Текст книги "Отец ребенка "
Автор книги: Елена Сапожникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Он специально тянул время, чтобы подольше побыть рядом с этой удивительной женщиной. Работы было минут на пять, не больше, но Олег старательно возился возле коляски уже полчаса. Он проверил пружины на всех колесах, подкрутил болтики на всех соединениях.
– Ну вот, пожалуй, и все, – сказал, уже не зная, как еще протянуть время.
– Спасибо, – просто поблагодарила она его, чуть повернула голову, и теперь ее лицо было рядом с его лицом, глаза смотрели в глаза, губы ощущали его дыхание.
Сердце опять ворохнулось – неожиданно остро и глубоко. Она чуть наклонилась к нему, а он привстал, и их тела коснулись друг друга. Прикосновение было случайным, но имело катастрофические последствия. Она почувствовала, как напряглось его тело, и что-то отозвалось в ней самой. Внезапно он взял ее лицо в ладони и поцеловал, прежде чем она отошла от шока и успела воспротивиться. Ее словно ударило током: горячий мужской рот, мощные и алчные руки, требовательные объятия. На мгновение ее тело, изголодавшееся по мужской ласке, страстно прильнуло к его телу, но какая-то толика сознания, оставшаяся холодной, заставила тут же отпрянуть. Ее лицо отражало бурю эмоций: оскорбленная и сердитая, ошеломленная и обиженная – она была самой прекрасной женщиной на свете, которую он только видел. Искры гнева били из ее глаз фонтаном, когда она сумела освободиться от его объятий, но голос звучал совершенно спокойно. Даже чересчур спокойно, с легким налетом презрения. Хотя это показное хладнокровие стоило ей огромного труда: ее обуревали противоположные чувства, а к горлу подступил ком. Но об этом она сейчас задумываться не собиралась, она будет думать позже, намного позже, а сейчас надо держаться подальше от этого человека. От его поцелуя желание наполнило кровь, сделало здравый смысл и логику неуклюжими и смешными, но усилием воли ей все же удалось совладать с собой.
– Этого делать не стоило, – произнесла она, стараясь обойти его, не прикоснувшись, хотя в тесной прихожей сделать это казалось немыслимым.
– Прости, я сам не понимаю, как это произошло. – Своим дурацким поступком он мог свести общение на нет. – Прошу, не сердись. У меня и в мыслях не было обидеть тебя, просто потерял голову. Конечно, ты не поверишь, но с самой первой встречи ты не идешь у меня из головы. Я влюбился как мальчишка! – Олег и не заметил, как в волнении он заменил официально-безразличное обращение на более сердечное. Он корил себя за поспешность, но что сделано, то сделано, теперь ее доверие придется завоевывать с большим трудом.
Оксана пыталась не вникать в его сумбурные слова. Она была не настолько наивна, чтобы верить таким спонтанным спичам. Чтобы такой видный мужчина обратил внимание на многодетную маму? Извините, это бывает только в сказках. Да и там у девицы-красавицы сначала веселый пирок да свадебка и только потом детишки.
– Очень хорошо, вы не хотели меня обидеть.
Она подошла к двери и открыла ее.
– Всего доброго, – сказала спокойным, ровным голосом и закрыла дверь за ним, щелкнув замком.
Он не смог уйти сразу. Минут пять топтался под дверью, как влюбленный неуклюжий подросток, не решаясь нажать на кнопку звонка, потом уныло побрел вниз по лестнице. Выйдя из подъезда, задрал голову и посмотрел на ее окна. Ему показалось, что дрогнула штора, мелькнул и исчез тонкий силуэт. Но это вполне могло показаться, тем более на такой высоте. Ни на что не надеясь, он помахал в ее сторону рукой и тихонько прошептал пришедшие на ум строки какой-то песни: «Я говорю вам «до свиданья» расставанье не для нас».
