Текст книги "Бывший. Ты (не) папа (СИ)"

Автор книги: Елена Сага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 14. Кто ты?

Егор.

Дверь закрылась за ней, оставив меня наедине с тишиной и дымящейся чашкой кофе. И с этим... пирожным. Безе. Легкое, воздушное, сладкое. Совершенно не в моем стиле. Я ненавижу сладкое. Но она принесла. Не просто кофе, выполняя приказ, а... это.

Я откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. И тут же вспыхнул ее образ. Не тот, что сейчас – собранный, строгий, с холодными глазами. А тот, что был пять лет назад. Смеющийся. С сияющими глазами, полными любви ко мне. Доверчивый.

Потом – резкая смена кадра. Номер отеля. Распахнутая дверь. Она, выходящая оттуда. Растрепанная, испуганная. А за ней – спящий Руслан.

Боль. Такая острая и свежая, будто это было вчера. Она впилась в ребра кинжалом, заставив сжаться. Я не позволил ей ничего объяснить. Что она могла сказать? Все было очевидно. Слишком очевидно. Я выгнал ее. Вычеркнул из жизни. Выстроил вокруг себя ледяную крепость из работы, злости и одиночества.

Одиночества... Да, именно оно было моим единственным спутником все эти годы. Ни друзей – я перестал им доверять. Ни женщин – они были либо подставными куклами моей матери, либо пустыми и неинтересными. Только работа. Бесконечная, всепоглощающая, выжигающая дотла. Я создал империю на чистой ярости и боли. И мне казалось, что так и должно быть. Что я загнал эту боль так глубоко, что она больше никогда не вырвется наружу.

А сегодня... Сегодня она стояла так близко. Я чувствовал ее дыхание. Видел отблески в ее глазах – тот самый испуг, который был тогда в отеле. И что-то во мне сломалось. Рухнула та самая крепость, что я так тщательно выстраивал годами.

Я понял. Понял ужасную, неудобную, горькую правду. Только она. Все эти годы только она одна могла дотронуться до чего-то живого внутри меня. Только рядом с ней это черствое, промерзшее насквозь сердце могло хоть что-то чувствовать. Ярость. Боль. И... что-то еще. Что-то, от чего стало мучительно больно и... пусто без нее.

И ее поступок сегодня... Она спасла контракт. Спасла меня от колоссальных убытков и потери лица. Она повела себя блестяще. Хладнокровна, профессиональна, умна. Та, кого я когда-то знал, была умной и яркой, но эта... эта была сильной. Закаленной.

«Молодец», – пронеслось в голове. И тут же – укол злости на самого себя. Почему я должен хвалить ее? За что? За то, что она сделала то, что должна была?

Но почему она здесь? Зачем ей эта работа? Деньги? За пять лет я нарочно не искал о ней никаких сведений. Хотел стереть. Выжечь каленым железом.

Теперь же это любопытство стало невыносимым. Щемящим, острым, как голод.

Я резко потянулся к телефону, набрав внутренний номер.

– Тамара Павловна, ко мне. Немедленно.

Пока я ждал, мой взгляд снова упал на пирожное. Я медленно, почти против воли, потянулся к нему, снова отломил кусочек. Оно было не приторным, с легкой кислинкой ягод.

Словно она сама. Горько-сладкая. Обжигающая и... спасительная.

Мне нужно знать правду. Кто она теперь. И почему ее появление снова перевернуло весь мой мир с ног на голову.

Глава 15. Досье

Егор.

Тамара Павловна вошла в кабинет через пару минут. Ее лицо было привычной каменной маской, но в глазах читалось любопытство и готовность к услужливости.

– Вы звали, Егор Александрович?

– Садитесь, – я указал на стул напротив, не отрывая взгляда от нее. Мне нужна была правда. Вся. Без прикрас. – Вы занимались оформлением Алисы на работу. Что вам о ней известно? Где она работала? Чем занималась? И я имею в виду не только трудовую книжку.

