Текст книги "Нефрит (СИ)"
Автор книги: Елена Синякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)
Вот и сейчас он отвел свои глаза, пусть даже на долю секунды, дернув плечом, словно это ничего не значило, и направляясь к выходу, сухо кинув:
– Принесу еду для девочек.
– Не скажешь им? – изогнул бровь Ледяной, провожая давнего друга и явно зная гораздо больше его тайн, чем все мы вместе взятые и очевидно предполагая заранее его ответ, потому что лишь усмехнулся, услышав уже с порога приглушенное и загадочное:
– Это был мой выбор. И так было нужно.
Он ушел, не проронив больше и слова, для того, чтобы все могли понять смысл сказанного, когда мужчины недоуменно и сосредоточенно переглянулись между собой, уставившись все разом на Отца, а я вдруг поняла, что Карат тоже был ранен, но словно не обращал на это внимания, как и тогда, когда получил сильный ожог, спасая крошку Мию от раскаленной сковородки.
– Пап? – не выдержал первым Нефрит, глядя в глаза Ледяного, а мне захотелось, чтобы все уже поняли, что Карат не злодей и не враг нашей семье, а ее законная часть, и приняли его… особенно, чтобы это сделал в первую очередь мой большой муж, который никогда не называл Карата отцом. Он вообще никак его не называл, и продолжал усиленно делать вид, что он просто пустое место, в котором иногда раздается голос и не более.
– Шесть месяцев и две недели, – выдохнул Ледяной, закивав, когда выпучили глаза даже Нефрит и Север, покосившись на дверной проем, где недавно пропала фигура Карата, – Он затягивал момент своего перехода осознанно, чтобы спасти семью и удержать трон в руках, отыскав какую-то траву, которая тормозит процессы в организме. Карат никогда не рассказывал, что после того, как действие травы заканчивалось, он испытывал страшные боли и судороги, оставаясь на грани смерти, но упорно продолжал ее грызть, чтобы его сила двух сущностей оставалась при нем в то время, когда это было необходимо…
– Никто не заставлял его делать это, – буркнул Нефрит, отводя глаза, на злобный взгляд Ледяного, чьи густые белые брови сошлись на переносице и голос пророкотал:
– Не смей судить своего отца! Ты совершенно ничего не знаешь о нем!
– Мне достаточно того, что я знаю! – буркнул Нефрит, упрямо поджимая губы, и не отводя злобных глаз от того, кого считал своим отцом больше, чем кровного, не смягчившись даже когда Ледяной тяжело выдохнул, сокрушенно качая головой, и добавляя тихо и наверное даже с какой-то долей обиды за того, кого не смотря ни на что продолжал считать своим другом:
– Если бы не Карат, ни тебя ни Севера уже давно не было бы в живых. Думаю, вы бы даже не были рождены, и вся ваша семья была бы стерта с лица земли ради битвы на престол, потому что алчность и жестокость вашего рода не знает границ и уважения даже к королевской крови.
Я осторожно посмотрела на Нефрита. в ту секунду понимая, что его не смягчили даже эти странные и ужасающие слова Отца. потому что взгляд неоновых глаз оставался упрямым и ненавидящим, что причиняло мне боль.
– Папа, расскажи… – тихо проговорила Мия в затянувшемся молчании, тоже не считая Карата нашим врагом. даже не смотря на то, как он пугал ее сначала, на что Ледяной неопределенно дернул плечом, кивая на Янтаря и Тумана, которые продолжали без чувств лежать на холодном полу. бледные, окровавленные и искусанные, над которыми суетилась Мия, отдав Лютого целиком и полностью в руки Златы для оказания дальнейшей медицинской помощи:
– Сначала давайте решим с ними, поговорить потом успеем.
Словно очнувшись, все зашевелились, не теряя времени на разговоры, лишь сосредоточенно и умело возвращая родных Берсерков в нормальное состояние, когда Малахит и Нефрит кинулись в лес, чтобы набрать побольше хвойных веток и соорудить некое подобие лежанок, на которые перенесли Тумана и Янтаря после того, как Мия быстро и ловко обмыла их от крови, принявшись осматривать раны.
