Текст книги "Кружева лабиринта"
Автор книги: Елена Малахова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
В субботу я встал сам не свой и полдня ходил по двору, не решаясь зайти к Ньюману. Я трусил перед тем, что обещала нам судьба за необоснованную самоуверенность. Но всё же ближе к обеду я набрался смелости прийти к Джону. Весь дрожа от страха, что моё предчувствие воплотится в реальность, я постучал в дверь. У меня камень с души упал, когда открыл мне Генри, а за его спиной появился Джон. Я спросил их, реализовали ли они задуманное. Генри ответил, что им помешал отец Джона, неожиданно приехав за город на охоту. Я старался убедить Генри, что небо послало им знак, и стоит оставить опасную затею. Они ничего не ответили, лишь посмеявшись надо мной, захлопнули дверь.
На следующей неделе во вторник Джон и Генри не пришли на занятия. Меня мучили предположения, причём кошмарные, и на следующий день учеников известили, что Генри Фолд найден мёртвым на кладбище. Всё списали на самоубийство, поскольку в крови была обнаружена лошадиная доза сильнодействующих веществ, и дело закрыли. Джон вернулся к занятиям только через неделю. Я знал, что именно он убил Генри. О том я прямо спросил его, стоя один-на-один во дворе школы. Джон заявил, что нас больше не связывает дружба, и он не намерен давать отчёта перед трусливым псом. Хоть он и держался со мной холодно, я приметил, что Джона одолевали злость и подавленность. Я относился к Генри, как к брату и испытал глубочайшее потрясение после его смерти. Разумеется, я винил и виню во всём Джона. Он должен был остановиться и остановить Генри! С тех пор мы стали кровными врагами, а проходя мимо, испепеляли друг друга презрением. Но это был далеко не предел. Через несколько лет случилось нечто, что изменило в конец наши терновые пути…
Мы влюбились в одну и ту же девочку – самую красивую и прекрасную Ариэль Хьюстон, которая училась вместе с Джоном. Она никогда не замечала его, а он усердно навязывал ей своё внимание, приглашал в театр, оперу, но Ариэль отказывала ему. Она встречалась со мной, и Ньюман знал об этом. Часто мы бродили вместе по вечерам в парке, когда живописный закат во всю терзал небо, и наслаждались неизмеримым счастьем; сбегали с занятий, чтобы побыть наедине и разделяли обед в столовой. Я существовал благодаря дыханию Ариэль, жил светом её чудесной улыбки. В ней было столько нежности и бескорыстного добра! Она любила поэзию, видела в ней нескончаемое вдохновение. Я с каждым днем влюблялся в неё всё сильнее, а тем временем судьба уже взвела курок над моим виском.
После школы я всегда возвращался одинаковым путем. У Джона было много сторонников, таких же алчных до жестокости головорезов, как он сам. Они вооружились железными арматурами и подкараулили меня на той самой тропинке. На мне в буквальном смысле не было лица: нос сломан, заплывшие глаза ничего не видели, как у слепого, и вдобавок к ребрам нельзя было прикоснуться. Когда я пришел домой, захлебываясь кровью – сразу бросился умываться, чтобы скрыть досадный инцидент от родителей. Они жили в бедности, не им было тягаться с влиятельной семьёй Ньюман. Отец Джона был банкир, а мать – известная актриса, дающая концерты в Лондоне, Манчестере, Хэмстеде. С того дня, как Ариэль узрела моё обезображенное лицо, она постоянно плакала и, видя как я страдаю, чувствовала себя главной причиной моих несчастий. Я переживал за неё и решил не встречаться до тех пор, пока лицо не заимеет божеский вид. Те три недели я провел как в аду, понимая, что она ходит где-то по улицам Брайтона: беззащитная, одинокая, а мерзкий Джон Ньюман вертится вокруг неё волчком. Наконец, отёк спал, остались ссадины и сломанный нос. Я написал Ариэль письмо, назначая встречу.
