Текст книги "Не мой, не твоя (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

Марина

Пока я надевала пальто и шарф, Тимур не сводил с меня взгляда, голодного и тяжелого. Этот его взгляд действовал гипнотически – подавлял волю, туманил мозг и возбуждал не меньше, чем поцелуи.

Мы вышли в полутемный коридор, свернули на лестницу. Снизу доносилась какая-то бодрая песенка, под которую народ, судя по топоту, задорно отплясывал. Иногда двери буфета распахивались, видимо, кто-то входил или выходил, и тогда звуки музыки и веселья становились в разы громче.

Тимур, пропустив меня вперед, шёл следом. Внутри меня потряхивало – то ли от волнения, то ли от желания. Я даже спиной чувствовала взгляд Тимура, полный едва сдерживаемой страсти. И сердце в груди трепетало в предвкушении. Как же я, оказывается, соскучилась по любви, по теплу и… по нему.

Когда мы спустились на первый этаж, из буфета вывалились две дородные женщины из бухгалтерии, обе сильно навеселе. Хохоча и покачиваясь, они сделали пару шагов нам навстречу. Но, увидев за моей спиной Тимура, то ли ойкнули, то ли икнули и мигом вернулись обратно. И так спешили, что, толкаясь, на несколько секунд застряли в дверях.

Я оглянулась, но Тимур, похоже, на них не обратил никакого внимания. Я готова была поклясться, что кроме меня он вообще сейчас перед собой ничего не видел. Что уж, это захватывало, даже очень.

Я тоже не сразу заметила, что из буфета вновь вышли ещё трое мужчин. Перекурить захотели. В отличие от дам они сдержанно кивнули Тимуру и направились куда и собирались – в дальний, противоположный, конец коридора, где находилась курилка.

Среди них был и Виктор Иванович Казаринов, уже пьяненький. Завидев меня, он вдруг отделился от коллег и, раскинув руки в стороны, двинул ко мне.

– О, Мариночка, – широко улыбнулся он, – а я тебя потерял. Ты знаешь… ты же просто красавица…

Потом он поднял слегка осоловелый взгляд, увидел Тимура. Прижав руку к груди, склонил голову.

– Здрасьте, Тимур Сергеевич. Не хотите к нам присоединиться?

Тимур не снизошел ни ответить, ни даже взглянуть на него.

– До свидания, – попрощалась я за нас обоих с Виктором Ивановичем.

На проходной Тимур остановился и, пока я сдавала ключи, велел охранникам:

– Чтобы через полчаса в офисе никого не было.

– Так там же это… ваши гуляют, – не понял его охранник.

Тимур повторять и объясняться не стал. Посмотрел на охранника выразительно, и тот сразу нервно закивал:

– Хорошо, понял, Тимур Сергеевич. Сейчас всех разгоним по домам.

Что уж, мне и самой в этот момент стало не по себе. Вот чего он сейчас-то разозлился? Я даже снова назвала его на вы, когда мы вышли на крыльцо. Но он тут же напомнил:

– Мы же договорились – наедине без официоза.

– Как прикажешь, хозяин, – пошутила я.

Тимур тут же развернулся – в глазах его полыхнуло, но от недавней злости не осталось ни следа. Он криво улыбнулся.

– Ну, смотри, ты мне сейчас руки развязала.

В машине Тимур стал опять серьезен. Вёл он сосредоточенно и молча. Можно было решить, что он просто ушёл с головой в свои мысли, но я буквально кожей чувствовала, как в салоне сгустилось напряжение. Нет, он думал о нас, о том, что скоро произойдет, и его явно снедало нетерпение. Иногда он бросал на меня взгляды, которые это только подтверждали.

Меня тоже очень волновала его близость. И даже не верилось – что вот он, рядом, мой Тимур. Я словно в прошлое вернулась. Сердце в груди то и дело замирало, как бывает, когда смотришь вниз с огромной высоты, а под ребрами так сладко ныло…

– А я вчера пыталась к тебе пробиться на прием, – забросила я пробный шар.

