Текст книги "Не мой, не твоя (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 23

Марина

У здания суда меня попытался задержать свекор. Перехватил на крыльце, как будто специально поджидал. Но я даже не притормозила и слушать его не стала – обошла его, взбежала по ступеням и скрылась за дверями. Не могла я на него смотреть, не могла слышать его голос, аж передергивало, да и мой юрист настоятельно советовал не вестись ни на какие провокации.

К счастью, юрист тоже меня уже поджидал.

– А ваш супруг будет? – спросил он, и я снова вспомнила, как на его очередное «с боссом лучше бы наладить отношения» сообщила, что уже наладила – вышла за него замуж. У него в тот момент такое лицо сделалось, что меня смех разобрал. И сейчас тоже вырвался смешок, но это больше нервное. Я хоть и старалась держаться спокойно – в душе умирала от страха.

– На работе, – ответила я, – но собирался подъехать.

И действительно, Тимур, как и обещал, появился перед самым началом заседания. Даже как-то сразу легче стало. Правда, в зале снова накатило так, что внутри нешуточно потряхивало. Ужас оттого, что мне могут не отдать Оленьку, перекрывал все доводы юриста. И всё же я заметила, что свекор тоже сильно сдал за минувший месяц – посерел и даже как будто одряхлел. Его жена, Галина Алексеевна, выглядела не лучше и сидела с траурным лицом. И только Игорь, как всегда, благоухал. Разве что на Тимура косился с опаской, но сам суд его явно не тревожил ничуть.

Всё проходило почти в том же порядке, как и в предыдущий раз. Хотя нет, в этот раз ни свекор, ни тетки из опеки меня не поливали грязью. А когда судья обратилась к Тимуру, он, ответив на все ее вопросы, вдруг сообщил под конец, что свекор предлагал ему взятку за то, чтобы он меня уволил. Это заявление наделало шуму, конечно. Свекор сначала отнекивался, потом оправдывался, потом обвинял меня и Тимура в том, что мы его запугивали. Судья, наверное, устала призывать всех к порядку, заметно сердилась, грозилась выдворить вон.

Но главное – в конце концов, после всех этих мытарств и трех жутких месяцев напряжённого ожидания, суд постановил оставить Олю мне!

Боже, я готова была расцеловать и адвоката, и сердитую судью, и, конечно, Тимура. Что, собственно, я и сделала, как только мы вернулись домой. Я и ехала, блаженно улыбаясь всю дорогу. А дома расцеловала свою крошку, потом на радостях обнималась с Тоней, потом повернулась к Тимуру.

– Спасибо, – задыхаясь от счастья, произнесла я пылко. – Спасибо, спасибо. Я так тебе благодарна, ты даже не представляешь, как…

Он лишь неопределенно дернул плечом, мол, какая ерунда, не стоит благодарностей. Но я в порыве обняла его за шею, прижалась к груди, а потом, как-то так само получилось, приникла к губам. Поцеловала его, напрочь забыв собственный недавний зарок. И почувствовала, как он будто тотчас окаменел. Я отступила – такая реакция на миг слегка охладила мой пыл. Но тут же Тоня засуетилась:

– Какая радость! Наконец-то всё закончилось! Мариночка, это же такое счастье! Нужно это событие отметить. Обязательно. Дайте мне два часа, и я такой стол приготовлю. Торт испеку…

Я снова просияла, подхватила на руки Олю, которая вряд ли понимала, что происходит, но тоже улыбалась.

Однако Тимур засобирался уходить.

– Куда ты? – озадачилась я. – Останься, пожалуйста. Отпразднуем? Ведь, правда, это такое радостное событие. И если бы не ты…

– Мне на работу надо, – не глядя на меня, произнес он. – Я позже подъеду.

Очень не хотелось, чтобы он уезжал, но раз ему действительно надо, что поделаешь…

– Пораньше уж освободись, а? – попросила за меня Тоня.

Тимур ничего не ответил. И даже, как мне показалось, ушел с какой-то излишней поспешностью. Будто ему в тягость было находиться с нами. Или со мной…

Это неприятно царапнуло, но я, глядя на Оленьку, буквально пьянела от счастья, так что и эта досада вскоре забылась.