Тамара Павловна сложила руки на коленях, приняв свой самый деловой вид.

– Конечно, Егор Александрович. Как вам известно, я всегда тщательно проверяю всех кандидатов. Особенно на такую ответственную должность. – Она сделала небольшую паузу, давая понять, что ее действия были исключительно в интересах компании. – Алиса Сергеевна Смирнова. Двадцать пять лет. Не замужем. Окончила факультет иностранных языков нашего университета. По специальности не работала. После того, как она... переехала не в самый благополучный район города, она сменила несколько мест работы: официантка, продавец-консультант, администратор в небольшой стоматологии. Денег, судя по всему, хронически не хватало.

Она говорила правду, сухую и беспристрастную, и каждая фраза была как удар молота по наковальне моего самолюбия. Значит, не сбежала к богатому любовнику. Не жила припеваючи. Страдала.

– И... есть ли у нее какие-то... обязательства? Иждивенцы? – я с трудом выдавил вопрос, боясь услышать ответ.

Тамара Павловна сжала губы в тонкую ниточку.

– Да, Егор Александрович. Именно это и стало для меня главным сомнением в вопросе ее найма. – Ее голос стал ядовито-сладким. – У нее есть дочь. Алена. Четыре года.

Комната поплыла перед глазами. Четыре года. Это значит... Ребенок был зачат тогда. До... того самого... или после? Сердце заколотилось с такой силой, что я боялся, она это услышит. В горле пересохло.

– Отец? – мой голос прозвучал хрипло.

– В документах отец не указан, – Тамара Павловна отчетливо выдохнула, делая многозначительную паузу, чтобы этот факт лег точно в то русло, которое ей было нужно. – Воспитывает ребенка одна. Помогает ей мать, Любовь Ивановна. Живут очень скромно, если не сказать бедно. И, если честно, Егор Александрович, – она понизила голос, будто делясь страшной тайной, – я крайне обеспокоена. Ее появление здесь... это выглядит крайне подозрительно. Слишком уж настойчиво она искала именно эту работу.

Удовлетворенная произведенным эффектом Тамара Павловна сделала небольшую паузу, давая информации улечься в моем сознании. Затем она добавила то, что, по ее мнению, должно было стать последним гвоздем в гроб моих сомнений.

– И, конечно, главный камень преткновения, – ее голос стал почти шепотом, полным ложного сочувствия. – Ипотека. Дольше всего она проработала администратором в той стоматологии, видимо, наивно полагая, что нашла наконец стабильность и сможет потянуть кредит. Оформлен он был как раз перед тем, как ее уволили оттуда. Совсем недавно. Теперь она с матерью и ребенком на руках висит на волоске от полного краха. – Она снова сделала многозначительную паузу. – И теперь она здесь. Считайте сами, Егор Александрович. Совпадение? Создается впечатление, что она отчаянно нуждается в деньгах и... рассчитывает на вашу былую слабость к ней. Я бы не исключала шантажа или попытки втереться в доверие.

Она умолкла, сложив руки и глядя на меня с видом человека, исполнившего свой тяжелый долг.

Я чувствовал, что Тамара Павловна принесла правду, но уложила ее в аккуратную рамку лжи: «Ребенок без отца. Нищета. Отчаяние. И ее появление здесь – не случайность, а расчетливый план.»

Гнев снова закипел во мне, но теперь он был иным. Не на нее. А на себя. На мать. На Тамару Павловну за ее ядовитые намеки. На всю эту паутину, в которую мы все оказались затянуты.

Она пришла сюда не потому, что хочет меня. Она пришла, потому что ей нужны деньги. Чтобы спасти свой дом. Ради дочки.

Эта мысль пронзила меня острее, чем любое обвинение в шантаже.

– Достаточно, – резко оборвал я ее, голос прозвучал незнакомо. – Можете быть свободны.