– Не припомню.

– Так ты меня и не пустил. Причем так страшно не пустил, что мы с Ульяной на пару чуть сознание не потеряли.

Он лишь хмыкнул, потом спросил:

– Ульяна – это дура из приемной? А ты зачем приходила? По делу или так?

– По делу.

– Надо было просто войти.

– Чтобы ты меня выгнал? Или с потрохами съел?

– Тебя бы я не выгнал, – улыбнулся Тимур. – А вот насчет второго не уверен.

Потом скосил на меня взгляд.

– А дело-то срочное?

– Ну да, документ один мне надо подписать.

– До понедельника, надеюсь, терпит?

– Ну, в общем, да.

Мысль о характеристике хоть и свербела неустанно в мозгу, но ведь просто так, без лишних вопросов, он наверняка не подпишет. Тем более сейчас, когда мы наедине. Это на работе я могла сослаться на занятость. А тут придется рассказывать всё-всё, и к такому откровению я пока была не готова. А ещё до тошноты боялась его реакции. Боялась увидеть отвращение в его глазах. Только не в его! Или хотя бы только не сегодня…

– Ну и отлично, зайдешь тогда в понедельник. Я к обеду буду.

– Хорошо.

Снова воцарилось молчание, которое именно сейчас я почему-то переносила плохо. Только нервничала сильнее.

– Как твой отец поживает? – нарушила я тишину.

– Отца парализовало.

– О… извини. Инсульт?

– Нет, онкология. Сделали операцию на позвоночнике, теперь он не ходит.

– Мне очень жаль.

– Угу, мне тоже.

К Сергею Михайловичу я, понятно, никаких теплых чувств не питала, даже наоборот. Но, как ни крути, он – отец Тимура, да и просто любого было бы жаль в такой ситуации.

– А куда мы едем? – решила я уйти от тяжелой темы.

– В отель.

Это меня вдруг покоробило. Вызвало всякие нехорошие ассоциации. Даже против воли немного обидно стало. Дожилась я, что меня, как девицу легкого поведения, везут на ночь в отель.

А куда надо было? Домой к нему? А вдруг у него там и правда жена, дети…

Черт, стало ещё неприятнее, как будто я неожиданно проглотила большую льдинку с острыми, царапающими краями, и она застряла в глотке.

– Тимур, а у тебя кто-нибудь есть? – спросила я, подавив стеснение.

Такие вопросы всегда неудобно задавать, во всяком случае вот так, сразу. Боишься, что человек решит, что у тебя на него матримониальные планы.

Впрочем, Тимур не такой. Он сам бесконечно далек от всякого рода уловок, не признает окольных путей, а всё, что ему хочется знать, спрашивает в лоб. Так и в словах и вопросах других не выискивает скрытых смыслов и подтекстов. Спрашивают – отвечает, если захочет, конечно. В любом случае, терзаться подозрениями и маяться в неизвестности еще хуже. А меня этот момент тревожил, потому что, по моему глубокому убеждению, быть любовницей женатого мужчины, пусть там хоть какие чувства, – ненамного лучше той же девицы легкого поведения.

– В каком смысле? – повернулся он ко мне на секунду. – А-а, есть ли у меня жена? Нет, конечно!

Это «нет, конечно» он произнёс таким тоном, словно я спросила что-то несусветное, ещё и фыркнул. Разве что «фу» не добавил.

– Закоренелый холостяк? – поинтересовалась я, все же испытав облегчение.

– Типа того.

– А как же пресловутый стакан воды? – спросила я с иронией.

– Пфф. Ради призрачного стакана в старости портить себе жизнь?

– Да ладно. Некоторые очень даже счастливы в браке.

Он бросил на меня острый взгляд, и я вдруг поняла, о чем он сейчас подумал. По крайней мере, мне так показалось. Он вспомнил мои слова перед нашим расставанием…

– Тимур, я знаю, что сильно обидела тебя в прошлом, – поколебавшись, произнесла я тихо. – Но всё совсем не так.

