Текст книги "Ларт Многодобрый"

Автор книги: Елена Плахотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

Но любопытство… Все оно, проклятое любопытство! Интересно же, чего такого в яме имеется и почему там свет не выключили?..

Сначала я подошел к краю. Осторожно. Вниз посмотрел. Ничего не понял. Нечему вроде светиться. Яма как яма. Глубокая, каменная. И пустая.

Еще присмотрелся. Купол эта яма напоминает. Тот самый, по которому я так и не поднялся. Только перевернутый. И немного меньше. Даже лестница имелась, извивалась она спиралью. Десяток ступеней вниз, оборот по карнизу, еще десяток ступеней, еще оборот, поуже, еще ступени… и так, похоже, до самого центра. А там чего, в центре-то?

Зачем мне понадобился ответ на этот вопрос? Брюхо от него все равно сытым не станет. Так нет же, начал спускаться. Осторожно. Медленно. С моим коленом быстро не походишь. Ступени узкие, карнизы тоже. Вырублены они в камне так, что с нижнего уровня не различишь верхнего.

Часть пути прошел и вдруг понял: не могу смотреть вниз – глаза слезятся. И боком идти не могу. Вот-вот, кажется, нога подвернется. Да и карниз уже стал. Может, задохлик какой и прошел бы здесь, а мне плечи мешают. А вернуться назад… не-э. Это как важное дело недоделанным бросить. Типа клиента посреди операции. В салфетках и зажимах. А самому кофе отойти попить. Мол, не уходи никуда, я скоро вернусь. Как обеденный перерыв кончится, так и…

Не-э, взялся за дело – доведи до конца. Отвечай за базар – или не базарь.

Короче, развернулся осторожненько и так, носом в стенку, спускаться стал. Шаги считаю. Обороты все уже наматываю. Немного вроде осталось. А одна из лестниц мне подлянку устроила… Последние ступеньки. Вот они, вижу их, а нога дальше не идет. Как в лед вмерзли эти ступеньки. Причем в такой незаметный, что его от воздуха только на ощупь и отличишь.

Одну ногу вперед – стоит… Вторую – подвернулась!

Как стоял, так и упал. Будто падать никогда не учился. И затылком, понятное дело, об этот самый «лед». С размаху. Так, что изображение пропало. На время. Но память не отшибло. Когда снова видеть стал, легко вспомнил, кто я, где и зачем.

Лежать на спине только жукам в кайф. Или черепахам. Но и тем быстро надоедает. Вот они и стараются перевернуться. Я тоже стал переворачиваться. Надо же посмотреть, чего такое подо мной…

«Проклятое любопытство. Не только кошку сгубило оно…»

Это была моя последняя мысль. А потом из тела ушло то, что уходит во время сна, обморока или смерти.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Я иду к свету. К узкой тонкой полоске впереди. Иду давно. Ноги привыкли к долгому подъему по ступеням. Я успел забыть, что двигаюсь по лестнице, а не по горной тропе. Ночью в горах не ходят. Я иду в темноте. Но не ночной – вечерней, надо мной нет звезд. Только узкая светлая полоса впереди. А под ногами слабо светятся ступени. Всегда три. Одну я уже прошел, на второй стою, а на третью только смотрю. И к таким лестницам я не привык: одним боком она врастает в каменную стену, другим обрывается в пустоту. Дрожащую и мерцающую. Туда лучше не заглядывать – глаза начинают болеть, а в животе ворочаться тяжелый и горький комок. Лестница похожа на веревку, уложенную кольцами. Или на Пояс Мюрту, которым он вытащил этот мир из колодца Гонта. Или на…

…винтовую лестницу. Только охренительно большую.

Странное место внизу. И опасное. Те, кто побывали здесь до меня, рассказывали о нем разное. Один видел танец демонов, другой нашел их сокровище, но не смог унести, третий слышал их голоса, только не понял, о чем они говорили.

Я тоже слышу голос и мало что понимаю. А еще я не помню свое Имя и забыл, зачем пришел в это место.

