Текст книги "Экспедиция в любовь"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
С тех пор как дочери исполнилось четыре года, Маша хоть на месяц брала ее с собой в поле, а остаток лета она проводила на даче с Машиными родителями. Но в этом году Машина сестрица решила совместить отдых с работой и устроилась на лето врачом в хороший пансионат в Геленджике. Ее сын был ровесником Ксюше, и Нина взяла с собой обоих бандитов, чтобы надышались морским воздухом. Маша, правда, беспокоилась, не надоест ли ее непоседливой дочери торчать там почти три месяца, но, судя по всему, море ей не наскучило.
Маша улыбнулась, представив себе своего «вождя краснокожих». Ксюха росла настоящим атаманом, вечно бегала с разбитыми коленками и дралась с мальчишками. Ни Маша, ни ее муж не пытались этому воспрепятствовать. Да Маша, честно говоря, в детстве и сама была в точности такой же хулиганкой. Ксюша вообще была на нее очень похожа – и внешностью, и характером. Соскучилась она, конечно, по дочери, но побыть на море ребенку полезно, тем более раз уж ей там так понравилось.
Вздохнув, Маша вновь взялась за письмо, но оказалось, что дочитывать там практически нечего. «Скучаю, люблю, целую» – ничего нового. Она поймала себя на этой мысли и удивилась: а что, собственно говоря, она подразумевает под «новым»? Что ей не нравится – что муж ее любит и скучает? Что же ей еще нужно? Нет, глупости все это…
Однако при мысли о том, что придется писать ответ, Маше стало совсем скучно. Ну и что она Мишке напишет? Ну, новости у нее, конечно, есть. Например, в последнем маршруте она нашла дивную бедренную кость плагиозавра, прекрасно сохранившуюся. Но Мишка не палеонтолог, он геофизик, и Машин восторг он, конечно, разделит, но не оценит всей прелести ее находки.
А что еще? Работа, отдых, погода, маршруты. Что же получается – ей, стало быть, мужу не о чем написать, кроме работы? Маша постаралась припомнить, о чем они с Мишкой писали друг другу длиннейшие письма, с трудом влезавшие в конверт, и не смогла. А ведь получать их было так радостно и читать так интересно!
– С жиру ты, Машка, бесишься! – сказала она. Она хотела прочитать себе более длинную нотацию, но ее прервал раздавшийся вдали вопль Татьяны:
– Машка-а-а!
Она пулей вылетела из палатки. Возле кухни в нетерпении пританцовывала Таня.
– Что случилось? Ты вопишь, как будто тебя в кипятке живьем варят! Напугала до смерти!
– Во-первых, твое тесто уже на стол лезет, а во-вторых, иди посмотри, какое чудище мужики выловили.
Маша быстренько вывалила тесто на посыпанный мукой стол и отправилась к мосткам. Там возле легкой моторной лодки возились Игорь и Дима-большой. Маша осторожно заглянула в лодку. На дне лежал огромный сом – такого она в жизни не видела.
– Вот это да! Как вы такого монстра выловить умудрились? – восхитилась Маша.
Игорь самодовольно подбоченился:
– Я же обещал что-нибудь редкостное выловить. Дима, досадливо поморщившись, перебил его:
– Ты, Маша, этого болтуна не слушай. Перемет съездили проверить, а там этот красавец нас ждет. Правда, всю снасть запутал, придется заново налаживать.
– Ой, Димка, попадемся мы с твоими браконьерскими штучками.
– Да ладно тебе, – протянул Дима. – Какое там браконьерство – пару переметов поставить. Мы ж не динамитом рыбу глушим. А рыбнадзора тут отродясь не видали. Давай, Игорек, вытащим этого головастика.
Вдвоем они с трудом выволокли рыбину из лодки, перевалив через борт на мостки, и торжественно потащили наверх, на всеобщее обозрение. Маша пошла вслед за ними, но во всеобщем ликовании участие принимать ей было уже некогда.
Обед прошел на ура, и огромное количество вкуснейших пирожков растаяло в одно мгновение.
– Девочки, а как насчет добавочки? – умильно спросил пропахший дымом Паша, нежно поглаживая себя по животу.
