Текст книги "Феникс Его Высочества (СИ)"
Автор книги: Елена Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Феникс Его Высочества
Соловьева Елена
Феникс Его Высочества
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Эпилог
Феникс Его Высочества
Пролог
Они пришли ночью. Бесшумные, как призраки, и неотвратимые, как рок. Вырезали часовых, ворвались в спящую колонию. Поднесли багряную жертву безразличной старухе со стальной косой.
Бараки и загоны наполнились криками и запахом паленой плоти. Лазерные винтовки работали беспрерывно, уничтожая все на пути.
Я сидела на койке, вжавшись спиной в стену. Скулила, как отбившийся от стаи детеныш. Мне было пять. Или меньше?.. Память милосердна, не то, что те, в черных масках.
В мой закуток ворвался отец (столько лет прошло, а я все еще вижу перед собой его лицо: вечно хмурое, но такое родное). Накрыл полой плаща. Вывел в коридор.
Скулить перестала. Вцепилась в отцовский ремень. Ноги отказывались идти, и отец практически волок меня за собой. Вокруг нас полыхал пожар: языки пламени жадно облизывали стены, рассыпались сотней искр.
Возле самого выхода решилась высунуть нос из укрытия. Но отец не позволил.
– Не смотри! – прикрикнул и повел меня дальше.
От ужаса я щелкнула языком, хрипло пискнула. Обратилась в слух. Но в ответ не донеслось ни звука.
– Бесполезно, они не отзовутся, – хрипло выдавил отец.
Я завизжала – громко, пронзительно. Так, что самой заложило уши.
Сзади раздался властный оклик. Отец увернулся от огненного лезвия. Раскрыл плащ и крикнул:
– Бежим!
Я неслась так, что кружилась голова. Пространство вокруг сливалось, в ушах свистел ветер. Казалось, сейчас подпрыгну, расправлю руки – и полечу. И все происходящее окажется лишь страшным сном.
Я зажмурилась: «Сейчас... Открою глаза, и всего этого не будет. Мы с отцом посмеемся и пойдем кормить любимцев. Они такие забавные – почти помню – гладкие, нежные и очень добрые. Наши ангелы. Наше все».
Не вышло. Кошмар не исчез. Всюду огонь. Смерть и разрушение.
Отец упал, выронил меня из рук. Из его горла вырвался сдавленный хрип.
Я всегда слушалась, но на этот раз не смогла. На карачках подползла к отцу и всхлипнула. Луч лазера расщепил отца, как полено.
Подняла полный ненависти взгляд на преследователей: черные тени. Лица, обезображенные масками. Стволы винтовок качнулись в мою сторону.
Припустила. Подпрыгнула – увернулась от первого залпа. Второй прошил землю под ногами. Чиркнул по босой пятке.
Третий. Четвертый. Прыжок – уклон влево – подскок. Хохот за спиной: издевались, им было смешно. Не сомневались, что поймают. Не знали.
Там, за жилым бараком, меня ждало спасение. Колодец. Глубокий. Его копали еще до нас – искали воду. Не нашли. А мы сумели, но это уже не важно.
В бешеной пляске достигла цели. Страшно. Но руки выполнили команду без задержки. Сдвинули в сторону крышку.
Воздух над головой раскалился. Враги перестали ржать. Сосредоточились на стрельбе.
Я всегда была ловкой, быстрой. И удачливой. Прижалась к песчаной почве. Нащупала веревочную лестницу. Начала спуск.
Топот ног догнал меня на седьмой «ступеньке». Я знала – там есть небольшое углубление. В этой нише повар хранил продукты.
Скинула в воду емкости с продпайками, лестницу. Затихла.
– Хей! – грозный окрик прошил меня не хуже лазера. – Вылезай!
Я молчала. Сердце билось где-то в желудке. Ртом судорожно хватала воздух. В боку кололо, а спина горела огнем.
– Все одно – сдохнет! – припечатал другой голос, скрипучий и выцветший.
Громыхнула крышка. Преследователи снова заржали. Тьма укрыла меня душным покрывалом. Адская боль в спине подобралась к горлу. Я чувствовала: скоро умру. Никто не придет мне на помощь. Луч, погубивший отца, дотянулся и до меня.
Перед глазами разлилась огненная река. Бурный поток подхватил меня и выбросил на берег беспамятства. Прямо под ноги голодному зверю ужаса, терзающего тысячами игл и сотней острых клинков. Безжалостному и беспощадному.
