Текст книги "Отец ребенка "
Автор книги: Елена Сапожникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– Вызывали, Аркадий Всеволодович? – спросила Оксана неуверенно. Ей самой не понравилось, как угодливо и подобострастно прозвучал ее голос.
– Да, – услышала в ответ. Директор не спеша закурил, оглядел стол в поисках пепельницы, придвинул ее к себе и только тогда посмотрел на Оксану.
Она стояла возле самой двери, скрестив руки на выпирающем животике и не решаясь пройти дальше.
– Как ни прискорбно, Оксана Леонидовна, но, вероятно, скоро нам придется с вами расстаться, – осторожно начал он, опустив глаза в стол. Он не заметил, как огорченно дернулся ее подбородок, как она крепко сцепила руки в замок, чтобы скрыть дрожь, пробежавшую по пальцам, как участилось ее дыхание, поблекло и без того белое лицо. Он не заметил ничего, потому что не хотел и не любил замечать. – Извините, что поступаю таким образом, но прошу понять меня правильно. Скоро ввиду вашего интересного положения вы не сможете продолжать работать. Но ваше место держать полтора года свободным я не могу. Я его даже неделю свободным держать не буду. Сейчас такое время, благотворительностью не могут заниматься даже солидные фирмы. Я ценю вас как хорошего работника, но не могу заняться филантропией. У нас на восемьдесят процентов женский коллектив, и, если я дам слабину хоть в одном случае, все кинутся рожать. Так что подумайте, попробуйте встать на мою позицию и не обижайтесь. Я всегда считал вас благоразумным человеком и в этот раз думаю, что вы сами примете правильное решение. Выходное пособие будет хорошим, если мы найдем общий язык. – Он поднял на нее ничего не выражающий взгляд и отрывисто бросил: – Если у вас нет ко мне вопросов, не смею больше задерживать.
Что-то подобное Оксана и ожидала услышать. Она мягко закрыла за собой дверь кабинета, натянуто улыбнулась на вопросительный взгляд секретарши, быстро прошла по коридору и в кабинете дала волю своим чувствам.
У любого человека, наверное, есть места, куда он ходит, когда ему плохо. Кто-то бродит в одиночестве на природе, кто-то посещает шумные тусовки. Оксана предпочитала посидеть в одиночестве за чашечкой кофе в небольшом кафе. Мелкие неприятности она заедала заварным эклером и запивала латте. Начинал вырабатываться гормон счастья, нервное напряжение сменялось легкомысленным настроением, происходила своеобразная релаксация. Кафе располагалось недалеко от офиса, в нише между двумя высотными домами. Оно было отремонтировано по последним европейским стандартам, с большими светлыми окнами, выходящими в небольшой скверик. Место тихое, нешумное, подходящее для размышлений.
Сегодня Оксана немного изменила привычке. Тяжкое бремя проблем, свалившихся на нее с утра, оказалось слишком гнетущим для того, чтобы пытаться вынести его одной. Перед уходом с работы она позвонила матери и договорилась о встрече.
Было четверть шестого, когда Анна Вячеславовна подъехала. Оксана видела, как машина припарковалась на стоянке для посетителей, как мама, в строгом темном пальто, накинутом на плечи, с небольшой сумочкой в руках, торопливо пробежала по аллейке. Дверь мягко закрылась, она вошла в зал, осмотрелась и села на стул напротив Оксаны.
У мамы было красивое, умное и немного усталое лицо, какое бывает у людей, всю жизнь проработавших с детьми.
– Здравствуй, котенок. – Столько неприкрытой нежности было в ее голосе, что у Оксаны непроизвольно задрожал подбородок. – Что-то случилось? – В маминых глазах заплескалась тревога.
И Оксана начала сумбурно рассказывать, перескакивая с одного на другое. Она рассказывала и переживала все заново так, что лицо в конце концов перестало выражать чувства и превратилось в безжизненную застывшую маску.
– Да, солнышко, натворила ты дел. – Мама открыла сумочку, достала из пачки сигарету и закурила. Потом спохватилась, затушила ее в массивной квадратной пепельнице из темного стекла, стоящей на столике, попыталась разогнать рукой дым. – Извини, совсем забыла о малыше, – поспешно пробормотала она.
