Текст книги "Ищи меня в отражениях (СИ)"
Автор книги: Елена Гусарева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Гусарева Елена Сергеевна
Ищи меня в отражениях
Глава 1
Обычно раннее детство вспоминается смутно. Как из густого тумана проступают неясные очертания лиц, а события кажутся странными и нелогичными, словно это было во сне. Однако мое первое детское воспоминание – очень яркое, будто добавили цвета и резкости в картинку, усилили звук и обострили запахи. Вот я сижу на кровати, застеленной ослепительно белой простыней. За большими окнами в рамах с облупившейся краской шелестит зеленая листва. Ветви дерева глухо постукивают в стекло, а на коричневом кафеле пола играют солнечные блики. Я держу старого плюшевого зайца. Его мне только что дала женщина в белом халате. У нее добрая улыбка и глаза как блюдца, за толстыми стеклами очков. Она то просит показать ей язык, то рассматривает мои ладони и ступни, то мягко трогает за запястье и задумчиво шевелит губами. Еще одна женщина моет пол, что-то рассеянно напевая под нос. Вдруг из коридора доносятся крики и тяжелая поступь быстрых шагов. Дверь распахивается и бьётся о стену с такой силой, что кусок штукатурки падает и пыльно разбивается о влажный пол.
На пороге высокий мужчина, всклокоченный и худой. Его взгляд, полный страдания, лихорадочно мечется по комнате и останавливается на мне. Я помню этот пугающий взгляд и чувствую, как дрожь пробегает по телу. Страшный человек с хрипом бросается вперед. Женщина в очках хватает меня на руки и прикрывает собой, другая пытается преградить безумцу путь. Появляются еще люди: пара мужчин в зеленой униформе и совсем молоденькая медсестра, которая визжит что-то невнятное. Сумасшедшего хватают и волокут назад в коридор. Тот отчаянно сопротивляется и хрипит проклятия. В последнем бешеном порыве сумасшедший кричит, выплевывая каждое слово с каплями слюны: "Он монстр! Он убил свою мать! Он и вас всех убьёт! Да послушайте же меня! Вы ничего не понимаете! Его надо изолировать! Нет! Его надо уничтожить!". Я до сих пор слышу эти отчаянные вопли моего отца. Я помню каждое его слово, каждый брошенный на меня ненавидящий взгляд. В мельчайших деталях я вижу его помутневшие, в красных венках глаза, словно это было не одиннадцать лет назад, а только вчера. И это воспоминание – все, что я знаю о своем отце. Он умер через три месяца в психиатрической лечебнице. Так мне сказали потом. Маму я не помню вообще.
Глава 2
Мне четырнадцать, а меня, как малолетку, в первый раз ведут на учёбу в обычную среднюю школу. До сегодняшнего дня вся моя жизнь проходила за стенами детских домов. Там я жил и учился вместе с такими же сиротами и детьми из неблагополучных семей, чьи родители не могли или не хотели заботиться о своих отпрысках. С нормальными детьми, у которых есть заботливые мамы и папы, куча личного барахла, карманные деньги на кино и мороженое, солнечные каникулы на морском берегу – с такими детьми я практически не общался. В детском доме Зауральска, куда меня занесло на этот раз, был лишь один класс начальной школы. Поэтому с сегодняшнего дня я новичок в стаде выхолощенных и избалованных придурков. Мало того, что настроение с самого утра паршивое, а тут еще директор, Юрий Михайлович, ведет чуть ли не за ручку у всех на глазах и щебечет, не заткнешь. Вообще он мужик, кажется, неплохой. Хотя, что можно сказать о человеке за три дня знакомства? Поживем – увидим. Внешность у него очень колоритная: борода, как говорят, окладистая, и русые волосы, густые и длинные, почти до плеч. Ему бы майку с черепами да глаза подвести черным, неплохой байкер бы получился.
Он все пытается подбодрить меня, и не понимает, что нагнетает и делает только хуже.
– Это замечательная школа! Тебе обязательно понравится! Все наши ребята довольны. И друзья у тебя будут.
"Вот это вряд ли..." – подумал я. Вслух же промычал:
– Мм-м... да, конечно.