Блин, тут помню, там не помню – ты определись…

Я иду к свету. Давно и долго. Когда я совсем устал, сел на широкую каменную площадку, отдохнул и попил из фляги. Она старая, еще довоенная, и вода в ней всегда свежая и прохладная. Вот только осталось ее совсем немного. Надеюсь, я смогу отыскать воду наверху. И ее можно будет пить. Или найдется кто-нибудь, кто отведает ее прежде меня. После войны много плохой воды. Те, кто ее пил, умирали долго и страшно. Еще мучительнее и быстрее умирали только те, кто в ней купался.

Лестница привела меня к трещине в стене, узкой и длинной – я едва протиснулся в нее. Плащ пришлось снять и нести в руке. Мешка у меня не оказалось. Где и когда я потерял его – не помню.

Снаружи был день. Ночью я и не заметил бы выход. Прошел бы мимо, как проходил мимо больших дыр в стенах. На каждой площадке для отдыха есть такая, и все они ведут вниз, в странное место. А я искал выход. Я многое позабыл в том странном месте – не помню даже, как попал в него, но то, что мне надо покинуть его – это я помнил. Все мои воспоминания перепутались, как товары в мешке старьевщика, как…

…как вещи при переезде. Вроде знаешь, что должны быть, а фиг найдешь.

Вот и опять этот странный голос.

Когда-то меня учили, что если демон заговорит с тобой, надо притвориться глухим и немым – тогда он отстанет.

Снаружи был день. И пыль. Много пыли. Очень много. Только в одном месте может быть столько пыли, и название ему – Проклятая земля.

Я быстро закрыл шарфом рот и нос и вышел из трещины. Оглядываться не стал. Ступени за мной давно погасли. Как и сама площадка, на которой я отдыхал в последний раз.

День был жарким. Я остановился в тени огромного камня, с той стороны, где меньше трещин, и стал быстро делать качиру. Будь мой шарф из сурийского шелка, я бы и глаза спрятал от пыли, а так пришлось оставить узкую щель. Такие качиры носят ильты. И кто-то еще, не помню. Руки привычно справлялись с тонкой тканью, пока я всматривался и вслушивался в тихий знойный день.

Пыль. Она лежала под ногами на горячих камнях, что прятались под ней от солнечных укусов. Но я потревожил пыль, когда шел, и подставил камни солнцу. Пыль легла на сапоги, бледно-рыжие, выгоревшие, но еще крепкие. Пыль легла на одежду, простую, удобную, прочную, похожую на одежду для всех, кто ходит по этим камням. Пыль делает землю ровной и красивой. Прячет шрамы и ожоги, что уродуют ее. Когда-то эта земля была другой, но война искалечила ее. Не осталось ни травы, ни деревьев – только камни. Много камней. Будто все города и горы, что были на этой земле, разрушились и развалились. Остались только камни и пыль. Мелкие камни прячутся в пыли и притворяются, что их нет. А большие подпирают небо. Такое же пыльно-рыжее, как и все вокруг.

Под пылью прячутся не только камни. Ходить по этой земле надо очень осторожно – здесь много трещин. Есть маленькие – наступишь и не заметишь, встречаются и побольше – их легко перешагнуть, но попадаются и настолько огромные, что даже поал может провалиться. Иногда дня не хватает, чтобы обойти такую трещину. Многие из них забиты пылью. Ходить здесь без проводника опасно – ни один караван не ступит на эту землю. Только одиночки еще иногда рискуют. Но их становится все меньше.

Я заметил караван и прижался к камню. Одинокому путнику не стоит показываться на глаза неизвестно кому. Если стоять и не двигаться, то меня не заметят. Может быть. Если тропа не приведет их ко мне.

Караван небольшой, всего два десятка поалов, и только две кутобы. В них прячут особо ценный груз – невольницу, за которую могут много заплатить. Иногда в кутобах едут богатые путники. Они готовы терпеть жару, только бы укрыться от солнца.

Караван все ближе. Я вижу, как слабый ветер заносит его следы. И опять земля кажется ровной и красивой. Но путникам нет дела до исчезающих следов, они не оглядываются. А Идущий Первым смотрит вперед, иногда вверх и намного реже – по сторонам. Его дело вести караван и уберечь от проклятия мертвых. От живых караван защитят другие.

Первым идет проводник: Читающая Путь, Читающая. Среди проводников давно нет мужчин. Еще с последней войны.