– Что – не так? – не отрывая взгляда от дороги, спросил он.

– Всё то, что я тебе тогда говорила, это неправда. Просто… – я запнулась. И что? Рассказать ему прямо тут, что нечаянно снялась в порнушке, и меня этим шантажировал его отец… больной обездвиженный старик? – Просто я не могла тогда поступить по-другому. Мне пришлось… Когда-нибудь я тебе всё объясню.

Он ничего не ответил, даже не взглянул на меня, но я видела, как крепко стиснул он руль, как выступили у него желваки, как коротко дернулся над воротником кадык.

– Прости меня, если сможешь…

Лишь спустя минуту он расслабился, повел плечом и бросил небрежно:

– Да забей.

Дальше мы ехали в молчании, но оба словно окунулись в воспоминания семилетней давности. Это было и больно, и щемяще-пронзительно. И так жалко нас прежних…

Миновав черту города, минут через десять мы остановились на огороженной территории, где среди елей приветливо светились огнями несколько небольших коттеджей. Ну что ж, это хотя бы не клоповник с почасовой оплатой. Можно даже для себя придумать, что мы с ним просто выбрались за город отдохнуть…

Пока Тимур расплачивался на ресепшене, я ждала его в просторном холле, сидя в кресле перед самым настоящим камином. Такой же, только немного поменьше, камин был и в нашем домике. И вообще там оказалось на редкость уютно. А я ещё обижалась, глупая.

К тому же, пока мы шли по дорожке от административного корпуса до нашего домика Тимуру позвонили. Он ответил немного раздраженно.

– Да!.. Ну я же сказал тебе, что сегодня не приду домой…

Я невольно прислушалась, но на том конце явно звучал мужской голос.

– Да, дела… да, важные… Да, не один… Нет, не могу приехать… И не хочу… Да что ты в самом деле? Ну скажи сиделке, пусть поставит тебе обезболивающее… Я-то что сейчас сделаю? Всё, я занят, давай.

– Твой отец? – догадалась я.

– Угу, всё ему надо знать: где я, с кем я, чем занимаюсь. В детстве меня так не доставал, как сейчас.

– Он просто очень тебя любит.

Тимур не ответил, поднялся на широкое крыльцо, открыл электронным ключом дверь, шагнул внутрь, в теплую темноту комнаты и, обернувшись на меня, замер. А я почему-то несколько секунд ещё колебалась, хотя теперь-то уж чего? Но безрассудная страсть, которая охватила меня в кабинете, теперь стихла, уступив место ностальгичным раздумьям. Мне по-прежнему хотелось быть с Тимуром, но не так, как час назад – бездумно в омут с головой. Нет, хотелось больше чувств, разговоров, воспоминаний.

Я поднялась. Тимур закрыл за мной дверь, но проходить не спешил. И свет пока не включал. Впрочем, из окна во всю стену лился свет фонарей, окрашивая комнату приглушенно золотистыми бликами. Смотрелось очень красиво и романтично. А потом ещё камин зажжем…

Я сняла сапоги, пальто, шарф, шапку. Он тоже избавился от тонкой куртки, а следом и от пиджака. Быстро, рывками, небрежно, словно высвобождался от сдерживающих пут. Туфли свои и вовсе скинул на ходу у двери. И сразу же шагнул ко мне, поймал за руку, чуть выше локтя, развернул лицом к себе и уверенно притянул ближе. И тут же, немедля ни секунды, впился поцелуем таким же нетерпеливым, пылким и напористым. Терзая чуть не до боли губы, он вжал меня собой в стену, даже в комнату пройти не дал.

Этот его напор, как и час назад, сначала застал врасплох так, что дух перехватило. Но затем тело откликнулось сладким трепетом. Сердце ухнуло вниз живота, где уже горячо пульсировало и требовательно ныло.

Одна его рука удерживала мой затылок, вплетаясь пальцами в волосы, вторая хаотично бродила по телу, жадно оглаживая и сжимая всё, до чего добиралась.