Тоня, несмотря на преклонный возраст, мигом развела бурную деятельность – мне бы такую сноровку. Она одновременно умудрялась жарить, тушить, замешивать тесто. И часа через два от одних лишь запахов можно было язык проглотить.

Я помогла ей накрыть стол, но… отмечать нам пришлось вдвоем. Тимур задерживался. Она ему даже позвонила на работу, я, если честно, не осмелилась. Он сказал, что пока ещё занят, но как освободится – приедет.

Впрочем, я старалась о нем сейчас не думать. Ведь правда работу его никто не отменял. Может, и впрямь что-то срочное. Спасибо хоть, что сумел при этом выкроить для меня пару часов. И не просто приехать, а прилюдно макнуть Тихановича в грязь. Нет, определенно столько, сколько сделал для меня Тимур, не делал никто. Да что уж – он вернул мне Олю. И каким бы он ни бывал порой несносным, одно это перекрывало всё плохое с лихвой. Пусть я его не понимала, не беда, точнее, не главное это. Вот Игоря я не просто понимала, а прямо-таки видела насквозь, а толку-то?

В десять вечера я уложила Оленьку спать, потом ещё немного пооткровенничала с Тоней, пока та не начала раз за разом зевать. Она ушла в свою комнату, а я зачем-то осталась ждать Тимура. Отчего-то мне непременно хотелось ещё раз всё ему высказать, поблагодарить без этих дурацких эмоций, спокойно, взвешенно и искренне.

Тимур так и не пришел. Я ждала его до часу или до половины второго, а когда у самой глаза стали слипаться, поднялась в свою комнату. И врать себе не буду – то, что он так и не пришел, меня задело…

Всякие утренние дела отвлекли, конечно, но за завтраком Тоня обронила, что Тимур приходил около семи. Переоделся в свежее и снова ушёл. Весь день я старательно не думала об этом. А если само всплывало в уме, я благоразумно не поддавалась грусти. Да мало ли что его могло задержать? Я и сама до недавнего времени пропадала пропадом на работе. И потом, днем было чем заняться. С моей Олей времени на рефлексию и не оставалось.

Однако приближался вечер, а от Тимура снова ни слуху ни духу. Теперь уж я точно не сомневалась – он избегает именно меня. Недаром мне так и казалось. И я догадывалась. В чем дело. Вернее, в ком. Та самая Юля, с которой он говорил ночью после свадьбы. Точнее, оправдывался, объяснял: брак фиктивный, ненастоящий. Оно всё так. Только вот Тимур вряд ли перед кем-то будет оправдываться, разве только перед кем-то очень близким и дорогим.

И если вчера от радости я как-то об этом не задумывалась, то сегодня приуныла. Даже Тоня это заметила и за ужином принялась выгораживать Тимура: такой он занятой, такой весь в себе, что кажется, ему на всех плевать, а на самом деле…

Но мне от её попыток стало только тоскливее. И ведь я понимала, что должна быть ему признательна, что ни на какие претензии права не имею. Что ничего он мне не обещал. Что это вообще редкое благородство – помогать кому-то по старой памяти ну или из сочувствия, а не с расчетом, чтобы потом быть вместе. Только мне не хотелось такого благородства. Мне хотелось бы больше вот такого расчета, хотя и глупо это, конечно. Да, человек – существо наглое, конечно. Получил одно, пусть даже самое желанное, успокоился и вот уже хочет другое. Мне это не нравилось, но ничего поделать с собой не могла.

Тоня и Оленька уснули, только мне не спалось. Я себя накручивала: наверняка Тимур у этой Юли. Оставил нам свой дом, а сам не ночует. Как ещё это объяснить?

А потом всплыли его слова, когда он придумал пожениться: «Суд выиграешь и разведемся…». Я тогда настолько была поражена предложением, что не вдумалась полностью, а теперь всё встало на свои места. Суд выиграли, он помог, чем мог – пора и честь знать. Потому он и уходит, потому и избегает меня, потому и замер, окаменев, когда я его поцеловала. Потому что есть Юля. Ну а мне он помогал просто как давний друг.

Тут же наперекор всем доводам вспомнилась та ночь, когда он мне потом деньги сунул. Нет, лучше бы и не вспоминалась…

Ближе к полуночи я накрутила себя до такого состояния, переворошив вообще всё, что между нами происходило и давно, и недавно, и в конце концов поняла: не могу так. И не хочу. Не хочу его жалости, не хочу быть ему помехой. Пусть живет в своем прекрасном доме сам, с Юлей, с кем угодно.