– Я уже договорился с Оксаной Николаевной. Тебя записали в 8-Г.
– Здорово...значит буду "Гэшкой", – без энтузиазма ответил я.
Директор наконец-то оставил попытки меня разговорить. Все эти социальные работники сначала милые до приторности, и чем милее они вначале, тем бóльшими сволочами оказываются впоследствии.
Но, честно говоря, злился я сейчас больше всего на себя, и ни директор, ни новая школа тут были совсем ни при чем. А все потому, что ноябрь – самый неурожайный на чувства месяц, и я уже которой день сижу на вынужденной диете. А когда я голоден, контролировать себя невероятно сложно. Надеюсь, директор не заметил, что мои волосы за последние пять минут посветлели, а глаза поменяли цвет с темно-синего на серый. Усилием воли я попытался прекратить это безобразие. Теперь голова трещит, будто в ней кто-то бильярдные шары гоняет.
Пока я дулся на директора, на себя и на весь мир, мы миновали грязный переулок между потертыми жилыми домами, и вышли к территории школы, огороженной металлической сеткой. Как и большая часть зданий в этом городе, корпус школы имел вид серой трехэтажной коробки с плоской крышей и большими тусклыми окнами в черных рамах. С правой стороны здания я заметил безлюдное крыльцо с навесом. С трех сторон к нему тянулись широкие лестницы. Метрах в тридцати от крыльца большим вонючим озером раскинулся котлован, наполовину заполненный мутной коричневой жижей. Из воды торчали разнокалиберные сваи, а по берегам валялись груды строительного мусора, вперемешку с обломками кирпичей, железными прутьями и гравием.
Это не первый заброшенный котлован, который мне встретился за последние пару-тройку лет. Такой же был и в Горянке, напротив детского дома, где я жил прежде. Помнится, там полным ходом возводили здание спортивного зала и столовой, а потом стройку заморозили. Когда технику отогнали, а половину строительного материала растащили жители соседних домов, стало ясно, что новой столовки у нас не будет, и баскетбол останется уличным видом спорта. Зато у наших пацанов появилось новое развлечение – катание по котловану на плоту. Они построили его из подручных средств. Очень интересное занятие – копаться в грязи...
За котлованом виднелось здание теплицы, окутанное буйной зеленью. Из-за пристройки теплицы вышла маленькая пухлая женщина в белом пальто и светлых туфлях. Она начала обходить котлован, направляясь в сторону школы по узкой тропинке, протоптанной в земле. Несколько раз она поскальзывалась на раскисшей слякоти и почти падала, но в последний миг опять находила точку опоры, балансируя широко расставленными руками, и продолжала продвигаться вперед. Зрелище было поистине комичным. Я бы с удовольствием и дальше смотрел на это бесплатное представление, так как падение в грязь белого пальто было вопросом времени. Однако директор уже скрылся за углом школы, и пришлось его догонять. Танцующая в грязи женщина пропала из виду.
Со двора школа выглядела куда оживленнее. Дети разных возрастов сновали, как муравьи, стекаясь с разных сторон к небольшому школьному крыльцу запасного выхода. Мимо проскользнула цепочка ребят года на два младше меня. Все они были в спортивной форме и торопились, по всей видимости, к стадиону.
"Сифа!" – неожиданно заорал кто-то у меня за спиной. Я оглянулся, и не напрасно. Как бешеный носорог, на меня несся долговязый детина. Я едва успел увернуться от сумки, просвистевшей в миллиметре от уха. Не достигнув цели, сумка плюхнулась прямо в середину огромной лужи. Но тут же другой остолоп подхватил ее и с тем же боевым кличем атаковал следующую жертву. Этот оказался более метким. Сумка угодила в затылок девчонки, сбив с нее смешную шапку с помпоном. "Тупила, Ступакова, держи сумку!" Девочка нагнулась и подобрала шапку, а потом и забрызганную грязью сумку. Лицо у нее было бледное и серьезное, глаза сверкали серым, а губы превратились в сплошной минус. Роста она была небольшого, но стояла прямо, как скала, презрительно оглядывая обидчика.