Стоял жаркий летний день. Она пришла испуганная, исхудавшая, ужасно бледная, сразу бросилась ко мне на шею и рассказывала, что с ней случилось. Ньюман позвал её на очередную прогулку; она проявила непреклонность и отказала ему. Тогда он подкараулил её возле школы и обесчестил на глазах тех пяти подонков, с которыми постоянно ходил вместе. А в конце, после того, как помог ей одеться, извинился за свое поведение, объясняя агрессию уверенностью, что я и Ариэль давно имеем близкие отношения. Я тогда вышел из себя, потерял самообладание, и даже слышать не хотел, как Ариэль кричала остановиться и всё забыть. Как я мог забыть?! Ненависть отравила во мне душу и всякую способность к добру, страху или осознанности действий. Не думал, что моя горячность и поспешность решений сделают только хуже…
Я вернулся домой, зная, что у отца в шкафу стояло ружье. Зарядив его и прикрыв полотенцем, я кинулся на улицу. Смутно помню, как добрался к дому Адама Ньюмана и позвонил в дверь. У меня зуб на зуб не попадал от исступленной злости. Дверь открыл Джон, насмехаясь всем своим видом. Я не стал ни о чем спрашивать, скинул полотенце и направил на него ружье. Впервые мои руки не дрожали под тяжестью оружия. Он рассмеялся своим дьявольским смехом, а я выстрелил, но, к сожалению, попал в окно: кто-то выбил ружье из моих рук. Это был отец Джона. Меня схватили и отвезли в тюрьму, где я провел три года.
Мистер Дилан остановился, в отчаянии роняя голову на руку. Преклонность лет развязала ему язык; он, как и многие в этом возрасте, заболтался, поздно осознав, что, сам того не желая, преподнес мне истину, которую знает не всякий. Он выпрямился, посерьезнел и неестественно рассмеялся.
– Вот чушь! Ловко я вас напугал. Я работаю над романом, пишу иногда. По-вашему, сюжет достоин обнародования?
Сидя без движений, я изредка моргала. Справиться с нахлынувшими эмоциями было сложно. Но также я давала себе отчёт, что близка к правде, к расхищению давней тайны Ситтингборна, и замешкаться в минуту откровения Боби Дилана было никак нельзя.
Я тоже рассмеялась каким-то скрипучим надсадным смехом.
– Да уж. Сводка криминальной хроники просто… И чем вы планируете закончить роман?
– Наверно, какой-нибудь банальностью, весьма далекой от реальности. Поймите, мир представляет собой не сады рая, где благоухают цветы, а птицы громко поют лирику. Мир – это помойка искалеченных душ, где каждая новая жизнь, смердящая пошлостью, лишь ловушка, способная выпустить зло, заключенное в человеке, на полную свободу.
Я нахмурилась.
– Вы говорите страшные вещи, мистер Дилан.
– Нет, милочка, я старше тебя и всего лишь стремлюсь раскрыть твои наивные глаза. Чтобы ты не питала пустых надежд в отношении доброты и счастья. Человек – ошибка небесных сил, и небо узрело свою ошибку. Запомни, мы посланы на землю, не чтобы пребывать в достатке и пировать – мы изгнаны, чтобы здесь мучиться до искончания веков!
Я поглядела на мистера Дилана. Его лицо исказилось ненавистью. Он часто дышал, а его щеки налились кровью. Хоть я по-прежнему была шокирована любовной историей, но мне хватило мужества, чтобы взять контроль над ситуацией.
– Предлагаю заключить пари, мистер Дилан.
– Какое ещё пари?
– Пари на выигрыш. Если обыграю вас в шахматы – вы расскажите до конца историю с Ариэль. В противном случае, я буду носить вам каждый день обеды из кафе «Плюмаж».
Мистер Дилан улыбнулся уголками рта.
– А вы умеете торговаться, мисс Чандлер. Согласен.
