих людей. Они потом невзначай раскачают лодку. Ничего, что под обломками могут задохнуться целые семьи. Никто до сих пор и не хочет умирать. Настя не была бронетранспортером, но если сопровождающие кричат в рупор: «Уступите дорогу движущемуся транспорту!» – то себе дороже будет не съехать на обочину.
Настя не виновата. А себя Игорь Львович к числу раскачивающих лодку не причислял никогда. И гордился ею, и радовался, и болел. Все чаще отцовские чувства брали верх. Никто не помнит об огне едва вспыхнувшей спички. Иногда ему было больно, но только от того, что жизнь проходит, а суета остается. Иногда – в позорных снах – сладко. Он не изменял Софе, но задыхался от возбуждения, когда ему являлась Настя. К счастью, время поллюций для Игоря Львовича давно миновало. Настя миновала Игоря тоже. К ней пришла любовь к Марку. Который на тот момент супружески проживал с Като. Раньше это называлось «гражданский брак». Теперь же Настю это ничуть не смущало. Игорь Львович пассивно подозревал Марка в склонности к разврату и старался подслушать Настины разговоры с бабушкой Софой. Однажды он застал за этим же занятием свою маму и совсем не удивился. Некоторое время они дежурили вдвоем, как бы не замечая друг друга. Потом – по очереди. Игорь Львович купил маме диктофон, но она обиделась. С диктофоном ее жизнь стала бы механическим приложением, а очень хотелось участвовать. Быть в курсе.
– Бабушка Софа, как ты думаешь, он на мне женится? – встревоженно вопрошала Настя.
– Или на ней, – спокойно заявляла Софа.
– Почему это? Почему? Он же у меня был первым мужчиной, – потупившись, сообщила Настя.
– Уже? Поздравляю.
– Ты меня осуждаешь? Но ты пойми – я не представляю себе жизни без него. Никто другой не может быть моим мужем. Что же мне делать?
– Ждать, – вздыхала Софа.
Мама Игоря злорадствовала за стеной: «Вот до чего докатились». Но чувство семейной солидарности всегда брало верх. Хочешь не хочешь, Настя была членом семьи. И если ей так уж нужен этот гой, то она должна его получить. Мама Игоря тоже вздыхала. Софа таки всегда была плохим советчиком. Чего ж молчать? Мальчик колеблется, наша семья может ему помочь, надо привести его сюда. Надо познакомиться, и он сам сделает правильный выбор. А она – ждать!..
Мама подробно докладывала Игорю свои взгляды на проблему. А он соглашался с Софой. Ему так было лучше. Софа совпадала. Они часто совпадали. В истории с Марком хотелось ставить на Като. Это было справедливо.
А когда Софа уехала, Игорь сделал все, чтобы Настя вышла замуж за Марка. Говорят, что коней на переправе не меняют, особенно если это переправа на тот свет… Маяк по имени Настя… Хотя дрожь в руках вроде унялась, а потом прошла совсем.
Три года назад Настя влетела к нему домой с криками, состоящими из неподдающихся расшифровке междометий. Игорь испугался, что худшее из Софиной зарубежной поездки уже случилось. Он ждал этого со дня на день и не мог понять, почему сначала сообщили девочке.
– Что случилось? – прошептал он.
Шепот произвел на Настю гипнотическое воздействие.
– Марка посадят в тюрьму. Или убьют, – прошептала она.
«Слава богу, – Игорь облегченно вздохнул, – еще не Софа».
– Он не виноват, Игорь, правда, не виноват. Помоги… – Слезы прервали Настану речь.
– Ты вразумительно можешь рассказать?
Она помотала головой:
– Като может, она завтра к тебе придет. Но он ни в чем не виноват, верь мне.
– Ты уже успела подружиться с Като? Мерзавка.
Настя его не услышала. Она спасала Марка, и бредни моральных устоев ей в этом все равно не помогли бы. На кой только этот Марк нужен был Игорю?
– А как делить-то будете? – поинтересовался он.
