Текст книги "Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона"

Автор книги: Елена Ларина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

«Мягкий путь»

В субботу в семь часов утра нас с Ритой разбудила мелодия моего мобильника. Еще не продрав глаза, я поднесла трубку к горячему от подушки уху.

– Слушаю…

– Алло, Света, это Сергей Лунин! Я вас не разбудил?

– Конечно, нет, – сказала я голосом простуженной мартышки.

– Я вас все-таки разбудил! Простите меня, ради бога. Просто я уже давно на ногах. Время тянется так медленно, а утро в субботу – это такое растяжимое понятие. Я ждал, ждал и решил позвонить. Вы на меня не слишком сердитесь?

– Нет, не сержусь, Сергей.

– Где и когда мы с вами встретимся?

– Говорите вы, я способна запомнить, но предложить что-то я не в состоянии.

– Хорошо, понял. Давайте в девять часов утра…

– Вы с ума сошли!

– Простите. В двенадцать часов, у памятника Тургеневу. Знаете, где это?

– Конечно, знаю. Обидно такое слышать даже! У памятника Тургеневу, в четырнадцать часов.

– Хорошо, в четырнадцать. Простите, Света, что я вас разбудил.

– Очень, хорошо, что вы меня рано разбудили. Такое чудесное сегодня утро!

Я положила трубку. Голова моя упала на подушку. Шум за окном теперь мешал мне уснуть. Я встала, раздвинула шторы. Шел проливной дождь.

Не дай вам бог видеть женщину, собирающуюся на свидание! Она сидит в чем мать родила среди раскиданных в беспорядке коробок и тряпок. Волосы ее торчат в разные стороны, как у Медузы-Горгоны, а глаза способны обратить в камень всякого, кто станет случайным свидетелем ее первозданного вида. Представители всех мировых конфессий вздрагивают в этот миг, потому что женщина поминает недобрым словом всех их святых без разбора. Но ей простится все, так как грех проклятия тут же смывается ее горькими слезами. Если же какой-нибудь мужчина все-таки увидит женщину, собирающуюся на заветное свидание, – беда ему. Женщина ему этого не простит, будет преследовать и рано или поздно погубит несчастного. Никто не должен видеть женщину обезоруженной, без маски красоты – как она сама ее понимает.

Летают из угла в угол скомканные вещи, слышны проклятия и рыдания. Так проходит один час, потом другой. Вдруг все смолкает.

Полчаса тишины. Раскрывается дверь и показывается Она. Кто ее не заметит теперь, кто случайно пропустит ее глазами, тому не жить. Не простит, будет идти по кровавому следу, рано или поздно настигнет и…

Как это получается, никто не знает. Даже сама женщина.

В тринадцать часов я смотрю в окно и вижу ясный, омытый теплым ливнем день. В тринадцать тридцать я выхожу из подъезда, и соседский мужик закрывает капот своих «Жигулей», забывая убрать пальцы. Его истошный крик и длинная просторечная тирада сопровождают мое шествие по улице подобно гимну красоте и молодости.

В тринадцать тридцать пять мне совсем не грациозно пришлось увернуться от неизвестно откуда выскочившего джипа. Машина затормозила. Я собиралась на правах красивой женщины высказать все, что думала и чувствовала в этот момент, но открылась задняя дверца, из полумрака возникла огромная лапа и, схватив меня за шиворот, утянула за собой, как монетку в игрушке-копилке. Джип тут же сорвался с места. Меня прижало силой инерции к кожаному сиденью.

– Здравствуй, ногастая! – сказал обладатель руки, и я узнала в аккуратно подстриженной горилле Пантелея. Того самого бандита, знакомого мне по наезду на финансовую компанию.

Рядом с водителем сидел другой бандит, причем не меньших габаритов. Когда он повернул ко мне улыбающуюся физиономию, мне почему-то вспомнилось полотно художника-абстракциониста со стадом идущих слонов в противогазах.

– Вот и попалась, курочка! Скажи, Слон?.. – и довольный Пантелей прокомментировал мое нынешнее положение.