Ну а я… я начну жизнь заново. Для начала, пока у меня осталось десять дней отпуска, съезжу к родителям в Зареченск. Олю они уже полгода как не видели. Про суд – ни сном ни духом. Но это я намеренно им не сообщала. Зачем? Мама и развод с Игорем пережила с трудом, даже в больнице умудрилась полежать по этому поводу. А узнай она всё остальное… ой даже думать не хочу.

Зато сейчас можно с родителями спокойно повидаться, все обдумать, всё решить, остыть от всей нервотрепки…

Не знаю, какая шлея мне под хвост попала, я ведь обычно умею сдерживать истеричные порывы. Но тут не усидела. Схватила сотовый и накатала ему сообщение:

«Тимур, хотела с тобой поговорить, еще раз поблагодарить заодно, но, видимо, так и не дождусь. Поэтому пишу так. Спасибо тебе за всё. Завтра утром я вместе с Олей уезжаю. Пока на десять дней, потом – видно будет…».

И скорее отправила, пока меня окончательно не одолели сомнения. А как отправила, так тотчас стало стыдно. Почему хотя бы утра не дождалась? К тому же, теперь мне казалось, что по сообщению видно, что я на самом деле чувствую, что обижаюсь и психую, словом, снова выгляжу как дурочка. Потом решила: да чего уже? Обратно сообщение не вернешь. Пошла спать.

Только опять лежала в кровати без сна, пялилась в потолок, представляла, как завтра уедем… И всё?

А потом вдруг услышала внизу шум. Затаилась. Да, точно, кто-то там внизу ходил. Выйти или нет?

Пока я размышляла, шаги приблизились. Сердце, екнув, бешено заколотилось. А когда дверь начала тихонько приотворяться, оно едва из груди не выпрыгнуло. В диком напряжении я вглядывалась в его силуэт.

Тимур остановился в проеме, наверное, привыкал к темноте. Потом шагнул ко мне, присел на край кровати. Шепотом, чтобы не разбудить Олю, спросил:

– Спишь?

– Пытаюсь.

– Поговорить хотел.

– Я сейчас спущусь.

Тимур кивнул, поднялся, вышел, а я перевела дух…

Глава 24

Тимур

Я никогда не видел Марину такой – даже не перепуганной, а… слова-то такого не знаю. Человек на грани – вот как это называется. Её аж трясло от нервов. И мне, рядом с ней, даже немного неловко было, потому что всё заседание я лично попросту скучал. И поглядывал на часы, прикидывая, когда вся эта тягомотина закончится. Мне не было пофиг, просто я другого исхода и не ожидал.

Марина же, едва мы вышли из зала заседания, прямо там же, в коридоре, расплакалась. Не навзрыд, но все же стояла, зажав рот ладонью, и роняла слезы. Затем горячо благодарила юриста, ну и меня. Меня – даже дважды. Сразу и потом, уже дома. Кинулась мне на шею, поцеловала, при Тоне, при дочке своей. А меня от нечаянных-то прикосновений моментально ведет, а тут… И всё так неуместно, не вовремя. Я лучше ничего не придумал, как уйти.

Потом сомневался: может, зря ушёл? Может, лед тронулся? Да нет, это ж она просто от благодарности так. Юриста вон тоже обняла, мне это, кстати, не понравилось. Спасибо, хоть целовать его не стала.

Нет, всё правильно, что ушел. Сейчас она в эйфории. А мне от её «благодарности» сорваться недолго, она же потом, когда успокоится, скажет: воспользовался ситуацией, а ведь обещал…

Домой я не поехал вообще. Снял номер в отеле. Тем более нашел, чем себя занять – надо было просмотреть записи с камеры из подъезда Лысого. Сам он как сгинул.

Был – и нету. Я уже пробил все места, где он прежде мелькал. Домой к нему наведался – тоже глухо.

Думал провернуть тот же номер, что и с тем нарком – расспросить соседей лысого, но те на все мои вопросы лишь бессмысленно хлопали глазами. Один лишь мужик, который жил за стенкой, припомнил с трудом, что несколько раз видел лысого, но даже как его звать – не в курсе.