– Потом, дед, все потом. Като сказала, что сначала надо помочь, а потом она сама разберется.
– То есть выбросит его, а ты руки и подставишь? – Игорь еще никогда так сильно не злился на Настю, и даже крымский инцидент был, по сути, пустяком по сравнению с его новой старческой злостью на приблудившуюся внучку.
– Он не виноват, дед… – в который раз всхлипнула Настя.
Со слов Насти выяснилось: Марк был не виноват в том, что однажды в пятницу поехал с другом и двумя юными девами в лесок. Он не был виноват, когда, поселившись в кемпинге, напился до состояния, которое на Игоревом языке означает «фартык» – готовый. Не его вина, что он возжелал девицу, а потом вместе с ней – быструю езду. И какой русский папа назвал его этим библейским именем? Ключи достали у пьяного товарища. Такие вещи вообще нужно держать в сейфе. Ишь ты, разбрасывается машинами. Лес оказался не подготовленным для проведения гонок класса «Формулы 1». И если бы Марк был Шумахер… О, если бы Марк был во всех отношениях Шумахер… Машина врезалась в дерево на скорости девяносто километров в час. Девица превратилась в фарш. Марк аккуратно собрал его и перенес на сиденье водителя. Он тоже пострадал. Раздробил все кости в правой ноге. И он ни в чем не виноват. Кто мог подумать, что Уголовный кодекс предполагает по этому поводу массу незатейливых наказаний? И кто бы знал, что проституток не выращивают в инкубаторах? У них тоже есть родители, братья, родственники. Но особенно опасны братья…
Игорь Львович узнал, что история о пьяной угонщице будет стоить десять тысяч долларов плюс проблемы с ее родственниками. Тогда это было не так чтобы дешево. Но для Игоря в первый раз. В первый раз, когда лодка сама стукнула его по носу. Его жизнь вряд ли оценили бы дороже. Потому что его мама была в Нью-Йорке…
– Что ты будешь продавать? – спросил Игорь Львович у Като.
– Марка. Я буду продавать Марка. Насте, – спокойно ответила та.
– У тебя есть коммерческая жилка – продавать задорого то, чем уже не будешь пользоваться. – Игорь улыбнулся. Разговаривать о Марке, как о вещи, было несравненно легче.
– Я не сказала, что не буду пользоваться. Я не знаю.
Игорь считал, что по-хорошему Като надо бы поплакать. Попросить. Дожать Настю. Но Като как бы замерла и настаивала. Игорь даже мог бы ее уважать.
– А ты останешься ни с чем. Ты подумала?
– Вы похожи на ведьму из «Русалочки». Вам нужны мои зеленые волосы? – Като улыбнулась. – Я останусь всего лишь без Марка. Потому что вы обязательно поможете Насте.
Марк лежал в больнице. У Андрея. Там собирали кости по кусочкам. Марк хотел выжить. Настя стремилась за него замуж. Игорь Львович поставил в палату охрану. Дважды были остановлены разъяренные родственники. Десять тысяч долларов осели во внутренних карманах следственных органов. Дело за гибелью главной нарушительницы спокойствия не возбуждалось.
Когда Настя впервые привела Марка к Игорю Львовичу, Софа уже умерла. Игорь хотел одного: чтобы они побыстрее освободили квартиру. Которую он любил и в которой Софа клеила обои… «Ничто не напоминает о тебе, а ты – нигде». Глупости. Так не бывает. Игорь заметил, что стыки обоев уже разошлись. Но это была его квартира, и он хотел, чтобы все, наконец, ушли.
Марк, уверенный в себе, сказал внятно и от этого очень противно:
– Вы здесь единственный Настин родственник. Я прошу у вас ее руки.
«Сделка состоялась, – подумал Игорь Львович, – продано».
– Да, – отрешенно сказал он.
– Вы, я вижу, недовольны выбором внучки? – нахально заявил Марк. – Ничего, с кем не бывает. Зато потом не пожалеете.
