Текст книги "Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва"

Автор книги: Елена Ларина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Но тут Макс понял, что хватил лишку, и решил все уладить миром, пока еще есть такая возможность.

– Ты сегодня не в духе. У тебя неприятности… Но я же ни при чем? Что ты на мне срываешься?

– Не трать времени зря. Звонить Михаилу Карповичу я не буду!

Наши взгляды столкнулись. Злость, обида, непонимание – еще немного, и искры полетят!

– С чего ты взъерепенилась?! Что ты о себе возомнила?! Ты!..

– Ну, договаривай… Что я?! Ну что?!

– Да пошла ты!

Он резко развернулся и пошел к дверям. Я стояла и молча смотрела, как уходит мужчина, который еще вчера был самым главным человеком в моей жизни.

– Макс, – с трудом проговорила я, – ты со мной встречался только из-за отца? Точнее, из-за его связей?

Он зло повернулся ко мне. Его взгляд был точной копией того, которым хотел меня пронзить Антон Тимофеевич.

– А ты сама отгадай. С трех раз.

Макс открыл дверь и с грохотом захлопнул ее за собой. У меня зазвенело в голове и показалось, что нечто тяжелое разорвалось внутри. Боль была физической, и я стала медленно оседать на пол. Видно, мой отнюдь не нежный организм не выдержал двух ударов, нанесенных с одинаковой силой.

ПОЛУНОЧНЫЙ ВИЗИТ

…Я из последних сил бежала по бесконечно длинной аллее под проливным дождем. Меня трясло от безотчетного ужаса, охватившего весь мой организм, и доводящего меня чуть ли не до ступора. Вымокшая до нитки, с единственной мыслью добраться до какого-нибудь жилья, я собрала волю «в кулак» и продолжала бежать под холодными хлесткими каплями, бьющими в лицо. И вот, когда я почти отчаялась, передо мной возник ДОМ. Он был сказочно красив. Построенный в старинном стиле, с колоннами и башенками. Я сделала последнее усилие и рванула к нему. Вот уже дверь, на которой виднелась старинная ручка в виде львиной головы, а рядом висел шнурок. Я остановилась, взялась за шнурок и дернула. Еще секунда, и раздастся звонок. В окне второго этажа отодвинулась штора. И я увидела мужское лицо. Увидела смутно неясные, размытые дождем очертания… А потом действительно раздался звонок, который почему превратился в крохотные молоточки, безжалостно стучащие мне в виски. Их звук становился все противнее.

«Да это же будильник» – пронеслось у меня в голове. Я протянула руку и машинально хлопнула его по кнопке, чтобы он наконец замолчал. Однако звук не пропал, и тогда я поняла, что это не может быть будильник. Я ведь больше не работаю и, следовательно, уже никуда не спешу. Сон слетел с меня, будто его и не было. А звук молоточков остался. Я села на кровати, посмотрела на часы. Второй час ночи. И только тогда сообразила, что звонят в дверь. Набросив халат, я поплелась в коридор.

«Кто бы там ни был, убью на месте. Или сразу же вызову милицию. Придурки!». Но тут звонок смолк, и в дверь стали нещадно колотить, а вскоре раздался голос, который я не могла не узнать. Орал Женька.

– Белка, открой! Мы знаем, что ты дома!

«Ого! Мы! Интересно, с кем это Женька заявился в такую пору!» Я открыла дверь и увидела на пороге Женю и Петровича. Они стояли, чуть раскачиваясь. В одной руке Женя держал наполовину пустую бутылку водки, а в другой – полудохлую гвоздику. Петрович же с гордостью демонстрировал большой торт в слегка примятой коробке, обвязанной розовой ленточкой.

– Лера, – оправдываясь сказал Петрович, – мы звонили. Телефон не отвечал.

– Мобила тоже, – вставил Женя.

– И мы… – продолжал Петрович. – Мы волновались.

– Да заходите же! – прошипела я. – А то весь дом перебудите.

Я втащила их в квартиру. Пока Петрович избавлялся от куртки, Женька прямиком пошел на кухню.