Я постаралась сохранять спокойствие и клацать зубами, только когда джип подкидывало на выбоинах в асфальте.

– Ребята, – сказала я, понимая, что слова мои тут же вылетают в трубу, – я не знаю ни про какие деньги Ступенко. Я там работала всего ничего. Даже первой получки не дождалась. Любовницей его не была, секретов его не знаю. Вы же знаете, с ним его жена работала…

– Все мы знаем, – успокоил меня Пантелей. – Не дергайся! Ехай себе и отдыхай! Ступу мы давно вычислили, бабу его и бабки… Ха-ха-ха! Прикинь, Слон? Бабу и бабки!.. Тоже скоро вычислим. Ты тут, ногастая, ни при чем. Говорю тебе – не дергайся!

– Так в чем же дело? Зачем я вам нужна?

– Слон, она не знает, зачем нам баба нужна? Ты, ногастая, у Аптекаря работала?

– У какого аптекаря? У Поливанова?

– Ну! У Аптекаря. Что ты там ему задолжала, чем перед ним провинилась – дело не наше. Саныч позвонил нам и сказал, что Аптекарь тебя нам дарит.

– Как дарит? Что я, ему принадлежу, что ли?

– Нет! – затрясся от смеха Слон на переднем сиденье. – Ты не ему принадлежишь, а нам.

– Успокойся, – Пантелей похлопал меня по коленке, – тебе же нужна работа? Мы тебе работу дадим. Хорошая работа – тебе понравится. Сейчас тебя и оформим. Сейчас будем тебя на работу брать…

– А ты будешь у нас брать! – подал голос Слон. – Классная работенка! У нас всякий труд почетен! А тут – одно удовольствие…

– Одно удовольствие! А бывает и больше за один раз… Сегодня как раз будет у тебя субботник. После него твоя работенка тебе покажется курортом. Потерпишь, милая! Дай-ка сюда мобилу! На всякий пожарный! Это тебе Аптекарь подарил? Ничего себе труба! Классная! После субботника назад получишь! А пока пусть у меня побудет.

Конец света! Твой конец, Света!

Мразь – Поливанов! Прямой и простой трудяга! Последняя мразь! Он и его кобыла! Стоп… Для ругани еще будет время, а сейчас надо действовать. Действовать, пока мы едем в центре города, потом будет поздно. Вывалиться головой вперед на асфальт? И все? Точка? А если попробовать поиграть?

Повернувшись вполоборота к Пантелею, я закинула ногу на ногу, чтобы касаться его колена размером с ночную вазу.

– Мальчики, вы меня не поняли, – защебетала я. – Мне очень нужна работа. Я согласна. Думаете, было легко поливановских охранников обслуживать? А думаете, он мне платил за сверхурочные? Как бы не так! Такой козел! Вы же не будете меня кидать?

Я потерлась ногой о бетонную конструкцию, которая называлась ногой Пантелея.

– Тебя кидать не будем, – заржал юморной Слон, – а вот в тебя…

Я тоже засмеялась, как и положено последней дуре.

На пешеходном переходе джип притормозил. Я посмотрела в окно и увидела… Солоху.

Наташка шла со спортивной сумкой через плечо в свой шейпинг-клуб. Мы как раз были в ста метрах от него.

– Мальчики, а резинки у вас имеются? Ну, в смысле, презервативы?

– Резинок не держим, – ответил Пантелей.

– Давайте я сбегаю вон к тому киоску, куплю резинок со вкусом апельсина и еще пачку сигарет? А вы меня подождете…

– Нашла лохов! – Пантелей ткнул кулаком в переднее сиденье. – Слон сходит! Слон, возьми ей там всяких презервативов штук пятьдесят и сигарет!

Мой план с треском провалился. Слон медленно вылез из джипа. Машина почти подпрыгнула, освободившись от такого балласта.