Их народ жил здесь до войны. Живет и теперь. Те, кого не убили. Когда-то это была Запретная Земля, и караваны ходили другими дорогами. Теперь сами дороги стали запретными и опасными. Но караванам надо ходить, и они идут по Пыльной, или Проклятой, земле. Так называют ее, когда проводник далеко и не может услышать. А те, кто идет с караваном, не говорят плохо о Читающей и ее земле. Чтобы не обидеть и выбраться живыми из Пыльной земли.

Караван направился в мою сторону! Он уже так близко, что мне видно белое пятно на ноге первого поала.

Я могу вернуться в странное место…

…Если найдешь вход. И если тебе дадут уйти, придурок! Раньше надо было дергаться, а не чесать яй…

…А могу пойти с караваном. Читающим нет дела до одиноких бродяг, а с охраной иногда удается договориться. На весь караван только шестеро охранников. Еще один мечник им не помешает. Если не просить большую долю с оплаты, то почему бы им меня не взять? Можно и самому заплатить, как сделали те, кого охраняют, но не хочется тратить последние сабиры. Их в поясе совсем немного осталось. В одиночку тоже можно идти… Если караван вдруг свернет, не дойдя до моего камня. Но с проводником путь быстрее и надежнее. И воду они умеют находить. Чистую.

Читающая остановилась шагах в десяти от меня. Высокая, худая, в длинном выгоревшем плаще. Лицо, как и у всех, закрыто качирой. Настоящей, из сурийского шелка. Тонкая ткань перед глазами, а выше и ниже – плотная и непрозрачная. Плечи и шея прикрыты, кисти впереди утяжеляют повязку и не дают ветру ее задирать. Такая качира стоит десять сабиров – больше, чем упрятано в моем поясе. Но даже она не защищает от пыли. Она скрипит у меня на зубах, ложится на закрытое качирой лицо, – мельчайшая, легкая, как драгоценная сурийская пудра, что делает золотистой кожу тойя и Старших норторов, – пыль вездесущая. И от нее нет спасения и нет укрытия. Ее нельзя победить, к ней можно только привыкнуть.

Говорят, что Читающие питаются пылью своей Земли. И эта пыль дает им огромную силу. Никто не знает предела сил Читающей. У нее нет поала, и весь путь она проходит пешком. Она встает раньше всех, а ложится, когда все уже спят. Она мало ест и пьет и не несет с собой запас еды и воды. Может долго стоять неподвижно, чтобы обмануть пыльных демонов. И даже в самую жару не ищет спасения в тени. Не снимает свой плащ ни днем, ни ночью, а на привалах сидит, завернувшись в него. Спят Читающие или нет, тоже никто не знает. Как и то, какое тело они прячут под одеждой. Даже тот, кого Читающая сделает своим Избранным, ничего никому потом не рассказывает. Хорошо, если не станет гайнулом. Сразу после войны таких Избранных находили мертвыми и сильно изуродованными. Читающих тогда тоже часто убивали. И называли их по-другому – Иоп-Ха – подстилка демонов.

Читающая нагнулась, подняла камень – маленький, меньше кулака, и покатила в мою сторону. Я прижался к неровному боку глыбищи и стал дышать тихо и редко. Меня пока не заметили. Если примут за демона, то натравят поала. Эти глупые твари топчут все, чего боятся их самки. Читающая сумеет отличить демона от человека, но она может и промолчать. Что ей до меня? Я – не Избранный. Но даже он нужен ей ненадолго.

Камешек покатился, подпрыгивая, по пыльной, неровной земле и вдруг исчез. Только след остался в пыли. Между двумя глыбищами. Рыжими, истрескавшимися, обветренными. Может, в трещину попал или в ловушку. Много их осталось после войны. Только Читающие умеют замечать эти ловушки. Или вынюхивать.

Один из охранников слез с поала и подошел к Читающей. Скорее всего это был кипан. С остальными она не станет разговаривать. Да и сами они побоятся часто мелькать возле ведущей караван. Кто знает, кого она может выбрать?

Я не слышал, о чем кипан говорит с проводником. Такое часто бывает в Пыльных Землях. Когда в трех шагах не разобрать голоса попутчика. А иногда бывает слышно и видно то, что случилось в двух днях пути. Или случится.