В подъезде на входе имелась камера. Управляющая компания неохотно – немного надавить пришлось, – но все же поделилась записями. Вот полночи в отеле я и смотрел на перемотке, кто там входил, кто уходил. Чуть не отупел, но мой Лысый разок все-таки мелькнул.

Ровно три дня назад сел этот ушлепок в свою бэху и всё, не возвращался больше.

В общем-то, вариантов масса. Мог вполне рвануть в командировку. У порноделов, интересно, бывают командировки? Ну или на отдых. Ну или навестить приболевшую бабушку, да мало ли. Три дня не срок. Только вот ждать невтерпеж. Меня чуть не разрывало от желания скрутить эту суку, а ничего не попишешь – придется дожидаться, когда он снова объявится.

Сидеть в дозоре у меня не было ни времени, ни желания, так что снарядил на это дело одного знакомого. Договорились, что тот сразу позвонит, если вдруг что.

На следующий день после работы я снова отправился в ту же гостиницу. Едва успел принять душ, как пришло сообщение – от Марины. И меня тотчас как подорвало с места. Она уезжает? Зачем? Куда? Какого черта?

Хорошо хоть выбрал гостиницу в том же районе, так что всего через четверть часа добрался до дома. Только все уже, по ходу, спали. В квартире было темно и тихо. Стоило, наверное, потерпеть до утра с выяснениями, но я не мог. Я на месте-то усидеть не мог. Уезжать она надумала!

Стараясь не шуметь, поднялся на второй этаж, зашёл в их спальню. Секунду-другую привыкал к темноте. А потом понял, просто почувствовал – Марина не спит. И не ошибся. Когда позвал её поговорить, она прошептала: «Сейчас спущусь».

Честно, я знать не знал, да вообще не имел ни малейшего понятия, о чем нам разговаривать. Отношения выяснять – вообще не мое, не люблю, не хочу и не умею. Но я очень сильно, прямо до отчаяния, не хотел, чтобы она куда-то уезжала.

Марина спустилась минут через пять. В коротеньком шелковом халате, едва прихваченном поясом. С распущенными, чуть спутанными волосами. Правда, у неё самой сна – ни в одном глазу. Присела в соседнее кресло. Халатик сверху топорщился и расходился в стороны, слегка оголяя ее грудь, и мне стоило неимоверных усилий не смотреть туда, в этот манящий вырез.

– Тимур, – тихо произнесла она полувопросительно.

– Ты серьезно собралась уезжать? – оборвав её, перешел я сразу к главному.

– Да.

– Куда?

– В Зареченск, к родителям.

– С чего бы вдруг? Ты туда даже не собиралась!

– Почему? Я давно подумывала.

– Ты даже ни о чем таком не говорила.

– Ну, мы вообще с тобой мало о чём говорили. Особенно в последнее время, – прозвучало как будто с упреком.

Только в чем упрек – я не понимал. Что не так-то? Я поднялся с кресла, прошёл назад, к окну. Нервы ни к черту. Не получалось даже спокойно сидеть на месте.

– Зачем тебе уезжать? – чуть громче спросил я, глядя на её затылок. – Почему именно сейчас?

– Потому что сейчас как раз отпуск, самое время.

– Так ты только на две недели? А потом вернешься?

Марина оглянулась на секунду, пожала плечами.

Я всегда прекрасно видел, когда люди колебались, интуитивно ощущал, на какие точки надо давить, чтобы сломать сопротивление, чтобы было всё по-моему, но сейчас, хоть убей, не понимал Марину. Она казалась чем-то разочарованной или недовольной, не знаю. Но чем, черт побери? Два дня назад она порхала от счастья, а что теперь? Я её не трогал, не обижал, слово держу. Чего ещё?

– Ну, в Иркутск – скорее всего вернусь, – ответила она. – Но не сюда. Подыщу другое жилье.

Адски хотелось закурить, но с тех пор, как здесь поселились Марина с Олей, дома я не курил.

– А чем тебе это не угодило? – я снова вернулся в кресло, придвинув его к ней поближе. – Ты можешь жить здесь сколько влезет, хоть вообще всегда…

– Спасибо, но я не могу так, – качнула она головой.

– Как – так? – начал раздражаться я.

