355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Ларина » Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва » Текст книги (страница 9)
Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва
  • Текст добавлен: 31 декабря 2017, 08:00

Текст книги "Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва"


Автор книги: Елена Ларина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Нет, не помню. Но почему-то у меня отложилось в памяти, что это был почти конец девятнадцатого века. Чуть ли не под конец восьмидесятых. Да, да… У меня еще была ассоциация, что народники как раз активизировались в Петербурге именно в это время, и под Выборгом тоже покоя не было.

«Значит, – подумала я, – это вполне могли быть портреты графа и графини. И Васин вполне мог быть приглашен в дом, чтобы написать эти работы. И что из этого следует?»

– Как продвигаются твои дела с архивом?

– Пока никак. Ничего интересно. Какие-то бытовые записи. Купили столько-то окорока, а сахара столько-то… Видимо, экономка писала расчетную книгу.

– На самом деле именно эти записи скажут тебе об обитателях усадьбы больше, чем даже их личные письма.

– Почему?

– Ну как же! Экономка ведь все записывает, кто приезжал в дом… Значит, нужно больше продуктов к обеду, кто остался на ночь… И все в этом духе. Нужно только научиться читать между строк.

«Верно, – подумала я. – Тем более что записи датируются именно интересующим меня периодом».

…Ксения провела со мной выходные. За это время мы вдоволь посплетничали и обсудили общих знакомых. Однако к теме усадьбы мы больше не возвращались. По-моему, Ксения хотела дать понять, что дальнейший ход событий во многом зависит от меня и переливать из пустого в порожнее нет никакого смысла. И я с этим согласилась.

Ксения подробно рассказывала, как проходят съемки. Причем временами настолько смешно пародировала артистов и режиссера, что я буквально хохотала до колик. Но все когда-то заканчивается, и в воскресенье вечером Ксения уехала назад в Питер. А я в понедельник вернулась в усадьбу. Я с самого начала поставила условие, что жить буду в доме у Ксении и к десяти утра приходить в усадьбу, точно на службу. Дима не мог понять, зачем мне это нужно, а я не стала объяснять. Просто поставила его перед фактом.

На самом деле все было очень прозаично. Я боялась призрака, который, несмотря на все разуверения окружающих, все-таки, и я была уверена в этом, частенько навещал меня, пока я жила в усадьбе. А еще… Не хотела проводить вечера и ночи в одном доме с Димой. Не то чтобы я думала, что он начнет активизировать свои действия и я не смогу устоять. Нет, я знала, кто мне нравится, и на Диму смотрела исключительно как на приятеля. Но зачем же самой создавать благоприятные предпосылки и давать хоть и призрачную, но все же надежду? Поэтому я и рассудила, что самое благоразумное будет – остаться у Ксении.

Я ИДУ ПО СЛЕДУ

Утром, когда я пришла в библиотеку и разложила перед собой документы, то первым же делом принялась просматривать записи экономки. И в одном месте обнаружила упоминание о приезде Васина. Граф приказал приготовить ему комнату. Значит, он жил в этом доме…

Я достала сигарету и закурила. Нужно побольше узнать об этом Васине. Мне очень захотелось изучить жизнь художника и понять, что он был за человек. Я встала и подошла к картине. Что может лучше рассказать о человеке, чем его работа? Но портрет графа был холоден и официален. Как теперь говорят, ничего личного, и по этой работе нельзя судить не только о художнике, но и о самом графе. Я постаралась более пристальное внимание уделить глазам… Они задумчиво смотрели вдаль, словно искали ответ на что-то и никак его не находили. Как же я сразу этого не заметила? Ведь граф явно пытается сделать хорошую мину при плохой игре. Он позирует так, будто отчаянно пытается сохранить лицо. Но почему? Если Васин написал портрет после убийства его жены, то тогда понятно… Граф замучился ходить по судам и доказывать свою невиновность. А если до? Тогда можно предположить, что граф узнал или догадался о чем-то, что привело его в смятение.

Васин, Васин… Где же мне найти о тебе хоть какую-то информацию? Интересно, у кого в доме есть компьютер? Наверняка у Димы. Я вышла из библиотеки и отправилась на поиски Димы. Однако его нигде не было. Хорошо, что уже в холле я встретила Машу.

– А где Дмитрий Петрович?

– Он с утра уехал в Выборг. Кажется, хотел сделать какие-то закупки.

– Понятно. Маша, у вас есть компьютер? В смысле, где-нибудь в доме…

– Да, у Дмитрия Петровича в кабинете. Только сейчас он закрыт.