– Прикинь, Хопа, – заржал Пантелей стукнув ладонью по плечу водителя, – какую жопу Слоняра…

Дальше он не успел договорить. На слове «Хопа» я задрала ногу повыше, а на «Слоняре» ударила сверху вниз, целясь каблуком-шпилькой в огромную стопу Пантелея. Звук, который издал Пантелей, как раз мог издать только что названный им орган.

Я рванула дверь и ногу одновременно. Дверь поддалась, но моя туфелька, видимо, застряла во вражеской ноге. Освобождаясь на ходу от второй, Золушка выскочила из машины и босиком помчалась в ту сторону, откуда должна была идти Солоха. За мной уже слышался тяжелый топот. Меня преследовал Слон. Африканское сафари!

Неожиданно передо мной возникло изумленное лицо Солохи.

– Наташка, выручай, – выдохнула я и почувствовала, что падаю, зацепившись за какую-то торчащую из асфальта трубу.

Тут же я услышала звук рухнувшего на землю чего-то фундаментального. Слон, я знала, не смог пробежать мимо Солохи невредимым. Я вскочила на ноги и сразу почувствовала острую боль в разбитом колене. Кое-как поднялась. Дальше я могла только ковылять.

В этот момент я увидела бегущего ко мне водителя, которого Пантелей назвал Хопой. Он был в нескольких метрах от меня. Только огромное тело едва шевелящегося Слона заставило его притормозить.

– Эй, парень! – услышала я спокойный голос Солохи.

– А? – повернулся к ней Хопа.

Мелькнула Солохина нога в белой кроссовке. Раздался громкий шлепок. Хопа с выражением трагической маски в древнегреческом театре согнулся напополам. Потом крошечная Солоха, безмятежно осматриваясь среди поверженных ею титанов, еще что-то такое сделала, подпрыгнула, пнула, хлопнула, и я сама почувствовала ее маленькую сильную руку на своей талии. Она тащила меня в какую-то дверь, через зал какого-то кафе, мимо барной стойки, по коридору подсобки, через запасной выход, а потом, как говорится в старых советских фильмах, «огородами и к Котовскому».

– Привет, Чернова! – крикнула мне на бегу Солоха. – «Мягкий» у тебя путь! Ничего не скажешь!

– Мягче не бывает, – ответила я.

Гувернантка и губернатор

Вот уже неделю я жила среди рыцарских замков, индийских джунглей, китайских пагод, древнерусских теремов и древнегреческих храмов. Светила и звезды были рядом со мной, стоило только протянуть руку. В любую минуту я могла сделать полнолуние, выкатив на небо немного пыльную луну. Спала я на том самом ложе, где Дездемона приняла смерть от руки мавра Отелло.

Завтракала я сегодня, сидя на носу пиратского фрегата. Ела йогурт и жевала яблоко, положив ногу с перевязанным коленом на пороховую бочку. К вечеру я и вовсе обнаглела – села на английский трон, поджала под себя здоровую ногу и стала раскачивать свисавшую с ветки голову анаконды.

– Дядя Яша, а куда вы сегодня ходили таким щеголем? – спросила я владельца всего этого чуда в Стеариновом переулке, где я нашла лучшее убежище от пошлости и жестокости этого мира. – Неужели на свиданье? Кто она, ваша Прекрасная Дама?

– Ну что вы, Светлана? – старичок замахал на меня руками, но было заметно, что ему мои слова приятны. – Какая может быть Прекрасная Дама, если вы здесь? Я ходил на свидание с избирательной урной. Вот и все свидание!

– И за кого же вы голосовали, дядя Яша? – спросила я и замерла в тайной надежде услышать его имя.

– За Лунина, конечно. Какие тут могут быть сомнения? Честность и благородство. А вы, Светлана, читали «Письма из Сибири» декабриста Лунина? Нет? На филфаке сейчас декабристов не проходят? У меня есть, можете полюбопытствовать. Что-то есть у нашего Лунина от его однофамильца-декабриста. А может, это его предок?

– Был бы предок, в биографии на избирательном пункте обязательно отметили. На всю губернию раструбили!