Она встала, кивнула с ледяным достоинством и вышла.

Я остался один. Информация стучала в висках, как обвинительный акт. Но обвиняла она не Алису. Она обвиняла меня.

Ребенок. Четыре года. Дочь.

И ее имя – Аленка. Ради нее она все это терпит. Ради нее готова сносить мои унижения, злобу моей матери, интриги Тамары Павловны.

Впервые за пять лет гневная уверенность в ее вине дала глубокую трещину, и сквозь нее проглянуло нечто иное. Жалость? Уважение? И дикое, неконтролируемое желание выяснить все.

Глава 16. Бесконечный день

Алиса.

В этот же день.

Весь этот день я пыталась быть идеальным профессионалом. Роботом. Виртуозом секретарского дела. Я безукоризненно составляла документы, сортировала почту, сверяла графики встреч. Каждую минуту я чувствовала на себе тяжелый, невидимый взгляд из-за глухой двери кабинета Егора. После утреннего инцидента с Кристиной и того взгляда, полного какой-то непонятной грусти, который он бросил мне, я была на взводе.

И вот, краем глаза я увидела, как к его кабинету уверенной, твердой походкой направилась Тамара Павловна. Она не смотрела по сторонам, ее поза излучала такое чувство собственной важности и правоты, что по коже пробежали мурашки. На пороге она замедлила шаг и одарила меня коротким, но емким взглядом. Взглядом победителя, который вот-вот поставит жирную точку в затянувшейся игре.

Дверь закрылась за ней. И все.

Щеки мои запылали, словно от пощечины. В ушах зазвенела тишина, сквозь которую я ясно слышала лишь бешеный стук собственного сердца. У меня не было ни капли сомнений – причина ее визита к шефу была ясна, как белый день. Это была я. Она несла ему досье. Справку на Смирнову Алису. Со всеми потрохами.

Я сжала пальцы так, что кости побелели. Нет. Они не выведут меня. Не заставят снова почувствовать себя униженной и виноватой. Я буду работать. Я буду лучше всех. Я вгрызлась в очередной документ, переводя ярость и страх в дотошное выискивание опечаток и неточностей.

Время в приемной тянулось неестественно медленно. Наконец, дверь открылась. Тамара Павловна вышла. И на ее лице играла та самая, сладостная, таинственная улыбка полного удовлетворения. Улыбка кошки, съевшей не просто сметану, а целый птицеводческий комплекс. Чувство выполненного долга исходило от нее почти физически.

Она прошла мимо моего стола, не замедляя шага, и бросила, даже не глядя на меня:

– Работайте, Смирнова, работайте.

Фраза прозвучала как приговор. Как насмешка. Как пожелание вкалывать на последнем издыхании, ведь конец все равно предрешен. Что это значило? Что она ему такого наговорила? Что он теперь думает?

Но развить эту мысль мне не дали. Резкий, требовательный звонок на телефоне заставил меня вздрогнуть. Я машинально сняла трубку.

– Приемная Егора Александровича, Алиса слушает.

– Соедини меня с Егором! Немедленно! – в трубке прозвучал уверенный, не терпящий отказа голос Светланы Петровны. Ее тон не предполагал возражений.

Внутри все сжалось в комок. Очередной удар.

– Одну минуту, Светлана Петровна, – автоматически ответила я и попыталась переключить линию на внутренний номер Егора.

Трубка загудела пустотой. Долгие гудки. Он не отвечал. Возможно, был на другой линии. Возможно, просто не хотел снимать трубку, видя внутренний номер.

Я перевела звонок обратно.

– Светлана Петровна, к сожалению, Егор Александрович не отвечает. Возможно, он занят. Передать ему что-то от вас?

– Что значит, не отвечает?! – ее голос взвизгнул. – Это ты специально не соединяешь! Я знаю! Соедини меня сию же секунду, а то я сама приеду и устрою такой скандал, что тебя вынесут из этого офиса вперед ногами!