Оксана отвела взгляд от неторопливо удаляющегося мужчины. Влюбился как мальчишка – вспомнилось ей, и она улыбнулась. Что ни говори, а слушать объяснения в любви приятно любой женщине. Она обвела взглядом двор: на тропинке между редкими деревьями увидела две фигуры: высокий сухопарый мужчина в старомодной фетровой шляпе, с клетчатым пледом на плечах и женщина с идеально прямой спиной балерины. Рядом с ними брел черный лабрадор. Это соседи по лестничной площадке совершали обычную ежедневную прогулку со своей старой, бесконечно преданной собакой. От этого зрелища у нее улучшилось настроение. Что бы ни происходило, это всегда оставалось неизменным. Сколько Оксана помнила, эти трое в любую погоду выходили на неспешную прогулку. Такое постоянство могла поддерживать только любовь.
Поздно ночью Оксана с мамой сидели на кухне и держали семейный совет, разговаривая почти шепотом, чтобы не разбудить малышей. Почему-то ночью даже слабый голос кажется поражающе громким, может, из-за наступающей тишины, может, из-за тонких стен квартир-клетушек, звукоизоляция которых была и остается смехотворной. Город спал тихим полуночным сном, только двое подвыпивших приятелей все не могли расстаться. Их несвязное бормотание доносилось из открытого кухонного окна вместе с чистым холодным воздухом, но не мешало неспешной беседе.
– Не надо тащить на себе груз прошлого. Забудь все и поверь в новое счастье. Не стоит привыкать к статусу брошенной жены и матери-одиночки. Ничего нет в этом веселого, в одиночестве, – задумчиво заметила дочери Анна Вячеславовна.
– Я не одинока, у меня дети, – поспешно ответила Оксана. И эта поспешность выдала ее с головой.
Анна Вячеславовна поняла, что Олег затронул в сердце дочери какие-то струны, но она не хочет признаваться в этом. Она щелкнула зажигалкой, закурила сигарету, которую все это время вертела в руке, и подошла к открытой форточке. Хорошо это или плохо? Честно говоря, в глубине души она не верила в такие внезапные чувства, но чего только на свете не бывает? Разве не так было у нее в молодости? Когда она впервые увидела Оксанкиного отца, у нее даже голова закружилась. И, он тоже признался, что впал в ступор, как только встретился с ней взглядом: будто молнией пригвоздило к месту, не мог двинуть ни ногой, ни рукой. Она затянулась еще раз и, глядя в пыльное, не мытое с прошлого года окно, загасила наполовину выкуренную сигарету.
– В воскресенье, если будет тепло, помоем окна, – предложила она и, не дождавшись дочериного согласия, продолжила вяло текущий спор: – Не надо путать божий дар с яичницей. Ты молодая женщина, и в конце концов организм потребует свое. Ничего радостного в разводе нет, но всякую жизненную неудачу следует принимать как шанс начать все сначала. – Она приняла решение: дочери, чтобы прийти в себя, нужен красивый роман, сладкая сказка. Она встретится с этим человеком и попробует понять, что у него на уме. Романтические отношения Оксане не помешают, но в то же время ее дочь устала от переживаний, и новые волнения ей ни к чему, ее материнский долг – оградить своего ребенка от лишней нервотрепки.
– Мама, глупо грезить о прекрасном принце, который превратит твою жизнь в сказку. В нашей жизни приходится рассчитывать только на себя! – резонно заметила Оксана. Она уже успела убрать со стола и теперь, стоя у раковины, домывала посуду.
– Вот когда ты убедишься, что такой принц появился, ты забудешь обо всех этих постулатах напрочь. – Анна Вячеславовна и сама не поняла, почему она так старалась убедить дочь в чистых помыслах совершенно незнакомого ей человека. Может, потому, что считала, что жизнь состоит из черных и белых полос, меняющихся с мистическим постоянством, а черная полоса в жизни дочери затянулась до неприличия.
– Мамуля, да ты у нас романтик, – с легкой улыбкой повернулась к ней Оксана.
– Может, и так. Но я и правда верю, что в жизни каждому дается по заслугам. А тебя еще никто не любил так, как ты того заслуживаешь.
– Даже ты? – притворно нахмурилась Оксана.