Север всегда был рядом с женой. помогая ей во всем по одному только взмаху черных ресниц, не обращая внимания на собственные раны и улыбаясь любимой крошке, когда она касалась его своими тонкими белыми пальчиками, хмурясь оттого, что по его мощной широкой спине продолжала стекать кровь.
Я же, не в силах выносить вида того, как девушки принялись зашивать особо глубокие раны наших отважных Берсерков, усердно помогала Нефриту и Малахиту разжигать костер в доме, ровно в середине домика, где был выложен круг из камней, и закрыть проход, где не было двери, тяжелыми пледами, которые были предусмотрительно положены Златой в машину, лишь тогда увидев, что Звезда стояла на страже у домика, опираясь на свое любимое копье с двумя наконечниками, в компании с Вульфом, чьи глаза горели неподдельным восторгом, оттого что его взяли с собой на настоящее дело.
Скоро в доме стало тепло и по своему уютно, не смотря на то, что не было мебели и предметов утвари.
Янтарь и Туман сладко спали, посапывая, с обработанными и местами зашитыми ранами, бережно уложенные на еловые кровати и укрытые пледами, в ожидании того часа, когда яд полностью перестанет действовать и они смогут проснуться от своего навязанного сна.
Лютого заставили прилечь тоже лишь только строгие глаза его прекрасной Златы, которая пригрозила Анной Карениной до конца этого года, если он не будет спушать ее и делать себе во вред, под лукавые глаза всеслышащего Отца, который в этот раз благоразумно промолчал, не вспоминая ни тюленей, ни моржей, потому что знал лучше других, что его сын упрямый и в этой ситуации его лучше не задевать.
Мия варила противоядие из ароматных трав, отчего в доме стало еще теплее и уютнее от вкусного запаха, в эту секунду напоминая лесную фею и маленькую черноволосую ведьмочку сразу. когда скпонялась над чугунком, тщательно размешивая волшебный чай, который должен был окончательно привести в чувства Янтаря и Тумана, и стараясь не попадать в руки своего синеглазого Севера, что постоянно крутился рядом и не мог не воспользоваться случаем, чтобы не потискать осторожно свою занятую маленькую жену.
Кажется, все постепенно налаживалось, и душа успокаивалась по мере того. как все раны были залечены, а Карат вернулся со знатным уловом, складывая аккуратно рыбу в один из тяжелых больших казанов, под лукавый смех неугомонного Педяного, который окинул своего друга смешливым взглядом, выгибая брови:
– И? На какую «удочку» столько выловил?
Прости хоспади, но я подумала о такой «удочке», что тут же вся покрылась пятнами от стыда и смущения, под гогот мужчин в попытках удержать собственные глаза на месте и не опускать их по огромному шикарному телу отца своего мужа куда-то вниз, учитывая тот скромный факт, что носить брюки у них здесь категорически не получалось.
– Это вы – Полярные извращенцы и мазохисты, друг мой. А Кадьяки ловят рыбу руками. – даже не моргнув спокойно парировал Карат, вдруг разворачиваясь к смеющемуся Ледяному, чтобы кинуть в его руки что-то небольшое и круглое.
Вот ей-богу я подумала бы, что это граната. как способ утихомирить своего друга, если бы наш первый папа не издал восторженный вопль, прижимая к лицу эту штуку. чтобы втянуть ее запах жадными ноздрями, явно истосковавшимися по аромату этого угощения.
И кто бы мог подумать, что король Полярных до умопомрачения любит шишки!
Кедровые!
– Слегка подмороженные, и не будут такими вкусными как осенью, но аромат сохранился, как и все полезные свойства, – дрогнули в легкой улыбке губы Карата, когда по драгоценной шишке получили и мы с девочками, с широкими радостными улыбками наблюдая за восторженным Ледяным, который вертел небольшую шершавую шишку в своих огромных руках, не в силах ею надышаться и относясь так трепетно, словно в его руках было не иначе, как что-то драгоценное.