Мы углубились в партию. Изначально я видела ход, который ускользнул от мистера Дилана и который принёс бы мне мгновенную победу. Он почесал голову прежде, чем совершил ошибочную рокировку, а за ней его ждал провал.
– Шах и мат, мистер Дилан, – торжественно произнесла я.
Недолгое время он недоуменно скользил взором по доске, соображая, как это вышло.
– Не верю, что проиграл сопле из средней школы, – промямлил он.
Я ликовала, ожидая продолжение истории. Но в дверь постучали, и заглянул директор Хопс.
– Мисс Чандлер, собирайтесь, мы покидаем приют, – сказал он и радушно улыбнулся старику. – Как провели время, мистер Дилан?
Боби растянул рот от уха до уха.
– Компания мисс Чандлер меня развлекла. Благодарю. Такие дни необходимы нам.
– Тогда ждите нас в скором времени, – пообещал Хопс. – Благотворительность на пользу не только подопечным приюта, но и самим ученикам.
– Абсолютная правда!
Когда директор вышел, Боби Дилан встал и отвесил деликатный поклон головой.
– Партия сыграна блестяще. Млею от мысли взять реванш!
– А я получить свой выигрыш, – с улыбкой дополнила я. – Навряд ли нас снова отправят сюда в ближайшие дни, а родственников сюда пускают редко. Я не знаю, как пробиться к вам, чтобы услышать конец истории?
– Можете смело называться моей крестницей, например. Ко мне никто не приходит.
Он изобразил улыбку; в ней не было ничего, кроме яда грусти. Я ушла, тихонько закрывая дверь и размышляя над тем, кто оплачивает нахождение старика Боби в приюте, если у него нет родственников? Тоска, уничтожающая мистера Дилана, передалась и мне, а любопытство нахлынуло с новой силой. Что же было дальше с Джоном Ньюманом, Ариэль и Боби?…
Я уже собиралась направиться к лестнице, как за моей спиной раздалось противное шарканье тапок по кафелю. Обернувшись, я на секунду опешила от такой неожиданной встречи. Шумно передвигая ноги, в синем халате в белую полоску шёл упитанный краснощекий мужчина, весьма далёкий от возраста стариков, живущих здесь. Блистая залысиной, он пыхтел, как разгоняющийся паровоз.
– Мистер Вупер! – воскликнула я.
Продавец зоомагазина замер. На багрянце его лоснящихся щек проступили белые пятна, а руки, держащие тарелку с супом, едва не выпустили её на пол от испуга, явно отраженного на лице. Не успела я кинуться к нему, как он уже вбежал в тридцатую комнату и захлопнул дверь, придерживая её с внутренней стороны.
– Мистер Вупер! – кричала я, дергая дверную ручку, но она не поддавалась.
– Вы меня с кем-то перепутали, леди! – прогремел ответ за дверью. – Я Чарли Квот.
– Мистер Вупер, откройте дверь, я всего лишь задам один вопрос!
– Проваливай тебе говорят!
Я принялась колотить в дверь так громко, что из других комнат стали выглядывать озабоченные лица стариков.
– Дядя не хочет открывать, – пояснила я, глуповато улыбаясь. Они мотали головой в знак понимания и снова скрывались в своих пристанищах.
Внезапно дверь распахнулась, мистер Вупер схватил меня за грудки упитанной рукой и одним движением затащил в комнату, следом закрывая дверь.
– Что тебе надо? Кто ты такая? Почему преследуешь меня?
Мне было сложно дышать. Его толстые пальцы стягивали манжеты рубашки, и он приподнимал меня выше до тех пор, пока пальцы моих ног не оторвались от пола. Его обезумевшие глаза впивались ножами в мои перепуганные.
– Мне трудно говорить, – прохрипела я.
Он ослабил хватку, и я закашлялась.
– Кто ты такая, чёрт побери!? Я выполнил все его условия, зачем он прислал тебя?