Время зажгло красный фонарь с надписью «stop». Все ушло. Осталась боль, страх и желание умереть. Остановить бесконечную пытку.
Краткие вспышки сознания сменялись новыми приступами отчаяния и провалами в небытие. Сил не хватало. Как ни пыталась, так и не перекатилась на бок. Не упала в спасительную воду – она могла хоть на мгновение остудить полыхающую спину. Смочить пересохшее горло.
Новый рывок в реальность и старая боль. Металлический предмет ударился о стены моей тюрьмы. Этот звук ввинтился в мой мозг, выдернул из цепких лап забвения.
Всплеск воды сообщил: кто-то там, за пределами каменного склепа, испытывал жажду. Я тоже хотела пить. Пить и выжить. Или сдохнуть и никогда больше не слышать гнетущей тишины, разрывающей барабанные перепонки.
Сжала зубы так, что треснула эмаль. С нечеловеческим рыком повернулась. Мое тело плавно поползло вниз. Соскользнуло с выступа.
Падение закончилось быстро. Я попала точно в цель: широкая посудина поймала меня в мокрые силки.
Ухватилась за толстую веревку ослабевшими руками. Для страховки впилась в нее зубами. Спасительное суденышко, покачиваясь и подпрыгивая, продолжило подниматься – с безбилетником на борту.
«Нет, нет, нет, – твердила я про себя, как мантру. – Нужно выдержать...» Голова кружилась. Но пальцы впились в опору намертво. Своды колодца то сужались, то расширялись. Или мне так казалось?
– А это еще что? – удивленно воскликнул мой невольный спаситель.
Или будущий убийца.
Мне было все равно. Хотелось оказаться там, возле отца. Навсегда закрыть глаза и раствориться в извечной тьме космоса.
Сильная рука схватила меня за шкирку. Приподняла в воздухе. Повертела, как тряпичную куклу.
– Жива, вроде... – голос был твердым и властным. Незнакомым.
Попыталась разлепить глаза. Но веки, словно залитые горячим воском, даже не дрогнули. Руки и ноги судорожно трепыхались. Изо рта вырвался сдавленный скрежет.
К губам прикоснулось холодное. Тонкая струйка воды скатилась по горлу. Упала в пустой желудок. Я сглотнула, раздирая черствую глотку. Закашлялась.
Вода вышла обратно. Спазм прокатился по гортани, меня вывернуло наизнанку.
– Плохо дело, – вяло сообщил тот же голос. – Единственный свидетель.
Меня уложили на что-то мягкое: спиной вверх. Голову повернули так, чтобы я могла дышать. Осмотрели спину.
– М-да, шансов мало. Рана отсырела и загноилась.
Уши остались единственным органом, который работал исправно. И я пользовалась им в полной мере. Продираясь сквозь боль, жадно ловила обрывки фраз. От них становилось только страшнее.
Меня волокли по камням. Я слышала топот множества ног и раздраженные возгласы.
– Нашли животных?
– Их уничтожили...
– Как?! Зачем? Они же и нападали ради них...
– Их уничтожили не налетчики – кто-то другой.
– С чего вы взяли?!
– У нападавших не было огнеметов. Только лазерные винтовки.
«Наши любимцы...» – дошел до меня смысл сказанного. Захотелось завыть. Погибли... все погибли: родные, друзья, знакомые. Нелюди в масках не пощадили даже их, наших питомцев.
Волокуши подпрыгнули на кочке. Меня подбросило: вой, похожий на стон, сорвался с потрескавшихся губ.
– Брось ты ее, – посоветовал ворчливый, похожий на скрежет металла, голос. – Кому она теперь нужна?..
– Ничего, не таких выхаживал, – возразил могучий, почти медвежий бас.
– А потом что? Императору дармоеды не нужны, а в колонии ребенку одному не выжить. Есть еще работные дома, но лучше сразу добить. Гуманнее выйдет.
– К себе заберу: дам шанс. Какой могу...
– Так девка же?..
– А я своим в штаны не заглядываю. Пусть попробует. Смотри: крепенькая, вроде. Жилистая.
– Это верно. А раз в такой резне выжила, знать, еще и фартовая.
Волокуши снова споткнулись о преграду: резкая боль и судорога. И темнота...