– Лиса Патрикеевна, – наигранно возмутилась Анна Вячеславовна, – я говорю о мужчинах, а не о родительской любви. – Она опять машинально вытянула сигарету из пачки и с сожалением посмотрела на нее. – Привычка – вторая натура. Который год бросаю курить и все никак не могу решиться окончательно и бесповоротно. – В последнее время она начала курить еще больше. Раньше двух пачек хватало на неделю, а теперь она выкуривала почти целую за день.
– Бросишь, как же. Дымишь как паровоз. И какая в этом необходимость? – ворчливо заметила Оксана.
– Никакой, – легко согласилась Анна Вячеславовна. Она постукала кончиком сигареты по пачке и снова щелкнула зажигалкой. Глубоко затянулась, выдохнула в форточку дым и сказала:
– Я написала заявление. Ухожу из школы.
– У тебя неприятности на работе? – спросила Оксана осторожно.
– Нет, там все прекрасно, если можно применить это слово. Тонем потихоньку. – Она зябко передернула плечами и немного прикрыла форточку. Около полуночи снова пошел холодный дождь, прогнав со скамейки закадычных приятелей и сменив их бормотание на частую барабанную дробь капель по жестяному подоконнику. – Помнишь Софью Андреевну? – спросила она, обернувшись к дочери.
– Нашу англичанку? Мисс Софи? Конечно! Мисс Софи – это же мисс Совершенство, истинно английский стиль в одежде и поведении.
– Именно, – кивнула Анна Вячеславовна. – Она уже второй год работает в семье нового русского, обучает детей иностранным языкам. Месяц назад она мне позвонила и предложила ее заменить, условия прекрасные, семья интеллигентная. Вчера я дала согласие. Отработаю положенные законом две недели и стану гувернанткой. Классного руководства у меня нет, выпускных классов тоже, можно уходить со спокойной душой.
– Но, мама, ты же заслуженный учитель России – и в служанки?! Почему? – возмутилась Оксана.
Анна Вячеславовна пожала плечами:
– Ну, как тебе сказать? Во-первых, надоело получать незаслуженные выговоры. В школу идут не педагоги, а неудачники, не нашедшие места лучше. Уровень образования упал катастрофически. Дошло до того, что учителя позволяют себе приходить на урок в нетрезвом состоянии.
Во-вторых, не хочу смотреть, как ты выкручиваешься и экономишь на себе. Мальчишкам необходимо хорошее питание, витамины, а это требует денег. На наши сбережения, мою учительскую зарплату и твое пособие по безработице мы сможем протянуть еще пару месяцев, потом придется искать подработку. А это вряд ли будет квалифицированный труд.
– Мама, а ты задавалась вопросом: если это такое хорошее место, почему мисс Софи сама не хочет там работать?
– Это было первым, что я спросила. Мисс Софи выходит замуж за одного из друзей этой семьи.
– Мам, но вдруг тебе там не понравится? Нельзя жертвовать своей жизнью из-за детей.
– Глупышка, я ничем не жертвую. Я все хорошо обдумала: познакомилась с работодателями, условиями работы. В конечном итоге меня это предложение устроило. Загвоздка только в том, что мне придется жить в той семье и к тебе я смогу приезжать только один раз в неделю. Это меня тревожит больше всего. Одной тебе придется очень несладко.
– За меня не переживай, я справлюсь.
– Может, оставить тебе машину?
– Ни за какие коврижки! – испуганно замахала руками Оксана. – И как только могло это прийти тебе в голову? – У нее были права, но за руль она садилась в последний раз года три назад, если не больше. В тот день она чуть не сшибла человека, еле успела увернуться от столкновения с внезапно выскочившим на проезжую часть подвыпившим мужичком, и этого оказалось достаточно, чтобы вызвать страх перед машиной. Дрожащими руками Оксана еле довела автомобиль до дому и с тех пор ездила только в качестве пассажира.
Анна Вячеславовна вытряхнула пепельницу со скрюченными на дне окурками, залпом допила остывший чай с лимоном и взглянула на часы.