– Он хотел узнать поподробнее о породах кошек, – импровизировала я, до конца не сознавая, куда выведет меня вранье.
– И что именно?
Мистер Вупер выпустил меня из тисков и немного отошёл. В близости его массивных форм мне будто бы, как и раньше, не хватало воздуха и света.
– Ну, ему необходимы коты персидских и шотландских пород. Те, остальные для еды не пригодны – как никак, мясо суховато. И еще он уточняет, когда надо забирать их и откуда?
У мистера Вупера не дрогнул ни один мускул, но он заметно испугался.
– Для какой ещё еды? Ты лживая малявка! – он подлетел ко мне вплотную, вытаращив гневные глаза. – Сейчас же говори, откуда знаешь о письме?
Я молчала, и тогда он грубо схватил меня плечо.
– Ну?! Ты вынуждаешь меня прибегнуть к силе, сопля!
– Я случайно его нашла в своём почтовом ящике. Сэр, почему вы скрываетесь? И кто вас преследует?
Мистер Вупер отпрянул, достал из кармана платок и провел им по блестящей голове, принимаясь расхаживать вдоль стены взад-вперёд.
– Нет, я не хочу… Не хочу пойти на корм собакам! Дэвида больше нет… Я следующий! Ты не понимаешь, что теперь будет! – в порыве отчаянного страха он схватился за голову. – Надо бежать, куда-то бежать…. Он найдёт меня! Нет, я так легко не сдамся!
Не успела я сказать и слова, как мистер Вупер выскочил из комнаты и побежал по коридору. Я пустилась за ним и на лестнице случайно наткнулась на Стейси, а мистер Вупер, не теряя времени, растворился в толпе учеников, обсуждающих что-то между собой.
– Смотри куда несешься, Чандлер! – возмутилась Стейси.
– Прости!
– И где ты пропадала, интересно знать?
– В туалете, что тут непонятного.
Стейси закусила язык и продолжила спускаться вниз по ступеням. Я обогнала её и на площадке перед лестницей осмотрелась, ища глазами силуэт мистера Вупера: от него не осталось и следа. Стоял неразборчивый гул двадцати голосов у дверей, а за стойкой вестибюля управляющая приюта вежливо ворковала с мистером Хопсом. Опираясь внушительными локтями и свободно скрестив ноги, директор улыбался и рассказывал нечто потешное, поскольку миссис Мезбит то и дело почёсывала за ухом, издавая визгливое хихиканье. Тревога отпустила меня, когда я с улыбкой поглядела, как мистер Хопс пускается во всевозможные методы обольщения. Не сложно предугадать, каким активным ухажером он был лет пятнадцать назад. А сейчас ему, как вдовцу, определённо не хватало второй половины в жизни.
Смирившись, что упустила мистера Вупера, я не стала ждать остальных и незаметно ускользнула из приюта. Погода менялась в худшую сторону. Мелкие брызги сыпались с неба на лицо, и я одела капюшон куртки. Во дворе приюта слонялись две одинокие старушки. Я прошла за ворота и увидела на обочине Лео. Мотор вездехода притих, а фары светились едва различимым светлым кругом. Он тоже заметил меня и снял шлем, а сквозь бархатную кожу его лица просочилась растерянность.
– Как ты меня нашёл? – изумилась я.
Он помедлил с ответом. Позади раздавались шаги одноклассников, их возбуждённые голоса. Они впивались в меня мимолетным взглядом и равнодушно обходили.
В толпе мелькнула Молли. Никого не видя перед собой, она пронеслась мимо меня и подошла к Лео, забирая из его руки шлем. Лео виновато воззрел на моё лицо, и его белой кожи коснулся лёгкий румянец.
Я обомлела. Лео приехал не за мной, а за Молли.
8
Вплоть до позднего вечера я провела взаперти мансарды на кровати, сдабривая подушку слезами. День померк для меня.