Оксана видела, что мама растерялась.
– Бред какой-то. До сих пор не могу поверить, что ты способна на такое сумасбродство, – призналась она минуту спустя дочери. – Но что сделано, то сделано. Ты решила заплатить? – Она вопросительно посмотрела на дочь. Оксана кивнула. Мама снова потянулась к сумке и достала сигареты. Бросила их на стол, тяжело вздохнула: – Это не выход. Шантажистам нельзя уступать. Со временем они входят во вкус и начинают с каждым разом требовать больше. Вымогают деньги до тех пор, пока не выжмут досуха. А потом открывают правду заинтересованному лицу, получая определенную сумму с противоположной стороны.
– И что ты предлагаешь?
– Может, рассказать Валере всю правду?
Оксана в ужасе замотала головой:
– Нет, он меня не поймет. Ты смогла бы рассказать такое папе?
– Пожалуй, ты права, – задумчиво согласилась мама. – Но у меня в голове не укладывается. Почему-то я не верю, что Михаил Алексеевич способен на такое. Он для этого слишком интеллигентен. В любом случае ты должна с ним объясниться.
– Я его видеть не могу! – простонала Оксана.
– А если это не он? Только представь, что он здесь ни при чем.
– А кто? Никто об этом не знает, кроме нас двоих! – яростно возразила Оксана.
– Ты не права. Об этом в данный момент уже знают трое: Михаил Алексеевич, ты и я. А где гарантия, что нет четвертого? Он ведь тоже мог с кем-то поделиться. Я понимаю, что он сейчас в твоих глазах выглядит монстром с катастрофическим набором недостатков. А если подумать? Ведь ничто не мешало твоему свекру начать вымогать у тебя деньги раньше, не ждать столько времени. Мне кажется, ваша тайна стала известна непорядочному человеку, и надо поставить Михаила Алексеевича в известность, сказать, что тебя шантажируют.
– Не могу, я ему не верю. – Оксана уронила голову на стол и затряслась в рыданиях. Ее плечи конвульсивно задергались.
К столику быстро подошла официантка:
– Девушке плохо? Может, скорую?
– Спасибо, все в порядке, – успокоила ее Анна Вячеславовна. – У моей дочери немного расшатались нервы. Она впервые беременна и очень этого боится.
Официантка понимающе улыбнулась:
– Я сама была такая. Но в ее положении лучше, конечно, не расстраиваться, вредно для ребенка. Извините, вмешиваюсь не в свое дело, но я на самом деле испугалась за нее. Подумала, что ей стало нехорошо, а в такие моменты лучше не терять ни секунды.
– Как вас зовут, девушка? – спросила у официантки Анна Вячеславовна.
– Марина, – просто представилась та.
– Спасибо, Марина, – искренне поблагодарила девушку Анна Вячеславовна. – В наше время отзывчивость – такая редкость.
– Ну что вы, – растерялась официантка.
Оксана подняла зареванное лицо и через силу постаралась улыбнуться:
– Я на самом деле жуткая трусиха.
Официантка ободряюще улыбнулась в ответ:
– Все будет хорошо.
Оксана согласно кивнула:
– Конечно. – Странно, но проявленное незнакомой девушкой сочувствие внезапно вырвало ее из состояния паники и страха. Как черт из коробочки выскочило решение: надо что-то придумать, срочно что-то предпринять, а не сидеть размокшей курицей и позволять манипулировать собой какому-то негодяю. – Пойду умоюсь.
Она решительно тряхнула головой, встала из-за столика и пошла к дамской комнате. Пробыла там достаточно долго, а когда вернулась – лицо ее преобразилось. На нем больше не было смятения и тревоги, а из глаз лился тот завораживающий мягкий свет, который бывает только во взглядах мадонн на картинах великих мастеров прошлых веков.
– Мам, ты права. Надо все обсудить с Михаилом Алексеевичем. – Она приняла решение и для его воплощения в жизнь решила выделить следующий день. Ни к чему откладывать неприятные дела в долгий ящик. Рано или поздно их придется решать, так почему не сделать это как можно раньше, дабы не мучиться все время, рассудительно решила она.