– Лер… Я тут о многом думал…

Он поставил бутылку на стол и как-то жалобно на меня посмотрел. Ох, только бы не стал меня утешать, а то я могу буквально взорваться от его жалости и разразиться Ниагарским водопадом слез.

– Жень, вы есть хотите? – спросила я, чтобы предотвратить поток его сожалений по поводу бедственного положения моей персоны.

– А что, здравая мысль. В час ночи в самый раз, – весело подмигнул мне Женя. – Вообще-то из закуси у нас была одна шоколадка на двоих. Торт Петрович, как истинный джентльмен, сберег для тебя. А есть хочется до жути. Того и гляди, рухну прямо на пол. Посереди твоей возлюбленной кухни.

– Так давай, шустри, знаешь ведь, где что лежит, – сказала я и ободряюще кивнула в сторону холодильника.

…Женя крутился юлой, доставая из холодильника сыр и колбасу. Я же резала хлеб и изо всех сил старалась сдерживать нахлынувшие на меня чувства. Все-таки хорошие они ребята. Пришли утешить. Мне стало до чертиков приятно, и моя омерзительная зеленая тоска постепенно начала отступать, освобождая место для совсем иных чувств. В этот момент вошел Петрович.

– Лера, я тут торт купил… Пражский, как вы любите.

– Да, – подхватил Женя, – ты не сердись, что мы так беспардонно к тебе завалились. Мы правда весь вечер пытались дозвониться. Знаешь, Белка, у нас, конечно, везде маразма хватает. Но чтоб такое… Даже в голове не укладывается. Я как представил, что ты тут одна сидишь… Вдруг тебе слова доброго некому сказать или, на худой конец, за хлебом сбегать…

И тут я опустилась на стул, закрыла лицо руками и, напрочь отбросив свою интеллигентность и гордость, в голос, по-бабьи зарыдала.

– Лер…

Женька подошел ко мне и стал гладить по голове.

– Я информацию нарыл. Как приехал и обо всем узнал, сразу копать стал.

– И что?

– Раскопал. Это хренова звезда тебя подставила, Преображенская наша! Ей было нужно твое место. Знаешь, зачем? А очень просто! Взяли недавно одного мальчика, который на твое место метит. Молоденького-молоденького, глупенького-глупенького! Зато с большой и волосатой лапой. Папа у него генеральный продюсер ТРТ. И, как проговорился шеф, хороший стратег может пожертвовать конем, чтобы подстраховать ферзя. Но ты, Лерка, не дрейфь, я сделал копию с кассеты Преображенской. Она быстренько ее стерла, думала, никто ничего не узнает. Но я все-таки успел. И теперь ты ее можешь засудить. Или даже их. Я, конечно, утверждать не берусь, но не решилась бы Аллочка на это без ведома шефа.

У меня начался очередной приступ рыданий. Женька на секунду замолчал, а Петрович сел на корточки передо мной и протянул свой измятый носовой платок. У меня, точно у заправской героини мелодрамы, в самые душераздирающие минуты не оказалось под рукой платка. Я с благодарностью на него посмотрела и тотчас уткнулась в этот платок.

– Я и доказать это могу, – продолжал Женя.

– Не нужно… – всхлипнув, протянула я.

– Что не нужно? – спросил Петрович.

– Ничего не нужно. Никаких доказательств.

– Это ты брось! Тоже мне христианское милосердие! Непротивление злу! Таких нужно не наказывать! Их нужно… – разошелся Женя.

– …в детстве убивать, из рогатки – подсказала я и, глядя на Женю, невольно улыбнулась.

– Лера, я чай заварил – подал голос Петрович. – Зеленый.

– На вот, бутер держи, а то наверняка ничего с утра не ела. – Женя одной рукой протянул мне бутерброд с сыром и колбасой, а другой хозяйским жестом принялся разливать водку по стопкам.

Мы, точно по команде, чокнулись.