Я закрыла глаза, чувствуя, как накатывает волна бессильной ярости. С одной стороны – ядовитая змея Тамара Павловна, доложившая бог знает что. С другой – истеричка, грозящая скандалом. А между ними – он. Молчащий. Не отвечающий. Решающий мою судьбу за закрытой дверью.

– Светлана Петровна, – сказала я, заставляя свой голос быть ровным и металлическим, – я физически не могу соединить вас, если абонент не поднимает трубку. Как только Егор Александрович освободится, я передам ему, что вы звонили.

Не дожидаясь ответа, я положила трубку. Руки снова предательски дрожали. Этот день не просто не собирался заканчиваться. Он собирался добить меня окончательно.

До конца дня Егор не подавал о себе ни единого знака. Дверь его кабинета была глухо закрыта, он не выходил, не звонил по внутренней связи, не отвечал на звонки. Даже телефонные переговоры, судя по всему, он игнорировал. Эта оглушительная тишина из-за его двери была страшнее любого крика.

Когда стрелки часов наконец приблизились к шести, я с облегчением, смешанным с новой порцией тревоги, начала собирать вещи. Набравшись смелости, я решила зайти и спросить, потребуется ли мне задержаться. Нужно было знать, чтобы в случае необходимости предупредить маму.

Я уже потянулась к ручке двери, как она сама резко распахнулась изнутри. На пороге стоял он. Бледный, подтянутый, как струна. Его глаза были темными и абсолютно пустыми.

– Меня завтра не будет в офисе. Отмени все встречи.

И вышел, не сказав больше ни слова.

Я медленно, на автомате, вернулась к своему столу, опустилась в кресло и потянулась к мышке. Монитор ожил, показывая его расписание на завтра. Десяток встреч, каждая – важная, каждая – тщательно выверенная и подготовленная мной.

Механически я начала рассылать письма и смс-уведомления. «Перенос по инициативе офиса». «В связи с внезапно изменившимися обстоятельствами». «Новая дата будет согласована дополнительно». Каждое нажатие кнопки «Отправить» отзывалось тихим щелчком внутри – щелчком обрывающейся ниточки. Моих надежд.

Я представляла, как завтра здесь будет тихо. Как я буду сидеть за своим столом в пустой приемной, зная, что он не придет. Как будут звонить телефоны, и я буду отвечать, что Егор Александрович недоступен. Как Тамара Павловна зайдет с очередной ядовитой улыбкой. Как Светлана Петровна позвонит с торжествующим «я же предупреждала».

Справившись с последним переносом, я закрыла все программы. В офисе было тихо и пусто. Я взяла сумку и вышла, гася свет.

На улице уже стемнело. Прохладный воздух обжег легкие, но не смог прогнать тяжелый камень в груди. Я шла домой, и его слова звучали в ушах навязчивой, безжалостной мантрой: «Меня завтра не будет».

Глава 17. Цунами

Алиса.

Четверг.

Утро началось с тягостного, давящего чувства неопределенности. Я пришла на работу ровно в девять, но каждый шаг по направлению к своему столу давался с трудом.

Его сегодня не будет. Это было все. Ни объяснений, ни указаний на случай форс-мажора. Только эта ледяная, отстраненная информация.

Несколько часов я провела в настоящих мучениях. Мое сердце разрывалось на части от догадок и страха. Что такого преподнесла ему Тамара Павловна? У нее в руках было явно какое-то досье. Он все узнал? Об Аленке. Об ипотеке. Она выставила меня расчетливой авантюристкой, которая пришла шантажировать его прошлым? Каждая мысль вгрызалась в сознание, как раскаленная игла.

Минуты тянулись бесконечно долго. Мои мысли метались меж двух огней: с одной стороны, леденящий душу страх, что Тамара Павловна ему что-то нашептала и теперь он просто избавляется от меня, не желая даже видеть. С другой – тлеющий уголек надежды, что может быть его отсутствие не связано со мной.

