Текст книги "Гиль-гуль"
Автор книги: Елена Некрасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
18.30
Приближаемся к довольно крупному центру – г. Цучжоу (это не доезжая до Уханя 400 км). Через четыре часа нам предстоит пересадка на другой поезд. Пользуясь случаем, товарищ Хан предложил нам посещение деревни Шаошань, родины Мао Цзэ-дуна, но из-за позднего времени и значительного расстояния (27 км от станции), а также необходимости переправы через большую реку на пароме решили воздержаться, а время между поездами использовать для осмотра паровозоремонтного завода.
* * *
Завтра – первое сентября, Лена с Вероникой ведут детей в первый класс, все в сборах. Дети моих подруг напоминают мне их неудачные романы: у маленького Габика все чаще мелькает хитрая односторонняя ухмылка Миши Кациевского, а Катюха – вообще копия папочки, и главное – характер, ничего от Вероники. Мне скоро тридцать, вроде как пора заводить семью (что же еще делать в Израиле?). Страшно представить себя с детьми от своих бывших любовников, даже от тех двух-трех, кого вроде бы и любила. Еще хуже – и детей, и их самих, каждый день, рядом. На днях был день рождения у Катюхи, и, как обычно, вслед за Хармсом констатирую: дети – гадость! Почему-то все детские праздники, на которых мне довелось побывать, развивались по одному и тому же сценарию, несмотря на все усилия родителей-энтузиастов. Примерно через час от начала праздника дети-гости начинают ломать подарки именинника, потом закатывают истерики родителям, что тоже хотят быть именинниками. А игры-лотереи с призами за прочитанный стишок или отгаданную загадку их не волнуют, им подавай большущие коробки виновника торжества. Тогда детишек сажают за сладкий стол, и они жуют пирожные вместе с соплями. Одна семилетняя девочка, с виду ангел, завела трех мальчишек помладше в ванную и давай дергать их за письки, другая толстая девочка нашла торт для взрослых, с коньяком, и сожрала его. Ей стало плохо, она облевала новый диван. Я плохо помню свое детство, наверное, многие плохо помнят, потому что это довольно противно. Короче, мрак, и хватит о детях. Вчера мы с Мариком заезжали к его приятелю Максиму, который служит охранником могилы Самуила-пророка. Могила – на вершине высокой горы, самой высокой в окрестностях Иерусалима. Раньше я там никогда не была, потому что это уже арабские территории. Святое место евреев окружено арабскими деревнями, а сама гробница Самуила находится внутри большого запущенного здания, которое было построено в средние века крестоносцами и называлось церковью Святого Самуила. Во времена турецкого господства к ней пристроили мечеть, а потом в подвале евреи сделали синагогу. Поэтому сейчас в одном здании молятся евреи и арабы. Мы поднялись на крышу мечети, вид потрясающий, Иерусалим – как на ладони, видны все окрестности, даже Мертвое море и Тель-Авив. Возможно, у меня наметился очередной роман, хотя, казалось бы – почему Максим? Почему друг Марика? А Марик неделю назад сделал мне предложение, ответа не получил, но, кажется, думает, что я его невеста?! Похоже на то. Интеллигентный, умный, обаятельный. Предупредительный. Особенно в постели. Издал сборник стихов. А я решила соблазнить его друга. Даже не друга, так, приятеля, шомера с кевера (сторожа с могилы). Я давно не встречала таких больших и наглых мужчин, это возбуждает, даже его несуразные манеры. Он из Николаева, вроде был там женат, но уехал один. Главное, собиралась ведь не писать об интимном, но… не вычеркивать же теперь. Поэтому продолжаю. Он возбуждает меня (Марик – уже нет, к сожалению). Когда я смотрю на него, нервничает, сразу закуривает. Рассказывает дурацкий анекдот. В нем много настоящей, животной энергии, и он тоже воспринимает меня как самку, он не может быть равнодушным, светским. Когда на крыше я подошла и стала рядом с ним, он напрягся всем телом, когда положила руку на перила, невзначай коснувшись его руки, он отдернул ее и, бросив на меня какой-то безумный и растерянный взгляд, тут же спросил, когда наша с Марком свадьба. Я рассмеялась и оставила свой телефон. Никакой свадьбы. Позвони. Если хочешь. Конечно, хочет, мы оба хотим. Все это будет, разумеется, ненадолго, потому что влюбленность – это единственное состояние, в котором мне нравится пребывать. «И что же дальше?» – волнуются мои подруги. Да не важно, лишь бы не детские праздники. Кстати, хорошо, что он сидит на этой высокой горе, на территории, и живет где-то там неподалеку, на севере, кажется, в Рамот Эшколь. Не надо его никому показывать, они же сожрут меня после Марика (год с Мариком – уже почти семья). Позвонит? Надо было взять его телефон, подумает еще, что у меня квартира в Рехавии, я же не сказала, что снимаю… нет, не идиот же он. Так. Перечитала написанное. Все вышеизложенное смело можно назвать дневником б…ди.