Читающая опять покатила камешек, и снова он исчез, не коснувшись земли.

Значит, не трещина – ловушка.

Кипан кивнул и вернулся к своему поалу.

– Что там? – услышал я вдруг голос. Молодой совсем. Уже не детеныша, но еще не мужа.

– Демонова пасть.

Это значит, еще одна ловушка Пыльной Земли. Это когда на ровном месте, днем, путник вдруг может исчезнуть – сам или вместе с поалом – и никто его больше никогда не увидит. Ни живого, ни мертвого. Будто демон проглотил. Сколько раз я уже видел такое! А если демон большой и голодный, то он может проглотить половину каравана. Ту, что дальше всего от Читающей. Такое я тоже встречал. Удача тогда не отвернулась от меня – я был среди тех, кого не схарчили.

– И сколько нам здесь стоять? Что эта говорит? – Это произнес все тот же молодой и нетерпеливый голос.

Кипан и тот охранник, что держал его поала, стояли рядом и разговаривали. Они находились шагах в пяти позади Читающей, а я слышал их!

– Говорит: «Жди!» – Голос у кипана хриплый, спокойный, это голос мужа, привыкшего командовать.

– Я-то подожду. Но сколько еще ждать? Крант, ты бы спросил у нее. Может, устроим привал?

А молодой, похоже, сын кипана или кровная родня. Охранник не станет так смело говорить со старшим в отряде. Фырканье кипана я тоже услышал. И понял, над чем он смеется. Читающая всегда останавливается молча и неожиданно. И всегда идет шагов на пять впереди каравана. Чтобы все успели остановиться вместе с ней. А тот, кто обгоняет проводника, долго не живет. В Пыльных Землях хватает ловушек. И тварей, готовых сожрать торопливого и неосторожного.

Тот, кто давно ходит с караваном, знает, что проводник никогда не говорит о привале, пока караван идет, и что остановок всегда больше, чем привалов, и глупо спрашивать, почему караван остановился. Если бы можно было идти, он бы не стоял. Значит, впереди есть опасность, видимая только Читающей. И надо ждать, пока проводник высмотрит новую тропу среди трещин и огромных глыб, готовых осыпаться и похоронить под камнями караван. Или просить Мюрту, чтобы тропа быстрее отыскалась, глыба не обвалилась, а путникам не пришлось бы сражаться невесть с кем.

Я знал так много, словно часто ходил с Читающими. Но охранял ли я караван, или был среди тех, кого защищают, – не помню. Трудно вспомнить, когда в голове все так перемешалось…

…как после реального отмечалова.

Опять этот голос! А я думал, что демон отстал от меня, что он не может уходить из странного места.

Читающая покатила еще один камень. И он добрался до моей ноги, оставив след в пыли.

Ведущая караван заметила меня и замерла, как будто окаменела. В своем выгоревшем пыльном плаще она стала похожа на обломок скалы, каких много вокруг. И вглядывалась в меня так долго, будто видела мое прошлое. Или будущее. Неподвижная и молчаливая, как каменная глыба, возле которой я стоял.

Похоже, девка напрашивается на знакомство.

Сказал демон и вдруг запел:

 
Я гляжу на тебя,
Мой маленький
И хочу я тебя,
Мой сладенький!..
 

Никогда не слышал такого противного голоса. И таких глупых слов.

А Читающая стояла и улыбалась. Ее лицо было закрыто, но глаза… глаза смеялись. Может, она слышала все, что говорил и пел проклятый демон?

И я толкнул камешек к ней. Ногой. Он покатился. И еще один след остался в пыли.

Ведущая караван подняла камешек и медленно пошла по его следу. В мою сторону. К моей глыбе. Шла и смотрела на меня.

Кипан подождал немного и дал знак остальным – караван тронулся. Но скоро опять встал. Когда остановилась Читающая. Она стояла в двух шагах от меня и опять смотрела, как вглядываются в огонь или воду, когда хотят увидеть будущее.

Все остальные путники тоже разглядели меня. Даже те, кто укрылись в кутобах. Заметили, но выглядывать не стали. Только шторы зашевелились совсем не так, как от ветра.