Ей захотелось сойти на одну остановку раньше. До дома свекра было ближе от следующей остановки, потом по подземному переходу перейти на противоположную сторону и немного вернуться назад. Оксана не любила выходить там. Переход был местом обитания лиц без определенного места жительства, и, честно говоря, она просто боялась проходить мимо них. От этой остановки идти было дальше, но, как ей казалось, гораздо безопаснее.
Легкий морозец бодрил, разрисовывал щеки прохожих румянцем и заставлял ускорить движение. Снег, сыпавший вчера весь день, украсил город. Он еще не успел покрыться копотью выхлопных газов и ослепительно блестел под белым январским солнцем. Стайка красногрудых птах, неведомо как залетевшая в мегаполис, весело купалась в рыхлом снегу, время от времени взлетала на деревья, усыпанные мохнатыми иголками инея. Огромные сугробы, наваленные по обочинам дороги снегоуборочной техникой, частично скрывали проезжую часть и приглушали шум многотысячной армады машин, снующих в непрерывном беге по городу.
Оксану не покидало чувство бесполезности предстоящего разговора. То, что вчера выглядело так естественно, сегодня снова стало пугающим. Вчера ей казалось, что после откровенной беседы со свекром все у нее будет хорошо. После встречи с матерью она почти поверила в благоприятный исход дела. Почему же сегодня ей так неуютно и тревожно на душе? Ожидание неприятностей раздавило тот робкий росток безмятежности, который она пыталась взрастить вчера, то робкое ожидание тепла и понимания от чужого человека.
В раздумьях Оксана приблизилась к бровке тротуара. Если пересечь дорогу здесь, а потом пройти переулком, она значительно сократит себе путь. В ее стильных сапожках на высоком каблуке было не очень удобно ходить пешком. Она повертела головой в разные стороны и решила перебежать дорогу, не доходя до светофора, благо машин почти не было. Ей удалось без приключений перебраться на противоположную сторону, а там она утонула по щиколотку в снегу, когда сворачивала в переулок. Дворники еще не добрались до участка, и снег здесь лежал нетронутой целиной. Идти было и труднее и проще. Приходилось самой прокладывать тропу, застревая в снегу и проваливаясь чуть ли не по колено. Она высоко поднимала коленки и оставляла после себя в снегу узкую цепочку следов. На некоторое время ей даже стало весело от своей нелепой походки. «Просто урок физкультуры в начальном классе», – беззаботно подумала она, в очередной раз вытаскивая ногу из снежного плена. Ей даже стало немного грустно, когда закончился занесенный отрезок дороги. Аллея, ведущая к дому, была расчищена, скамейки освобождены из-под пушистых покровов вчерашних, еще не слежавшихся снежинок. Грейдер так обстоятельно соскоблил и укатал снег, что местами образовались скользкие дорожки, по которым нельзя было пройти не поскользнувшись. Под ярким солнцем они поблескивали сахарной пасхальной глазурью, и Оксана, отряхнув снег с сапожек, пошла по вспаханному огромными колесами грейдера следу.
Подъездная дверь была открыта и даже подперта палкой. Оксана медленно поднялась по ступенькам, позвонила. Дверь открылась практически сразу: в прихожей стояла свекровь.
– Оксаночка, – притворно радушно пропела она. – Здравствуй, дорогая! – Она мельком окинула взглядом Оксану и, потянувшись к ее лицу, оставила на щеке кроваво-красный след помады. Оксана растерялась, она всегда терялась в присутствии свекрови. Виктория Игоревна была из категории дам без возраста, всегда элегантно и стильно одетых. На нее до сих пор с удовольствием заглядывались мужчины: длинные светлые волосы в сочетании с бирюзовыми глазами и роскошной, безупречной фигурой создавали ошеломляющий эффект. Виктория Игоревна прекрасно об этом знала и смотрела на окружающих чуть свысока, с легкой усмешкой собственного превосходства над всем миром. Оксана не рассчитывала застать женщину здесь. Виктория Игоревна редко бывала по этому адресу. С мужем она развелась почти сразу после свадьбы сына, они предпочитали не встречаться, хотя и остались в хороших отношениях. Оксане было бы лучше, если бы свекрови не было. Объясняться в ее присутствии ей совсем не улыбалось.
