Текст книги "Гиль-гуль"
Автор книги: Елена Некрасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Помню кабинет (вероятно, хозяйский) с множеством книжных шкафов и письменным столом, над которым висело два портрета – мужчины и женщины, помню узорчатый паркет, одинаковый во всех комнатах. Кухню не помню, скорее всего, в доме была прислуга. Такой эпизод: мы пьем чай на веранде вдвоем с молодым человеком азиатской внешности, он в очках и в белой рубашке. Из дома выходит женщина лет сорока в широких синих брюках и такой же блузе, она несет на большом подносе прибор типа примуса, из которого вырываются языки пламени, ставит его на стол и водружает на огонь кастрюлю. Затем приносит блюдо с осьминогами и с легким поклоном удаляется. Мы захватываем палочками скрюченных тварей, окунаем в кипящую воду и, смеясь, кормим друг друга. С этим юношей мы также гуляли по набережной, и он так трепетно обнимал меня за плечи. Еще купались в безлюдной бухте и рассматривали серебристых рыбок в откатывающей от берега волне. Кто этот приличный скромный юноша, с виду типичный бедный студент? Я хорошо помню его лицо, его очки в металлической оправе, но был ли у нас секс? Не знаю. Не думаю, что он мог оплачивать мои услуги. Если следовать обычной логике, можно предположить, что он был моим бескорыстным возлюбленным, попросту говоря, милым альфонсом.
* * *
Суббота, 22 марта 1958 года, Шанхай
Сижу в гостинице с температурой 39,5, а все наши гуляют. Всю ночь не спал, лихорадило, мучила сильная боль в правом боку, гостиничный врач дал выпить аспирин и другие таблетки – согрелся, стало чуть легче. Вроде это сильный бронхит, лишь бы не воспаление легких. Скорее всего, я простудился во время прогулки на катере по Хуанпу, которую нам устроили в первый день совещания. В Ухань отбываем в воскресенье вечером, так что и завтрашний день придется провести «взаперти», усиленно массируя точки, которые показал враг. Оказывается, во время Цинской императорской династии (самой последней) иглоукалывание в Китае запретили из-за соображений стыдливости, чтобы не оголять пациентов. Правительство Чан Кай-ши, ориентированное на Запад, тоже не приветствовало свою древнюю медицину, и только Мао Цзэ-дун возродил это искусство. Я уже видел, как Котова вылечили от ожогов, причем даже без иглоукалывания, одними движениями рук, и вот снова удивился – если и правда, воздействуя на разные точки, можно делать человеку полное обезболивание при операциях, не используя наркоза, да и вообще лечить все основные болезни, почему это не используется повсеместно? Ведь это дешево, а производство лекарств стоит больших денег.
В Шанхае я уже был проездом, в 1955-м, в этот раз думал лучше познакомиться с городом, что ж, не повезло. Но все же запишу свои впечатления (к тому же и делать больше нечего). Подъезжая к Шанхаю, я не заметил пригородов, город начался как-то сразу с улиц, беспорядочного нагромождения очень ветхих построек. Кровли – черепичные и соломенные, кругом висит цветное белье. Совещание было назначено только на 16 часов (к этому времени должны были прибыть пекинские товарищи), и нам предложили прогулку на катере с завтраком. Сам город почти полностью расположен на реке Хуанпу, перед самым впадением ее в море. Тут же она соединяется и с рекой Янцзы. Портовые причалы не имеют конца, беспрерывной цепью стоят суда разных стран, часто в 2–3 ряда, их десятки тысяч, а также баржи, большие и малые. Видели огромный пароход «Анатолий Серов». Крыши многих домов, складов, а особенно нефтехранилищ имеют защитную раскраску, еще совсем недавно на город производились налеты с Тайваня. Много разрушенных складов, причалов. Особенно пострадал железнодорожный порт. Мы осмотрели уцелевшие опоры моста, который предстоит восстанавливать; проблема в том, что его необходимо расширить, слишком возрос грузооборот. На мой взгляд, от этой идеи лучше отказаться, логичнее строить заново, но у китайских товарищей другое мнение, и нам остается лишь высказать конструктивные предложения.
По каналу, прорытому специально для соединения железнодорожного пакгауза с рекой Хуанпу, наш катер проплыл на саму ж/д станцию. Оборудование этой станции весьма устаревшее, на всем печать технической отсталости: паровозы 50-летней давности, маломощные вагоны, ручные стрелки на жестких тягах и т. д., – но зато какой идеальный порядок, чистота, какая организация труда! На наших глазах за несколько минут был расформирован поезд (серийными толчками), станционный диспетчер сидит прямо напротив грузового, они все время в контакте и т. д. Я уже не раз отмечал, что любое старое оборудование, которым располагает Китай, используется бережно и на все 100 %.