Кипан подал знак, и двое охранников приблизились к первой кутобе. Еще двое остановились возле груженых поалов, что стояли за кутобой. А кипан быстро оказался возле Читающей, на шаг позади нее. Не для защиты – на ведущих караван давно уже не нападают. Убийца проводника не уйдет живым из Пыльной Земли. И его смерть не будет легкой. Как и тех, кто станет его защищать.

– Демон? – спросил кипан.

– Нет.

Не ожидал, что Читающая станет отвечать. И что она скажет такое. Я и сам не знаю, кто я теперь.

– Сколько их здесь?

– Один.

– Эта скала не свалится нам на голову?

– Нет.

Теперь кипан стоял рядом с Читающей и смотрел на меня. К оружию он не тянулся. А я уставился на старшего и думал: попроситься в караван просто так или охранником.

У тебя лишние деньжата завелись?

– Кто ты?

Что я мог ответить старшему охраннику?

– Путник я.

– Откуда ты взялся здесь?

– Из одного очень… – …Скажи правду, придурок! Все равно тебе не поверят! – …страшного места.

– И это место такое страшное, что ты забрался сюда? – Кипан не поверил мне. Как демон и предсказывал.

– Здесь меня не пытаются убить.

– Это можно исправить, если хочешь, – засмеялся кто-то из охранников.

– Не хочу. – Я ответил таким же шутливым голосом.

Сильный муж умеет понимать шутку и не боится посмеяться над собой.

– Да кто тебя спрашивать будет!

Теперь голос другой. Молодой, дерзкий и непочтительный. Со мной не шутят – меня оскорбляют. Можно промолчать, можно вызвать наглеца на поединок. Я молчу. Глупый сам отыщет свою смерть, и не обязательно от моей руки.

– Быстро ты удирал из своего страшного места. Наверно, и меч потерял.

Меч у меня слева и охраннику его не видно. А я не спешу доставать оружие. Если молодой хочет подраться – он получит свой поединок, но на моих условиях.

– Меч мне не очень-то и нужен.

– Ну да, мешает бежать.

– Или свернуть кое-кому шею. – Говорю легко и весело. Я не злюсь, мне смешно. Пусть лицо мое закрыто, но не только глазами можно улыбаться, голос тоже передает улыбку. Или насмешку. Молодые часто думают, что над ними насмехаются. И часто ошибаются.

– У тебя есть имя, путник?

Ответить кипану я не успел, помешал все тот же молодой и дерзкий:

– Он не только меч свой потерял, имя свое он тоже позабыл! – Охранник громко рассмеялся, довольный своей шуткой. А вот такое смолчать нельзя. Остальные не смеются – ждут, что я отвечу. И я отвечаю. Спокойно и с улыбкой:

– Имя у меня есть, малыш. Но оно не для твоих маленьких ушек.

Имя есть, но ты его не помнишь.

Демон смеется в моей голове, а охранник хватается за меч. Молодые всегда злятся, когда указываешь на их главный недостаток. Но молодость быстро проходит, а вот глупость…

Охранник двинулся ко мне. Верхом. И потащил за собой еще одного поала. На котором совсем недавно сидел кипан.

Молодой может дожить до старости, а вот глупый умрет молодым.

– Стоять! – рявкнул кипан.

Поалы остановились. А я убрал пальцы от мешочка с порошком.

Спокойный поал лучше взбесившегося поала.

– Крант, ты же слышал, что он сказал!.. – Голос вдруг сорвался до смешного визга. Похоже, этот охранник еще моложе, чем я думал.

– Слышал.

– Он оскорбил меня! Я буду драться с ним!

– Хочешь драться – слезь с поала.

Кипан внимательно следил за моими руками. Особенно за той, что касается пояса.

Охранник повиновался, а я опустил руку. На людей пыль желтого гриба действует не так, как на поалов.

– Назови свое имя, путник! С кем будет драться мой тисани?

Я угадал. Тисани. Не сын, но почти как сын: ученик-воспитанник. Слишком молодой, чтобы быть мастером клинка, и не слишком умный, если думает, что стал непобедимым, узнав несколько тайных приемов учителя. Глупышок, как говорят о таких тианги. Вот только убивать его нельзя, если я хочу пойти с караваном.

– Я не п…

…Заткнись, идиот!