Еще пару строк к вопросу о б…ди. Мое легкомысленное поведение можно объяснить не только первородным грехом (как это делает Ленка), но и астрологически. Старый каббалист и астролог рабби Ицхак Исраэль сказал мне примерно так: «Твоя душа в прошлой жизни полюбила одного человека, но сразу потеряла его. И в этой жизни она не успокоится, возможно, что и в следующей. Ты даже не представляешь, как тоскует твоя душа, и его тоже, но вы когда-нибудь встретитесь: такие души обычно находят друг друга, чтобы расстаться уже без сожаления». Во как. Оказывается, каббалисты верят в переселение душ, «гиль-гуль» это у них называется. Даже в моем простом русском имени старый мистик усмотрел нешуточную войну между буквами, а уж вместе с моими созвездиями, асцедентами, триадами-тетрадами и прочими лунными фокусами он распознал совершенно неуемную личность, падкую на приключения. Еще сказал, что на Востоке Дев всегда держали надежно запертыми в гаремах, потому что они вечно находятся в поиске новых ощущений. В организме моем тоже не все хорошо: правый глаз воюет с левой почкой, и что-то там еще. Зато баланс красоты и уродства во мне он счел очень гармоничным. На самом деле, я не иронизирую, но… слишком это сложно. Западный гороскоп прост, там написано, что Девы скромны и застенчивы, верные жены и лучшие хозяйки. Но Ицхак заверил меня, что это полная чушь, что астрология родилась не в Европе, а все западные астрологи – неучи и лентяи. Рабби Ицхак дружит с Евфанией, бывшей инокиней Елеонского монастыря, давней московской подругой моей мамы. Иногда я приезжаю к ней в Цфат и мы пьем чай с блинами и вареньями. Между несостоявшейся монахиней (ныне художницей) и подслеповатым рабби случилась нежная дружба.
Часть 2
ОСЕНЬ
Как все-таки смешно злится Абу Айман – то шумно втягивает носом воздух, то раздувает щеки. Да уж, двери мечети выглядят омерзительно, все в какой-то засохшей блевотине, причем намертво пристала, как цемент.
– Ты видишь, Абу Скандра?! Они разжевали свои вонючие пряники! Раньше они плевались только слюной, а теперь пряниками! – В его глазах слезы.
Как ребенок, ей-богу. Приходит сияющий, потом раздается взволнованный крик «бо, бо!» – удивляется, как в первый раз. Ну заплевали, обычное дело, надо вскипятить воду и отмыть уже эту дрянь…
– Нет, я обязательно подкараулю наглых пейсов, я сорву шляпы с их бестолковых голов. И растопчу! Давай сообщим о преступлении Ицику Дери, пусть приставляет к двери своих солдат, когда у этих всенощная! Ты понимаешь, Абу Скандра, ни один уважающий себя мусульманин не будет так мелко пакостить!
– Я думаю, это были не уважающие себя евреи, Абу Айман.
– Ты прав… Но ведь их тут очень много! Ты пойдешь со мной к рав сэрэну Ицику? Ты, конечно, еврей, но ведь ты на моей стороне?!
– И что? Он скажет, вызывайте полицию, при чем здесь Мингаль Эзрахи? Солдаты должны охранять только главные ворота[5]5
Управление внутренними войсками Израиля.
[Закрыть]. Он же терпеть нас не может… а тем более твою мечеть, потому что… короче, ты сам знаешь, как Ицик относится к гражданским.