Шла бы ты скорее, пока тебе еще не наваляли.
Мой провожатый оказался на редкость ловким типом. Он быстро поймал сначала одного метателя сифы, а потом и второго.
– Пойдем, – окликнул меня Юрий Михайлович. – Этим горе-спортсменам с нами по пути. Пусть побеседуют с директором.
В капканах рук Юрия Михайловича пацаны извивались, как червяки, а мы медленно, но верно продвигались к кабинету директора школы.
Секретаря на месте не оказалось, зато на наши тяжелые шаги вышла сама директриса. Это была высокая женщина с крупными чертами лица и лошадиными зубами, но вполне миловидная.
– Здравствуйте, Оксаноч... Оксана Николаевна, – выдохнул Юрий Михайлович, покраснел, и выражение его лица стало по-детски глупым. Вокруг его головы расцвело и замерцало розовое облако.
Ну кто бы мог подумать, что в кабинете директора меня ждет такая удача! Руки разжались, и я принялся за завтрак. Я весь до кончиков волос превратился в черную дыру и тянул энергию, разгоняя реактор сердца. В то время как Юрий Михайлович бледнел и успокаивался, я задышал глубоко и часто, избавляясь от усталости и апатии последних дней.
Юрий Михайлович наконец-то вспомнил, зачем пришел. Он опустил руку мне на плечо и слегка подтолкнул вперед, представляя директрисе:
– Вот, привел вам нового ученика, зовут Тимофей Невинный.
– Ну, это мы еще посмотрим...
Н-да, в миллионный раз это особенно смешно.
– А эти тоже ваши? – спросила она, посмотрев в сторону двух любителей поиграть в баскетбол чужими сумками.
– Нет, к счастью. Нам чужого не надо. Думаю, они сами расскажут о своих подвигах.
– Хорошо, – вздохнула Оксана Николаевна, давая понять, что на самом деле ничего хорошего шутников не ожидает. Парни у двери сопели и переминались с ноги на ногу.
– Ну что ж... – протянула она, взмахивая рукой и высвобождая из рукава платья часики на тонком золотом браслете. – Звонок дадут через пять минут. Нам стоит поторопиться. Первым уроком у тебя алгебра, – она взглянула на меня. – Наталья Георгиевна очень не любит, когда прерывают ее уроки. Потом занятия по русскому и литературе. Одноклассники проводят тебя до кабинета. Последним уроком стоит физкультура. Ты сегодня можешь не ходить, но к следующему разу, пожалуйста, будь готов.
Она направилась к выходу приглашая меня следовать за собой. В проеме двери директриса кокетливо оглянулась.
– Подождите меня здесь, Юрий Михайлович, я буквально на несколько минут. Мне нужно еще кое-что с вами обсудить.
– Конечно, конечно, не торопитесь, – расплылся в улыбке тот, излучая энергию, как электростанция.
Мне совсем не хотелось уходить. Чтобы по-настоящему насытиться, нужно гораздо больше. Когда еще представится такой случай? Но моими желаниями здесь интересовались в последнюю очередь.
Оксана Николаевна повела меня на третий этаж, где, как объяснила она по дороге, находится кабинет математики. Мы чинно прошествовали мимо дверей с надписями "Кабинет географии" и "Кабинет истории", и, наконец, добрались до заветной двери. Оксана Николаевна постучала и, не дожидаясь ответа, открыла, пропуская меня вперёд.
Сколько раз мне приходилось входить в класс вот так, после звонка, с директором или старшим воспитателем? Я уж со счета сбился. "Ребята, у нас новенький." Двадцать пар глаз тупо смотрят на тебя. А ты замечаешь, как один болван ковыряет в носу. Другой болван бьет третьего болвана линейкой. Еще один болван обязательно хихикает и говорит какую-нибудь пакость на ухо соседу. Девчонки смотрят так, будто им пытаются впарить барахло, а они сомневаются, брать или не брать. Самый дерзкий болван обязательно попытается поставить подножку. Цирк бесплатный!