– Укуси меня тюлень за обе булки! Где ты их нашел, хитрюга?
– Места знать надо, – беззлобно усмехнулся Карат, не задерживаясь и не смотря на остальных Беров, тут же выходя снова из дома в уже опускающиеся сумерки в притихший от напряжения лес.
Отец еще долго улыбался и вертел в руках драгоценный и неожиданный подарок, никак не решаясь отрывать чешуйки, чтобы достать орешки и вкуснейшие ядрышки, сдержанно выдохнув и проговорив приглушенно и с непривычно мягкой улыбкой:
–..в0 время войны были проблемы с едой и не только у нас, но Карат всегда умудрялся сделать так, чтобы его солдаты были сыты. Мы не могли свободно охотиться в лесах, чтобы не выдать себя и приходилось часто обходиться той едой, которую ели все солдаты-люди. Каша, хлеб, какие-то лепешки… если бы не его хитрость и смекалка, думаю, что многие из Беров не выжили бы.
Отец грустно усмехнулся, повертев в руках шишку и тихо выдыхая, прежде чем продолжил, кажется. не обращая внимания, как стало тихо и все замерли, чтобы прислушаться к тому, о чем он сейчас говорил. словно приоткрывая одну из тайн самого Карата:
– Он приходил в деревни, до которых еще не добрались военные действия, находил местного главу и говорил, что война на подходе и только его люди способы защитить жителей от надвигающейся опасности. Но за это они должны кормить нас так, чтобы мы не ушли.
Ледяной усмехнулся весело сверкнув глазами:
– Те, кто не верил сразу, он устраивал демонстрацию: за ночь притаскивал пару-тройку фашистов, показывая, что вот они, первые лазутчики и отпускал их, делая так, чтобы обезумевшие от непонимания враги кидались на людей и самого Карата.
Конечно же, начиналась паника, все кричали о помощи и умоляли спасти их, на что Карат благодушно соглашался, обещая, что пока мы здесь и сыты, все будут целы и невредимы. Это срабатывало всегда, потому что сложно было недооценить силу, ловкость и красоту этого хитрюги. Люди соглашались на все, что угодно, а у нас всегда были завтрак, обед и ужин…но когда мы оставались в лесу, становилось тяжелее. Хотя даже тогда он не оставлял нас. Кормил тем, что ловил, деля между всеми пополам. А еще кедровыми шишками…
– Иты был в его отряде? – тихо проговорил Лютый со своей лежанки, опираясь на плечо и с явным интересом рассматривая своего отца, словно до этого не замечал каких-то важных деталей в его облике, впрочем, делая это спокойно и без негатива.
– Был… Алмаз был не такой как все кадьяки – справедливый, открытый, честный, словно короли древности, которые не скрывали своих помыслов и все делали смело и отчаянно. Если утром предстоял бой, он был готов поддержать каждого добрым словом, героическим смелым взглядом и встать плечом к плечу к человеку, чтобы защитить того, кто слабее и нуждался в его помощи…
От этих слов Север дрогнул, поспешно пряча свои грустные синие глаза за черными ресницами и прижимаясь лбом к плечику Мии, которая обвила его своими маленькими руками, чтобы поддержать, когда речь шла о погибшем отце нашего красавца и нового Короля Кадьяков, пока Ледяной продолжил, снова чуть улыбнувшись:
– А Карат….он был не такой. Молчаливый, замкнутый, хитрый, просчитывающий на сто шагов вперед любое свое действие. Пока Алмаз настраивал своих Берсерков речами на предстоящий бой. Карат не спал ночами, пробираясь в стан противников и вырезая их половину, чтобы наутро победили именно мы…молча и не ожидая благодарности в ответ, он заботился о нас, защищая порой даже собственным телом от нападок противника. Окровавленный и полудикий он возвращался ранним утром, бросая головы тех, кто должен был управлять отрядами противника в наступлении на наш фронт. Его боялись, как зверя, но боготворили. Раскол начался именно тогда…
Отец поморщился, сжимая в руке кедровую шишку осторожно и с чувством какой-то беспомощности, когда он смотрел на нее в своей руке, словно погружаясь в пучину собственных воспоминаний:
– Все видели разницу братьев, и не каждый поддерживал стремление Алмаза идти вперед. не жалея жизни и умирая за чью-то идею. Многие старались держаться поближе к Карату, веря, что именно он сможет защитить и сделать так, что большинство из нашего рода Берсерков останется жива после этой кровопролитной и страшной войны. Карат был всегда хитер, умен и видел наперед многие ситуации, выкручивая их для нашего блага, поэтому через пару лет рядом с ним образовалась группа, пусть небольшая, но сплоченная и сильная. Никто не хотел умирать за пустые идеалы…поэтому мы отделились от Алмаза, пробираясь вглубь противников лесами, незаметно и безлико, стараясь расчистить дорогу тем, кто пойдет широким фронтом следом за нами.