Щедрое забвение накрыло меня душным пологом. Спрятало от ужаса и страданий. Пожалело. Оставило в памяти только яркую вспышку прошлой жизни.
Глава 1
Бобер подкрался к моей лежанке, как мышь к пайке – бесшумно и боязливо. Согнул ногу в колене. Прицелился.
– Подъем, Фартовая! – взревел он и попытался пнуть меня в пятую точку.
Ага, щаз! Я эти его штучки давно выучила. Поворот, выпад – и его пятка в моих руках. Вцепилась большим и указательным пальцем в ахиллесово сухожилие. Потянула – слабенько так, больше обозначая.
Бобер взвыл и по инерции пролетел вперед. Впечатался головой в перекрытие. Его приплюснутую макушку припорошило бетонной крошкой.
– И охота вам в такую рань, – протянул со своей лежанки Дылда.
– Когда-нить я ее уем, – пообещал Бобер, потирая одновременно макушку и пятку.
– Ты уж так лет десять грозишься, – хохотнул Дылда.
Одним прыжком соскочил с койки и потянулся. Нисколько не стесняясь, громко испортил воздух.
Мы с Бобром одновременно зажали носы.
– Фи, какие неженки, – упрекнул нас Дылда и повторил газовую атаку.
Спасть расхотелось. Совсем. Схватила в охапку одежду и поскакала к помывочной.
Но Чистюля занял ее первым. Мурлыкая себе под нос незатейливый мотивчик, он шумно отфыркивался от ледяной воды.
– Здорово, Фартовая, – поприветствовал он меня. – Что, Бобру все неймется?
– Ага, – кивнула я.
Схватила зубную щетку, прислонилась к стеночке.
– Ты не могла бы подождать за дверью? – полуприказным тоном поинтересовался Чистюля.
– Да ладно те, – попробовала возразить.
Демонстративно отвернулась и продолжила чистить зубы.
Прием как всегда сработал: Чистюля по-быстрому свинтил и захлопнул за собой дверь. Подумать только: самый крепкий из нашей команды и самый нежный. То ему вода, понимаешь, протухла, то крыса на костре подгорела. А то и синяк неравномерно по глазу растекся. Не мужик, а деваха на выданье.
Прыснула над собственными мыслями. Нагнулась над единственной раковиной. Из бачка еле-еле бежал тоненький ручеек ржавой жижи. Но я-то не привереда. Пить такое нельзя, а вот умыться и рот прополоскать – запросто.
Дверь отлетела в сторону, предъявляя широченную ряху Малыша.
– Заканчивай с помывкой, – объявил он. – Я пайки притащил. Жрать охота, сил нет терпеть.
В нашей пятерке царила полная гармония и взаимовыручка. Живем вместе, едим вместе и только спим иногда по очереди. Вот так-то.
– Ты о чем-нибудь, кроме еды, вообще думаешь? – ехидно вопросила я.
– Точняк, ты, Фартовая, подметила: о бабах еще думаю. Последнее время даже чаще, чем о земной картохе. Ну, ниче, новый тест выдюжим, и Медведь нам вольную даст. Йех, погуляем!
– У-у-у, – протянула я в ответ. Если Малыш забыл о картохе, знать, дело плохо. – И на фига оно вам надо?
Малыш посмотрел на меня жалостливо и покрутил пальцем у виска.
– Вот ты благая совсем. Мужик без бабы, как картоха без колорада.
Тут он нахмурился и с сомнением покачал кудрявой головой. Вспомнил, видать, что я тоже вроде как баба.
– Ты это, домывайся тут. Снаружи подожду.
Я криво усмехнулась и показала приятелю неприличный жест. Малыш заржал и оставил меня одну.
Над потрескавшейся раковиной висело мутное, покрытое темными разводами зеркало. В его серой дымке отражалась девушка-подросток. Атлетическая, подтянутая, с ярко-рыжим ершиком волос. С веснушками. И зелеными, не по-детски грустными глазами. Вместо модного платья – униформа, вместо пудры и помады – свежие ссадины. Тело мускулисто и рельефно, а в душе – вечный сквозняк. Над сердцем расправила крылья легендарная птица – «клеймо» телохранителей.
Оглянулась на дверь, расстегнула молнию куртки: да, грудь есть. Но кто ее видит под этой мешковиной? А, может, и хорошо, что не видят. Ребята считают меня своим парнем. Дружбаном. А дружбану зачем грудь? Верно, незачем.