Мы вошли. Классы здесь были ничем не лучше, а может даже и похуже тех, в которых мне приходилось учиться. Три ряда парт с лавками, выкрашенными в светло-зеленый цвет и местами облупившиеся. Видавший виды учительский стол с потрескавшейся полировкой столешницы, коричневая доска в меловых разводах, по стенам развешаны математические таблицы и пара портретов с неизвестными мне учеными. На окнах потрепанные тюлевые занавески, сиявшие белизной когда-то в другой жизни. На подоконниках пара горшков умирающей от засухи герани и уродливо разросшееся алоэ. Пахнет мелом и потными подмышками.
Перед классом возле доски стояла маленькая пухлая женщина с двойным подбородком, та самая, что танцевала в грязи. Большие круглые очки с толстыми линзами чудом держались на кончике ее носа. Острый, словно скальпель, взгляд препарировал пространство вокруг, а пальцы теребили длинную стальную указку. Наталья Георгиевна в раздражении ожидала, когда класс затихнет, и все займут свои места. Несколько ребят все еще копошились возле парт.
– Рамазанов! Ты когда усядешься, наконец?! – гаркнула математичка, отчего полный и неуклюжий пацан, по всей видимости, тот самый Рамазанов, поспешно плюхнулся на лавку. Нечаянно он смахнул учебник, и тот с треском повалился на пол, за ним последовала ручка.
– Рамазанов! Ты опять всех задерживаешь! Из-за тебя у класса будет меньше времени на проверочную работу!
Рамазанов, затравленно озираясь, с третьей попытки поднял книгу. Чтобы достать ручку, он с полминуты шарил в ногах впереди сидящей девчонки. Та же, вместо того чтобы помочь, только насмешливо корчила рожу. Наконец, Рамазанов отыскал пропажу и, пыхтя, уселся за партой.
Мне стало противно, и я поспешил перевести взгляд куда угодно, лишь бы не видеть Рамазанова. Так уж случилось, что в поле зрения опять попала Наталья Георгиевна. И тут я понял, отчего мой жирный одноклассник ведет себя так, будто он не на уроке математики, а в концентрационном лагере. Математичка, продолжая теребить указку, следила за каждым его движением и сосала энергию.
Паучиха! И угораздило меня опять нарваться на вампира страха! Вечно они все дело портят. Запугают так, что поджилки трясутся. Какая уж там любовь. Где страх, там нет любви. А если нет любви, то я останусь голодным...
– Наталья Георгиевна, извините, что мы вас прерываем... – послышался нетерпеливый голос директрисы.
– Ничего, Оксана Николаевна. Вы привели новенького.
Что, рассчитываешь получить еще одну жертву?
– Да. Это наш новый ученик. Зовут Тимофеем. Фамилия Невинный. Он из Никитского детского дома. Запишите его, пожалуйста, в журнал. У него еще нет учебников, но я уверена, что к следующему уроку он будет готов.
– Проходи, Тимофей. Вот тут есть свободное место, – математичка махнула рукой в сторону класса.
Я направился к указанному месту и в удивлении остановился. Взгляд уперся в ту самую девчонку со школьного двора, над которой издевались два лоботряса. Она сидела рядом с моим местом, опустив голову и устремив взгляд на сцепленные руки. Выглядела она жалко. Светло-русые волосы кое-как собраны в хвостик, на правой щеке черными точками застыла грязь. Такие же мелкие, уже засохшие брызги красовались на белом воротничке синего в красную клетку платья. Злополучная сумка, вся в коричневых кляксах, валялась у нее под ногами. Девчонка носком ботинка подвинула ее в сторону.
– Садись, – математичка подтолкнула меня в спину. – Не задерживай класс.
Раздалась пара смешков, и я поспешил занять свое место. Не хватало еще стать посмешищем в первый же день. Тем временем директриса исчезла за дверью, и урок пошел своим чередом.
Математичка, как и обещала, начала с проверочной работы. Она пустила по рядам листки с заданиями для первого и второго вариантов. На решение трех уравнений было дано всего десять минут, о чем она не забыла упомянуть. Класс загудел. Сосед Рамазанова ткнул его в спину ручкой, обозвав "жиртрестом" и "идиотом". "Сам идиот!" – буркнул Рамазанов, за что тут же получил подзатыльник от математички. Однако протестующих не осталось, как только каждый получил свой листок с заданием. Все знали, что спорить бесполезно, и самое верное – не терять времени и сделать как можно больше. Класс погрузился в тишину, лишь изредка прерываемую скрипом лавок или шуршанием тетрадной страницы.
