Текст книги "Звенит слава в Киеве"

Автор книги: Елена Озерецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава XVI. АРНО

– Молодец, Арно, молодец! Давай ещё!

– Ловко он кувыркается!

– Да и поёт не хуже!

– Слушайте, слушайте! Сейчас он споёт про своего сеньора!

Андрей протолкался сквозь густую толпу на маленькой площади близ рынка. В центре стояли худой юноша, почти мальчик, и глубокий старик с морщинистым, тёмным лицом, обрамлённым седой клочковатой бородкой.

– Я спою вам, как славно живёт крестьянин, – сказал юноша и, ударив по струнам маленькой лютни, запел.

Голос его был чист и звонок, мелодия песни весёлая, и он приплясывал в такт. Но странно – лицо его было серьёзно, даже грустно, да и вокруг никто не смеялся.

«Какой чудной скоморох!» – подумал Андрей и прислушался к словам. Арно пел о том, как крестьянин, отработав и заплатив оброк сеньору, начинает выплачивать ещё и пошлины. Сперва – рыночную, потом – мостовую, потом дорожную… Ну что ж, теперь всё? Куда там! Остаются ещё баналитеты! А это значит: хочешь смолоть зерно дома – плати! Хочешь испечь хлеб в собственной печи – плати! Хочешь давить виноград на собственном жоме – опять плати! Иначе сеньору будет убыток – ведь у него монопольное право и на мельницу, и на печь, и на виноградный жом! Ну, скажем, выполнил всё это крестьянин, хотя одному господу богу известно – как. Решил жениться… и что же? Плати брачную пошлину. Помер у него отец, схоронил его крестьянин, погоревал, но получить в наследство жалкие крохи, оставленные стариком – как бы не так! Плати!

Андрей слушал песенку Арно и думал, что как ни тяжела жизнь киевского смерда, но такое терпеть ему вряд ли доводилось. Ограничил князь Ярослав поборы и строго наказывал лихоимцев, когда узнавал. Впрочем, часто ли он узнавал?..

– Сладкая, сладкая жизнь у крестьян! – продолжал Арно, проделав несколько ловких кульбитов. – До того сладкая, что двадцать лет назад во время неурожаев в Бургундии они копали корни и собирали водоросли, чтобы не умереть с голоду. Но всё равно умирали, даже и те, кто пёк и ел хлеб из белой глины.[11]11
  Голод 1032 года.


[Закрыть]

Струны лютни медленно и грустно затихли.

Арно кончил петь и обходил слушателей с шапкой. Бросали ему гроши, да и то не все. Богачей в толпе не было… Охваченный чувством острой жалости, Андрей кинул в шапку золотую монету. Арно вздрогнул и посмотрел на него.

– Как благодарить вас за щедрость, господин мой? Я ещё никогда не держал в руках таких денег!

– Я рад помочь тебе… Не хочешь ли выпить вина в соседнем кабачке? И старик, должно быть, не прочь.

– Это мой дед. Но почему господин так милостив? – Во взгляде юноши мелькнуло подозрение.

– Я приехал издалека, – сказал Андрей, – и хотел бы, чтобы ты рассказал мне обо всём, что я услышал в твоей песне.

Арно нахмурился. Зачем этому чужестранцу знать про горе крестьян Франции? Может быть, он вовсе не приезжий, а шпион? Недаром из-под распахнувшегося плаща мелькнуло богатое золотое шитьё камзола… Но в правильной французской речи собеседника музыкальное ухо юноши и впрямь улавливало лёгкий чужеземный акцент. Да и может ли быть у соглядатая такое честное, открытое лицо?

– Из какой же страны приехал господин? – спросил Арно.

– Моя страна называется Русь. Я из свиты королевы.

– Королева милостива к бедным… – задумчиво протянул юноша. – Ну, что ж! Благодарю господина за честь. Пойдём, дед!

В низком, грязном, сводчатом кабачке им подали кислое красное вино, несколько чёрствых, хлебцев и большой кусок жареного мяса. Больше у хозяина ничего не было, но это угощение показалось Арно и старику царским.