– Миша, к тебе пришли, – пропела свекровь и повернулась к зеркалу, исправлять видимые только ей изъяны внешности. Оксанина решимость сошла на нет, она не знала, как объяснить свой визит. Обсуждать проблему в присутствии женщины, с мужем которой, пусть даже бывшим, ты переспала, – на это не решится даже сумасшедшая. А если учесть, что эта женщина – мать твоего мужа... Оксана подумала с мрачной усмешкой, что она ненормальная. Отец мужа и отец ее ребенка один и тот же человек. Разве можно в здравом уме и твердой памяти представить такое? А ей и представлять не надо, все, что можно, она уже сотворила. Оксана обессиленно привалилась к стене.
– Ксюша! Здравствуй, милая! – Свекор подошел к ней близко, ближе, чем положено, обдав терпким запахом хорошего одеколона. Оказывается, она помнила его аромат, резкий, горьковато-свежий аромат цитрусов и жасмина. От него закружилась голова, что-то внутри томительно заныло, и захотелось упасть к нему в объятия, чтобы он родными сильными руками защитил ее от неприятностей и невзгод, свалившихся на ее голову в последнее время. Свекор потянулся, чтобы поцеловать Оксану, но, заметив цепкий, внимательный взгляд бывшей жены, брошенный исподлобья, взял Оксану за руку и поднес ее ладонь к своим губам. Оксана тоже увидела этот взгляд, испуганно выдернула свою руку и этим еще больше выдала свое смятение. Она стянула с себя шапку, неловко сунула ее свекру и попыталась нагнуться, чтобы снять сапоги. Свекор мягко остановил ее движение:
– Я тебе помогу. – Он ловко расстегнул «молнии», бережно стянул обувь с ног, галантно снял с нее шубку.
Виктория Игоревна вроде бы с улыбкой наблюдала за ними, но ее искушенные глаза смотрели холодно и зло. Оксане на миг показалось, что женщина уже знает обо всем и со злобным интересом наблюдает со стороны за тем, как будут развиваться события, чтобы в подходящий момент сыграть главную роль. «Абсурд», – пробормотала она еле слышно, стараясь избавиться от неприятного чувства.
– Не смущайся, Оксаночка, Миша очень обходительный кавалер, – с тщательно скрываемым негодованием прокомментировала Виктория Игоревна. – Когда я была в твоем положении, он с меня пылинки сдувал. – Сказанное отдавало таким двойственным смыслом, что Оксана непроизвольно дернулась.
– Вика, спасибо за комплимент, – сухо поблагодарил едва скрывающую раздражение женщину свекор. – Ты, как прежде, не выносишь, если в твоем присутствии начинают уделять внимание кому-то другому.
Женщина бросила на него испепеляющий взгляд:
– А ты, как всегда, пошл и банален.
– Я, наверное, зайду в следующий раз. – Оксана потянула свою шубку из рук свекра, намереваясь уйти, но свекор подтолкнул ее в сторону гостиной:
– Виктория Игоревна уходит.
Ударивший ее в спину голос сочился ядом:
– Не буду вам мешать. До свидания, Оксаночка, мне действительно пора. До скорого свидания, – с особым нажимом уточнила свекровь.
Оксана откликнулась эхом, не придав значения сделанному свекровью ударению:
– До свидания.
Оксана из гостиной слышала, как негодующая женщина несколько минут что-то недовольно выговаривала свекру, потом входная дверь скрипнула, и уже через мгновение мужчина ласково обнял ее за плечи и жарко шепнул на ушко:
– Привет еще раз. – Его губы нежно скользнули по щеке, не осмелившись поцеловать. – Не обращай внимания на Вику, мадам просто опять хотела со мной сойтись, а я ей объяснил, что это невозможно. – Он бережно развернул ее и привлек к себе. Глаза его потемнели, дыхание участилось. – Я скучал, солнышко, – горячо выдохнул он.