– …они поругались? – тихо спросил Север, словно не в силах поднять своих ярких синих глаз, слушая о жизни своего отца, про которую не знал до этого, когда Ледяной отрицательно покачал головой:
– Никогда. Никогда они не ругались и не спорили. Просто у каждого брата был свой взгляд на жизнь и каждый шел своим путем. Сколько я был рядом с ними, но не видел ни разу, чтобы они говорили на повышенных тонах. Карат всегда был на стороне Алмаза, и убирал жестокого всех, кто пытался пойти против него. Он всегда был словно верный палач своего короля, которому не нужно указывать пальцем на того, кого нужно убрать в лица земли.
– …скорее как серый кардинал, – растерянно пробормотала Злата, садясь рядом с Лютым на его подстилку и обнимая руками его широкие мощные плечи, упираясь подбородочком в макушку мужа, вот только не уверена, что кто-то из Беров понял, © чем хотела сказать наша златовласая красавица. когда притих даже Малахит, скорей всего не очень понимая, о чем идет речь, но глядя во все глаза на вдруг притихшего Ледяного, который продолжил:
– Просто в какой-то момент мы решили идти вперед, но Алмаз не хотел оставлять людей без своей защиты и решил остаться. Мы не прощались. Ночью ушли в леса, и провели в них практически все время до окончания войны… пока для нас не началась война другая.
Не смотря на то, что я сидела на коленях Нефрита, обогретая его жаром и родным ароматом, от этих спов Отца мои руки заледенели, а дыхание стало сбивчивым.
– Когда стали пропадать наши воины, это тоже первым заметил Карат, – Отец тяжело помассировал свободной рукой переносицу, пытаясь скрыть то, как поморщился от воспоминаний, которые не приносили ему светлых и хороших чувств, – Сначала ничего не говорил никому… наблюдал. Снова хитрил. Брал с собой из деревень самых крупных мужчин среди людей, которые походили на нас хотя бы отчасти, но не обладали ни нашей силой, ни скоростью. В какой-то момент мы подрались с Каратом. потому что он отошел от попыток вступать в бой, предпочитая забираться на возвышенности и просто наблюдать…я обвинял его в том, что мы ему верили. Все верили и шли за ним, а он поступил как истинный Кадьяк, для которого нет ничего ценного в этой жизни. Лишь тогда он признался и рассказал о своих догадках и наблюдениях. Рассказал о том, что люди поняли, что мы не такие как они и теперь их интересует не только война, но и попытка понять, кем мы были. Насильно…
Ледяной тяжело выдохнул, сокрушенно покачав головой и чуть пожимая плечами:
– Я сначала не поверил. Думал. что это всего лишь очередная отговорка хитрого Кадьяка не делать то, что нужно в попытках избежать ответственности, а потом понял, что Карат был прав. Во всем. Когда стали пропадать с поля боя те, кто был похож на нас среди людей, узрели все, что люди отныне снова перестали быть нашими друзьями, с которыми мы проливали кровь и слезы плечом к плечу…Мы пытались присматривать друг за другом. Раненных и убитых Берсерков забирали всегда с собой, чтобы захоронить тайно, даже если подозревали, что после смерти кроме наших габаритов мы ничем от простых людей не отличаемся. Больше Карата не интересовала война и попытка защитить мирное население…он пытался защитить нас.