Задание было довольно сложным, и я успел решить только два уравнения. Неужели кто-то осилил все три? Посмотрел бы я на него. Вообще-то в алгебре я неплохо соображаю, но тут одной писанины на целый лист.
Наталья Георгиевна уже шла по соседнему проходу и собирала работы. То и дело слышались недовольные вздохи, когда она в очередной раз выдергивала тетрадь из-под руки ученика. Понимая, что нет смысла браться за последнее уравнение, я скосил взгляд в сторону соседки. Она все еще корпела над первым, но решение зашло в тупик.
Приглядевшись, я сразу заметил, что девчонка неправильно переписала задание в тетрадь. Она умудрилась перепутать плюс и минус, а один знак и вовсе потеряла. Неудивительно, что у нее ничего не получается. Может сказать ей? Да какая мне разница, чего она там понаписала?
Собрав работы, математичка сложила их аккуратной стопкой у себя на столе. Потом вышла на середину класса и начала объяснять новую тему про алгебраические дроби. Надо сказать, учителем она была неплохим. Рассказывала просто и доходчиво, и я даже увлекся уроком. Но потом мы перешли к закреплению материала. Рамазанова вызвали к доске, и пытка, начавшаяся для него перед уроком, возобновилась. Видимо, сегодня он был любимой жертвой.
Бедолагу спас звонок. Но не только он спешил поскорее убраться из класса. Всех моих одноклассников будто унесло ураганом. Запихивая тетрадь в сумку, я тоже побежал в коридор.
Глава 3
Кабинет русского и литературы оказался этажом ниже. Пока шла перемена, одноклассники рассыпались по коридору, занимаясь кто чем придется. Знакомиться со мной никто не спешил. А я и подавно не торопился найти очередного воздыхателя.
Прислонив сумку к стене, я встал в сторонке и пригляделся к ребятам.
Несколько пацанов начали играть в наступашки. По крайней мере, так эту игру называли в моем предыдущем детском доме. Эти дурни ржали и толкались, как малолетки, пытаясь наступить друг другу на ноги. Вообще-то мы тоже не брезговали наступашками, но скакать за здорово живешь никто бы не стал. Иногда играли на деньги. Но чаще всего на кону стояло дежурство по комнате.
Неподалеку пара знатоков спорила о том, какой внедорожник круче, "Гранд Чероке" или "Хаммер". Как будто кто-то из них хоть раз в жизни видел такие тачки.
Девчачья половина сбилась в кружок напротив меня. Они шушукались, хихикали и кидали в мою сторону любопытные взгляды. Ну вот, и дня не прошло... А то, что я детдомовский, их, похоже, не отталкивает. Отсутствие прыщей на лице все компенсирует...
Ведь чаще на нас смотрят так, будто мы ущербные. Во взгляде одновременно и жалость, и презрение. А если уж ты парень, то тем более пропащий, без надежды и будущего. В глазах этих домашних сопляков ты уже уголовник, наркоман или уличный попрошайка. А тут, смотри-ка, чуть ли не подмигивают. Нет уж, спасибо. Из-за таких вот истеричек я в Горянке всего полгода продержался. И черт меня дернул улыбнуться ей тогда!
Я отвернулся от этого курятника, и заметил свою соседку по парте. Она стояла у окна шагах в трех от меня. Взгляд ее был неподвижен. На лице застыло выражение прямо-таки вселенской грусти.
Да уж, радости мало. Двойка по математике тебе обеспечена.
Соседка заметила, что я за ней наблюдаю, встрепенулась и зашагала к группе одноклассниц.
– Вика! – обратилась она к рыжеволосой веснушчатой девчонке.
Та обернулась, наигранно закатила глаза и бросила:
– Тебе чего, Ступакова? У нас бойкот, ты забыла?