– Миша, только не сейчас! – Она впервые так обратилась к свекру. В конце концов, он был каким-никаким, а любовником. Пусть даже встреча с ним была одной-единственной, но она все равно была, и результат этой встречи она носит сейчас под сердцем. – Миша, – еще раз повторила она и осторожно высвободилась из объятий. Что говорить дальше, она не знала. Как перейти к тому, что мучает ее второй день? Почувствовав снова, с какой нежностью к ней относится этот мужчина, она уже сама стала сомневаться в своих выводах. Но тогда кто? Кто знает ее постыдную тайну? Кому он мог рассказать? Хотя разговорами тут вряд ли обошлось. В ее сумочке лежат те пошлые фотографии, которые пришли по электронной почте. Оксана встала с дивана и заходила по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Михаил Алексеевич наблюдал за ней внимательно.
– У тебя что-то случилось? – полувопросительно-полуутвердительно спросил он. И сам же себе ответил: – Ты сюда не просто так пришла. – Голос его зазвучал намного требовательнее. – Что у тебя случилось, Оксана?
Оксана шумно вздохнула, тяжело плюхнулась рядом с ним на диван и, порывшись в сумочке, протянула несколько листков. Он с недоуменным видом взял их. В комнате сразу стало как-то по-особенному тихо, так тихо, что слышится даже сама тишина, ее звенящую натянутость страшно нарушить невольным вздохом или нечаянным скрипом.
Он рассматривал фотографии до чрезвычайности долго, потом нехотя отодвинулся и приглушенно спросил:
– Это что?
– Это десять тысяч долларов. – Она и сама не поняла, почему ответила так. Хотела посмотреть, как он будет реагировать, когда она озвучит его требование вслух. Но такой реакции она не предвидела. Или он действительно был ни при чем, или был гениальнейшим актером на земле.
Тяжелым оценивающим взглядом свекор секунду смотрел на Оксану, а потом, не повышая голоса, тихо произнес:
– Вон! – Ее словно ударило этим коротким хлестким словом. Опасная сталь блеснула в его серовато-голубых глазах. – Пошла вон! – повторил он так же тихо и добавил: – Чтобы ноги твоей в моем доме больше никогда не было.
Губы у нее задрожали, глаза предательски набухли влагой. Больше она не смогла вымолвить ни слова. Слова застряли где-то внутри, предательски придавленные быстро разрастающимся комом в горле.
– Дрянь, дешевка! – Он бросил скомканные листы прямо ей в лицо. – Какая, оказывается, у тебя мерзкая душонка. Думаешь, мне денег жалко? Если бы ты попросила в десять раз больше, я бы тебе нашел. И в сто раз больше нашел бы. Вывернулся бы наизнанку, душу продал бы, но нашел. А ты решила меня шантажировать?! – Мужчина в гневе с силой схватил ее за плечи, не замечая, что делает больно: – Я тебя очень прошу, постарайся мне больше на глаза не показываться. Иначе я за себя не отвечаю. – Он несколько секунд пристально рассматривал ее в упор, потом отстранился и глухо простонал: – Старый дурак.
Она не стала ничего объяснять. Любые объяснения выглядели бы глупо и бессмысленно. Он подозревает в непорядочности ее, она его. И оба, выходит, ни при чем. Какой-то замкнутый, заколдованный круг. И выхода из него она не видит. Бред, нелепейшая из ситуаций, когда-либо с ней случавшихся.