Так мы путешествовали по Хуанпу больше двух часов и наконец приблизились к устью реки Янцзы, которая так широка в этом месте, что противоположного берега совсем не видно – сплошная водная даль. Говорят, во время дождей Хуанпу часто выходит из берегов, и тогда жители прилегающих районов передвигаются по улицам на лодках.
Наша гостиница «Интурист» – 17-этажная, мы живем на 17-м, и вид из окна впечатляет. Правда, сильные порывы ветра немного раскачивают здание, наверху это чувствуется. В Шанхае проживает 6,5 млн населения, это город-гигант, стиль зданий в основном европейский (национального стиля я не видел). А ветхие лачужки или сплошь застроенные лавчонками улицы еще имеются, но уже не характерны для города. Окружающие гостиницу дома в основном 3-4-этажные, типовые, построенные англичанами. Крыши у многих ровные, выложенные плитами, на одной из них разместился гараж и автомастерская, на другой – велосипедный магазин и т. д. Невдалеке видна Советская выставка промышленных достижений, с виду – точно такая же, как в Пекине.
Только что мне принесли свежие газеты — «Правда» и «Дружба», – других нет.
* * *
Ну вот, доигралась, испортила человеку жизнь… И самое неприятное – ходит теперь довольная. А чему радоваться? Принять его предложение… об этом даже лучше не думать, куда она поедет и с какой стати? Женится на ней, объяснит жене… бред сумасшедшего! Конечно, его напугало это сборище идиотов, уволили лучших специалистов, а теперь собирают консилиум… А газеты? Советская модель развития устарела, для СССР теперь собственные интересы стоят на первом месте, а интересы Китая – на втором… А как еще может быть?! Наоборот? Мао совсем обнаглел… И она со своими россказнями… какого черта? Как будто специально проверяла его, вот и получилось… Если верить Сяо, ничего ей не угрожает… мелкая беспартийная сошка, кому она нужна? Много чести… Ужасная история. Как хорошо, что у них тогда ничего не вышло и что сейчас он заболел… Такая дурость! Даже не было ничего… а он предлагает пожениться, нельзя быть таким порядочным… Может быть, это температура? В таком состоянии что угодно придет в голову, очень может быть… сжимал ее руку, говорил сбивчиво… все-таки глупо, что они до сих пор не переспали, вышло-то хуже, прямо как в романах… В русских причем… и это она виновата, строила из себя не пойми что, надо было еще осенью, и нормально… в худшем случае – три дня угрызений, у него же совершенно здоровая психика… к весне могли бы уже надоесть друг другу… скучал бы сейчас по жене, а так… Вот чего она добивалась? Чтобы он совсем спятил? Надо признать, что да… Она и сама похоже уже того… любовь… как тургеневская девица на выданье, томные взгляды, сплошная недосказанность… Знал бы он про ее похождения, все эти массажные салоны так называемые… даже встречаясь с Шэном, позволяла себе, а ведь собирались пожениться. Просто теперь это слишком дорого для нее, в Пекине перед отъездом потратила последние деньги… такая несправедливость, что услуги мужчин так дорого стоят, женщины куда дешевле… зато никакого идиотизма, вполне оздоровительная процедура, на пару месяцев можно расслабиться… А если и правда уехать в Россию, начать новую жизнь… сбежать, хотя какая разница? Она не боится, конечно, скорее всего ее и правда не тронут, будет себе водить экскурсии, как водила… так и состарится. А там… нет, жизнь разбивать она никому не хочет, может и правда выйти замуж, развестись… уехать в большой город, в Ленинград, например… интересно… нет никаких причин уезжать и никаких оставаться…
Незаметно для себя Сян-цзэ дошла до конца парка Бунд и машинально повернула обратно. Лучше ходить под защитой деревьев, не так дует… Ветер свирепствует, скоро и она заболеет, наверное… Хоть и ветер, от смога щиплет глаза, все-таки в Ухане дышится легче. Знакомые места, покрасили их с Шэном скамеечку… а там теперь что… кинотеатр? Пойти в кино? «Фея спустилась на землю»… ну нет, сколько можно. Кан Шэн был такой романтичный, посвящал ей стихи… и без оружия пошел на баррикады, так глупо… близорукий Шэн и полчища коммунистов, захватывающих Шанхай… а она в это время читала Ли Бо и ничего не почувствовала… Не чувствует и сейчас, хоть бы раз сходила на кладбище… Интересно, кто сейчас живет в ее доме? Какой-нибудь член КПК, не иначе… Все-таки жаль, этот дом был самым любимым, и ведь он совсем маленький, даже японцы его не тронули… просто кому-то понадобился, это ясно… ведь не отобрали же у семьи Цао четырехэтажный особняк… Кстати… может быть, навестить Цао? Наверное, они обрадуются… только зачем это надо? Так мало осталось