Игорь удивился. А где же покаяние? А «спасибо»? За то самое, за сокрытие убийства? Хорошо, что дружба с Уголовным кодексом закончилась у Игоря Львовича много лет назад. Но он-то хотя бы чтил…
– Софа, – громко сказал он, когда молодые ушли, – ты меня любишь? – В молодости это было неважно. Кто мог подумать, что потом будет так трудно вписаться в тишину. – Софа? – снова сказал Игорь Львович для порядка. А вдруг?..
Со свадьбой Насти Игорь Львович приобрел новую компанию. Андрея с женой. И Като с мужем. Като притащила Настя в знак признательности за честно разделенное имущество. Игоря забавляло, как они возились, стремились, как жили забавно. Эпоха целомудрия миновала. Игорь Львович выяснял теперь, до какой же степени. Марк уже не раздражал его. Не возмущал. Игорю было интересно, чем он живет. Не Юшковой же. Игорь все чаще называл Настю по фамилии, которую она не сменила. Марк, наверное, тоже был плохим мужем. Но никто из них не бросался исправлять Настину супружескую жизнь. С ними было нескучно. Игорь сожалел, что не дождется и умрет, не увидев, как они все станут взрослыми. Хотелось увидеть, как из них вытечет любовь. Они устанут. От всего. Ныряльщики в пустоту. И никто тогда не объяснит, что это нормально. Уставшим легче умирать.
Но так ли сильно утомилась Софа?
Впустить ли в душу Настю?
Может, жениться на придурочной? Позвонит ли она оттуда? Позвонит. Обязательно позвонит.
Даже сквозь закрытую дверь кабинета до Игоря Львовича долетали возмущенные вопли Галочки. Она, видимо, разговаривала по телефону с подружкой:
– Чи не чи, деятель! – и так каждые десять секунд. Подруга Галочки излагала информацию быстро.
«Чи не чи». Галочка была законспирированной провинциалкой. С украинским выговором и деятельной светскостью. В минуты особого возмущения она переходила на язык детства. Колоритную южнорусскую смесь.
«Чи не чи» – это «или не или». – Игорь Львович судорожно находил перевод или хотя бы аналогию этому выражению. «Или не или» не годится, лучше «действительно ли?». Но это не отражает настроения, надо другое… Ах, «какие славянские глупости при вашей еврейской наружности». – Игорь Львович улыбнулся и позвонил маме:
– Ты знаешь, что такое «чи не чи»?
– Чтоб ты так жил! Ты меня разбудил. Как дела? Твои внуки не уважают старших! Сколько ты еще будешь там сидеть? Я читала, что у вас нет воды? А Жириновский начнет еврейские погромы. Что ты там сидишь? Жить надоело? А вот тот Миша, которого убили на Софы Ковалевской, это не сын Марии Абрамовны? Ну что ты молчишь? Опять не слышно? Не слышно. Я уже сплю. До завтра.
Игорь Львович улыбнулся. Мысли потихоньку выстроились против Марка. Он надоел в любом случае. Игорь больше не хотел его видеть. Никогда. Прости, Настя. Мы купим тебе другое великое счастье.
Игорь Львович позвонил в больницу.
– Андрей Владимирович оперирует. Перезвоните позже.
«Ах ты, господи. Да ты хоть знаешь, кто я такой. Позже».
– Галочка, позвоните в больницу Андрею и скажите, чтобы он был у меня сегодня к семи вечера.
– Да, Игорь Львович.
– И еще, пошлите человека на дачу. Пусть заберут Настю и привезут ко мне домой. К семи.
Игорь Львович был удовлетворен. Галочка умеет сказать: «Вас беспокоят из фирмы такой-то…» Санитарка проявит уважение перед деньгами и побежит, ой как побежит звать Андрюшу. Или делать уколы. В зависимости от того, насколько занимаемая ею должность соответствует призванию. Хорошенькое призвание – выносить судно. Вот поэтому Катюша обязательно позвонит ему сама. А за Като нужно будет съездить. Оценить размер ее проблем. Рабочий день не должен пропасть даром. Личные дела нужно улаживать быстро. Игорь Львович нашел Като дома.