– Представляешь, второй час ночи. Заболтались мы с тобой. Даже забыли, что ночь отведена для сна, а не для бабьих пересудов. Спать, немедленно спать, – назидательным менторским тоном скомандовала она и, обняв Оксану за плечи, как маленькую, повела в спальню. Они привыкли рано ложиться и рано вставать, но, как ни странно, сегодня у нее сна не было ни в одном глазу. – Ты не против, если я почитаю? – спросила у дочери, включив ночник над изголовьем своей постели.
– Да нет, – сонным голосом пробормотала Оксана. В последнее время она засыпала, едва голова касалась подушки. И никакие посторонние помехи: свет, шум работающего телевизора за соседской стенкой, дребезжание трамвайных вагонов, маршрут следования которых проходил рядом с домом, – ей не мешали. Она реагировала только на возню карапузов в своих кроватках, остальное ее не будило. Чтобы облегчить ночные подъемы, они решили, что будут ночевать в одной комнате, Оксана на кровати, а Анна Вячеславовна на раскладном диванчике, который они с дочерью перетащили из гостиной, чтобы вставать по очереди к малышам.
Анна Вячеславовна так и не смогла уснуть. Давно рассвело, ночник был выключен, книга отложена в сторону, а она все лежала с открытыми глазами, смотрела в потолок и составляла план действий. Оксана мельком упомянула, что Олег каждый день выгуливает собаку после обеда. Но одного раза мало, с собакой надо гулять и утром и вечером. Значит, чтобы поговорить без лишних ушей, стоит подкараулить его утром. Она встала, приняла душ, поставила на газ чайник – вскипятить воду для кофе. Прямо в халате спустилась на лифте вниз, забрать почту. Открыла ключом ящик, достала «Комсомольскую правду» и журнал «Семь дней». «Комсомолку» Оксана выписывала по привычке, а журнал – потому что нравился. Анне Вячеславовне он тоже пришелся по душе: легкое необременительное чтение с телепрограммой. Поднимаясь обратно, она на ходу перевернула несколько страниц, проглядывая содержимое. Внезапно откуда-то из середины выпал тоненький листочек бумаги и спланировал прямо к ногам. Она нагнулась, подняла, машинально прочитала. Ее просили поднять коврик перед входной дверью и забрать лежащий там конверт. Как только двери лифта распахнулись на нужном этаже, Анна Вячеславовна вышла и, следуя указаниям записки, достала из-под резинового коврика небольшой плоский конверт. Несколько секунд повертела его в руках, потом открыла и почти оцепенела от растерянности. В конверте лежали деньги: шесть купюр по пять тысяч рублей. Она поспешно влетела в квартиру и кинулась будить дочь.
– Ксюша! Вставай, Ксюша, вставай!
Оксана проснулась от возбужденного маминого шепота.
– Что случилось? – неохотно выдираясь из приятных лап сна, приподняла над подушкой голову, сонно таращась на мать, еще раз спросила: – Что произошло?
Вместо ответа, мама протянула ей деньги и спросила:
– От кого, как думаешь?
– Не знаю. – Оксана оторопело села в кровати. – Представления не имею. А где ты их взяла?
Мама протянула ей листок бумаги:
– Сделала все, как здесь написано.
Оксана бегло прочитала записку:
– Ничего не понимаю. – Она помотала головой, прогоняя остатки сна, встала с кровати. – Если это нам, то это просто чудо какое-то! – Она пригладила массажкой взлохмаченные волосы и прихватила их резинкой.
Один из малышей начинал покряхтывать, и Оксана подошла к нему.
– Не спишь, Дюша-Андрюша?
В ответ младенец улыбнулся, загукал и протянул к ней крохотные ручонки. Оксана взяла его на руки, перепеленала, сменила мокрый подгузник на новый.
У соседней кроватки те же манипуляции совершала Анна Вячеславовна. Привычные действия успокаивали, приводили мысли и чувства в порядок.
– Я думаю, что эти деньги надо отложить и не трогать, – сказала Анна Вячеславовна, застегнув пуговицы на широких бретелях махровых ползунков. Она подхватила малыша на руки, повернулась к стоящей с Андрюшей на руках Оксане и пояснила: – Наверное, записка попала к нам по ошибке и деньги придется вернуть.