Ха! Вчера арабы опять взорвали эту остановку на Гива Царфатит, поэтому Ицик сам бы с удовольствием подорвал вверенную ему мечеть…
– Ты прав, Абу Скандра, ты прав… Тогда давай расскажем Шимшону, чтобы он тоже приглядывал, и если что…
– Угости меня лучше кофе, а то курить уже очень хочется…
Магазинчик муэдзина – любимое место, а кофе вообще полный отпад, я так не умею.
– Знаешь, что однажды было?
Ага, он уже в норме. Начинает историю про замок, значит, минут на двадцать можно расслабиться.
– Это случилось накануне пятничной молитвы, в тот день я специально пришел пораньше…
Дальше последует красочно-неторопливый рассказ о том, как муэдзин не смог вставить ключ в замок, потому что в замке оказались спички, как собравшиеся у дверей арабы печально стали расстилать коврики для намаза прямо в коридоре, как, обливаясь потом и взывая к Аллаху, несчастный Абу Айман побежал в соседнюю деревню за ножовкой, и замок был срезан за несколько минут до начала молитвы…
Теперь двери украшает огромный замок с огромным отверстием – хоть целый коробок спичек туда заталкивай. Слова то клокочут в муэдзиновом горле, то льются, как по нотам, все в миноре, естественно… да, был бы я композитором. Ольга. Ярко-желтые сандалии, гладкая загорелая кожа. Глаза порочные. Синие. Я никогда ей не позвоню, потому что… хотя бы потому, что выбросил записку с телефоном. И не нашел. Дед Шимшон не дремлет, должен в будке сидеть, так нет, за бумажками охотится, разминает суставы… Что вообще происходит? Марик знакомит меня со своей девушкой, и она тут же дает мне понять, что не прочь… нет, я полный идиот! «Никакой свадьбы! Позвони, если хочешь…» – это же просто истерика, обычные бабские штучки, они поссорились, или она от него что-то хочет, или еще какая-то хрень… Богатая, холеная девочка. Невозможно красивая. Тут, значит, появляюсь я – страстный герой-любовник, отважный хранитель гробницы Самуила, с цветком пасифлоры в зубах… Возможно, она все еще злится на Марика (хотя сколько времени прошло? Ну да, больше двух недель), мы трахаемся, как изголодавшиеся коты (в лучшем случае! В худшем – она сразу меня посылает). Ну вот. Кстати – почему мы? Изголодавшийся кот – это я. Потом меня посылает Марик, потом, естественно, Димыч с Арсеном, потому что это и правда скотство…
– Абу Скандра! Абу Скандра! Ты что, заснул?! Тебя там зовет этот Лейба!
Тьфу, засиделся. Слава богу, пока никого. На мостике давно уже толпятся туристы, но до меня не дошли, смотрят раскопки. У гробницы – Лейба Абрамович, нервно расхаживает, что там опять? Ага, а вот и он, душераздирающий скрежет. Хая Шварц расталкивает туристов своей телегой. Заслышав знакомый лязг голых колес, Лейба вздрагивает всем телом и бросается ко мне. Он хочет мне что-то сообщить, но я-то сначала должен открыть гробницу…
Улыбка смерти. Похоже, у Хаи выпал последний нижний зуб. Зато сегодня у нее хорошее настроение.
– Ты опять не проветривал помещение?
– Ночью, уважаемая Хая?
– Но ведь ты уже час должен быть здесь, надо проветривать помещение, смотри у меня… – Никакой злобы в голосе.
Ставит тележку у моего стола, отвязывает свою амбарную книгу и, продолжая что-то ворчать, лезет в гробницу. В дверь заглядывает Лейба Абрамович: мол, иди скорее сюда.
– Слушай, Максим, эта сволочь нажаловалась на меня в Мисрад Датот[6]6
Министерство религии Израиля.
[Закрыть], теперь они присылают какую-то проверочную комиссию…
– Какую комиссию?! Она же душевнобольная, вы им сказали?