И в голове у меня пронеслось: «Бог ты мой, я ведь вообще водку не пью. Коньяк иногда, изредка пиво, чуть-чуть вино…»

– Давай за нас! За хороших людей. Мало нас осталось. А чай после выпьем, с тортиком.

Мы выпили, и приятное тепло стало разливаться по всему телу. Я прикрыла глаза и неожиданно почувствовала себя очень хорошо. Наверное, впервые за это время. Из блаженного состояния меня вывел Женькин голос.

– Лерка, а насчет восстановления подумай. Я простить себе не могу, что дал тебе наводку, на тот чертов банк.

– Спасибо, Женька, но в программу я не вернусь. Пусть они сами играют в свои игры. Ты же понимаешь, что если тебя сдали один раз, то это непременно повторится еще раз.

Мы замолчали.

Петрович взял сигарету и закурил. Он курил очень сосредоточенно, будто обдумывая нечто очень важное.

– Лера… Я должен повиниться перед вами. Я… после того, что случилось, должен был подать заявление об уходе. В конце концов, я редактор, я пропустил ваш материал и обязан был разделить с вами…

Я почти с нежностью посмотрела на Петровича. Недавно ему стукнуло пятьдесят пять. Но он выглядел намного старше. Бесцветные волосы не скрывали тусклых залысин. Худая, практически высохшая фигура. Мы еще подтрунивали по этому поводу с Женей, что это его так высушила семейная жизнь. И действительно, жена у него давно оставила работу и ему приходилось вкалывать, как папе Карло, чтобы достойно содержать семью. Трое детей – не шутка. Денег требовалось все больше и больше. Дочери уже были почти взрослыми. Одна из них в этом году заканчивала школу, и Петровичу предстоял кошмар наяву под названием: «Какой вуз выбрать и, главное, как в него поступить». Да уж… И мог ли человек, отягощенный таким семейным положением, даже подумать о рыцарском поступке? Конечно, нет. Уж какой из него рыцарь. Но все же я была благодарна ему за порыв. И нисколько не сомневалась, что сказано все было от чистого сердца.

– Да бросьте, Петрович, – сказала я ему, – какое увольнение. Господь с вами. И вообще… – я задумалась, а потом продолжила: – Отец всегда говорил, что все, что ни делается, – к лучшему…

– А мой батя, – тотчас вступил Женя, – говорил иначе: только почему все это лучшее – не для меня?!

Мы рассмеялись. И мне стало легко, будто свалилась тяжелая гранитная плита, которая точно приросла к плечам за это время.

– Мальчики, мы торт есть будем, или как?

– Будем, будем, – откликнулся Петрович и стал резать торт.

Женька же отвел меня в сторону.

– Белка, если ты не вернешься в программу, я буду чувствовать себя последним…

– Т-с-с, – перебила я, и приложила палец к губам. – Не наговаривай на себя и не ляпни чего-нибудь, чтобы нам обоим не стало неловко.

Женя задумчиво посмотрел на меня. По-моему, мы оба одновременно вспомнили недолгий романчик, который промелькнул между нами. Это произошло почти сразу, как я пришла в программу. Совсем зеленая, не знающая толком, с какой стороны подойти к журналистике. Дело в том, что в институте учили очень многому, но почему-то не тому, что нужно на самом деле. Как ни банально это звучит, но в жизни все выходило по-другому. А мне нужна была эта работа. Во-первых, чтобы доказать самой себе, что я действительно нашла свое место. А во-вторых… чтобы заработать денег. Нам с отцом они были необходимы. Приходилось не только как-то сводить концы с концами, но еще нужно было умудриться отложить немного на его похороны. К тому моменту я уже отчетливо понимала, что болезнь прогрессирует и отец медленно, но верно идет к своему финалу. Вот тогда Женя и Петрович и взяли меня под свою опеку. Они стали теми, кого впоследствии с неизменной теплотой называют: «мои учителя». И я, как сотни учениц передо мной и сотни после, увлеклась одним из них. Конечно, мысль о том, чтобы влюбиться в Петровича, не могла прийти в голову. Выбрать отца троих детей и прирожденного подкаблучника… Это уже была бы крайняя степень женского мазохизма. Проще было влюбиться в мраморный бюст Дзержинского, который Женька как-то приволок в нашу комнату и написал на нем: «Отсутствие вашей вины не ваша заслуга, а наша недоработка».