– Кому? – поинтересовалась Оксана.
Анна Вячеславовна пожала плечами:
– Ну, я-то откуда могу знать? Я уверена только в одном: у нас нет богатых родственников, которые хотят помочь нам инкогнито.
Оксана грустно улыбнулась в ответ:
– У нас нет даже тех, кто готов помогать вообще.
– А мы сами с усами! – жизнерадостно отозвалась Анна Вячеславовна. – Пойдемте, галчата, на кухню. Буду вас кормить.
Кухня была полна пара. Он со свистом вырывался из узкого носика жестяного чайника в крупный ярко-красный горох, напирал на дребезжащую от напора крышку и клубами вырывался на свободу из тесной емкости.
– Подержи Павлика. – Анна Вячеславовна сунула малыша в свободную руку Оксаны и кинулась к плите. – Совсем память потеряла, поставила воду кипятить и забыла. Ворона! – ругала она себя, выключая пламя под пляшущим чайником. Она поленцем разогнала пар, развела молочную смесь и, пока Оксана умывалась и чистила зубы, покормила малышей, положив каждого в свою кроватку. Смешно причмокивая, они высосали содержимое бутылочек до последней капли и, осоловев от пищи, снова уснули.
Анна Вячеславовна помыла пузырьки и поставила их сушиться. Попутно выглянула в окно, выходящее во двор, и, заметив мужскую фигуру с бегающей рядом пятнистой вислоухой собакой, кинулась спешно собираться. Она уже надевала плащ, когда в прихожую выглянула Оксана и удивленно спросила:
– Ты куда так рано надумала?
– Мне надо было сегодня одну учительницу в аэропорт отвезти, она там кого-то встречает, а я только сейчас вспомнила, – на ходу сочиняла Анна Вячеславовна, торопливо набрасывая на голову шарф. – Подай, пожалуйста, сумочку. Я ее около зеркала оставила, – подсказала она дочери, взяла протянутую ей сумочку и, поцеловав Оксану в щеку, открыла дверь.
– Мама, ты даже не позавтракала, – упрекнула ее Оксана, провожая.
Анна Вячеславовна небрежно отмахнулась:
– Ничего, в аэропорту кофе попью, – и шагнула в открытые створки лифта.
Она очень спешила, волновалась, как будто сама идет на свидание, и, наверное, от этого у нее дрожали руки. Они едва не разминулись, Олег уже взял собаку на поводок и собирался заходить домой, когда увидел спешащую к нему женщину. Он узнал в ней мать Оксаны и остановился. Олег не знал, чего ждать от этой встречи, но хотел ее не меньше, чем спешившая к нему женщина.
Цезарь послушно сидел возле ног, посматривая умными глазами.
– Какая у вас собака... большая! – подойдя, уважительно сказала Анна Вячеславовна и опасливо остановилась немного в стороне.
– Цезарь, поздоровайся с дамой, – приказал Олег.
Пес встал с земли, негромко гавкнул и приветливо завилял обрубком хвоста.
– Бог ты мой, какая прелесть! – восхитилась Анна Вячеславовна.
Пес, поняв, что его хвалят, завертел куцым хвостом, как пропеллером, и ткнулся мордой в руку хозяина. Олег любовно потрепал его по загривку.
– Спасибо, – улыбнулся он.
Анна Вячеславовна отметила, что он смотрит на нее прямо, не отводя взгляда, и это ей было приятно. Значит, нет у него никаких дурных помыслов, от которых глаза начинают метаться и бегать по сторонам.
– Я бы хотела с вами поговорить, – начала она и, спохватившись, отрекомендовалась: – Анна Вячеславовна Логинова. Простите, что не представилась сразу.
– Олег Кириллович Сердечный, для вас просто Олег, – в свою очередь произнес он. – Наверное, хотите поговорить о том, как бесстыдно я себя вел вчера? – Он заметил, как удивленно она на него посмотрела, и добавил: – Вы мама Оксаны?
– Да, – кивнула Анна Вячеславовна.
Он понял это по-своему:
– Я не хотел ее обидеть. Я понимаю, вам трудно поверить, вы меня совершенно не знаете, но я хочу, чтобы Оксана стала моей женой.