знакомых, а видеть никого неохота… начнутся расспросы. Цао. Их безвкусные фонарики, все это бессмысленное вязание, пыльные вещи… у всех длинные щеки и добрые глазки, на всех одно лицо. Сян-цзэ вдруг поняла, что ее воспоминания о прошлом становятся все короче. Пунктирнее. Это Ольга Петровна обожала красочные истории, могла бы стать писательницей… и из Сян-цзэ вытягивала подробности… А как он выглядел? А прическа? А какие там росли цветы? И что ты в этот момент подумала? И Сян-цзэ, предугадывая вопросы, рассказывала вполне обстоятельно… всплывали какие-то дальние родственники, случайные знакомцы, попутчики… и даже кое-как прояснялась безликая масса бывших сокурсников… со смертью Ольги мысли о прошлом упростились. Кан Шэн? Первая любовь – однокурсник – стихи, ночные купания – раздавленные очки, положенные в гроб его мамой. Фэй-янь? Подруга детства – ссоры и примирения – клятва у камня… все, пожалуй. Отец… Синий костюм, всегда строгий и тяжело дышит – возлагал на нее надежды – висел… Сяо Юй… с ним сложнее. Хотя это уже настоящее. Лягушачье мясо сочное и нежное, но главное – зажарить его с хрустящей соленой корочкой. И пиво. Где-то неподалеку был один ресторанчик… да. Пиво и лягушки.
* * *
Суббота, 5 апреля 1958 года, Учан
Ну вот, кажется, наконец-то выкарабкался из болезни. Все-таки подхватил воспаление легких, пришлось две недели колоть антибиотики, но в понедельник выхожу на работу. За время болезни моя комната постепенно превратилась в рабочий кабинет, с утра до вечера дверь не закрывается, так что болеть уже нет никакого смысла (тем более, что в коридорах красят стены и все запахи – у меня). Вынужденное физическое бездействие – и вот, пожалуйста, бессонница. В окно светит огромная полная луна, совершенно круглая, а шторы забрали в стирку. Пока я болел, значительно потеплело, весна вступила в свои права – все цветет, вот только не щебечут птицы. Завтра в Ухане грандиозное событие: ожидается прибытие тов. Мао Цзэ-дуна. С начала января он находится в длительной поездке по стране, уже посетил многие южные провинции, затем был в Маньчжурии, Сычуани и теперь приплывает пароходом из Чэнду в Ухань. Все три города – Ханькоу, Учан и Ханьян – готовятся к торжественной встрече, хотя основные мероприятия пройдут в Ханькоу. Мао пробудет тут около недели, ожидается, что в среду утром он посетит металлургический комбинат, а после обеда будет осматривать наш объект. По этому случаю уже две недели готовим отчетный доклад, с которым выступит Сян Ли-сань, необходимо уложиться в пять минут, при этом осветив все аспекты строительства. Однажды я уже видел Мао вблизи, при самых неожиданных обстоятельствах. Это было в 1956 году в Монголии, на станции Дархан. В это время в Ухане уже шла подготовка к строительству моста, но нас с Тарановым откомандировали на две недели в Монголию, чтобы мы приняли участие в работе строительной комиссии (китайско-монголо-советской). В то время Китай активно помогал Монголии в строительстве Улан-Баторской дороги, и немудрено: ведь через монгольскую территорию безостановочно идет поток грузов – из Китая в СССР и обратно. В задачу комиссии входила инспекция всех строящихся объектов (в том числе мостов), на служебном поезде мы должны были проехать по всей дороге, от станции Эрлянь до cm. Наушки. И вот однажды вечером, когда мы стояли на станции Дархан, вдруг в вагон-ресторан заходит небольшая группа людей, и среди них я узнаю Тен Ден-юаня, министра жел. дорог КНР, с ним-то мы уже были знакомы. Я удивился, толкаю в бок Таранова, мол – он или не он? А Таранов вообще потерял дар речи, потому что он узнал самого Председателя Мао. Оказалось, что Мао и несколько министров направлялись в Улан-Батор, на встречу с тов. Цеденбалом, осматривая по дороге хозяйство основных транспортных узлов Монголии. Кто-то сказал, что на станции находится сборная комиссия дороги, и вот они с ходу, никого не предупреждая, решили к нам зайти. Все члены нашей комиссии, включая и китайцев, и монголов, долго не могли «очухаться». Тов. Мао вел себя по-простому, оживленно, много шутил, хотя задавал и серьезные вопросы со знанием дела. Они пробыли в вагоне около часа, об этой встрече я рассказывал Вале, но в дневник так и не записал почему-то. Вот теперь, благодаря бессоннице, восполняю этот пробел. Что мне больше всего запомнилось в облике Мао? Пожалуй, его обаятельная лучезарная улыбка, хорошие белые зубы и шелковистая кожа. Даже его руки выглядели гладкими и по-женски изящными, хотя всем известно, что жизнь Мао Цзэ-дуна была полна тягот походной жизни, болезней и лишений.