Женя… Всегда веселый, вечно придумывающий разные розыгрыши… Он был весьма подходящим объектом. Видимо, я ему тоже понравилась, и мы стали встречаться. Хотя… Справедливости ради нужно сказать, что бурных чувств не было изначально ни с чьей стороны. Мы иногда оставались ночевать то у него, то у меня, и постепенно эти вялотекущие любовные отношения переросли в настоящую дружбу.

Женя смотрел на меня и улыбался. Я не смогла удержаться и не улыбнуться ему в ответ.

– Белка, ты чудо, – сказал он мне. – Ты даже сама не знаешь, какое ты чудо.

– Ребята, хватит секретничать, – крикнул Петрович. – Идите к столу.

На столе уже дымился чайник, приготовлены были чашки, сахар, лимон, а в центре, точно гвоздь программы, красовался аккуратно разрезанный на кусочки торт. Мы сели за стол. И какое-то время молча наслаждались чаепитием. Первым прервал молчание Женя.

– Белка, не хочешь возвращаться в программу, твое дело. Но… Где-то же тебе нужно работать.

– Нужно. Но я еще не думала об этом.

– Это потому, что сейчас ты в депрессии. Но, слава богу, у тебя есть друзья, которые всегда держат руку на пульсе.

– Ты о чем?

– О том, что в «Комсомолке» есть вакансия, и ее могут придержать для тебя.

Я немного опешила, такого поворота событий, тем более вот так, с места в карьер, я не ожидала. И оттого просто молчала, не зная, что ему ответить. Но тут вступил Петрович.

– Лера, если вам не нравится перспектива работать в газете, я могу вам предложить другой вариант. На ТСТ есть программа, аналогичная нашей, и им требуется хороший журналист. Я уверен, вы им подойдете. Можете прямо завтра позвонить и, сославшись на меня, справиться об условиях работы.

Они оба вопросительно смотрели на меня. А я так не знала, что ответить, хотя и понимала, что пауза неприлично затянулась.

– Спасибо. Но я… Я пока не готова даже думать на эту тему. Не могу логично это объяснить, но… понимаете, я себя чувствую, будто выжатый лимон. Мне бы поначалу просто прийти в себя.

– Понимаю, – ответил Петрович. – Лера, а когда вы в последний раз по-настоящему отдыхали?

Я задумалась: что значит по-настоящему? Это когда ты уезжаешь хотя бы на неделю из города. И неважно, куда… Хочешь – в деревню Урюповку, а хочешь – на Канары. Главное, прочь из города. Такой отдых был у меня года два назад. Мы с Максом на неделю уехали в Болгарию. Макс… Я неожиданно почувствовала себя так, будто с разбегу поднялась на высокую гору, а там оказался разреженный воздух. Причем до такой степени, что я начала задыхаться.

– Понятно, – прервал мои мысли Женя. – Старушка, тебе срочно нужно сваливать отсюда. У меня есть классная девочка, она туроператор и может устроить чудную путевку в Чехию. А что? Карловы Вары, вода… воздух… тишина. Супер для измученного организма.

У Жени везде работали классные девочки, готовые ради него расшибиться в лепешку, и я никак не могла понять, каким образом он обрабатывал их до состояния готовности всегда прийти на помощь. Но что я хорошо понимала, так это две вещи. Мне действительно нужны отдых и кардинальная смена обстановки. Но совершенно не хотелось куда-то ехать и терпеть чье-то общество.

Петрович словно угадал мои мысли.

– Я думаю, – сказал он, – что Чехия будет слишком утомительна для вас. Может быть, просто отдохнуть за городом, в каком-нибудь тихом пансионате?

– Тьфу! Ну и идейка! Отдых для пенсионеров! – встрял Женька.