– А в поселке? Интернет-кафе есть?

– He-а. Кажется, только в Выборге.

– Спасибо, – бросила я Маше и вышла в сад, чтобы обдумать, что же мне дальше делать.

И тут же я услышала лай Чарли. Пес искренне считал, что если кто-то и идет гулять, то с единственной целью – взять его на прогулку. Когда же я обманула собачьи надежды, он залаял с таким надрывом, что я не смогла устоять. Пришлось вернуться в дом и взять этого притворщика с собой. Вообще должна сказать, что если бы Чарли каким-то чудом удалось попасть в Голливуд, то «Оскар» был бы ему обеспечен.

– Ну пошли, пошли гулять, бездельник, – сказала я псу.

Он радостно подскочил и куда-то побежал. Вернулся, держа в зубах поводок, дескать, играем по правилам. Я надела ему ошейник, пристегнула поводок, и мы вышли в сад. Уже на аллейке я отпустила собаку, решив, что ему будет полезно побегать на воле. Чарли радостно куда-то рванул, но через минуту вернулся, держа в зубах палку. И сразу же бросил ее мне под ноги. Я сделала вид, что не заметила его маневра. Однако этот номер не прошел. Чарли с таким отчаянием зашелся лаем, что я поняла, нам обоим будет лучше, если мы поиграем немного.

Я бросила палку и крикнула: «Апорт!» Чарли с восторженным визгом бросился за ней. А потом… Он еще, еще и еще приносил мне свою «добычу», а я ему бросала ее вновь и вновь.

Так незаметно мы добрались до старой заброшенной тропинки.

– Все, Чарли, хватит гулять, пошли домой.

Но Чарли и не думал меня слушаться. Он сорвался и помчался по тропинке. Я же со всей скоростью, на которую только была способна, побежала за ним, ругая себя, что не догадалась вовремя пристегнуть поводок. А если сейчас он забежит бог знает куда? Что я тогда буду делать? Где искать этого избалованного любимца семьи? Господи, хорошо еще, если он побежит не на болота.

– Чарли! Стой! – кричала я.

Но псу было начхать на мои окрики, он рвался туда, куда показывал нам еще во время нашей прогулки с Димой. Я старалась держать его в поле зрения, но Чарли недаром был сеттером, и догнать его не представлялось возможным. Отчаявшись, я изо всех сил крикнула: «Ко мне!» И, на свое счастье, заметила, что он остановился.

Пока пес не передумал, я припустила к нему, Но тут под туфлю, видимо, попал камень, я споткнулась и, не удержав равновесия, рухнула на скользкую землю. Да, и это было еще полбеды, поскольку в следующую секунду я сообразила, что качусь куда-то вниз. Я пыталась зацепиться за ветви кустарника и притормозить, но, увы, безуспешно.

«Господи, ведь там болота! Не хватает еще умереть из-за этой собаки!» – молниеносно пронеслось у меня в голове. Но тут мне попалась ветка дерева, за которую я уцепилась со всей силой отчаявшегося человека.

Слава богу! Я смогла удержаться. Я лежала на грязной, холодной земле в полном счастье, что смогла остановиться. Теперь нужно сделать волевое усилие и постараться встать хотя бы на четвереньки. Я уже приготовилась к этому подвигу Геракла, как в глубине обнажившихся корней дерева заметила странноватый блеск. Я, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не сорваться снова, все-таки умудрилась встать на корточки. А после принялась рассматривать, что бы это могло быть. Попыталась достать, но, видимо, вещица лежала здесь давно и упорно не поддавалась моим скромным усилиям. Однако тут уже и у меня проснулся азарт охотника, мне почему-то показалось настолько важным достать этот предмет, что я забыла даже про Чарли. Оторвав от дерева довольно крепкую ветку, я принялась выкапывать свою «добычу». Не помню, сколько времени я вела свои раскопки, но все-таки они увенчались успехом.

И я смогла вытащить покрытую толстым слоем земли и грязи пудреницу. Было совершенно очевидно, что она пролежала здесь очень долго. «Да, вот тебе и добыча», – усмехнулась я, мне даже стало немного обидно: столько усилий из-за безделушки, которую наверняка выбросили когда-то за ненадобностью.

Но тут я услышала радостный лай Чарли и обернулась. Пес, несмотря на отвесный склон, бежал ко мне на своей предельной скорости, держа в зубах полудохлую утку. Радости его не было предела. Едва подбежав ко мне, он гордо опустил утку мне на колени. Я постаралась как можно аккуратней сбросить сей трофей на землю. А потом, держась за ветви все того же дерева, поднялась и машинально сунула пудреницу в карман. Не выдержав счастливого взгляда Чарли, я моментально позабыла, как была на него зла, и погладила этого разбойника.