– Обойдешься. Остальное – завтра. Так что, если не наелся, еще миску супа себе налей, – тоном, не терпящим возражений, распорядилась Татьяна. – Можешь утешаться тем, что на ужин будет жареная рыба в большом количестве.
– А кто жарить будет? – живо заинтересовался Павел.
За столом воцарилось заинтересованное молчание. Все уставились на Машу. В ответ она лишь тяжело вздохнула и с видом покорности судьбе развела руками.
Причина такого беспокойства была очевидна – никто еще не успел забыть об очередном подвиге Дяди Вани. Парни наловили в озере неподалеку от лагеря прекрасных крупных карасей, и весь личный состав экспедиции с нетерпением предвкушал вкуснейший обед. Татьяна оказалась наиболее недоверчивой и с легким сомнением в голосе спросила повариху:
– Антонина Петровна, а вы рыбу жарить умеете?
– Ой, что вы, Танечка, как же рыбку-то не суметь пожарить?
На этом все и успокоились, а Дядя Ваня, хлебнув из фляжки вишневой наливочки, принялась за стряпню. Народ разошелся по своим делам, а через некоторое время Евгений Иванович, приблизившись к кухне, узрел нечто странное. Повариха сосредоточенно нависала над сковородой, на которой высилось нечто странное, почти круглое. Вглядевшись, Рузаев понял, что это раздувшиеся до невероятных размеров караси.
– А… вы… как… – попытался он что-то сказать, но так растерялся, что почти утратил дар речи, во всяком случае, членораздельной. Выговорить имя поварихи он так и не смог и завопил: – Дядя Ваня! Это что же – вы их не потрошили, что ли?!
Повариха с искренним недоумением плавно повела полными плечами:
– А разве надо?
Естественно, после этой истории, когда всем пришлось вместо вожделенных жареных карасей с золотистой хрустящей корочкой довольствоваться гречкой с неизменной тушенкой, остатки доверия к Дяде Ване исчезли окончательно, и всю еду из мало-мальски приличных продуктов приходилось готовить кому-нибудь еще.
В результате в баню Маша до ужина попасть так и не сумела. Провозилась целый день у плиты, а перед самым ужином, устав от жарки рыбы, снова прилегла отдохнуть. Она терпеть не могла спешки в бане и решила пойти туда после ужина. Татьяна звала ее, но Маша отказалась:
– Нет, Танька, ты же знаешь, что я в парилке задержусь. Не хочу торопиться. Да и устала как черт, лучше поваляюсь минут двадцать. Так что иди без меня.
За ужином Евгений Иванович, страстный любитель рыбы, проникся настроением отдыха, усугубленного вкусной едой, и, когда все расселись по своим местам, с хитрым видом водрузил на стол заветную бутыль со спиртом.
– Ну-ка, детки, по сто граммов ради выходных! Паша, распоряжайся – кому разбавлять, кому запивать, словом, командуй.
В партии Рузаева не было никакого «сухого закона», однако во время периода маршрутов не пил никто.
Да и кому придет в голову такой идиотизм: набраться, а потом вставать в пять утра и целый день топать по оврагам с рюкзаком за спиной, становящимся все тяжелее от точки к точке. Во время камеральных работ ребята вполне могли позволить себе вечерком посидеть за бутылочкой, но меру знали все. И конечно, всегда торжественно отмечались дни рождения и геологов, и студентов.
Маша решила не слишком налегать на еду перед баней. Она выпила вместе со всеми глоток разведенного спирта, почувствовав, как обычно, неприятный вкус и приятное тепло, съела кусочек рыбы и встала из-за стола. Она прекрасно знала, что посиделки теперь затянутся надолго и она еще успеет и поесть как следует, и присоединиться к дружной компании.
В бане, как и во всех помещениях базового лагеря, был протянут провод и горели две лампочки – в предбаннике и в парилке. Евгений Иванович был большим специалистом по части банного дела, и при его деятельном участии банька в лагере возводилась небольшая, но очень уютная и аккуратная. Маша разделась, поеживаясь от вечерней прохлады.