Я мысленно уже прощалась с этим местом, готовилась к официальному письму об увольнении.

Пытаясь работать, я просматривала документы, отвечала на письма, но пальцы не слушались, а взгляд постоянно уплывал к этой непроницаемой двери. Что происходило за этой дверью все те часы после визита Тамары Павловны?

Сейчас кабинет был пуст. Дверь закрыта, свет выключен. Тишина в приемной была звенящей, нарушаемая лишь шуршанием бумаг в моих руках и бешеным стуком моего собственного сердца.

Я представляла, где он может быть. На важных переговорах? У врача? Или просто решил не появляться, чтобы дать мне время осознать свое «место» и уйти самостоятельно? Эта неизвестность съедала изнутри.

Когда нервы были уже на пределе, тишину приемной разорвало неожиданное появление Егора.

Сердце упало куда-то в пятки, а затем заколотилось с бешеной силой.

Он вошел быстрым, энергичным шагом, словно не отсутствовал полдня, а просто вышел на пятиминутный кофе-брейк. На нем был не привычный деловой костюм, а чёрный строгий вельветовый пиджак и тёмно-синие джинсы.

Он прошел мимо моего стола, не глядя на меня.

– Зайди, – отрезал он сухо и холодно, не удостоив меня приветствием, и вошел в кабинет, не дожидаясь моей реакции.

Приказ прозвучал как хлопок бича. У меня было чувство, что мимо промчалось цунами, и тяжелая, ледяная волна накрыла меня с головой, пригвоздив к стулу. Ноги стали ватными. Несколько часов мучительного ожидания, и вот он – вердикт. «Что теперь? Огласит приговор?» Я не могла пошевелиться.

Однако Егор ждать не любит. Я заставила себя подняться, сделать шаг, потом другой, переступила порог его кабинета, чувствуя себя осужденной, идущей на эшафот.

Он стоял у окна, спиной к городу, и смотрел на меня. Не читаемый. Не пробиваемый. Совершенно отстраненный.

– Ты ничего не забыла? – спросил он сухо, без предисловий.

В моей голове пронеслись обрывки панических мыслей: «Что? О чем он? Кофе? Отчет? Снова какая-то шарада? Господи, как же я устала ломать голову, устала расшифровывать каждый его взгляд, каждое слово! Неужели нельзя просто говорить прямо?»

– Что вы имеете в виду, Егор Александрович? – мой голос прозвучал тише, чем я хотела.

– Садись, – приказал он, не отвечая на вопрос.

Я на дрожащих ногах подошла к столу, отодвинула стул и присела на самый краешек, готовая в любой момент вскочить и бежать. Он продолжал молча смотреть на меня, и под этим тяжелым, пронизывающим взглядом было невозможно собраться с мыслями. Казалось, он видит все мои страхи.

– Если ты можешь обойтись без ежедневника, тогда запоминай информацию так, – его голос был ровным, металлическим, лишенным всяких эмоций. – Но, если что-то упустишь, будет наказание.

Он сделал паузу, отвернувшись к окну, давая мне прочувствовать весь вес этой угрозы. Я замерла, не дыша.

– Нужно внести в мой график на завтра обед с иностранными партнерами в ресторане «Гранд-Империал». Ты будешь представлять компанию как переводчик. Естественно, за отдельную плату. – он продолжал, не глядя на меня.

В груди что-то екнуло. Переводчик? Значит... он признал мой профессионализм?

– Нужно все организовать в ресторане и пригласить нескольких человек. Список лежит на столе, – он повернулся и кивнул в сторону стола. – Ничего не перепутай, это очень важно! – он сделал ударение на последнем слове. – И будь добра, завтра оденься соответствующе.

После еще одной небольшой, давящей паузы он так же сухо бросил:

– Можешь идти.