Анна Вячеславовна споткнулась от неожиданности на ровном месте. Он галантно поддержал ее за руку:
– Ошарашил?
– Есть немного, – просто ответила Анна Вячеславовна. – Вы же совсем не знаете мою дочь. Как вы можете делать такие смелые заявления? Это немного ненормально, попахивает сумасшествием.
Он не имел права обижаться и поэтому вполне миролюбиво ответил:
– Я вполне адекватен и знаю о ней все, что мне нужно. И очень прошу вас стать моим союзником. Поверьте, я никогда не позволю себе обидеть ее. – Он остановился и пристально посмотрел в глаза. – Я сделаю все, чтобы со мной она была счастлива.
– Хочется верить, – тихо произнесла Анна Вячеславовна. – Очень хочется... Знаете, у моей дочери было очень много разочарований в жизни, и мне бы не хотелось, чтобы к ним добавилось еще одно.
– Но нельзя всю жизнь дуть на воду, обжегшись на молоке, – спокойно возразил Олег.
Они почти подошли к его подъезду, и Цезарь, шедший до этого степенно, начал рваться с поводка.
– Имей совесть, – легонько приструнил его Олег. – Не один ты голоден.
– Я тоже не успела позавтракать, – просто призналась Анна Вячеславовна. – Увидела вас во дворе и рванула как сумасшедшая. – Она оглянулась на свои окна: – Только бы Оксана не выглянула во двор, я ей наврала с три короба...
– Давайте поднимемся ко мне. Я вас чаем напою, – предложил Олег.
– Лучше кофе, – неожиданно для себя согласилась Анна Вячеславовна.
У него была обыкновенная двухкомнатная хрущевка с длинной вытянутой прихожей, в которую выходили двери комнат. Он помог ей снять плащ и гостеприимно пригласил:
– Располагайтесь, где сочтете удобным. Разуваться не надо.
Анна Вячеславовна замялась, она не любила ходить по квартире, пусть даже чужой, в уличной обуви. Сам Олег переобулся в домашние шлепанцы и вытирал мокрой тряпкой лапы собаки. Пес, видимо, был приучен к этой процедуре: он сидел спокойно и сам по очереди поднимал лапы. Полы в квартире были начищены до блеска, и Анна Вячеславовна решила не противоречить своим принципам. Она сняла туфли и переступила с ноги на ногу – полы были холодными. Олег протянул ей огромного размера тапочки из искусственного меха, напоминающие двух смешных лопоухих собак.
– Других нет, – развел руками, видя, как она скептически рассматривает их.
– Я просто боюсь в них утонуть, – поспешила пояснить Анна Вячеславовна, видя, что мужчина немного растерялся, и решительно засунула ноги в тапки.
Ей понравилось, что Олег, поставив чайник, извинился перед ней и стал готовить завтрак для собаки: насыпал в широкую блестящую миску из нержавеющей стали сухого корма, поставил ее на специальную подставку, позвал пса. Цезарь все это время смирно сидел и наблюдал за хозяином. Его нетерпение выдавал только подрагивающий обрубок хвоста.
Анна Вячеславовна успела осмотреться: Олег ее проводил в гостиную, выдержанную в спокойных светлых тонах без завитушек и позолоты. Мебели было мало: огромный плоский телевизор, широкий мягкий кожаный диван и два таких же кресла, стоящие у замысловатого журнального столика. На полу лежал пушистый сиреневый ковер, на окнах – в тон ему потрясающие шторы, сшитые явно на заказ. Все дорого, стильно и в то же время как-то необитаемо. Больше похоже на номер люкс в дорогой гостинице после евроремонта. Не хватало мелочей: фотографий, безделушек – статуэток, цветов, всего того, что придает помещению уют и домашний вид.
– Я недавно купил эту квартиру и еще не успел обжиться, – словно прочитав ее мысли, пояснил появившийся Олег. Он ловко расставлял на журнальном столике тарелки с закусками. Анна Вячеславовна поразилась, как красиво мужчина сервировал стол: тончайший фарфор, перетянутые атласной лентой накрахмаленные салфетки, сверкающие столовые приборы.