– Да им плевать! У нас же руководство недавно сменилось, вот она и воспользовалась, а потом пошло по инстанциям, короче, я думаю, надо в дурдом ее сдать, а то у меня уже было два инфаркта, только нужно, чтоб все подписались: Шимшон – за, офицер Ицик просто не хочет связываться, считает себя выше этого, хотя солдаты мне на нее всегда жалуются…
Говорит сбивчиво, полушепотом, то и дело поглядывая в сторону лестницы, но зря волнуется: Хая молится долго, часа три-четыре как минимум. Странно, что, работая десять лет начальником гробницы, Лейба не в курсе, что его ненавистная Хая живет в семье брата, и если тот до сих пор не сдал ее в Гиват Шауль… короче, сейчас придется его расстроить…
Хороший день. Спокойный. Мало посетителей, главное, никто не пытался пожрать в гробнице. Да, еще сегодня не было сумасшедших, кроме Хаи… Прикольные эти американские хасиды, такие все вежливые, наглаженные, книгу какую-то подарили, надо Лейбе будет отдать… Отличный обед у солдат. Что там было… рыба, красная капуста, спагетти с подливкой, хумус… что еще… квашеные баклажаны. Да, в советскую армию бы такую закуску, а то как вспомню этот ужас… Опять ветер в руинах. И главное, чем больше они раскапывают, тем громче становится звук… как будто котенок. Вообще-то я собирался кое-что записывать… но лень. Сегодня все равно ничего такого… Почему я все время представляю ее на берегу моря? Наверное, из-за цвета загара. Очень красивый золотистый цвет… Она раздвигает подо мной свои загорелые ноги, я вижу ее запрокинутое лицо, целую ее… там, а она вздрагивает, она очень страстная девочка… Так. Может быть, почистить миткан[7]7
Металлический ящик для поминальных свечей.
[Закрыть]? Завтра будет меньше дел…
– Привет, Макс, как дела?
– А, здорово! Рад тебя видеть… кофе хочешь?
– Ты как сейчас, свободен? Я вообще-то ненадолго, просто хотел поговорить.
– А… ну так… давай, курить будешь?
– Да нет, я же бросил… Слушай, я насчет Оли, ну, я приезжал с ней, помнишь?
– Ну да, помню, конечно… и что Оля?
– В общем, понимаешь, я сделал ей предложение, я говорил тебе, да? Ну вот… ладно, короче, мы с ней расстались, и… она сказала, что влюбилась. В тебя влюбилась, так что, понимаешь… я думаю…
– Стоп, Марик, успокойся. Я, конечно, понятия не имею, что там у вас произошло, но твоя девушка явно на тебя взъелась, за что-то она тебе мстит…
– Да ничего подобного! Она просто… просто она вот такая.
– Какая? Извини, конечно, за грубость, но это обычные бабские штучки. Влюбилась она в меня! Просто решила наговорить тебе гадостей. Ничего, скоро помиритесь…
– Ты не понимаешь… Ладно, не буду же я тебе все это… слушай, понимаешь, я женюсь.
– Как это?
– Она… мы с ней давно дружим, даже встречались одно время, но потом как-то… разбежались, ну и… она тоже в Гило живет, недалеко от меня, Лена Левина, кстати, может, я вас когда-то знакомил? Не помнишь?
– Абсолютно. Но поздравляю. Хотя неожиданно…
– Мда-а… Слушай, Макс, я все таки насчет Ольги, если она тебе нравится, то ты не думай, что я… короче… ты мог бы ей позвонить…
– Ну, спасибо за разрешение. Слушай, Марк, у тебя с головой все в порядке? Или ты уверен, что я ночей не сплю, так хочу трахнуть твою Олю? Или она так прекрасна в постели, что ты решил меня осчастливить?! Ты соображаешь, что ты несешь?!
– Ну извини, просто я подумал… ладно, не обижайся, я просто решил, что должен тебе это сказать, потому что… Ладно, я пойду… Ну пока, не обижайся.
– Я не обижаюсь. Давай, удачи тебе… и привет невесте!
Да. Я полный идиот. Может, окликнуть его и спросить телефон? В виде шутки… подарка ко дню рождения? Нет уж. И вот что забавно – никто и не вспомнит, что завтра у меня день рождения…
* * *
Сегодня гробница была открыта без моего участия. Боря (солдат) сказал мне, что среди ночи у центральных ворот территории появилась группа «святых людей», которые клялись, что я дал им ключи от гробницы. Это ложь, и это уже не в первый раз, но у солдат нет права их задерживать или применять силу. Внутри молилось два старика и несколько молодых. Спрашиваю: «Друзья, объясните мне, как вы сюда попали? Я не стану звать полицию и солдат, мне просто интересно – как, не имея ключа, вы отперли дверь и заперли ее изнутри?» Молчат и переглядываются, лица стариков угрюмые и суровые, на лицах молодых – хитрые улыбочки. Я несу ответственность за все, что происходит в гробнице, потому что она открыта для посетителей только в моем присутствии, так подразумевается, и я давно уже прошу всех своих «командиров» установить нормальные крепкие замки, но… А командиров у несчастного сторожа тут немало. Лейба Абрамович – в Мисрад Датот, офицер Ицик Дери – в Мингаль Эзрахи, есть еще дедушка Шимшон от Агнат а-Тева[8]8
Общество охраны природы.