«Когда теряешь навсегда сокровенное, принадлежащее одной тебе – в сердце меркнет свет. И разжечь его снова подвластно лишь свету того же огня» – эти проницательные слова Лео болью ложились в сознании. Нас ничего не объединяло, и в то же время объединяло нечто, невидимое глазу: святость понятий и влечение душ. Казалось бы, мы беседовали на одном языке, улавливая голос молчания; на деле то явилось фантазией. Мне было больно думать, что он обманул, предал нашу дружбу. Теперь у меня не осталось друзей: отец отдалился, Эшли предпочла компанию Молли, а Торнадо сбежал. Я искала его возле дома, во дворе, но нигде не нашла. Меня сжигали одиночество и понимание, что отныне жизнь будет стелиться чёрной дымкой дней, похожих, как две капли воды. Мне оставалось только листать книгу Лео и вспоминать поэтичность его рассказа об ученом, который и для меня стал родным лишь потому, что Лео гордился им.
Я встала за книгой, оставленной на полке. Её золотистый переплет сверкал среди красных и синих корешков, утешая одним блеском тесьмы. Потянувшись к полке, я услышала стук по стеклу. В незавешенном окне с короткой тюлью виднелись привычные сумрачные виды. Я пожала плечами, взяла книгу и, услышав повторный стук, подошла к окну. Внизу находился Терри. Он подбирал с тротуара мелкие камешки, после чего бросал их в окна второго этажа моего дома и пристально всматривался в стекла.
Я открыла форточку. Его внимательное лицо озарилось улыбкой.
– Спускайся, Рапунцель99
Персонаж сказки о девушке с длинными волосами, записанной братьями Гримм.
[Закрыть], за тобой долг чести!
Я обрадовалась появлению Терри, и на душе мгновенно отлегло. Наверно, было бы забавно наблюдать со стороны, как я сбегаю вниз, перескакивая по две ступени, и одеваюсь на ходу. Терри был послан мне небом, чтобы избавить от разрушающих страданий по Лео. Он встретил меня у двери приветливой улыбкой, которая исчезла сразу, как он заподозрил во мне неладное.
– Ты плакала, что случилось?!
Воцарилась пауза. Выбегая к нему, я забыла, что лицо выглядело страдальчески, красным и слегка опухшим от слёз.
– Я не хочу об этом говорить, – промямлила я.
– Хорошо. Не очень-то и хотелось! Надеюсь, ты не влюбилась в кого-то, кроме меня?
Невольный смех вырвался из моей груди.
– А если я и в тебя не влюбилась?
– Тогда ты обрекаешь меня на каторжные труды, чтобы исправить эту оплошность.
Мы обменялись улыбками и тихим шагом пустились по мокрым улочкам. Дождь выплеснул всю накопленную горечь, и небосвод разразился розово-синими тонами.
Терри не замолкал ни на миг. Мне показалось, он намеренно увлекал мои мысли подальше от причин грусти, и ему ни раз удавалось меня рассмешить. Пересекая Этли-уэй, Терри зашёл в кафе и снабдил нас горячими хот-догами. Мы ели их дорогой и улавливали на себе насмешливые взгляды пешеходов, когда капли соуса срывались на землю или одежду. Терри заботливо доставал платок и помогал мне оттереть пятно на куртке. Мы громко смеялись, а его тёмные глаза, светящиеся уверенностью, не покидали моего лица. Движение по Этли-уэй было небольшим; тем не менее автомобили, проскальзывающие по дороге, не оставляли нас надолго одних. Терри говорил, что никогда не сядет за руль, называя машину самым неприметным видом самоубийства. Он бесцеремонно рассуждал о времени, когда в полиции занимались не раскладыванием пасьянса, а боролись с преступностью, и злобно порицал Джошуа Клифтона, называя его не ищейкой, а кривым псом, у которого давно пропал нюх на развязку криминальных авантюр. Он обрывисто смеялся над его уровнем, недостойным для службы в полиции, и над тем, что убийца сына почтальона до сих пор не найден; хотя я не видела в его словах и малой доли смешного. Также он высмеивал людей, гребущих деньги лопатой и дрожащих, как желе в пластиковых стаканчиках, от неизбежности загреметь за решётку, и с отвращением крестил общество хульными словами за бездействие. Он утверждал, что с момента XIX века прогресс остановился, и при таких современных мощах научные продвижения не стоят и гроша ломаного.