– Ну, Светлана, напрасно вы так! Я же говорю вам, что Сергей Лунин до конца был благороден. Даже на диспуте с этой Поливановой. Я специально ходил посмотреть в гости к своему старинному приятелю. У меня-то телевизора нет… Она всячески Лунина провоцировала, играла-таки на провокацию, а он был спокоен и выдержан. Ни разу не коснулся личности, говорил по пунктам программ, со знанием дела, грамотно так, толково.

Я похолодела. Перед глазами откуда-то возникла картинка: среди телевизионных декораций два тела, бьющихся в судорогах сладострастия. И ритмично двигающийся, знаменитый на всю страну круп Людмилы Поливановой…

– Светлана, вам больно? Вы побледнели! Надо перевязать ногу…

– Что вы, дядя Яша! Ваша мазь творит чудеса, – я взяла себя в руки и улыбнулась. – Я уже почти не чувствую боли. Это я еще по привычке.

– Да! Мазь эта чудодейственная. Старинный бальзам драчунов и дуэлянтов. Помните, у юного гасконца была какая-то целебная мазь от его матушки? Не исключено, что эта самая. Я вам дам ее рецепт! Такие рецепты не должны забываться! Что?

– Дядя Яша, принесите мне, пожалуйста, «Письма из Сибири», если вам не трудно?

– Сейчас, сейчас… Молодцом! Надо сразу же обращаться к книгам, к первоисточникам, если вдруг на ум приходят исторические и литературные параллели и ассоциации. Иначе никогда не стать образованным человеком…

Старичок удалился в бутафорский лес, в джунгли театральных декораций, в самом конце которых находилась его великолепная библиотека.

Зачем я попросила эту книгу? Чтобы помучить себя? Чтобы напомнить, что я разошлась с ним на перекрестках мироздания, разбежалась во время бандитской погони, так и не попав на свидание? Единственная ниточка, которая связывала нас благодаря современной сотовой связи, осталась у бандитов. Весь первый день я пыталась вытащить из памяти заветный номер телефона, чтобы все ему рассказать, объяснить. Повторяла различные сочетания цифр. Все напрасно. Поэтому-то я и пошла когда-то на филфак, что ненавидела эти цифры. Вот в очередной раз они меня и предали.

Дядя Яша вернулся с толстой книгой подмышкой и со стареньким приемником в другой руке.

– Вот тебе книга. А вот нам радио. Надо же послушать, кто победит на выборах. Хочется, знаете, победить, азарт какой-то молодой охватывает. Почему-то переживаю я за моего кандидата, как на президентских не переживал.

– Дядя Яша, а ведь уже почти полночь. Предварительные итоги уже известны. Включайте быстрей!

– Легко сказать! Этому приемнику лет двадцать. Он вам, Светлана, ровесник. Правда, батарейки я недавно покупал. Так… Сейчас мы… Так…

В тишину царства древних и волшебных вещей проник звук радиоэфира. Застучала бешеным ритмом музыкальная волна. Потом послышались позывные местного информационного канала.

«К этому часу уже известны предварительные результаты выборов губернатора области. В выборах приняло участие семьдесят процентов избирателей… »

Ну же! Ну что они тянут?!

«…Подчеркнем, что на этот час располагаем только предварительными данными. Но, по мнению специалистов, результат для всех очевиден… »

С ума можно сойти! Так издеваться над людьми!

«…За Сергея Лунина проголосовало шестьдесят два процента избирателей, за Людмилу Поливанову – тринадцать процентов… »

– Победа! Светлана! Это победа! Великолепно! Какой восторг! Надо выпить за нового губернатора! Ничего, что у нас нет хорошего вина. Хотя бы выпьем чаю! Поздравляю вас и себя! Победа!

«… Можно уже с уверенностью сказать, что в первом туре победил Сергей Лунин. Имя нового губернатора уже известно!»

Мне было радостно и тоскливо одновременно. Конечно, я радовалась его победе, в которой была и моя заслуга, и несчастного Димы Волгина. Где он теперь? Что с ним? Да, это была моя победа! Мой ответ семейке Поливановых!