Воскресенье, 6 апреля 1958 года, Учан, 15.30
Открыл настежь окно, потому что задыхаюсь от краски и снова опухли и слезятся глаза. Примерно в 10 утра в Ханькоу прибыл Мао, и сейчас еще ликование в самом разгаре – мимо окна то и дело пролетают воздушные шары, раздаются радостные крики, по городу ездят машины с громкоговорителями – транслируют то песни, то какие-то объявления. И это здесь, в Учане. Что же творится на другой стороне реки?! Все наши утром тоже отправились в Ханькоу, хотя и без переводчиков (их подключили к уборке и украшению территории). Так что в общежитии я, кажется, остался один – «сижу за решеткой в темнице сырой».
Недавно выходил на кухню вскипятить чайник и поразился, как быстро работают ремонтники. Наш этаж уже полностью готов, а в торце коридора художник расписывает стену (уже заканчивает, а ведь утром только намечал рисунок). На картине изображен огромный барабан, вокруг которого собрались люди разных профессий – сталевар, солдат, враг, крестьянин, строитель и др. У всех в обеих руках красные палочки с бантами, которыми они со всей силы (показан большой размах рук) бьют по этому барабану. Кроме иероглифов, есть надпись на русском: «Сильнее ударим в барабаны большого скачка!»
По комнате гуляют сквозняки, и вряд ли это на пользу лечению. Наверное, оденусь сейчас потеплее и пойду прогуляюсь по набережной, подышу немного.
Таймень, хариус, ленок, щука… а, окунь, конечно… а в Эстонии что ловилось? Не бог весть что… пару плотвичек, вот в Забайкалье, в Беклемишевских озерах все просто кишит… А в Монголии так и не удалось порыбачить… а там лосось, говорят, крупнее сибирского… Да… надо признать, что его расшатавшиеся нервы успокаиваются только рыбалкой, а что ему мешает? Купить спиннинг – и на Дунху, прямо в следующие выходные… Дышится особенно хорошо, пахнет весной… Заводы теперь дымят и в выходные, но не сегодня… Сегодня повсюду митинги и гулянья. Как удачно он выбрался на прогулку, главное не попасть в толчею… Пожалуй, одеться можно было и полегче… А что если купить спиннинг прямо сейчас? Ведь наверняка тот базарчик сегодня работает… хотя нет, на набережной уж точно не протолкнешься, лучше в другой день… Или проверить, вдруг не так много народу? Деньги с собой… Надо же, две недели всего проболел, даже меньше, а от воздуха опьянел совершенно… ноги куда-то несут, мысли путаются… Среди этих улочек мрачновато, конечно… ни одного тебе деревца, ни кустика…
Первое, что его поразило, – это очередь на паром в Ханькоу, как километровая змея она тянулась вдоль набережной… Второе – сам паром. Мало того что он стал ярко-красным. Паром весь трепетал флагами, а в самом его центре, как гигантский застывший парус, красовался портрет Председателя Мао. Ветер был вождю нипочем – так хорошо его закрепили…
А в остальном все было нормально, даже велосипедисты уже разъезжали свободно… Васильков не спешил спускаться на набережную, полюбовался на свежую зелень только что распустившихся кустов, с виду напоминающих сирень… заметил, что подстригли конусом можжевельник, растущий вдоль аллеи, а возле скамеек поставили кадки с цветущими деревцами… ну вот и весна. Закатное солнце все еще пригревало. Он решил немного посидеть, чтобы отдохнули отвыкшие от ходьбы ноги, но тут же почувствовал неладное – каменные скамейки все еще прятали зимний холод, лучше уж найти деревянную…
Нет, правильно он оделся, на набережной совсем не жарко, так, где тут у них… странно, раньше всегда где-то здесь были спиннинги… по-хорошему, надо было заставить Щупина, сломал – так будь добр, покупай новый… сам виноват, нечего было давать снасти кому попало… Сколько же тут всякой дряни… и главное, с каким убеждением! Хоть в честь праздника не хватали бы за одежду… надо было дойти до универмага, далековато, конечно… Черт, похоже, нету сегодня спиннингов… а удочку он и сам сделает, даже лучше… надо только купить леску, крючки и грузила… Неужели?! Он не верит своим глазам, это же… старик Сяо Юй! Торгуется с продавцом шкур… а эти двое… ну да, художник и этот их актер высоченный… похоже, закупают реквизит…
– Ваньшан хао!
– Ни хао, ни хао!
– Ни го дэ хао ма?
– Хай кэй… Хэнь гаосин цзяндао ни! Мафань, шаодэн йся, во яо май…
– Дуй, данжань![33]33
Добрый вечер! – Здравствуйте! – Как поживаете? – Ничего… Очень рад вас видеть! Будьте добры, подождите минутку, пожалуйста, я только куплю… – Да, конечно! (кит.).
[Закрыть]
Конечно он подождет, даже забавно посмотреть, как старик сцепился со шкурником… они что, все до единой решили купить? Ну надо же… как они их, интересно, потащат… А если старик думает и его приспособить? Похоже, надо сматываться…
– Дуйбуци, хэнь ихань, во цзюэдэ бу шуфу… Цзай цзянь!
– Бу, бу! Цйн юньсюй во яоцйн ни дао цзюйюань…[34]34
Извините, к сожалению, я плохо себя чувствую… до свидания! – Нет-нет! Я как раз хотел пригласить вас в театр… (кит.).
[Закрыть]
Ну вот, он как чувствовал… какой еще театр? Старик увлекал его вниз, к пристани, правда, на помощь явно не рассчитывал – те двое уже бодро шагали далеко впереди, взвалив на спины огромнейшие тюки…
Все так же цепко держась за его локоть, Сяо вдруг выхватил из груды какого-то хлама старые весы и стал торговаться… но цена его возмутила, и он с ходу переключился на гнутый медный таз соседнего торговца. Купив за десять фыней таз и потрепанное ципао[35]35
Традиционная китайская женская распашная одежда.
[Закрыть], старик довольно подмигнул Василькову:
– Дяоюй?
– Ши… Во сйхуань дяоюй[36]36
Рыбачишь? – Да, люблю порыбачить (кит.).
[Закрыть].
Ну да… он и забыл про висящий на шее моток лески… Все-таки со стариком у него хорошо получается… как-то четко тот произносит слова, и даже если попадается непонятное слово, то общий смысл… Сян-цзэ? Он говорит ему что-то про Сян-цзэ… странно. Она должна скоро прийти в театр посмотреть репетицию? Он что-то путает, ее же забрали украшать зал заседаний…
Хм, старик уверяет, что он недавно встретил ее в Ханькоу… что спектакля сегодня не будет… но будет репетиция и она зайдет посмотреть… Он уверен? Ни цюэсинь ма? Вроде уверен… Чего? Ну да, кашель у меня, кэсоу, кэсоу! Ши!.. Чжи кэсоудэ яо? Не понял… А, у него там есть какое-то лекарство… нет уж, хватит с меня, спасибо… Сесе, Сяо Юй, сесе нинь! Не могу. Завтра иду на работу, во цзай! На ра-бо-ту… А куда он машет? А, понятно… у них там какой-то катерок или баржа… нет, вроде катерок… что?.. Говорит, что на нем можно будет вернуться назад в Учан… вместе с Сян-цзэ… а в котором часу, интересно? Что значит «да»? Ши, ши! Да вижу я, что паром перегружен сегодня… Хотя какая разница, за деньги всегда можно кого-то найти, не проблема… Опять он дадакает… Что «да»? Не понимаю, о чем он…
– Ши?! Во бу минбай… А, ши! В смысле в десять вечера… Ну ладно тогда… Во туньи![37]37
Да? Я не понимаю… Я согласен! (кит.).
[Закрыть]
_____
В жизни Юнь-цяо не красотка, конечно… но на сцене ничего, смотрится. Плачет вполне натурально… и голосок довольно приятный… Странно… да нет, она не такая уж чурка, Сян-цзэ явно преувеличивает… я не знаток, конечно, но даже в сравнении с этой, второй… вполне. Сзади ему послышалось какое-то движение, обернулся – нет, не она… Может быть, Сяо Юй все-таки ошибся? Что-то перепутал… Но если она сама заходила в театр… странно. Надо подождать еще полчаса и домой… доберется и без катера как-нибудь… а то глупо – вдруг Сян-цзэ это ляпнула, чтоб отвязаться от старика? На нее не похоже, но мало ли… завтра выходить на работу, а он тут расселся, сейчас еще и заснет, чего доброго… А эта настойка действительно хороша, горло прямо отдыхает… не то что наши микстуры, толку от них…
За ходом репетиции Васильков наблюдал из третьего ряда, ему нужно было сразу сесть ближе к выходу, а теперь неудобно… он поминутно поворачивал голову к двери, да нет, уже посекундно… потому что хотел первым увидеть Сян-цзэ… Тем не менее он согрелся… не то чтобы уходить не хотелось, но от чая он бы не отказался. Просто глупо получается – они себе репетируют, а он уже два часа ждет Сян-цзэ… Старик вон мечется по сцене… похоже на птицу с переломанными крыльями… а на самом деле что он, интересно, изображает… и сколько все это будет продолжаться, непонятно, надо ж было так завязнуть…
Пал жертвой восточного гостеприимства, у них же свои правила… может, по этикету китаец должен затащить к себе гостя, если тот сразу и наотрез не отказывается… черт знает. И наговорить ему кучу любезностей… вот как понимать старикана? Заявил, что эту пьесу он посвящает ему… И как на это вообще реагировать… В каком смысле? Там у него студент живет с двумя женщинами, причем одна оборотень, а другая тоже… ведьма, кажется… Он что, намекает на него и Сян-цзэ? И на его жену… тогда это просто хамство какое-то. Так и сказал: «Чжэ ши гэй нйдэ йгэ сяо лиу»[38]38
Это маленький подарок для вас (кит.).
[Закрыть].
Или такая болтовня у них в порядке вещей? Дарят же луну возлюбленным… может, это у них театральная этика – дарить пьесу первому зрителю… ну да, старик же совсем из другого теста, наверняка чтит традиции. Как там она рассказывала… ужасно смешно… Вот и Сяо Юй туда же…
Васильков стал припоминать, что Сян-цзэ как-то рассказывала о старых китайских обычаях, и он до слез хохотал… вот так всегда у него – не запишешь, и вылетит из головы… Как же там… они должны были превозносить собеседника, а сами унижаться, и семью свою унижать, да, точно! Если один спросит: «Как поживает ваша драгоценная супруга?» Другой скажет: «Спасибо, моя дубина здорова, а как чувствует себя ваша несравненная жена и детки?», и тот ответит: «Мое мелкое комнатное ничтожество и грязные поросята в порядке…» А себя тоже обзывали с фантазией – и собачьими сыновьями, и отбросами… лишь бы погаже. Такой вот этикет… это еще со злыми духами как-то связано… чтобы духи не позавидовали красоте и богатству, если подслушают разговор…
Черт, все же он задремал… А время? Почти восемь… А Сян-цзэ?! Конечно ее нет, она бы разбудила… На сцене уже никого, как это его угораздило? Ну ладно, поспал в театре… для разнообразия, пора и честь знать. А вот и Сяо, зовет его… Может, она все-таки пришла?
Главное, следить за временем… хоть старик и уверяет, что его проводят… да и катер подождет, раз договорились, все равно надо выйти вовремя, без четверти десять… а сейчас уже начало десятого… Сяо Юй на вершине блаженства – водит палочкой по медному тазу и мурлычет… забавный старик… а звуки и правда интересные, как это у него получается… Даже хорошо, что немного вздремнул, усталость как рукой сняло… главное, заполучил прекрасное лекарство, ради этого стоило съездить… хуже всего эти гнилые остаточные симптомы, а тут принял пару капель и здоров как бык… он мне что-то говорит, или это песня такая? Показывает пятерню…
– Скажите, господин Кот, почему у меня пять внуков? А? И внучка? А ведь не было ни одной жены!
– Ну… вам повезло, Сяо Лао[39]39
Вежливое обращение, дословно – Сяо Старец.
[Закрыть].
– Ха! Это верно! Просто я много дружил с красотками из зеленых домов. Ты понимаешь? А ты? Ты их любишь?
– Я… Как сказать… у нас нет зеленых домов… Я – нет.
– Нет! А красотки есть, понимаешь? Скажи, где твоя женщина? У тебя она есть?
– Она… я не знаю. Сейчас нет.
– Вот! Не хочешь отдыхать и болеешь. Поэтому ты больной. Звери могут любить раз в году, а люди – нет. Люди должны любить постоянно, все время… так надо – чтобы инь-ян, понимаешь? А ты все думаешь, думаешь… у-у-у-у… мысли-мысли-мысли, от них вянут цветы! Хочешь в зеленый дом? Я покажу.
– А… спасибо… но… нет, я не хочу. Я не могу… за деньги.
– Дешево! Это очень дешево! Хочешь, я заплачу? Там чудесные девушки, путь чистой любви, понимаешь? Посмотри на меня – хорош? Много ци! Много лет правильной любви, а твой стебель почти уже высох, не жалко?
Старик совсем спятил, тащит его в какой-то бордель… Да, разошелся не на шутку, в мужской-то компании, видела бы Сян-цзэ… девочек ему подавай… она говорит, что ему больше ста, никогда не поверю… а если спросить прямо в лоб? «Ни до да?» Это же самый обычный вопрос, все отвечают, даже женщины… у них неприлично скрывать свой возраст…
– Уважаемый Сяо Юй, а сколько вам лет?
– Ха! Сначала скажи, сколько тебе?
– М-м… как это…
– Да покажи на пальцах! Четыре и два? Сорок два? Врешь! Птички столько не живут.
– Но… это же… спать… сон!
– Я тоже твой сон!
Все понятно… когда Сян-цзэ спрашивала старика про эти его птичьи сны, тот ничего толком не сказал, мол, сны как сны, всякое бывает… зато теперь использовал, чтоб не отвечать на вопрос…
– А ты плохая птица, глупая! Вот скажи – когда ты птица, ты ведь хочешь быть человеком, да?
– Ну да…
– А когда ты человек, когда ты в своем теле, ты хочешь быть этой птицей, а?
– Птицей? Нет… пожалуй, нет.
– Ну вот видишь! Полдела сделано!
– Я не понимаю, Сяо Лао…
– А я не понимаю, где эта паршивка, принесет она нам воду для рук или нет… Юнь-цяо! Ли Юнь-цяо! Сиди! Я сам тебя провожу, только найду ее. Можешь принять еще пару капель, две капли, больше не надо! И будешь завтра ого-го-го! Есть у тебя еще чай? Давай свой пузырек, я капну тебе прямо в чай. Так и принимай – пять днем, две на ночь. Понял?
– Да, мне понятно, большое спасибо…
Да… Васильков… и мужик ты никудышный, и птица плохая… Зато китайский явно продвинулся… она наверняка удивится, как ловко он поговорил со стариком, совершенно без помощи… только тема уж больно… это он не расскажет, конечно… так, болтали о том, о сем, о театре… О, вот и Юнь-цяо нашлась…
Когда внучка подавала им чай, Васильков уже высказал ей комплименты – и про наряды, и про то, как играла. Он и правда был удивлен – девушка сильно похорошела, прямо не узнать… Похудела, это само собой… дело не в этом. Юнь-цяо вдруг по-женски оформилась, все было красиво: и плавная неторопливость походки, и новая прическа, и лицо… лицо – вот что главное! Юньцяо будто сменила кожу, как будто сбросила свою старую негодную кожу, серовато-угреватую… особенно изрытую на лбу… юношеская страсть давить прыщи была и у него, хорошо что мать за этим следила… а то бы на всю жизнь себя изуродовал. Да… такое неожиданное преображение внучки Сяо его поразило… Свой лоб она всегда прикрывала челкой, а тут – волосы убраны, гладко зачесаны назад, чистый высокий лоб… от шрамов и следа не осталось. Видать, не обошлось без деда… он ведь травник, наверняка потрудился над внучкой…
Васильков наблюдал за девушкой, да… небо и земля. Юнь-цяо принесла большую чашу и полотенца, оставив все это на столике, стала расправлять смятые стариком подушки… Она была в серебристо-сером ципао, как все же великолепно придумано это традиционное платье… облегает фигуру, но всегда подчеркивает только достоинства, а мелкие недостатки даже скрывает… это точно, ципао украшает любых женщин, даже толстух… и хорошо, что оно опять входит в моду… нельзя же всю жизнь ходить в бесформенных робах… у нас даже при Сталине такого не было, наоборот… Но фигура Юнь-цяо теперь просто великолепна, какие там недостатки… в высоких разрезах ципао мелькали стройные ноги девушки, и он ведь хорошо помнит – раньше икры были почти неразвиты, ноги толстоваты… невероятно. Нога просматривалась от середины бедра, прямо-таки точеная ножка танцовщицы… Теперь Юнь-цяо собирала разбросанные по комнате музыкальные инструменты, любит старик это дело – подудеть в какой-нибудь хитрый рожок, или свиснуть в дудку, или неожиданно ударить по висящей в углу тарелке… сегодня извлекал звуки из медного таза… Юнь-цяо улыбается ему… а, ну да, конечно… прислонившись к стене, он чуть не раздавил многоствольную флейту. Глупо все время молчать… надо что-то сказать… Например, сказать, как ей подходит этот серый цвет… а как это… можно так: «серый вам очень к лицу», это он сможет… так, «серый» будет «хуйсэдэ»…
Васильков почувствовал неладное… да уж, похоже, он слишком расслабился… следил взглядом за соблазнительной девушкой, думал, что все под контролем… но это слово… черт, оказалось весьма коварным, произнеся про себя «хуйсэдэ», он ощутил такой прилив возбуждения, что… а плащ остался в зрительном зале… как же он теперь встанет? И где так долго носит старика, заснул он там, что ли? Боже мой… Юнь-цяо присаживается рядом с ним… что это… притрагивается рукой к его восставшему члену… она улыбается, расстегивает свои перламутровые пуговицы… она в своем уме, или… о боже, это невыносимо, надо… она сбрасывает ципао, она совсем обнаженная! Так вот что задумал старый сводник, сейчас же надо сказать ей… но зачем… почему она так близко… невозможно… что за странное… как будто окунули в горячую ванну в одежде… он не должен… какая у нее свежая грудь, кожа… его пальцы скользят, как по шелку… но это же… что она… что она делает… как это может быть… о-о-о… чтобы ртом…
* * *
Только что посмотрела английский документальный фильм про королевство Мустанг в Непале, жаль, что не с начала.
Там находится несколько храмов и монастырей (они даже древнее, чем в Тибете), фрески которых нуждаются в реставрации. И вот король Мустанга, получив благословение далай-ламы, пригласил самых лучших европейских специалистов, чтобы те привели их в порядок. Тут и возник конфликт: реставраторы считают, что фрески не надо полностью восстанавливать, то есть закрашивать трещины и обновлять краски. Обсыпавшиеся части фресок они просто покрыли белилами и черным контуром дорисовали лица и фигуры богов, очень схематично, а трещины в стенах укрепили и тоже оставили. Нам, говорят, реставраторская этика не позволяет их трогать, коллеги не поймут. Фрески, мол, принадлежат своему времени, что мы их, акриловыми красками должны раскрашивать? А король Мустанга пытается им объяснить, что для его народа эти фрески – не искусство, а образ жизни, и поэтому должны хорошо выглядеть, оставить так – с трещинами, с подтеками, – значит оскорбить божества. А реставраторы недоумевают – как можно посягать на древнейший культурный слой? Тогда приходят буддийские монахи и верховные ламы и тоже проводят беседу с реставраторами – мол, тело человека тоже ведь со временем того… и душа обретает новое тело, вот и фрески надо обновить, чего ж цепляться за старое? Надо, чтоб было красиво. Всегда эти фрески разрушались, и всегда люди их восстанавливали… А реставраторам по фигу весь этот буддизм, они же профессионалы и стоят на своем: культурным вандализмом заниматься не имеем права – хотите, сами закрашивайте, если сможете. Король Мустанга уже чуть не плачет, подбородок трясется у старика, прямо жалко. Вы что, говорит, даже не закроете эти трещины? Они же прямо по лицам проходят, как шрамы! А те не понимают – они же все пропитали растворами, шрамы укрепили и замазали темной краской, чтоб не сильно бросались в глаза, чего же еще? Так и не нашли стороны общий язык, и отсутствующие части богов придется раскрашивать местным умельцам. Непонятно даже, на чьей стороне автор фильма, скорее всего, на «мустанговской», очень уж гнусно выглядят реставраторы… хотя не факт. Но благородные лица жителей королевства, их сдержанность и терпеливая логика так явно контрастируют с возмущенными возгласами вредных прыщавых реставраторов, что авторская позиция и не требуется. Меня этот фильм чем-то поразил, пока не пойму даже… Лицами. На улице не встретишь «мустанговцев» (или мустангцев?), зато «реставраторов» хоть отбавляй. И еще тот факт, что в королевстве живет всего несколько тысяч человек, и окружают его высочайшие вершины мира, один Эверест чего стоит. Добраться туда можно только пешком – несколько дней пути через семь горных перевалов и глубоких ущелий, и еще речные переправы. Местные ламы охраняют тайну древнего манускрипта, в котором есть указание на приход Будды. И вот получается, что тупые европейцы, проделав весь этот путь, пытались навязать им свои представления о культуре…