– Ты молодец! Настоящая умница. Охотник. Ну а теперь, пошли домой.

Я надела на Чарли поводок и повела его по тропинке, боясь даже мысленно представить, как выгляжу после нашей с ним прогулки. Едва мы с Чарли переступили порог усадьбы, как столкнулись с Машей. Она пришла в ужас от нашего с ним вида. Перепачканные с головы до ног липкой грязью, мы оба являли, я думаю, ужасающее зрелище.

– Боже мой! – воскликнула Маша. – Что с вами случилось?

– Чарли убежал от меня. И как назло, его понесло к болотам. Пришлось догонять. Я упала…

– Надо же… Только вылечились, и такое случилось, – участливо сказала Маша. – Идем, Чарли я тебя вымою.

– Маша, я сейчас приведу себя в порядок и съезжу в Выборг.

– Хорошо, если вас будут спрашивать, я так и скажу.

* * *

Дорога в город не заняла много времени. Намного дольше я искала Интернет-кафе. В конце концов мои героические усилия увенчались успехом. И более того, к своей великой радости, я обнаружила там несколько свободных машин и, заплатив определенную сумму, смогла усесться за вожделенный компьютер.

Итак, начнем поиск. Страниц, посвященных Васину, нашлось немного. Как художник он не оставил особого следа в искусстве. Но кое-что мне удалось найти. Во-первых, он умер в 1886 году. Именно в тот год, когда были написаны портреты графа и графини. А во-вторых, я нашла статью выборгского краеведа, который писал, что имя художника упоминалось в связи с убийством графини Белопольской и, хотя обвиняемым на этом процессе был сам граф, Васин проходил как свидетель, работавший незадолго до убийства в усадьбе. Точнее, писавший портреты мужа и жены. Значит, мои предположения были верны. И портреты принадлежали именно тем действующим лицам, которые меня очень интересовали.

Мне стало интересно, как же выглядел Васин? И эту информацию услужливый Интернет мне предоставил. Среди перечня работ художника я увидела карандашный набросок к автопортрету. На меня смотрело мечтательное лицо юноши лет двадцати пяти в обрамлении темных локонов. Глаза молодого человека чем-то напоминали глаза лани. Большие, черные, с томной поволокой. Красивые глаза… Судя по всему, Васин был человеком приятным во всех отношениях: пригож собой, неплохо писал и явно обладал неконфликтным характером.

Далее среди работ художника я увидела набросок лица мужчины, столь похожего на Громова. И снова меня поразили глаза, в которых застыли боль и горечь. Да и весь его облик почему-то вызвал сострадание. Да… Довольно странное чувство, однако, вызывает у меня граф-убийца! Нужно будет встретиться с этим краеведом. Раз он написал статью о Белопольских, то вполне может обладать еще какой-нибудь информацией, которая не вошла в публикацию. А меня в данном случае волновал вопрос, что за человек был граф? Какой у него был характер, какие отношения с женой? И что такого могло между ними произойти, чтобы граф решился на убийство? Был ли это просто припадок бешенства, или преступление имело совершенно другие мотивы?

Я вышла из кафе и стала искать ломбард. Мне нужен оценщик либо специалист, хорошо разбирающийся в старинных вещах. Дело в том, что, когда я приводила себя в порядок после прогулки с Чарли, у меня из кармана выпала пудреница, найденная на болоте. Рассматривая ее при ярком электрическом свете, я поняла, что этой вещице много лет. А потом, когда я по мере своих сил попыталась ее отмыть, с удивлением увидела, что она золотая, с тонким изящным серебряным орнаментом. Наверняка старинная. Я решила взять ее с собой в Выборг и показать специалисту.

Я переступила порог ломбарда и осмотрелась. Нельзя сказать, что это заведение поразило меня солидностью и респектабельностью. Но в моем положении выбирать не приходилось, и я, решив не привередничать, обратилась к пожилому мужчине, стоявшему за прилавком.

– Добрый день…

Он услужливо наклонил голову: дескать, и вам того же.

– Не могли бы вы оказать мне услугу?

– Смотря какую?

– Я хотела бы оценить эту вещь… К сожалению, она не в лучшем виде, грязь въелась довольно сильно… Но все же… Хотелось бы узнать, пусть и ориентировочно, когда была сделана эта пудреница.