И в эту же минуту я поняла, что мне никогда больше не спешить к нему на свидание, не слышать в трубке его голос, не плыть по прозрачному озеру, глядя на его смущенное лицо. Новая жизненная волна подхватила этого удивительного человека и уже вознесла на такую высоту, что вряд ли он вспомнит некую гордячку-гувернантку, которая так и не пришла на первое свидание, даже не позвонив ему в свое оправдание.

Гувернантка и губернатор! Слишком большая разница!

Это и был конец, Света! Интересно, а есть у дяди Яши театральная табличка «Finita la commedia»?

– Сейчас мы с вами выпьем чайку, Светлана, – говорил дядя Яша, сияя от радости. – Что же вы так грустите? Не печальтесь, все будет волшебно хорошо, вот попомните старика! Волшебно хорошо!

– У меня к вам просьба, дядя Яша.

– Исполню любую просьбу!

– Можно мне в честь праздника надеть вон то платье Марии Стюарт?

– Конечно! Как я сам не догадался попросить Прекрасную Даму примерить наряд, больше подходящий ее истинному образу, чем эти современные джинсы… Прошу вас, Светлана!

У меня не было практики наряжаться в такие платья. Я постеснялась попросить дядю Яшу помочь мне одеться, но, поверьте, без помощи служанки это сделать было крайне трудно. Я провозилась почти час. Когда же я готова была предстать перед старым волшебником во всем великолепии, в дверь сильно и громко постучали.

– Кто бы это мог быть так поздно? – пробормотал старичок и пошел открывать.

Я замерла, к тому же в этом платье я могла двигаться только плавно и медленно.

От входных дверей до меня донесся непонятный возглас. Что там происходит? Я сделала первые шаги в королевском платье, и они были тревожными. Что-то зацепилось за подол. Какая-то стойка, какое-то картонное дерево. Я рванулась, потом еще раз. Потом сильнее. И почувствовав, наконец, неожиданную свободу, я выскочила в проход…

Дядя Яша обнимался с высоким мужчиной и от удовольствия даже притоптывал на месте. Наконец тот поднял на меня глаза…

Его бровь, перебитая перламутровым шрамом на две равномерные половинки, от удивления соединилась, как петербургские мосты через Неву.

Я рванулась, наступила на какие-то сложные юбки, потеряла равновесие и полетела вперед, как во сне протягивая к нему руки. Падая, я ощутила вдруг такую уверенность, что со мной ничего больше плохого не случится, пока Сергей будет рядом. Будто я летела во сне.

Сильные руки поймали меня, легко подхватили и закружили меня среди рыцарских замков, индийских джунглей и китайских пагод.

Мы хотели сказать друг другу какие-то слова, похожие по звучанию, но разные по смыслу. «Гу… » – успела сказать я. «Гу… » – только и сказал Лунин. Губы наши соединились, теперь мы говорили и думали одно и то же…

Детям до шестнадцати

Я падала и взлетала опять. Мое падение было нестрашным, потому что тело мое уже мне не принадлежало. Глагол «отдаться» всегда казался мне грубым, варварским, напоминал о сдаче города на разграбление агрессору и предвещал пир победителей на телах побежденных. Этот глагол превращал женское тело в подручный материал для удовлетворения чужой, посторонней похоти, но за счет тебя – живой, чувствующей, страдающей, предназначенной для совсем иного. Теперь он звучал для меня по-другому.

Я отдала свое тело. Отдала ему предпоследнее, что у меня было. Еще была душа, без начала и конца. Но была ли она у меня раньше? Где найти доказательства ее существования? Я заново открывала для себя вечные истины. Я тебя люблю, поэтому и существую. Мое «Я» постижимо, потому что есть Ты. Это и есть моя душа.