– Я не хочу мешать твоей личной жизни.

– Чего? – Вот такого заявления я точно не ожидал. – Что ты имеешь в виду?

– Тимур, я же всё понимаю. Тебе нужно… ну, тебе нужна личная жизнь, а тут я… мы. И тебе приходится на ночь куда-то уходить…

– Что за бред? Ты когда это придумала?

Я подметил, как порозовели её скулы.

– Ты решила, что я ухожу потрахаться? – искренне изумился я.

Она смущенно опустила голову, а в следующую секунду вскинула и, глядя в глаза, сказала:

– Я слышала… случайно… твой разговор с какой-то Юлей. Ты утешал её. Говорил, что брак у нас фиктивный, чтобы она не расстраивалась.

– Да кого я там утешал? Юлька просто разбухтелась, что я их с Лорсом на свадьбу не позвал. Она мне просто друг, как и Лорс. Мы в Москве замутили общее дело, ну а сейчас созваниваемся иногда… Стой, ты вот из этой фигни такую историю накрутила?

Марина не отвечала, сидела разглядывала свои колени и стремительно краснела.

– Так ты меня ревновала? – Эта мысль показалась мне настолько нелепой, что у меня невольно вырвался смешок.

Она бросила на меня короткий, но очень выразительный взгляд, так что смеяться расхотелось.

– Я просто не хотела тебе мешать, – буркнула и решительно поднялась. Я тоже встал. – Я, пожалуй, пойду спать. Завтра в дорогу собираться…

Но не успела сделать и шага. Я тут же поймал её за руку, развернул к себе. Наверное, слишком поспешно и резко. От неожиданности она тихо охнула и, потеряв равновесие, качнулась ко мне. Коснулась грудью, едва прикрытой шелком. Прихватила меня чуть выше локтя для опоры, выпрямилась и попыталась отодвинуться назад.

– Постой… подожди… – попросил я, не отпуская её, но все слова в ту же секунду вылетели из головы.

Слишком близко она стояла. Слишком одуряющим был её запах. Слишком долго я терпел и сдерживался.

Дыханье сбилось. Голову заволокло тягучим туманом. Пах стремительно наливался жаром и тяжестью. Казалось, туда прихлынула вся какая есть кровь и теперь дергала сладкими и мучительными толчками. И меня прорвало…

В ответ на вялое сопротивление я прижал Марину к себе крепко, тесно, так, чтобы всем телом её ощущать. Жадно припал губами к шее, краем сознания заметив, что она лишь на мгновение дернулась, а потом, открываясь, склонила голову набок. И вскоре задрожала, задышала так же рвано и часто. Вцепилась мне в плечи. А когда я добрался до её губ, тут же, будто этого ждала, ответила на поцелуй с жаром и нетерпением. И это окончательно сорвало крышу. Остались одни голые чувства, острые, почти непереносимые, когда каждое прикосновение – как удар током.

Я задыхался, но не мог оторваться от неё. Скинул её халатик, спустил лямки ночной сорочки. Кое-как выпутался сам из рубашки, расправился с ремнем и брюками. Чертова одежда! Любое промедление сейчас превращалось в пытку. Наконец подхватил её под бедрами и перенес в кровать. Наконец она со мной, подо мной, моя…

Глава 25

Марина

Наслаждение медленно стихало, хотя всё ещё приятно гудело под кожей, однако усталость уже брала свое, и мышцы поднывали. Впрочем, и усталость была приятной, разливаясь по телу истомой.

Ничего удивительного, в общем-то. Это первый раз у нас всё случилось бурно и быстро. Как в ураган попала или в шторм – закрутило, завертело и выбросило еле живую на сушу. Но едва я успела отдышаться, как Тимур снова начал, только уже с прелюдий, явно себя пытаясь сдерживать, пробуя то так, то этак, то замедляясь, то ускоряясь. Лишь в самом конце сорвался, моментально доведя себя и меня до разрядки, яркой, острой, почти болезненной.

Надо, по идее, в душ, а затем вернуться в нашу комнату – там Оля одна, но где бы взять сил? Не хотелось сейчас даже пальцем пошевельнуть. Это какое-то особое удовольствие – лежать в крепком кольце его рук, чувствовать тепло его тела, дышать его запахом, от которого до сих пор подкруживалась голова.