[Закрыть]. Он не является моим непосредственным начальником, но ведет себя именно так и приказы разные отдает. Есть еще «командир» – сумасшедшая Хая Шварц.
Двадцать лет назад Хая Шварц увидела во сне пророка Самуила, и он повелел ей молиться на своей могиле. Возможно, он не имел в виду делать это каждый божий день, но Хая поняла именно так. С того памятного дня Хая стала активным посетителем могилы, она вникает во все мелочи, сует везде свой нос, она как секретарь профкома. У Хаи – железная хватка, и многие ее побаиваются. Она таскает за собой старую сумку на колесах, а в ней – неподъемная амбарная книга, в которой собраны номера всех израильских служб, от сторожей до министров. Резина на колесах давно истерлась, и они чудовищно скрежещут по каменным плитам, я думаю, даже пророка в гробу передергивает.
Первое время Хая пыталась заставить меня охранять свою телефонную книгу (пока она молится), уговорами и даже угрозами, но я выстоял, категорически заявив, что не могу взять на себя такую ответственность.
Если бы рав сэрэн Ицик Дери приставлял на ночь прямо к дверям гробницы своих солдат, было бы лучше всего, потому что, как правильно замечает дедушка Шимшон, нет в мире такого замка, который нельзя было бы открыть. Но майор Ицик не хочет отдавать глупые приказы. Мы, расхлябанные гражданские идиоты, действуем ему на нервы, а особенно раздражает его Абу Айман, местный муэдзин. Смешно, что именно Абу Айман все время норовит пожаловаться Ицику на евреев, оплевывающих двери его мечети.
Еще одна большая моя проблема – это еда. Ни табличками, ни выразительными запрещающими рисунками не удается победить тягу посетителей пронести в гробницу еду, чтобы выпить и закусить вместе с пророком. Когда еврей радуется, то для усиления радости он выпивает и закусывает – так они говорят, обильно проливая на пол гробницы кока-колу и яблочный сок, свои излюбленные напитки. Но я-то должен после их радости отмывать липкий пол, задерживаясь еще на час на работе. Главное, знают же, что гроб этот условный, что тело пророка глубоко под землей, на тридцатиметровой глубине как минимум, так гласит предание, да и есть ли тело – еще вопрос, никто ведь не проверял. Так какая разница, на каком расстоянии закусить – на расстоянии тридцати метров или тридцати пяти, во дворе. Во дворе, правда, есть тоже не разрешается, можно только у центральных ворот, за солдатским столом, но кому же это понравится? Лейба с Шимшоном страшно злятся, когда узнают, что по моему недосмотру кто-то проник внутрь с закуской. Сколько раз я предлагал Лейбе Абрамовичу (начальнику от Министерства религии) отвести где-то в сторонке место для трапезы религиозных людей. Ответ был таков: «Нет! Будет место – будет грязь. Сюда приходят молиться, а не жрать. Нет такой традиции – жрать на могиле». А традиция такая есть. Лейба изготовил штук двадцать табличек и одну огромную вывеску, и мы развесили их на всех подходах к гробнице, а также внутри – но результат неутешительный.
22.09.2004, среда. Сегодня, в день своего рождения, я начал вести «дневник кевера».