Когда Оксана входила в свою квартиру, она еле держалась на ногах от усталости. Пришлось много ходить пешком, долго стоять в банке, оформляя закрытие счета, получать выходное пособие на работе. Шеф, не откладывая дела в долгий ящик, нашел ей достойную замену с ногами от ушей. Оксана даже посочувствовала секретарше: та получила отставку и сидела в приемной с нервными красными пятнами на лице. Потом они ели с девчонками торт, пили чай. Девочки просили ее не забывать, грозились приехать в гости и даже решили скинуться на детскую коляску. Оксана их остановила. Плохая примета – покупать приданое неродившемуся ребенку, пояснила она. Оксанка стала до неприличия суеверной, – вынесли вердикт девчонки и решили, что все равно подарят ей коляску, но уже после рождения малыша. «И в цвете не ошибемся, и мамочку увидим», – весело радовались они найденному компромиссному решению. Потом она зашла в магазин за продуктами для дома, набрала столько, что еле добрела до подъезда, поминутно спотыкаясь и опасаясь упасть из-за высоких каблуков. Потом долго гремела ключами, не попадая в замочную скважину, потому что от напряжения и усталости у нее дрожали руки.
Наконец встала с банкетки, на которую опустилась сразу, как только закрыла дверь в квартиру. Разделась, закинула шапку на полку, шубку аккуратно повесила на плечики, сменила опротивевшие каблуки на разношенные, уютные домашние тапочки и, подхватив авоськи, прошла на кухню. О визите к свекру старалась не думать. Подсознательно загрузила себя так, чтобы, кроме физической усталости, ничего не чувствовать.
На дверке холодильника магнитиком была прикреплена записка от мужа: «Зайка, сегодня меня не жди. Я после работы еду к маме, она просила помочь по хозяйству. Не скучай, люблю, целую. Валера».
Она так вымоталась, что обрадовалась неожиданному одиночеству. Быстро раскидала продукты из авосек по полочкам шкафчиков, часть запихала в холодильник, наскоро ополоснулась под душем и легла. Свернулась калачиком под одеялом и закрыла глаза. Почему она решила, что уснет, едва голова коснется подушки? Как бы не так. Сон не шел. Тяжелой глыбой навалились мысли. А чтобы нормально заснуть, нужна пустая голова. Или холодное сердце, которое гарантирует отсутствие любых переживаний. А в сложившейся ситуации еще и крепкие нервы. Оксана не могла похвастаться наличием даже одного из перечисленных достоинств. Она пыталась считать до ста и обратно, пыталась представить прыгающих через изгородь овец, но все было тщетно. С упорным постоянством в голове вертелись одни и те же навязчивые вопросы. Кто? Кто так настойчиво желает ей зла? И как он смог узнать? И успокоится ли он, получив от нее деньги?
Она заснула уже под самое утро. Хотя то тревожное забытье, в которое она погрузилась, вряд ли можно было назвать нормальным, полновесным сном. Снилось ей что-то мучительно нехорошее, что-то дурное, скверное, такое, что дребезжащий напев будильника показался спасением. Она обрадовалась, что не запомнила ночного кошмара, но на душе все равно было муторно и гадко.
Она долго лежала в кровати, пытаясь побороть навалившуюся депрессию, потом через силу заставила себя встать, нехотя привела себя в порядок в ванной и пошла на кухню. Наверное, сказывалось нервное напряжение, аппетита не было. Она заставила себя открыть дверцу холодильника и уныло взглянула на забитые полки. Завтракать она обязана. Обедать и ужинать тоже, если хочет родить здорового ребенка. Оксана грустно улыбнулась. Малышу было бы намного комфортнее, если бы мама меньше волновалась. Но пока у мамы это не получается.
Она пожарила себе яичницу с помидорами, сделала горячий бутерброд с сыром и колбасой и налила большую чашку крепкого кофе. Она любила этот напиток и не смогла отказаться от него полностью даже во время беременности, хотя наблюдающий ее врач просил ограничить его употребление. «Повышает давление и вымывает кальций из костей», – предостерег он Оксану. Она перестала поглощать его в неумеренных количествах, как раньше, заменила воду молоком, но полностью отказаться не смогла. Давление у нее не повышалось, а утренний кофе бодрил и снимал сонливость.
Как ни странно, съела она все. Даже недоуменно посмотрела на опустевшую посуду, все как-то быстро исчезло с тарелок. Она еще минут пять просто посидела за столом, потом собрала и помыла посуду, смахнула крошки с клеенчатой ажурной кухонной скатерти. Стрелки часов ползли по кругу, неумолимо приближая назначенный час. Оксана решила, что выйдет в половине двенадцатого. До парка минут двадцать на троллейбусе, потом пешком по пешеходному мостику. За оставшиеся десять минут она успеет и положить деньги на скамеечку, и вернуться на остановку. Ей же запрещено даже пытаться узнавать, кто ее шантажирует, а играть в ее положении в Мата Хари она не может. И не желает. Зачем рисковать семейным благополучием?