– Вот что, давайте-ка ложиться. Я постелю вам в гостиной, а завтра обещаю обо всем подумать. На трезвую голову.

На том и порешили.

МИЛОСТИ МАТЕРИ ТЕРЕЗЫ

Утром, когда я проснулась, их уже не было. На кухонном столе я обнаружила лист бумаги с адресами туристических агентств, где можно было получить информацию по поводу поездки. А рядом на тарелке красовались еще теплые бутерброды, явно приготовленные Петровичем. Волна умиления исподволь нахлынула на меня. Я поставила чайник, приготовила себе чашку кофе, взяла бутерброд и подошла к окну. День обещал быть ясным и солнечным, и негоже сидеть дома, предаваясь грустным мыслям о своей разбитой судьбе.

Я села на диван, взяла салфетку и стала рисовать. Со мной этого не было уже лет пять. Я рисовала дом, который увидела во сне. С колоннами и башенками. Вышло очень похоже. Отложив ручку в сторону, я долго смотрела на дом и понимала, что он мне безумно нравится. Наверное, счастливы люди, которые живут в нем. Жаль, что мне никогда не светит стать хозяйкой такого дома. Я отложила в сторону рисунок. Хватит мечтать. Самое лучшее, что я могу сделать, это одеться и выйти на улицу. Хотя бы для того, чтобы прогуляться.

Я пошла в Таврический сад. И решила, что немного поброжу по саду, а потом пойду в одно агентство на Кирочной и куплю путевку дней на пять в какой-нибудь пансионат в Репине.

В саду ноги сами привели меня к бару со смешным названием «Три ступеньки». Я мысленно улыбнулась. Чашка кофе – это именно то, что мне нужно.

Интерьер бара меня порадовал. Здесь было ненавязчиво уютно, и обстановка располагала к тихому и спокойному времяпрепровождению, что, собственно, мне и было нужно. Я заказала чашку кофе, а к нему только что испеченную булочку с вишней, которую настоятельно рекомендовала мне барменша.

С подносом в руках я направилась к ближайшему свободному столику. И вдруг услышала:

– Присаживайтесь. Я очень рада вас видеть.

Я обернулась и увидела Ксению Измайлову. Она сидела почти напротив меня, элегантная, подтянутая, одетая в брючный костюм, который невероятно ей шел. Ксения приветливо мне улыбалась и жестом приглашала за свой столик. Не могу сказать, что я обрадовалась этой встрече. Скорее наоборот. Мне хотелось побыть одной. Подумать, прислушаться к своим чувствам. К тому же прошедшая ночь не прошла бесследно. Я чувствовала себя разбитой и опасалась, что светская беседа может лишить меня остатка сил.

– Я действительно очень, очень рада вас видеть, – сказала Ксения, когда я подсела к ней. – Мне понравилась ваша работа. Поверьте, я знаю, что говорю. Я работала со многими журналистами, и далеко не всегда меня радовало то, что получалось в итоге.

– Спасибо, – пробормотала я и попыталась вымученно улыбнуться.

Ксения вытащила из золотого портсигара длинную тонкую сигарету и вставила ее в мундштук. Медленно закурила и задумчиво посмотрела на меня, пуская тонкие колечки дыма.

– Все-таки удивительно, что судьба снова свела нас. Вот так, случайно.

Я лишь пожала плечами. Подумаешь, пересеклись в кафе. Наш город только кажется таким большим, на самом деле случайные встречи происходят сплошь и рядом. Но Ксения, видимо, придерживалась другого мнения.

– Я не верю в случайности. Их просто нет. Каждая встреча обязательно что-нибудь значит.

– Правда? – переспросила я. – И что же означает наша встреча?

– Пока не знаю.

Ксения глубоко затянулась и снова поглядела на меня так, что мне показалось, будто она проникла в самые сокровенные глубины моей души.

– Вы чем-то расстроены?

– Что, так заметно?

Она промолчала, предоставляя мне право выбора. Я могла ответить, а могла перевести разговор на другую тему. Например, поговорить о погоде или о тряпках. Что, собственно, в данной ситуации было почти равнозначно.