* * *
Воскресенье, 22 сентября 1957 года, Учан
Вчера мы посетили Восточное озеро. Местность чем-то напомнила мне наши Опухлики: видимо, я просто соскучился по родным местам. Множество мелких живописных островков с растущими на них соснами – вот, пожалуй, и все сходство. Это озеро – гордость провинции Хубэй, его постоянно благоустраивают, строят беседки, мостики, маленькие музеи и уверяют, что со временем оно превзойдет по красоте озеро Сиху. Вот что удивительно: впервые увидел белый лотос, до сих пор во всем Китае мне встречался лотос только нежно-розового цвета. На высоком пьедестале – памятник древнейшему художнику и поэту Цюй Юаню (кажется, IV век до н. э.). Он был к тому же министром при дворе императора. Народ очень любил Цюй Юаня, но императрица почему-то невзлюбила, пригласила на обед и притворилась потерявшей сознание. Когда же поэт стал оказывать ей помощь, она закричала и объявила сбежавшимся слугам, что он пытался совершить насилие. Император выгнал Цюй Юаня из дворца, тот не перенес позора и утопился. С тех пор каждую весну, 5 мая [9]9
Праздник лодок-драконов отмечается на пятый день пятого лунного месяца и приходится на конец мая – начало июня, однако для европейцев экскурсоводы упрощали информацию.
[Закрыть] , люди кормят рыб: бросают в воду зерна риса, чтобы рыбы не тревожили тело Цюй Юаня.
Вечером были на банкете по случаю сдачи домны № 1 на «китайской Магнитке» – строящемся Уханьском металлургическом комбинате. Полное окончание строительства планируется на лето будущего года (как и наш мост). Банкет начался с минуты молчания, которой присутствующие почтили память тов. Гриднева, заместителя начальника строительства, который умер от инфаркта неделю назад. В преддверии 1 октября, Дня образования КНР, а также готовящегося октябрьского пленума ЦК КПК, все силы были брошены на досрочную сдачу первой домны, люди работали без выходных, на пределе возможностей. Жара, перенапряжение – и вот печальный результат: Николая Ивановича в тяжелом состоянии отправили самолетом в Иркутск, где он и скончался. Говорят, перед смертью попросил привезти и положить ему на могилу слиток чугуна с будущей плавки.
Сегодня запланировано посещение местного театра, а до этого необходимо подготовить лекцию, с которой я должен выступать в пятницу. Тема – «Теория научной организации труда. Методика планирования и анализа».
* * *
Она помнит, как пахнет вон та деревянная штука… кусок декорации. Кажется, ствол Говорящего Дерева. Этот запах такой… как выдохшийся табак и как плесень… надо будет проверить потом. Еще красный паланкин, кажется, те лохмотья в углу он и есть… Забравшись в него, Сян-цзэ любила подсматривать за актерами, а они делали вид, что не замечают ее хитрости… Лапа дракона. Вот интересно, жив еще этот толстый художник, который разрешал ей подкрашивать дракона? Зачем перевезли этот хлам? Даже неприятно… все равно ведь им не пользуются. Да. Обычно вещи переживают людей, только не декорации…
Ужасное здание, просто дыра… какие-то рельсы в полу… Склад здесь был, что ли, все такое старое, эти балки прогнившие… Зал еще ничего. Старик такой же, поразительно… даже как будто и одежда… как кукла. Отряхнули, завели… Ей было лет шесть, когда отец привел ее сюда впервые, нет, не сюда, конечно… не важно. Она увидела хитрое усатое личико и усомнилась – живой? Слишком уж странный был вид – весь желтый и блестящий, с белыми острыми зубками, а уж наряд… В ту пору Сян-цзэ иногда садилась у окна своей комнаты и, обмахиваясь шелковым веером, нарочито тяжело вздыхала: она ждала, когда мама спросит, что ее опечалило. «Просто мне очень грустно, когда я думаю о бедных маленьких девочках, у которых нет таких прекрасных кукол, как у меня…» Она думала, что мама будет любить ее еще больше, если поймет, какая она добрая… Но она точно знала, что мир создан специально для нее: и мама, и этот большой дом, и день, и ночь, и папина работа, и старик Сяо Юй со своим театром, поэтому папа и дает ему деньги… да, она была самым счастливым человеком на свете, завидовать было некому, остальных можно было только жалеть… Маму, которой всегда нездоровилось. Папу, за то, что он был мужчиной и ходил в темном костюме. Всех взрослых вообще, потому что они старые. Других детей, потому что они другие… Этого не вернуть, никакая первая любовь, никакие изощренные плотские удовольствия не возвращают такого простого ощущения – мир существует для тебя… Здесь кое-где по углам и валяется это ее ощущение… Сказал, что поговорит с одним актером… а они там все уже собрались. Ясно, стоит только зацепиться… может, это на час. Надо было одной прийти… неудобно.