Сотни вопросов, которые накануне роились в голове как осы, сейчас… нет, не то чтобы исчезли, но стали такими же вялыми, как я сама. И хочется их задать Тимуру, и не хочется. Точнее, неохота нарушать это блаженное умиротворение.

Хотя Тимур сам его нарушил.

– Не уезжай. Не хочу тебя никуда отпускать.

И словно в подтверждение своих слов теснее прижал к себе.

– Я и так очень долго был без тебя…

Я почувствовала, как Тимур поцеловал меня в затылок, потом из стороны в сторону провел по волосам носом. Такая странная, совсем ему не свойственная ласка тут же отдалась трепетом в моей груди.

– Я больше не хочу быть без тебя. Хочу, чтобы ты была рядом. Всегда. И я не про секс, а вообще… Ты нужна мне.

Я молчала, не потому что нечего было ответить – у меня перехватило спазмом горло. Это «ты нужна мне» вдруг проняло до глубины. Да и вообще какая-то я стала сентиментальная. Чуть какие эмоции – и глаза на мокром месте.

Игорь в свое время и не такие речи мне заливал, как только на словах ни превозносил, но ни разу ничто не екнуло как вот сейчас, от скупых признаний Тимура.

– Ну если тебе прямо позарез нужно с родителями повидаться, то хотя бы вернись потом сюда, ко мне.

В смятении я сбежала в ванную. Сердце рвалось от волнения. Так хотелось немедленно ответить Тимуру: да, да, я тоже так хочу, ты мне тоже очень нужен. Но черт, я боялась ему открыться, боялась поверить в счастье, слишком уж часто били меня по носу.

Пока принимала душ, только и думала что о его словах. И в конце концов решилась. Может, конечно, наступаю на те же грабли, может, потом тысячу раз пожалею, но я сделаю так, как действительно хочется. А мне очень хочется быть с ним, чего уж себе врать…

Тимур ждал меня в комнате, лежа на кровати, закинув одну руку за голову. Пока я подходила к нему, он не спускал с меня пристального взгляда и при этом молчал. Я вдруг заробела.

И что? Вот так ему объявить: я согласна? Ещё и ощущение дежавю возникло ни к селу ни к городу, хотя я понимала, что сейчас всё по-другому.

– Надеюсь, на этот раз у тебя нет в планах приплатить мне и… – Я осеклась, заметив, как он сразу же помрачнел. Неудачная вышла шутка.

Тимур быстро поднялся и сел в постели. Поймал меня за руку и потянул на себя, заставив опуститься рядом. Как только я присела, взял меня за плечи и, глядя в лицо, произнес:

– Прости меня за тот косяк. Ну да, это было жестоко и тупо. Накосматил я жутко. Я сам это знаю и очень жалею. Но ничего ведь уже не изменишь, чего теперь?

– Я просто не понимаю, за что ты так со мной поступил. Обиды уже нет, правда. Просто понять хочу. Ты так из-за того, что я тогда, семь лет назад, тебя оставила? Отомстил?

– Нет, – Тимур отвел взгляд, убрал руки. Заметно было, что ему совсем не хотелось отвечать. – Конечно, нет. Я не настолько шизоид.

– Тогда почему?

Он тягостно вздохнул.

– Ну, пока ты в душе была, тебе позвонили. Телефон твой на полу валялся, я решил надо поднять, чтоб не наступить случайно. А тебе как раз эсэмэска пришла. Ну я и прочитал. А там, типа, давай, вперед, подружись любыми правдами и неправдами со своим боссом, он нам будет полезен. Я ж не знал тогда, что у тебя такая жопа с твоим свекром. Да ещё, понимаешь, на старые дрожжи. Не то чтоб я зуб заточил, но как-то сразу вспомнилось и наслоилось. Ну я и… вспылил, короче.

То, видимо, было сообщение от юриста, догадалась я.

– Но почему ты просто не спросил меня?

– Ты тоже не спросила про Юльку, какую-то фигню придумала и собралась уезжать. Но прости, конечно. По-скотски вышло.

– Ну да, не спросила и придумала, только мой отъезд – это все-таки не то же самое. Это бы тебя никак не унизило, не оскорбило.

– Никак не унизило… – покачав головой, тихо повторил Тимур. – Да меня бы это добило. Я реально чуть с ума не сошел после твоей эсэмэски.