Отец повертел кедровую шишку, сжав бережно ее в руке и снова тяжело выдыхая, даже если уголки его губ растянулись и дрогнули в грустной улыбке:
– С тех пор мир для нас снова перевернулся, и вернулась истина наших мудрых предков, что люди не способны принять нас, как себе подобных, ибо будут всегда бояться того, что не понимают. Скоро мы поняли, что среди врагов создаются специальные отряды, суть которых была не в попытке воевать, а находить тех, кто больше, выше, сильнее. Находить нас. Карат отлавливал их, часто рискуя попасть в ловушку, чтобы притащить к нам по одному и узнать о том, что от нас хотят. Он первым выучил немецкий, чтобы понять, о чем говорят эти люди. Первым среди нас научился в короткие сроки читать и писать на незнакомо языке, чтобы находить секретные документы и пытать всех, кто относился к этим отрядам….так мы узнали о существовании лабораторий.
Я содрогнулась от ужаса, почувствовав, как руки Нефрита застыли на мне, и дыхание стало сбивчивым и тревожным, прекрасно понимая его в этом состоянии.
Отец еще не сказал ничего из ужасов тех дней, а в моей голове с тошнотворной ясностью пронеслись отрывки из документальных и художественных фильмов о том, как фашисты мучили людей, ставя над ними страшные, не поддающиеся морали и логике опыты.
Я старалась не думать об этом!
Старалась просто дышать ароматом своего сильного и отважного мужа, чтобы прогнать жуткие реалистичные картины зверств тех, кого и спустя пол века после окончания этой ужасной войны язык не поворачивался назвать людьми, но понимала, что у меня ничего не получается, и едкая, удушливая тошнота поднимается из тела.
Я видела, как Отец закрыл глаза тяжелыми ресницами, тяжело сглотнув, словно ощущал ту же тошноту, что бурлила внутри меня, продолжив еще более приглушенно и хрипло, оттого, что было тяжело говорить. Тяжело вспоминать.
– Спустя пару месяцев мы нашли небольшой лагерь. где ставили опыты над нашими братьями…их изувеченные тела с отрезанными конечностями, с вырезанной кожей, словно их мучители пытались понять отрастет ли она обратно, как у ящериц…
Я боялась закрыть глаза, потому что и без того видела все слишком явно и ярко, дрожа и утыкаясь в руку Нефрита, чтобы дышать лишь им, и не дать своей тошноте верха над собой, понимая, что девочки находятся не в лучшем состоянии, прячась в руках бледных Севера и Лютого, которые не ожидали услышать ничего подобного.
– Но это был всего лишь лагерь. Временное пристанище извергов, которые пытались создать новых людей по нашему образу и подобию, надеясь на науку и идя против природы. Карат верил, что есть лаборатории. где все было гораздо хуже и то, что мы увидели там было лишь мало долей зверств человека над такими как мы. С тех пор Карат не мог найти покоя…он рыскал по лесам и деревням, выискивая все новых солдат, у которых была особая форма и особое оружие, чтобы отыскать сердце этой страшной организации и спасти всех тех, кто вероятно был там. Мы все помогали ему чем могли, даже когда понимали, что со временем он все больше замыкается в себе и становится более диким и жестоким…думаю, он не рассказывал нам многое из того, что сам знал и видел, неся этот крест в себе. А в одну из ночей Карат разбудил меня…
Когда Отец весь содрогнулся и побледнел, я не была уверена, что не хочу услышать продолжение этой истории, но не в силах даже пикнуть о том, что больше не выдержу представлять все эти ужасы, которые коснулись тех, кого я любила больше жизни и считала своей семьей.