Я оценила ее деликатность. И подумала: все равно она скоро узнает, так уж пусть лучше от меня.

– Меня уволили с работы.

– Не может быть! Вы шутите!

– Да нет, я говорю абсолютно серьезно. Я больше не работаю в программе «Страна и мы».

– Почему? В чем причина?

– Мой непрофессионализм. Я вам процитировала шефа. Это была его формулировка.

Брови Ксении недоуменно поднялись вверх. Она отпила глоток кофе, помедлила с ответом, а потом твердо сказала.

– Ваш шеф – недальновидный человек. Впрочем, это, как теперь говорят, его проблемы. Но мне кажется, я поняла, зачем мы встретились.

– Интересно бы узнать.

– Вы мне посланы свыше, и я буду буквально умолять вас спасти меня.

Я удивилась такой неожиданной фигуре речи, но потом поняла: Ксения – актриса, актриса с большой буквы. И сейчас наверняка находится в образе. Так что, сама того не желая, я попала на спектакль, пусть и одного актера.

– Буду счастлива, если смогу помочь, – вежливо ответила я, убежденная, что дальше какой-нибудь банальности дело не пойдет.

– Вы понимаете, моя соседка – отменная кулинарка. И это было бы еще полбеды, но она еще и большая моя поклонница. Понимаете… Она выражает свои чувства единственно доступным ей способом. Она меня закармливает. Например, вчера принесла мне шикарную фаршированную рыбу.

Ксения снова эффектно замолчала. Я же, как могла, подыгрывала ей и смотрела на бывшую кинодиву широко открытыми глазами.

– А я, естественно, просто не в состоянии съесть это произведение искусства по той причине, что уж слишком оно велико.

– Чем же я вам могу помочь?

– Так спасите меня! Приходите ко мне в гости на рыбу!

– Когда? – опешила я.

– Да прямо сейчас! А то ведь пропадет любезная.

Мне стало смешно. Ксения так уморительно-умоляюще на меня смотрела, что я не в силах была устоять.

– А давайте, – согласилась я.

* * *

В своей квартире Ксения смогла создать, то, к чему так стремилась я, и то, что у меня пока не очень получалось. Свой мир. Едва я переступила порог, как тотчас почувствовала особую атмосферу, царившую здесь. Атмосферу уюта, обволакивающую со всех сторон и расслабляющую помимо воли. Все было подобрано со вкусом, но главное, каждая деталь, каждая мелочь, подчеркивала индивидуальность хозяйки.

Мы прошли в просторную комнату, которую Ксения называла столовой. Посередине – большой стол, покрытый белой льняной скатертью ручной работы. Вокруг него выстроились шесть изящных стульев очень удобной конструкции… «Наверняка, они стоят кучу денег», – подумала я, оценивающе глядя на них. Вдоль стены стоял массивный буфет с дорогой фарфоровой посудой и безделушками. Но что меня поразило больше всего – это обилие цветов. В красивых вазонах, в специальных подставках и кашпо, они создавали эффект некой оранжереи. А еще вазы… Они были самых разных причудливых форм, и в них стояли хризантемы, составленные в невероятные букеты.

– Присаживайтесь, – сказала мне Ксения. – Знаете, терпеть не могу есть на кухне. Мне кажется, это место исключительно для приготовления пищи.

– Не только, – возразила ей я. И потом неожиданно для себя добавила. – Мы с отцом очень любили сидеть на кухне, пить чай и болтать. Обо всем на свете.

И я немного рассказала ей об отце.

Она очень внимательно слушала меня, не перебив ни разу.

– Вы действительно очень его любили, – задумчиво сказала Ксения.

– Да… Мне до сих пор его не хватает.

– Некоторые потери невозможно восполнить. Но жизнь идет, и в самый близкий круг входят новые люди. Однако что ж мы все беседуем. Давайте же пробовать рыбу.

И Ксения принялась накрывать на стол. А я стала исподволь наблюдать за ней. Интересно, сколько же ей лет? Нет, не по киношной легенде, а на самом деле. Наверное, уже под шестьдесят. Но выглядит она… Мне бы так в ее годы! Не знаю, каким образом ей это удавалось, но Ксения была по-прежнему красива. Темно-русые волосы с сединой, которая органично вплеталась в них, тонкие изящные черты лица, ставшие от возраста еще более точеными. Она напоминала мне хорошее вино, которое чем старше становится, тем больше ценится. И я невольно подумала: как жаль, что отец после смерти мамы не встретил такую женщину. Возможно, он прожил бы дольше и, возможно, мы оба были бы избавлены от самого темного периода в его жизни. Дело в том, что отец лет за пять до болезни пустился, как сейчас говорят, вразнос. Он словно пытался удержать если не молодость, то вполне устраивавшую его зрелость. Нет слов, чтобы передать, как я страдала тогда от его романов с молоденькими девицами, годящимися мне по возрасту в подруги. Только потом я поняла, что таким образом он пытался отсрочить приближение ЕЕ. Старости. Пытался и боролся с ней, как мог. А вот если бы рядом с ним была такая женщина, как Ксения, наверное, он принял бы старость очень даже достойно.

Я смотрела, как Ксения доставала тарелки. Тончайший фарфор, расписанный изящным узором из цветов и листьев. Наверняка антиквариат. Женщина перехватила мой взгляд.

– Люблю старинный фарфор. Особенно японский.

Я улыбнулась, удивительно, сколько общего у меня с этим, в общем-то, чужим человеком. Она поставила на стол посуду и повернулась ко мне.

– Я оставлю вас… Принесу ее, любезную. Я мигом.

И Ксения выскользнула из комнаты. Пока я усаживалась поудобней, она вошла, толкая перед собой небольшой столик-каталку. В центре него возвышалось старинное блюдо, на котором и находилась виновница сегодняшней посиделки. Ее даже не нужно было пробовать, поскольку рыба буквально кричала о том, что она неимоверно хороша, а главное, вкусна. Рядом с ней на тарелке лежали малюсенькие кусочки хлеба, обжаренные до золотистой корочки, с ними соседствовали нарезанные овощи, и завершал этот натюрморт маленький запотевший графинчик с водкой. Ксения принялась расставлять эти яства. А я с удовольствием наблюдала за тем, как ловко у нее все получается.

– Что ж вы не пробуете? – спросила Ксения, после того как положила мне на тарелку огромный кусок рыбы.

– Сейчас. А вообще-то она так живописно выглядит, что даже рука не поднимается отправить в рот.

– Знаете, а давайте рыбу под водочку? Ведь нам же нужно отметить и встречу, и наше знакомство, которое, надеюсь, со временем перерастет в приятельство.

Мы чокнулись и с воодушевлением принялись за еду. Но все это время меня не отпускало ощущение, что Ксения пристально за мной наблюдает. И точно прочитав мои мысли, она спросила.

– Лера, вы расстроены так из-за увольнения?

– Не только.

– Может быть, расскажете? Иногда это помогает. На душе становится легче…

Я задумалась. Мне очень хотелось выговориться. Рассказать о том, что произошло на студии, о разрыве с Максом. Но к своему удивлению, я обнаружила, что все-все-все – мне рассказать некому. Так уж сложилось. У меня ни с кем не было настолько доверительных отношений, чтобы я могла вот так, запросто, говорить о самом сокровенном. Слишком долго я жила в какой-то раковине, которая автоматически закрывалась от чрезмерного внимания. Меня давно стали воспринимать как человека закрытого, и, как правило, не находилось никого, горящего желанием перейти черту и сократить дистанцию. Но сейчас, видимо, настало время самой разрушить барьер. Я взяла сигарету, закурила и стала рассказывать.

Ксения очень внимательно слушала. Когда же я закончила, то увидела, что она смотрит на меня с нежностью.

– Лера, я думаю, ваши друзья правы. Вам обязательно нужно отдохнуть.