– Вы за ядом? – спросила она.
– Почему?
– Ну, я же рассказала, как поступают достойные люди шестидесяти лет. – Като улыбалась. Шутила. Игорь Львович «особенно» это любил.
– Нет. Я оценить твои дела.
– Сто тысяч – и все в порядке. – Като усмехнулась. – У меня на удивление легко все получается. Попасть в историю на таможне, заплатить выбраковку, у меня всегда ломается транспорт. И все это, вместе взятое, дает основание предположить, что из меня будет толк.
– А если не заплатишь?
– Нет, перекручусь точно. Или вы приехали меня сглазить?
– Ты – как моя мама, – сказал Игорь Львович.
– Это комплимент?
– К семи подъезжай ко мне. Дело есть. Тысяч на сто-двести. Договорились?
– Приеду, чего уж. Хочу продолжения банкета.
Хорошо, что он так легко и правильно определился в цене. Тысяч сто-двести. Много. Но не проблема. Для Насти это вообще не деньги. «На пару дней» – она всегда так говорит. «На них даже нельзя жить с процента – хорошая квартира, дом, может, машина. И все. Разве это деньги». Настя выросла богатой и независтливой. Это его, Игоря Львовича, заслуга. И глупой. Это – тоже. Игорь мягко улыбался. Опять Настя… Для Андрея это – состояние, которое он потратит на медицинскую машину, с которой когда еще поимеет. Но в общем – тоже не деньги. Врачебные боги не продаются. С Като проще. Ей надо. Принципы – в кармане. Она самая уставшая. Ей почти все равно откуда.
Ну и Катюша, конечно. Только Катюша. Которая не любит делать уколы. И питаться на три копейки в день. Она сумеет вложить. В себя. А за это вложить кого-нибудь другого.
«Софа, я знаю, что делаю. Ты же сказала мне: пожить для себя».
Когда бригада Настиной молодости собралась у Игоря Львовича, он был очень спокойным и уставшим.
– Друзья мои, – так всегда начинала неприятные речи его мама, – друзья мои, я собрал вас здесь для того, чтобы сообщить: ваш товарищ Марк продается.
– Ты что? – вскрикнула Настя.
– Решение принято в любом случае. Марк продается за очень хорошие деньги. Сто-двести тысяч долларов.
– Почему такая вилка? – спокойно поинтересовался Андрей.
– Цена зависит от того, насколько точно будут выполнены условия. Я не хочу его видеть. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
– Я прошу прощения, – Като затянулась глубоко и поэтично, – я прошу прощения, Марк уехал? Или, вернее, куда уехал Марк?
– Да, ты правильно меня поняла. Я очень люблю путешествовать. – Крым был самым далеким местом, которое проведал Игорь Львович. – Я намерен путешествовать по всему миру. И там тоже не хотелось бы встречаться.
– Значит, по всему миру, – Като была совершенно невозмутима, – а Арабия?
– Если вам так будет лучше и спокойнее, то пусть он навсегда останется в Арабии. Но только там.
– Игорь Львович, он же террористом станет. – Андрей улыбался и раздумывал, не вызвать ли ему по знакомству психбригаду.
– Тогда остальную сотню я переведу в фонд борьбы с арабскими террористами.
– Дед, ты что! Ты за кого нас принимаешь? – Настя не плакала. И хорошо. Выросла девочка.
– Я принимаю вас за людей, которые, найдя бумажник со ста тысячами долларов, не несут его в милицию, потому что такие деньги честным путем все равно не заработаешь. Но если вы отказываетесь, то… – Игорь Львович посмотрел на Като.
– Да, я помню. У пострадавшей были братья. Но они – нищие. Не тот уровень.
– Сейчас нищие, – спокойно согласился Игорь. – Я говорю в последний раз: Марк продается.
Игорь Львович устало посмотрел на часы. Может быть, позвонить маме?