– Ну да, – усмехнулась я.

Тимур снова порывисто придвинулся ко мне, взял за руку, заглянул в глаза.

– Марин, ты что, реально не понимаешь, как я к тебе отношусь? Не видишь, что я тебя люблю? Что за тебя на всё готов? – вспылил он.

Я растерялась. Да, он сказал «люблю». Только это было далеко не романтичное признание. Говорил он с жаром, резко, зло и очень искренне. И именно в этот момент, как когда-то давно, защемило в груди. Мы смотрели друг на друга и всё понимали без слов. Есть он, есть я, всё же так ясно и просто. Он – мой, всегда был моим. Раньше – моим мальчиком, теперь – мужчиной. И почему я так долго этого не осознавала?

– Я тоже тебя люблю, – без малейшего стеснения ответила я. Сейчас это казалось таким естественным.

Несколько секунд Тимур ещё смотрел на меня, и я уверена была, что думает он то же самое. Потом он запустил руку под влажные волосы, наклонился, поцеловал в губы…

Я так и не ушла от него этой ночью. Откровение за откровение – мне пришлось рассказать ему про шантаж его отца. Потом, соответственно, успокаивать.

– Я давно уже это пережила, и ты не принимай так остро.

– Да мы вообще могли бы не встретиться больше! Я не собирался сюда возвращаться, пока не узнал, что отцу недолго осталось.

– Ну ведь встретились же.

– Нет, он не должен был так поступать с тобой, – упрямо повторял Тимур. От него прямо-таки волнами исходила ярость. И видно было, как ему больно.

– Я ему устрою! – негодовал он.

Я, пристроившись у него на плече, положила ладонь ему на живот.

– Завтра же к нему поеду, то есть уже сегодня.

Я обвела пальцами рельеф его пресса, прошлась до груди, потом опустилась в самый низ.

– Выскажу всё… ему…

Голос Тимура дрогнул, дыхание стало прерываться. Он замолк, словно забыл, о чем говорил. Снова шумно, протяжно выдохнул, на миг прикрыл глаза, потом перевел на меня потемневший и слегка поплывший взгляд. Я не останавливалась, внезапно ощутив, что и сама распаляюсь, глядя, как меняется Тимур от моих нехитрых ласк, как его ведет. Впрочем, мне самой вскоре стало не до наблюдений…

До утра мы забыли о его отце, да и вообще обо всем. Встали, совершенно не выспавшись, но я даже не припомню, когда еще на душе было так хорошо. За завтраком Тоня делала вид, что ничего не замечает. Хотя трудно было не заметить долгие взгляды Тимура, наши многозначительные улыбки, стоило лишь нечаянно коснуться друг друга. Но потом Тоня всё же выдала:

– Я так понимаю, Мариночка, ты никуда сегодня не уезжаешь? Я рада.

Потом Тимур поднялся из-за стола:

– С удовольствием послал бы всех к черту, но надо ехать.

– Так остался бы, – подхватила Тоня эту идею. Я, хоть и скромно молчала, тоже была бы очень не против. Но Тимур вздохнул:

– А кто будет работать, семью содержать? – затем обратился ко мне: – Проводишь?

Мы целовались в прихожей так, будто на год расставались, пока нас не прервал его сотовый. Нехотя Тимур оторвался, с явным раздражением достал из кармана телефон. Взглянув на экран, нахмурился.

– Из дома звонят, – сообщил мне и принял вызов.

Я прислушивалась и вовсе не из любопытства. Вот так бывает – еще ничего не знаешь, а уже чувствуешь – что-то случилось. Что-то нехорошее.

Закончив разговор, совсем короткий, Тимур растерянно произнес:

– Влад звонил. Отцу совсем плохо. Наверное, он… – Тимур осекся, отвернулся, сглотнув, глухо продолжил. – Просил заехать, что-то важное хочет сказать…

Тимур

Я мчал к отцу, раздираемый самыми противоречивыми чувствами. Злость никуда не делась, конечно же. Меня ещё тогда выбило, когда он признался, что выпроводил Марину вон. Но всё оказалось ещё гаже – он шантажировал её родителями. И самое поганое, что я-то знал – если б она не подчинилась, он эти угрозы выполнил бы и не поморщился. И уж насколько я не щепетильный, но такое даже для меня было дном.