– О чём же хочет узнать господин? Я рад служить ему, но что я знаю?

– Расскажи мне о себе, Арно. Почему вы с дедом ходите по Парижу? Почему не живёте дома?

– Эх, господин! От нашего дома ничего не осталось. Когда умер отец, сеньор забрал всё за долги. И я… решил удрать.

– Удрать? Разве ты не имел права уехать?

– Нет, конечно. Я должен был работать на сеньора. Но если я проживу в Париже год и ещё один день, я стану свободным. Так полагается по закону.

– И долго тебе ещё осталось ждать?

– Два дня, господин, только два дня! – ликующе воскликнул юноша. – Завтра исполнится ровно год, как мы пришли сюда!

Человек в чёрном плаще, сидевший за соседним столиком, встал и вышел. Ни Андрей, ни Арно не обратили на него внимания, а дед, разморённый непривычно сытной едой и вином, дремал.

– Кто же твой сеньор?

– Высокородный граф де Геменэ…

– Жак? – вздрогнул Андрей.

– Нет, господин. Граф Жак сын моего сеньора.

– А как ты будешь жить, когда станешь свободным?

– Да так же, господин. Буду петь, плясать, играть на лютне. Свободный, я смогу ходить и по деревням. Ведь мы, скоморохи, желанные гости на любой свадьбе…

В дверях показался человек в чёрном плаще и с ним два стражника. Он указал им на Арно.

– Вот ты где! – засмеялся один из стражников. – Ну, побегал – и хватит! Пошли! – И он схватил юношу за руку. Другой стражник, встряхнув, поднял на ноги деда. Арно, побледнев до синевы, не пытался вырваться. Он знал, что это бесполезно.

– Пошли, пошли! – толкнул его стражник. Арно встал и с укором посмотрел на Андрея.

«Бог мой! – подумал тот. – Ведь он считает, что это я его предал!»

– Минуточку, господа! – обратился он к стражникам. – Может быть; вы разрешите предложить вам вина?

Андрей сбросил плащ. Золотое шитьё камзола ослепительно сверкнуло. Стражники приосанились.

– Эг-ге, – пробормотал один из них, – да это, видно, важная птица! С чего это он забрёл в такую трущобу? Верно, за какой-нибудь девицей… Благодарю вас, господин, – громко ответил он Андрею, – мы с удовольствием выпьем за ваше здоровье…

Пока хозяин кабачка бегал в погреб за вином, Андрей отвёл стражника в сторону.

– Вот что, друг мой, – тихо сказал он, – этот юноша позабавил меня сегодня. Нельзя ли отпустить его?

– Невозможно, господин. Граф де Геменэ заявил о его розыске!

– Да, да, конечно. Но ведь вы могли его и не найти, не так ли? Ему остается пожить только два дня, чтобы стать свободным… – И Андрей вынул туго набитый кошелёк, в котором звякнули золотые монеты.

– Я рад бы услужить господину, – пробормотал стражник. – Но как вон тот, – кивнул он на человека в чёрном плаще, который внимательно смотрел на них, явно стараясь услышать, о чём говорят, – ведь он донесёт на меня!

– Разве ему не нужны деньги? – рассмеялся Андрей и кивнул человеку в плаще. Тот с готовностью подошёл.

– Три? – спросил Андрей, вынимая из кошелька деньги.

– Пять! – подобострастно ответил тот, протягивая руку.

– Возьми и убирайся! – Монеты легли в ладонь, и человек, запахнув плащ, исчез.

– Тебе и твоему товарищу по столько же, – продолжал Андрей, – и забудьте, что вы когда-нибудь видели этого юношу!

– Конечно, господин, конечно! – заверил стражник, пряча золото за пазуху. – Пойдём, Жанно!

Когда за ними захлопнулась дверь, Арно упал на колени и, схватив руку своего спасителя, горячо поцеловал её.

– Полно, друг мой, – ласково сказал Андрей, – возьми деда и постарайся где-нибудь надёжно укрыться на эти два дня!