Удивительно, но я могу переселяться в твое тело. Оно мне немного великовато и с непривычки кажется жестковатым и даже… смешным. Смотри, какой забавный у тебя, вернее, у меня, то есть у нас с тобой, большой палец на ноге. Давай согнем его! Вот так… На кого он похож? Сразу видно, что ты не читал детских книжек. Он похож на Муми-троля, Муми-папу. А мой, вернее наш, третий слева, не похож. Молчи… Это просто женский палец… Молчи… Опять я вижу пару пяток. Твоих… Моих… Кто-то из нас перевернулся, чье-то сердце застучало быстрее, чьи-то губы стали требовательнее, ладони горячее…

Я постигала тебя от общего к частному. Сначала я была ошеломлена всеобщим, охватывающим весь мир чувством, когда потеряли смысл и время и пространство. Ты обратил внимание, что мы были с тобой на Олимпе? Там давно уже никого нет. Золотые чертоги громовержца пусты, клубятся туманами оставленные богами кубки, стрелы Амура рассыпаны в беспорядке. Ты помнишь, как мы затеяли забавную дуэль этими прозрачными эфирными стрелами, сначала только дурачились, шутливо угрожали друг другу, а потом ранили друг друга, но это было не больно. Только сердца вдруг замерли и забились опять в новом ритме.

Ты помнишь, как нам улыбнулся Будда? Тебе показалось, что он сделал это снисходительно? Нет, я поняла эту улыбку иначе. Так смотрят на счастливых детей, играющих во дворе. Мы с тобой дети. Потому что мы даже это делаем по-детски. Но ведь так и должно быть. Сначала наша любовь должна была родиться, потом мы нянчили ее как младенца. Сейчас у нее наступило детство… Отрочество, юность, молодость, зрелость… Старости у любви не бывает. Бывает мудрость… Смерти нет. Зачем ты спросил про смерть? Вечная жизнь через любовь мне сейчас так понятна, что тут и говорить не о чем. Я могу тебе это доказать без слов… Вот так… Ты чувствуешь? Ты понимаешь? Ты веришь? Ты любишь?

Я обманула Сережу, то есть проснулась первой. Надо же мне, в конце концов, побыть с моей любовью наедине, так сказать, перетянуть на себя одеяло, пока он спит. Доброе утро, мое преображенное тело! Все литературные приметы налицо. Легкое дыхание, коралловые губы, потемневшие глаза, колено с личиком улыбающегося младенца… Назовите мне любую примету влюбленной женщины, достаньте с полки любой запыленный фолиант по этой теме. Я – живая иллюстрация к этой науке. Я – модель любви. Где же вы, художники? У вас есть несколько мгновений, чтобы запечатлеть неосязаемое. Где же вы, композиторы? Запишите шумы моего сердца, дрожь дыхания, шорох волос по подушке. Это – музыка любви, без примеси музыкальных инструментов.

Я иду готовить завтрак любимому человеку. Это событие такого масштаба, что все прогрессивное человечество пододвинулось в этот момент к телевизорам, прильнуло к радиоприемникам. Слушайте, люди! Только что были перемешаны деревянной ложкой нарезанные помидоры и огурцы. Смотрите, люди! На стол пролито несколько капель молока. Млечный путь, скопление белых звезд… Здесь, в нескольких каплях, целые миры, возникшие от дрожания руки влюбленной женщины. Вот вам модель сотворения мира. Кто же создал его? Разве непонятно? Любовь…

Включаю телевизор. Ожидаю, что в мире должны произойти какие-нибудь потрясающие события. Например, в этот день на всей планете не зафиксировано ни одной смерти, ни одной слезинки ребенка не пролито на эту Землю.

Знакомая мне лично рыжая телеведущая, которая ушла из ток-шоу и вела теперь авторскую публицистическую программу «Дедовщина», довольно язвительную и нелицеприятную для многих действующих политиков. Сейчас она была в камуфляжной форме с сержантскими погонами.