Но я замолчал и без подсказки демона.

Только гайнул не помнит, кто он такой. А гайнула без хозяина не бывает. Должен же кто-то приказывать ущербному.

– Неп? – удивился кипан. – Это твое имя?

– Нет. Мое Имя тебе не нужно. Можешь называть меня…

…Нип Непомнящий.

Демон опять смеется.

– Нип. Это мое дорожное имя.

– Нип? Странное имя. Никогда такого не слышал.

Я тоже услышал свое имя совсем недавно, но говорить стал о другом:

– Кипан, чем тебе не нравится мое имя?

– Слишком короткое!

Молодой охранник слез с поала и стоял передо мной, покачиваясь с пятки на носок, с носка на пятку. Он оказался выше меня на ладонь и был этим очень доволен.

– Думаю, твое Имя длиннее.

Бросаю наживку, и молодой хватает ее на лету.

– Да, – гордо говорит он. – Меня зовут…

– Замолчи! – зашипел кипан.

Думаю, его услышали только мы с охранником и еще Читающая, что стояла недалеко от нас. Молодой перестал покачиваться и посмотрел на своего учителя.

– Дорожное имя моего тисани – Ситунано.

– Это он сам придумал?

Кипан кивнул.

– А чем тебе не нравится мое имя?

Молодой сделал полшага вперед – он стоял теперь перед кипаном.

– «Неукротимый Ветер»? Наверно, это красиво, и девушкам нравится. Но Сатинупо звучит страшнее.

– Сатинупо? А что это?

Охранник повернулся к кипану. И даже не подумал, что я могу теперь напасть и убить. Глупышок! Он все еще принимает каждый бой как поединок чести и ждет, что враг будет исполнять все правила.

– Так называют бешеного поала, – ответил кипан тихо и неохотно.

Глупышок кивнул и горделиво выпрямился. Конечно, Неукротимый Ветер – красиво, но Бешеный Поал – страшнее. Жаль, что мне не увидеть, как он назовется этим именем в какой-нибудь таверне. Но я не могу ждать и говорю то, о чем не сказал кипан:

– Сатинупо – это бешеный поал, который бесится оттого, что его не пустили к поалихе. Можешь взять это имя себе – дарю.

Я не собираюсь жалеть молодого и говорю громко, как раньше это делал он, когда хотел, чтобы все смеялись над его шуткой.

Охранники и те путники, что ближе к нам, захохотали. Даже из второй кутобы раздался смех. Смеялся муж.

Молодой зарычал и сорвал повязку с лица.

– Ты!.. Ты умрешь!..

Он выдернул меч и бросился ко мне. Про вызов и про уговор, как и сколько будет длиться поединок, он забыл. Глупышок уже не хотел увидеть мою кровь или услышать извинения – ему понадобилась моя смерть. Ни больше ни меньше.

Победить врага, что задыхается от ненависти и злости, просто. Мне даже меч не понадобился.

У каждого Мастера Клинка свой узор битвы. У молодого узора не было – только обрьшки нитей. Я подхватил его нить и сплел свой узор. Совсем короткий, но его хватило.

– Что ты хочешь за жизнь моего тисани?

Молодой стоит на коленях, прижался спиной ко мне и молчит. Может, он и сказал бы что-нибудь, но я придавил ему горло локтем. И отойти он не может – я удерживаю его руку с мечом. Клинок едва касается ноги молодого. Пока только касается…

Давай, побрей этого придурка! Вряд ли он носит свинцовые трусы…

Мне не нужны советы демона. И смерть охранника мне не нужна. Даже ранить его нельзя. Трудно подружиться с хозяином поалихи, если ты убил ее или искалечил.

– Кипан, позволь мне идти с караваном. Охранником.

Старший убрал повязку с лица. На щеке белый шрам. Очень заметный на загорелой коже. Злости на лице кипана я не заметил.

– Покажи свое лицо. Охранник.

Я отпустил шею молодого и показал лицо. На моем лице нет шрамов.

– Ты получишь ту же долю, что и остальные, – тихо и спокойно сказал кипан. – Мой тисани получит половину доли.

– Но Крант, я же…

– Замолчи. И садись в седло. Позор глаз моих!