– Ему не надо никуда идти, – вмешался хозяин, – я спрячу у себя нашего Арно. Мы все его любим. А вам, господин, спасибо от всех нас!

– Виват! Виват! – гаркнуло несколько глоток. Посетители, окружив тесной толпою Андрея и Арно, восторженно глядели на молодого чужеземца.

– И если когда-нибудь вы будете нуждаться в помощи, я окажу её вам, – важно произнёс высокий человек с длинными чёрными усами, – а меня не посмеет ослушаться ни один вор в Париже!

– Это правда, – ввернул хозялн, – Пьеро у них старший!

– Спасибо, друзья! – улыбнулся Андрей. – Желаю вам всем удачи в жизни. А мне пора… – И, ласково потрепав по плечу с обожанием смотревшего на него Арно, он вышел.

– Вот вы, наконец-то! – услышал он звонкий голос Жака. – Мы давным-давно ждём вас здесь, у городских ворот, как условились. Где вы пропадали?

– Да, да, где вы пропадали, Андрэ? – подхватили и спутники Жака – богато одетые молодые придворные.

«Граф де Геменэ заявил о его розыске…» – вспомнил Андрей слова стражника.

– Я готов, господа, – сухо ответил он.

– Вы чем-то огорчены, Андрэ? – с участием спросил Жак.

«А чем, собственно, виноват Жак? – подумал Андрей. – Таков закон его страны…»

– Да нет, Жако! – ласково ответил он другу. – Просто устал немного…

– Ну, сейчас вы отдохнёте! – воскликнул молодой граф. – Поехали, друзья, поехали!

И, бросив несколько монет стражнику у ворот, весёлая кавалькада с хохотом и шутками выехала из города.

Глава XVII. НАСЛЕДНИК

Цоканье копыт громко отдавалось в пустых, предутренних улицах. Город ещё спал. В эту раннюю пору лишь запоздавшие гуляки возвращались по домам под охраной сооружённой свиты. Не безопасны ночные улицы Парижа… Глухие ставни закрывали окна нижних этажей, нигде не было видно ни одного огонька, и ни одного звука не доносилось из замерших жилищ, кроме заунывного лая собак во дворах.

– Вы не заснули, Андрэ? – засмеялся Жак де Геменэ. Андрей встрепенулся и выпрямился в седле.

– Нет. Жак. Просто задумался…

– Это случается с вами довольно часто. Разве у вас так много забот?

– Как вам сказать? Настоящих забот, пожалуй, нет. А думать приходится о многом, конечно.

– О чём же?

– Мало ли? О себе, о нашем Киеве, о королеве.

– О королеве вы можете больше не думать. Она не будет теперь грустить о родине…

– Почему?

– Да потому, что на её руках лежит первенец – будущий король Франции, Филипп Первый. Вы уже видели его?

– Да, – улыбнулся Андрей, – здоровенный мальчишка!

– Тем лучше! Королю нужно крепкое здоровье и громкий голос, чтобы повелевать своими подданными!

– Ну, насчёт голоса всё в порядке. Юный король уже теперь кричит на весь дворец. Старая Сюзон уверяет, что его величество, король Генрих, никогда не был таким крикливым!

– Сегодня мы все увидим нашего будущего властелина. Жаль, что до торжественного пира остаётся мало времени, чтобы хорошенько выспаться…

Жак громко зевнул и потянулся. Андрей с улыбкой поглядел на приятеля.

– Вам не кажется, что мы слишком уж часто возвращаемся лишь к утру? – спросил он.

– Да нет… Когда же и повеселиться, если не теперь, пока мы молоды? Потом будет не то… появится жена, она может оказаться ревнивой! Знаете, мой отец уже поговаривает, что мне пора жениться…

– Я слышал. Говорят, девушка, которую предназначают вам в жёны, очень хороша?

– Да, – безразлично ответил Жак, – это моя кузина. Только она живёт с родителями в поместье и в Париже никогда не бывала. Бог мой, вдруг она окажется деревенщиной! Ну, а вы?

– Что – я?

– Вы жениться не собираетесь?