– … разбудил и сказал всего одну фразу: «Найди меня».
Впервые за то время, что я знала своего Нефрита и как мистера Рита и как Берсерка – его руки стали холодными, без каких-либо спов давая понять, что эмоции от услышанного взяли верх над его ненавистью и неприязнью к собственному отцу, жизнь которого он совсем не знал, открывая ее для себя лишь сейчас.
– …0н понимал, что узнать про эту организацию. которая была сверхсекретной, можно было лишь изнутри…поэтому сделал так, чтобы его поймали и увезли в ее недра, как самого сильного и крупного представителя неопознанного вида не-человека.
Отец замолчал, закрыв глаза и дыша отрывисто и тяжело, словно снова и снова переживал ужасы тех дней, когда рыскал по земле в поисках своего хитрого, умного и отчаянного друга, очевидно ощущая, как сердца всех присутствующих в доме стучали в такт с его – судорожно, испуганно и обливаясь кровью, от того что пришлось пережить тому, кого все считали своим самым лютым врагом, не зная и сотой части того, что ему довелось увидеть и пережить в попытках защитить свой род.
– Мы нашли его через восемь дней. Восемь самых жутких в моей жизни дней, за которые я полностью поседел, и когда никто из нас не смог сомкнуть глаз, переворачивая землю и разрывая на части тех, кого мы смогли отыскать из врагов в особенной форме. Я уже отчаялся. когда один из Кадьяков уловил свою кровь на участке земли с горами, где было пусто… мы потеряли еще сутки. прежде чем поняли, что лаборатория находилась под землей, скрытая от глаз всего живого.
Я сглотнула выступающие горькие слезы, обхватывая ладонью холодную руку ошеломленного до глубины души Нефрита, и видя, как выступила венка на виске Ледяного в попытках скрыть бурю своих эмоций, когда он откашлялся и продолжил еще более сипло и непривычно тихо для нашего Отца:
–..Карат был жив. И это было главное. Пусть измученный и истыканный каким-то железяками. Пусть выглядел, как фарфоровая огромная кукла без воли и памяти.
Почти обескровленный и без сознания, словно под действием наркотиков. но он дышал….он один выжил из всех тех, кого мы нашли там.
Когда всхлипнула крошка Мия, крепко обнимая ручками могучую шею бледного, как снег Севера, утыкаясь в его черные волосы, я поняла, что больше не могу сдерживаться тоже, как бы отчаянно не моргала ресницами и горькие слезы закапали на холодную кожу моего напряженно застывшего в ошеломлении Нефрита.
– Две недели мы пытались привести его в чувство из этого медикаментозного плена.
Поили своей кровью, потому что ничего другого у нас не было и ждали, когда он придет в себя…но когда он очнулся, не рассказывал нам ничего. Карат перестал говорить и спать…
– …он и сейчас не спит… – вдруг прошептал Нефрит, и я вздрогнула, услышав его голос, и сразу даже не узнав, будто из него ушла вся его сила и жизнь, оставив лишь сухую потрескавшуюся оболочку. – …сколько помню его с детства, он никогда не спал.
– И теперь ты знаешь, почему, сынок, – поднял добрые и печальные глаза Ледяной, помолчав еще немного, чтобы выпрямить свои могучие плечи, будто пытаясь сбросить с них груз тяжелого прошлого и страшных воспоминаний, которые ранили даже спустя столько десятков прожитых лет после войны.
– Что вы сделали с той лабораторией? – тихо прошептала Злата, украдкой вытирая слезы со своих умных серых глаз и стараясь сделать вид, что она как всегда крайне спокойна и собрана, хотя ее покрасневшие глаза и кончик носа говорили совершенно об обратном, и скорей всего наши Беры могли отчетливо почувствовать, что ее сердечко тоже дрогнуло и сжалось от неожиданного откровения нашего первого папы.