– Пойдемте к ювелиру.

Мы прошли через дверь с надписью «служебный вход» и оказались перед железной дверью. Мужчина постучал в дверь.

– Иваныч, открывай! Клиент пришел.

Дверь тотчас открылась, и на пороге показался мужчина лет шестидесяти, взъерошенный и чем-то напоминающий нахохлившегося воробья.

– Чем могу? – спросил он меня и окинул с головы до ног оценивающим взглядом. – Что вы хотите?

– Оценить одну вещь.

– Прошу, – сказал Иваныч и провел меня в комнату.

Комнатка была два на два метра, малюсенькая. Посередине стоял стол с каким-то приспособлением.

– Ну, девушка, доставайте, с чем пожаловали, – прервал мои мысли Иваныч.

Я положила перед ним пудреницу. Он взял ее, долго рассматривал через лупу, потом поднес к своему приспособлению и немного ее повертел, потом обернулся ко мне.

– Продать хотите?

Я отрицательно покачала головой.

– А что тогда?

– Узнать, когда она была сделана.

Иваныч подозрительно на меня посмотрел, помолчал, наверняка раздумывая, где же я могла это добыть, но все-таки ответил.

– Это золото. Конец девятнадцатого века. Чья работа, точно сказать не могу, вещицу еще нужно привести в порядок. Но то, что это ручная работа и мастера высокого класса – факт. Недешевая вещица. А вы… Уверены, что не хотите продать ее?

– Нет. Ни в коем случае. Понимаете… – Я посмотрела на ювелира круглыми невинными глазами, примерно так, как смотрит Чарли, стащив со стола кусок мяса. И попыталась объяснить, откуда взялась у меня эта пудреница. – Я нашла ее возле нашего фамильного сада, когда выгуливала собаку. А теперь хотела бы узнать, могла ли эта вещь принадлежать моей прабабке…

– А она у вас была богатой женщиной?

– Более чем.

– Тогда очень даже может быть. Понимаете в девятнадцатом веке, так же как и у нас теперь, истинное благосостояние оценивалось по мелочам.

Я улыбнулась, да, это мне знакомо. Точнее, я хорошо знаю эту фразу. Действительно, о человеке мы судим не по тому, на какой машине он ездит или какая на нем одежда, а по тому, сколько стоит его галстук или поводок его собаки. Это мне еще отец говорил.

– Белка, запомни, у тебя может быть не очень дорогое платье, но туфли и сумочка должны быть стильными и недешевыми. Не говоря уже о косметике и белье. Мелочи говорят о человеке, намного больше, чем можно себе представить.

Повзрослев, я смогла убедиться в правоте его слов. И теперь ювелир произнес почти то же самое. Более того, его высказывание подтвердило мои смутные догадки. Эта пудреница принадлежала кому-то из дома Белопольских. Конечно, еще рано утверждать, что ее потеряла графиня. А вдруг это Громов подарил антикварную пудреницу жене? И ее потеряла не графиня, а сама Анна? Но все-таки очень возможно…

– Послушайте, – обратилась я к Иванычу, – а можно примерно установить, сколько времени эта штука пролежала в земле?

– Только предположительно… Судя по окислению серебряного орнамента…

– Ну сколько? Год, два…

– Дольше, намного дольше.

– Пять?

– Я же сказал: намного дольше.

– Спасибо. Сколько я вам должна за консультацию?

– Пятихатку дайте, и порядок.

Значит, Громов с женой отпадают. Тогда… От того, что я приближаюсь к разгадке тайны, у меня даже дух захватило. Тем временем ювелир выжидающе на меня посмотрел. Я протянула ему пятьсот рублей и направилась к выходу. Ювелир сказал мне вслед:

– Надумаете продавать, милости прошу.

Я кивнула, дескать, если вдруг что – к вам и только к вам. А потом вышла на улицу. Следующей моей остановкой в Выборге должна была стать редакция газеты, которая опубликовала статью краеведа.

Едва я переступила порог редакции, как тотчас почувствовала, что у меня защемило сердце. Вот он, такой безумно родной и дорогой для меня мир! А еще я поняла, как соскучилась по бешеному ритму и суматохе, свойственным всем газетам и журналам на свете.