– Да, кажется, нет ещё…

– Так ли?

Андрей удивлённо обернулся.

– Почему вы сомневаетесь в этом, Жак?

– Да потому, что я тоже кое-что слышал…

Андрей покраснел. Неужели его разговор с Анной в тот день, когда пришло известие о смерти Ингигерды, уже известен при дворе?

Жак насмешливо поглядывал на друга, но Андрей решительно не знал, что сказать.

– Послушайте, Андрэ, – так и не дождавшись ответа, продолжал Жак, – я давно хотел вам намекнуть, чтобы вы проявили больше решительности. Мой отец к вам весьма благоволит.

– Граф слишком добр… – прошептал Андрей, – я ничем не заслужил его благосклонности.

– Та-та-та! – засмеялся Жак. – Какая скромность. Ну тогда я позволю себе показать обратное качество!

– Я не понимаю вас, Жак.

– Не понимаете? Я решил быть нескромным. Знайте же, что моя прекрасная сестрица краснеет до ушей всякий раз, как слышит ваше имя, мой храбрый русский рыцарь! А я нарочно частенько говорю о вас. Разве не чудесно было бы нам с вами стать братьями? Я ведь очень полюбил вас, Андрэ. У меня никогда не было лучшего друга…

– И я люблю вас, Жак. Без вас я был бы одинок на чужбине…

– На чужбине? Разве Франция не стала для вас второй родиной?

– Родина бывает только одна, друг мой, и самая прекрасная страна не может её заменить.

– Но ведь вы навсегда останетесь здесь?

Андрей молчал. Он и сам не знал, сколько ещё придётся ему пробыть в Париже. Тоска по Киеву становилась всё сильнее и сильнее, она не покидала его.

Лучи утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь бархатные шторы окон, казались ему отблеском сияния золотых глав Софии. В тёмных волнах Сены возникали видения светлого широкого Днепра, а на месте маленьких судёнышек мерещились гордые корабли…

Андрей встряхнул головой, чтобы отогнать тяжёлые мысли.

– Я, право, не знаю, что ответить вам, Жак, – сказал наконец он, – только королева может решить – оставаться мне здесь или нет. Я её слуга…

– Как и все мы, – сняв шляпу, галантно поклонился де Геменэ, – но если так, вы, очевидно, останетесь. Планы прекрасной королевы на будущее верного рыцаря мне известны. Наш добрый король намекал о них моему отцу.

Предназначенные для вас поместья обширны, богаты и расположены недалеко от Парижа…

Охваченный тягостным смущением, Андрей не смотрел на друга. Жак засмеялся.

– Вы застенчивы, словно девушка, Андрэ, сказал он, – ну, не будем сейчас развивать эту тему. Вот и дворец, вы дома. Через несколько часов мы встретимся на пиру! Постарайтесь хорошенько отдохнуть!

Пришпорив коня, Жак ускакал. Андрей медленно въехал в открытые стражей дворцовые ворота и, отпустив оруженосца, поднялся в свои покои.

Десятки воткнутых в стены факелов заливали дымным светом громадный каменный зал. На длинных столах громоздились горы жареного мяса. Откормленные каплуны, снова украшенные перьями, после того как их сняли с вертелов, стояли в воинственных позах друг против друга на оловянных блюдах. В руках прислужников, неустанно бегавших вокруг столов, пустели и заменялись новыми кувшины с вином, а на полу, усыпанном объедками, с громким рычаньем возились и дрались из-за костей собаки.

Король Генрих I праздновал рождение наследника.

Андрей сидел рядом с Савейром и с любопытством наблюдал за святым отцом, расправлявшимся с бараньей лопаткой. Жир тёк с подбородка и рук епископа прямо на его тучный живот. Засаленные рукава были наскоро засучены.

– Да, мой юный друг, – прожёвывая мясо, ворковал епископ, – сегодня у нас великий день! Будущее Франции обеспечено. А давно ли вы встречали меня на ступенях дворца князя Ярослава, а? Помните?