Оксана вытащила из сумочки тугую спрессованную пачку денег в банковской упаковке. Сто штук номиналом по сто долларов. Маленький невзрачный брикетик бумаги. Только бы он решил проблему. Но не будешь же его оставлять просто так, вдруг он не дойдет до адресата? Любой прохожий, увидев пачку денег, положит ее в карман. Хотя кто в это время будет бродить в заснеженном парке? Аттракционы не работают, все закрыто на зиму. Лыжники катаются в глубинке, среди подпирающих небо сосен. Она просто завернет деньги в полиэтиленовый пакетик, чтобы они не намокли в снегу, и положит в пустую обувную коробку. Многие горожане в таких коробках выносили на улицу своих умерших домашних питомцев. И шантажисту будет легче заметить, как она оставит коробку, и шансов на то, что деньги дойдут, намного больше. Только бы быстрее отделаться от всей этой гадости. Хорошо, что Валеры нет дома. Он бы непременно заметил, в каком она взволнованном состоянии. И что она пытается сейчас все предугадать, тоже неправильно. Наверняка за ней будет вестись слежка, и, куда бы она ни положила сверток, хоть большой, хоть маленький, его непременно подберет именно тот человек, которому он предназначен. Уйти на сторону он не сможет, слишком безлюдное место. Она мысленно отругала себя. Обычно Валера в таких случаях всегда говорил, что она строит иллюзии парадоксальных тенденций. Бессмысленный набор слов, означающий бессмысленность ее попыток предусмотреть все заранее.
Она настолько погрузилась в себя, что негромкий телефонный звонок заставил вздрогнуть.
– Слушаю, – стараясь выровнять обрывающийся от испуга голос, еле выговорила она. В трубке висело молчание, изредка прерывающееся специфическим телефонным треском. – Алло, вас не слышно, – немножко громче, чем положено, повторила Оксана. В ответ опять не раздалось ни звука. Она не выдержала: – Идите к черту! – и хлопнула трубку на аппарат. Отчего-то стало нехорошо, все тело покрылось гусиной кожей, и передернуло, как в ознобе. – Кажется, я превращаюсь в психопатку, – негромко произнесла она, стараясь успокоиться. – Голубушка, возьми себя в руки, в противном случае тебе скоро светит прямая дорога в местное отделение Кащенко, в палату номер шесть.
Телефон затрещал снова. Оксана смотрела на него, как испуганный зверек. Предчувствие чего-то нехорошего, что несет с собой этот звонок, охватило ее со страшной силой. Может, не стоит брать трубку? Позвонят-позвонят – и перестанут. Мало ли куда она могла отлучиться? Ну, нет ее, была – и вся вышла. Телефон замолчал, но через минуту затрезвонил по новой.
А в принципе почему она шарахается? Мало ли почему никто не ответил? Бывали же раньше случаи, когда родственники не могли дозвониться. А она сразу грубить. Ну что у нее за характер, всегда предполагать самое плохое. У мамы в школе такой допотопный аппарат...
Но голос, усиливший ее и без того тревожное состояние, был ни на чей знакомый не похож. Какой-то безжизненный, автоматический, словно говорил не человек, а механическая машина. Он не стал ждать ответа, просто продиктовал свои инструкции по передаче денег и отключился. Оксана еле смогла понять, что ее будут ждать позже, в пять вечера, и заберут деньги у нее лично. На этом их общение закончится. К их обоюдному удовольствию.