Но как бы на него ни злился, как бы ни воротило от того, как он поступил с Мариной, я боялся за него. Боялся, что не успею повидаться, поговорить. За грудиной давило от острой и беспомощной жалости к отцу. И ведь знал же я, что долго он не протянет, видел анализы, с врачом говорил, ещё когда только приехал, и всё равно оказался не готов. Хотя, наверное, и невозможно подготовиться к смерти близкого. Не верилось, не хотелось в это верить…

На Ангарском мосту образовалась пробка. Трафик встал. Двигались буквально в час по чайной ложке. Я психовал, дергался, крыл матом столкнувшихся дебилов, да вообще весь на нет извелся, пока переехал этот чертов мост. И как только выехал за город, втопил на полную.

Влад уже меня поджидал. Обычно деревянный на эмоции, сейчас выглядел абсолютно потерянным.

– Ночью был приступ… метался, кричал, тебя всё звал… мы вызвали врача… – докладывал он торопливо и сбивчиво, пока я поднимался по лестнице. – Вообще, он почти все время спит… из-за уколов этих… но без них еще хуже. А вот час назад Сергей Михайлович пришел в себя, сказал, что скоро… ну это… сам понимаешь. Попросил тебя позвать скорее…

Я вошёл в отцовскую спальню, и в нос сразу же ударил запах тяжелой, затянувшейся болезни. В кресле у окна клевала носом сиделка, но, заслышав скрип двери, проснулась, проморгалась, вскочила. Поздоровавшись, тут же принялась перебирать что-то на тумбочке с озабоченным видом.

Я медленно подошёл к кровати. Отец лежал среди подушек, и казался таким худым и маленьким, вообще каким-то усохшим, что сердце екнуло и перехватило горло. С минуту я стоял над ним не в силах издать хоть звук. Всё это – и вид его, и тяжелый запах, и ощущение неотвратимого конца – придавило меня жестко.

Я тронул его руку, сухую, дряблую, с желтоватой и тонкой как пергамент кожей. Потом сжал крепче и тихо позвал:

– Папа.

Отец услышал. Задышал чаще, сомкнутые веки дрогнули. Затем он с явным усилием приоткрыл глаза. Совсем едва, но я чувствовал, что он меня видит. Губы, сморщенные и бескровные, сразу задрожали. Он сумел лишь сипло вымолвить:

– Тимур… сынок…

И сразу зашелся в приступе кашля. Сиделка подскочила, чем-то его напоила. Уж не знаю, чем, однако кашлять он перестал. Хотя дыхание все равно осталось тяжелым и свистящим.

А я смотрел на него в каком-то ступоре. Почти не узнавал. Отец, который всё мог, который держал всех в кулаке, не был в состоянии даже попить сам. Да он и внешне на себя больше не походил. От жалости к нему всё внутри болезненно сжималось. Получается, какая разница, насколько ты сильный и крутой, неважно чего ты добился, когда всё равно всех ждет один конец.

Я уже и не надеялся, что он сможет нормально говорить. Просто сел с ним рядом, по-прежнему сжимая его ладонь. Пусть успокоится. Пусть знает, что зла я на него не держу. Сейчас я и в самом деле злости не чувствовал, жалость вытеснила всё.

Но отец, сипя от натуги, тихо произнес:

– Пусть она… уйдет. Пусть оставит нас одних.

– Сиделка?

Отец еле уловимо кивнул. Когда она вышла, он продолжил:

– Попросить прощения хочу… у тебя и у неё…

Отчего-то я сразу понял, что он про Марину.

– Я не знал, не всё знал… наверное, не должен был вмешиваться. Но я хотел как лучше… хотел уберечь. Я ошибся. Прости меня, сынок…

Говорить ему было тяжело, он часто прерывался, чтобы отдышаться, но я не торопил, не перебивал, напряженно ловя каждое слово.

– Когда ты вернулся, когда сказал, что встретил её… я сразу всё понял. Я же тебя знаю… Понял, что ты не успокоишься… Узнаешь про всё, про то видео… начнешь их искать и найдешь… а когда найдешь – в живых не оставишь…

Он снова закашлялся, и я приподнял его голову и подал то же питье, что давала сиделка.