– Да… – машинально ответила я. – Но… я не могу простить себе, что влюбилась в Макса. А что еще хуже, мне его очень не хватает. Я скучаю и… если бы он появился, то простила бы ему все. И опять согласилась бы на то немногое, что он может мне дать.

– Он ничего не может дать. Хотя бы потому, что привык только брать. Да и полюбили вы не его.

– Вот как! А кого же?

– Копию своего отца. Макс ведь чем-то напоминает его?

– Да… Что есть, то есть. Жесты, манера поворачивать голову, улыбаться. У них похожая улыбка. А еще глаза… У Макса такие ярко-зеленые глаза, в них точно чертики прыгают.

– Ваш отец был по-настоящему талантливым человеком.

– Вы так говорите, будто знали его.

– О… совсем чуть-чуть. Мы несколько раз встречались в компаниях, на выставках. Но этого было достаточно, чтобы у меня сложилось мнение о нем. Он действительно был незаурядной личностью, и именно это делало его картины такими необычными.

Я смотрела на Ксению и блаженно улыбалась. А она тем временем продолжала.

– Простите меня, но Макс – это пустышка. Красивый фантик, яркая вывеска, за которой ничего нет. Рано или поздно вы бы это сами поняли. Так что… жалеть особенно не о чем. Скажите ему спасибо, вы ведь хорошо провели время, и… отпустите его.

Она замолчала, а я сидела, стиснув руки, не в силах справиться с самыми противоположными чувствами, нахлынувшими на меня. Здесь была и злость на себя, на пустом месте придумавшую героя, а затем влюбившуюся в него. Получилось почти как в дурацкой песне: «Я тебя слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила». И все возрастающая симпатия к Ксении, благодарность за то, с какой теплотой и деликатностью она отнеслась ко мне.

– Вы уже решили, куда поедете отдыхать? – перевела разговор Ксения.

– Пока нет. Но вы правы, уже пора что-то решать.

– Но есть хотя бы наметки?

– Одно я знаю точно, я хочу уехать за город.

– Вам нравится Выборг?

– Я была там всего несколько раз, и то в детстве. Практически не помню этот город. Кажется, там есть замок, он очень древний.

– Средневековый.

Мы улыбнулись друг другу.

– Лера… я хочу вам предложить пожить в моем доме под Выборгом. Дом – это, конечно, громко сказано… Подождите, не отказывайтесь, выслушайте меня! Вы принесли мне удачу. После нашего интервью мне предложили роль в двенадцатисерийном проекте. Большую роль. И интересную. Роль отъявленной стервы. Там есть что играть, да и сама идея фильма мне нравится. Через неделю начинаются съемки.

– Поздравляю! Я очень рада за вас.

– А уж я-то как рада… Это здорово поправит мою финансовую ситуацию. Но давайте вернемся к нашему разговору. Я хочу хоть как-то отблагодарить вас. Поэтому и прошу погостить в моем доме столько, сколько вы сами сочтете нужным. Места там замечательные, да и мне будет спокойней.

– Ксения, спасибо, но я не могу… я, право, не знаю, но…

Мне было крайне неловко. С чего это вдруг на нее напал приступ благотворительности? Почему она предлагает мне, практически незнакомому человеку, которого она видела всего несколько раз в жизни, не только стол и кров, но еще и проживание чуть ли не в святая святых – собственном доме? Это совсем не укладывалось у меня в голове, и я ждала разъяснений Ксении.

– Я ведь уже сказала – вы принесли мне удачу. Без вашей программы мне бы не сделали это предложение. А потом… – Ксения задумалась.

– Что? – спросила я.

– Дом не может стоять пустым. В нем должны быть люди. Я в последнее время редко там бываю. Прошу вас. Не отказывайтесь.

Она так проникновенно на меня смотрела, что у меня язык не повернулся сказать «нет». Хотя я так до конца и не поняла, зачем Ксении заниматься благотворительностью. И чтобы не расстраивать радушную хозяйку, я выдавила из себя, что подумаю. Но внутренне я уже знала, что соглашусь.