– Сровняли с землей, не оставив целой ни одной иголки, ни единого аппарата! – прорычал Отец, отчего на моем теле выступил холодок и забегали испуганно мурашки, потому что никогда еще я не видела Отца в такой ярости, которая на секунду затмила его светлые глаза, – И захоронили под валунами и землей, обрушив потолок, чтобы никто и никогда не смог пробраться внутрь.
– Надеюсь, вы захоронили вместе с этим местом каждого жалкого выродка, который посмел мучить наш род! – прорычал Лютый, чьи глаза полыхнули жаждой крови и мести, сжимая свои большие кулаки и напрягаясь всем телом, словно готовый в эту же секунду кинуться куда-то вдаль, отыскать всех мучителей и убивать их долгой и страшной смертью.
Когда Отец лишь утвердительно цыкнул, не вдаваясь в подробности расправы, видимо чтобы пощадить наши уши с девочками, в его глазах полыхало пламя необузданной мести…и боли.
По домику тут же раздался низкий, возбужденный и рокочущий рык сразу всех наших Беров, которые явно были удовлетворены ответом Ледяного, отчего бедный домик в буквальном смысле задрожал и как-то даже скрипнул, от той мощи и ярости, которая в эту секунду исходила от наших больших и могучих мужей.
Каждый из Беров, которые были в этот момент в домике, даже Малахит, были буквально раздавлены тем, что услышали, и я понимала слишком хорошо, что им в сотни раз больнее пережить эти слова Отца, потому что они ощущали собственной кожей все пережитые им эмоции, которые не становились меньше и не уходили с годами.
Такая рана была незаживающей и вечно гниющей… слишком много боли, непонимания и неприятия было в том, что пришлось ему увидеть, отчего мое сердце заходилось в молчаливых рыданиях.
– Даже после того, как объявили об окончании войны, мы продолжали искать секретные лаборатории, освобождая тех, кто был еще жив и стирая с лица земли все, что только могли найти! Мы провожали группы Берсерков, которые возвращались домой в свои земли, чтобы им не смогли причинить вред…но самый большой шок каждый из нас испытал, когда мы сами возвращались домой последними, убедившись, что среди расформированных частей не осталось больше Беров.
От того, как все напряженно застыли стало не по себе!
Даже обычно холодный и безэмоциональный Лютый вытянулся на руке, садясь на своей лежанке и увлекая за собой Злату, которую усадил аккуратно на свои ноги.
Напряжение, повисло в стенах домика звенящим молчанием и напряженными мужчинами, которые не моргая смотрели на Отца, впитывая каждую его эмоцию, отчего казалось, что воздух под шатким потолком сейчас просто начнет искриться и щелкать электрическими разрядами.
И я не знала кому в этом случае было проще – нам с девочками, которые ничего не подозревали и только напряженно ждали продолжения рассказа. или нашим медвежьим мужьям, которые не знали так же, но ощущали все в сотни раз острее, отчего их тела застыли и напряглись выпирающими тугими мышцами.
– На землях Бурых вдали от основных боевых действий, которые к тому моменту уже закончились мы нашли еще одну лабораторию… – судя по тому, с какой силой сжал челюсти Отец, да так яростно, что его клыки звучно клацнули в нависшей тишине, у меня в буквальном смысле уже отнимались руки от переживания, и попытки понять заранее, что же там увидели Берсерки и что может быть еще страшнее, чем Ледяной рассказал до этого, – …мы могли ожидать чего угодно от наших врагов. Тех, кто посчитали, что смогут захватить весь мир и поработить народы. Но никто не ожидал ничего подобного от людей, которых мы защищали ценой собственной жизни. Ценой нашей тайны, которая не должна была стать доступной для людей не при каких обстоятельствах! С кем мы делили нашу боль и кровь…
Отец тяжело потер переносицу, отрывисто выдохнув и глухо продолжив:
– …В этой лаборатории ученые работали над созданием того, кого они называли «суперсолдат». Существом, рожденным от женщины и зверя. Мы видели отчеты и фотографии истерзанных тел сотен молодых девушек, которых направляли в клетки к самцам горилл для спаривания, ожидая затем потомства от тех, кто выживал…
Я судорожно закрыла глаза, ощущая, как мокрые ресницы впечатались в мою холодную кожу, и комок тошноты застрял в горле, мешая дышать.