– У них началась репетиция? Интересно…
– Да нет, не совсем. Просто недавно умер один актер, а этот молодой, у него что-то там не выходит… вот, и Сяо Юй объясняет, как надо. Обещал, что ненадолго, но я не уверена… Мы можем уйти, а вернемся прямо к спектаклю…
– А мне как раз интересно. Такой подвижный старик, как на шарнирах. Ему же лет семьдесят, не меньше?
– Я думаю, сто уж точно есть…
– Вы серьезно?!
– Может, и больше… Когда отец переехал из Англии, в пятнадцатом году, у старика уже был театр в Ханькоу… Причем он выглядел так же, я видела фотографию. Он не меняется почему-то.
– Так может, он бессмертный? Тогда это чудо и нам надо обязательно это выяснить… вдруг он принимает какое-то зелье?
– Смеетесь… А я его с детства помню, хоть бы что ему… Он пишет какой-то трактат про театр, раньше писал, во всяком случае… в стихах.
– Тут и женщины играют, я смотрю… вон те две, они же актрисы?
– Ну да, так это уже не редкость, в Шанхае вообще есть женская труппа.
– А что это за театр, ну, жанр или как это называется…
– А… ну, общее название сицюй, музыкальная драма… а точнее, честно говоря, сама не знаю, тут же уйма этих стилей, в каждом театре что-то свое. Скорее всего, какая-то куньшанская традиция.
– Все смеются, интересно, что он там рассказывает?
– Хотите, ближе подойдем, раз вам интересно.
– А это удобно? Может, мы им помешаем?
– Ничего, просто будем тише разговаривать… Видите высокого актера в синей шапочке? Это над ним он подшучивает, изображает старичка… говорит, если трясти коленями и пускать слюни, выйдет очень похоже… говорит, что актер исполнял танец лучше, пока не проведал своих родителей… Ему надо танцевать плавно, но не по-старчески, быстро танцевать, но так, как будто он стоит на месте, и смотреть, не отрывая взгляда… не поняла, куда он должен смотреть… в вечность, наверное, куда ж еще… А, нет, там по сюжету дочь рассказывает старику, как она влюблена… да, и Сяо Юй говорит, это ее первый цветок, а у старика их было множество… этих цветов, и он в конце концов стал старым деревом, полусухим, но… даже на таком старом дереве весной всегда расцветают прекрасные свежие цветы, а не вялые и сгорбленные, вот… поэтому он должен быть легким и мягким в движениях, а не смертельно больным… так он к нам идет, что ли?
– А вот и твоя старая обезьяна! У-у-у! Помнишь, как меня дразнила? А это что за котище? Зачем он тебе нужен? Ты думаешь, что ты Инь? Одна видимость, малышка Фын, одна видимость! Ладно, все расскажешь старику, эй, Ли Юнь-цяо! Мою внучку видела? Юнь-цяо, быстро сделай чай! Смотри, какая красотка, вся в деда! Пошли-пошли, посмотрите мой дворец… Бр-р-р, сыро-то как! Изо всех щелей тут дует… чай, чай, чай! За мной!
– Пойдемте, Алексей Григорьевич, он пригласил нас выпить чаю.
– А я это понял, между прочим, чя-а! Правильно? О, первый раз получилось!
– Надо еще выше, голос тоньше в конце слога…
– Чь-а?!
– Да бросьте, пойдемте, я вас потом научу… А кстати, вы в каком году родились? Или это нескромный вопрос?
– Почему? В шестнадцатом.
– Н-нда… странно, а месяц?
– Пятого января.
– Тогда все правильно, вы – Кот, старик вас раскусил…
– Ой! А сколько сейчас? Мы же с Зориным договорились! Черт, в шесть часов на набережной, а уже половина…
– А зачем вы с ним договорились?
– То есть как? Вы же не возражали…
– Так… Ладно. Давайте тогда серьезно. Вы что, сватаете меня? Какой невинный взгляд. Вы не понимаете, да? Он садится со мной за столик в столовой, у меня и так плохой аппетит… лезет ко мне постоянно, какие-то книги выпрашивает… вчера статью из «Жэньминь жибао» попросил перевести. Оригинальный способ поухаживать за женщиной – подкинуть ей работу. Бесплатную причем. Ваш Зорин мне надоел. Театр ему понадобился… будет мне в ухо теперь дышать… а вы не в курсе, да? Алексей Григорьевич?