– Не могу ни возразить, Терри! Планета не стоит на месте.
– Да, она не стоит… – ненавистно буркнул он, – крутится себе вокруг собственной оси, сменяя бесполезные дни пустых людей. И всё тут. Вместо того, чтобы избавить мир от причин бесследного уничтожения, они изучают давно изученное, цитируя Джеймса Джоуля1010
Английский физик (1818 – 1889 гг.), обосновавший на опытах закон сохранения энергии. Установил закон, определяющий тепловое действие электрического тока. Вычислил скорость движения молекул газа и установил её зависимость от температуры.
[Закрыть], Сен-Жермена1111
Граф Сен-Жермен – общественный деятель эпохи Просвещения, путешественник, алхимик и оккультист. Занимался «улучшением» бриллиантов, алхимическим получением золота.
[Закрыть] и прочих.
– Возможно, для продвижения им не хватает инвестиций.
– Этого дерьма у них предостаточно! Только они заняты не тем, для чего им судьба даровала способность соображать лучше других. Я разрабатываю программы для компьютера и насмотрелся вдоволь на толстосумов с мелкими потребностями.
– Хочешь сказать, ты бы поступал иначе, будь на их месте?
– Да. Не сомневайся.
Я не поверила Терри. Его щеки алели, как закат, а голос звучал ниже и возвышенней. Минуты, проведённые рядом с ним, зарисовали образ Лео в сознании тусклыми красками забвения. Мы возвращались по Сатис-авеню в то время, когда город одевался в сумерки, а небо – в первые звезды. Вокруг особняка вращалось безмолвие. Белый туман расползался по земле, таинственно кутая его холодной пеленой. Ветер лёгким шелестом листвы и скрипом дерева, доносящимся из пустынного двора Ньюмана, завлекал меня к дому.
Терри замолчал и остановился, внезапно взяв мою руку. Я тоже остановилась. Обновленная луна рассеивала мрак с его продолговатого лица, покрытого темной щетиной. Его алчные глаза вспыхнули огнём.
– Мне нравится делить с тобой время, – волнующе сказал он, – нравится твоя смелость, и нравится интерес, с которым ты смотришь на этот дом.
– Почему?
– В этот момент мне кажется, ты создана для меня.
Он смело потянулся к моим губам, а у меня забилось сердце. Я никак не могла взять в толк, хочу ли, чтобы Терри подарил мне жар своего поцелуя. Я стала с тревогой думать, какие чувства испытываю, когда этот уверенный в себе, твёрдый и решительный Терренс Клиффорд, превосходящий меня по возрасту чуть ли не на десять лет, старается внести в наши свидания дух взрослых интриг. Но я не могла найти искомый ключ на те вопросы. Передо мной таилась стена, через которую нельзя увидеть, что соединило нас с Терри: таких разных и абсолютно не похожих в интересах. Хотя та искусная манера Терри преподносить философию своих мыслей в облаке красивых фраз очень интриговала. Я увлекалась им, но не настолько, чтобы предаваться безумию в полном спокойствии моих душевных струн.
Пока я размышляла, уже независимо от наших желаний первый поцелуй с Терри нарек себе провал: из кромешной темноты улицы зарычал мотор, зажглись яркие фары, и я поняла, что это был Лео. С неимоверной силой он жал на рукоятку, и под этим натиском колеса стирали на асфальте шины в дыму выхлопных газов. Вездеход вырвался вперёд и вскоре затерялся на безлюдном горизонте Сатис-авеню, провожаемый нашими растерянными взглядами.