Время здесь несется с совершенно другой скоростью… Как же мне этого не хватает! Вот такой безумной жизни…

Хотя редакция выборгской газеты, которая так и называлась «Город», по сравнению с северной столицей показалась мне оазисом относительного спокойствия. Здесь, как водится, проносились по коридорам журналисты, что-то объясняя на ходу редакторам, верстальщикам и самим себе, сыпали анекдотами увешанные аппаратурой фотокорреспонденты, над чем-то заразительно ржал народ в курилке… Но это были не наши безумные лабиринты, куда один раз попав, ты вклиниваешься в совершенно иное измерение и начинаешь жить на сверхзвуковых скоростях.

Я прошла в комнату отдела истории города. Редактором там оказалась моя ровесница, довольно стильная и безусловно суперсовременная девушка.

– Привет! – дружелюбно сказала она, как только я переступила порог.

– Привет, – улыбнулась я. – Я журналист из Питера, и мне нужна ваша помощь.

– О как! – пожала плечами девушка. – И чем же мы можем помочь столичному гостю?

– Я прочитала статью вашего краеведа Гостюхина и хотела бы с ним поговорить.

– Не выйдет, – сказала девушка.

– Почему? Ни грамма информации варягу?

– Да брось ты! Была б тут информация! Просто сам Гостюхин – с приветом. Он иногда приносит нам материалы, и, если они нам подходят, мы их публикуем. Вот и вся любовь. В смысле, на связь он выходит исключительно сам и по собственной воле.

– Но телефон-то у тебя его есть?

– Телефон есть, но говорить он с тобой не станет. Терпеть не может журналистов.

– Странная позиция для печатающегося человека. И все же, чем черт не шутит. Вдруг повезет.

– Ну если только повезет.

И девушка, размашистым почерком написала на листочке несколько цифр.

– Держи, – она протянула мне желанный номер.

Покинув редакцию, я села в машину и задумалась. Куда же теперь податься? Конечно, можно сразу с места в карьер позвонить господину Гостюхину и попросить его встретиться со мной. Но… Я посмотрела на часы. Начало пятого… Пока я доберусь до усадьбы, будет уже пять. А нужно еще поработать. Поэтому, наверное, разговор надо отложить. Тем более что, как подсказывал мой опыт, к таким беседам нужно хорошо подготовиться. Я тронулась в путь, по дороге обдумывая основные моменты беседы с местным краеведом. Почему-то мысль, что он изначально откажется от встречи со мной, даже не приходила в голову.

В усадьбе я еще внимательней, чем прежде, принялась перечитывать записи экономки. Из них следовало, что Васин приехал в апреле 1886 года и находился в усадьбе вплоть до убийства графини. Ему отвели комнату на первом этаже, а писал он наверху, в большой мансарде, которую приспособили под мастерскую. А еще я поняла, что граф заказал оба портрета к какому-то юбилею. Может, у них была круглая дата со дня свадьбы, а может быть, он хотел сделать жене подарок ко дню рождения? Странный, однако, граф… Думает о том, как развлечь жену, сделать ей приятное, причем думает об этом в апреле. А в июле убивает ее. Что же могло произойти между ними? Что могло за три месяца столь кардинально изменить его отношение к жене? Или, может быть, действительно граф был не в себе?

Я отодвинула записи в сторону и резко поднялась. В библиотеке послышался характерный шорох. Он исходил от письменного стола и совершенно явно перемещался в сторону двери. И тут вместо страха, который меня охватывал в подобных случаях, я почувствовала острую необходимость еще раз посмотреть на графиню. Увидеть ее глазами Васина, понять, что это была за женщина.

Я выскочила из библиотеки, словно меня подгоняла неведомая сила. А потом, перепрыгивая через ступеньки, отправилась в галерею. И остановилась возле портрета черноволосой красавицы.

Женщина в костюме Коломбины. Как странно… Определенно, мне нужно узнать побольше о самом художнике. Насколько ему вообще была свойственная подобная манера письма, или же это было пожелание графа? Коломбина… Героиня итальянской уличной комедии. Ее любви добивались Арлекин и Пьеро. Я подошла совсем близко к портрету, а потом, как учил меня отец, резко сделала несколько шагов назад и посмотрела, не изменилось ли ее лицо?

Нет, женщина по-прежнему смотрела прямо на меня жгучими черными глазами. Да, она была красива. Но не так, как жена Громова – классической, строгой и в то же время чувственной красотой. Графиня была немного похожа на испанку. Лицо ее было страстным и утонченным, и одновременно что-то салонное, пикантное и даже чуть-чуть картинное проглядывало в этих чертах. Нет, вряд ли эта женщина была способна на сильные чувства. Скорее всего, она принадлежала к тем, кто позволять себя любить, кто предпочитает подставлять щеку, нежели целовать самой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю