Текст книги "Обреченная быть счастливой (СИ)"

Автор книги: Елена Липкан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Я все видела, мои глаза были распахнуты, лица людей сменялись со сверхзвуковой скоростью. Вот я уже в скорой, вой сирены становился, казалось все громче, а мои бедные барабанные перепонки сейчас просто взорвутся.

– Выключите, немедленно выключите, или я сойду с ума, – пыталась кричать я, но мои губы не хотелись повиноваться.

Меня несут по коридору, лампочки на потолках слились в огни, словно я быстро ехала по ночному городу.

Как хочется спать! Я только на секунду закрою глаза, и все будет хорошо.

– Мы теряем ее!

Что случилось? Стоило мне всего лишь закрыть глаза, и они уже кого-то потеряли.

– Полная остановка сердца.

Да что ж это такое?

– Делайте искусственное дыхание!

Я чувствовала себя прекрасно, я же говорила, что сон сделает свое дело. Но тогда над кем это столпились врачи? И вдруг я вспомнила, что меня ранили, тогда почему я тут?

Со страхом, который каменной перчаткой сжал мое сердце, я подошла к кровати. Что это? Я не могла поверить, там лежала я, тогда как же могу быть и там, и тут?

– Разряд! – услышала я окрик врача.

Ток прошел через мое тело, вернее той, которая лежала на операционном столе. Грудь опустилась и опала.

– Еще!

– Кто-нибудь объясните, что все это означает? – в отчаянии закричала я, но никто не обратил на меня ни малейшего внимания.

Я кричала, захлебываясь собственными слезами, но никто так и не ответил, тогда я хотела встряхнуть врача, который был ближе ко мне, но моя рука прошла сквозь его тело.

Что это, разве такое возможно? Неужели я умерла? Этого не может быть! Или может? Может сейчас, когда мое, покрытое шрамами сердце, остановилось, наконец, навсегда прекратятся мои мучения? Может это и есть то, что я хотела: спокойно умереть и больше не чувствовать пустоты в душе. Да, так будет лучше! Пусть мое сердце больше не разрывается от боли, когда твой ребенок умирает. Пускай оно остановится и отчаяние от разочарования в любви не терзает его больше. Пусть оно перестанет замирать при взгляде на любимого человека, который никогда не ответит на мои чувства. Пусть, пусть, пусть! Я не буду бороться за жизнь, меня в ней ничего не ждет.

Где я? В одно мгновенье я оказалась в детском садике. Тори рыдала, не понимая, почему мама не приходит за ней, а воспитательница в нетерпении переминалась с ноги на ногу.

Стоп! Как же я могла забыть о самом чудесном и дорогом создании в моей жизни. Тори – моя доченька, мой светлый лучик солнышка. Как же…как же я могла забыть?

Какой трепет меня охватил, когда медсестра вложила в мои руки драгоценный сверточек. Как же я могла не вспомнить, как это самое сердце, которое сейчас не хотелось биться, пело от любви к розовощекой малышке, подарившей мне самые сладкие воспоминания, да и, наверное, смысл жизни!

Куда же Тори бежит? Я раскрыла свои объятия к доченьке, но она промчалась мимо и я увидела ее в объятьях Жарова. Тори вцепилась в него как в спасательный круг, она все время плакала, взахлеб рассказывая, что мама так и не забрала ее. А Федя всего несколькими словами как по мановению волшебной палочки легко смог остановить нескончаемый поток слез, ласково вытерев их рукой. Как он там оказался?

Кстати, это еще один человек, который заставлял мое сердце учащенно биться лишь от одного его голоса. Да, как же коротка моя память, вмиг затмившая прекрасные ощущения, которые вызывал это сильный мужчина. Лишь он один мог заставить меня смеяться, только он мог меня утешить. Это его руки сейчас успокаивают мою доченьку. Это Федя был всегда преданным мне другом и ни разу не отказал в помощи, в сострадании или понимании. Да, пускай мое сердце болит от любви к нему, пусть страдает и плачет, видя его, но, не смея признаться. Пусть Федя не может полюбить меня как мужчина и понять мои страхи, но он всегда был и есть надежным хорошим человеком. Разве ради этого не стоит жить? Разве кто-то сможет защитить мое дитя от Лебедева? А кто даст ей всю любовь, на которую она заслуживает?

Бейся, ну бейся же мое сердечко! Заглуши своими сильными ударами всю боль, откройся для радости и любви. Я хочу! Я хочу жить, я хочу любить! Так стучи же в моей груди и позволь снова прижать к себе любимых!

Глава 12

Мне так тяжело было просыпаться, голова была какой-то тяжелой, глаза никак не хотели размыкаться, но как только это удалось, то я почти сразу пожалела о своей напористости. Вокруг пищали аппараты, возле меня стояла капельница, и капельки раствора методично падали, срываясь и разбиваясь вдребезги. Я не сразу увидела сидевшего рядом человека, но почувствовала тепло его руки на своей ладони. Повернув голову, я застонала от резкой боли, пронзившей все мое тело, но почти сразу же о ней забыла, встретившись со встревоженными карими глазами Феденьки.

– Привет, – прохрипела я.

– Привет, – прошептал он. – Его голос выдавал волнение и не сразу покорился хозяину. – Похоже, у тебя пришло в привычку отлеживаться в больницах.

Федя пытался пошутить, тревога сменилась на его лице облегчением, но он был словно сжатая пружина.

– Как ты узнал? – удалось мне выговорить.

Проведя языком по губам, я ощутила, что они сухие, как пустыня опаленная солнцем.

Мое непроизвольное движение привлекло его внимание, он наполнил стакан водой и поднес к губам, позволив сделать несколько глотков, бережно поддерживая за плечи, а потом так же осторожно уложил меня обратно.

– Ты нас всех до смерти напугала.

– Я не хотела, – выдохнула я, – спасибо, что позаботился о Тори.

– Откуда ты знаешь?

Я задумалась, мне тяжело было вспомнить, откуда узнала, и все же была твердо в этом уверена.

– Как ты узнал про…– мне было трудно говорить, язык распух и разговор забирал последнюю влагу моего рта.

– Что ты в больнице? – закончил за меня Жаров мой вопрос, я кивнула. – С детского садика позвонили Марине и сказали, что ты не пришла за дочкой. Она понимала, что такое возможно только в одном случае, если с тобой что-то случилось. Она сразу позвонила мне и я забрал Тори, а потом обзвонил больницы и узнал…– Жаров отвернулся, я видела, как он спрятал руки в карманы, чтобы мне не было видно его сжатых кулаков.

– Прости, что отвлекла тебя…

– Что ты говоришь?! – взорвался Жаров, его лицо покраснело от гнева, а вены на шее казалось, лопнут от сдерживаемого крика. – Да я готов тебя придушить, за твои безумные выходки! Кто тебе позволял уволиться с работы, не уведомив меня. Да как ты вообще посмела съехать с квартиры и поселить свою дочь в гнусную конуру, где вы сейчас обитаете. Да какая ты после этого… – Федя пытался сдержаться, но его переполняли противоречивые эмоции, раздражение и ярость, любовь и мука. – Ты подвергла опасности себя и свою дочь, живя в доме, в котором замок можно открыть лишь дернув дверь… Ну и чего ты добилась, съехав с моей квартиры? Доказала, какая ты гордая и независимая? Ты глупая, вздорная девчонка, я даже не мог поверить, что ты могла выкинуть такое, но нет, тебе мало было! Так ты еще и кондуктором устроилась!

Жаров, как угорелый, метался по палате, его глаза метали тысячу искр негодования. А я опять поразилась: насколько же он великолепен даже в гневе, а главное как же я его люблю.

– Когда тебя выпишут, вы с Тори снова переедете в мою квартиру, – безапелляционно сказал Жаров, с вызовом смотря на меня, мол, попробуй со мной поспорить.

– Скажи Марине, что как только я смогу, то сразу же заберу дочь. И поблагодари ее, – мне хотелось спать, эмоциональный всплеск Жарова все же расстроил и утомил меня. Я не намерена была спорить с ним, во всяком случае, пока. Я знала одно: право выбора все же останется за мной.

– Тори будет жить у меня, пока ты не выздоровеешь, – спокойно ответил Жаров.

– Мне неудобно просить тебя об этом, – неуверенно ответила я, удивленная его желанием взвалить на свои плечи неугомонного ребенка.

– А Марину и Олега, у которых недавно родился ребенок, удобно? – съязвил он.

– Но мне больше некого просить, – жалобно пролепетала я. Эти слова вызвали на его лице новую волну злости.

– Значит, меня ты уже вычеркнула из своей жизни, – грозно прошептал он, – Тогда я позвоню Лебедеву, чтоб он позаботился о Тори, раз я уже для тебя чужой человек.

– Нет! – задыхаясь от волнения, крикнула я.

Мои показатели стали прыгать, дышать стало трудно. Я ловила ртом воздух не в силах втянуть их в легкие. Одна мысль, что Тори может оказаться в руках Лебедева повергла мое тело подобно астматическому припадку.

– Федя… пожалуйста..– аппаратура пищала не останавливаясь.

– Лиличка, успокойся, родная, – я видела, как побледнел Федя, как звал врачей, хватаясь за голову от отчаяния. – Что же я наделал? Все будет хорошо, только не волнуйся. Никакого Лебедева, я обещаю тебе! Тори побудет со мной.

В палату ворвался врач, его свирепое лицо и уничтожающий взгляд во всем винили Федю. Он стал кричать на него, а медсестра выталкивать из палаты.

– Да вы хоть понимаете, что она пережила клиническую смерть, – не мог успокоиться врач, вкалывая мне успокоительное. – Я же просил не волновать ее. Да если бы лезвие ножа прошло всего на пять миллиметров правее, то оно попало бы прямехонько в сердце. Вон отсюда!

Сквозь туман, мягко окутывающий меня, я видела Федю, который не спешил уходить, его напряженная поза отражала его отчаяние. Я знала, что он чувствует себя виновным в припадке, который со мной случился. Мне так хотелось успокоить Федю, в его словах была сущая правда, и он не виноват. Это все я. Я действительно поступила опрометчиво, не смогла усмирить свои чувства, обрекла дочь на нищенское существование, убегая от своих чувств, убегая от Жарова и его янтарных глаз. Я все делала не так.

Мои глаза слипались, а язык не повиновался, но последние слова я слышала, и они врезались в мою память.

– Почему вы еще здесь? – тихо спросил врач, когда опасность миновала.

– Я не могу уйти, пока не узнаю, что с Лилей все будет в порядке.

– А вы кто для нее?

– Друг, – с заминкой ответил он. – Всего лишь давний друг, но я чувствую себя обязанным позаботиться о ее благополучии.

Больше я не слышала, но его последние слова камнем легли на мое сердце. Всего лишь давний друг и мне придется смириться, спрятав свою глупую любовь глубоко в душе.

Я выздоравливала долго, каждое движение приносило мне боль. Но это было ничем по сравнению с радостью встречи с дочерью.

Жаров приводил ее ко мне каждый день, она весело щебетала, рассказывая, как же ей хорошо живется у дяди Феди.

– Мамочка, я так соскучилась. Ты скоро приедешь домой? – спрашивала меня доченька. – Дядя Федя сказал, что мы снова будем жить в его квартире, здорово, правда? И я смогу каждый день набирать полную ванну с пузырьками.

Ее восторгу не было предела, и это еще больше огорчало меня. Во время посещений Федя был молчалив и избегал глядеть мне прямо в глаза, да и я не смотрела ему, боясь расплакаться, выдать свои чувства, разрушить нашу дружбу. Он только извинился передо мной, но я знала, что он не переставал винить себя.

Несколько раз приезжали Марина и Олег и без умолку рассказывали про своего сынишку, вызывая на моем лице улыбку. И хоть я немножко завидовала их счастью, все же искренне была за них рада.

Настал день выписки. Тори с огромным букетом моих любимых роз, купленным ни кем иным, а Жаровым, с нетерпением ждала меня, пока Федя получал в больнице последние документы. Рана еще беспокоила меня, но я уже не чувствовала той резкой боли. Я не спорила, когда Федя привез меня в квартиру, которую мы в спешке покинули. Вещи он давно забрал из домика, предварительно заплатив хозяйке. Почему-то переступив порог, я сразу почувствовала себя дома. Но все разительно изменилось, теперь здесь едва улавливался запах свежей краски, дерева и ремонта.

Тори потянула меня сразу в детскую, где я очутилась в сказке. Ее кроватка напоминала ложе принцессы с балдахинами и шелковым розовым бельем. На стене были нарисованы персонажи из сказок, а в углу возвышалась гора игрушек.

Вторая же комната была сверх элегантной и женственной. Кухня была переоборудована по последнему слову техники. Холодильник был невероятных размеров, и когда я его открыла, то увидела запас еды на роту солдат.

– Когда ты все успел? – не веря, спросила я у Феди.

– Сразу как ты убежала.

– Я не убегала, – возразила я, – ты, наверное, хотел ее сдавать, а мы снова упали тебе на шею.

На мое предположение он промолчал, но я не могла поверить, в то, что он это сделал для нас с дочкой.

– Я закупил продуктов, на первое время, чтоб ты не бегала по магазинам и не перетруждалась. Врач сказал, что тебе надо отдыхать, – после его вспышки в больницы, между нами появилась натянутость.

– Не нужно было Федя, как только я найду работу, я сразу отдам тебе деньги… – но я не успела закончить, Федя пулей вылетел из кухни. Я смогла догнать его только в коридоре, он обувался.

– Федя, я ведь…

– Почему ты не можешь просто принять это от меня, почему ты пытаешься всучить мне свои гроши, – яростно сказал он, – Мне не нужно от тебя ничего, слышишь!

Федя выскочил из квартиры, даже не затворив дверь. В его душе клокотала ярость, только Лиля могла привести его к подобному состоянию. Как только она появилась в его офисе, Жаров испытал все возможные эмоции: от безудержной радости до тягостной муки, от яростного раздражения до растапливающей душу и сердце нежности. И все это был один человек: Лилия Лебедева – виновница его бессонных ночей, терзаний, постоянного возбуждения и отчаяния.

Она видела в нем только друга, старого, доброго Феденьку, на плече которого можно выплакаться, но теперь даже этого она не делала. Она повзрослела, стала независимой, но осталась такой же хрупкой и ранимой. И сейчас постоянно убегала от него, заставляя, охотится за ней, переживать и бояться, что никогда больше не увидит ее. Федя сто раз проклинал свою неразделенную любовь. Ему стало казаться, что, наконец, она увидела в нем мужчину, и он стал ей нравиться, а потом Лиля убежала. Возможно, он ее неоправданно обидел и унизил перед Жанной, но ведь это не повод увольняться. Жаров винил себя и за то, что она пошла работать кондуктором, жила в конуре, а главное – чуть не погибла.

Дни текли медленно. Жаров, не спрашивая меня и не советуясь, отвозил и забирал Тори из садика, доставлял продукты, даже порывался готовить, но это было уж слишком. Я рассердилась, он обращался со мной как с тяжелобольной, хоть моя рана зажила и остался лишь слегка красный рубец, который будет всегда напоминать мне о том, как я была близка к смерти.

– Жаров! – воскликнула я. – Ты, что себе позволяешь, ты взял меня на содержание?

Федя не обращал на меня внимание, разгружая еду в холодильник, его ухмылка меня просто взбесила.

– А ну перестань изображать из себя благотворительный фонд! – Я уже выздоровела и возвращаюсь на работу.

Жаров медленно поднялся, его глаза загорелись и стали суровыми.

– На какую работу? – тихо спросил он.

– На свою, – вздернула я голову, – и ты не имеешь права мне запрещать.

– Ты не вернешься в эту клоаку! – угрожающе сказал он.

– Вернусь! – Я не собиралась возвращаться туда, но мне захотелось дерзнуть, чтобы погасить его диктаторские замашки.

– Нет!

– Да!

– Ты испытываешь мое терпение, – рыкнул Федя, – а оно не безгранично.

– И что ты можешь сделать? – не переставала я. – Запереть меня в квартире? Ха! Жаров, ты возомнил себя Господом Богом!

– Мое терпение на грани, – Федя стал приближаться, и мне почудилось, что он сейчас перекинет меня через колено и отшлепает как маленькую девочку. Во мне поднимался нервный смех, я стала отступать, понимая, что он может так сделать.

– Ты смешон, Жаров, – блефовала я. – Ты не можешь запереть меня и указывать, что мне делать.

– Все кончилось!

– Что кончилось? – хлопнула глазами я, потеряв нить дискуссии.

– Терпение! – Жаров резко притянул меня и жестко поцеловал, сминая мои губы, причиняя боль.

Это было наказание, его рот повелевал, укрощая, главенствуя. Из моей груди вырвалось, что-то похожее на всхлип, он не хотел доставить мне удовольствие, его поцелуй был яростным, жестким, грубым.

Он отстранился и нагло усмехнулся. Я стояла, дрожа с распахнутыми глазами, еще не пришедшая в себя.

– Ты будешь делать то, что скажу я, – твердо сказал он, – пока не станешь на ноги, а потом… Потом делай что хочешь.

Так это не было проявлением чувств, это была демонстрация его силы? Меня охватило смятение. Он даже не понимал, что даже такой грубый поцелуй разбудил в моем теле сладостные ощущения, заставил вспомнить о том, что я женщина. На мои глаза набежали злые слезы, мне хотелось ударить его или поцеловать.

– Убирайся к черту! – крикнула я. – Пока я здесь живу, ты не имеешь права врываться ко мне. Убирайся Жаров! Оставь меня в покое! Никогда больше не приходи! Исчезни из моей жизни!

Жаров побледнел, но больше ничего не сказал, а просто ушел. Федя выполнил мое желание, оставил меня в покое, он всегда делал все, что я просила. Не приходил, не звонил, я рыдала в подушку, проклиная свой язык, слова, которые сорвались в гневе и которые была не в силах вернуть. Может уничтожен последний шанс на счастье? Снова плюнула в лицо единственному человеку, никогда не бросавшему меня в трудную минуту.

Я все делала как по написанному сценарию, переделывая все по дому, отводила Тори в сад, забирала ее, кормила, купала, укладывала спать и со следующего утра начинала все сначала.

А вот мои вечера были «верхом разнообразия». Иногда я просто включала телевизор и смотрела в потолок, вспоминая Федю. Иногда смотрела в окно и думала о Жарове, но чаще я рыдала в подушку из-за того, что мечтала о нем. Получался как бы замкнутый круг, все мои мысли возвращались к Феде.

Этот день был не лучше остальных. Как всегда я выкупала дочь, мыльная пена была везде, когда мой чертенок заканчивала принимать ванну. Мне приходилось еще полчаса приводить все в порядок, но разве это имеет какое-то значение, когда ты видишь довольное личико своего дитяти. Обычный ритуал продолжался, Тори выбирала сказку и я читала ей, пока утомленные глазки не закроются, и она не засопит, свернувшись клубочком.

Теперь я могла позаботиться о себе. Набрала горячую ванну, добавила успокаивающую соль и как только мое тело опустилось в эту благоухающую массу сразу же расслабилась. Я пыталась смыть усталость сегодняшнего дня, жаль, что такое невозможно, напоследок вымыла голову персиковым шампунем и почувствовала себя почти человеком. Любимый махровый халат уютно укутал меня по самую шею, передавая тепло и мягкость своей ткани.

И вдруг в дверь позвонили. Кто это может быть в такое время? Ведь на часах было девять тридцать вечера. Неужели Лебедев нас нашел? Но человек, который облокотившись о косяк в небрежной позе, излучая уверенность в себе, был не он.

– Привет, цветочек.

Каким красивым был мой Жаров! Черные волосы взлахмочены, но это делало его еще более земным и таким сексуальным, на щеках проступила щетина и он, казался уставшим.

Я жестом пригласила его войти, он прошел в зал, где была уже постелена моя кровать.

– Извини, но я думала уже ложиться спать, – безразлично объяснила я, – что-то случилось?

Я не представляла, о чем он думает, а Жаров думал о том, что перед ним самая восхитительная женщина в мире, с влажными волосами, которые, то и дело липли к щекам, с этими невероятно синими глазами, покорившими его еще много лет назад. Тогда он увидел, как маленькая девочка упала с велосипеда и содрала коленку. Федя поспешил к ней на помощь, и когда Лиля подняла на него влажные от слез глаза, то завладела его сердцем навеки. А ее мужество, доброта и сострадание не оставили в его душе сомнений, что она самое лучшее, что создал Бог.

– У тебя такие красивые глаза, – со вздохом прошептал он. – Во мне не осталось больше ни капли силы воли, чтобы противостоять их притягательности и магии. Каждый день я прячу руки в карман, потому что с трудом сдерживаюсь, чтоб не прижать тебя к себе, не целовать до умопомрачения. Этот месяц стал для меня адом, каждый раз видеть тебя, но знать, что не могу быть с тобой, превратило меня в вечно дерганного психа. Я так хочу тебя, что испытываю боль и ревную, когда ты улыбаешься не мне. С тех самых пор как мы познакомились, ты завладела моим сердцем. Ты не представляешь, какое блаженство я испытывал, когда мы занимались вместе и я мог любоваться тобою. Сколько раз мне хотелось заправить за твое маленькое ушко непокорный локон, который то и дело норовил упасть тебе на лицо. Это были для меня самые лучшие мгновения, но и самые мучительные. Каждый раз, когда я утешал тебя в своих объятиях, мне хотелось прижать тебя сильнее не как друг, а как любовник. Ласкать твое тело, чтоб прогнать все страхи и боли из твоей души. Как же трудно было быть в стороне, когда ты полюбила впервые, но это был не я. Ты даже не можешь себе представить через что я прошел, когда ты перед людьми и Богом стала женой Лебедева. Я бы жизнь отдал, чтобы стоять там перед священником на его месте. Представляя тебя в его постели, в его квартире, в его руках, я разбивал все, что попадалось под руку. Свои чувства я пытался спрятать подальше, чтобы только не видеть тебя, не любить тебя так сильно. Но как только узнавал, что тебе плохо я тут же летел к тебе, чтобы утешить. Как же было больно, когда ты подарила ему ребенка, замечательного, здорового, отцом которого мог быть я. После твоего звонка я вычеркнул тебя из своей жизни, я смог, но только до тех пор как ты снова не ворвалась в мое бренное существование.

Когда ты появилась в моем офисе, то я испытал шок. Столько лет старался жить без твоей улыбки, что с легкостью решил, что смогу и впредь, но как глубоко я ошибся. Ты сводила меня с ума своей улыбкой, а знаешь ли ты, что она появляется сначала в твоих манящих глазах, а потом освещает все лицо, достигая губ. Когда ты уволилась, я пережил сто смертей сразу, искал тебя как сумасшедший, но ты исчезла, разбив мои надежды вдребезги. И все же я нашел тебя, в больнице, когда твое сердце решало, будешь ты жить или нет. Я плакал как ребенок, думая, что так и не сказал тебе, как сильно люблю тебя. Как сильно хочу сжимать тебя в объятиях, просыпаясь утром. Как мечтал видеть тебя своей женой, своей любимой.

Но я как идиот набросился на тебя с упреками, стоило тебе только открыть глаза. И эта вина лежит на моем сердце камнем. Я тогда должен был сказать, что больше никогда не разрешу покинуть меня, сказать, что ты моя жизнь.

И если сейчас, Лиличка, ты скажешь мне нет, то больше меня не увидишь, потому что, любя тебя на расстоянии, я могу жить дальше, а знать, что ты рядом, но не будешь моей, убивает меня словно медленный яд.

Я боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть его, впитывая слова любви как губка. Мне хотелось кричать, что больше никогда не покину его, что жизнь без него превратилась в существование. Мое лицо было залито слезами, но я этого не замечала. И когда Федя поднял свое лицо, я увидело то, что не смогла узреть столько лет, оно светилось безмерной любовью, а глаза горели страстью и обещанием бездонного наслаждения.

– Что ты мне ответишь?

– Да! – это был то ли вздох, то ли выдох. – Я так люблю тебя!

Через секунду я уже прижималась к его сильному возбужденному телу, его губы требовательно и нежно ласкали мои, и тысячи иголочек наслаждения пронзили меня, как только он дотронулся до моей груди. Нам не нужны были слова: наши руки, губы, глаза говорили сами за себя. Все лишь миг и одежда исчезла как по волшебству, все преграды были стерты, только два любящих сердца бились в унисон.

Ему стоило провести пальцем по моей руке и волна желание грозила меня затопить, что уж там говорить о его губах, которые терзали мою плоть, даря наслаждение и муку. Уже тогда я знала, что с ним все будет по-другому, этот мужчина не только брал, но и отдавал всего себя. Первый оргазм накрыл меня, а он ведь даже не входил в меня. Это было как разряд молнии, который прошиб меня от кончиков пальцев до волос, на секунду я потеряла связь с миром. Но когда его горячая, пульсирующая плоть вошла в мое податливое тело, я вскрикнула из-за полноты, которую ощутила.

– Этого не может быть, – застонал Федя, – я готов взорваться в тебе уже сейчас. Не двигайся цветочек.

– Но я хочу этого.

Но он не позволил подарить себе наслаждение, пока несколько раз не поднял меня на самую вершину, а потом сбрасывал, и там внизу, нежно подхватывая меня, вознося вновь. Наконец и он присоединился ко мне в ослепительном экстазе.

Глава 13

Я лежала у него на груди, перебирая курчавые волосики, когда его слова застали меня врасплох.

– Я хочу, чтобы ты вернулась на работу ко мне в офис! Так я хоть буду знать, что с тобой все в порядке.

– Так ты, поэтому здесь, и все это только для того, чтоб я не работала кондуктором? – этого не может быть, неужели он хотел таким образом подчинить ее своим решениям.

– Глупая, – хмыкнул Федя, – да я только обрадуюсь, если ты вообще не будешь работать, тем более на моей фирме.

– Что? – мои глаза приняли форму пяти копеек, а он еще имел наглости рассмеяться, но вдруг страстно поцеловал меня и прижал к себе так крепко, что его голос стал хриплым от эмоций.

– Просто ты постоянно отвлекаешь меня от работы. Когда Олег сказал, что ты уволилась, меня обуял страх снова тебя лишиться, что все потеряло смысл. Я не знал любишь ли ты своего мужа, и понимал, что сильно рискую, обнажая перед тобой душу…

– Федя…

– Не перебивай, дай сказать, после того телефонного разговора, я захотел доказать самому себе, что ты была не права. Я добился многого, но счастья от этого так и не ощутил, пока ты снова не появилась в моей жизни.

Он замолчал. Я понимала, что мои чувства так глубоки к нему, аж страшно становится, но как открыть ему правду о своем браке.

– Любимый мой, родной Феденька, мне трудно говорить об этом, но я не хочу, чтоб что-то невысказанное разлучило нас. Когда я встретила Сашу, он покорил меня своим обаянием, аурой силы. Он красиво ухаживал, до свадьбы мы даже не спали вместе, а когда на наших пальцах оказались кольца, то он изменился. Лебедев пытался вылепить из меня ту, которой мне никогда не суждено было стать. Он выбросил всю мою одежду и купил на свой вкус, запретил встречаться с подругами, а главное – за каждую провинность я каралась неудовлетворением в постели. А еще я не имела права ему перечить, знаешь, он так профессионально отпускает пощечины, – я горько усмехнулась. – После одной такой пощечины я попала в больницу и выяснилось, что жду ребенка. Каким Саша стал заботливым: запретил мне делать УЗИ, он был уверен, что будет сын, о дочери и слова не было сказано. Ну все остальное о моих близнецах ты знаешь, а Лебедев обвинил во всем Тори и так ее возненавидел, что даже хотел оставить в роддоме. А потом он поставил ультиматум: или я прекращаю с тобой видеться или с моей доченькой случиться несчастье.

– Он же ее отец, как он мог, – Федя недоумевал.

– Лебедев ее ненавидел. Ты должен простить меня, Феденька, я просто не могла рисковать ее жизнью, мне тебя так не хватало. А потом он стал оскорблять меня, говорить гадости про мою фигуру, и когда он прикасался ко мне, то я замыкалась и ничего не чувствовала, что еще больше его бесило. Со временем я поверила, что стала фригидной, но ты, – я ласково провела пальцем по его губам, – снова разбудил во мне чувственность. Спасибо, любимый.

Прежде чем продолжить свой рассказ я испытала очередной оргазм. На этот раз он посадил меня на себя и заставил ощутить непередаваемый захватывающий восторг от скачки. Мне трудно было сосредоточиться на своей исповеди.

– И что было дальше? – напомнил мой неугомонный любовник.

– Он просил родить ему сына, но мне было страшно, а вдруг опять родиться девочка. Я не представляла, что может произойти, и не хотела этого узнать. Саша шантажировал меня дочерью. В один ужасный день я попросила его о разводе, ему это не понравилось, он избил меня, даже не зная, что была беременна его ребенком, правда недолго, – Федя сжал кулаки и я почувствовала, как его переполняет ярость. – Я потеряла ребенка, и вот тогда подала заявление в милицию. Но адвокат сказал, что рассчитывать мне не на что, и оказался прав. Жалкий штраф и Лебедева отпустили, но мы с Тори были уже далеко.

– Надо покончить с этой историей, цветочек, я не позволю, чтобы ты снова страдала.

Что мне на это было сказать? Ведь я и сама больше страдать не хотела.

Федя настаивал, чтобы мы переехали к нему, но я отказалась, сначала хотела получить развод, а вот тогда …

Мы решили поехать в родной город через неделю, а пока наслаждались друг другом, наши души только обрели любовь и каждая минута в разлуке заставляла их замирать в ожидании появления любимого. Ночи были горячими и страстными, я даже не могла представить, что мой Феденька такой великолепный, внимательный и нежный любовник.

Я снова работала на прежнем рабочем месте, по соседству с бесившейся от ревности Жанной, но быть рядом с милым было для меня превыше всего. Каждый раз, когда Федя выходил из кабинета и останавливал на мне нескрываемый ласкающий взгляд, я воспламенялась как сухой листок. Вот и сейчас бесстыдник обещал несказанное наслаждение, и похоже Жаров сам был на грани.

– Лебедева, быстро ко мне в кабинет, – рявкнул мой грозный босс, – Жанночка, никому нас не беспокоить, у нас очень важный разговор.

Я покраснела, сразу сообразив, какой предстоит разговор, да вот незадача: это поняли все, кто находился в приемной. Но мне было все равно – такой пожар бушевал внутри, и только Жаров мог потушить его.

Я повиновалась и вошла следом за ним, когда дверь захлопнулась за моей спиной, щелкнул замок, от предвкушения во рту пересохло.

– Раздевайся, – приказал Жаров, уже снимая с себя одежду. Кто я такая, чтоб ослушаться своего начальника, я стала медленно обнажать тело, сантиметр за сантиметром. Федя тяжело глотнул.

– Ты убиваешь меня, цветочек, – и Федя, словно пушинку, поднял меня и впился в мои губы. Я думала, что сильнее возбудиться просто уже невозможно, но поняла как ошиблась: мне хотелось царапать его, кусать, врасти в него, стать единым целым.

– Быстрей, пожалуйста, – я повторяла это пока он нес меня и усаживал на стол, широко разведя ноги. Он хотел ласкать меня, доставить мне такое же наслаждение, но его руки дрожали и я поняла, что он из последних сил сдерживает себя.

– Пожалуйста, Феденька.

Он сдался и ворвался в мою женственность одним рывком, это было похоже на битву двух страстей и кто выйдет победителем заведомо неизвестно. Достигли оргазм мы одновременно, и мой стон потонул в яростном поцелуе, это было магическое единение тел и душ, и даже когда он вышел из меня нас связывала такая прочная связь, что на глазах выступили слезы от пережитого.