Я поежилась от промозглого холода. Ох уж этот Тифон: растительности нет, воды нет, ничего нет. Только мы – горстка неограненных алмазов, – так зовет нас Медведь. И обрабатывает нас. Мнет могучими лапами, выжимает все соки. Лепит, словно из куска глины, себе подобных сторожевых псов. Таких же закоренелых, безжалостных и беспощадных. Готовых распороть глотку любому, кто покусится на хозяина.
Громкий стук в дверь вырвал меня из раздумий.
– Ну, ты че? – рявкнул Бобер. – Померла там, что ли?..
– Не дождешься! – огрызнулась я.
Застегнула куртку до горла, сунула кулаки в карманы. Показала отражению язык – будет знать, как кривиться.
В спальне (она же столовая, гостиная, прихожая и много чего еще) ребята успели подогреть пайки и теперь водили возле стола хороводы.
Бобер, тучный здоровяк с квадратной челюстью и массивными резцами, лениво почесывал оттопыренные уши. Дылда, долговязый и худой, разминал голенастые ноги. Чистюля, эстет недоделанный, прилизывал густющие волосы с видом: «Я тут самый красивый». И только Малыш, светловолосый ширококостный добряк, стоял неподвижно, гипнотизируя завтрак.
– Ну, наконец-то! – возликовал он при моем появлении и схватился за открывалку.
Вскрыл упаковку первого пайка, взялся за второй. На его простодушном пухлом лице отразилась работа мысли. Золотистые брови сошлись над переносицей.
Подошла к нему, оседлала стоящий рядом стул. Иронично поинтересовалась:
– А ты че, зубы чистить не будешь?
Малыш поднял на меня взгляд: в светло-голубых глазах читалось искреннее недоумение.
– Вот еще! Щас Медведь сбор объявит – опять голодные полетим. На, держи!
Он протянул вскрытую банку с блекло-серой субстанцией, которую у нас почему-то упорно именовали едой. Подцепила ее вилкой – масса задрожала, утробно чавкнула, отлепляясь от стенок.
Отправленная в рот порция – безвкусная и тягучая – прилипла к небу и наотрез отказывалась жеваться.
– Вот жараза, – пожаловалась я.
Сунула в рот палец. Ковырнула.
– Фу! – объявил с другого конца стола Чистюля. – Как неприлично.
Покосилась: сам он каким-то неимоверным способом умудрялся есть чинно и аккуратно. На его аристократическом лице сияла печать безразличия и степенности. Жевал он медленно и опрятно. Даже не чавкал.
Так и захотелось сказать гадость. Но клейкая масса залепила рот.
Перевела взгляд на Дылду – на него вся надежда. Но тот меня проигнорировал. И не мудрено: попробуй-ка одновременно жевать и ковырять в носу. И как только не задохнется?
– Не обращай внимания на Чистюлю, – посоветовал Бобер. – Лучше скажи, как ты меня учуяла?
– Как-как? Каком кверьху! – передразнил его Дылда. – Лучше спроси, как она преграду за три метра видит, грозу чует и от лучей лазера уворачивается.
Я надулась, гордая. Покраснела.
– Чую и все! Завидуйте... А ты, Дылда, мойся почаще: от тебя за километр воняет.
– Кстати, да, – согласился Чистюля. – Помыть его надо перед выходом. Неровен час, зашлет Медведь на Ангору – там местные волкодлаки его быстренько уделают.
– Ага, и нас заодно, – кивнул Малыш, энергично работая челюстями.
– Вам надо, вы и мойтесь, – возразил Дылда. – Я на той неделе на Галене на всю жизнь наполоскался.
Мы переглянулись. Недружелюбная планета запомнилась проливными дождями, градом размером с кулак Малыша и ядовитыми испарениями. Любит наш Медведь подкинуть задачку посложнее. Кругом темнота, овраги и вездесущие кровососы. И мы, пятерка идиотов, маршируем по этому безобразию и тащим на себе проклятущие «куколки». Положил такую на землю, ошейник попищал-попищал и долбанул тебя током.
Первым поднялся Бобер. Заговорщически подмигнул Малышу. Тот сунул в рот остатки пайка. Вскочил.
Дылда без боя не сдался. Вооружился стулом и отшагнул к стене.
– Не, я мыться не стану.
Чистюля на этот раз проявил солидарность: утер салфеткой рот и выдал коронное:
– Мы настаиваем.
Малыш подошел к Дылде и ухватился за ножки стула. Проказливо улыбнулся. Мы с Бобром вцепились грязнуле в щиколотки: двоих не брыкнет. Повисли каменными глыбами.
Чистюля скользящей походкой подобрался к «жертве помывки» и предупредил:
– Соглашайся, пока не поздно.
Дылда зарычал. Толкнул стулом Малыша. Тот перехватил ножки поудобнее и вырвал из рук друга «рогатое» оружие.
Дылда дернулся. Нагнулся. Попробовал освободить ноги.
Малыш и Чистюля перехватили его руки. Припечатали к стене.
– Не бу-у-уду! – взвыл наш грязнуля. – Не хочу-у-у.
– Ну, че ты, как маленький, – проворчала я.
Вчетвером мы подняли Дылду и потащили к помывочной. Бороться всерьез или причинять друг другу увечья никто и не собирался. Так, подурачиться малость.
В глубоком чане с чистящим средством замокала сменная форма. То, во что она превратилась после Галены, больше напоминало половые тряпки, но Медведь не поощрял расточительства. Стирать ветошь все руки не доходили, а теперь собственная лень сыграла нам на руку.
Раскачав Дылду, мы метнули орущий и сопротивляющийся снаряд в дезинфицирующую жижу. Тот приземлился как раз по центру чана.
– Глаза береги! – на полном серьезе предупредил Чистюля. – А то выест.
Дико матерясь, Дылда вылез из бадейки. Едкая масса стекала с его штанин и оставляла зеленоватые следы на полу. Невольный купальщик шмыгнул носом и обвел нас испепеляющим взглядом.
– Ближайшие дни близко ко мне не подходите!
Я фыркнула: империал цена таким обещаниям. Заткнула пробкой раковину и отвинтила кран. Тонкая струйка лениво вырвалась из ржавого нутра водоснабжения.
– Чего застыл? – окликнул Дылду Чистюля. – Шмотки скидывай.
Малыш и Бобер похватали тазы и утопали в соседний блок – не так просто прополоскать здоровенного товарища. Воды ого-го сколько надо. Проще всего напроситься в гости к элитчикам, но те похуже Чистюли: изгвазданного в чистящем растворе Дылду к себе не впустят. Да и не любят они нас. А мы – их.
Дылда метнул в меня шмотками и предложил:
– Подстирнешь?
– А спинку не потереть?! – возмутилась я, уворачиваясь.
Нагой Дылда прошлепал к раковине и первым делом ополоснул руки и лицо.
– Потри, – согласился он и для пущей убедительности прогнулся.
Придирчиво оглядела бессовестного нудиста и поинтересовалась:
– Не боишься спиной к товарищу поворачиваться?
Дылда повернул ко мне мокрую башку и гоготнул.
– К тебе – нет! Ты ж у нас, вроде как... безоружная.
Ох, как захотелось пнуть его, а лучше огреть по спине чем-нибудь тяжелым. Чтоб не хвастался!
Дылда вовремя спохватился и сосредоточился на мытье.
– Не бузи. Эт я тя, между прочим, откомплиментил.
Настала моя очередь поржать.
– Ага, я тебя тоже откомплиментю. Выбирай: тазом или коленом?
– Да ла-а-адно, – протянул Дылда. – Знаем мы, чего ты умеешь. Видели!
Отпустило немного. Раздобрилась. Фыркнув напоследок, вышла из помывочной и захлопнула за собой дверь. Вот всегда они так: как дежурить или рюкзак потягать – товарищ, а как спину тереть – так сразу вспоминают, что женщина. Или нет? С ними такого насмотришься и наслушаешься – невольно засомневаешься.
На всякий случай заглянула в сортир. Присела над ямкой. Сомнения пропали. Раньше расстраивалась, что стоя не умею, потом смирилась. И парни дразнить перестали. Как в первый тренировочный со мной сгоняли – так и сразу. А вообще, они хорошие ребята, проверенные. Трындят не по делу, воняют – но надежные, как броня. И такие же крепкие.
Не успела управиться, как по коридорам разлетелся протяжный вой сирены. Лампочки над всеми входами замаячили красным, требуя поторопиться. Медведь ждать не любит. А опоздавших наказывает строго. Лучше сразу откинуться, чем под его горячую лапу попасть.
Застегивая на ходу штаны, выскочила в комнату. Натянула на голову прозрачный защитный шлем, закрепила под подбородком ремни. Всунула ноги в форменные берцы. Напялила камуфляжную куртку. Привычку собираться за три минуты привил мне Медведь. Одна оплеуха – и готово. Только голова после неделю шумела, как реактивный двигатель. И заикалась я пару дней. Но это ничего, терпимо.
– Готовы? – рявкнул Чистюля (по совместительству – командир нашей пятерки).
Мы построились у выхода: одинаковые до безобразия и безобразно одинаковые. И только с одежки Дылды стекала вода. И рожа у него – самая зверская.
– Вперед! – скомандовал Чистюля и первым шагнул в коридор.
Резиновые подошвы замелькали по темному бетону. Скудное освещение не мешало нам двигаться вперед. Извилистые ходы «муравейника» мы выучили назубок.
Наш блок располагался на нижнем подземном уровне. Выше – учебные классы, тренажерные залы, качалки. Элитные подразделения квартировали вровень с каменистой почвой Тифона. И на самой верхушке, ягодка на именинном пироге, маячила резиденция Медведя.
Редким и долгожданным посетителям и невдомек, какая громадина скрывается под внешне неказистым одиноким домиком на недружелюбной планете. Целый зоопарк с ручными хищниками, приученными потом и кровью служить будущему владельцу.
Возле погрузочного отсека едва не столкнулись с элитчиками. Их пятерка, поскрипывая новенькой кожаной формой, как раз спускалась нам навстречу.
– Что, отбросы, и вас вызвали? – хохотнул высокий блондин.
Покосилась на него: статный, задиристый, краси-и-ивый! Амоном кличут. Вроде как бога солнца в древности. Аккуратно прилизанный, чистенький и блестящий, как бляха на ремне. Улыбкой сверлит. А взгляд придирчивый такой, с ехидцей.
– И че? – возмутился Бобер. – Боишься с нами потягаться?
Амон смачно сплюнул на пол и утер рукавом рот.
– Замараться боюсь. Воняет от вас, как от шмелей с Сульфиды.
Больше всех возмутился Дылда. Уж он-то как никто был уверен в собственной стерильности: от формы все еще перло очистителем.
А я забеспокоилась. На всякий случай нюхнула подмышку: нет, вроде, не воняет. И зубы почистила. И белье меняла. Ага, на прошлой неделе.
– Ой, дотренькаешься ты, белесый! – предупредил Малыш.
– Угрожаешь?! – вякнул кто-то из элитной пятерки.
«Ну, опять, началось, – мысленно возмутилась я. – Щас начнут словами кидаться и желчью плевать. Дальше-то все равно не пойдут – побоятся. Медведь за такие кренделя мешок люлей отвешает. А то и вообще выгонит. Пойдешь себе по миру: хошь – капусту на Триневе сажай, хошь – в наемники подайся. Авось, пару лет и протянешь».
Потолкались мы для приличия в проеме шлюза. Попыхтели. Я даже словчилась кому-то по уху заехать.
– Отставить разборки! – рявкнул Медведь, когда мы все дружно ввалились в отсек. – Разобраться по пятеркам и стоять смирно!
Второго предупреждения не понадобилось. Как нашкодившие малыши, разбежались по углам. Подобрались. Скорчили серьезные мины. Прям воины-освободители, не иначе.
– Кто зачинщик? – строго вопросил наш руководитель. Он же батя. Он же Медведь – вспыльчивый, но отходчивый.
Чистюля пристально посмотрел на Амона и напрягся.
– Я! – объявил блондин и шагнул вперед.
Герой, так его растак! Еще больше понравился. Аж в груди екнуло: сладенько так, заунывно.
Медведь шагнул к покаявшемуся. Ухватил его за шиворот. Тряхнул, как пыльный половичок.
– Ты знаешь, кто ты? Отвечай!
Мы все расслышали, как клацнула челюсть Амона. Белобрысый побледнел, но азарта не растратил.
– Телохранитель первого класса. Будущий выпускник элитной школы боевых искусств. Преданный слуга Его Величества.
Медведь поставил ученика на место. Нахмурился.
– Последнюю фразу можешь забыть. Император отказался от дальнейшего финансирования проекта. Мы больше не участвуем в спецоперациях и рассчитываем только на свои силы. И способности.
Слухи о том, что Император порвал отношения с Медведем, ходили давно. Последний год мы не получали спецзаданий и только тренировались. И все же слова Медведя посеяли в наших умах панику.
Шанс избежать пожизненной связки с владельцем окончательно испарился. Никого из нас не возьмут на имперскую службу, не предложат места среди приближенных. Теперь путь только один: понравиться клиентам. Продаться дорого и выгодно.
– Чего раскисли? – гаркнул Медведь. – И без гвардии проживете. Все равно туда редко кого отбирали.
Больше всех поник Амон. За его плечами имелось множество успешных операций и тренировочных вылазок, так что шанс был.
– Значит, так, – продолжил Медведь (голос бодрый, а в глазах – грустинка), – раз отличники первыми нарвались, так им и «кукол» нести.
Амон скрипнул зубами, но не возразил. Ноздри его раздувались: вот прям дракон огнедышащий. Еще бы, кому охота «дичью» быть? «Ловчими» куда как интереснее. Эх, и погоняем мы их нынче.
Недовольные участью Амон и его напарники получили на складе «куколок». Массивные рюкзаки, напичканные сверхточной аппаратурой, крепились к спинам телохранителей и имитировали беспомощного хозяина. Выдумка Медведя работала проще некуда: ты несешь на спине ценнейший груз. Его нельзя ронять, сильно трясти, подвергать перепаду температур и прочим прелестям дальних переходов. От него зависит твое будущее. И твое здоровье.
Связующий ошейник – еще одна разработка – подчиняет тебя «куколке». «Умрет» ноша – и тебе несдобровать. Это еще хорошо, что на время занятий ошейники работали не в полную мощность. В настоящей связке жизнь телохранителя полностью подвязана на владельца. Не уберег хозяина – сдох.
Медведь лично закрепил ошейники на шеях «дичи». Выставил среднюю мощность. Они ж элита, цвет подразделения, так пусть и огребают по-полной.
Да, видела я пару раз, как крючило парней, потерявших связь с «куколкой». Электрический разряд поражает кровеносные сосуды и нервы – бедолаг корежит и сгибает в пружину. Пульс и дыхание замирают. Болеют после такого долго. А иногда и в сознание не приходят: издержки профессии.
– А вы чего замерли? – заревел Медведь на нашу пятерку. – Собрались и выстроились в шеренгу.
Приказ мы исполнили в момент. Шутить с батей опасно.
Медведь обошел нас по очереди. Проверил, плотно ли застегнуты фиксирующие шлемы ремни. Принюхался: брагу из местной плесени не гнали, зубы и форму почистили.
– Почему мокрый? – напустился Медведь на Дылду.
Тот со свистом втянул в себя воздух, но нас не сдал. Уперся в колючие глаза бати и отчеканил:
– В чан с обеззараживающей жидкостью упал.
– А если я вас на Плум зашлю – что делать будешь? – не унимался Медведь.
Дылда опустил взгляд и промолчал. О суровом климате планеты-льдины ходили легенды. Там и в сухой одежде больше десяти минут без скафандра не продержаться. А так – верная смерть.
– Ладно, грузитесь, – проворчал Медведь. – Пилоты уже на борту.
– Если там опять Михей со своими, я его после задания контужу, – проворчал себе под нос Амон. – С его пилотажем трясет так, что внутренности в позвоночник упираются.
– Разговорчики! – предупредил батя. – Оружие и сигнальные ракеты получите при высадке. Задача ясна или повторить для особо гениальных?
– Никак нет! – хором рявкнула моя пятерка. И я вместе с ней.
– Приступить к посадке! – распорядился Медведь.
Из погрузочного отсека мы дружно перебрались в переходник – узкий туннель, похожий на прямую кишку: как внешне, так и по назначению. Герметичное покрытие заглушало звук шагов, а тесное пространство позволяло идти только цепочкой. Я, пользуясь возможностью, разместилась за Амоном и подстроилась под его поступь.
Блондин, казалось, нисколько не замечал «куколку» за своими плечами. Шел бойко и уверенно. И дыхание его было ровным. Везунчик! Когда мне выпадала роль «дичи», тяжеленная ноша пригибала меня к земле. И я крючилась, пыхтела и посвистывала, как паровой двигатель в нашем музее.