Как было не помнить Андрею об этих днях? Он и сейчас видел, словно воочию, дубовые ступени дворцового всхода, толпу смеющихся киевлян, окруживших посольство, себя самого в новом, нарядном, ещё непривычном платье..

– Конечно, святой отец, – вежливо ответил он, – то был знаменательный день.

– О, да! Господь в своей неизречённой милости повелел мне стать орудием в руках его, чтобы выполнить сию историческую миссию…

«Провались ты и с миссией своей! – подумал Андрей, любезно улыбаясь епископу. – Не принесло бы тебя, не пришлось бы мне уезжать на край света из родной земли. Может, другой бы жених нашёлся для Анны, поближе…»

Епископ, тяжело отдуваясь, протянул жирную руку за кубком.

– Выпьем за здоровье Филиппа Первого, друг мой, – предложил он.

Андрей поспешно поднял свой кубок. За здоровье Филиппа Первого? С удовольствием! Кто знает, не принесёт ли его появление свободу ему, Андрею?

– А помните ли пир во дворце князя Ярослава? Ах, русский мёд! Как ни хороши вина Франции – ведь они прекрасны, не правда ли? – а княжеский мёд навсегда запомнился мне. Коварный, коварный напиток!

Андрей засмеялся. Ему вспомнилось, как непривычные к русскому напитку французы с ужасом обнаружили, что не могут встать, – ноги не слушались их.

– Если будет возможность, я постараюсь выписать для вас несколько бочонков, святой отец, – сказал он.

– О, это было бы чудесно! А кстати, я давно хотел спросить у вас, почему тогда духовные лица покинули княжеский пир так рано? Разве ваша религия запрещает своим служителям все радости земные?

«Аще епископ упьётся – 10 дней поста», – вспомнил Андрей митрополичий приказ.

– Видите ли, святой отец, – начал он, – наша религия не так сурова, чтобы запретить духовным лицам все радости. Вы сами видели: им разрешается присутствовать на мирском пиру, вкушать всё, что поставлено на стол, но они должны покинуть пир, как только начнётся «играние, плясание и гудение».

– То есть когда появятся музыканты?

– Ну да.

– А почему?

– Чтобы не осквернять свои чувства виденьем и слышаньем.

– Бог мой! И прекрасные звуки музыки никогда не касаются их ушей?

– Нет, отчего же? Церковные песнопения у нас красивы и музыкальны. А вот дудари, плясуны, гудошники, скоморохи – это всё считается для духовных грехом…

Закончить рассказ Андрею не удалось. Встреченная громкими, восторженными криками, в зал вошла разряженная, сияющая Сюзон с царственным младенцем на руках.

– Виват! Виват! Да здравствует будущий король Филипп Первый! – загремели десятки глоток.

Все кубки взметнулись над головами вставших гостей, ножи приветственно застучали по оловянным тарелкам, а встревоженные собаки залились лаем. Филипп I вздрогнул, сморщился, раскрыл рот и присоединил к общему гаму свой пронзительный вопль.

– Каков голос, а? – гордо сказал король Генрих. – Он сумеет командовать в любом бою!

Филипп, однако, кричал всё громче и громче. Анна, сидевшая рядом с мужем, улыбнулась и, протянув руки, взяла орущего сына из рук Сюзон, а Генрих, обняв их обоих, звучно расцеловал зарумянившиеся щёки жены.

«Как она похорошела!» – думал Андрей, издали улыбаясь подружке своих детских лет. Анна ответила ему лёгким движением руки.

– А что я вам говорил? – услышал Андрей голос подошедшего Жака. – Взгляните, каким счастьем сияет прекрасное лицо королевы. Поверьте мне, она не будет больше грустить!

Прижимая к груди замолчавшего Филиппа и отвечая на приветствия, Анна лукаво поглядывала на друзей, оживлённо шептавшихся на дальнем конце стола. Их близость, видимо, нравилась ей.

– Пора и вам подумать о том, чтобы стать счастливым, Андрэ! – настойчиво продолжал Жак.

– Может быть… – мечтательно ответил Андрей.