Я отпустил руку молодого и быстро отошел. Пока меч не в ножнах, глупо стоять рядом с ним. Охранник поплелся к поалу. На меня не оглянулся. Уже в седле он начал кашлять и тереть горло. Ничего, день помолчать ему будет полезно.

– Где твой поал, охранник?

– У меня его нет, кипан.

А может и есть, но ты забыл, где положил…

– Я дам тебе поала, Нип. И… благодарю тебя за тисани.

Я молча поклонился старшему охраны.

Читающая смотрела на меня и улыбалась.

2

Сегодня огонь темный. Сегодня в костре нет поальих лепешек. И вчера не было. Уже третий день поалы спят. А сонных животных не кормят. И лепешки они не роняют. Люди не могут дрыхнуть так долго. Они сидят у костра, хвастаются своими победами над врагом или женой, едят или пьют, смотрят на огонь или возятся с оружием. А еще люди боятся. Боятся все. И запах страха висит над стоянкой.

Уже третий день караван никуда не идет. Наш проводник попал под обвал.

…Угодил под самосвал.

Демон все еще со мной. Но я не разговариваю с ним. Даже когда он показывает мне страшные сны: обвал в горах и кровь на камне. Я не поверил этому сну. И промолчал утром. А днем караван подошел к горам. Я забыл, что в Пыльных Землях есть горы, где иногда случаются обвалы. А еще там живут те, которые нападают на караваны и устраивают обвалы: мертвых путников легче грабить.

Наш караван не смогли ограбить. Едва он втянулся в ущелье, Читающая остановилась. Она долго смотрела на скалы, что нависали над тропой, а потом повернулась к нам. И тут камни начали падать! Маленькие и большие. С шумом и грохотом. Но Читающая успела выскочить из-под камнепада и почти добежала до первого поала. А камни прыгали и катились за ней. Кипан скомандовал отступление. Мы развернули поалов и двинулись прочь из ущелья. Никто не оглядывался. Только я посмотрел назад.

Читающая лежала на тропе, а ее качира была в крови.

Я поднял раненую и погнал поала за караваном. Когда за спиной раздался крик, я опять оглянулся. На тропе лежало еще одно тело. Но это был не наш попутчик.

В ущелье караван ждала засада. Один из грабителей, похоже, упал и разбился.

…Или его сбросили. Типа – наказание за облажание…

Мы остановились возле Трех Столбов – на нашей прежней стоянке. Последней перед горами. Тогда мы набрали воды под Сломанным Столбом и пошли дальше, но обвал заставил нас вернуться. И остаться возле Столбов: ждать, когда Читающая сможет вести нас дальше.

Лекарь, что идет с караваном, даже смотреть не стал раненую. Когда кипан разрешил устроить привал, лекарь сказал, что от ран в голову всегда умирают. Я не поверил ему. И сделал так, как посоветовал демон – осмотрел пострадавшую.

Раненая все еще была жива.

Я положил своего поала ближе к воде. Рядом – Читающую. Утром я делаю над ней навес из плаща, а на ночью убираю и укрываюсь им. На раненой больше нет качиры – я снял ее и отмыл от крови. Травма оказалась небольшой – камень зацепил край уха и содрал немного кожи на голове. Но из маленькой ранки натекло много крови. Демон сказал, что так всегда бывает, если черепная травма поверхностная. И спят при сотрясении мозга тоже много. Голова тогда становится горячей и сильно болит. Еда не держится в животе, и вода тоже – все выходит тем же путем, каким пришло.

Пока я возился с Читающей, ко мне никто не подходил. И стирать мне не мешали и воду набирать. Никто даже не сказал, что я много воды выливаю в землю.

Пыли перед горами мало – только камни и немного земли. А на ней растет трава и низкие редкие кустики. И сама трава горькая и запах у нее горький. Я отдал воду с кровью этой траве. Может, она поделится своей силой с раненой, ведь только сильный способен выжить в таком месте. А трава живая и сильная. Я стараюсь не наступать на нее.