Непроницаемый рукав заканчивался внутренним люком корабля. Рычаг на себя – и мы в «норе». Металлическое нутро грузового отсека пропахло космической плесенью, пылью и людским потом. Системы вентиляции не всегда справлялись с поставленной задачей, а наряды по уборке кораблей – и того хуже.
– «Ловчие», занимайте правый борт, – распорядился Амон.
Чистюля смерил его высокомерным взглядом и вскинул густую бровь.
– Кто это тебя здесь главным назначил?
– Я сам, – не остался в долгу блондин.
Демонстративно прошествовал мимо Чистюли и первым устроился на левой стороне. Остальные элитные последовали его примеру. Бережно, словно любимых женщин, переместили «куколки» себе на колени.
Малыш протопал мимо «жертв» с видом скучающего праведника. Словно невзначай наступил на голень Амона.
– Ох, простите, – притворно извинился наш бугай, – не заметил.
– Жри меньше, а то из-за брюха не видишь, куда ступаешь, – фыркнул Амон, потирая ушибленное место.
Бобер плюхнулся напротив него и язвительно заметил:
– А ты побольше, а то «оглобли» вон какие тощие. Того и гляди, ветром сдует.
Я разместилась рядом с Бобром. Присмотрелась к Амону: ниче он не худой. Вон как кожанка на плечах бугрится, того и гляди, лопнет. Перевела взгляд на Малыша: здоровый – это да. Но толстый?.. Ох уж эти мальчишки. Дурачатся.
Дылда занял последнее пустующее место – возле устройства связи с пилотами. Окинул всех цепким взглядом.
– Готовы?
– Жми! – дал отмашку Чистюля.
Дылда вдавил до отказа желтую кнопку на передатчике. Прибор захрипел и пробасил знакомым голосом:
– Пристегните ремни, девочки, сейчас повеселимся! Йе-ха!..
– ... – ругнулся Амон себе под нос. – Как знал: Михей сегодня рулит.
– Не надо было завтракать, – скис Чистюля, закрепляя страховочные ремни. – Размотает по всему космосу.
Корабль ожил. В его корпусе утробно заурчали двигатели. Стяжки стыковочного агрегата щелкнули, замки разъехались в стороны. Наш «старичок-десантник» доживал не первый десяток лет и успел перетаскать в жестяном брюхе немало выпускников Медведя. Поди, и лихачей вроде Михея видал не мало. Потому и терпел. Тремор бил его проржавевшие суставы, по анемичным венам разбегалось топливо.
Дрожание корабля передалось и нам. Несколько секунд молчали, удерживая челюсти на месте. Руки элитных впились в «куколки», оберегая их от тряски.
И вот «космический дедушка» дернулся. Оторвался от опостылевшего Тифона и взмыл. До того момента, как пилоты включат гипердвигатели, у нас появилось время расслабиться.
– То, теперь с нами будешь покупателей дожидаться, – продолжил перебранку с Амоном Чистюля. – Наверх-то путь теперь того, заказан?..
– Я с тобой не то, что в одном ряду стоять, испражняться рядом не сяду, – возразил блондин. – Вас, ушлепков, Медведь только торгашам и покажет.
– А тя, прям, сам Император выкупит, – гоготнул в ответ Малыш.
– Почему бы и нет, – скучающим тоном произнес Амон. – В отличие от вас, никчемных, нам этикет преподают, дипломатию и философию. Медведь в элиту по-полной вкладывает. А вы, кроме как из пушек палить да сморкаться в ладонь, ничего и не умеете.
На скулах Чистюли заходили желваки. Лицо его покраснело, а ладони сжались в кулаки.
Корабль с Михеем у руля не позволил моему напарнику достойно ответить. Стремительный прыжок в гиперпространство впечатал нас в корпус, выбил из легких воздух. Я заметила, как у сидящего напротив элитчика налились кровью глаза и надулись на висках вены. И испытала нечто вроде сочувствия. Ненависть к неплавным переходам, громадным перегрузкам и к Михею конкретно объединила нас лучше съеденного вместе ужина.
Постепенно разрывающая боль утихла – и корабль, и мы выдержали испытание. Гиперпространство распахнуло неприветливые объятия и приняло нас в себя.