– Нет, ну я… Нет, я знаю, что вы ему нравитесь, но… я думал, если он так настаивает, я же не могу, понимаете, вдруг это обоюдно… и потом, если б он был женат…
– Ну да, он не женат, я не замужем – чем не пара?! Вы просто сводник какой-то… Вы бы полюбили Зорина, если бы были женщиной?
– Я?!
– А что? Ладно, я с ним уже поговорила… о своих чувствах, чтоб не надеялся. Вчера вечером, когда он ввалился ко мне со своей газетой. Честно говоря, не ожидала, что он такой… театрал. Хорошо, встречайте Зорина, а я пошла к старику… Тогда встретимся в зале!
– Да не пойду я его встречать.
– А сам он не найдет.
– Вот и хорошо…
* * *
Красота… да уж, работаю ради пейзажа. Где-то там живет девушка Оля… а я тут как хрен на горе. Надо купить новую палатку, вообще все достало уже, скорей бы отпуск. Димыч отпал, Резниковы пока не ясно… Да пошли они все, развлекать еще их детей сопливых… Лучше одному, хоть с кем-нибудь новым там познакомлюсь. Может, этой Маше позвонить? На хер. И этот мудак муэдзин совсем обнаглел – «я иду на похороны, а ты присматривай за мечетью», еще один начальник выискался… не понимает, когда с ним по-человечески. А это еще что за… что там за орущая толпа? А, черт, халакэ[10]10
Праздник по случаю исполнения мальчику из ортодоксальной семьи трех лет, когда ему впервые остригают волосы.
[Закрыть]! Нагадят же сейчас, уроды…
– Друзья, вносить еду и питье в здание синагоги запрещено! Видите вывески?
Мерзкая старуха. Хочет заткнуть меня своей лепешкой, сволочь… весь стол перемазала… Асур, асур! Так ей, назад. А это еще что за… ах ты ж пейс вонючий, хватать меня вздумал?!
– Аба! Посмотри! Это же тот самый шомер! Ты меня помнишь? Эйзэ схут еш леха![11]11
Повезло тебе! (ивр.).
[Закрыть] – Да перестанет меня трясти этот гад в вязанной кипе?! Я не могу перекрывать собой вход в гробницу, когда кривозубый маньяк гладит меня потными руками!
– Нельзя, асур, говорю вам! Спуститесь вниз, к воротам, солдаты дадут вам стол!
– Да мы только на минуточку! Угощайся, это все кошерное, у нас тут халакэ… Аль тидаг![12]12
Не беспокойся! (ивр.).
[Закрыть]
Длинноволосый пацан орет благим матом, зеленые сопли текут прямо в рот. Чтобы успокоить, мужеподобная тетка пытается в него что-то влить. А, черт, разлила. Лимонный напиток, липкая дрянь. Прорвались в гробницу. Теперь ужас – начнут остригать его патлы, выметай потом из щелей… потом все изгадят. Позвать майора? Да ему все по фиг. Солдаты – уроды, они не должны были пропускать их с едой, ведь ящик колы мимо них протащили… на мой стол еще навалили пряников каких-то… пакость. А конфеты! Вон уже сколько раздавлено! Да, синагогу придется отмывать капитально… и главное, под конец дня такое дерьмо мне устроили… знал бы, вообще все тут позакрывал…
– А-а-а-ы-ы-ы-аые-ыо-о…
О господи, Габи еще не хватало, почему сегодня одни сумасшедшие? Давно ведь не появлялся. А, ну да, грыжу ему вырезали. Нажил грыжу на молитве, а выть не перестал… Да где же мой чайник, что за уродство? Как же все меня заебали…
– Привет, Максим. Там под деревом воет какой-то человек… Ты меня не узнал?
– Да нет, я узнал… я просто… Это Габи поет псалмы… он немного не в себе, но ты не бойся, вообще он спокойный. М-м-мда. А ты… какими судьбами?
– Я надеялась, что ты мне позвонишь…
– Я хотел позвонить, но, понимаешь, я случайно потерял твой телефон… вот.
– Понятно… я почему-то так и думала. Слушай, у тебя есть что-нибудь попить? Холодное?
– Ну да, вода есть в холодильнике… я сейчас…
– Абу Скандра! Абу Скандра! Я уже пришел! Смотри, что тебе принес Абу Айман!