– Пока еще не состоялось вступление в должность нового губернатора Сергея Лунина, – говорила она бойко, показывая мелкие острые зубки, почти как у Поливановой. – Так сказать, солдат еще не принял присягу. Но вот обиженные в нашем журналистском полку уже есть. Вчера Сергей Лунин не явился на запланированную пресс-конференцию по итогам выборов. В штабе Лунина нам отказали в комментариях. Что же? Мы, журналисты, народ не гордый. Дождемся присяги губернатора-новобранца, только проходящего сейчас курс молодого градоначальника, а потом уже и спросим с него по уставу. Но, кажется, наш молодой боец уже узнал вкус самоволки. Не рановато ли?

Сначала я почувствовала его тяжелую голову на моем плече, потом сильные, но осторожные руки.

– Пожалуйста, не подкрадывайся больше так тихо, – попросила я.

– Запомнил, не буду, – проговорил Сергей в мой затылок, как в микрофон.

– Ты слышал? Будешь мстить? Выгонишь рыжую, закроешь ее программу, вообще всех разгонишь на нашем местном телеканале? Это сейчас даже не модно, а строго обязательно.

– Приму критику к сведению. Извинюсь перед журналистами. Проведу открытую пресс-конференцию. Скажу честно, на всю страну, что люблю женщину…

Я хотела поспорить, что он этого не сделает. Но почему-то не стала. Накормила Сережу завтраком, проводила его до дверей. Потом стояла у окна, выглядывала из-за занавески как школьница. Поймала его взгляд, прощальное движение руки. Счастливая побежала в комнату, что-то опрокинула по пути, рухнЗула на кровать так, что та ойкнула всеми пружинами. Засмеялась, заплакала от счастья, глупая баба…

Пока еще губернатор жил в маленькой холостяцкой квартирке, где стулья загораживали проход, а книги, как живые, расползались по полу и лезли под ноги. Я надела его старые тренировочные штаны, вытянув почти всю резинку наружу и связав ее узлом на животе, вырезала косынку, поискала и не нашла тряпку.

После уборки я переместилась на кухню, стала стучать дверцами шкафов, крышками кастрюль. Надо было придумать себе занятие до вечера, какую-нибудь долгую кулинарию, которая могла бы тянуться целый день, а потом моментально, пока он выходит из машины, поднимается по лестнице, раздевается и принимает душ, превратилась бы в горячее, аппетитное чудо. С пылу, с жару…

В этом доме пока не было муки, дрожжей, маргарина. Буквально за один взгляд в зеркало я нанесла на светящееся лицо легкий макияж, щелкнула по носу свою счастливую физиономию и выбежала на улицу. Голова еще слегка кружилась после прошедшей ночи, ноги ступали по земле, как по незнакомой планете. По привычке я окинула взглядом свое отражение в витрине. Ничего девочка! Только уж очень счастливая… Не то что раньше – холодная циничная красавица с насмешливыми глазами.

Я остановилась как вкопанная. Со стола уличного торговца газетами на меня смотрела гувернантка Поливановых. Холодная и циничная, да еще в полный рост, в короткой юбке, замершая в кокетливой позе.

Уже слыша свист бумеранга моей судьбы, который возвращался ко мне, набрав скорость для разрушительного удара, я купила этот номер газеты и пошла к дому, забыв про муку и дрожжи. На лестнице я остановилась. Мне вдруг подумалось, что заходить в эту квартиру мне, может быть, уже и не стоит. Развернула газетный номер.

Бойкое журналистское перо описывало сексуальные похождения некой девицы Черновой, которая шла «по подушкам» к заветной цели. Директор финансовой компании Олег Ступенко, «фармацевтический король» Михаил Поливанов, его жена Людмила, несовершеннолетний Олег Поливанов, писатель Аполлон Селезнев, мастера тантрического секса супруги Сталактитовы, наконец, новый губернатор области Сергей Лунин. Вот этапы «ее большого пути». Автор не сомневался в моих выдающихся способностях и предполагал, что на достигнутом я не остановлюсь.