– Ну, вот и прекрасно! Выпьем же за счастье, друг мой!

– За счастье, Жак!

Серебряные кубки мелодично звякнули, ударившись друг о друга, и несколько капель вина пролилось на руку Андрея. Он медленно выпил свой кубок до дна, улыбаясь другу и думая про себя, что разные вещи подразумевают они под счастьем. Ах, какие разные!

Не прекрасная Мадлена царила в его мечтах. Не её ласковые взгляды, а золотые купола Софии светили его сердцу…

Русь! Родная, далёкая Русь!

Глава XVIII. ПРОЩАЙ, ФРАНЦИЯ!

«… И я, княже, услыхав о таких бедах его, того скомороха из рук стражников вызволил, памятуя, что ты всегда по справедливости поступаешь и другим так же велишь. А через неделю прибег он ко мне, как дед его помер, и служить попросился. И я взял его слугою. Парень добрый, собой хорош, умён и старателен. Кличут же его Арно. А ещё, княже, да будет тебе ведомо, внук твой на зависть всякому отцу с матерью уродился. Руки-ноги большие, глотка горласта, нрав бойкий, здоровье преотменное, в добрый час сказать, чтоб не сглазить, упаси господи. Лицом хорош, однако ж не в твою породу вышел. Глаза только синие, как у матери да у бабушки, – блаженной памяти княгини Ингигерды. А в прочем – чистый француз…»

– Господин Андрэ, зовёт королева! – доложил вбежавший Арно.

– Хорошо. Скажи – иду.

Убирая в шкатулку недоконченное письмо, Андрей подумал, что бог весть, когда доведётся случай весточку эту князю Ярославу отправить. Годы и годы могут пройти, прежде чем снова забредёт купец или другой кто, на Русь идущий. Неведомо князю даже, что стал он дедушкой будущего короля Франции. Ах, ты, даль, даль проклятая, дороги трудные, опасные, Киев с Парижем разделяющие…

В коридорах дворца навстречу Андрею попалась старая Сюзон. Андрей вежливо раскланялся с ней, будто с важной дамой, – бойкая, умная старуха нравилась ему, и он знал, что она искренне предана Анне.

– Э-э, красавчик, – подмигнула Сюзон, фамильярно хлопнув его по плечу, – скоро будем, говорят, пировать на твоей свадьбе?

«Фу ты, господи, – подумал Андрей, – кажется, весь дворец знает о моих делах куда больше, чем я сам!» Старуха, хитро улыбаясь, явно ждала ответа.

– Полно, матушка Сюзон, – сказал он, – что это тебе вздумалось женить меня? Я ещё молодой, погулять хочу!

– Секретничай, если хочется, – засмеялась Сюзон. – А я что знаю, то знаю. Ну, ступай, королева тебя ждёт, да и мне некогда…

Анну Андрей нашёл около позолоченной, увенчанной короной колыбельки Филиппа. Молодая женщина мерно покачивала уснувшего сына, чуть слышно напевая старинную русскую песенку, которой когда-то и её убаюкивали няньки да мамки. Сияющие глаза королевы с любовью и гордостью смотрели на пухлое, красное личико.

– Тсс… – шепнула она. – Еле-еле угомонился. Такой вояка – не приведи господи! Выйдем отсюда.

В соседнем покое, где толпились придворные дамы и девицы, Анна указала Андрею на стул около камина и, знаком отпустив приближённых, села около него.

– Ты всё хорошеешь, Ярославна, – улыбнулся Андрей.

– А я вот про тебя не могу того сказать. Худой стал такой да бледный, ровно тебя хворь какая точит. С чего бы?

Андрей молчал, глядя в сторону.

– Ты почему не отвечаешь? Или уж позабыл, как клялся по дружбе ничего от меня не скрывать? Говори!

– О чём говорить-то мне? Здоров я…

– Может, по девице какой сохнешь?

– Вот придумала тоже! – засмеялся Андрей.

– Ну, слушай же. Разговоры давно идут, время дело делать. Пора тебе жениться, Андрей, да вот такого же бутуза завести, как мой. Поверь мне, нет на свете большей радости.