– Мне пора идти домой, – заявила я, освобождая свои руки из рук Терри.
Он ответил случайной улыбкой, и с отчужденностью незнакомцев мы побрели от особняка к 69-ому дому. Мою душу снова изводила боль, и желание говорить, с кем бы то ни было, пропало. По той причине с Терри я попрощалась очень холодно, без лишних прелюдий и благодарностей, и он ушел поникшим, хоть и держался, чтобы не показать этого.
Не обнаружив верхней одежды и ботинок отца в прихожей, я догадалась, что он ещё не вернулся домой. Время стояло позднее. Меня одолели переживания, где он мог задержаться. Я гнала от себя дурные мысли, но избавиться от страха, что папа остался ночевать у Лоры, было довольно сложно. Я приготовила ему на ужин Пасту, которую так любила мама, и немного позанималась в комнате. Я смотрела в учебник, а буквы становились прозрачными – напряжение не позволяло им слиться в очевидные слова. Мне не давала покоя картина, когда разозленный Лео устремился вдаль, обрывая нити тишины громким свистом колёс. Я долго прокручивала её в памяти, пока не услышала шум внизу.
Полагая, что возвратился отец, я радостно спустилась вниз. Первый этаж притих в полуночном свете торшера в гостиной, и оставался пустынным, как и второй. Я пошла на кухню и огляделась. После тщетных поисков взгляд упал на окно, где в отсвете зажженной кухонной люстры торчали маленькие ушки Торнадо. Вцепившись лапами в крашенное дерево, он висел на подоконнике, стараясь на него вскарабкаться. Я приподняла стекло и впустила его. С детской шаловливостью он тёрся о мои пальцы и ласково мяукал. Я насыпала ему корма, но он, сверкая тёмными зрачками с монету, не притронулся к нему, а лишь подпрыгивал выше стола, словно его укусила бешенная собака. Когда постучали в дверь, он бросился впереди меня, а я, восторженно поторапливаясь за ним, подумала, что папа забыл ключи.
Но на пороге стоял Клерк Митч.
– Доброго вечерочка! Как дела, Кэт?
– Отлично, заходите. Папа вот-вот должен прийти.
– Я как раз пришёл сказать на этот счёт. Мистер Чандлер просил передать, что не придет ночевать домой. У него какой-то экстренный случай в больнице, и он останется там. Он поручил мне передать его строгий приказ, чтобы вы ночевали в наших апартаментах.
– Почему он не позвонил домой?
– Он долго звонил, но трубку никто не поднимал. Говорю же, дело экстренное! Он больше не стал терять времени даром и позвонил нам. Собирайтесь, леди, миссис Митч уже приготовила вам спальное место.
– Спасибо, сэр, но я останусь дома.
– Но…
– Мистер Митч, я хорошенько запру двери, со мной ничего не случится!
Клерк продемонстрировал свои убитые табаком зубы.
– Ох и горячая ты штучка, Кэт! Не характер – а вулканическая магма. Ладно, только помни о методах защиты и не приводи больше одного парня. А то Авраама удар хватит!
Мой суровый взгляд дал понять дворнику, что его шутки переходят существующие рамки.
– Ладно, развлекайся, дитя моё! Если что – ты знаешь, где нас найти.
Закрыв дверь, я поднялась в спальню, озадаченная случаем. Впервые отец оставил меня совершенно одну, причём в тот день, когда готова была пасть к его ногам, слёзно просить прощения и согласиться на его любовную связь с Лорой или любой другой женщиной, лишь бы мы снова обнялись, и он как раньше назвал меня своим ангелом, нечаянно упавшим с небес. Но реальность, словно кривые зеркала, всегда коверкала отражение мирных фантазий, превращая их в безликие уродства.