– Нет, – холодно ответила Ступакова. – Галина Абрамовна просила передать, что ты не сдала домашнюю работу на прошлом занятии.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла проч.
– Угу. Иди и дальше подлизывайся к учителям, – проворчала ей в след Вика.
Ступакова вернулась к окну. Там она и простояла до конца перемены, изучая дождевые капли на стекле.
Прозвенел звонок, и ребята потянулись в класс. Я вошел одним из последних и, заметив уже знакомое свободное место, устремился прямиком к нему. Моя соседка готовилась к уроку, доставая учебники, тетради и разноцветные ручки. Я присел рядом и достал чистую тетрадь и единственную ручку, что была у меня в арсенале. Учебники все еще нужно было получить в библиотеке. Домашнего задания я не знал. Поэтому подготовка к уроку заняла пару секунд. Девчонка рядом тоже покончила с приготовлениями и, не взглянув на меня, вновь уткнулась в окно. Мне даже стало интересно, что она там все время высматривает? И неужели это что-то может привлекать ее сильнее, чем симпатичный новенький?
Я понимал, что равнодушная соседка по парте – именно то, что мне нужно. А вот мое тело такое положение вещей не устраивало. Волосы начали темнеть, ощущалось сильное напряжение в скулах, а глаза защипало так, будто в них кислотой плеснули. Я весь напрягся, пытаясь сдержать превращение. В затылок ударила тупая боль. Чувство голода вернулось с прежней силой, и я крепко сжал кулаки. Придется потерпеть до следующей перемены, а там я обязательно найду, чем поживиться.
Тем временем урок начался. Учитель русского, толстушка с улыбчивым круглым лицом, мне однозначно понравилась больше математички. Поздоровавшись с классом, она обратилась ко мне и пожелала удачи в новой школе. А потом объявила, что сегодня у нас диктант.
Всем раздали листки бумаги, и Ольга Николаевна – так звали учительницу – начала зачитывать отрывок из какого-то романа. Она произносила слова четко и с выражением, поэтому было совсем нетрудно расставлять знаки препинания. Вспомнив, сколько ляпов сделала соседка на математике, я заглянул в ее листок. Беглого просмотра хватило, чтобы заметить несколько до смешного нелепых ошибок. Не говоря о классике жанра типа "девчЕнка", были такие как "будуЮщий", "остаёЦА", и даже "дрИбИзжаЧий". Однако больше всего меня повеселил "преподавИтель". Такие перлы нарочно не придумаешь. Перепутать буквы – такого со мной не случалось с начальной школы. Надо было срочно спасать ее от неминуемого позора.
Я легонько тронул соседку за плечо. Она вздрогнула, как от удара. Какая она странная все-таки.
Я показал кончиком ручки на ошибки в ее диктанте. Исправлять свою писанину она не спешила, а вместо этого воззрилась на меня, словно только что была свидетелем сомнительного фокуса и все еще не понимала, в чем, собственно, кроется подвох. Я пожал плечами и отвернулся. Что за идиотская мысль была помогать ей? Наверно, мне просто стало ее жаль, но ей моя жалость совсем не нужна.
Весь остаток урока я старался игнорировать соседку по парте. Она же, напротив, так мной заинтересовалась, что рассматривала, словно я был музейным экспонатом. Когда прозвенел звонок, девчонка легонько ткнула меня в плечо.
– Спасибо за диктант, – сказала она чуть слышно. – Меня зовут Надя.
– Я Тимофей. Не за что, – озадаченно отозвался я.
Не проронив больше ни слова, она вышла из класса и заняла свой сторожевой пост у окна. Пару секунд я наблюдал за ней, но потом мое внимание отвлекло кое-что поважнее.
Я почувствовал очень сильный источник энергии. Она била ключом, расползаясь по классу сладкими густыми волнами. А я уже начал опасаться, что никто из одноклассников не влюблен. Не двигаясь, чтобы не спугнуть, я жадно потянул энергию и чуть не захлебнулся. В глазах все поплыло, и из груди вырвался стон. Боже, как хорошо! По всему телу словно солнечные зайчики заплясали. Я втянул голову в плечи, закрыл глаза и утонул в буре наслаждения. Но неожиданно вкус переменился, появилась горчинка, а потом источник и вовсе иссяк. Не сдержавшись от досады, я стукнул кулаком по парте. Так всегда с любовью подростков: сначала фейерверки вкусов, но все неизменно заканчивается горечью.