Я остановилась на лестничной площадке. Рыбьими глазками на меня смотрели холодные металлические двери. Откуда-то сверху тянуло сквозняком. Какая-то женщина двумя-тремя площадками ниже вдруг вскрикнула:

– Я тебя предупреждала?! Скажи, я тебя предупреждала?! Кто оказался прав?! Да катись ты…

Не договорив, она сама застучала каблуками вниз по лестнице, покатилось в пролет ее ворчание. Вот и мне пришла пора катиться вниз. Я подождала, когда хлопнет входная дверь, и уже повернулась к лестнице, как услышала за дверью голос Сергея. Он с кем-то разговаривал, видимо, по телефону. Когда он успел вернуться? Но тут ему кто-то ответил, раздались аплодисменты… Я забыла выключить телевизор. Эти уж мне начинающие домохозяйки! А выключила ли ты плиту?

Раздраженная глупыми бытовыми мелочами, которые так нагло заявляют о своей значимости, когда рушится вся человеческая жизнь, я вошла в нашу, вернее, в Сережину квартиру. На кухне действительно работал телевизор. С экрана на меня смотрел человек лет тридцати-тридцати пяти. Он был бы даже красив, если бы не перламутровый шрам, перебивший бровь над его левым глазом на две равномерные половинки, что придавало его лицу то ли насмешливое, то ли удивленное выражение. На висках была заметна ранняя, но благородная седина.

Это были уже родные мне черты, мои до последнего седого волоса, до самой незаметной морщинки… В этот момент Лунин о чем-то попросил ведущего пресс-конференции. Оператор взял его крупным планом. Он смотрел в камеру как-то необычно. То ли еще не привык к новой роли, то ли волновался, но мне показалось, что Лунин был встревожен.

– Я хочу сейчас обратиться к самому дорогому для меня человеку, – сказал Лунин и беспокойно дотронулся до своей перебитой шрамом брови. – Это моя невеста, единственная, любимая моя женщина. Я прошу простить уважаемых телезрителей, но обстоятельства вынуждают меня сказать с экрана эти слова только для нее. Света! Я тебя люблю, я верю тебе и никогда не предам тебя. Я боюсь, что ты уже сама прочитала эту гадость или тебе ее прочитали «доброжелатели», – мой любимый потряс газетой, которую все это время держал в руке. – Что поделаешь? Ты теперь – невеста губернатора, а скоро будешь его женой. Это только начало, только первая грязь, первая ложь. Что еще ждет нас впереди? Уходя на работу, я забыл тебе сказать: «Будь мужественной!» Теперь я говорю тебе эти слова. Пять минут назад сюда, в студию, позвонил Олег Поливанов, сын Михаила Павловича. Он сказал, что все написанное в этой газетенке – гнусная ложь, что он всегда был и будет твоим младшим другом и братом. Олег предположил, что мне, как губернатору, будет неудобно наказывать обидчика, сочтут, что я пользуюсь служебным положением. Поэтому он сам вызывает лживого журналиста на дуэль. У Михаила Павловича растет хороший сын и настоящий мужчина…

– Простите, что перебиваю вас, Сергей Николаевич, – вмешался ведущий пресс-конференции, – у нас звоночек в студию. Алло! Мы вас слушаем! Алло! Вы в прямом эфире! Говорите…

– Але! – какой-то ребенок возился с телефонной трубкой, дышал и что-то бормотал. – Але!

– Мы вас внимательно слушаем, – сказал потолку ведущий. – Представьтесь…

– Але! Дядя Сережа, я телефон у мамы стащила, – этот голосок я не могла не узнать, и мое сердце замерло. – Это плохо, мне сейчас попадет. Вы обещали со мной попрыгать с гаража в снег и показать мультики в башне… водородной. Помните?

– Представьтесь, – не унимался ведущий.

– Сам представляйся, если хочешь, воображала! Дядя Сережа, бегут уже, сейчас наказывать будут. Передай Свете, что я люблю ее сильно, как ты. Нет, еще сильнее… Вырывать из рук некультурно! Где тебя только воспитывали такого? Не повезло тебе с гувернанткой…

Ту-ту-ту-ту…