– На тебя глядя, и нехотя в то поверишь. Светишься вся.

– Генрих хочет нынче же указ подписать, и я руку приложу…

– О чём?

– Да об тебе же. Графом тебя жалуем, поместье даём богатое, а свататься к Мадлене де Геменэ уж сам езжай. Отец её согласен, да и девка не прочь. Будете братцами с дружком твоим.

Андрей ничего не ответил. Анна пытливо поглядела на него.

– Иль не по душе тебе Мадлена-то?

– Отчего ж? Девица предобрая…

– За чем же дело стало?

Андрей поднялся, медленно прошёл по комнате и остановился у окна.

– Ярославна, родная моя, – с трудом выговорил он, с мольбой глядя на королеву, – иль и впрямь хочешь навек меня в Париже оставить? Иль не видать мне боле родного Киева?

Анна побледнела. С тех пор как родился Филипп, воспоминания о былом почти не мучили её. Любила она по-прежнему и батюшку, и братцев, но как-то отодвинулось всё, затуманилось. Сын впереди всех встал… да и знала она, что не бывать ей больше на Руси, что здесь, с мужем и сыном, её место. Королева она, не княжна Анна Ярославна… Андрей – дело другое. Для неё только сюда приехал, по батюшкиному велению, да с надеждой воротиться когда-нибудь…

– Видно, не привык ты… – тихо сказала она.

– Никогда не привыкну, – так же тихо ответил он.

– Тоскуешь?

– Ни днём, ни ночью забыть не могу. Купола золотые во сне и наяву мерещатся.

– Да ведь нет у тебя там никого!

– Русь есть…

– Русь… – Крупные слёзы выступили на глазах королевы.

Русь, родная, недостижимая, навеки утраченная. Ну что ж, хватит того, что ей здесь суждено оставаться. Семья у неё, сын любимый. К мужу привыкла она, любит он её, уважает. Да и Франция теперь уже не чужая ей – во всех делах Генрих с ней советуется, много она доброго через него делает. Савейр вон говорил, что чуть что не ангелом французы свою королеву почитают. А что есть у Андрея, друга верного, преданного? Богатство? Весёлые дружки? Не очень-то ему всё это нужно. Хотела женить его, чтоб прижился, корни пустил бы, навек близ неё остался. Последний ведь из киевских он. Девки замуж за французов повыходили, в поместьях живут; стражники, что батюшка с ней посылал, сразу, ещё из Реймса, воротились. Андрей только и остался. Неужели ж его навек счастья лишить? Видно, без родины не найдёт он его, счастья-то.

– Так ты оттого и худущий такой, да смутный стал, что Киева забыть не можешь? – задумчиво спросила Анна.

– Не знаю, Ярославна. Может, и оттого…

Долго молчали оба, думая каждый о своём. Наконец королева встала, выпрямилась и рукавом утёрла заплаканные глаза.

– Поезжай, Андрей… – тихо, чуть слышно сказала она.

Андрей вздрогнул и отшатнулся, не веря ушам своим.

– Что ты говоришь, Ярославна?

– Поезжай, говорю, домой.

– А ты как же?

– Что ж я? У меня теперь своя жизнь, другая. Привыкла я… а твоё счастье отнимать не хочу. Худая то была бы плата за верность твою да любовь. Вовек доброты твоей не позабуду, а держать боле – не держу. Поезжай, Киеву родному от Анны земной поклон отдай, – голос королевы дрогнул, – здешние же дела твои я сама улажу и Генриху скажу, и графу де Геменэ объясню. А Мадлена в девках у них не засидится – хороша собой, знатна, богата…

Но судьба Мадлены не слишком интересовала Андрея. Киев, Киев! Вот оно, счастье, в которое он и верить-то перестал!..

– Не знаю, как и благодарить тебя, Ярославна… – с трудом выговорил он.

– Ты ступай покамест, ступай… потом договорим… – и Анна, с трудом сдерживаясь, чтобы не зареветь в голос, как бывало, быстро вышла из комнаты.