Я механически встала, взяла со стола лежащий там листок, не глядя на него, и почти бегом выскользнула из кабинета, стараясь не оборачиваться.

Только за дверью я остановилась, переведя дыхание, позволяя сердцу выпрыгнуть из груди. Оно колотилось где-то в горле, сжимаясь то от страха, то от странной надежды.

«Обед с иностранными партнерами. Он видит меня в качестве переводчика. Значит, не собирается увольнять? Или... это какая-то новая игра? Новое испытание?»

Я разжала пальцы и наконец взглянула на список. И обомлела.

Помимо имен иностранных господ и нескольких топ-менеджеров компании, в списке значились два имени, которые резанули глаза, как нож:

«Светлана Петровна Богданова. Кристина Александровна Зайцева.»

Кровь отхлынула от лица. Зачем? Зачем им быть на строго деловом ужине? Что это за спектакль? Как это связано с визитом Тамары Павловны? Что он задумал?

Ощущение цунами накрыло меня с новой силой. Но теперь это было цунами из ледяной воды и непроглядной тьмы. Завтрашний день снова не сулил ничего хорошего.

Я погрузилась в организацию ужина с маниакальной дотошностью, пытаясь загнать панику в идеально составленные письма, успешно забронированный столик и тщательно подобранное меню. Каждый звук из его кабинета заставлял меня внутренне сжиматься.

Он больше не вызывал меня. Не выходил. Не смотрел в мою сторону. К концу дня я была эмоционально опустошена, но горда собой – я сделала все, что было в моих силах. И даже больше.

Перед уходом, уже надев пальто, я заглянула в его кабинет – он засиделся допоздна, уткнувшись в документы.

– Егор Александрович, все организовано. Подтверждения от всех приглашенных получены. Меню и схема столика у вас на почте, – доложила я ровным, профессиональным тоном.

Он не поднял головы, лишь кивнул, уткнувшись в бумаги.

– Хорошо.

Это было все. Ни спасибо, ни одобрения. Но и не упрека. Просто констатация факта.

Рабочий день закончился так же напряженно, как и начался.

Я вышла на улицу. Вечерний воздух был холодным и трезвым. Завтра меня ждало поле боя.

Глава 18. Своя игра

Егор.

В этот же день.

Я не мог бы сегодня оставаться в офисе. Мне нужен был воздух. А еще мне нужна была правда. Любой ценой.

Слова Тамары Павловны жгли сознание, как раскаленные угли. «Дочь. Ипотека. Отчаяние. Расчетливая авантюристка». Картина, которую она нарисовала, была слишком уж идеальной, слишком выгодной для моей матери. И слишком болезненной для меня.

Когда я сказал вчера, что меня завтра не будет, в мои планы входило сегодня найти ответы.

Утром я вызвал к подъезду служебный автомобиль с Евгением. Я не мог ехать на своей машине – ее могли узнать.

– Просто постоим, – бросил я Жене, сидя на заднем сиденье. Он кивнул, без лишних вопросов, привыкший к странным приказам начальства.

Мы заняли позицию в нескольких метрах от ее дома. Я сидел, вцепившись в подлокотник, чувствуя себя последним подлецом. Женя молча курил у открытого окна, бросая на меня редкие, недоуменные взгляды. Он не понимал, что мы здесь делаем.

И вот она вышла. Не одна. За руку она держала маленькую девочку. Девочку со светлыми, вьющимися волосами, точь-в-точь как у нее были когда-то, и… моими глазами. Сердце в груди сделало кувырок, замерло, а потом заколотилось с такой силой, что в ушах зашумело.

«Моя?» – пронеслось в голове ослепительной, пугающей молнией. Возраст сходился. Черты… черты были нашими, сплавленными в одно целое.

Они шли, о чем-то болтая. Алиса наклонилась, поправила шапку на девочке, и на ее лице я увидел такую нежность, такую безграничную любовь, что дыхание перехватило. Это не было лицом расчетливой авантюристки. Это было лицом матери, заботящейся о своем ребенке.

Я не сдержал тяжелого, сдавленного вздоха. И в этот момент Евгений, до этого хранивший молчание, обернулся ко мне. Его лицо было серьезным.

– Егор Александрович, я, может, лезу не в свое дело… но это ведь Любовь Ивановна и ее дочь Алиса живут тут? – он кивнул в сторону уходящих фигур.

Я резко перевел удивленный взгляд на него.

– Ты их знаешь?

– Так точно, – он смущенно потупился. – С Любовь Ивановной познакомились недавно. Очень она… душевная женщина. Я к ним домой заходил, кран починить. Они… – он запнулся, подбирая слова. – Они живут очень несладко. Любовь Ивановна-то болеет сильно. Говорила, что после одной некрасивой истории пять лет назад сердце прихватило. Инфаркт. Дочку ее, Алису, тогда, выходит, незаслуженно обидели, подставил кто-то. Она так, не вдаваясь в подробности, рассказывала. А кто эти люди – не знаю. Теперь Алиса одна все на себе тянет. И дочку, и больную мать. Мать-то из-за болезни и не работает.

Он говорил, а у меня внутри все переворачивалось и рушилось. Каждое его слово было новым гвоздем в крышку гроба той лжи, в которой я жил все эти годы. «Инфаркт. Незаслуженно обидели. Подставили. Одна тянет все на себе.»

Стыд, жгучий и всепоглощающий, сдавил горло. Мне казалось, я задохнусь. Я чуть не взвыл от боли, которая разрывала меня изнутри. Это была моя вина. Вина моей семьи. Мы сломали жизнь не только ей, но и ее матери. Из-за нас ребенок рос в нищете.

Я резко откинулся на сиденье, закрыв глаза. В памяти всплыли обрывки прошлого. Как моя мать, с неподдельным, казалось бы, возмущением, раз за разом приносила мне «новые подробности» того рокового вечера. Как она живописала «коварный план» Алисы. Как настаивала, что я должен вычеркнуть ее из жизни.

А потом я вспомнил Руслана. Его растерянные, отчаянные попытки связаться со мной. Звонки, которые я игнорировал. Я в ярости отрезал все концы, не дав ни единого шанса на объяснение.

Теперь, спустя пять лет, с холодной трезвой головой, эти воспоминания сложились в ужасающую картину. Картину мастерски спланированной провокации.

– Поехали, – хрипло бросил я Жене. – Не в офис.

Мне нужно было найти Руслана. Я поехал по старым адресам, связался с немногими общими знакомыми, которые не были вхожи в круг моей матери. Ответы были однотипными: Руслан уехал. Сначала в Питер, теперь, кажется, в Европу. Надолго. Контактов нет.

Черт! Все нитки обрывались.

Я вернулся в офис после обеда, сжатый, как пружина, кипящий от осознания собственной слепоты.

Но действовать надо было тоньше. Я не мог ничем выдать своего интереса. Ни перед матерью, чья сеть осведомителей была повсюду. Ни перед Алисой, которая смотрела на меня с таким ледяным отчаянием, что становилось больно.

Я вошел в приемную, чувствуя на себе ее испуганный, вопросительный взгляд. Я не мог на нее смотреть.

– Зайди, – бросил я ей, проходя к своему кабинету.

Мне нужно было время. И план. И этот обед с иностранными партнерами… он был идеальным прикрытием. Это был шанс показать ей, что я вижу в ней не только прошлое. И… это был повод пригласить мать и Кристину. Чтобы посмотреть на них всех в одном поле. Чтобы начать свою собственную игру.

Правда была где-то рядом. И я был готов на все, чтобы докопаться до нее. Тайно. Медленно. И беспощадно ко всем, кто лгал мне все эти годы.