Это было отвратительно и страшно!
Это просто не поддавалось никакому разумному объяснению и принципам человечности!
– Это был словно удар в спину, – тихо выдохнул Отец, и почему то мне казалось, что он качал головой, тоже не понимая и не в силах забыть того, что увидел в те страшные, безумные года, – …в самое сердце. После этого никогда и ничего не было как прежде. И Карат был прав в том, что перестал доверять людям…
Не в силах открыть своих глаз, я прижалась к Нефриту, ощущая его дрожь и пытаясь дышать лишь им, чтобы прийти в себя, чтобы обнять его крепко-крепко и стать той маленькой, но твердой опорой в этой жизни, на которую он смог бы рассчитывать всегда и во всем.
В голове крутились мысли, от которых мир кружился в какой-то адской воронке!
Слишком много жуткой и безумной информации было получено, чтобы я смогла справиться с собственными мыслями и эмоциями, в эту секунду понимая только одно – Карат не враг!
Он пережил и увидел слишком многое, и сделал все невозможное и возможное, чтобы защитить свой род от людей… ион был прав!
– …Я читала о том, что рассказал папа… – тихо прошептала Злата, всхлипнув, – … рассекреченные документы Второй мировой…
Лишь услышав, как скрипнуло полуразвалившееся крыльцо домика и зашуршал плед, который заменял дверь, я поняла, что шар моих эмоций с грохотом лопнул, оглушая лавиной выплеснувшихся эмоций, удушливыми рыданиями и щемящей нежностью, от которой в груди становилось невыносимо больно.
Я не знаю, кто из нас с девочками перовой ломанулся к вошедшему Карату, который застыл у порога с удивленно вытянутым лицом и распахнутыми глазами, когда сразу трое девушек неслись к нему, рыдая и всхлипывая, чтобы повиснуть на его мощном обнаженном торсе, отчего бедному шокированному до глубины души Беру, пришлось растопырить руки в стороны, в которых болтались длинные жирные рыбы по пол метра в длину.
– ….93939…..
Если бы не было так печально и больно на душе, я бы наверное рассмеялась, сквозь мокрые от слез глаза видя, как черные ресницы Карата захлопали, пока он пытался понять, что тут случилось и почему все девушки висели на нем, рыдая, покосившись на улыбающегося Ледяного и тихонько выдохнув впервые неуверенно и даже наверное смущенно:
– …ужин спалили?
– Неа.
– А что тогда стряслось?…
Забавно и приятно было видеть смущенное недоумение Карата и умилительную широкую улыбку Ледяного, пока он наслаждался новыми эмоциями своего старинного друга. которые было не так то просто увидеть. когда наконец Отец хлопнул в ладони пророкотав своим привычным раскатистым басом, обращаясь к смущенно застывшим Берам:
– Ну?! Чего замерли, вши моржа недоростка?! Рыба не чищена! Ужин не готов! Чего сидим булки греем?!
Я рассмеялась. слыша, как захохотали все Берсерки, включая недоуменного Карата. который передал новую порцию рыб довольному Отцу, покосившись на него прищурено, но не злобно, явно намекая на то, что им предстоит разговор за пределами наших волнительных ушей, и аккуратно обнимая нас – осторожно и ненавязчиво, чтобы буквально через пару секунд легко подтолкнуть в сторону наших смеющихся мужей.
И, знаете, если Ледяной был словно Супермен, который всегда спешил на помощь и обожал детей, то Карат отныне был для меня Бэтмен – истинный черный рыцарь, который во тьме и мраке, безмолвный и не ожидающий благодарности защищал свой род, не жалуясь на боль, страдания и полное одиночество.
Это были мои супергерои!
Это были мои отцы!