Его ласки никак нельзя было назвать утонченными и искусными, но он брал другим – безудержной, даже немного дикой страстью, причем такой заразительной, что мне и самой захотелось его раздеть, везде потрогать… вообще всего его хотелось. И немедленно.

Я тоже запустила одну руку в его кудри, а второй обвела плечи, бок, бедро, ширинку, ненадолго сжала пальцы – уже было что, очень даже было… Почувствовала, как Тимур коротко содрогнулся и хрипло простонал мне в губы, и тут же накинулся с ещё большим пылом. Потом крепко обхватил за талию, не разрывая поцелуя, развернул, приподнял над полом и в два шага донес до постели. Сдернул с меня кофту, блузку, юбку, уронил на спину, сам встал надо мной. Принялся расстегивать пуговицы на рубашке, но не вытерпел, стянул через голову и отшвырнул её на пол. Потом взялся за брюки, предварительно вынув и бросив сюда же на кровать упаковку с презервативами. Следом распустил ремень, скинул брюки и белье.

Я завороженно наблюдала за его порывистыми движениями, любовалась его телом, смуглым, упругим, в меру мускулистым и, конечно, его мужской мощью. Затем и Тимур ощупал меня совершенно пьяным взглядом, задержавшись на груди. А когда опустил глаза к пупку и ниже, жадно сглотнул. Потом плавно, по-кошачьи, лег сверху и, удерживаясь надо мной на локтях, принялся покрывать поцелуями кожу, которая стала до невозможности чувствительной. Грудь его часто и тяжело вздымалась. Прижавшись горячим ртом к уху, вместе с полухрипом-полустоном еле слышно выдохнул: «Как же я тебя…»

Глава 10

Марина

Как же я тебя…

Тимур не договорил, осекся. А, может, дыхание перехватило. Но от его жаркого шепота меня захлестнуло так, что в груди сделалось нестерпимо тесно. Задохнувшись, я мысленно ему ответила: «Я тоже тебя люблю».

Боже, я и забыла, каково это – быть настолько желанной. Забыла это ни с чем не сравнимое чувство, когда внутри тебя стремительно растет напряжение, а затем словно взрывается, да так, что из легких выбивает весь воздух, перед глазами вспыхивают слепящие круги, а тело сотрясает невыносимо сладкой судорогой.

Едва переведя дух, я взглянула на Тимура, который буквально повалился на подушку рядом со мной. Черные кудри прилипли колечками к покрытому испариной лбу. Взгляд его из-под полуприкрытых век все еще был расфокусированным. И дыхание ещё не выровнялось, но лицо уже выглядело расслабленным и на губах блуждала легкая улыбка.

Одной рукой Тимур обнимал меня, прижимая к себе и вычерчивая пальцами на моей коже узоры. Такая незамысловатая ласка вселяла непривычное умиротворение. Впервые за последнее время боль в груди утихла, словно дала мне передышку. Конечно, хотелось от него каких-то слов. Не пылких признаний и клятв, а простых, теплых слов, но Тимур молчал.

Ну ладно, подумала я. Нам ведь надо ещё заново привыкнуть друг к другу. А пока и так хорошо. К тому же, Тимур никогда и не был особо разговорчив.

Удовольствие медленно уходило из тела, и казалось, если замереть, не шевелиться, то получится его немного задержать.

Спустя несколько минут я все же поднялась с кровати и направилась в ванную. Ноги ещё гудели и дрожали под коленками, еле меня удерживая. И голова подкруживалась, как хмельная.

В ванной на полстены висело зеркало. Я остановилась перед ним на миг, едва узнавая свое отражение. Всегда такая строгая и сдержанная, сейчас я сама себе напоминала портовую девушку. Глаза лихорадочно и пьяно блестели, волосы спутались, будто месяц расчески не видели, а припухшие, искусанные и вызывающе яркие губы навевали самые непристойные мысли. Ещё и над ключицей остался характерный след… и на шее, чёрт! Видел бы меня сейчас свекор. Наверняка раскудахтался бы: фу, срам, стыд, позор!

Да плевать, отмахнулась я. Это нормально. Это, возможно, лучшее, что случилось со мной за последнее время. Хоть какая-то радость.

Просто я от этого успела отвыкнуть. Но теперь всё будет по-другому. И хотя физически я чувствовала себя изможденной, но зато в душе ощущала необычайный прилив сил. И даже верила, что скоро жизнь наконец изменится к лучшему.

Да конечно, изменится! Это одной мне было тяжело терпеть и ещё тяжелее бороться, а с Тимуром, казалось, всё смогу. И я вовсе не ждала от него каких-то действий, просто одно то, что он рядом, уже делало меня сильнее.

Настроив воду, я встала под душ. Теплые струи ласкали кожу, смывали усталость. Прикрыв глаза, я вновь и вновь представляла себе его жаркие объятья и поцелуи, его горящие желанием глаза, его недосказанную фразу, и улыбалась.

Наверное, вот так и бывает – когда думаешь, что ты на краю, ещё немного и сломаешься, как судьба протягивает тебе спасительную соломинку. Тимур – он был сейчас не просто отдушиной или способом отвлечься, он и есть моя соломинка. И это просто чудо, что наши пути вновь пересеклись…

А самое удивительное – теперь, после всего, я поняла, что смогу ему во всем признаться. И откуда-то знала – он поверит. Он не отвернется, как все. Потому что до сих пор его чувства живы, я это видела. Ощущала каким-то внутренним чутьем, хоть даже он ничего такого и не говорил.

Накинув белый махровый халат, я подсушила феном волосы, и только потом вышла из ванной.

Если Тимур ещё не уснул, решила я, то сейчас всё ему и расскажу.

Тимур не спал. Он даже зажег лампу на прикроватной тумбочке. И этот приглушенный свет делал комнату ещё уютнее.

Расслабленно откинувшись на подушке к спинке кровати, Тимур курил, заложив одну руку за голову. Курил в постели, пристроив хрустальную пепельницу прямо на голый живот. Только концом шелковой простыни прикрыл пах.

Ворчать уж я не стала, просто подошла к окну, приоткрыла одну большую створку, впуская в комнату свежий воздух. Он всё это время молча следил за мной из-под полуопущенных ресниц. Даже сейчас его пристальный взгляд будоражил меня.

Я подошла к изножью кровати и, улыбнувшись, спросила:

– Тимур, а здесь нельзя где-нибудь поужинать? Если честно, то такой вдруг аппетит разыгрался.

Он не спешил отвечать. Не сводя с меня нечитаемого взгляда, он снова затянулся. Потом закинул голову и очень медленно выдохнул вверх тонкую струю дыма.

И лишь потом соизволил ответить:

– Одевайся. Я уже вызвал тебе такси.

Несколько секунд я стояла столбом, не понимая смысл его слов. Какое такси? Зачем? А сам он что? Он ведь явно никуда ехать не собирался. Стояла, смотрела на него во все глаза, и даже слова не могла произнести.

А когда поняла – невольно отшатнулась, как от удара. Да он и ударил. Наотмашь, жестоко, прицельно. Будто в солнечное сплетение. Под ребрами полыхнуло и зажгло остро, нестерпимо. Как пойманная рыба, я несколько раз открыла рот, но ни вдохнуть от этой боли, ни вымолвить хоть какой-то звук не получилось.

Наверное, это шок не позволил мне понять его сразу и сразу почувствовать боль. Но зато потом…

Разомлевшее сердце тотчас окаменело. Даже нет – заледенело, а затем, треснув, раскололось и рассыпалось в крошево.

В каком-то немом отчаянии и не до конца веря в его слова, я вновь посмотрела на Тимура. Он не может так поступить! Он не такой. Я же этого не выдержу. Больше не выдержу…

Но Тимур не шутил. Он всё ещё смотрел на меня, и лицо его оставалось при этом таким же расслабленным и спокойным, а взгляд – чужим и холодным.

Охнув, я неловко попятилась, потом кинулась подбирать одежду. К боли примешался жгучий стыд. Нахлынул удушающей волной. Господи, какое унижение…

Горло перехватило, а в груди нарастала скачками истерическая дрожь. Только не это! Разрыдаться при нем – это унизиться ещё больше. Закусив до боли нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся плач, я поспешно собрала с ковра колготки, юбку, блузку. Белье не нашла, наверное, оно где-то там, на кровати, да черт с ним! Оставаться в этой комнате лишнюю секунду я не могла.

Я заскочила в ванную. Схватилась за блузку, но долго не получалось попасть в рукава – руки ходуном ходили, да и всё тело трясло.

«Успокойся, пожалуйста, успокойся, не думай сейчас ни о чем, просто одевайся и уходи, всё остальное – потом…» – повторяла я себе как мантру. Но помогало плохо. Боль как кислота разъедала внутренности, а с трудом сдерживаемый плач раздирал грудь и горло.

Кое-как одевшись, я вышла из ванной. Тимур тоже встал с кровати и стоял посреди комнаты, ничуть не стесняясь собственной наготы. Пока я надевала пальто, он что-то доставал из кармана пиджака. Потом развернулся, подошел ко мне и с тем же бесстрастным выражением сунул мне что-то в карман.

– Что это? – онемевшими губами произнесла я.

– Деньги.

– Зачем ты… – голос дрогнул и сорвался. Я сглотнула подступивший к горлу ком. Лицо вспыхнуло, как от пощечины.

– Я привык платить за удовольствие, – равнодушно пожал он плечами.

Я смотрела на него и глазам не верила. Будто это не Тимур, а кто-то чужой, циничный и жестокий. Но это был Тимур, и этими деньгами он меня просто добил…

Он вернулся к кровати, взял с тумбочки сигарету и снова закурил, больше не глядя в мою сторону и всем видом показывая, что меня для него здесь уже нет. Отслужила, доставила удовольствие – свободна.

Я подняла сумочку. Руки дрожали, и не сразу удалось найти кошелек. В конце концов я выгребла из бокового кармана горсть мелочи и несколько купюр и ссыпала на столик.

Он оглянулся на звук, вопросительно взметнул брови.

– Я тоже привыкла платить за удовольствие, – сухо произнесла я и вышла из комнаты.

Уже на улице я припустила бегом, не разбирая пути. Только у ворот остановилась, перевела дыхание, и тут же безудержный плач лавиной прорвался наружу.

Опершись о заиндевелый каменный столб, я рыдала в голос и не могла остановиться. Зачем он так со мной? Как мог он оказаться настолько расчетливым? Не жестокость его меня ошарашила, а именно его притворство. Каким бы жестоким Тимур прежде ни был, но всегда оставался искренним. Он всегда был честен и в любви, и в ненависти. А тут… Ведь я действительно ему поверила. Действительно чувствовала его любовь… Или, может, я так хотела поверить в его чувства, вот и позволила себя обмануть?

Но неужели он мог так сильно измениться? И это вот такая месть за обиду семилетней давности – разыграть страсть, использовать меня, а затем растоптать? Это и правда другой человек, которого я совсем-совсем не знаю. И не хочу знать. Только вот как теперь мне быть? Как это вынести?

Потом, всё потом, повторила я шепотом. Сейчас просто ни о чем не надо думать и постараться ничего не чувствовать. Но я чувствовала…

За воротами посигналили. Такси.

Хотелось, конечно, быть гордой до конца, но как отсюда выбираться среди ночи? Я ведь даже с трудом представляла себе, куда он нас завез.

Я вытерла слезы. Помешкав, все же вышла за ворота и села в машину.

– Что так долго? – буркнул водитель. – Ожидание платное.

Я молчала.

– Куда едем-то?

Я назвала адрес, и мы тронулись, оставляя позади нарядные огни отеля и мои разбитые надежды…