Внезапно лампочка, освещавшая предбанник, ярко вспыхнула и погасла. Снаружи уже темнело. Летние дни длинные, но было уже часов девять, а небо затянуто плотными тучами. Тащиться назад, за новой лампочкой, Маше было лень, и она решила обойтись без света, тем более что в парной с освещением было все в порядке.
Подстелив сухое полотенце, Маша осторожно растянулась на гладком деревянном полке. Жар охватил ее тело, и она почувствовала, что просто растворяется в этом нагретом воздухе. Дотерпев до последнего, пока уже не начала хватать воздух ртом, Маша выскочила из парной, не забыв плотно прикрыть за собой дверь, и вниз головой сиганула с мостков в реку. Непередаваемое ощущение – холодная вода после парилки!
Плавать в черной реке ей не хотелось, было не то что страшно, но как-то тревожно, будто кто-нибудь мог неслышно подплыть к ней под темной водой, в которой отражались звезды. Маша, вынырнув, вернулась к мосткам и, ухватившись за их край, несколько раз окунулась с головой, чувствуя, как ее разгоряченное тело постепенно охлаждают холодные струи, мягко обнимая ее. Вылезая, она хихикнула про себя, вспомнив обычную присказку Таньки: «Эх, мужичка бы сейчас!»
После купания Маша не спеша направилась обратно, собираясь сделать еще один заход в парилку, на этот раз с дубовым веником. Войдя в предбанник, она уже собиралась было открыть дверь парной, но что-то удивило ее. Она огляделась по сторонам, стараясь рассмотреть в полутьме, что же ее насторожило. Долго вглядываться ей не пришлось – со скамьи к ней навстречу поднялась темная фигура, и до нее дошло, что насторожил ее запах спирта.
– Это кого сюда занесло? – недовольно спросила Маша. Бояться ей было нечего. Кого можно бояться среди людей, с которыми работаешь бок о бок? А чужой среди ночи здесь не появится, лагерь далеко от деревни. Да и вообще она была не из пугливых.
Таинственный незнакомец молча обхватил ее руками и прижался лицом к ее щеке. Маша поняла, что это Павел – других бородатых в партии не было.
– Пашка, ты что, сдурел?! – воскликнула она, пытаясь оттолкнуть полупьяного коллегу.
Однако сделать это было нелегко. Паша был крепким мужиком, и теперь его объятия были просто железными. Маша попыталась его урезонить:
– Паш, ну что ты в самом деле? Отпусти меня и иди проспись. Ну, выпил лишнего, с кем не бывает.
– Ни хрена не лишнего, – ответил ей Павел довольно трезвым голосом. – Ровно столько, чтобы наконец решиться. Машка, Машенька, я так тебя хочу! Ну ты же тоже хочешь, ну признайся честно. Я сразу понял, что ты нарочно сегодня в баню пошла одна, после всех. Ну скажи, дурочка, чего стесняться!
– Я тебе, Паша, только одно могу сказать – то, что ты полный идиот! – резко ответила ему Маша, поняв, что дело приобретает нешуточный оборот.
– Нет, Машенька, я тебе не верю. Ты просто притворяешься. Ну не ломайся же! Нельзя же по три месяца такой женщине без мужика. Маша, Машенька, тебе понравится, честное слово!
Павел попытался повалить Машу на скамью, она сопротивлялась, и оба они, наверное, напоминали сейчас танцующих медведей. Однако Маше было не до смеха – она почувствовала, что может и не справиться с Пашкой.
– Паша, тебе же самому стыдно будет, – сделала она еще одну попытку его урезонить.
– Мне хорошо будет, и тебе тоже, глупенькая! Я по тебе уже сколько времени с ума схожу. Ну же, не ломайся!
Он вновь резко дернул Машу вниз и в сторону, стараясь свалить с ног. При этом он прижался к Маше всем телом, и она почувствовала, что мужик действительно на взводе. Судя по его решительному настрою, отпускать ее он не собирался. Пашка отнюдь не был противен Маше, но это вовсе не значило, что она хотела его. Вся эта сцена показалась ей возмутительной и нелепой.
Изогнувшись, Маша нашарила на скамье пустой эмалированный таз, который приготовила для мытья. Схватив его покрепче, она внезапно подняла свое оружие повыше и со всей силы двинула им Пашку по голове. Раздался звон, который, казалось, должен был услышать весь лагерь, и сдавленный стон пострадавшего. Видимо, стукнула его Маша от души, потому что неудачливый насильник разжал руки и осел на пол.
Маша открыла дверь в освещенную баню и в свете, лившемся из нее, увидела, что Павел сидит привалившись к стене и прижимая руки к голове. Убедившись в том, что он жив, Маша быстренько ополоснулась, оделась и только после этого присела на корточки возле поверженного врага.
– Паш, ты жив?
– М-м-м, – раздалось в ответ жалобное мычание.
– Сам виноват! Ну посиди, я сейчас тебе что-нибудь холодненькое приложу.
– С-спасибо, приложила уже, – жалобно ответил Павел.
Сбегав к реке, Маша намочила полотенце и принесла его Паше.
– На… Мозги можешь не бояться простудить, их у тебя явно нет. Как ты думаешь, сотрясения нет?
– Ты же говоришь, что мозгов нет – откуда сотрясение? – с трудом проговорил несчастный.
– Тоже верно, – согласилась Маша. – Ну пошли, маньяк-неудачник. Тебе лечь нужно и поспать. Анальгин есть? Нет, конечно! Ну иди к себе, я принесу.
Павел, постанывая, отправился в свою палатку. А через пару минут туда прибежала Маша с таблетками.
– Вот, держи. И кстати, не думай, что я на тебя не обиделась. Просто нет у меня привычки раненых добивать.
– Лучше бы добила, – простонал Паша, держась за голову.
Убедившись в том, что ее жертва скорее всего выживет, Маша вернулась в столовую, где еще сидели все. Положив себе на тарелку несколько кусков рыбы, Маша принялась за нее с таким аппетитом, что Татьяна удивилась:
– Ты что это как с потравы?
– Не знаю. После бани есть захотелось, просто ужас. Татьяна не упустила случая спросить у Маши, куда подевался Павел.
– А я откуда знаю? – недоуменно посмотрела она на Таньку.
– А почему у тебя какой-то вид странный и глаза блестят?
Этот вопрос Маша просто оставила без ответа, и Татьяна отстала. За столом тем временем разворачивалась обычная для выходных дней картежная баталия. Машу тут же позвали к себе игроки в преферанс, и по палаткам все разошлись лишь часа через два.
Едва успела Маша залезть в свою палатку, как прекратилось негромкое тарахтение движка, и лагерь погрузился в темноту. Устроившись поудобнее, она, как обычно, тихонечко включила приемник и, закинув руки за голову, лежала и слушала ностальгическую мелодию «Отель «Калифорния»».
Из головы, конечно, не выходил сегодняшний дурацкий случай в бане. Неужели она сама дала Пашке повод? Нет, не может быть. Они работают вместе не первый год, и она общается с ним так же, как всегда. Это у него самого какая-то дурь взыграла. Интересно, а что было бы, если бы она его этим тазом не шарахнула? Маша представила, что Павел сжимает ее все крепче, вот он повалил ее на скамью, вот… Тьфу, дура ненормальная! Нет, Паша явно не ее герой. Она совершенно не могла представить его в роли своего партнера, пусть даже невольного. А кого могла бы представить? Нет, дважды дура!
Глава 2
Маше приснилась дочка. Веселая, загорелая, она бежала по прибрежной гальке вдоль полосы прибоя, размахивая почему-то огромным подсолнухом. «Откуда на море подсолнухи?» – удивилась Маша во сне. Впрочем, в Геленджике она никогда не была и понятия не имела, что там растет. Впрочем, почему бы и нет – все-таки это не Шри-Ланка какая-нибудь, а Краснодарский край, вряд ли там какая-нибудь экзотическая флора произрастает.
Сама она на море была лишь два раза в жизни, причем один раз давно, а другой – очень давно. Первая поездка была в далеком детстве, с родителями, а вторая – во время каникул после первого курса. Практика у будущих второкурсников длится всего месяц, и не в полевых партиях, а в учебном лагере. Вот они большой компанией и отправились тогда бродяжничать между Судаком и Феодосией.
Славное было то лето! А после этого какие уж там летние отпуска… Лето – это самый разгар работы, полевой сезон. Поэтому отпуск Маша старалась раньше брать в феврале, когда было еще по средствам съездить в Домбай покататься на лыжах. Но и там в последний раз она была года четыре назад.
Мишка ездил, конечно, с ней, но толком кататься на горных лыжах так и не научился. Он вообще был не слишком-то ловким, ее добродушный увалень, Мишка-медведь. Дома постоянно билась посуда, ломались разные хрупкие предметы.
С самого рождения дочери Маша не переставала удивляться, как Михаил ухитряется быть таким осторожным и ловким в обращении с крошечным существом. Сначала она вообще боялась подпускать мужа к ребенку, опасаясь, что тот неосторожно возьмет малышку на руки и сделает ей больно. Однако уже через несколько дней после выписки из роддома ее опасения исчезли. Мишка так ловко пеленал и купал Ксюшу, что Маше было впору у него поучиться.
Впрочем, он был почти таким же нежным и с женой, которую трепетно обожал. Мишка учился на одном факультете с Машей, но на разных отделениях. Он был немного старше ее, потому что поступил в институт, уже успев отслужить в армии и поработать год на буровой установке. Первые два года учебы, как потом он сам признался, он просто не решался даже сделать попытку познакомиться с Машей поближе.
– Ты, Маруська, просто представить себе не можешь, как мне хотелось заговорить с тобой!
– Ну и почему же не заговаривал? – смеялась Маша.
Мишка сделал испуганное лицо и замахал руками:
– Ты что, с ума сошла? Я же боялся тебя как черт ладана! Нет, пересилить себя я, наверное, смог бы, но дело даже не в этом. Просто боялся, что ты меня отошлешь подальше, и что я тогда стал бы делать? А так хоть какая-то надежда была. И, как выяснилось, не зря я надеялся!
Мишка ласково притянул жену к себе – разговор происходил в постели, месяца через три после свадьбы. Маша с удовольствием прильнула к широченной груди мужа, ощущая себя полностью защищенной в его могучих руках. Было так приятно почувствовать себя маленькой и слабой.
Она удивлялась самой себе – всегда была такой независимой, самостоятельной, прекрасно могла о себе позаботиться. Более того, Маша никогда не терпела никаких посягательств на свою свободу с самого раннего детства и совершенно не выносила чрезмерной опеки. Мать и отчим много натерпелись от ее независимого характера.
В пять лет Маша решила, что не хочет больше ходить в детский сад. Она заявила матери, что уже достаточно большая и может побыть дома одна до возвращения с работы родителей. Это заявление, конечно, не было воспринято всерьез, однако уже через неделю Машу из садика пришлось забирать. Она не только учиняла драки со всеми подряд, не только не давала никому спать во время тихого часа, но и совершенно ничего не ела.
Конечно, родители не могли допустить, чтобы ребенок портил желудок, и Маша стала оставаться дома. Маме удалось договориться с пожилой соседкой, чтобы та несколько раз в день заходила проведать упрямицу и кормила ее обедом. В общем, Маша настояла на своем, как она и делала потом всегда. Правда, в силу уравновешенного характера и вполне здравого ума она никогда не проявляла самодурства, и упрямство ее всегда имело под собой серьезные основания.
В школьных, а потом в студенческих компаниях Маша тоже не терпела посягательств на свою самостоятельность. Она никогда не стремилась к роли лидера или души общества, однако и повлиять на нее было очень трудно. Общительная, компанейская – но отнюдь не открытая, такой она была всегда.
Теперь же она с недоумением понимала, что хочет заботы о собственной персоне, хочет, чтобы этот большой, сильный мужчина, который с легкостью носил ее на руках, опекал ее, беспокоился о каждом ее чихе.
Обхватив Мишку за шею обеими руками, как ребенок, она тихонько прошептала ему в самое ухо:
– Миш, какой ты большой, надежный! Ты всегда будешь со мной, правда?
Мишка дернул головой, захихикал и ответил:
– Щекотно же! Конечно, я всегда буду с тобой, глупенькая моя. Во всяком случае, пока ты сама этого хочешь…
Все подружки завидовали Маше. Такой серьезный, такой представительный парень и так любит ее. О таком муже приходится только мечтать. Маша и сама любила своего Мишку спокойной, нежной любовью. Он был ей и мужем, и другом, и старшим братом.
Она знала, как это бывает, когда перехватывает дыхание при одном только виде любимого человека. Когда, стоит лишь подумать о нем, к сердцу приливает жаркая волна. Когда хочется вынуть собственную душу и протянуть ее любимому – на, владей! Такой любви к Мишке она не испытывала никогда и, честно говоря, была только рада этому. Хватит с нее неземной страсти, хватит жизни на облаках, с них бывает очень больно падать. А рано или поздно, как считала теперь Маша, падаешь всегда, потому что облако – штука крайне непрочная.
Никаких больше воздушных замков, никакого эфемерного существования, когда рядом с любимым забываешь про еду, родителей, сессию, друзей. Нормальная жизнь с хорошим, надежным мужем, и не в воздушном замке, а в обычной двухкомнатной квартире, с еженедельными визитами к родителям, с возней у чистенькой кухонной плиты, с тихими зимними прогулками вдвоем с мужем под медленно падающими снежинками. И наконец, с ребенком (а может быть, и двумя).
Вот чего к началу пятого курса хотела Маша – весь предыдущий год у нее ушел на то, чтобы это понять. Она твердо решила, что лучше вообще останется одна, чем позволит какой-нибудь проклятой неземной любви вновь захватить себя. Да, пожалуй, она от этого уже застрахована, потому что такое в жизни не должно повторяться, такого накала выдержать несколько раз нельзя. Поэтому она и вышла замуж за Мишку, который был просто воплощением доброты и надежности.
На четвертом курсе, зимой, Миша Салмин наконец-то решился познакомиться с Машей поближе, а не просто кивать ей при встречах в институтских коридорах. Собственно говоря, не он решился, а все решил за него случай, как это нередко бывает. Выбегая после занятий из института, Маша поскользнулась на ступеньках и подвернула ногу, да так, что в глазах у нее потемнело. Несколько минут она сидела неподвижно, крепко прикусив губу, чтобы не заорать на весь двор, не видя и не слыша ничего. Постепенно сквозь пелену жуткой боли до нее начали доноситься встревоженные голоса студентов, окруживших ее и наперебой высказывавших свое мнение о том, что нужно делать:
– «Скорую» надо вызвать!
– Да погоди ты, может, пройдет сейчас.
– В травмпункт бы ее как-то…
– Как? Она же идти не сможет! Маш, ты встать можешь?
Постепенно восстановив способность воспринимать окружающих и немного соображать, Маша несколько раз глубоко вдохнула и постаралась, опираясь на руки, немного приподняться. Ногу немедленно пронзила такая же боль, и она вновь рухнула на припорошенную снегом ступеньку.
– Нет, не дойдет!
– А как быть? Она же простынет, если будет долго тут сидеть!
Маша нашла в себе силы слабо пробормотать:
– Ребята, я только посижу немножко, а потом попробую встать…
Тут она заметила в окружившей ее толпе геофизика Мишку Салмина, возвышавшегося над остальными. Он не принимал участия во всеобщем кудахтанье и, видимо, только что подошел, потому что стоял позади всех. Поняв, что происходит, Мишка молча раздвинул плечом ребят и осторожно поднял Машу на руки. Все так же молча он аккуратно спустился со злополучного крыльца и широкими шагами потопал на улицу в направлении ближайшей поликлиники, которая была в двух кварталах отсюда. Сзади, спотыкаясь, рысцой бежала Машина однокурсница, таща забытую на ступенях сумку подруги.
В поликлинике Мишка усадил Машу на стул перед кабинетом хирурга, предварительно согнав с него молодого парня, держащего перед собой загипсованный палец.
– Посиди, я сейчас, – буркнул он Маше и удалился в сторону регистратуры. Вскоре он приволок за собой пожилую женщину в белом халате, которая на ходу возмущенно говорила, что карточку заполняют в регистратуре, а не возле врачебного кабинета. Тем не менее, увидев беспомощную Машу, она смилостивилась.
В кабинет врача Мишка снова втащил Машу на руках. Так же она была доставлена и на рентген, и обратно. Когда выяснилось, что никакого перелома у нее нет, а есть просто сильный вывих, который тут же и был вправлен, молоденькая медсестра, оформляя Маше больничный, дружески улыбнулась ей:
– Какой муж у вас, просто обзавидоваться можно!
Маша, несмотря на боль, все же улыбнулась, а Мишка залился до ушей багровой краской и начал преувеличенно громко кашлять.
В коридоре мыкалась сокурсница, про которую оба успели благополучно забыть. Она помогла Маше надеть куртку, и Мишка вновь подхватил ее на руки. На улице он внезапно остановился:
– Маша, а ты вообще-то где живешь?
Маша, которой сделали обезболивающий укол, уже была в силах разговаривать. Она с усмешкой произнесла:
– Наконец-то спохватился! А то я уже думала, что ты так молча и понесешь меня в берлогу.
– Куда? – не понял ее Миша.
– В берлогу. Где же еще Мишке-медведю жить?
– А ты согласишься – в берлогу? – тихо спросил он, крепче прижав к себе драгоценную ношу.
– Я подумаю, – немного растерянно ответила Маша, не ожидая такой прыти от застенчивого Салмина, который, как ей казалось, никогда особенно ею не интересовался. – А пока мне домой надо. Миш, а тебе не тяжело? – спохватилась она.
– Вот еще!..
– Ну тогда надо на седьмом троллейбусе ехать, остановка тут в двух шагах. Миш, я, может, сама идти смогу, ты меня только поддерживай.
– Обойдешься, – ворчливо сказал он. – Я уже видел, как ты сама ходишь. Поехали!
Он поудобнее перехватил свою ношу и зашагал к троллейбусной остановке. Подружка вновь затрусила следом, но Миша, обернувшись к ней, ласково сказал:
– У тебя, наверное, своих дел полно? Ну, там курсовая какая-нибудь, лабораторная… Ты, Лена, иди себе, мы и сами доберемся.
– Действительно, Лен, – неожиданно для себя поддержала его Маша, – ну что ты со мной время теряешь? Мишка меня до дома доставит. Спасибо тебе.
Девушка немного обиженно передернула плечами (Мишка ей нравился давно), сунула Маше ее сумку и, сухо попрощавшись, независимой походкой удалилась.
– Обиделась… – задумчиво произнесла Маша. – На что?
– Не бери в голову, – равнодушно ответил Михаил. – Она раньше меня все время куда-то пригласить пыталась, потом перестала.
– А ты почему не соглашался?
– Она мне не нравится.
– А кто тебе нравится?
Мишка внимательно всмотрелся в подъехавший троллейбус.
– Наш! О-па! Посторонись!
Он внес Машу внутрь и спросил:
– Ехать далеко?
– Нет, две остановки. Я часто пешком в институт хожу.
– Ну тогда нет смысла тебя усаживать. Ну-ка, я вот сейчас на поручень локоть поставлю, и прекрасно доедем.
Пассажиры с любопытством глазели на странную парочку. Маша молчала, но, как только они вышли на улицу, тут же заинтересованно спросила у Мишки:
– А тебе вообще кто-нибудь нравится?
– Ты, – твердо ответил он и вновь густо покраснел.
Маша не нашлась, что ему сказать в ответ. Реагировать серьезно было бы странно, а на шутку этот странный парень мог и обидеться, а ссориться с ним она вовсе не хотела.
Была суббота, и Машины родители были дома. Конечно, при виде огромного амбала, держащего на руках их беспомощную дочь, мама с папой сначала впали в панику, а потом начали развивать бешеную деятельность. Машку попытались было водворить в ее комнату и немедленно уложить в постель, но она воспротивилась:
– Вы что, меня голодом уморить хотите? Я есть хочу, давайте обедать!
Мишка авторитетно подтвердил:
– Правильно! Пока обезболивающее действует, пусть поест как следует, а то потом у нее нога снова так разболится, что о еде и думать противно будет.
Конечно, Машиного спасителя оставили обедать. Он, правда, сначала смущенно отказывался, но потом Маша просто строго прикрикнула на него:
– Михаил, хватит ломаться! После таких физических нагрузок тебе нужно энергию пополнить.
– Правильно, дочка, – подхватил отчим, – ты у нас, конечно, красавица, но не пушинка, так что Миша, наверное, действительно устал тебя таскать.
Как выяснилось, этот странный Мишка Салмин обладал удивительной способностью внезапно брякать во всеуслышание совершенно неожиданные вещи, от которых он и сам конфузился чуть ли не до слез. Вот и сейчас он ляпнул:
– Да так всю жизнь на руках и носил бы!
Обалдели все – и Маша, и родители, и сам Мишка. К счастью, Ольгу Васильевну, ее маму, надолго обескуражить было трудно. Она сделала вид, что ничего не случилось, и спокойно осведомилась:
– Миша, вы что будете – борщ или уху?
– Буду, – решительно подтвердил Мишка, не понимая, о чем его спрашивают.
Маша рассмеялась:
– Мама, ты вот нас с отцом не спрашиваешь, а ему на выбор предлагаешь!
– Так он же гость. И кстати, спаситель моей горячо любимой дочери – как же мне о нем не заботиться?
После Мишкиного ухода родители наперебой стали им восторгаться.
– Господи, какой парень милый, – умилялась мама. – Вот сразу видно – надежный, хороший человек. Не то что…
– Мама! – резко прервала ее Маша. – Мы же, кажется, с тобой договорились.
– Молчу, молчу, – махнула рукой Ольга Васильевна. – Но парень все-таки прекрасный.
– Разве я спорю? – усмехнулась Маша. – Он мне и самой нравится. Такой большой, смешной.
На следующий день она с самого утра начала ждать Мишкиного звонка, сама себе удивляясь. Позвонил он только к вечеру.
– Ты куда пропал? – накинулась она на него. – Не мог пораньше позвонить?
Судя по обрадованному Мишкиному голосу, он никак не думал, что его звонка могут ждать с нетерпением.
– Я с утра думал, что ты еще спишь, а потом не знал, стоит ли вообще звонить, а потом не выдержал и позвонил.
Вот так и начался их нехитрый роман. Маше было приятно каждый день видеть своего Мишку-медведя, она скучала без него, но не думала о нем ежесекундно, и радость, граничащая с болью, не загоралась в ней, когда Мишка целовал ее.
Свадьбу сыграли на пятом курсе, сразу после Нового года. Маша ни на минуту не колебалась, выходить ли ей замуж за Салмина. И вовсе не потому, что боялась остаться старой девой или просто стремилась выскочить замуж за первого же более-менее подходящего жениха. Кандидатов на место ее мужа было бы вполне достаточно – красивая, неглупая, спокойная, обаятельная Маша всегда пользовалась мужским вниманием. Однако ее нежная, ровная привязанность к Мишке делала вопрос о браке решенным.
И в середине января Маша поменяла фамилию Красникова на Салмина, не удивив этим никого из однокурсников. С того самого времени, как она прошлой зимой подвернула ногу, Мишка не отходил от нее ни на шаг. Они действительно были эффектной парой – статная Маша с нежным лицом и густыми светлыми волосами и высоченный широкоплечий Михаил, рядом с которым его довольно высокая невеста казалась маленькой и хрупкой.
Ради свадьбы Мишку удалось даже обрядить в строгий костюм, которых он отродясь не носил, и выяснилось, что в темно-серой «двойке» с галстуком-бабочкой и белоснежной рубашке Мишка-медведь очень красив и солиден. Правда, сам он предпочитал джинсы и свободные свитера. Впрочем, Маша и сама была сторонницей этого вольного стиля в одежде и редко останавливала свой выбор на юбках или костюмах.
В общем, обычная студенческая семья – со своими заботами, с экзаменами, с проблемами предстоящего поиска работы, с веселыми посиделками вместе с однокурсниками Маши или Мишки. Правда, Салминым здорово повезло с самого начала их совместной жизни. У них не было той проблемы, которая отравляет жизнь многим и разбивает семьи, – у них была собственная квартира, подаренная Маше на свадьбу ее отчимом.