– Для простого чаепития слишком шикарно, – не удержалась она.
– Хочется произвести впечатление на будущую тещу, – с пляшущими чертенятами в глазах ответил Олег.
За завтраком он легко и непринужденно рассказал о себе, чем еще больше расположил к себе Анну Вячеславовну.
Время летело с немыслимой скоростью: прошла весна, на исходе было лето. Эти четыре месяца не прошли даром. Олег стал родным для Оксаны. Он приручал ее постепенно: не дарил шикарных букетов, не приглашал в рестораны, а гулял с детьми, помогал, когда Оксана свалилась с температурой, бегал за продуктами и по аптекам, оставался и бодрствовал около малышей, когда они капризничали после очередной прививки. И хотя ничего особенного вроде бы не происходило, Оксане было нужно именно это. Рядом с ним она начала чувствовать внутреннее спокойствие и гармонию. Они не спеша привыкали друг к другу, стараясь не нарушить ту тонкую связь, которая между ними налаживалась. Им всегда было о чем поговорить, чем удивить друг друга. Окончательно лед отчуждения растаял, когда Оксана от изнеможения и недосыпания прямо на прогулке упала в обморок. Она пошатнулась и мешком свалилась возле коляски. Очнулась уже в своей кровати и почувствовала смертельную усталость. Она устала так, как никогда до этого не уставала. Ей даже думать было трудно, не то что шевелиться. Ее глаза на фоне бледного лица казались более темными и пугающими, чем обычно. Она грустно смотрела перед собой, погруженная в некое странное забытье. Олег, оказавшийся вовремя поблизости, метался по квартире как заведенный: проводил бригаду скорой помощи, через каких-то знакомых нашел няню для малышей, сварил легкий бульон для Оксаны и, как она ни противилась, покормил ее с ложечки прямо в постели. Он чувствовал себя виноватым в том, что проглядел, не окружил Оксану достойной заботой раньше. Охваченный жалостью и чувством вины, ощущал в себе потребность защищать и оберегать Оксану от всяких напастей. Целую неделю днем рядом с Оксаной, как с тяжелобольной, находилась сиделка, а по ночам дежурил сам Олег. С детьми постоянно сидела няня, Елизавета Матвеевна, которая осталась и после выздоровления Оксаны. «Ты моя вторая мама», – окончательно придя в себя, однажды пошутила Оксана.
Сегодня он не выдержал и сказал, что не может без нее жить. Что ему плохо, если он не слышит ее голоса, не видит ее глаз. Что он заболеет и умрет, если она прогонит его после этого признания. Она не прогнала.
Он шагал через прозрачный туман, курившийся над землей и состоящий из микроскопических капель воды, отражающих холодный лунный свет. Вырывающееся изо рта дыхание тут же превращалось в пар, тонкой струйкой поднималось вверх. Это был самый холодный предрассветный час. Сколько же лет прошло с тех пор, как он тайком возвращался домой далеко после полуночи? Но навыки вернулись сами, точно он проделывал это вчера. Он зашел в квартиру на цыпочках, стараясь шуметь как можно меньше, снял ботинки и только тогда понял, что ему таиться не надо, живет он один и разбудить никого не может. Олег нащупал кнопку выключателя, щелкнул и разогнал темноту по углам прихожей. Губы расползались в глупой, щенячьей улыбке, и он ничего не мог с этим поделать. Он подошел к зеркалу и постарался придать своему лицу обычное серьезное выражение, даже закусил губу, чтобы сдержать улыбку, но ему это не удалось, глаза выдавали с головой. Ему стало смешно, и он тихо рассмеялся от счастья. Он чувствовал себя невероятно усталым и поразительно живым. Казалось, что ему сейчас под силу свернуть горы, но следовало лечь в постель и уснуть, иначе завтра от него не будет никакого толку.