Я обернулся, чтобы проверить, кто испортил все дело. Вычислить влюбленного Ромео не составило труда. Достаточно было посмотреть на скорбную физиономию, когда он следил за объектом своих вожделений. Это был мальчишка с растрепанными волосами цвета соломы и перекошенным воротничком рубашки, торчащим из горловины свитера. Обладатель острого носа, усыпанного яркими веснушками, своими короткими и резкими движениями напоминал воробья. Его проницательный взгляд, следующий по пятам той самой Вики, выдавал его с головой.
Вика напропалую флиртовала с кудрявым красавчиком. Он ей нравился, но не более того. Меня не проведешь. С кудрявым тоже все было понятно, Вика была не в его вкусе. Но ему льстило внимание рыжей красотки. Он очень старался поддержать их милый треп, отпуская шуточки, которые, казалось, вызывают колики у остроносого пацана. Рожа у него была кислее некуда.
Вернулась соседка опустилась на лавку, и, вытащив из-под парты грязную сумку, начала доставать учебники, выкладывая их стопкой на краю столешницы. Зачем-то она вынула не только нужный для урока учебник литературы, но и учебник по математике, задачник, и пару толстых общих тетрадей. Полюбовавшись на бумажную пирамиду, Надя удовлетворенно кивнула. В следующее мгновение под рукой у нее оказался небольшой альбом, где она начала что-то чертить смело и размашисто. Карандаш в ее левой руке запорхал то вверх, то вниз, и казалось, в его движениях не было никакого порядка. Из-за локтя, ставшего препятствием между мной и альбомом, было нелегко подглядывать. Но в конце концов я сумел найти удачное положение. Сначала в хаосе линий трудно было различить что-то конкретное. Но чем плотнее укладывались на бумаге штрихи, тем отчетливее вырисовывались формы. Словно из тумана проступали один за другим нос, губы, подбородок, брови и, наконец, глаза. Туман рассеялся окончательно, и я с ужасом узнал в незнакомце себя, переданного с невероятной точностью, словно кто-то скопировал мое лицо. Вернее, тот вариант лица, который я примерил на себя сегодня. Я не понимал, как это возможно, чтобы человек, неспособный без ляпов переписать в тетрадь строчку цифр и делающий по три орфографические ошибки в слове, смог уловить, запомнить, и перенести на бумагу сложнейший образ, которым является человеческое лицо. Ведь она даже ни разу не глянула на меня с того момента, как начала рисовать.
По спине поползли мурашки. Я закрыл лицо руками.
Она расколет меня как орех, в два счета!.. Как я смогу обмануть ее фотографическую память? Никакие логические доводы не убедят ее не верить своим глазам. Разве получится контролировать себя настолько, чтобы не меняться в ее присутствии? И надо было так влипнуть на ровном месте!
– У тебя голова болит?
Я вздрогнул.
– Что? – я оторвал руки от лица.
– Тимофей, ты плохо выглядишь, – учительница озабоченно смотрела на меня. – Если ты себя плохо чувствуешь, то можешь сходить в медпункт.
– Да... кажется... мне что-то нехорошо...
– Надя, проводи Тимофея и возвращайся на урок.
Вот спасибо! Только этого мне не хватало!
Я сгреб свои вещи в сумку и поспешил вон из класса.
– Эй! Ты куда так торопишься? Ты не в ту сторону пошел, – услышал я вслед.
Я резко повернулся и поплелся за Надей, отставая на полшага и стараясь больше не попадать в ее поле зрения. Мы молча поднялись на третий этаж, прошли в самый конец крыла и остановились возле двери с табличкой "Медпункт".
– Ну, пока, – сказала она и посмотрела уже знакомым мне странным задумчивым взглядом. – До завтра.
– Пока, – коротко ответил я и поспешил в кабинет врача.