Когда я подошел к костру – еще к самому первому на этой стоянке – он был больше и ярче. Огонь тогда танцевал на горючем камне и поальих лепешках. И пахло от него тогда иначе. Жизнью, зерном и сухой травой. Теперь у горючего камня совсем другой запах. А траву, что растет здесь, в костер бросать нельзя. Слуга лекаря кинул только горсть – так все, кто сидел вокруг, начали кашлять и тереть глаза. Я не наглотался вонючего дыма, но глаза у меня тоже заболели. Лекарь поколотил тогда слугу и оставил до утра голодным. А перед всеми попутчиками извинился. Потом увидел меня и отошел подальше. Гоняться за ним я не стал. А вот кипан сам подошел ко мне.

– Как она? – спросил он, когда я набрал миску асты и сел подальше от костра.

– Ранена.

– Рана тяжелая?

– Не знаю.

– А что лекарь говорит?

– Что раны в голову не лечатся.

Кипан потрогал повязку на лице – там, где под тканью прятался шрам. Я съел половину каши, когда Старший опять спросил:

– А лекарь видел ее рану?

– Нет.

Кипан кивнул, хотел отойти, но потом передумал.

– Вот что, Нип, – сказал он совсем тихо, – может, ты этого не знаешь… если Читающая умрет, ее смерть ляжет на тебя. И никто не защитит тебя.

– Я знаю это… Крант.

– Тогда… пускай удача не отвернется от тебя.

Удача не отвернулась. Ни в первую ночь, ни во вторую. Когда возле кутобы купца начали шуметь. Не очень громко, но мне было слышно, и я пошел посмотреть. Купец расположился близко от меня. С ним ехало трое – двое охранников и слуга-помощник. Молодой совсем, если верить его голосу. Или невольник, лишенный зверя. Но таких ущербных не берут в Пыльные Земли. Неведомо, на кого падет выбор Читающей, а муж без зверя – это уже не муж.

Шумели охранники купца. Они собрались поиграть с молодым слугой в большого зверя и тесную нору. Среди мужей бывают такие, кому нравится эта игра. Кому-то приятно быть норой, кому-то – большим зверем. В такие игры редко играют в пути. Когда весь день сидишь на поале или топчешь тропу, то вечером хочется только поесть и заснуть. На игры тянет тех, кто не устал. Но караван стоял ночь и день. Вот в ком-то и собралась лишняя сила.

А Читающей все едино, сколько зверей побывало в норе Избранника – Читающей нужен его зверь, а не его нора.

Я хотел уже уйти, но потом понял, что играют только двое, а третий отбивается из последних сил. Я не люблю вмешиваться в чужие дела, но когда один не хочет играть, а двое его заставляют – это уже не игра.

Охранники купца оказались плохими бойцами. А слуга быстро удрал, как только его перестали держать. Возле кутобы лежали восемь поалов и тюки с грузом. Где спрятался молодой, только Мюрту знает.

Пока я шел к своему поалу, демон ругался:

…Я бы этим озабоченным озабоченность их быстро ампутировал. Тупым ножом и без наркоза. А ты им тихой ночи пожелал! Блин, совсем из ума выжил?

Я старался понять, о чем говорит демон, но его речь трудна. Иногда он говорит просто и понятно, как сегодня утром, когда Читающая так и не проснулась. Я умыл ее, напоил, а она даже глаза не открыла. Тогда я стал искать другие раны на ее теле, как посоветовал демон. И нашел. На спине. Еще один след от удара. Вот только кровь не вышла наружу.

Мазь от ушибов я взял у кипана. А тугую повязку сделал из качиры самой Читающей. Демон сказал, что у нее могут быть трещины на ребрах. Или перелом.

И опять никто не пришел узнать, что я делаю с раненой. Все притворялись, что ее нет. А караван стоит лишь потому, что дальше Трех Столбов ему не надо идти. Только кипан спросил, когда я отдавал ему мазь:

– Как она?

– Спит.

Он кивнул и отошел к первой кутобе. В ней была женщина, что наняла кипана и его стаю. А купец приготовил кайрыш, что Избранный получит, когда вернется от Читающей. Так всегда делают. И несколько молодых с собой берут – Читающие выбирают одного из них. Если б наш караван был побольше, то и кайрыш для Избранного был бы большим, и молодых в караване было бы не двое, а пятеро или десяток. Слуга лекаря тоже молодой, но Читающие никогда не выбирают гайнулов. Даже красивых. Тех, кто все забыл, также не выбирают.