Он почувствовал, что хочет есть, просто умирает с голоду, и устремился к холодильнику. Достал филе семги, отрезал кусок темного ржаного хлеба, сделал бутерброд. Стоя сжевал половину, потом достал из холодильника бутылку «Парламента», налил стопочку и выпил. Ему надо было отпраздновать то, что случилось сегодня. Она сказала:
– Я люблю тебя! Люблю, хотя и понимаю, что все произошло очень быстро, что так не должно быть. Люблю и ничего не могу с собой поделать.
Он не смог ничего ей ответить. Просто поднял ее на руки и закружил. Он боялся спугнуть словами свое везение. Да и какими словами можно объяснить, как было ему трудно все это время, потому что он любил ее давно, с первого взгляда, когда, встретившись с ней глазами, снова поверил в будущее. Он вспомнил, как медленно раздевал ее, следя за игрой света на ее теле, как замерло ее дыхание, когда он прикоснулся к обнаженной коже, как рухнула стена, разделявшая их. Она отдалась ему не раздумывая, словно с разбегу кинулась в воду и поплыла по волнам чувственности. Ни с кем он не чувствовал ничего подобного, словно растворился в ней, дрожа от напряжения и сдерживая изо всех сил рвущуюся наружу страсть. От нового, небывалого чувства рвалось сердце, огонь бежал по венам, туманил рассудок. Он боялся напугать ее своим яростным натиском, сдерживал желание, сколько мог, вкладывая бездну сил в нежность.
– Выходи за меня замуж, – попросил, когда они смогли оторваться друг от друга. – Я никогда не встречал таких, как ты.
Глядя в его глаза, Оксана растерянно пролепетала:
– Я даже не знаю, разведена я или нет. Валера обещал всем заняться сам, оформить через ЗАГС, но мне было не до этого, я даже не в курсе, замужем я или холостячка.
– Ну, с этим, я думаю, мы разберемся, но все же ты мне ответь: выйдешь за меня?
– Было бы глупо отказываться, – счастливо засмеялась Оксана.
– Еще как глупо! – согласился он с невозмутимым видом, хотя внутри все дрожало от счастья. Эта замечательная женщина – нежная, умная, заботливая – согласилась стать его женой. «Моя жена», – с удовольствием произнес он мысленно несколько раз. – Я люблю тебя. – Он нежно погладил ее по обнаженной груди и, не выдержав, снова привлек к себе. Время для него остановилось. Не было ничего приятней на свете, чем держать любимую женщину в объятиях. Импульсивно он начал тихо шептать ей на ухо стихи Асеева:
Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.
– Еще, – попросила она, когда он замолчал. – Мне целую вечность не читали стихов.
И он на едином дыхании продолжил:
Мне без тебя каждый час – с год:
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать —
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих драгоценных шагов.
Большие часы, встроенные в стену аккуратного двухэтажного голубого здания, показывали час дня, когда кортеж шикарных машин свернул к нему. Происходящее казалось Оксане фантастическим сном: так стремительно развивались события. Утром она едва успела сварить кофе, как раздался телефонный звонок, и веселый голос Олега предупредил:
– Готовься к свадьбе!
Оксана в изумлении лишь успела пролепетать, что при всем желании это невозможно, но Олег только весело рассмеялся:
– Ничего невозможного не бывает, надо просто сильно захотеть. Расписываемся в час.
– Но у меня даже нет подходящего платья, – попыталась возразить Оксана, – и мама не в курсе... И няня может заартачиться, одной с детьми тяжело.
– Все в курсе, и все приглашены на наше торжество, Елизавета Матвеевна воспитала не одно поколение и совершенно ничего не имеет против того, чтобы мама не мешала ей в процессе пеленания и кормления, а платье тебе привезут через пару часов, – успокоил ее Олег.
И понеслась карусель. Три девушки из салона красоты, присланные Олегом, мастерски уложили длинные волосы Оксаны в замысловатую прическу, сделали ей маникюр, наложили макияж. Мама приехала в одиннадцать и привезла платье, от вида которого остолбенела не только Оксана, но и все присутствующие. Назвать его просто платьем не поворачивался язык. Это было не просто свадебное платье – великолепное одеяние, достойное королевы, из белой тафты, расшитой вручную голубоватыми кристаллами Сваровски.