Собиралась Оксана долго. Уже почти готовая к выходу, она оглядела себя в зеркало и нервно принялась стаскивать шубку, кокетливый берет и сапожки. Порылась в кладовке, вытащила старый китайский пуховик и валенки. Это то, что нужно. Где-то был еще бабкин пуховый платок, которым иногда пользовался Валера, если прихватывало поясницу. Оксана натирала его капсикамом, обвязывала этим платком, и боль быстро проходила. Она набросила платок на голову и неожиданно для себя чихнула. Запах мази пропитал его насквозь и намертво въелся в козий пух. Придется потерпеть, результат стоил этого. Оксана еле признала в пухлом, неряшливо одетом колобке себя. Особенно украшали ее серые толстые вязаные рейтузы с вытянутыми коленками и неопределенного болотного цвета пуховик. Она надвинула платок пониже к бровям и повязала поверх воротника. Спонтанно решила, что не хочет быть узнанной. В пять в парке уже довольно темно, и мало ли что с ней может случиться? А так – идет себе опустившаяся тетка, с которой взять нечего. И деньги в коробке тащить не надо, у пуховика огромные глубокие карманы. В них не то что брикетик банкнотов поместится, целый кирпич влезет. Она довольно улыбнулась своему отражению. Хватит с нее ночей без сна и нервных подскоков от любого шороха. Пусть только попробует подлец сунуться к ней еще раз. Она непременно найдет способ от него отделаться. Просто сейчас он застал ее врасплох и дал слишком мало времени, чтобы прийти в себя.
К вечеру похолодало, подул неприятный колючий ветер. Оксана порадовалась, что выбрала пуховик, ее шубку ветер просвистал бы насквозь. А так она стояла на заснеженной улице в удобных валенках, натянутых на толстые шерстяные носки, замотанная по самые брови в платок, – и не чувствовала холода. Час пик еще не наступил, и на остановке, кроме Оксаны, никого не было. Наконец с шумным фырканьем подъехал автобус, открыл двери, выпустил из теплого нутра влюбленную парочку. Почему Оксана решила, что это влюбленные, она и сама не знала. Может, по тому, как они смотрели друг на друга, по тому, как сияли ее глаза, или по тому, как заботливо поднял парень девушке воротник и, приобняв, заслонил от ветра. «Храни вас Бог», – неожиданно для себя прошептала она и даже перекрестила их удаляющиеся спины. Нет, она не была фанатично верующей, даже в церковь не ходила. Эти слова сами пришли к ней откуда-то из глубины подсознания, переданные памятью далеких предков на генном уровне.
Свободных мест в автобусе было больше, чем занятых. Оксана обрадовалась: можно посидеть и поглазеть в окно. Она удобно устроилась и тут же вспомнила бородатый анекдот о том, как женщина входит в переполненный автобус и спрашивает, есть ли джентльмены. «Джентльмены есть, но мест нет», – отвечает ей с характерным акцентом сидящий мужчина кавказской национальности. Сегодня ей повезло бы больше, есть и места и джентльмены, подумала Оксана. Ей стало смешно, и всю оставшуюся дорогу улыбка то и дело касалась ее губ. Сумерки незаметно и как-то стремительно сгустились, фиолетово отсвечивали вечерней темнотой в окна автобуса, разбавленные яркими пятнами зажегшихся фонарей и разноцветной неоновой рекламой. Неожиданно пошел густой, крупными хлопьями снег. Дорогу, дома, машины словно накрыло большим пушистым снежным облаком. Редкие пассажиры входили в салон, облепленные большими снежинками, неловко старались стряхнуть их с одежды еще на входе. Снег падал на ступеньки, на пол и в тепле таял, оставляя после себя небольшие лужицы.
Она доехала до своей остановки в одиночестве. Салон автобуса почти заполнился, но народ брезгливо сторонился ее простовато-деревенского вида, присущего скорее старой бабке, чем молодой женщине. Оксана замечала на себе неприветливые взгляды. Старо как мир, встречают по одежке. Почему от того, что надето на ней – дорогое кашемировое пальто из верблюжьей шерсти или выцветшая китайская куртенка, – так меняется отношение людей? Хотя... если бы она увидела пустое место в транспорте рядом с бомжеватой теткой, тоже вряд ли села бы рядом. От одной только боязни подцепить какое-нибудь существо, ползающее по волосам и доставляющее массу неприятностей.
